Еще одна ночь опустилась над Городом Мертвых, и звезды на небе засверкали, как аметисты. Но теперь «деревенька» Карнахэн слились с американским «городом», и обе соперничающих команды уютно разместились вокруг большого ревущего костра. Шаткое перемирие сопровождалось напряженным молчанием, а револьверы и винтовки лежали на всякий случаи неподалеку. Вдруг гостеприимные медджаи еще рай надумают «заглянуть на огонек»?
Наслаждаясь чудесным прохладным вечером, Эвелин направилась к костру. Сложив ладони ковшиком, она несла в них холщовый мешочек. Глаза девушки сияли, как у ребенка, собравшегося поиграть в стеклянные шарики. Выбравшись из своей крошечной палатки, она прошла мимо огромною шатра, служившего доктору Чемберлену штаб-квартирой.
Египтолог, в своем тропическом шлеме, который он не снял даже сейчас, когда солнце сменилось луной, стоял у стола. На нем были разложены артефакты, собранные его экспедицией. Перед доктором, поблескивая драгоценными камнями, красовался одни из погребальных сосудов. Осколки другого лежали рядом. С полдюжины феллахов сидели на песке у шатра, словно ученики, ожидавшие услышать святое откровение от своего наставника.
– Здравствуйте, доктор, – поприветствовала его Эвелин, замедлив шаг, но Чемберлен не ответил ей.
Это вовсе не было грубостью со стороны профессора: он был целиком поглощен исследованием ценнейшего артефакта – книги. Массивный, отделанный обсидианом манускрипт с медными петлями и застежками был снабжен еще и хитроумным запором. Из-за него доктору никак не удавалось раскрыть книгу.
Лукаво улыбнувшись себе под нос, Эвелин зашагала к костру. Она устроилась между своим братом Джонатаном и О'Коннеллом, рядом с которым сидел его товарищ по Иностранному Легиону Бени. Оба бывших солдата жарили на палочках какие-то постные и костлявые куски мяса. Запах от жаркого исходил довольно странный, если не сказать своеобразный.
Джонатан потянул ноздрями воздух:
– Позволю себе поинтересоваться, что за отвратительную снедь вы готовите?
– Крысу, – недружелюбно буркнул Бени. – Лучшее мясо, которое может предложить эта проклятая пустыня.
– Могу поделиться, – тоном радушного хлебосола предложил Рик. – На вкус оно не хуже, чем на запах.
– Нет уж, спасибо, – Джонатана всего передернуло, – А я уж было подумал, учуяв запах, что это наш друг Хасан восстал из мертвых.
По другую сторону пылающего костра разместились американские авантюристы: Хендерсон, Бернс и Дэниэлс. Они о чем-то тихо разговаривали между собой, улыбались и вообще пребывали в превосходном расположении духа. Как и Чемберлен, каждый из них оказался обладателем богато украшенного драгоценными камнями сосуда. Американцы крутили их в руках, разглядывали и даже поглаживали, словно любимую кошку.
Хендерсон поднял свой сосуд и, хвастливо поворачивая его в ладони, продемонстрировал находку Эвелин и ее друзьям.
– Мисс Карнахэн, вы, говорят, большой специалист. Как выдумаете, сколько можно будет отхватить за такую красоту, если толкнуть ее коллекционерам?
– Мои знания касаются лишь научной стороны вопроса, – холодно и с достоинством ответила Эвелин. – Боюсь, коммерция – это больше по вашей части, мистер Хендерсон.
– Бени говорил, что вы, ребятки, нашли сегодня мумию, – подключился к разговору Бернс, блестя стеклами очков, в которых играло пламя. – Примите мои поздравления.
О'Коннелл бросил в сторону венгра раздраженный взгляд. Но тот и ухом не повел, видно, не считая выдачу конфиденциальной информации предательством, и полностью сосредоточился на своей крысе.
– Я слышал, что это замечательная свеженькая мумия, – продолжал Бернс.
– А почему бы вам ее немного не подвялить? – стоик Дэниэлс неожиданно проявил столь несвойственное ему чувство юмора. А то у нас туговато с топливом для костра.
И охотники за сокровищами рассмеялись, похлопывая друг друга по спинам, опьяненные выпавшей на их долю удачей.
Эвелин проигнорировала грубоватые насмешки конкурентов и повернулась к О'Коннеллу:
– После того как вы с Джонатаном поднялись наверх, я обнаружила еще кое-что.
– Надеюсь, тебе не пришло в голову в одиночку бродить по лабиринту? – нахмурился Рик.
– Нет, конечно! Я обнаружила это в гробу нашего «друга».
С этими словами она развязала принесенный мешочек и вытряхнула его содержимое на песок так, чтобы О'Коннелл и Джонатан смогли оценить ее находку: несколько панцирей каких-то жуков.
Джонатан, ненавидевший любых насекомых, отшатнулся:
– Слава Богу, что эти омерзительные жуткие твари давным-давно подохли. Не хотелось бы мне повстречать такого жука живьем.
– Я бы сказала, что они даже легендарны из-за своей «жути». Это скарабеи – пожиратели плоти. Они могут прожить много лет, довольствуясь плотью трупа... Кстати, мистер О'Коннелл... У вас не найдется лишнего крысо-кебаба для меня? Я просто умираю с голоду.
– Могу вам его быстро приготовить, – отозвался Рик, удивленно приподнимая брови.
Джонатан продолжал с отвращением смотреть на панцири жуков:
– Не хочешь ли ты сказать, сестренка, что эти отвратительные твари пожирали плоть нашего трупа?
– Да... и нет. Боюсь, что в случае нашего трупа дела обстояли несколько иначе. Я полагаю, когда они начали поедать его, он еще не был трупом.
Джонатан и О'Коннелл обменялись изумленными взглядами, но веря своим ушам.
Благодаря любезности Ричарда Эвелин уже приобрела персональный шашлык из крысы, который принялась методично прожаривать на огне. Увлеченная этим занятием, Эвелин продолжала просвещать членов своей маленькой экспедиции:
– Таким образом, наша теория о том, что при жизни этот человек был большим грешником, имеет право на существование. Видимо, мы были недалеки от истины.
– Значит, ты полагаешь, что он не только был похоронен заживо, – начал размышлять вслух О'Коннелл. – Тот, кто поступил с ним таким образом, еще додумался бросить в его гроб и горсточку пожирающих плоть жуков? Ну, чтобы они загрызли его до смерти?
Эвелин нахмурилась:
– Я бы сказала, что этих жуков там была не «горсточка», а гораздо больше.
– Но что такого мог натворить этот человек, чтобы удостоиться подобных «почестей»? – поинтересовался Джонатан.
О'Коннелл лишь усмехнулся:
– Может быть, он начал заигрывать с дочкой фараона.
– Это самое малое, что могло случиться, – подтвердила Эвелин, медленно поворачивая крысу на огне. – Но, судя потому, что я уже увидела, могу высказать одно смелое предположение. Видимо, нашей мумии пришлось пережить самое страшное из всех древнеегипетских проклятий: хом-дай.
И она пояснила, что такая процедура предназначалась лишь для самых порочных людей и злостных святотатцев.
– Но у меня все же остаются некоторые сомнения насчет моей теории, – добавила Эвелин. – Дело в том, что во всех книгах имеются указания на то, что в жизни этот обряд проклятия – хом-дай – никогда так и не был приведен в исполнение.
Джонатан горько усмехнулся:
– Что ж, значит, наша мумия оказалась первой.
– Ты хочешь сказать, что ученые считают, будто такое наказание в действительности ни к кому не применялось? Тогда зачем вообще понадобилось его придумывать?
Эвелин пожала плечами:
– Наверное, оно действовало как угроза, как средство устрашения и сдерживающий фактор. Люди знали, что если кто-то поведет себя уж слишком плохо, ему ой как не поздоровится! Однако в Древнем Египте никто так и не был наказан при помощи хом-дай. Во всяком случае так считает наука. Египтяне очень боялись применить это наказание.
– Но почему? – не переставал удивляться Джонатан. – Я считал, что бояться должен тот, кого наказывают, а вовсе не палач.
– Существуют указания на то, что если тот, кто подвергся пыткам хом-дай, когда-нибудь восстанет из мертвых, – начала Эвелин самым беспечным тоном, словно рассказывала о чем-то обыденном, – то со своим возвращением он принесет на Землю и десять казней египетских.
– Сколько-сколько казней ты сказала? – шутливо переспросил О'Коннелл, хотя взгляд его оставался серьезным и даже настороженным.
Бени, который, казалось, увлеченно обсасывал крысиные косточки и вовсе не прислушивался к разговору, вдруг вставил:
– Это как получилось у Моисея и фараона, да?
– Да, совершенно верно, кивнула Эвелин.
– Интересно, осталось ли у меня в голове хоть что-нибудь из того, чему меня учили в воскресной школе, – оживился Джонатан и начал припоминать, какими же казнями грозили фараону: – Значит, так: лягушки, мухи, саранча... Боже мой, кажется, это все.
– Град, – подсказал Бернс, сидевший по другую сторону костра. – И огонь.
– Солнце должно почернеть, припомнил Хендерсон.
– А вода – превратиться в кровь, – подхватил Дэннэлс.
– Выяснилось, что все это время американцы внимательно прислушивались к разговору конкурентов.
– А вот еще один кошмар, кстати, мой любимый. Это когда все тело покрывают болячки, ожоги и так далее. Представляете подобный ужас? Но все равно остается еще две напасти. Кто-нибудь мне поможет?
Все молчали. Кто-то нервно хохотнул, но Эвелин чувствовала, что в воздухе постепенно накапливается некое напряжение. Вот вам и храбрые охотники за сокровищами! Все же мужчины – это самые настоящие дети.
Она отвела палочку с крысой в сторону, подула на мясо и, попробовав его, радостно заявила:
– Совсем не так плохо, как я думала.
Эвелин вдоволь надышалась свежим вечерним воздухом и была готова отправиться спать (Теперь ее угнетала только бедуинская одежда, которая успела уже порядком измяться и запачкаться). Девушка приближалась к своей палатке, но, проходя мимо шатра профессора, заметила кое-что весьма интересное.
Доктор Чемберлен лежал на подстилке и крепко спал. Одной рукой он нежно прижимал к груди украшенный драгоценными камнями сосуд, а другая расслабленно покоилась на древней черной книге.
Эвелин воровато огляделась вокруг. Наемные землекопы египтолога лежали вповалку на земле, укрывшись с головой одеялами. Казалось, все они крепко спят, а доктор Чемберлен оглушительно храпел.
Через несколько коротких мгновений Эвелин уже сидела возле костра. В руках она держала заветную книгу.
– А вот это уже называется воровством, – раздался сзади чей-то голос, и рядом с девушкой на песок опустился О'Коннелл.
– Мне кажется, раньше ты в таких случаях пользовался определением «позаимствовать», – ответила она, намекая на способ, которым Рик раздобыл ей набор археологических инструментов. – Будь любезен, достань из рюкзака Джонатана шкатулку с секретом. Пожалуйста.
О'Коннелл повиновался.
Эвелин вставила раскрытую шкатулку в пазы механизма. Он оказался в точности таким же, как на саркофаге и на внутреннем деревянном гробу, которые им успешно удалось открыть.
– Ты искала именно эту книгу? – поинтересовался Рик. – Но, по-моему, она вовсе не из золота.
– Это не Книга Амон-Ра. Это что-то другое, но, по-видимому, не менее ценное.
– А что же это такое? Черная книга для черных списков царя Тутанхамона?
– Я думаю, что это Книга Мертвых.
– Мертвых? – поморщился О'Коннелл, – Что-то мне перестает нравиться наша затея.
– Не будь слюнтяем! – возмутилась Эвелин. – Ну какой вред может причинить книга?
С этими словами она решительно повернула ключ.
Шуршащий звук приведенного в действие механизма, казалось, эхом разнесся в ночи. Девушка испуганно огляделась, проверяя, не проснулся ли кто-нибудь, в частности, доктор Чемберлен. Однако ничего, кроме похрапывания спящих тут и там мужчин, слышно не было.
Неожиданно воздух пришел в движение. Но это был не порывистый ветер, как прежде, под землей. На этот раз казалось, что дышит нечто неописуемо огромное, будто в небе перевел дух скучающий великан. Пламя костра заметалось под этим холодным потоком воздуха.
О'Коннелл и Эвелин нервно переглянулись, но затем девушка рассмеялась. Рик присоединился к ней, но смех его звучал неубедительно. Он придвинулся к девушке поближе и обнял ее, словно защищая от возможной опасности. Эвелин показалось, что и Ричард чувствует себя несколько не в своей тарелке.
Девушка склонилась над книгой, медленно водя пальцем по иероглифам и что-то невнятно бормоча.
– Ну и что же это такое, в конце концов? – не выдержал О'Коннелл. – Телефонный справочник Хамунаптры?
– «Амон кум ра. Амон кум дей».
– Теперь мне все ясно. Хорошо, что поинтересовался, – съехидничал Рик.
– Здесь говорится о ночи и дне.
Не обращая внимания на О'Коннелла. она продолжала читать, теперь уже вслух, словно желала слышать, как звучат древние заклинания.
(Она, конечно, не могла знать о том, что сейчас происходило во тьме лабиринта. Мумия, оставленная ими в деревянном открытом гробу рядом с саркофагом, начала оживать. Гниющая плоть и кости зашевелились, распахнулись веки. Имхотеп пробудился, словно от удара, и уставился в темноту пустыми глазницами.)
...Итак, Эвелин Карнахэн, честная поборница научных изыскании, влюбленная в верования и обряды Древнего Египта, преданная памяти своего знаменитого покойного отца, продолжала читать те самые заклинания, которые постепенно возвращали мумию к жизни.
– Нет! – вдруг раздался чей-то истошный крик позади Эвелин.
Проснулся еще кто-то, а именно доктор Чемберлен.
– Нельзя этого делать! – вопил профессор. – Немедленно остановитесь!
Когда египтолог добежал до девушки на своих коротеньких ножках, она уже успела закрыть книгу, как школьница, застигнутая ночью за чтением запрещенного романа. Сейчас она обратила внимание на то, что профессор наконец-то снял свой знаменитый тропический шлем. Его жиденькие белесые волосы стояли дыбом. Наверное, оттого, что он ворочался во сне... Или от осознания ужаса, который учинила Эвелин...
Остановившись почти у самого костра, Чемберлен внезапно замер на месте и повернулся лицом к пустыне, будто услышал оттуда некий звук.
А это было действительно так. Вскоре до слуха Эвелин и О'Коннелла также донесся далекий жужжащий звук, словно откуда-то из-за горизонта к ним приближается самолет, только это жужжание казалось более пронзительным и с какими-то подвываниями.
Рик и Эвелин одновременно вскочили на ноги. В тот же миг, вздрогнув, в своей палатке проснулся Джонатан. Жужжание и вой теперь напоминали сигнал испорченной автомобильной сирены. В той стороне, где стояли палатки американцев, возник Бени. Он шел пошатываясь и держась руками за живот.
– Наверное, крыса оказалась больная, – спросонок пробормотал он, но глаза его тут же округлились от ужаса, как только он услышал все нарастающий гул, идущий из пустыни.
Хендерсон, Бернс и Дэниэлс тоже выскочили из палаток с револьверами в руках, когда до них донесся снаружи непонятный шум.
Все сгрудились в мерцающем свете костра, напряженно вглядываясь в сторону источника звука. Смущенные собственной беспомощностью, американцы громко рассуждали о том, что за чертовщина тут, могла происходить.
Вскоре «чертовщина» заявила о себе вполне материально. Жуткое, невероятно огромное облако саранчи опустилось на лагерь, покрывая все вокруг шевелящимся ковром.
Эвелин судорожно размахивала руками в воздухе, стараясь пробиться через вихрь крылатых насекомых. Она почувствовала, как О'Коннелл ухватил ее за талию и увлек за собой. Пробившись сквозь ливень саранчи, к ним присоединился Джонатан, и все трое помчались к трещине возле статуи Анубиса. Отчаянно пытаясь избавиться от ползающих по ним крылатых тварей, они старались как можно скорей достичь храма.
В это время Бени со своими американскими работодателями мчался к другому входу в лабиринт. А доктор Чемберлен, покрытый шуршащим саваном из саранчи, прижимая к себе вновь обретенную Кингу Мертвых, стоял и вопрошал небеса:
– Что же мы натворили?!
Отплевываясь от саранчи, успевшей заползти ему в рот, он присоединился к своим товарищам.
Эвелин, О'Коннелл и Джонатан уже знакомым путем добрались до зала бальзамирования, где и остановились, выбирая из волос и одежды запутавшихся там насекомых. Рик, более всех сумевший сохранить присутствие духа, не расставался со своим рюкзаком с оружием. О'Коннелл достал спички и зажег факел.
– Никогда в жизни не видел столько кузнечиков сразу! – признался он.
– Это не кузнечики, – поправила его Эвелин, стараясь быстрей прийти в себя. – Это саранча.
– Значит, это и есть одна из так называемых десяти казней? – истерично выкрикнул Джонатан, обращаясь к сестре. – Саранча!
– Это вовсе не казнь, Джонатан, – стараясь сохранять спокойствие, сказала Эвелин, – а природное явление. Связано оно с тем, что один раз в несколько лет у саранчи происходит гигантский прирост популяции, и когда все насекомые сразу взлетают и начинают мигрировать... получается как раз то, что мы только что наблюдали. – Девушка стряхнула с уха крупную саранчу.
Она отступила на шаг, и тут же почувствовала, как ее сандалия угодила но что-то скользкое.
– Тьфу ты! – в сердцах сплюнула девушка. – Я, кажется, во что-то вляпалась.
– Не во что-то, а в кого-то, – поправил Джонатан, нахмурившись, после того как опустил свой факел и исследовал ногу своей сестры.
Весь каменный пол зала был усеян отвратительными, скользкими лягушками!
Эвелин еле сдержалась, чтобы не закричать от ужаса. В это время к ней как раз обратился О'Коннелл:
– Насчет саранчи все попятно. Но разве египетские лягушки тоже неожиданно решили усиленно размножаться? И как им удалось прилететь сюда?
Прежде чем Эвелин успели ответить ему (правда, еще неизвестно, какие слова она нашла бы для этого ответа), земля под ногами отважных членов экспедиции начала трястись. Полы коридоров лабиринта были засыпаны песком, и теперь этот песок зашевелился, как будто внезапно ожил.
Люди стали свидетелями невозможного зрелища, представшего перед ними в свете факелов. Песок, казалось, тек по полу, постепенно образовывая перед ними высокий конус. Можно было подумать, что под покровом песка оживает какое-то существо. Откуда-то, видимо, из щелей между каменными плитами, появились они. Вершина песчаного конуса раскрылась, и это хлынуло оттуда потоком, словно лава из вулкана, покрывая все вокруг. Шевеление песка было вызвано не движениями какого-то неведомого существа, а огромной массой хищных скарабеев.
Сотни омерзительных навозных жуков растекались по полу и наступали в направлении людей.
Эвелин пронзительно завизжала, к ней тут же присоединился Джонатан. Даже О'Коннелл, вместо того чтобы скомандовать отход, как он и собирался это сделать, громко завопил.
Освещая дорогу факелом, Рик увлек своих друзей в один из боковых коридоров. Армия жуков следовала за и ими по пятам.
В другом туннеле лабиринта американцы тоже нашли спасение от полчищ саранчи. Впереди всех бежал Бернс. В одном из коридоров он за что-то зацепился. Очки в проволочной оправе соскочили с его носа и упали как раз под ноги бегущим, и кто-то из них тут же с хрустом раздавил их.
Без них и без факела Бернс здорово отстал от своих приятелей. Только прищурившись изо всех сил, он мог различить впереди какие-то неясные движущиеся фигуры. Скоро темнота туннеля поглотила их.
– Подождите! – кричал им вслед Бернс, – Подождите меня!
Но те либо не слышали его, либо им было просто наплевать.
Бернс изо всех сил старался сориентироваться в темноте. Он потихоньку затрусил вперед, одной рукой придерживаясь за стену, а другую выставив перед собой, чтобы не наткнуться на какое-либо препятствие. Где-то вдали его глаза различили слабый свет, но это было не пламя факела, а призрачное сияние луны, проникающее в подземелье сквозь трещину в потолке. Двинувшись в направлении света, Бернс вдруг различил смутные очертания чего-то или кого-то, появившегося футах в десяти перед ним.
– Дэниэлс? – обеспокоенно спросил Бернс. – Хендерсон? Это вы?
Неверной, пошатывающейся походкой американец приблизился к стоящей в полутьме фигуре, запнулся и, падая вперед, выставил руки, чтобы обрести опору.
Но его ладони провалились во что-то мягкое и податливое, словно в грязь. Тут же ему в ноздри ударило жуткое зловоние, и он рывком освободил увязшие руки. Раздался неприятный чавкающий звук. Даже наполовину ослепший, Бернс разглядел липкую жижу, покрывавшую его ладони. Постепенно в его мозгу сформировалось осознание того что перед ним стоит ожившая мумия. А вязкая субстанция являлась не чем иным, как гниющей плотью с копошащимися в ней личинками мух. Бернс истошно завопил, но в тот же миг костлявая рука с обрывками разложившегося мяса заткнула ему рот, заглушая отчаянный крик.
Преследуемый шуршащими насекомыми, О'Коннелл вывел Эвелин и Джонатана в ту часть запутанного лабиринта, где они еще ни разу небыли. Они добежали до зала, из которого куда-то вверх вела вырубленная из камня узкая лестница. Все трое бросились к ней.
Массу суетливых скарабеев это вполне устроило, и они продолжили свое движение, перетекая со ступеньки на ступеньку.
На полпути вверх слева от лестницы находилась ниша с пьедесталом, на котором когда-то, видимо, стояла урна или статуя. Одним прыжком О'Коннелл перемахнул через разделяющее пьедестал и лестницу пространство. Джонатан последовал его примеру. Справа от лестницы имелось точно такое же сооружение, куда прыгнула Эвелин. Девушка замерла на пьедестале, как статуя богини, только богини очень здорово напуганной.
Через миг после того как все трое устроились на своих «насестах», орда жуков преодолела ступени лестницы и черной шевелящейся рекой втянулась в лабиринт.
О'Коннелл и Джонатан провожали их глазами, пока последнее насекомое не скрылось из виду.
Еще дрожа от пережитого волнения, Джонатан облегченно вдохнул:
– Исчезли...
– Черт! – воскликнул Рик, смотря куда-то мимо англичанина. И Эвелин тоже!
Пьедестал, на котором еще недавно стояла девушка, был пуст.