— Вот так да, — сказал я, оглядывая начищенный, пахнущий оружейным маслом ствол. — Это, походу, Горцево добро?
Легкое и компактное ружье с толстым, встроенным в ствол глушителем было разобрано на несколько частей: казенник, приклад, ствол, снайперский прицел и магазин. Тут же, в дипломате лежал пачка патронов.
— Нашел-таки, — понуро прогундосил за моей спиной Сережа. — Ну и че ты сюда полез-то? Вот если б не ты, я б спокойно перепрятал это долбаное ружье, и ты даже ничего не узнал бы. А теперь вот, получилась какая-то херня.
Я закрыл дипломат, запер его замки. А потом, к удивлению Сергея, прихватил его с собой.
— Ты куда это его тащишь, Витя?
— Да вот, интересно мне, — сказал я. — Нету у тебя еще где-нибудь здесь бандитского схрона со стволами? А то мож наткнусь на нежелательный подарочек, когда-нибудь прям посреди рабочего дня.
С этими словами я стал светить по углам, но ничего особенного больше не нашел. В целом, крыша была чиста.
— Тут — нету, — буркнул Сергей.
— А это что за ствол?
— Вить, а тебе то что? Меньше знаешь, крепче спишь.
— Ну слушай, — я взялся за стропило, аккуратно переступая по балкам, чтобы не влезть ногой в глину. — Тебе же нужен арендатор на эту дыру?
— Нужен, — вздохнул он. — По бабкам, если честно, ваще беда.
— А мне нужно хорошее крепкое помещение. Это вполне подходит. Да только проблема в одном.
— В чем же?
Серый, остававшийся все это время снаружи, залез под крышу, сел на корты, на ближайшей балке.
— В тебе, — сказал я. — Мне надо знать, что у тебя за терки с братками и стоит ли вообще с тобой связываться. А это, — я поднял дипломат, — это очень подозрительно. Почему у тебя на крыше тут, в прачечной, лежит одинокая пушка спецназа. Да еще такая, которую просто так не достать. Кто такой этот Горец?
Сережа вздохнул.
— Да тут ничего такого нету, если честно. Ты не переживай, Витя.
— Ничего такого? Сереж, это Винторез, — я потряс чемоданом. — Рассказывай и не бреши.
Он снова вздохнул.
— Ладно. Горец — это один из мясуховских авторитетов. Он киллер бывший, в восемьдесят девятом активно работал по всему краю. — Уже давно от дел отошел, но, вдруг, ему внезапно пушка понадобилась, причем не абы какая. Зачем? Я не знаю. Поговаривают, он собрался сам лично, на какое-то дело идти, молодость, так сказать, вспомнить. На какое? Да черт его знает.
— А ты тут каким боком? — Спросил я.
— А вот хрен его… Вот как все было, — Серега вздохнул тяжелей, чем в прошлый раз. — Сижу я дома вечером, в ус не дую. Тут приезжает этот вот, Мирон, который. Сует чемодан в зубы, говорит, что б спрятал, и если что, то отвечаю головой за содержимое. Ну я испугался, само собой. Давай вопросы задавать. Ну а он молчит да молчит. Рассказал только, что это пушка, которая принадлежит Горцу. Игрушка его любимая. Типа того. Ну а потом, на следующий день, из газет узнаю, что этого Горца задержали по подозрению в одном из его старинных убийств, ну и сейчас держат в следственном изоляторе.
— Выходит, пушку решили спрятать у тебя, — задумался я. — У кого-то кто на поводке, но вне банды, чтобы не подставить никого из своих, и в то же время уберечь оружие.
— Насколько я знаю, много кого из мясуховских сейчас менты трясут, но те, вроде, особо и не переживают по этому поводу, — пожал плечами Сергей. — А вот я переживаю!
— Переживают. Может винторез — орудие убийства по какому-то из старых дел? — Задал я вопрос, который, впрочем, был просто мыслями вслух.
— Да черт его знает, — пожал плечами Сережа.
— Лады. Возьми его, — я протянул чемодан Сергею. — И перепрячь. Нечего ему тут делать. А сколько ты мясуховским должен?
— Если в долларах, то пять тонн. Ну… Теперь уже пять…
— Деньги есть?
Сергей вздохнул.
— Ну… я машину собирался продать к четвергу. Тогда б хватило. А теперь черт с два. Где-то еще нужно штуку взять.
— Ладно, — задумчиво сказал я. — Полезли вниз. Расскажу тебе, как мы поступим.
Мы спустились. Первым Сергей, а я за ним. Оказавшись на земле, продолжили разговор:
— Ну смотри, — начал я. — Помещение неплохое. Я приеду с моими компаньонами, чтобы они поглядели. Если всех устроит — заплатим тебе за три месяца вперед. Нормально?
— Три месяца, по триста, — нахмурился Сережа, решая в уме нехитрую арифметическую задачку. — Считай, штука выйдет.
Мужичок обрадованно посмотрел на меня.
— Вот и закроешь долг перед мясуховскими. А эту херню, — я кивнул на ствол в дипломате, — держи от меня и от прачечной подальше. Считай, что я его не видел и ничего про все это дело с Горцем не слышал.
— Идет, — заулыбался Серега, и мы пожали руки.
— Однако не спеши так радоваться, — сказал я.
— Почему?
— Если они доверили тебе пушку, значит считают, что ты у них под колпаком. Должен по самые гланды. Потому смотри, что б процент по долгу быстрей тебя ни побежал. А это может быть.
— Еп тыть… — Тронул Серега Губы. — И че тада?
— Тада будешь решать проблемы по мере их поступления, — сказал я. — Предупрежден — значит вооружён.
С Серегой мы договорились, что встретимся через пару дней. Остальные посмотрят прачечную, и тогда уже окончательно договоримся об аренде. Мужичок, правда, сказал, что к этому времени уже продаст свою старенькую ауди и попросил, чтобы мы забрали его из офиса. Который, оказалось, находится очень близко к новому армавирскому масложиркомбинату.
— А где там офисы? — Попытался припомнить я.
— Да ты не переживай, Вить! Просто на адрес приезжайте да и все!
Серега дал мне бумажку с адресом, и на этом мы с ним распрощались. Конечно, я понимал, что определенным образом рискую, связываясь с Сергеем. Но, и терять такое хорошее здание мне не хотелось. Квадратура у него большая, за такую цену — то, что надо. Удобное расположение, учитывая, что мы собирались сконцентрироваться на охране имущества. Оборона будет расположена аккурат между городом и промзоной. Пусть до центра не очень близко, но до города — самое то.
Теперь нужно было рассказать обо всем остальным, и вечером я поехал в Элладу, где мы договорились собраться после моего визита в прачечную. Конечно, дело здесь было больше в том, что мужики просто хотели отдохнуть, немного развеяться, ну и заодно поболтать о деле.
До позднего вечера в клубе мы сидеть не собирались. Не хотелось нам слушать танцевальную музыку и находиться в куче народу, которая начнет стягиваться после десяти часов вечера. Потому мы просто заказали по пиву и сели за свободным столиком, чтобы поговорить.
На фоне негромко играла «Фаина». Я же рассказал остальным о своих впечатлениях от прачечной, но и не забыл упомянуть о том, что ее хозяин Серега оказался проблемным.
— Че-то я думаю, с этим каши не сваришь, — покачал головой Степаныч. — Какой-то он мутный, этот Сергей.
— Верно, мутный, — я кивнул. — Но зато помещение удачное.
— А мож еще че другое посмотреть? — Задумался Фима. — Армавир — город не очень маленький. Может, чего и найдется.
— Ну, пару дней у тебя есть. Посмотри, — пожал я плечами.
— Я что ли? — Удивился Фима.
— Он один только на жопу себе приключений найти может, — заметил Женя.
— Это че это, мужики? — Обиженно посмотрел на всех Фима. — Да я понял все, вы не переживайте. Мы с Витей поговорили и…
— Сомневаюсь я, что ты что-то понял, — проворчал Степаныч. — Мы еще за тобой будем расхлебывать. Вот увидишь. Не завтра, так послезавтра.
— Тебя в магазин отпусти, обязательно в дерьмо наступишь. Да так, что и на остальных разлетится, — угрюмо проговорил Женя.
— Ну, — Фима отпил пива, откинулся на спинку кресла. — Мы с тобой друг друга стоим. Я в вечно говно наступаю, а у тебя рожа такая хмурая, что любой мертвец позавидует.
— Лады. Хватит вам, мужики. Фима в себя пришел. Не будет безобразничать, — начал я. — Но в целях, так сказать, профилактики мы пока что не можем отпускать тебя, Фима, одного. Ты же понимаешь.
— Да понимаю, — махнул рукой Фима.
— Думаешь, попытать удачу тут? С этой прачечной? — Спросил Степаныч.
— Думаю, — кивнул я. — Контора получится крепкая. Да и расположение неплохое, примерно между городом и промзоной.
— Ага, — буркнул Женя. — И туда и сюда одинаково далеко.
— Верно, — улыбнулся я. — Все более-менее равномерно удаленное. А Ефремова и Черемушки так вообще, вот они. Только до цента подальше.
— Своими глазами смотреть надо, — сказал Женя задумчиво. — И прикидывать, стоит ли овчинка выделки.
— Я думаю — стоит, — сказал я.
После повели разговор о чем-то отстраненном. О глупостях, так сказать. Болтали не о чем некоторое время, пока, наконец, Женя не сказал мне:
— Слышь, Вить. Ну че, надумал ты, как мне до племянника дотянуться? Я уже чуть-чуть расходился. Намного лучше себя чувствую. Надо его выручать от нацистов-то.
— Есть про него еще вести? — Шепнул я.
— Да нет, — сказал тихонько Женя. — Насколько знаю, где сидели там и сидят. Вот нужно поехать туда и забрать Ваню.
— Просто так ты его не заберешь, — покачал я головой.
— Это почему ж? — Нахмурился Женя.
Степаныч с Фимой тоже обратили внимание на нашу беседу. Прислушались.
— Ты про племянника? — Спросил Степаныч.
— Ага, — грустно ответил Женя.
Степаныч стал задумчивым и погрустнел.
— Не просто это будет, — наконец сказал он. — Очень тяжело нам придется, если хотим выпутать его из этого гнилого болота.
— А что тут сложного? — Встрял Фима. — Давай сходим да по шее нацикам надаем. Степаныч, вон, скликает еще бойцов, и мы одним махом снесем ихнее гнездо. Да они сами разбегаться, малолетки эти, когда нас увидят. Ну а Ваньку заберем с собой.
— Не так все просто, — снова вздохнул Степаныч.
— Это почему ж? — Спросил Фима.
— Потому что Ваня убежит вместе с ними, — сказал я. — Он считает их своими, а себя — их частью. Нужный он там, понимаете? Кажется ему, что он на своем месте, что он там, где надо.
— Верно, — кивнул Степаныч.
Фима с Женей потемнели лицами. Переглянулись.
— И что ж ты тут предлагаешь делать? — Спросил Женя.
— Знаешь, в чем суть всей этой фашистской дряни? Для чего ее придумали? — Спросил я.
— Да черт его знает, — Женя сухо сплюнул. — Мало ли что было в башке у этого Гитлера, который всю эту дрянь выдумывал.
— У Муссолини, — поправил его Степаныч.
— Да похер у кого.
— Суть в том, чтобы одурачить людей, — сказал я. — Обмануть их. Дать ложные цели и ложные чувства того, что они какие-то особенные. Что они избранные, а все остальные — говно на палочке.
— Ну и что? — Спросил Женя.
— А знаешь, для чего нужен весь этот обман?
— Ну? — Спросил не Женя, а заинтересовавшийся разговором Фима.
— Ради выгоды. Во времена Великой Отечественной, под знаменем этой коричневой чумы нужные люди делали огромные деньги. Например, те же Круппы, что лили пушки для армии Третьего Рейха. А заодно и броню продавали половине Европы.
Никто меня не перебивал. Все слушали внимательно.
— И тут может быть то же самое. Если главарь у этих нацистов — умный мужик, то будет он использовать свою банду ради выгоды для себя и своего ближайшего круга.
— А если просто идейный? — Спросил Степаныч.
— Идейные долго не держаться, — покачал я головой. — Одной только идеей сыт не будешь. Если группировка продолжает существовать, значит, у нее есть ресурсная база для этого. А значит, главарь действует именно так — по-умному. А рядовым своим бандитам заливает в уши дерьмо из Майн Кампф. Чтоб были послушнее.
— Очень все это интересно, Витя, но к чему ты клонишь? Чего это ты тут за лекцию развел? — Спросил Женя.
— Да о том я говорю, что нужно, чтобы Ваня сам понял, что его используют. Сам решил покончить со всей этой дрянью и вышел из банды. А мы тут как тут. Окажемся где надо, чтобы защитить его. Ведь как известно, из подобных банд часто бывает один выход — вперед ногами.
Все молча переглянулись.
— И чего ты предлагаешь? — Спросил Женя.
— Нужно это дело решать хитростью. Слушайте, как мы поступим, — сказал я и подался к остальным.
Следующим утром мы отправились в Глубокий. Туда, где предположительно, обитала неонацистская группировка.
Туда мы поехали втроем с Женей и Фимой. С одной стороны, нужно было создать впечатление, что мы не пальцем деланные и можем за себя постоять, чтобы просто не попасть в неприятности. Ну а с другой, выглядеть недостаточно угрожающими, чтобы с нами пошли на контакт.
Сегодня был довольно теплый день. Ветра, что бушевали по ночам в последнюю неделю, перебороли наконец последние зимние холода, и они отдали позиции погоде, напоминающей весеннюю.
Небо было подернуто тонкой дымкой, которая на фоне солнца казалось молочно-белой. Солнце пригревало, и я сменил кожанку на армейский легкий китель с зелеными полевыми пуговицами, который мне когда-то подогнал Степаныч, свитер на кофту с воротником на замке, а вместо джинсов надел черные спортивные штаны под берцы.
Погода менялась. Время шло, и весна неумолимо наступала. А вместе с ней наступали еще более тяжелые времена, о которых сейчас мало кто догадывался. Скоро начнется война в Чечне, последствия которой аукнутся даже нашему городу.
Насколько я понял, фашики сидели в небольшом доме, который принадлежал то ли родственникам, то ли родителям главаря, а может, просто кого-то из банды.
По наводке Шелкопрядова, мы нашли дом быстро. Турлучный, обшитый крашенными синими листами металла, он стоял за высоким и глухим шиферным забором. Находился дом в широком, судя по протяженности забора, дворе. На улице, у распахнутой калитки мы увидели нехитрый турник из деревянных, старых столбов и железной трубы. Стоящий у старой кучи гравия, турник не пустовал.
На нем занимались пацаны. Их было трое и все бритые налысо. Худощавый и высокий парень ловко делал выход силы. Двое других — один пониже, но коренастый и широкоплечий, а с ним и другой, походивший совсем уж на ребенка лет чуть ли не четырнадцати, наблюдали за тем, как длинный выполнял упражнение.
Все трое насторожились, когда мы остановили машину метрах в ста от двора. Высокий слез с турника и стал, руки в боки. Уставился на нас. Он носил джинсы с подтяжками, в которые заправил майку-тельняшку. Когда поставил ногу на кучу гравия, я рассмотрел на нем тяжелые ботинки.
— Ну? И че делать будем? — Спросил Женя, сидя на заднем сидении пассата.
— Вы — ничего. А я пойду к ним. Попробую поговорить с главным, — ответил я.
Фима промолчал, оглянулся на явно нервничающего Женю. Тогда промолчал и я, тронул пассат, и машина, хрустя гравием под колесами, покатилась по пустой дороге. Троица внимательно провожала нас взглядом.
Поравнявшись с ними, я съехал с дороги, поставил машину у кучи. Вся троица смотрела на нас, словно дикие зверята. Коренастый скрестил мускулистые руки на груди. Из-за забора показался еще один нацик. Такой же бритый на лысо, он к тому же носил на шее черное пятно тату. С такого расстояния я не мог рассмотреть, что на нем было изображено. Себе на плечо татуированный повесил что-то напоминающее самодельные нунчаки.
— Давай, Фима, — сказал я. — Со мной пойдешь. А ты, Жень, будь в машине. Увидят, что ты на костылях, могут принять за слабость.
Женя понимающе кивнул.
Я вышел из машины.
— Здравствуйте, господа, — сказал я, подходя к ним и тоже поставив ногу на кучу гравия.
Фима же, прислонился задницей спереди, к капоту машины. Подражая нацикам, сложил руки на груди.
Высокий был высок. Обгонял меня чуть не на голову, и потому смотрел свысока, к тому же довольно надменно.
— Э, в смысле, господа? — вякнул вдруг мальчишка-нацик, и я только сейчас увидел в нем что-то неладное.
На его груди, на свободной черной кофте проглядывались очертания… небольшой женской груди.
— Прошу прощения, — хмыкнул я, — господа и дама.
Девчонка нахмурилась. От того ее маленькое, не очень симпатичное личико стало еще менее привлекательным.
— Вы кто такие? Че надо? — Борзо спросил высокий.
— Где фюрер ваш? — Не выдержал и съязвил Фима.
— Че? Че вякнул⁈ — Тут же набычился высокий, а мужик с нунчаками подошел к нам поближе.
Только сейчас я увидел, что у него на шее была наколота стилизованная свастика.
— Тихо-тихо, — глянул я на Фиму. — Не кипятитесь, ребят. Я с миром к вам.
— Так давай. Рассказывай, че надо? — Вклинился мужик со свастикой.
Если остальным по возрасту можно было дать восемнадцать, максимум двадцать лет, то этот тянул на все двадцать пять.
— Старший ваш на месте? — Спросил я.
— А че? Зачем тебе старший? — Спросил татуированный холодным тоном.
— Да! Че надо? — Подгавкнул высокий.
— Че надо? — Спросил я в ответ, сцепившись с татуированным взглядами. — Помощь мне ваша нужна. Вот что мне надо.