— Сто пятьдесят, — сказала она неприятным тоном старой школьной учительницы.
— Долларов?
Женщина цокнула языком, закатила глаза. Потом скрестила большие полные руки на не менее большой груди.
— Нет, рублей. Ну конечно, долларов. У Сидоренко друзья не бедные. Раз уж ты, парень, дело с ним имеешь, то уж сто пятьдесят найдешь. Да и видок у тебя такой, что найдешь и двести. Ты ж из этих?
— Вы, — сказал я.
— Что? — Женщина удивлённо посмотрела на меня поверх съехавших на нос очков.
— Обращайтесь ко мне на вы. Не помню я, чтобы мы с вами в кумовьях ходили.
Она снова также неприятно цокнула языком. Язвительно сказала:
— Ты посмотри, какие вы у нас строптивые, может вас еще по фамилии, имени и отчеству называть?
— Конечно.
Женщина громко засопела.
— Все. У меня обед. Приходите послезавтра, а лучше на следующей неделе. Тогда и поищем ваш билет.
— Председатель у себя? — Спросил я.
Женщина нахмурила темные, совершенно неподходящие под прическу брови, которые слишком яркими пятнами выделялись на лице.
— А зачем вам председатель?
— Думаю, он в курсе всего, что тут происходит. Может, будет посговорчивее вас, — пожал я плечами беззаботно.
— Нет. Он уже ушел на обед, — сказала она таким холодным тоном, будто собралась меня убить.
— Ну я все равно проверю, на всякий случай. Вдруг ещё у себя. До обеда, так-то, пять минут.
Тут я сделал вид, что собираюсь выходить из кабинета.
— Сто, — буркнула женщина понуро.
— Много. Билет — это, скажем так, подарок. Председатель уж меня поймет.
— Стойте. Восемьдесят. Давайте сочтемся на восьмидесяти. Выкладывайте деньги, а вот ваш билет.
Чиновница залезла во второй ящик стола и достала мой билет. Показала лицевую сторону. С такого расстояния точно рассмотреть я не мог, однако мне показалось, что в него вклеена моя фотография из паспорта.
— Вот, видите, как быстро он нашелся, — улыбнулся я. — Вы, оказывается, преувеличивали, что все обстоит так сложно.
— Давайте деньги и идите.
— Зачем? — Я удивился. — Говорю же, это подарок. Пойду в кабинет к вашему председателю, поговорю с ним. Объясню ситуацию, что в вашем обществе подарки от влиятельных людей выдают только за деньги, глядишь, он и войдет в мое положение.
— Шестьдесят. Мое последнее слово, — чиновница положила билет на стол, перед собой и накрыла тяжелой рукой.
Кажется, она побаивается того, что может сказать ей начальство. Понимаю, в девяностые, при таком развале нашего государства, коррупция на самых низких уровнях — это дело в порядке вещей. Я бы даже сказал, в духе времени. Хочешь жить, умей вертеться. Но и наглеть не стоит.
А женщина, видать, поняла, что перегнула палку. Точно поймет это и председатель. Я видел по глазам, которые чиновница безуспешно пыталась сохранить бесстрастными, что она боится своего председателя, и ее за такой наглеж не погладят по головке. Поэтому решил надавить сильнее.
— Да не, спасибо, — я открыл дверь. — Пойду я.
— Стой, — еще более гневно, чем в первый раз засопела она. — Вот.
Она придвинула билет на край стола, в мою сторону.
— Забирай свою бумажку и иди.
— Вот, это уже другой разговор, — я опять улыбнулся.
Женщина сделала вид, что просматривает недопечатанный документ, оставшийся в ее машинке, я же забрал свой билет.
— Думаю, все же стоит сходить к председателю. Поговорить с ним в целях вашей профилактики.
Теперь любая бесстрастность тут же покинула женщину, и она посмотрела на меня поверх очков, но уже испуганно.
— Зачем? Я же вам все выдала! — Проговорила она удивительно милым и даже заискивающим тоном.
— Ладно. Шучу, — хмыкнул я. — Но вы тут не безобразничайте без меня.
После, сопровождаемый все еще удивленным взглядом конторщицы, я вышел из кабинета. Как я и ожидал, в охотничьем билете была моя фотография из паспорта. На ней молодой, двадцатиоднолетний я, смотрел в объектив тяжелым взглядом. С годами он, этот взгляд, становился все тяжелее и тяжелее.
Я засмотрелся в билет и не заметил, как столкнулся с кем-то в небольшом зале охотничьего общества. Когда поднял взгляд, высокий рыжий мужчина, одетый в свитер с горлом и камуфляжные штаны, обернулся ко мне.
Довольно грузный, он мог похвастаться приличным животом и полным, в короткой щетине лицом. Тем не менее широкие и крепкие плечи, толстые руки, говорили о неплохой физической форме мужика.
— Ой, прошу прощения, — сказал он низким голосом.
— Это я прошу прощения.
— А вы… — Задумчиво посмотрел на меня мужик.
— Летов. Виктор Летов.
— А! Летов. От Дениса Евгеньевича?
— От него, — кивнул я.
— А я Максим Валерьевич. Председатель местного общества охотников и рыболовов. Билет получили? С Лидией Павловной проблем не было?
— Получил, — улыбнулся я. — Не было. А что, у кого-то с Лидией Павловной бывают проблемы?
— В таких случаях как у вас, были пару раз. Лидия Павловна — человек тяжелый. Только я могу с ней найти, скажем так, общий язык.
— Как выяснилось, я тоже могу, — похвалился я.
— Ну и славно, — он вздохнул. — Ладно, Виктор, у меня обед начался. Пойду я. Бывайте.
К Степанычу я вернулся примерно через час. У меня еще оставались дела. Риелтор описал мне три подходящих варианта квартиры: две однушки в центре и двушку, почти на окраине города. Все они отличались небольшой ценой, но я попросил у него что-то посолиднее. Все же, теперь мне придется забрать с собой Марину. А девушка явно привыкла к относительному комфорту, и я видел, как тяжело ей было на новом месте.
Всю первую ночь в квартире Степаныча, я слышал, как скрипели пружины старого дивана в другой комнате. Это ворочалась Марина, не находя себе места. Два или три раза она выходила на кухню, попить воды. И в один из них мне показалось, я слышал, как девушка тихо плачет, причитает полушёпотом. Хотя… Может, это был лишь сон?
В любом случае, если жить ей будет покомфортнее, нервничать она будет меньше, и тем самым, создаст мне, в перспективе, меньше проблем и лишних поводов беспокоиться о ней.
Тогда я решил раскошелиться и попросил Виталия Викторовича найти квартиру попросторнее. Результатом поисков стала трехкомнатная квартира в районе улицы Кирова, за которую в месяц хотели шестьдесят долларов. Риелтор даже показал мне несколько фотографий, сделанных полароидом.
Квартиру я не назвал бы достаточно просторной, комнаты были небольшими. Однако ремонт и правда оказался приличным: светлые обои в каких-то бабочках, привычная мебельная стенка в зале, пузатый телевизор на железной подставке, белая, в позолоченных молдингах кухня. В одной из спален на стене почему-то повесили портрет Сталина.
Решив, что мне это подходит, я позвонил хозяйке квартиры с мобильного и быстро назначил встречу на завтра, на полдень.
Когда я вернулся домой, первым делом услышал задорное Фимино «Мимо»!
— «Д3», — ответил он тут же.
— Попал, — донесся из кухни какой-то грустноватый голос Марины.
Я разулся, снял и повесил на гвоздик куртку. Прошел на кухню.
— О, вернулся? — Поднял на меня глаза Фима. — Тебе там звонили по поводу какой-то прачечной. Тебя не было, и я попросил перезвонить чуть позже.
— Хорошо, — ответил я.
Марина тоже обернулась и посмотрела на меня каким-то обеспокоенным взглядом, тут же спрятала глаза, будто бы сконфузившись.
На кухонном столике, перед Мариной, лежал вырванный тетрадный лист в клетку. Другой же, видимо, скрывала поставленная домиком общая тетрадь в синей обложке.
— В кораблики играете? — Спросил я.
— Ага! Я выигрываю! — Похвастался Фима.
Марина вдруг встала и без слов вышла из кухни.
— Марин, ты че? — Спросил я, пропустив девушку.
— Марин! Ты че, обиделась? — Крикнул Фима ей вслед. — Да ладно тебе, это всего лишь игра! Ну че ты обижаешься?
Мы с Фимой встретились взглядами.
— Ну че она обижается? — Спросил у меня удивленный Фима.
— Поставь чайник, Фим, — сказал я. — Я щас.
Я прошел к Марининым дверям. Легонько постучал. Спросил:
— Можно?
— Нет! Я не одета! — Крикнула она в ответ.
Однако девушка забыла, что окна дверей в ее комнате полупрозрачные, и можно было рассмотреть размытый силуэт. Судя по нему, Марина сидела на диване в своих джинсах. Тем не менее я не стал ломиться к ней.
— Что у тебя случилась Марин? — Спросил я. — Нужно, чтобы ты рассказала. Ты обещала слушаться.
— Это личное! — Отозвалась девушка.
— То, что мне приходится тебя защищать, тоже личное. Седой хочет прикончить лично тебя. А чтобы я мог защитить и тебя, и, как следствие, себя, мне нужно знать, что у тебя на уме и в душе.
Марина повременила с ответом, но все же отозвалась:
— Ладно, входи.
Я посмотрел на Фиму, который из любопытства высунулся из кухни.
— Если что, скажи, что я ей поддамся, — серьезно проговорил он.
— Ладно, — я хмыкнул. Потом вошел в комнату.
Марина выглядела обеспокоенной и грустной.
— Сяду? — Спросил я.
Она кивнула и чуть-чуть отодвинулась, освобождая мне место на диване. Присев рядом, я сказал:
— Рассказывай.
Марина молчала, поджав губы. Она отвернулась, боясь смотреть мне в глаза.
— Марин.
— Ну… Я не могу…
Я вздохнул.
— Через не могу.
Она помялась еще полминуты. Потом наконец смущенно заговорила, все также не поворачивая лица.
— Мало того что они все мои вещи перекуевдили, так еще кое-что забыли. Забыли кое-что, что мне очень нужно. А сейчас такое время… Что без этого никак.
— Без чего?
— Ну… Я же девочка… И тут… Вот… — она замолчала. — В общем…
— У тебя что, месячные, что ли? — Спросил я в лоб.
— Нет, ты что⁈ — Обернулась она испуганно.
Испуг почти сразу сменился смущением, и девочка, опустив глаза, зарделась. Стала нервно поглаживать свой гипс.
— Еще нет. Но уже вот-вот.
— Ну еще бы. Видать, вещи тебе кулымовские бойцы собирали. Вряд ли кто-то из них мог даже подумать о таком. Ладно. Пойду поищу и Степаныча тебе ваты. У него точно должна быть.
— Что⁈ — Снова испугалась она. — Какая вата⁈ Я не привыкла… У меня всегда были… В общем.
Девочка обернулась, насупилась, упрямо скрестила руки на груди.
— Мне нужно, чтобы ты свозил меня домой, за… За… За средствами личной гигиены.
— Исключено, — покачал я головой. — Пока так. Солдат должен стойко выносить тяготы и лишения военной службы. Считай себя солдатом, а это всё — военной службой. Принесу тебе ваты.
— Нет, ну Витя! — Ну тогда свози меня в аптеку. Я куплю сама!
— Тоже нет. Тебе нельзя выходить из квартиры.
— Ну… Ну тогда пусть кто-нибудь съездит! Я же не смогу! У меня и так беда в семье, а тут еще и это! Да я с ума сойду с твоей ватой!
Я вздохнул. Закатил глаза. Подумал, что в этот момент мне бы проще было справиться с десятью охранниками, объявившими забастовку, чем с одной этой девчонкой и ее женскими проблемами. Но делать было нечего.
— Ладно. Сейчас решим, — сказал я хмуро и вышел из комнаты. Тут же позвал: — Фима!
— А? Че? — Выскочил он из кухни.
— В общем, слушай, что надо делать, — приблизился я к нему.
— Чего случилось? — тут же посерьезнел он.
— Нужно поехать в аптеку и купить Марине, скажем так. Средства личной гигиены.
— Чего? — нахмурил Ефим светлые брови. — Какие еще средства?
— Ну ты не понимаешь, что ли? Личной гигиены.
Не ответив, он приоткрыл рот и непонимающе отрицательно покачал головой.
— Мля. Прокладки ей нужны. Или, там, тампоны. Что-нибудь, что найдешь.
Фима тут же переменился в лице, и вся его серьезность в один миг сменилась настоящим изумлением.
— Витя, да ты че⁈ Я б понял, на стрелку, или еще куда. Но это… Да манал я такие задания! Отвези ее саму! Пусть что хочет, то и покупает!
— Ей нельзя из квартиры. Девушку ищут по всему городу.
— Тогда езжай сам!
— Не могу.
— Почему это⁈
— Мне должны позвонить, помнишь? Остаешься только ты.
— Степаныч меня позвал, чтобы я ее охранял, пока он на дело поехал! Но в няньки я девчонке не нанимался! Не буду я ей ее… средства покупать. Выдай девке ваты!
— Фима, — я снова вздохнул. — Чем спокойней будет Марина, тем проще мне будет ее защищать. Меньше психов — больше шансов, что нас всех тут не порешат, понял?
— Не поеду и точка, — заупрямился Ефим.
— Так, ладно.
Я полез к себе в карманы. Нащупал ножики, что забрал у тех гопников. Один из них — простая выкидуха из Китая. Эффектная, со страшными шипами на обухе, для знающего человека она была очевидным барахлом.
А вот второй нож, который я забрал у Русого, оказался настолько интересным, что я даже хотел забрать его себе. Но раз уж сложилась такая ситуация, придется воспользоваться приемом, перед которым барахольщик Фима точно не устоит.
Я достал нож, раскрыл переточенный, но очень хорошо сохранившийся клинок-щучку из рукояти с деревянными, в латунных больстерах накладками. Приятно щелкнул замок клинка, когда он встал на место.
— Эт че, Бак сто десятый? — Заинтересовался, разбирающийся в ножиках Фима. — Ты где его взял?
— Отжал у одного гопоря. Сомневаюсь, что он знал, с какой редкой вещицей делает людям гоп-стопы.
— Ну… И что? Заставишь меня ехать в аптеку, угрожая ножом?
Я хмыкнул и протянул Фиме ножик рукоятью вперед.
— Если согласишься, он твой.
Глаза Ефима заблестели. На его лице отразились ужасные муки борьбы с собой. Правда, длились они совсем недолго. Фима схватил ножик. Щелкнув замком, сложил клинок и тут же сунул Бак в карман.
— Мля, если кто увидит — будет позорище, — буркнул он недовольно.
— А ты сразу прыгай в Пассат, как только выйдешь из аптеки.
— Че, серьезно? — Радостно удивился он.
— Ага. Можешь прокатиться. Ключи в зале, на тумбочке. Только не попадись ментам.
На следующий день мы получили документы по предприятию в городском совете. Вышли на улицу мы уже учредителями индивидуального частного предприятия Оборона с уставным капиталом в двадцать тысяч рублей.
Как ни странно, погода сегодня шептала. Небо почти разъяснилось и редкие, черно-серые облака плыли над головой, будто бы обходя пригревающее солнце стороной.
В большом центральном парке, несмотря на утренний час, было довольно людно. Народ спешил по делам.
— Ну че, — поигрывая своим новым ножиком, начал Фима. — Теперь можно нас поздравить? Мы серьезные бизнесмены.
— Погоди радоваться, — хмуро заметил Женя, примеряясь, как он будет спускаться по ступенькам на костылях. — Геморрой только начинается.
— Первый шаг мы сделали, — как-то мечтательно проговорил Степаныч, глядя в небо, на бегущее там облако.
— На этой неделе едем смотреть помещение, — сказал я. — Я договорился. Прачечная, вроде нормальный вариант. Но нужны деньги. Думаю, того, что у нас есть, может не хватить. Нужна форма и люди. Средства связи. Может понадобиться ремонт на первое время.
— Инстанции? — Посмотрел на меня Степаныч.
— Эт я сам. Похожу там-сям, договорюсь как-нибудь. Прорвемся.
— Пожарники, говорят, вредные, что здец, — спускаясь по ступенькам, заметил Женя.
— Говорю ж. Прорвемся. Обратного пути у нас нету. Надо не мять сиськи, и как можно скорее начать работать.
— Без оружия? — Хмуро спросил Степаныч.
— Пока без оружия. Так. А дальше уж, со временем и оружие закупим.
— Слышь, Вить, без стволов как-то совсем уж не круто, — заметил Фима, шаря взглядом где-то вдали.
— Ниче, есть у меня одна идея. Нужны швабры и черная краска, — сказал я.
— Швабры? — Удивился Степаныч.
— Да. Потому, сейчас идем за швабрами. На рынок, — хитро подмигнул я Степанычу.
— Вы, мужики, идите, — вдруг сказал Фима, глядя куда-то вдаль. — Я догоню.
— Че такое, Ефим? — Спросил я серьезно.
— Да ниче-ниче, — беззаботно рассмеялся он. — Знакомого одного увидел.
Фима обернулся, проводил взглядом остальных, следовавших через парк, на рынок. Сам же он присел на лавочку, у совета города, сделал вид, что не смотрит назад, на девятку цвета «баклажан» высаживающую у края площади его — Серегу, того самого, после которого Фимину сеструху еле откачали от передоза. Фиме даже пришлось отправить ее к матери, в деревню, пока девушка не отойдет от случившегося. Ефим боялся, что Сергей вернется, и все снова завертится. Знал он, что Машка все еще любит этого козла. Она сама призналась в этом Фиме.
Ефим чувствовал холодную решимость, что леденела в душе в этот момент. Достав из кармана нож, он украдкой обернулся. Увидел, как девятка отъехала, сдала назад, оставив Сергея курить у администрации.
Бандит докончил сигарету, бросил и затоптал окурок. Потом сунул руки в карманы черного бушлата, пошел в проулок, между большим старинным зданием, стоявшим сейчас, пустующим и стеной администрации.
Ефим встал. Щелкнул ножом, крепко сжал рукоять, а потом последовал за Серегой. Заглянув за здание администрации, Фима увидел, как Серега перешел на ту сторону, к соседнему старому дому, встретился там, еще с кем-то. Заговорил.
Их с Фимой разделяла узкая полоска переулка, и Фима решился. Он нырнул в него и медленно, крадучись у стеночки старинного дома, стал приближаться. Разок, ему даже пришлось спрятаться за выступом стены, когда Серега вдруг стал оглядываться.
Говорили они долго, и Фима успел добраться до арки, ведущей во двор, расположившийся внутри нескольких, сообщающихся друг с другом дореволюционных строений. Двор перекрывали кованые ворота, но Ефим спрятался в раке. Тут до него хоть и не четко, но доносились голоса бандитов.
— Ну и че? — спросил Серега.
— Да вот, Косой думает, что Кулым мог ему сбагрить девку. Все же, он ему доверяет, — зазвучал высоковатый голос второго.
— Ну еще бы. А че Косой так думает?
— Один из пацанов Михалыча раскололся. Сказал, что Михалыч его отправлял гранату Летову в хату забросить. Забросил, а тот, сука, живой остался. Ну, вроде, Косой вышел на хозяйку той квартиры. Щас хочет с ней побазарить. Может, она знает, где он зашкерился. А там уж, посмотрим. Вдруг телка и правда у него.
— Да мы уже почти везде все обыскали, — сказал Серега. — Я думаю, Седой нас просто так гоняет. Нету этой мелкой шлюхи в городе. Вывезли.
— Ну хрен знает. Не факт. Лады. Мы едем щас в одно место, там подруга ее живет. Посмотрим там.
— Ну а мы пожрать, — похвалился Серый. — Ща пацаны заправятся, поедем на рынок, пирожков пожрать.
— А потом?
— Да хер знает. Куда отправят.
— Вот суки, уже копают, — проговорил себе под нос Фима, перестав слушать бандитский бубнеж.
— Ну лады, давай, Сережа.
— Ага. Давай.
Услышав эти слова, Фима притих, сильнее прижался к холодному кирпичу арки, прислушался к шагам. Серый шел обратно, туда, где его оставила машина. Судя по звуку, двигался он со стороны заброшки, а не администрации.
Когда Фима понял, что бандит близко — выскочил из своего укрытия. Тут же увидел испуганное лицо Сереги, оказавшееся в десятке сантиметров от его собственного.
Рук, Ефим, будто бы и не контролировал. Нож словно бы ударил сам. Фима почувствовал легкое сопротивление одежды и плоти, а потом на пальцы, стискивающие нож, полилось что-то теплое.
— Что за херня… — Прохрипел Сергей.
Фима не ответил, прижал его к стене и ударил второй раз.
— Из-за тебя, падлы, — злобно начал он. — Моя сестра чуть на тот свет не отошла.
— Фи-и-и-им-а-а-а… — протянул ошарашенный Сергей.
— Босса твоего завалил, теперь до тебя, гнида, добрался.
— Кого?.. — Только и спросил теряющий сознание Серый.
— Э! Э! — Чужой голос эхом пронесся между домами.
Фима повернулся на звук. Худощавый, но высокий мужчина, явно тот, с которым говорил Сергей, бежал к ним, на ходу доставая пистолет.