Глава 21. Ангел

Пока пожар разгорался, я направился обратно в сад. Перед уходом с кухни я прихватил с собой бутылку алкоголя. Найдя уютное место, я уселся прямо на землю, на прелую палую листву, сделал несколько глотков алкоголя, затем плеснул себе на шею и растёр, и стал следить за особняком.

Несколько минут ожиданий, и раздались первые крики. Из особняка потянул дым, стали заметны первые языки пламени, выглядывающие из задней части дома. Выбросив бутылку, я направился к особняку. Шёл я неспешно, давая возможность публике ещё сильнее взволноваться, а пожару разгореться.

Когда я, наконец, добрёл до главного входа, снаружи уже суетилась и шумела толпа. Бегали слуги, встревоженно галдели гости. Среди присутствующих нетрудно было заметить тучного Фибаха, кричащего громче всех. Я подошёл к нему.

— В чём дело, господэн Фибах? — спросил я, изображая пьяного.

От меня, наверное, жутко разило алкоголем в тот момент — чего я, собственно, и добивался.

— А, Андаль! Где вы были?

— Прогуливался по саду, — сказал я. — Честно говоря, господэн Фибах, я, кажется, слегка перепил. Зачем-то пошёл в сад — и там заблудился. Только сейчас нашёл оттуда выход, идя на шум. Что здесь творится? Почему все кричат?

— Пожар, Андаль! Пожар!

— Пожар?!

— Да, дом загорелся!

— Горит кухня, — подал голос стоявший рядом слуга. — И помещения возле чёрного хода, и кладовая!

— Тушите! Тушите, чёрт бы вас побрал! — кричал на слуг Фибах.

Гости тоже шумели, встревоженно галдели.

— Тушите, пока не сгорел весь дом! — продолжал кричать Фибах.

— Господэн Фибах, мы можем с этим разобраться, — спокойно сказал один из людей подозрительного вида — я сразу решил, что это один из храмовников. — С помощью магии.

— О, отлично, уважаемый! Прошу, помогите! — ответил Фибах.

Подозрительный человек тревожно огляделся.

— Нехорошо, если другие станут свидетелями Святой магии…

— Тогда войдите в дом, там никого не осталось, — подал голос слуга, что всё продолжал стоять рядом.

— Точно, — кивнул храмовник. Дав знак нескольким своим, они, в количестве трёх человек, вошли в дом.

Некоторое время спустя я почувствовал волну магии, исходившей из дома. Снаружи ничего не было видно, но я ощутил этот импульс отчётливо.

Пожар мгновенно пропал. Нельзя сказать, что он «потух» — он просто исчез, испарился, как не было его. Языки пламени не погасли — они реально исчезли.

Интересно, мог бы и я как-то справиться с пожаром, имея ту магию, которая доступна мне сейчас — телекинез? В принципе, я видел возможность как я мог бы применить телекинез для тушения пожара. Среди методов применения магии телекинеза имелся такой: вибрация материи. Можно заставить материю резко и мощно завибрировать, из-за чего поверхность объекта, к которому применена эта магия, очистится от того, что на ней находится — заледенелая корка, вода, грязь, или… языки пламени. Если бы я был магом телекинеза высокого уровня — я мог бы заставить завибрировать весь особняк вместе со всеми имеющимися внутри предметами, мог бы, так сказать, заставить дом «встряхнуться» — как встряхивается мокрый пёс, сбрасывающий со своей шерсти капли воды — и тогда всё пламя отделилось бы от предметов, которые оно пожирало, и мгновенно погасло из-за мощного силового импульса, воздействующего на него.

Сейчас такой уровень телекинеза был мне недоступен.

Да что там, я даже до сих пор не знал, как мне пополнять Сущность для моих заклинаний. Если с магией холода всё понятно, с магией огня всё понятно, с магией тьмы всё понятно — то какой элемент из окружающего мира должен пополнять Внутренний Источник того, кто использует магию телекинеза? Тяжесть? Гравитация? Движение? Что питает магию телекинеза?

Я мало что знал об этой магии, поэтому мне приходилось пополнять Внутренний Источник естественным способом — то есть просто ждать, когда он сам собой восполнится. Ты просто живёшь как обычно, спишь, ешь, медитируешь — и Источник сам собой со временем восполняется. Это всё, что мне было доступно и известно сейчас.

Трое храмовников вышли из особняка.

— Дело сделано, — мрачно сказал один из них, когда подошёл к Фибаху.

— Ах, господэны! — пьяно прокричал Фибах и полез обниматься. — Спасители вы мои, спасители! Благодарю, от всей души благодарю!

— Но мы обнаружили кое-что неприятное внутри, господэн Фибах, — сказал всё так же мрачно храмовник, отстраняясь от объятий. — Один из наших товарищей погиб в этом пожаре.

— Что?? — брови у Фибаха полезли на лоб.

— И не только он. На кухне, в самой гуще пожара, мы обнаружили четыре трупа — наш брат, и трое ваших слуг. Один из них, кажется, ваш дворецкий.

— Чезел?! — брови у Фибаха поползли ещё выше, глаза округлились как крупные монеты, а лицо мгновенно побледнело. — А я всё думаю, почему он не откликается на зов…

Фибах побежал в дом, с ним некоторые из слуг. Я не знал, что мне делать — уходить с вечеринки сейчас или подождать (чего?).

Я решил всё же остаться. Некоторые гости покидали владения Фибаха, некоторые задержались. Фибах выл от горя, из-за того, что лишился Чезела, храмовники были мрачны из-за смерти их уважаемого товарища из Graen Wilat. Вскоре прибыла городская стража, они начали расспросы всех присутствующих, среди следователей оказался и уже знакомый мне Стайндар.

Следователи осмотрели трупы, осмотрели дом, вновь вернулись к расспросам. Когда Стайндар столкнулся со мной, он нахмурился.

— Где вы, господэн Дорфан, там вечно какие-то несчастья и трупы.

— О чём вы?! — пьяно ответил я, делая глупое и непонимающее выражение лица.

Фибах взял себя в руки и принялся выпроваживать следователей — он не хотел, чтобы те контактировали с храмовниками или узнали о том, какие гости были сегодня у него на приёме.

Поскольку Фибах был большой шишкой в городе — городская стража не стала ему перечить, даже следователям пришлось удалиться, дело заводить никто не стал, возгорание и четыре смерти списали на несчастный случай.

Только после этого я распрощался с Фибахом и отправился домой.

Было уже за полночь, Святая спала. Правда, от шума, что я создавал, когда принялся раздеваться, она проснулась.

— Ну ты и задержался! — сказала Святая. — Как ты долго!

— Ты не поверишь, что произошло, — сказал я.

Я рассказал ей о пожаре, и Святая слушала эту историю, как ребёнок интересную сказку.

— Ну вот! — под конец воскликнула она. — Я же говорила, чтобы ты был осторожен.

— Но ведь со мной ничего не произошло, — беззаботно ответил я.

— И хорошо! Слава богам!

— Со мной никогда ничего плохого не происходит. Я всегда выпутываюсь из любых передряг.

— Это я и люблю в тебе, дорогой.

Затем она вздохнула и печально поникла.

— Это с тобой случилось, наверное, из-за меня.

— Из-за тебя?

— Да. Мы же уже выяснили, что я приношу несчастья. Из-за меня несчастья следуют за нами по пятам. Я притягиваю неудачи!

— Ничего мы не выяснили, не говори глупостей.

— Ах, Андаль, почему у всех всё хорошо, все живут нормальной спокойной жизнью — а за нами следует по пятам поток неудач! Хекс!

— Ерунда, не преувеличивай. Многим людям живётся ещё хуже, чем нам. Да и потом: ты не знаешь, как живут те, про кого ты думаешь, что они «живут хорошо». Они тоже борются и страдают, проблемы случаются и у них.

— Ах, Андаль! — Святая обняла меня и вновь тяжко вздохнула.


Особняк Фибаха не сильно пострадал, расследование о пожаре свернули и замяли, и жизнь вернулась в своё русло. Поскольку самый опасный мой противник на данный момент — храмовник Феотор — был устранён, я решил всё же не спешить покидать Агдэн и задержусь тут до новолуния и ритуала храмовников. Те продолжили как и прежде обитать в особняке Фибаха.

Иногда мне удавалось подслушать их разговоры, иногда я примечал приходивших в особняк представителей группировки повстанцев, и их переговоры с храмовниками я тоже подслушивал.

Тем временем прошло уже немало дней с момента, когда я отправил послание Эльсору через столичного мага Джайкоба Ичидора. И никаких попыток со стороны Императора связаться со мной всё не было! В пакете зашифрованной информации я сообщил о своём нынешнем имени, внешности, местопребывании, указал адрес нашего со Святой дома и место моей работы — поэтому Эльсору не составит труда выйти со мной на связь (через подручных). Если он так и не связался со мной — это может означать, что маг не смог доставить моё послание, Эльсор просто ничего не получил.

Что ж, есть ли у меня ещё какой-то способ связаться с Владыкой?

Я помнил, что в том странном сне, где я видел Айустина, в башне находился Осколок Сущности. Осколок — это практически сам Эльсор. Если я прикоснусь к Осколку — я смогу установить через него связь с Тёмным Владыкой.

Это означает, что сейчас для меня остался лишь один вариант — рискнуть и вернуться в тот сон, чтобы прорваться к Осколку и вступить с ним в контакт.

Это значит, возможно, добровольно войти в ловушку, попасть в логово врага. Это может быть очень опасно. Но других вариантов не оставалось. Я попробовал передать пакет информации— но пакет не дошёл. Я должен связаться с Эльсором во что бы то ни стало, должен дать ему знать обо всём происходящем. Эльсор и Tolgan Draiokh — единственные, на кого я могу положиться.

Сейчас, когда я узнал о готовящемся ритуале храмовников — необходимость связаться с Эльсором стала только сильнее!

Конечно, оставался ещё один вариант дальнейших действий — покинуть этот город и переехать на новое место. Правда, наших со Святой денег едва ли хватало на то, чтобы отправиться в путь и обосноваться в другом городе. Изначально, когда мы прибыли сюда, я надеялся, что это место будет хорошим укрытием для нас, и тут нас долго не побеспокоят. Но каким-то образом храмовникам удалось узнать о том, что Святая находится здесь…

Если у храмовников в арсенале есть поисковые ритуалы — то с помощью одного из них они и вычислили город, в котором остановилась Святая. Что значит, что если мы переедем в другой город — то вскоре храмовники прознают и о нём и прибудут туда.

Но это не важно. Даже если храмовники позже смогут нагнать нас в другом городе — это не проблема. Можно будет снова сняться с места и уехать в новый город! Можно так бегать от них бесконечно долго. Кто помешает, кто запретит?!

Последующие проблемы буду решать позже. Сейчас есть проблемы сегодняшнего дня, насущные, и одно из лучших и безопасных решений — это просто покинуть Агдэн. Возможно, именно так и стоит поступить?

Но, может, всё же попытаться и рискнуть — попробовать добраться до Осколка Сущности во сне?

Из предыдущих опытов пребывания в том сне я понял, что могу мгновенно покинуть его, стоит того пожелать. Значит, я смогу быстро сбежать, если что-то будет мне угрожать, не так ли?

Я могу просто попробовать. Я могу войти в тот сон, взглянуть, как говорится, «одним глазком», и, если что-то покажется опасным или подозрительным — тут же покину его, а завтра мы начнём собираться со Святой в дорогу.

Стоит ли рискнуть?

Я решил, что рискну.


Лёжа ночью в постели, рядом со спящей Святой, я вошёл во Внутреннее Пространство, быстро отыскал странный сон — он зазывал меня и приглашал — и погрузился в него.

Я появился в том месте, где находился в последний раз перед тем, как покинуть сон. Я оставлял нечто вроде «закладки» на сюжете сна — и теперь возник именно там, где её оставил.

Я оказался внутри башни, в одном из просторных высоких залов. Под потолком и на стенах горели светильники, полыхало пламя. Было прохладно, пахло сыростью и камнем. В зале пусто. Всюду валялись развалины колонн и статуй, а посреди залы находился огромный синевато-бирюзовый кристалл — высотой примерно в два человеческих роста, и шириной в несколько обхватов. Кристалл светился, от него исходила сила, давление, аура магии, кристалл издавал низкое гудение, которое странно влияло на разум — от гудения можно было впасть в транс.

Осколок был скован цепями, как какой-то узник, цепи крепились к стенам, каменному полу, потолку.

Кроме меня — и кристалла — никого в помещении не было. Пустота, ни звука, ни шороха. Никаких магических предметов, ни следа чьей-либо магии, никаких стражей и големов, с которыми я столкнулся раньше.

Странно, куда же все подевались? В последний раз здесь было немало народу, пришедших с Айустином. Интересно, почему Айустин не освободил кристалл и не забрал с собой? Разве его задачей не было собирать Осколки Сущности и доставлять их в темницу-пирамиду к Эльсору?

Я внимательней осмотрелся. Действительно, никого.

Может ли так оказаться, что Айустин покинул это место? Я могу расслабиться? Всё пройдёт слишком легко для меня?

Я осторожно двинулся к кристаллу. Мне нужно лишь прикоснуться к нему. Когда я дотронусь, мгновенно установится связь моего сознания с сознанием Эльсора. Я смогу передать ему любое сообщение, мыслеобраз или тот же пакет зашифрованной информации — копия пакета всё ещё хранилась в моём разуме.

Я прошёл несколько шагов, и вдруг что-то щёлкнуло, а сверху свалилась громадная сеть. Она была светящейся и, судя по всему, имела магическую природу — это было что-то вроде сети-заклинания. Сеть упала, поймав меня, как муху в паутину, и я не успел ничего сделать. Вслед за брошенной сетью появилось несколько големов — в некоторых местах части стен вдруг погрузились внутрь и отъехали в сторону, как открывающиеся двери, и из образовавшихся проёмов и вышли големы. Они походили на тех, с которыми я сражался раньше в этой башне. У одного голема было копьё, другой имел что-то вроде хлыста в руке, третий держал меч, големы парили над землей и имели человекообразные фигуры.

Вместе с големами появились люди в балахонах — я почувствовал магию, исходящую от них, это явно были маги. Всего вместе с големами, вокруг меня собралось с десяток противников. Они заняли позиции готовности к магическому поединку и выжидающе смотрели на меня. Они не атаковали, но могли начать бой в любой момент.

Наступила тишина, и в ней раздались лёгкие шаги по каменному полу, а затем прозвучал мягкий смешок.

— Анлуинн, друг мой, — услышал я знакомый голос. — Наконец-то ты появился.

Из-за одной из полуразрушенных колонн вышел Айустин.

— Я ждал тебя, — сказал он с хитрой улыбкой.

Белый просторный капюшон скрывал почти всё его лицо, оставляя видимым только подбородок и губы.

— Я всё думал, ты ли это или не ты был в прошлый раз. Уж не померещилось ли мне! Ты так быстро тогда исчез, мы даже не успели обменяться парой слов. Я решил задержаться здесь подольше и подождать тебя. И вот — ты появился.

— Почему ты подстроил мне ловушку? — спросил я.

Я был рад тому, что в этом сне имел свою истинную внешность. Хорошо, что Айустин не знает о моём другом облике — облике Андаля.

— Это лишь для того, чтобы ты не убежал так быстро, как в прошлый раз, — с усмешкой ответил Айустин.

Я кивнул в сторону кристалла.

— Это Осколок Сущности?

— Верно, — ответил Айустин.

— Почему ты до сих пор не извлёк его и не доставил Владыке?

Айустин вздохнул и, как мне показалось, поморщился, хотя я не мог видеть выражения его лица под просторным капюшоном.

— Извлечь его не так-то просто. Придётся провозиться тут ещё около недели.

— Понятно. Ну, ты и Натанар — эксперты в этом вопросе, я в природе Осколков и мест их захоронений не разбираюсь.

— Ты явился сюда ради Осколка, Анлуинн?

— Да. Мне нужно прикоснуться к нему. Всего пару секунд — много времени это не займёт. Дай мне до него дотронуться, и я покину тебя.

— Куда ты так спешишь? — с улыбкой сказал Айустин.

— Есть кое-какие дела, о которых мне нужно позаботиться.

— А что там с Shaendwyna, Анлуинн? Тебе удалось захватить её?

— Да, удалось. Я как раз работаю над уничтожением Пророчества. Кстати, откуда появился этот сон, дружище Айустин? Не ты ли его создал?!

Айустин улыбнулся, ничего не ответив.

— А если ты… то зачем ты его создал? Может быть, ты хотел завлечь меня в сети этого сна?!

Айустин снова ничего не ответил.

— Ну что, вы снимете с меня эту сеть? — спросил я, стоя посреди залы, накрытый просторной магической сетью.

Все молчали.

— Или мне сделать это самому?

После этих слов я превратился в чёрный дым, сеть упала на пол, и через мгновение я вновь вернулся к своему облику, оказавшись снаружи сети.

Когда я превратился в дым, маги Айустина и големы забеспокоились, засуетились, големы вскинули оружие, приготовившись к бою, а маги начали активировать заклинания.

— Не стоит так нервничать, — сказал я, заметив их движения. — Нет никаких причин волноваться, друзья.

Маги обрушили на меня заклинания, а големы ринулись в бой, выставив вперёд оружие.

Я сосредоточился на Внутреннем Пространстве, на моём сродстве со Стихией Камня, и каменный пол в зале дрогнул. Маги повалились на пол, куски каменных плит взлетели в воздух и врезались в големов, с потолка посыпались булыжники и каменная крошка. Я покрутил головой, осматривая стонущих и валяющихся на полу магов.

— Я запомнил все ваши лица, друзья-маги. Вы все будете принесены в жертву Tolgan Draiokh. Я лично отрежу голову каждому из вас. Надеюсь, вы накрепко запомнили эти слова.

Несколько магов что-то крикнули, а потом атаковали меня заклинаниями. Я превратился в стаю воронов, они разлетелись в разные стороны, и заклинания прошли мимо. Птицы ринулись к Осколку Сущности.

— Не стоит спешить, — мягко сказал Айустин.

С потолка снова упала сеть, такая же как предыдущая, и вороны попались в неё, сеть прижала птиц к земле. Вороны принялись трансформироваться в чёрный дым, который собирался в одном месте, принимая облик человека, но вдруг Айустин мгновенно переместился к сети, схватил одного из воронов, и, магически воздействуя на него, вмешался в заклинание превращения.

Ворон бился в агонии и громко каркал в руках Айустина, тело ворона то превращалось в дым, то мгновенно возвращалось в плотное состояние, и птица переживала ужасные страдания и боль. Сгусток дыма, собранный из оставшихся птиц, тоже не мог превратиться в меня, и лишь оставался дымом, клубящейся бесформенной массой.

Айустин довольно улыбнулся, и из его пальца ударила молния. Это был маленький и быстрый разряд, который угодил в ворона в его руках. Однако через мгновение разряды появились в клубящемся силуэте, молнии заходили по клубам дыма, и то, что должно было стать мной, испытало ужасную боль.

Дым просочился сквозь ячейки сети, распался на стаю воронов, и они заметались по зале, бросились врассыпную. Айустин хмыкнул, и в воздухе вдруг возникли нити, протянутые от стены к стене, от потолка к полу. Эти нити врезались в тела воронов и рассекли птиц на куски. Полетели оторванные крылья, головы, лапы, некоторые нити прошли прямо сквозь тела, и вороны оказались словно насаженные на вертел мясные тушки. Других воронов атаковали големы, машущие мечами, копьями, в них посылали заклинания маги.

Пока большинством воронов занимались Айустин и подручные, одна из птиц, незамеченная никем, спешила к Осколку Сущности.

— Тц! — сердито цокнул Айустин, когда, наконец, приметил птицу.

Было уже поздно, ворон долетел до кристалла и ударился о него лапами.

Кристалл вспыхнул. Мгновенно установилась связь.

Я почувствовал Владыку. Он почувствовал меня. Наши сознания слились.


Владыка в чёрных доспехах, одиноко бредущий в потоке синего огня. Вечно бредущий и вечно заточённый в своей гробнице в пирамиде…

Слияние сознания помогало взаимодействовать напрямую, не было нужды в словах — достаточно передавать друг другу чувства, эмоции, мыслеобразы, и другая сторона всё поймёт.

Я успел передать лишь: «срочно», «я-в-опасность», «важно», а затем передал образ мага из столицы — Джайкоба Ичидора, и добавил: «информация-его-голова».


После этого связь разорвалась, ворона оттолкнуло от кристалла.

Я не успел бы передать целый пакет зашифрованной информации или рассказать о чём-то подробнее, это было всё, на что у меня хватило времени.

— Какая забавная и странная штука, — прозвучал весёлый голос Айустина. — Сны. Сны, сплетённые магией Iestykh Ubuanu.

После этих слов произошло нечто невероятное. Зала перевернулась.

Пол полетел вверх, потолок устремился вниз, всех воронов в помещении расшвыряло в разные стороны, как игральные кости внутри кружки, которую трясёт игрок перед тем как выбросить на стол.

Зала перевернулась ещё несколько раз.

Стали менять свои положения стены, потолок, пол — они просто выдвигались и перемещались, прокручивались и вставали на новое место, будто собиралась какая-то головоломка-куб из подвижных частей. Вороны не могли сориентироваться, не было никакой возможности взять над собой контроль, птиц просто швыряло туда-сюда. В какой-то момент все вороны оказались собраны в кучу в центре этого сумасшедшего помещения, и вдруг на них снова упала сеть.

Вороны застряли в сети, и изменения залы прекратились, Айустин усмехнулся, отпустил пленённого ворона, а потом сделал жест рукой. Воронов насильно слило в единый ком, который принял мой облик.

Я вновь появился.

Я был под сетью, и по мановению руки Айустина меня подняло в воздух, где я завис, всё ещё спутанный сетью.

Айустин снова сделал жесты, и сеть вошла в моё тело, врезалась в кожу и в плоть, и я вскрикнул от боли. Углубившись почти до самых костей, сеть вдруг превратилась в тонкие прочные нити, которые резко натянулись по всей зале. Я снова вскрикнул и обнаружил, что оказался растянут на верёвках, концы которых протянулись к стенам, полу и потолку. Я был подобен бабочке, застрявшей в паутине паука. Нити проходили прямо сквозь моё тело, не было никакой возможности избавиться от них. Если бы я попытался стать Тьмой, тёмным дымом — нити прервали бы моё заклинание и не отпустили меня.

— Как жаль, как жаль, — проговорил раздражённо Айустин. — Ты всё же успел коснуться Осколка.

Я затуманенным от боли взором осмотрелся. На полу охали и стонали маги Айустина, пытаясь встать на ноги. Не могу сказать, затронул ли их тот аттракцион с кручением помещения, который пережил я, или же я оказался единственной жертвой этого заклинания — вороны не замечали их, когда творилась вся эта кутерьма. Големы, казалось, были в полном порядке, они встали вдоль стен, заняв боевые стойки и ожидая приказа.

— Все вы будете принесены в жертву Tolgan Draiokh, — простонал я, обращаясь к магам. — Я лично отрежу вам головы. Запомните это хорошенько.

Айустин усмехнулся и поднял палец. Тот сверкнул золотистой вспышкой, после чего Айустин ехидно проговорил:

— Я не вижу подобного в твоей судьбе, — он обратился к своим магам: — Этого никогда не произойдёт, не волнуйтесь.

— А ты, — сказал я, обращаясь к самому Айустину. — Тебе я отрежу голову прямо на пирамиде Владыки, будь уверен.

Он лишь улыбался и тихо хихикал.

Потом он задумчиво проговорил:

— Интересно, что же ты успел передать Владыке? За то маленькое мгновение, и будучи не в полноценной своей форме, ты, конечно, не мог успеть передать слишком многое. Но что-то ты всё же передал. Интересно, что это было?

Айустин поднял руку, и над его ладонью из воздуха материализовался крупный металлический шар с непонятными узорами и письменами, парящий в воздухе.

— Силы Ubuanu, — сказал он. — Игра в мячик.

После этого шар сорвался с места и на огромной скорости полетел ко мне и врезался в моё тело.

— Ох! — я скорчился от боли и готов был согнуться пополам, но из-за нитей, на которых было растянуто тело, я не мог пошевелиться.

Мяч, как живой, самостоятельно полетел по воздуху и оказался возле Айустина, зависнув над его рукой.

— Детская игра в мячик! — весело объявил Айустин, и шар снова на огромной скорости со всей силы врезался в меня — на этот раз в голову, прямо в лицо, сминая и ломая всё что можно: нос, кости скул, сворачивая челюсть, выбивая зубы.

Когда мяч вернулся назад, из моего раскрытого рта посыпались осколки зубов и полилась струя крови. Кровь обильно текла из того места, где раньше был нос, заливая губы и подбородок.

— Я не здесь, — прошептал я. — Это просто сон…

— Твоё тело, действительно, находится не здесь, — усмехнулся Айустин. — Но твоё сознание сейчас поймано мною. И кто же его отпустит?! А-ха-ха-ха-ха!

Снова шар врезался в меня. Потом Айустин сделал взмах пальцем — и, следуя этому движению, нечто, невидимый клинок, прошло по моему телу, оставляя глубокий косой разрез от правого плеча до левого бока.

Айустин опять захихикал.

Я попытался улыбнуться кровавым ртом, поднял взгляд на Айустина и сказал:

— Глупец. Какой смысл от того, что ты сейчас делаешь? Я уже успел передать сообщение Владыке.

— Я не думаю, что твоё сообщение имеет отношение ко мне, — сказал он. — Да и потом — в чём проблема? Мы просто играем.

Айустин вдруг величественно воспарил и, прямо в воздухе, принял сидячее положение со скрещенными ногами. Его одежда стала меняться, превращаясь в балахон жреца Странного Бога, капюшон исчез, и мне предстало его лицо. Молодое симпатичное лицо. По красоте оно не уступало лицам лучших женщин-красавиц мира. На голове Айустина появилась белая шапка-колпак, формой напоминающая голову цапли, с длинным, изогнутым вниз дугообразным клювом. На макушке головы цапли находился шар.

— Многие говорят: Ubuanu — странный бог. Но что странного в том, чтобы мечтать и играть?! — мягко проговорил Айустин, продолжая возноситься вверх. — Ubuanu просто любит грёзы, любит сон, любит фантазии, любит игру. Разве это не прекрасные вещи?! Разве в этом есть что-то плохое?!

Возле его тела в воздухе материализовался целый рой металлических шаров. Они на огромной скорости устремились ко мне и буквально расстреляли меня, не оставляя живого места на теле.

Айустин хихикал и довольно улыбался. Я собирался ответить что-то едкое, как вдруг…


Сверху полился ясный, обжигающий свет. Все маги, как один, подняли головы. Големы тоже уставились вверх. Даже Айустин поднял взгляд, и на лице его проступили тревога и удивление.

По обжигающей силе я понял, что это был святой свет, магия святости, магия светлых богов. Зазвучала святая музыка, запел хор ангелов и светлых духов, вверху образовалась дыра — не в потолке, а прямо в пространстве, в пространстве сна — и за ней можно было увидеть сияющие святые занебесные просторы, и в потоке света вниз устремился гигантский ангел. Громадный!

Его давление и святая сила обрушились на всю залу, яркость света усиливалась, маги завопили от боли, зажмурились, упали на пол, их расшвыряло по помещению, големы замерли, не способные двинуться, Айустина оттолкнуло вдаль и прижало к стене, вдавило в камень. Ангел влетел в помещение.

Я мельком взглянул на него — смотреть на него было больно, глаза жгло, щипало, ослепляло, находиться рядом и чувствовать поток святости было невыносимо, было тяжело дышать, душа сгорала, всё естество испытывало сильнейшие муки. Но я успел, успел мельком разглядеть ангела — и я заметил, что у него было лицо Аннелины Литании, Святой Девы.

Ангел представлял собой огромную Аннелину — около пяти-семи метров ростом, обнажённую, источающую поток святости и света, с гигантскими белыми крыльями за спиной.

Ангел обнял меня своими большими длинными руками, крепко прижал к груди, и плавно полетел вверх, возвращаясь обратно в святые выси. Нити, пронзающие моё тело, мгновенно разорвались и сгорели в потоке ангельского света.

Я ощущал жуткую боль от прикосновений ангела, меня словно сжигало заживо в энергии святости, словно растворяло в кислоте. Плоть плавилась и обугливалась, но то, что ангел не испытывал враждебных намерений ко мне, каким-то образом сдерживало мощь святой силы, немного ослабляя наносимый мне урон.

Ангел поднимался всё выше, унося меня прочь из этой залы, из этого пространства, и я, бросив взгляд вниз, увидел, что все маги, сопровождавшие Айустина, мертвы. От них остались обугленные скрюченные тела или клубящиеся облачка чёрного пепла.

Я заметил взгляд Айустина, в глазах у него застыл шок и непонимание.

Ангел поднимался выше, мы покинули залу, покинули башню, поднялись к небесам, а затем покинули и пространство сна.


Меня вытолкнуло из сна, как вода выталкивает пробку на поверхность. Я быстро пронёсся через Внутренне Пространство и проснулся.

И обнаружил себя на постели, в тёмной комнате. На мне сидела Святая, она трясла меня за плечи и что-то суетливо говорила, причитала.

— Ах! — болезненно вздохнул я и ухватился за Святую.

— Андаль! — плачущим голосом проговорила она.

— Я проснулся-проснулся, — тяжко ответил я. — Проснулся.

Святая заплакала и бросилась мне на грудь, крепко обнимая.

— В чём дело? — простонал я.

— Ты не просыпался. Я уже минут пять пытаюсь тебя разбудить, — жалобно проговорила она, всхлипывая.

— А зачем… зачем тебе меня будить? — с трудом спросил я.

Я всё ещё находился под впечатлением сна. И хоть моё тело никак не пострадало из-за того, что произошло там — мой разум и душа, судя по всему, понесли урон, и теперь я переживал это так же, как если бы пострадал телом. Мне было тяжело, я пребывал в угнетённом состоянии, свет Святой чуть было не сжёг мою душу. Мой разум сейчас был заторможен, магия подавлена, а душа порядочно истерзана.

— Я увидела жуткий кошмар, — проговорила Святая сквозь слёзы. — Там были какие-то чудовища, трупы, кровь, там пытали людей. Пытали какого-то старика… Жуть! Было очень страшно. Я проснулась и начала будить тебя. Но ты не просыпался, ты ворочался и стонал во сне, будто от боли. Я решила, что тебе тоже снится кошмар.

— Да, снилась какая-то дрянь, — сказал я.

— Чудовища? Пытки? Трупы? — спросила Святая и уставилась на меня, белки её широко раскрытых глаз блестели в темноте нашей спальни.

— Уже не помню, — простонал я болезненно. — Ничего не помню.

Я столкнул с себя Святую и повернулся набок.

— Отстань от меня, — сказал я.

Святая зарыдала.

— Ну-ну… Успокойся… — я наугад протянул руку себе за спину и ухватился за какую-то часть тела Святой, помял её, ущипнул, погладил. — Это был лишь сон… Лишь сон…

— Да, — ответила Святая детским голоском сквозь слёзы. — Да… шмыг-шмыг… Плосто сон… шмыг-шмыг…

— Просто сон.

— Холосо… шмыг… что ты плоснулся… С тобой мне… споко-о-ойно…

Святая обняла меня сзади, и так мы пролежали в постели некоторое время. Девушка постепенно успокаивалась, плач стихал, успокаивались и мои фантомные боли в теле. Раны, что нанёс мне Айустин, не отразились на теле — однако боль от них ощущалась, и довольно сильная.

Святая вздохнула и приподнялась на постели.

— Это ужасное место, — сказала она.

— Ты про что?

— Наша постель, — сказала Святая каким-то странным серьёзным тоном пророчицы. — Это ужасное, чёрное место. Тут полно злой энергии. Я чувствую её. Нельзя тут оставаться.

Святая решительно покинула кровать. Я — вслед за ней.

Похоже, она почувствовала ауру Эльсора, которая проникла в мой сон и в меня в тот момент, когда я вступил в контакт с Осколком. Полагаю, именно это и встревожило Святую во время её сна, и породило кошмары и разбудило её.

Святая протестовала против того, чтобы и дальше оставаться в постели — и даже вовсе находиться рядом с ней. Поэтому мы покинули спальню и переместились на кухню.

Здесь Святая достала из закромов бутылку вина — у нас всегда имелся небольшой запас алкоголя — также достала кое-какие закуски: крекеры, сыр, хлеб, мы зажгли свечи, и сели за стол.

Устроили спонтанную пьяную вечеринку посреди ночи. На лице Святой долгое время оставалось тревожное выражение — кожа бледная, губы дрожали, глаза расширены. Однако по мере распития вина — бокал за бокалом — она успокаивалась, щёки розовели, в глазах появлялся блеск.

В какой-то момент Святая перестала думать о кошмаре, который для неё символизировала наша спальня и кровать, и даже прекратила поворачивать голову и время от времени бросать испуганный взгляд на постель, оставленную позади.

Мы выпивали и беседовали. Мы обсуждали самые разные вещи, говорили на отвлечённые темы, чтобы расслабиться и максимально отдалиться от того, что вызвало у Святой такое сильное потрясение. Я развлекал её как мог, и Амнэлия смеялась над моими шутками, ласково улыбалась мне, и в глазах её ясно читалась влюблённость.

Снаружи стояла тёмная ночь, окна во всех домах были темны, а мы пили вино при свечах и веселились.

Затем мы решили выйти наружу и немного прогуляться, подышать свежим воздухом. Святая взяла меня под руку, и мы неспешным прогулочным шагом двинулись вдоль по нашей улице. В другой руке у меня была бутылка вина — мы к тому моменту уже начали вторую — и я на ходу, время от времени, прикладывался к ней, отпивая прямо из горла, или угощал Святую.

Мы остановились посреди улицы, и Святая задрала голову вверх, уставившись на звёзды. Небо полнилось этими маленькими светящимися точками.

— Это — Визания Премудрая, ик! — пьяно проговорила Святая, указывая на одно из созвездий.

Она еле стояла на ногах, её шатало, она безостановочно икала.

— Вот ви’ишь — вот г’лава, вот — туло… вище. Ик! А т’м — Посох Зиянора… А вот — Кр-р-ры-ы-ылья Баэтэса — ик! — верного слуги Зецара.

Святая перечисляла светлых богов или их слуг и предметы, упомянутые в писаниях и мифах храмовников. Я чуть не подпрыгнул, будто молнией ударенный, когда услышал, что она говорит.

— Хм… — задумчиво проговорила Святая и, приобняв меня, повисла на моём плече. — Хекс, откуда я всё это знаю?! Я ш-што — вумная?! Я… это… я — какая-то звездо… ик!.. чётиха?! Звездо… чётка?

Она уставилась на меня с вопрошающим взглядом.

— Я што — звездочётихой была, пока память не отшибло?!

Я пожал плечами. Я не мог быстро соображать в тот момент — часть души поражена светом ангела, а разум опьянён алкоголем, кроме того я находился под влиянием пережитого стресса во время сражения с Айустином — или точнее, избиения, устроенного мне Айустином — а тут ещё Святая вдруг выдаёт сведения из культуры храмовников! Я застыл на месте, не способный ничего придумать в ответ. Просто смотрел на Святую, не скрывая удивление на моём лице.

Она усмехнулась, видя мой глупый вид, и вдруг плотно прижалась ко мне и крепко обняла.

— Какой ты смешной, — сказала Святая. — Никогда не видела тебя таким удивлённым.

Она потянулась и чмокнула меня в щёку. Обдав резким алкогольным дыханием. Губы у неё были горячие, и от её лица исходил жар.

— Люблю тебя, дорогой, — сказала она, а затем пошатнулась и чуть не упала, но я вовремя поймал её.

— Хекс!

— Давай-ка возвращаться домой, — сказал я.

— Не хочууууу, — закапризничала Святая. — Там страшная постель. Там… зло. Чёрное злое облако… витает… ик!.. над кроватью…

— Сменим постельное бельё и передвинем кровать в другое место, — сказал я.

— Ну… тада ла-а-адно.

Мы двинулись обратно к дому.

— Какой ты вууууумный, д'рагой! — сказала Святая, снова повиснув у меня на плече. — Всегда… ик!.. находишь р'шение… лю-у-убых прблм.

Мы вернулись в дом, я оставил Святую на кухне — она плюхнулась на стул, уронила голову на крышку стола, и уже через секунду засопела. Я сменил постельное бельё и передвинул кровать в другой угол комнаты. Теперь стало непривычно и неудобно, но ничего не поделаешь — лучше, чтобы Святая перестала чувствовать энергию Эльсора. Хотя, конечно, источником той энергии был, прежде всего, я сам, а вовсе не кровать и её местоположение.

Я раздел и уложил Святую, разделся и лёг сам.


Заснуть у меня в ближайшее время точно не получится. Голова полнилась мыслями, отзвуки произошедших событий всё ещё наполняли разум — и требовали, чтобы я их осмыслил, проанализировал.

Прежде всего, меня волновало то, что и так уже ранее приходило на ум — а именно: как всё дошло до такого? Почему я оказался в таком рисковом положении? Почему, начиная со дня атаки на Graen Wilat, я, по сути, хожу по грани?

Так никогда не было прежде, так не должно быть. Такое поведение и такие стратегии — не в моём стиле. Я всегда был осторожным, аккуратным, избегал лишних рисков. Мне уже двести лет — как так могло выйти, что за последние недели я оказывался на грани разоблачения или смерти уже множество раз?!

Сначала Святая атаковала меня запечатыванием магии. Почему я это не учёл и не предвидел?!

Лишившись магии, я стал обычным человеком — и лишь чудом нам со Святой удалось сбежать из Graen Wilat. По сути, несколько человек с мечами, или даже ножами, могли бы убить меня в любой момент, если бы я тогда не был крайне осторожен и удачлив.

Затем, я зачем-то решил убить Истаса Равезона. Но разве не было более безопасных способов отделаться от него? Я же сам соврал Святой о том, что попросил помощи у купца Фибаха. Так почему я именно так и не сделал в первую очередь?!

Затем вышло так, что храмовники прибыли в этот город — и оказались буквально у нас под боком. Чудо, счастливая случайность — что они до сих пор не наткнулись на Святую, а мне удалось избавиться от Феотора!

Далее, я влез в сон Айустина — и попал в его ловушку. Айустин чуть не убил меня. А затем явился ангел, воплощение святой силы Аннелины Литании, и тоже чуть не убил меня!

Сколько ошибок уже было совершено! И одна из проблем до сих пор не решена — храмовники всё ещё в этом городе, и они всё ещё могут наткнуться на Святую в любой момент, и постепенно, день за днём, идёт обратный отсчёт до момента, когда они сотворят поисковой ритуал!

Как до такого дошло? Как я позволил этому случиться? Почему я всё это не предвидел?! Почему я принимал глупые решения на протяжении всего пути?

У меня было лишь одно — точнее, два — объяснения. Либо я находился под воздействием Айустина. Либо я находился под воздействием светлых богов или Пророчества. Они оглупили мой разум и сделали так, чтобы всё складывалось именно таким образом, как сложилось.

Что Пророчество, что светлые боги, что Айустин — все они смогут повлиять на меня, если атакуют мою судьбу в Астральном Мире.

К сожалению, после того, как в юности моя судьба пострадала от проклятий завистливой колдуньи, судьба является самым слабым местом из всех моих… эм, «ресурсов». Моя магия, мой разум, моё тело, моя энергия, здоровье, знания, опыт — всё у меня в полном порядке, и даже выше, гораздо выше среднего. Но судьба… Многие сильные маги могут отыскать в Rialir Dommur мою судьбу и атаковать её.

Я, конечно, имею кое-какие меры защиты — но… Они слабы, и сама по себе судьба уже серьёзно повреждена.

Пока у меня нет других объяснений почему я совершил так много ошибок и довёл всё до такого опасного положения, буду придерживаться этой версии — боги, Айустин или Пророчество атакуют мою судьбу, исподволь оглупляя меня и подтасовывая события против меня.

Раз уж вспомнил о Пророчестве, а также памятуя об ангеле, и о том, как неожиданно у Святой пробудились воспоминания о названии созвездий, популярных в Храме (в Империи эти созвездия имеют другие названия) — я решил на всякий случай исследовать Пророчество.

Я вышел через лазейку, оставленную мне Tolgan Draiokh, в Астральный Мир, взглянул на Пророчество… и обомлел.

У астрального тела не было плоти, кожи, крови — но если бы они у меня были, я бы сказал, что кожа моя покрылась мурашками, кровь похолодела в жилах, а волосы встали дыбом.

У корня Пророчества — в том месте, где верёвка соединялась с головой Святой — я увидел… ответвление.

Похоже, оно возникло сегодня! Похоже, оно возникло из-за того случая с ангелом. Этот случай с ангелом как-то породил в Пророчестве ответвление.

Место, в которое вмешался Tolgan Draiokh, стерев память Святой, и где находилось и развивалось нечто вроде коррозии, коррозии астрального тела Аннелины Литании и заражение её связи с Пророчеством — эту коррозию, судя по всему, вызывал я, отношения Святой со мной, наш брак, мои речи, которыми я «промывал» девушке мозги, моё влияние на её разум и душу — так вот, то место, которое мы с Tolgan Draiokh атаковали и с такими усилиями кое-как смогли заразить коррозией, место, в котором мы надеялись создать разрыв, который затем будет расширяться и полностью отсоединит верёвку Пророчества от астрального тела Святой… То место почти перестало иметь какое-либо значение!

Потому что Пророчество отрастило ответвление, которое просто обогнуло это место и вновь присоединилось к затылку Святой!

Чтец судеб по астральным образам смог бы даже узнать, что происходит в жизни Святой, просто поглядев на место коррозии. Вероятно, такие прорицатели и жрецы были и среди храмовников — так что, созерцая астральную проекцию Святой, они могли бы догадаться о её нынешнем образе жизни, быте, окружении (интересно, почему до сих пор не догадались?!). Удивительно, почему храмовники считают, что Святую удерживают в плену в какой-то темнице — они совершенно не рассматривают вариант о том, что у неё изменилась личность и она живёт жизнью обычного человека.

Впрочем, их можно понять — никому на ум не могло бы прийти то, что Tolgan Draiokh стёр Святой память. Эта тайна — была моим козырем перед всеми, всем миром. Ни Храм, ни мои коллеги-Архимаги — никто не знал о лишении Святой памяти. Только трое знали: я, сам Tolgan Draiokh, и Эльсор Тёмный.

К сожалению, доступность астрального тела Святой для любого исследователя, который способен выйти в Астральный Мир и найти её там, останется всегда — поэтому куда бы я ни увёз Святую, как бы далеко мы ни убрались от Храма — специально обученные прорицатели и жрецы всегда смогут примерно установить, что происходит в жизни Святой, как она живёт, какой быт и общество её окружают. Со временем, возможно, они додумаются и до того, что она лишилась памяти…

Но ладно, это вопросы отвлечённые и не насущные. Сейчас больше имело значение другое: Пророчество решило изолировать место коррозии и начало отращивать ответвление.

Это означало, что Святая может исполнить Пророчество и снова стать Святой (осознать себя таковой, принять такой статус), независимо от того, вернёт она себе память или нет!

Святой может стать не Аннелина Литания, а Амнэлия Дорфан.

Загрузка...