Мы шли молча.
Стая, скорее всего, уже спала. В окнах — ни огонька. Воздух тёплый, ночной, пахнет землёй, соснами и чем-то своим, волчьим.
Сначала просто шла. Не глядя по сторонам. Но по мере того как приближались к дому, в голове всплывали обрывки: вспышки света в клубе, музыка, чужие руки, мои слова… Райану.
Становилось стыдно. Настолько, что хотелось провалиться сквозь землю.
Около моего дома он остановился. Почувствовала его движение ещё до того, как он заговорил.
— Сегодня всё закончилось хорошо, — тихо сказал, не глядя мне в глаза, поправил мне волосы. Пальцы скользнули по щеке — так легко, будто меня уже знали наизусть.
— Но если бы я опоздал… или не сдержался…
Я сглотнула.
— Спасибо тебе, — прошептала, не давая себе времени на сомнения, быстро коснулась его щеки губами. — За всё.
Он не ответил. Просто остался стоять у крыльца, пока я открывала дверь и заходила внутрь.
На кухне горел свет. Отец стоял у стола с чашкой в руках. Взгляд — спокойный, но внимательный.
Оценивал. Молчал.
— Всё в порядке? — спросил он, не повышая голоса.
— Да, — кивнула я.
Он кивнул в ответ и, не сказав ни слова, вышел из кухни.
И всё.Больше ничего не нужно было говорить.
Заснула я на удивление быстро — не снимая с себя кофту Райана.
Пахнет им. Тепло, чуть пряно, с едва уловимым звериным оттенком.
Моей волчице запах пришёлся по душе. Слишком по душе.
Проснулась от стука в дверь.
— Белла, вставай. Пойдём, — голос отца был спокойным, но настойчивым.
Я, не открывая глаз, проворчала в ответ:
— Куда пойдём?
— В Совет. Тебя там требуют. С самого утра, — сухо сообщил он.
— Требуют? — переспросила, приподнимаясь на локтях.
Села на кровати, потёрла лицо ладонями, потом встала и подошла к зеркалу.
Растрепанная. След подушки на щеке.
На мне — его кофта. Длинная, тёплая.
— Сейчас, — крикнула отцу, чувствуя, как внутри поднимается что-то похожее на злость. Или тревогу. Или и то, и другое.
Переодеваюсь быстро. Своя одежда — джинсы, чёрная футболка, кожаная куртка.
Ничего особенного, но чувствую себя в этом привычно. Уверенно.
Собираю волосы, умываюсь. На кухне уже пахнет кофе.
Отец молча ставит передо мной кружку и тарелку с бутербродом.
Мы едим в тишине. Он — как всегда спокойный. Я — как на иголках.
— Готова? — спрашивает, когда допивает свой кофе.
— Вроде, — киваю, хотя внутри всё сжимается от напряжения.
Мы идём по центральной тропе. Воздух прохладный, сосновый, чуть влажный.
Совет располагается в здании, похожем на старую часовню: светлый камень, узкие окна, тишина вокруг. Внутри — просторно.
Четыре кресла полукругом, деревянные, массивные. На них — четверо: двое мужчин и две женщины.
Одна из них — я узнаю её сразу. Рейчел.
Холодная, выверенная, как будто высеченная из мрамора. Костюм светло-серый, губы алые, прическа безупречная. Смотрит прямо. Не улыбается.
— Значит, это и есть наша городская волчица, — произносит, даже не удосужившись назвать меня по имени.
Отец сдержан. Молчит. Я поджимаю губы.
— У нас принято представляться, — говорю, стараясь, чтобы голос звучал ровно.
Рейчел улыбается. Без тепла.
— В стае принято сначала уважать старших.
— Уважение зарабатывается, — парирую спокойно.
В зале повисает тишина. Один из старших членов Совета кашляет, отводит взгляд.
Отец бросает в сторону Рейчел короткий взгляд, предупреждающий, но она только чуть наклоняет голову.
— Вижу, воспитание в городе даёт интересные плоды, — холодно говорит она. — Посмотрим, насколько они приживутся в лесу.
Я не отвожу взгляд. Пусть смотрит.
Пусть знает: я не та, кого можно согнуть.
— Рейчел, будь спокойнее. Девочки не было в стае долго, — спокойно говорит один из мужчин. Его голос глубокий, немного хриплый, но в нём — уважение к самому факту жизни, а не к статусу.
Взгляд — тёплый, цепкий. Почему-то сразу располагает к себе.
— Как скажешь, Артур, — хмыкает Рейчел, не скрывая иронии. Она откидывается в кресле, скрещивает ноги и делает вид, будто ей скучно. Но глаза блестят. Она слушает.
— Белла, — снова говорит Артур, обращаясь уже ко мне. — Мы живём иначе, чем ты привыкла. У нас свои порядки, правила. И Совет надеется, что ты готова их принять.
Я смотрю прямо.
— Я понимаю, — отвечаю спокойно. — Но “принять” — не то же самое, что “прогнуться”.
Кто-то тихо кашляет. Рейчел хмыкает снова, но не вмешивается.
— Уважение к традиции — не прогиб, — говорит второй мужчина. — Это часть выживания.
— Возможно, — говорю я. — Но уважение — это не то, что можно просто потребовать. Его нужно заслужить. С обеих сторон.
Повисла тишина.
Рейчел чуть улыбается, скрестив пальцы на коленях. Смотрит на меня, как будто ждёт, когда я оступлюсь.
— Надеюсь, ты покажешь нам, как это делается, — произносит она. Голос мягкий, но в каждом слове — укол.
Я не отвожу взгляда.
— Я пришла не за тем, чтобы что-то доказывать, — говорю, чувствуя, как внутри сжимается всё. — Я лишь вернула прах мамы домой. На её землю. Это всё.
— Семейный долг? — насмешливо уточняет Рейчел. — Интересно, почему он вспомнился только сейчас.
Я уже открываю рот, но опережает отец.
— Хватит, — говорит спокойно, но твёрдо. Голос не громкий — но зал сразу затихает.
— Белла сделала то, что считала правильным. Её мать ушла из стаи осознанно. Вернуться сюда — её решение. И это достойно, даже если кому-то здесь не нравится, как она говорит.
Я смотрю на него. Внутри всё дрожит — от неожиданной, почти осязаемой поддержки.
— Спасибо, — выдыхаю одними губами.
— Ты давно не была с нами, — вмешивается Артур, глядя уже мягче. — Тебе многое предстоит вспомнить… или переосмыслить. Но ты всё ещё часть стаи. Это главное.
Рейчел молчит, только проводит ногтем по краю подлокотника.
Её молчание — не сдача. Это пауза перед следующим ходом.
И я чувствую — следующая встреча с ней будет жёстче.
Но сейчас я не одна.
И этого достаточно, чтобы выпрямить спину.