Мой сосед — вампир

Глава 11

Запись в дневнике мистера Фредерика Дж. Фицвильяма, 4 ноября

Кэсси ушла спать два часа назад.

Каждый раз, как я закрываю глаза, я снова вижу её — сияющую в объектив, в этом жалком подобии одежды, с волосами, словно золотым ореолом вокруг головы, её тело — подсвеченное сзади, восхитительное.

Я переполнен яростью.

На фотографа — за то, что сделал этот снимок.

На Кэсси — за то, что позволила стольким людям увидеть её почти обнажённой.

На всех семи миллиардов человек на этой планете — потому что теоретически любой из них может взглянуть на эту фотографию, сделав всего пару нажатий.

И на самого себя.

Сгорбившись над столом, я тщетно пытаюсь игнорировать знакомую, но всё ещё мучительную боль в паху. Пока Кэсси безмятежно спит в соседней комнате, я цепляюсь за остатки здравого смысла и самообладания. Клянусь всеми небесами — когда я увидел ту фотографию, мне хотелось лишь одного: чтобы Кэсси надела этот её «купальник» только для меня.

Если бы я оказался рядом в тот момент, мне стоило бы невероятных усилий не стянуть с её плеч эти тонкие, хрупкие бретельки и не открыть остальной мир её восхитительного тела для моих глаз.

Я — отвратительное создание. Кэсси — юная, полная жизни, настоящая женщина, и она не заслуживает быть объектом моих похотливых фантазий.

Завтра она собирается отвезти меня по магазинам, чтобы помочь выбрать, по её словам, более «подходящую повседневную одежду». Я подозреваю, это будет означать необходимость оценивать, как та или иная вещь сидит на моём теле. А если ей придётся ко мне прикоснуться в процессе?..

Я уже твёрд как камень лишь от самой этой мысли.

Если я ещё не проклят на вечность, то теперь уж точно.

Как сказал бы Реджинальд — я влип по уши.

FJF

— Значит, твоему соседу по комнате срочно нужен модный апгрейд? — Сэм изо всех сил старался скрыть насмешку в голосе, прикусывал внутреннюю сторону щеки, но улыбка всё равно прорывалась. — Раз уж ты позвала меня на помощь, дело явно критическое.

В торговом центре было многолюдно: шумные подростки из пригорода, уставшие родители с детьми на буксире. Я предложила Фредерику встретиться здесь во вторник вечером, потому что решила, будто в середине недели в молле будет тихо и пусто. Но минут десять назад меня едва не сбила с ног женщина с коляской, и я поняла: человек, который редко ходит по торговым центрам, не в том положении, чтобы делать такие предположения.

— Не столько апгрейд, сколько новый гардероб, — сказала я. Откусила кусок кренделя, только что купленного в киоске, и с благоговением ощутила, как эта химическая вкуснятина тает на языке. Я даже не хотела знать, из чего их делают. Наверное, и к лучшему.

— Новый гардероб? — переспросил Сэм.

— Ага. Ему срочно нужна одежда. Вот почему я позвала тебя. Ты мужчина, я — нет. Ты лучше меня разбираешься в мужской моде.

На самом деле, Сэм не разбирался в мужской моде больше других. Его стиль с колледжа почти не изменился, за исключением деловых костюмов для работы. Я позвала его в последний момент скорее в надежде, что он станет буфером между мной и Фредериком — пока мы будем выбирать одежду и он будет её примерять. Потому что одно дело — сказать своему неприлично красивому, категорически недоступному и, ко всему прочему, вампирскому соседу, что ему стоит обновить гардероб. И совсем другое — привезти этого неприлично красивого, категорически недоступного и вампирского соседа в торговый центр, помогать ему выбирать одежду и смотреть, как всё это сидит на его сногсшибательном теле.

Особенно после того, чем закончился наш урок по Инстаграму.

Прошло два дня, а я всё ещё не понимала, что именно значила его реакция на моё фото в купальнике. Я обдумывала это бесконечно: на работе, пока пыталась доделать заявку на художественную выставку; по ночам, когда не могла уснуть, остро осознавая, что он бодрствует за стеной. Я слишком много времени прокручивала в голове, как именно он тогда на меня посмотрел, перед тем как уйти. В его взгляде вспыхнуло… что? Злость? Ревность? Или нечто ещё?

С тех пор мы почти не разговаривали — только обменялись парой записок, чтобы скоординировать эту вылазку за одеждой. Если я собиралась продержаться два часа, наблюдая, как Фредерик примеряет джинсы и лонгсливы, мне определённо нужен был рядом лучший друг.

— А я думал, твой сосед хорошо одевается, — сказал Сэм с усмешкой, которую я слышала, даже не глядя на него. Я облокотилась на большую белую колонну — с одной стороны на ней красовалась реклама духов, с другой — схема молла.

— Он и правда хорошо одевается. Он и правда… — Я почувствовала, как щеки заливает жар. Неловко, и слегка раздражала ехидность друга. — Но… — Я прикусила губу, ломая голову, как объяснить проблему «одевается так, словно живёт в XIX веке», не раскрыв при этом, что Фредерик — вампир.

И в этот момент Фредерик вышел из-за угла — избавив меня от необходимости что-либо объяснять.

Как всегда, он был одет так, будто направлялся на встречу с Джейн Остин: дорогой тёмно-серый шерстяной костюм-тройка, чёрные туфли, отполированные до зеркального блеска. Галстука на этот раз не было, и это уже можно было считать уступкой современности. Но я всё же надеялась, что он оставит дома хотя бы пиджак — в примерочной он будет только мешать. Хотя, справедливости ради, выглядел он потрясающе. Даже если ещё более неуместно, чем обычно, на фоне пригородного торгового центра.

Одного взгляда на Сэма хватило, чтобы понять: он пришёл к тому же выводу. Это был первый раз, когда он видел Фредерика вживую, и я почти физически ощущала, как мой лучший друг борется с собой, изо всех сил стараясь держать глаза прикованными к идеальному лицу, а не позволять им соскользнуть на широкие плечи и то, как идеально сидит костюм.

Фредерик легко обошёл стайку оживлённо болтающих подростков и подошёл к нам у карты торгового центра. Он посмотрел на Сэма, почти полностью повернувшись ко мне спиной. Жаркая интенсивность его взгляда, вспыхнувшая два вечера назад, исчезла — теперь на лице застыла вежливая, пустая учтивость. Глядя на него, трудно было поверить, что всего пару дней назад он потерял контроль из-за моего фото в купальнике. Но именно так и было. И судя по тому, как он избегал смотреть на меня, он совершенно не хотел разбираться, что это значило. Впрочем, я тоже.

— Добрый вечер. Я — Фредерик Дж. Фицвильям, — сказал он, протягивая руку.

— Рад знакомству, Фредерик. Я — Сэм, — отозвался мой друг, поспешно пожимая её.

Мне пришлось прикусить губу, чтобы не расхохотаться. Кто этот человек и куда дел моего друга, который ещё недавно возмущался тем, что я снова поселилась с Фредериком?

— Взаимно. Кэсси сказала, вы присоединитесь к нам сегодня, чтобы помочь с выбором одежды, — Фредерик кивнул в мою сторону, но всё ещё не посмотрел на меня.

Меня кольнуло глупое разочарование от того, что он, похоже, рад присутствию буфера не меньше, чем я.

— Надеюсь, смогу помочь, — бодро сказал Сэм.

— Я на это рассчитываю. Я мало знаю о современной моде, — он неопределённо указал на свой костюм. — Как, думаю, вы можете видеть.

К этому моменту Сэм окончательно сдался и перестал скрывать, что разглядывает, как сидит на нём костюм. Он сглотнул и потер затылок.

— Ну… кое-что ты точно знаешь…

— Абсолютно ничего, — с серьёзностью ответил Фредерик. Если он и заметил, как Сэм на него пялится, он никак этого не показал. — Я доверяю Кэсси, когда она говорит, что мне стоит одеваться более… повседневно. Но всю жизнь я считал правильным выглядеть максимально формально по любому поводу.

— Ну да, — подхватил Сэм. — В таком костюме не пойдёшь же в супермаркет. Или мусор выносить.

— А я именно в нём и выношу мусор каждую среду, — вздохнув, признался Фредерик.

— Вот именно, — вставила я, впервые заговорив с момента его появления. Он по-прежнему не смотрел на меня, но всё его тело едва заметно напряглось при звуке моего голоса, будто само его звучание вызывало в нём беспокойство. Я заставила себя проигнорировать собственный отклик и добавила: — Если хочешь чувствовать себя комфортнее, стоит хотя бы иногда надевать джинсы и футболку.

Я выразительно подняла брови, давая понять, что «чувствовать себя комфортнее» — это код для «выглядеть меньше как древний вампир».

— Ты права, — сказал он с видом обречённости, словно его только что назначили дежурным на школьной дискотеке или выбрали в совет домовладельцев. Он явно был не в восторге, но отказаться было выше его принципов.

Я повернулась к Сэму:

— Начнём с Gap? Или есть вариант получше?

Я уже давно не покупала одежду вживую, но помнила, что в этом молле Gap был неплохим вариантом.

— Зависит от бюджета. В Nordstrom здесь тоже много всего хорошего, — ответил Сэм.

Фредерик повернулся к нему и спросил с полной серьёзностью:

— Между Nordstrom и Gap, где, по-вашему, лучше ассортимент повседневной мужской одежды?

— Определённо в Nordstrom.

— Тогда Nordstrom, — кивнул Фредерик.

Он достал из кармана настоящий карманный хронометр на цепочке и, сверившись со временем, произнёс:

— До закрытия торгового центра у нас два часа. Приступим?

— Подожди, — сказал Сэм, уже вытаскивая телефон из кармана. — Чёрт, это из моей фирмы.

Он поднёс телефон к уху:

— Сэм Коллинз.

Голос у него тут же изменился — стал жёстким, формальным, совершенно другим, будто говорил не со мной, а с судьёй. Наверняка звонил один из партнёров.

Фредерик нахмурился и посмотрел на меня:

— Его работодатель звонит ему вечером?

— Сэм — юрист, — пояснила я. — Это его первый год после выпуска, и он работает буквально как проклятый. Его муж Скотт говорил, что он сейчас проводит в офисе около семидесяти часов в неделю.

Фредерик выглядел ужаснувшимся:

— Это отвратительно.

— Знаю.

Сэм достал из сумки блокнот и стал быстро что-то записывать, пока собеседник на другом конце линии продолжал говорить.

— Я не понимаю, почему Келлогг паникует из-за слияния. Оно же уже на следующей неделе, я в курсе, но… — Он замолчал, слушая. — Да, конечно. Я подготовлю этот меморандум, как только приеду в офис. — Он взглянул на часы. — Я сейчас в Шомбурге, но могу быть через сорок пять минут.

Он повесил трубку и посмотрел на меня с виноватым выражением.

У меня внутри всё оборвалось — желудок ушёл куда-то в район ботинок.

— Ты должен ехать прямо сейчас? — спросила я, пытаясь не поддаться панике.

— Да. Прости. Это слияние, которым мы занимаемся… — Он покачал головой. Только теперь я заметила тёмные круги под его глазами. — На самом деле оно идёт без сучка, без задоринки. Всё должно пройти гладко. Просто клиент нервничает, и мне нужно его успокоить.

Он наклонился чуть ближе ко мне, приподнял бровь и прошептал:

— Особенно жаль, что я пропущу Фредерика, примеряющего одежду.

Этого почти хватило, чтобы отвлечь меня от ужаса при мысли о том, что мне предстоит провести весь вечер наедине с Фредериком, наблюдая его в разных степенях одетости и раздетости. Я шлёпнула лучшего друга по руке.

— Ты вообще-то женат, Сэм.

— Женат, но не мёртв, — невозмутимо ответил он, а потом, чуть посерьёзнев, добавил: — Если честно, он вроде нормальный парень. Странный, конечно, но… — он пожал плечами. — Я уже не думаю, что ты совершаешь самую ужасную ошибку в жизни, живя с ним.

Я фыркнула.

— Отлично. А теперь иди и будь юристом. Мы справимся.

Я повернулась к Фредерику, который совсем не выглядел человеком, готовым «справиться». Его глаза были широко раскрыты — он казался почти таким же испуганным перспективой остаться со мной наедине, как и я.

— Напиши, если что-нибудь случится или будут вопросы, — сказал Сэм, закидывая сумку на плечо. — Завтра свяжусь с тобой, узнаю, как всё прошло.

И он ушёл.

Оставив меня наедине с Фредериком. В торговом центре. Примерять повседневную мужскую одежду. Это будет просто чудесно. Абсолютно чудесно.

Фредерик неловко откашлялся. Его взгляд был прикован к ботинкам, а пальцы левой руки быстро постукивали по бедру.

— Я… рад, что ты не работаешь так же много, как он, Кэсси, — проговорил он почти шёпотом. В шуме торгового центра мне пришлось напрячь слух, чтобы расслышать. — Наверное, я бы очень волновался, если бы ты работала так же.

Его глаза на мгновение встретились с моими — тёплые, мягкие — и тут же ускользнули. Он снова прокашлялся:

— Пойдём в Nordstrom?

Nordstrom. Верно.

— Ага, — выдохнула я, чувствуя, как закружилась голова от резкой смены темы. Как, чёрт возьми, я вообще собираюсь это пережить? — Nordstrom так Nordstrom.

В последний раз я была в Nordstrom почти двадцать лет назад, когда пришла в этот же торговый центр с мамой выбирать платье для бат-мицвы. Учитывая, как давно это было, чувство дежавю, охватившее меня, как только я вошла в магазин, оказалось поразительно сильным. Запах духов, витавший в воздухе, резкое люминесцентное освещение — всё это моментально вернуло меня в тринадцатилетний возраст, когда я чувствовала себя неловкой в собственном теле и мечтала оказаться где угодно, только не здесь.

Судя по тому, как Фредерик то и дело сжимал и разжимал кулаки по бокам, он, вероятно, чувствовал себя так же, как и я тогда.

— Я не ожидал, что это заведение окажется таким… — Он замолчал, широко раскрыв тёмные глаза, в которых читалось замешательство, пытаясь переварить всё происходящее.

— Таким каким? — спросила я, направляя его мимо вычурного обувного отдела с собственным винным баром.

Он резко остановился у витрины с зимними пальто за пять тысяч долларов, которые выглядели так, будто их сшили из страз и мусорных пакетов. Он нахмурился, глядя на них, и я могла лишь догадываться, о чём он сейчас думает.

— Таким… чересчур, — наконец произнёс он.

И добавлять ничего не потребовалось. Я прекрасно поняла, что он имел в виду.

Моя рука всё ещё лежала у него на локте, пока я вела его в сторону мужского отдела, слегка подталкивая его влево. В магазине было шумно — повсюду ходили покупатели и продавцы, играла фоновая музыка, — но даже несмотря на это, я отчётливо услышала, как его дыхание сбилось от моего прикосновения, будто вокруг нас не было ни души.

Следовать указателям оказалось непросто: в Nordstrom было так много отделов и так много людей, что мы едва ли не на каждом шагу сталкивались с очередным нарядным покупателем. Мы бродили по магазину добрых десять минут, прежде чем наконец нашли мужской отдел. Он оказался на шестом этаже, за секцией товаров для дома и на самом дальнем конце от входа со стороны торгового центра. В сравнении с огромными пространствами, выделенными под женскую одежду, мужской отдел выглядел как забытый пасынок.

Тем не менее, вещи там были ничуть не менее дорогими: ряды пиджаков в сдержанных цветах с ценниками на тысячу долларов, целая стена, посвящённая шелковым галстукам. К счастью, дальше по залу мы наткнулись и на более повседневную одежду. Среди прочего — джинсы, в которых Фредерик выглядел бы куда менее чужеродным, выйдя на улицу.

— Могу ли я вам помочь?

У свободного локтя Фредерика появилась стройная женщина в чёрном платье-футляре, с тёмными волосами, собранными в строгий, но элегантный пучок. На её бейджике значилось: «Элеанор М.». Она выглядела примерно моего возраста — только гораздо более собранной. Мне вдруг стало интересно: требуют ли в Nordstrom от сотрудников носить одежду из их ассортимента, как когда-то в The Limited, где я работала в колледже?

— Да, — ответил Фредерик. — Моё имя Фредерик Дж. Фицвильям. Мне нужна одежда.

Брови продавщицы удивлённо взлетели вверх.

— Одежда?

— Да.

Она продолжала смотреть на него с ожиданием, будто надеясь на уточнение. Не дождавшись, развернулась на одном из своих дорогих трёхдюймовых каблуков ко мне.

— Он имеет в виду, — начала я, чувствуя себя немного неловко, — что хочет примерить джинсы. И несколько повседневных рубашек. У него уже есть много костюмов, но нужна одежда, которую можно носить, ну… дома или в кофейне.

— А-а, — понимающе протянула она, а затем, заговорщически понизив голос, добавила: — Ваш парень, похоже, типичный трудоголик, да? Всегда в офисе?

Парень.

Моё сердце мгновенно застряло в горле, а живот сделал выразительный кульбит. Я взглянула на Фредерика. По выражению грома среди ясного неба на его лице я поняла, что он отлично расслышал каждое слово.

— О-он… он не мой… — пробормотала я, неловко пытаясь рассмеяться. — Он не мой…

Но она уже отошла, не дожидаясь окончания моей фразы, пригласив нас следовать за ней прочь от костюмов — к более повседневной одежде. Я бросила взгляд на Фредерика, который шёл за мной. Я и не подозревала, что человеческие глаза могут так широко раскрываться.

— У нас самый крупный мужской отдел среди всех Nordstrom в районе Чикаго, — с гордостью заявила она, не подозревая о буре в моей голове. — Особенно сильна наша коллекция костюмов. Но, полагаю, вы пришли не за ними.

— Нет, — согласился Фредерик. Он указал на меня: — Кэсси говорит, мне стоит носить более повседневную одежду, чтобы лучше вписываться в современное общество.

Продавщица понимающе кивнула.

— Ну, тогда вы по адресу.

Она остановилась возле нескольких стоек с джинсами.

— Интересуетесь моделями с потертостями или чем-то более классическим?

Фредерик подозрительно приподнял бровь и осторожно взял пару джинсов, которые выглядели так, будто их две недели вымачивали в кислоте.

— Я не надену это, — сказал он резко. — Боже, Кэсси. Здесь больше дыр, чем ткани.

— Ему лучше что-то более классическое, — поспешно сказала я, подводя его к другой стойке, где висели более «цельные» модели.

— Эти? — уточнил он.

— Эти, — подтвердила я.

Он немного подумал, потом спросил:

— А как мне узнать, какие из них подойдут по размеру?

Продавщица медленно скользнула взглядом вниз по его длинной фигуре и так же неторопливо подняла глаза обратно. На груди задержалась чуть дольше, чем требовала тема разговора — джинсы. У меня сами собой сжались кулаки, и в груди вспыхнуло горячее, неприятное чувство, которое я совершенно точно не собиралась анализировать.

— А какой у вас внутренний шов? — спросила она. — И обхват талии?

Фредерик закусил нижнюю губу, будто решал в голове сложную математическую задачу.

— С тех пор, как меня в последний раз измеряли, прошло довольно много времени, — признался он. — Боюсь, я не помню.

— Я с удовольствием сниму мерки, — предложила Элеонор М. Она откуда-то извлекла портновскую сантиметровую ленту и шагнула к нему.

Фредерик выглядел так, словно случайно наступил на осиное гнездо. Он резко отступил, лицо его стало возмущённо-жёстким.

— Нет-нет, не стоит, — сказал он, звуча так, будто его глубоко оскорбили.

Он бросил взгляд на меня, потом на стойку с джинсами и, не раздумывая, схватил пять пар, прикладывая каждую по очереди к телу.

— Какая из них, по-твоему, может подойти?

Я оценила варианты, отчаянно стараясь не представлять, как он в примерочной снимает брюки и натягивает джинсы.

— Сложно сказать, — уклончиво ответила я. — Почему бы не взять все и не проверить?

Он кивнул, приняв это как разумное решение.

— Я пойду их примерю, — сообщил он продавщице. — А вы пока принесите мне повседневные рубашки всех цветов и размеров. Это будет достойным применением вашего времени.

— Не подглядывай.

— Я не подглядываю.

— Ты уверена, что не подглядываешь?

Я закатила глаза, но всё равно не открыла их.

— Дверь закрыта, Фредерик. Даже если бы я смотрела, я бы тебя не увидела. Но да, клянусь комбучей моего отца, я не смотрю.

Пауза. Из примерочной донёсся звук упавшей ткани.

— Ты клянешься чем?

Я хмыкнула.

— Это такая фраза, которую мы с мамой используем, когда хотим подшутить над папой. С тех пор как он вышел на пенсию, он помешался на комбуче.

— На чём, прости?

— На комбуче. Это такой ферментированный чай. Вкусный, но папа одержим. В его гараже стоят десятки бутылок на разных стадиях готовности.

— Понимаю, — сказал он, хотя я была уверена, что он ничего не понял.

В примерочной громко раздался звук застёжки-молнии. Фредерик явно примерял джинсы. Я сжала глаза ещё крепче, изо всех сил стараясь не представлять, как деним скользит по его ногам и как пояс ложится низко на бёдра.

— Да, — пробормотала я, тряхнув головой, чтобы выкинуть ненужные образы. — В общем, когда мы с мамой хотим подколоть папу, мы вставляем в речь что-то вроде: «Клянусь комбучей моего отца». Мы смеёмся, папа злится — все довольны.

Изнутри донёсся ещё один шелест ткани и скрип вешалки. Щёлкнул замок, и дверь открылась.

— Ни одно слово из того, что ты только что сказала, не имело для меня смысла, — заявил Фредерик. — Но теперь ты можешь открыть глаза.

Я открыла.

И тут же у меня приоткрылся рот.

Фредерик, конечно, всегда выглядел великолепно в своих старомодных костюмах — даже больше, чем великолепно. Но именно эта его вычурная, чересчур формальная одежда напоминала мне, насколько он недосягаем: слишком красив, слишком идеален, слишком… другой.

А теперь…

— Ну как? — спросил он. — Похож я теперь на того, кто вписывается в современное общество?

С трудом оторвав взгляд от широкой груди, обтянутой тёмно-зелёной хенли, сидящей на нём как влитая, я встретилась с его глазами. Он переминался с ноги на ногу, постукивая пальцами по бедру, и смотрел на меня с такой нервной сосредоточенностью, что у меня перехватило дыхание.

Я позволила себе медленно провести взглядом по его телу, впитывая каждую деталь — рубашку, тёмно-синие джинсы, сидящие так идеально, будто сшиты на заказ. Остальные джинсы лежали аккуратно сложенные на стуле, а костюм висел на вешалке в примерочной.

Я намеренно сосредоточилась на этих незначительных деталях, чтобы отвлечься от главного: в повседневной одежде Фредерик выглядел не менее потрясающе, чем в костюмах, но теперь он казался… достижимым.

А это было опасно. Особенно для меня.

Я отвела взгляд. Смотреть на него было почти всё равно что смотреть прямо на солнце.

— Ты выглядишь потрясающе. Даже не верится, насколько.

Я услышала его резкий вдох и только тогда поняла, что ответила совсем не на тот вопрос. Он ведь всего лишь хотел узнать, вписывается ли теперь.

Живот скрутило, лицо вспыхнуло. Идиотка.

— То есть… я хотела сказать…

— Ты думаешь, что я выгляжу потрясающе? — Его взгляд был смесью удивления и довольства. Он сделал шаг вперёд, остановившись всего в нескольких сантиметрах от меня. Я непроизвольно вдохнула — от него пахло лавандовым мылом и новой одеждой. — Правда?

Он спросил это с такой надеждой, что в животе затрепетали бабочки. Я кивнула — хотя «потрясающе» даже близко не описывало, как он выглядел на самом деле.

— Правда.

Он смущённо улыбнулся уголком губ, и на щеке проступила та самая убийственная ямочка. Затем опустил взгляд и провёл большим пальцем по ключице, потом по груди.

— Ткань мягче, чем я ожидал. Приятнее.

Я следила за движением его руки.

— Правда?

— Да. — Он замялся. — Хочешь… хочешь тоже потрогать?

Мои брови взлетели так высоко, что едва не слились с линией волос.

— Что?

— Мне любопытно, все ли рубашки в этом веке такие мягкие. Я подумал, если ты прикоснёшься к моей… рубашке, может, скажешь, насколько она типична. — Он уставился на ботинки, словно это были самые захватывающие вещи в мире.

Я подняла взгляд на него, кровь гулко стучала в ушах. Он хотел, чтобы я прикоснулась к нему. Здесь. У примерочной Nordstrom.

— Это будет… познавательно? Для тебя?

Он кивнул, всё ещё не поднимая глаз.

— Думаю, да. Но… только если ты захочешь, Кэсси.

Если бы это сказал кто-то другой, я бы решила, что это самая прозрачная уловка в мире, чтобы добиться прикосновения. Но это был не кто-то другой. Это был Фредерик — человек (ну, почти), настолько чопорный и воспитанный, что перестал называть меня «мисс Гринберг» и стал использовать моё имя только после того, как я несколько раз об этом попросила. Тот же самый, кто был так потрясён моим видом в купальнике, что потом два дня не мог со мной заговорить.

Фредерик, пожалуй, был самым джентльменским мужчиной из всех, кого я знала. Если бы он хотел найти повод для прикосновения, он сделал бы это гораздо раньше.

Кроме того… я хотела к нему прикоснуться. Очень. Хорошая ли это идея — вопрос отдельный. Подумать об этом можно будет потом.

Я шагнула ближе и положила обе руки ему на грудь.

Часть меня всё ещё ожидала ощутить биение сердца, тёплое и податливое человеческое тело под ладонями. Но грудь Фредерика была холодной и почти неестественно твёрдой — никакого ритма там, где он должен был быть, если бы он оставался человеком.

К счастью — или, быть может, к несчастью — моё сердце билось достаточно сильно за нас обоих.

Он был прав. Материал рубашки и правда оказалась мягкой. Я медленно водила ладонями по вафельной ткани, наслаждаясь шелковистостью на кончиках пальцев и тем, насколько ярко она контрастировала с жёсткой, мускулистой грудью под ней.

На этом моменте я, наверное, и должна была остановиться. Ответ на его вопрос я получила. Следовало бы отстраниться, убрать руки — и до конца вечера больше к нему не прикасаться. Но я не остановилась.

Рубашка, конечно, была хороша. Но вовсе не она удерживала меня на месте, не она заставляла мои ладони оставаться на его теле куда дольше, чем он, вероятно, рассчитывал. Я всегда знала, что он в отличной форме, но сейчас, когда я ощущала это по-настоящему, поняла, что он будто весь состоит из мышц. Был ли он таким ещё при жизни? Или это особенность вампирской физиологии — быть сложенным, как профессиональный атлет? Как бы то ни было, я чувствовала, как его грудные мышцы напрягаются и сокращаются под моими руками, слышала его резкий вдох, когда я осмелела и стала большим пальцем нежно обводить его ключицы.

Он всё ещё смотрел на меня, но взгляд его постепенно становился затуманенным, расфокусированным.

— И как… — начал он, закрыв глаза. Когда открыл их снова, в них появился жар, от которого весь мир — и огромный универмаг, и люди вокруг — попросту исчез. Он наклонился ко мне, его губы оказались всего в нескольких сантиметрах от моих. Я чувствовала его дыхание — прохладное и сладкое — прямо на своих губах. Сердце колотилось, колени дрожали.

— Как это… на ощупь?

— Вау! У вашего парня всё сидит просто идеально, правда?

Мы тут же отпрянули друг от друга при звуке голоса продавщицы, раздавшемся прямо у меня за спиной. Фредерик — теперь уже стоявший на шаг от меня — быстро сунул руки в карманы джинсов и опустил взгляд. Он не покраснел… а могут ли вампиры вообще краснеть? — но я точно вся запылала.

Я была слишком ошарашена, чтобы вымолвить хоть слово.

К счастью, Фредерик пришёл в себя гораздо быстрее, чем я. А может, он и вовсе не терял самообладания. Хотя и не стал переубеждать продавщицу.

— Спасибо, — сказал он напряжённым голосом, не сводя с меня глаз. — Кэсси нравится эта рубашка. Я возьму по одной каждого цвета.

Глава 12

Письмо мистера Фредерика Дж. Фицвильяма мисс Эсмеральде Джеймсон, 7 ноября

Дорогая Эсмеральда,

Я получил твоё последнее письмо. Обычно я избегаю повторяться, считая это пустой тратой времени, однако твои слова не оставляют мне выбора.

Как я уже не раз говорил — и тебе, и моей матери, — я не верю, что брак, в котором один из супругов участвует против своей воли, способен принести счастье. Более того, после моего последнего письма у меня возникли чувства к другой женщине. Вряд ли из этого что-то выйдет, по множеству причин, которыми я не стану тебя утомлять, но одно я знаю наверняка: ты заслуживаешь большего, чем союз с мужчиной, тоскующим по другой. Я не стану приговаривать тебя к жизни в несчастье.

Прошло более ста лет с тех пор, как мы виделись лично, и всё же я помню тебя не только как разумную, но и как достойно независимую женщину. Не могу поверить, что ты действительно хочешь брака по расчёту с человеком, который не способен тебя полюбить. Пожалуйста, помоги мне убедить наших родителей в том, что их затея — чистое безумие.

С наилучшими пожеланиями,

Фредерик Дж. Фицвильям

ТРЕБУЕТСЯ УЧИТЕЛЬ ИЗОБРАЗИТЕЛЬНОГО ИСКУССТВА ДЛЯ СТАРШЕЙ ШКОЛЫ — АКАДЕМИЯ ГАРМОНИИ

Harmony Academy — частная школа совместного обучения с 1 по 12 классы, расположенная в Эванстоне, штат Иллиноис. Мы стремимся воспитывать моральную честность, интеллектуальную активность и сострадание среди разностороннего сообщества учащихся и в настоящее время ищем преподавателя изобразительного искусства для старшей школы. Начало работы — осенний семестр.

Требования к кандидатам:

● степень бакалавра в области искусства, полученная в аккредитованном университете;

● 1–3 года опыта преподавания изобразительного искусства в образовательном учреждении;

● отличные рекомендации.

Приветствуется:

● степень магистра изящных искусств (MFA);

● активная художественная практика.

Идеальный кандидат должен продемонстрировать искреннюю приверженность ценностям Академии Гармонии через свою профессиональную деятельность и художественное портфолио.

Для рассмотрения вашей кандидатуры, пожалуйста, отправьте резюме, сопроводительное письмо и портфолио Крессиде Маркс, директору Академии Гармонии, по электронной почте.

Я уставилась на описание вакансии в Академии Гармонии, пытаясь решить, что с ним делать.

Обычно я бы просто удалила его — как удаляла все письма из карьерного центра университета. Стопроцентные отказы по всем вакансиям, предложенным Йонкером в первые два года после получения MFA, убедили меня, что продолжать биться головой об эту стену — пустая трата времени.

Но сегодня я чувствовала себя хорошо. Почти весь день провела в студии, работая над проектом для выставки. Всё начало складываться, стоило понять, что нужные материалы — это мятая целлофановая плёнка и мишура рождественских цветов, склеенные эпоксидкой.

Рабочее название картины — Особняк на озере. И хотя я редко бываю довольна своими масляными полотнами, эта работа казалась одной из лучших за последние годы. Смесь целлофана и мишуры, выходящая за пределы холста, превращала воду в неоновый трёхмерный лихорадочный сон — и это был комплимент.

В целом, Особняк на озере, сочетая традиционную живопись и современные синтетические материалы, одновременно выглядела классической и постмодернистской. Идеальное переосмысление темы выставки «Современное общество».

Давно я не могла по-честному сказать, что мне нравится то, что я создаю.

Так что да — в общем и целом, я чувствовала себя оптимистично. Достаточно оптимистично, чтобы рискнуть и подать заявку на работу в Академии Гармонии. Худшее, что могло случиться, — мне бы просто отказали. Но я ведь уже почти профессионал по части отказов. Учитывая всё остальное, тот навязчивый голос в голове, твердящий, что я обречена на провал, стало легче заглушить.

Да и, если подумать, старое доброе письмо с отказом, возможно, даже помогло бы отвлечься от мыслей о том, что произошло с Фредериком в Nordstrom. Перестать вспоминать, какой твёрдой и широкой казалась его грудь под моими пальцами. Перестать прокручивать момент, когда он начал терять самообладание, стоило мне дотронуться до него.

Может быть, подача заявки в Академию Гармонии — как раз то, что мне сейчас нужно.

Решительно я открыла последнее сопроводительное письмо для преподавательской позиции и быстро его пролистала. Моя рабочая ситуация с тех пор почти не изменилась, так что на обновление ушло меньше десяти минут.

Пока я не передумала, отправила по электронной почте сопроводительное письмо, резюме и фотографии нескольких недавних работ — включая снимок Особняка на озере в процессе — Крессиде Маркс, директору Академии Гармонии.

Всё. Готово.

Теперь, когда с этим покончено, я надеялась посвятить остаток вечера рисованию и бессмысленному просмотру телевизора.

Я откинулась на спинку чёрного кожаного дивана; рядом лежал мой скетчбук. До того как я наткнулась на письмо о вакансии, вполглаза смотрела старую серию Баффи — истребительницы вампиров на новом телевизоре Фредерика, просто фоном, пока рисовала. Эту серию я уже видела — с тех пор как узнала, что Фредерик вампир, я пересмотрела почти два первых сезона, — но привычный, уютный фон помогал сосредоточиться на последних деталях в Особняке.

— Можно присоединиться?

Я вздрогнула от глубокого голоса Фредерика и случайно сбила скетчбук коленом. Тот упал со шорохом страниц, перевернувшись обложкой вниз. Я даже не услышала, как он вошёл.

С того дня, как мы ходили по магазинам, я его не видела. И часть меня подозревала, что он нарочно держался подальше после того, что случилось у примерочной. Но я не могла позволить себе думать об этом. Я ещё не была готова признаться самой себе, насколько сильно мне понравилось прикасаться к нему. Или что этот момент вообще произошёл.

Он смотрел прямо на меня с той пронзительной сосредоточенностью, в одном из свитеров, что мы выбрали в Nordstrom. Светло-зелёный пуловер подчёркивал его широкую грудь, а тёмные джинсы сидели безупречно.

Я сглотнула и на ощупь потянулась за блокнотом, пытаясь унять внезапно забившееся сердце. А если он слышал, как оно колотится? Его быстрый взгляд, скользнувший вниз к моей груди, а затем резко вернувшийся к лицу, заставил меня задуматься.

— Конечно, можешь, — пробормотала я в пол и кивнула на свободное место рядом.

Он тихо хмыкнул и сел. Между нами оставалось достаточно пространства, чтобы мы не соприкасались, но не настолько много, чтобы я не почувствовала запах его лавандового мыла после душа.

Мы какое-то время сидели молча, наблюдая, как Баффи Саммерс в одиночку расправляется с вереницей вампиров. Это был один из ранних эпизодов — когда у Сары Мишель Геллар щеки ещё оставались чуть круглее, а бюджет на спецэффекты явно уступал IQ Ксандера. Боевые сцены и наряды Баффи выглядели впечатляюще, но мне требовалось слишком много усилий, чтобы смотреть на экран, а не на человека рядом.

— Ты вообще когда-нибудь видел это шоу? — выпалила я. Вопрос был глупым: Фредерик проспал век и только недавно подключил Wi-Fi; вряд ли он нашёл время смотреть странный сериал девяностых про вымышленных вампиров. Но мне отчаянно нужно было сказать хоть что-нибудь, чтобы разрядить напряжение.

Он проигнорировал мой вопрос.

— Как ты думаешь, кто симпатичнее — Энджел или Спайк? — спросил он с такой серьёзностью, будто вел репортаж для NPR. Его глаза были прикованы к экрану, но тон, выпрямленная спина и быстрое, ровное постукивание пальцами по бедру выдавали, что ему действительно важно услышать мой ответ.

Я была сбита с толку. Что угодно могла ожидать от Фредерика, когда он присел рядом на диван, но уж точно не этого. Я понятия не имела, как на это реагировать — отчасти потому, что вопрос казался подозрительно заряженным, но в основном потому, что ни один из «плохих парней-вампиров» из Баффи меня никогда особенно не привлекал.

После коротких (и слегка панических) раздумий я выдала правду:

— Джайлс — самый горячий мужчина в этом шоу.

— Джайлс? — Фредерик выпалил это с таким искренним изумлением, что чуть не поперхнулся. Он резко повернулся ко мне, глаза пронзили мои с выражением, граничащим с возмущением. — Библиотекарь?

— Ага, — сказала я, указывая на экран, где Джайлс проводил собрание подростков в школьной библиотеке. Он выглядел предельно уставшим и при этом чертовски привлекательным в своём особом стиле — очки, зрелость, вечная загруженность. — Ну ты только посмотри.

— Я смотрю на него.

— Он объективно привлекательный.

Фредерик что-то глухо пробурчал, крепко скрестив руки на груди. Его губы сжались в недовольную линию.

— И потом, из всех мужчин в этом сериале — живых и мёртвых — он единственный, кто уже разобрался со своими тараканами, — я пожала плечами и снова уставилась на телевизор. — У остальных просто тонна нерешённых проблем.

Фредерик выглядел неубедительно.

— Но Джайлс же просто такой… — Он запнулся, покачал головой и закрыл глаза. Хмурость его лица усилилась.

— Он просто такой какой?

— Человеческий, — процедил он с горечью и осуждением, словно это было худшее оскорбление.

Я уставилась на него с отвисшей челюстью. Но Фредерик уже не смотрел на меня. Его взгляд снова был прикован к экрану, и в нём была такая сосредоточенность, будто он собирался прожечь дыру в телевизоре.

Фредерик ревнует к вымышленному библиотекарю из эпизода, который вышел двадцать пять лет назад?

Это реально сейчас происходит?

Невозможно.

И всё равно — как бы глупо это ни звучало, — при этой мысли сердце у меня забилось чуть быстрее.

— Что плохого в том, чтобы быть человеком, Фредерик?

Он что-то пробормотал себе под нос — слов я не разобрала, — но больше никак не дал понять, что вообще меня услышал.

— Чтобы ответить на твой предыдущий вопрос, — наконец сказал он, ловко обойдя тему сексуальности библиотекарей, — я видел этот сериал. Его посоветовал мне Реджинальд.

— Правда? — Это меня удивило.

— Да. Хотя та версия, которую мы смотрели у него дома, всё время прерывалась сообщениями от компаний, желающих что-нибудь продать. Рекламой, — пояснил он и покачал головой. — Раздражает.

Похоже, Реджинальд не потратился на подписку без рекламы.

— Обычно так и есть, — согласилась я.

— И всё равно я часто не понимал, что именно они хотели, чтобы я купил, — пожаловался он. — Хотя мне нравилось подпевать некоторым роликам. Музыка в них была неплохая.

Картина, как подтянутый и всегда сдержанный Фредерик напевает песенку из рекламы автостраховки — или, о боже, средства для усиления потенции, — была настолько нелепой, что я едва не расхохоталась.

— А что… — я попыталась взять себя в руки, — что ты думаешь о самом сериале?

Если Фредерик заметил, что я на грани истеричного смеха, то никак не выдал этого.

— Немного глуповат, — задумчиво сказал он. — Но мне понравилось то, что я видел.

— А насколько точно, по-твоему, он изображает… ну, твоих? — Возможно, я переходила границу, но не смогла удержаться. С того момента, как узнала, что он вампир, мне всё время хотелось спросить.

Он на миг замолчал, обдумывая вопрос.

— Авторы допустили несколько ошибок, — наконец ответил он. — Например, у меня нет страсти к кожаным курткам, я не превращаюсь в пепел на солнце, и моё лицо не становится карикатурно-жутким перед тем, как я питаюсь. Но при этом им удалось удивительно точно передать некоторые детали, — он сделал паузу. — Что странно, ведь, насколько я знаю, в команде сценаристов не было вампиров.

Я широко раскрыла глаза. Не ожидала такой откровенности. Это был шанс — шанс узнать больше.

— А какие детали они показали правильно? — спросила я, не скрывая нетерпения.

— Как и Энджел, я умею мастерски смотреть в пол, мрачно и задумчиво.

— Да, я это заметила.

— Трудно не заметить, — признал он с лёгкой усмешкой, и в его глазах блеснули искорки.

— Ещё что-нибудь?

Он задумался.

— Я действительно не могу войти в дом без прямого разрешения. Некоторые легенды о вампирах — полная чушь, а другие оказываются верными. И вот этот момент в сериале показан довольно точно. Кроме того, я не потею, не краснею, и моё сердце не бьётся с тех пор, как я стал… таким. — Он бросил на меня косой взгляд. — Ты, наверное, заметила, что у меня не было пульса, когда… когда ты дотронулась до моей рубашки в магазине.

Он, может, и не мог больше краснеть, но я при одном воспоминании о том моменте у примерочной залилась румянцем за нас обоих.

— А, — пробормотала я. — Да. Я… я заметила.

Он кивнул, глаза оставались непроницаемыми, когда он встретил мой взгляд.

— Если когда-нибудь тебе станет скучно, можешь посмотреть «Баффи — истребительницу вампиров». Неплохой вариант, особенно если вдруг захочешь узнать обо мне побольше. — Пауза. — Не то чтобы ты непременно хотела узнать обо мне больше, конечно. Я просто… говорю гипотетически.

— Я посмотрю, — сказала я. Комната внезапно показалась слишком тёплой. — То есть… да, я хочу узнать о тебе больше.

На экране мама Баффи отчитывала дочь за то, что та снова пропадала на всю ночь, но я уже не следила за сюжетом.

Я не помнила, как уснула на диване рядом с ним.

Еще минуту назад Спайк и прочие монстры из Саннидейла вытворяли свои обычные фокусы. Я смеялась; Фредерик же пристально следил за экраном, будто смотрел важную университетскую лекцию и не хотел пропустить ни слова.

А в следующую минуту я уже моргала, глядя на профиль Фредерика — моя голова покоилась у него на плече.

Инстинкт подсказывал отодвинуться. Фредерик наверняка придёт в ужас, когда поймёт, что произошло. Но по мере того как ко мне возвращалось сознание, я поняла: он всё прекрасно понимает. Может, он и вампир, но, насколько я знала, у него есть нервные окончания в плече. Он должен был почувствовать тяжесть моей головы.

Я опустила взгляд. Охранная дистанция в несколько дюймов, которую он оставил между нами, когда садился на диван, за время моего сна исчезла. Наши бёдра соприкасались от колена до бедра.

Моя рука лежала у него на верхней части бедра, чуть выше колена. Его нога была мускулистой и крепкой, тело под ладонью — неестественно прохладным.

В голове пронеслись все варианты действий. Отстраниться и извиниться казалось самым разумным. Но не менее заманчиво было остаться на месте — любуясь резкой линией его челюсти и тем, как от его рубашки приятно пахло стиранным бельём и прохладной мужской кожей.

Было так хорошо — просто быть рядом с ним. Волнующе, и одновременно спокойно. Наши тела словно идеально подходили друг другу.

Я уже решила остаться, когда Фредерик заговорил. Его голос был низким, глубоким гулом у меня над головой — я скорее чувствовала его, чем слышала.

— У тебя потрясающее искусство, Кэсси.

Эти слова прозвучали настолько неожиданно, что я сразу забыла о неловкой ситуации. Я отодвинулась — и тут же уловила тихий, почти печальный вздох, сорвавшийся с его губ.

Может, ему понравилось, что я заснула, прижавшись к нему, так же сильно, как и мне. Эта мысль взволновала, но разбираться с ней я собиралась позже — сейчас у меня было слишком много вопросов к его словам.

— Моё искусство?

— Да. — Он указал на стеклянный журнальный столик рядом с диваном. Там лежал мой блокнот, раскрытый на странице с каракулями — я нацарапала их ещё на раннем этапе планирования «Особняка у озера». — Твоё искусство.

Во мне вспыхнула смесь чувств: смущение от того, что кто-то увидел мои незавершённые наброски, и настоящее раздражение от вторжения в личное.

— Ты не должен был это смотреть! — я резко наклонилась вперёд и захлопнула блокнот. Я знала, что он не понимает моего искусства. Достаточно было вспомнить его искреннее недоумение от моей работы про Согатак. И теперь он издевается надо мной, называя мои рисунки «потрясающими»?

— Прошу прощения за вмешательство в твою личную жизнь, — пробормотал он виновато. В его голосе звучало настоящее сожаление, но это не оправдывало его любопытства. Вся теплая, уютная близость, что была мгновение назад, моментально испарилась. — Мне не следовало заглядывать в твой блокнот.

— Тогда зачем ты это сделал?

Он молчал так долго, что я уже решила: он вовсе не собирается отвечать. Но когда наконец заговорил, его голос был тихим и немного напряжённым:

— Мне стало любопытно… любопытно узнать тебя и то, как устроен твой разум. Я подумал, что если загляну в блокнот, с которым ты проводишь так много времени, то это даст мне представление о тебе… с минимальными нарушениями. — Он замолчал на секунду. — Мне следовало спросить разрешения. И я прошу прощения, что не сделал этого.

Раздражение смешалось с непониманием, щёки слегка вспыхнули.

— Тебе стало интересно, как я думаю?

— Да.

Это единственное слово повисло между нами, и я замерла, будто земля начала ускользать у меня из-под ног.

— Тебе интересно, как я думаю, потому что… ты хочешь узнать как можно больше о современном мире, и понимание того, как мыслю я, поможет тебе в этом? — Я сделала паузу, внимательно следя за его лицом. — Так ведь?

Он не ответил сразу. Его тёмные глаза стали задумчивыми, на лице появилось странное выражение, которое я не смогла прочитать.

— Конечно, — он кивнул резко. — Это единственная причина, по которой меня интересовало, о чём ты думаешь.

Но его глаза были такими мягкими, а голос — нежным, словно прикосновение, и это полностью противоречило его словам. Сердце у меня забилось быстрее, и…

Взгляд Фредерика снова скользнул вниз, к моей груди, — точно так же, как в тот раз, когда моё сердце заколотилось рядом с ним.

Кажется, он слышал его стук.

Щёки у меня вспыхнули от этой мысли.

— Ещё раз прошу прощения, — сказал он тихо. — Но, пожалуйста, поверь мне, Кэсси. Твои рисунки — прекрасны.

— Это просто наброски, — пробормотала я.

— Не приуменьшай свой талант, — нахмурился он, словно сама мысль о том, что я недооцениваю себя, была ему неприятна.

Он потянулся к блокноту, но замер и повернулся ко мне через плечо прежде, чем коснуться его.

— Можно?

Я кивнула — не смогла придумать причину, чтобы отказать ему, раз уж теперь он спрашивал разрешения.

Он раскрыл блокнот на странице, над которой я работала, когда он присоединился ко мне на диване, — и, делая это, немного подвинулся ближе.

Наши бёдра снова соприкоснулись. Внутри всё дрогнуло от его близости, от ощущения твёрдых, крепких мышц под одеждой. Казалось, на него это не производило такого же эффекта, как на меня: его взгляд был прикован к странице.

— Это завораживает, — прошептал он, указывая на мои наброски.

Этот ранний вариант «Особняка у озера» был всего лишь схематичным рисунком: очертания дома, обобщённый силуэт озера. Из середины воды к краям страницы тянулись стрелки, символизируя движение и современность. Идея объединить мишуру и целлофан тогда мне ещё не пришла в голову.

— Тебе не обязательно это говорить, — отозвалась я. Годы доброжелательных комментариев от Сэма и других друзей, которые не понимали, чем я занимаюсь, приучили меня: фальшивые комплименты ранят почти так же, как честная критика. — Я знаю, что ты не понимаешь, что именно я делаю.

— Это… может быть правдой, — признал он.

Он коснулся кончиком указательного пальца крыши «Особняка».

— Но это не значит, что мне это не интересно.

Я следила за тем, как он аккуратно, с какой-то особой сосредоточенностью обводил каждую линию на странице, сверху вниз, не пропуская ни одной детали. Дом. Озеро. Едва обозначенные деревья, намеченные быстрыми штрихами по краям.

В памяти всплыли его большая рука, накрывающая мою, когда мы вместе листали Инстаграм… и мои ладони, прижатые к его груди в примерочной Nordstrom. По спине пробежал восхитительный холодок.

Я всегда чувствовала, что моё искусство — продолжение моей самой сущности. И теперь, когда его сильные, изящные пальцы касались каждой линии этого раннего наброска, ощущение было почти невыносимо интимным.

— А что именно ты находишь в этом завораживающим? — прошептала я, не в силах отвести взгляд от его рук на моей работе.

Казалось, я вот-вот растаю у его ног.

— Всё, — тихо сказал он. Его рука оторвалась от страницы. Я почувствовала, как он отстранился, не только увидела это — и впервые за несколько минут выдохнула.

Меня захлестнуло странное, неожиданное чувство пустоты.

— Я не утверждаю, что понимаю, что ты видишь, когда рисуешь и строишь эти вещи. Но в твоей детализации есть ощущение чего-то большого и преднамеренного. Это сделано осознанно. Это имеет значение для тебя. И я не могу не уважать это.

Его глаза встретились с моими, и взгляд был настолько пронзительным, что у меня перехватило дыхание.

Мне понадобилось несколько секунд, чтобы снова вспомнить, как говорить.

— Ага, — выдавила я. Как полная идиотка.

Выражение его лица стало чуть отрешённым, тоскливым.

— В деревне, где я вырос, была художница. Она рисовала удивительные вещи. Закаты зимой. Ребёнка, играющего с игрушкой. — Он сделал паузу. — Меня, когда я был ещё ребёнком, смеющегося с друзьями.

Я прикусила губу, пытаясь игнорировать внезапный укол иррациональной ревности при слове «она».

Возьми себя в руки, Кэсси.

— Твоя девушка?

Его улыбка сползла с лица.

— Моя сестра.

Я поморщилась, чувствуя себя последней дурой. Она, наверное, умерла сотни лет назад.

— Прости.

— Не стоит, — покачал он головой. — Мэри прожила долгую, насыщенную жизнь, полную искусства и других прекрасных вещей. Деревня, в которой она вышла замуж, была маленькой и сплочённой. Я уверен, она была счастлива до самого конца своих дней.

Эти подробности о его сестре стали первыми по-настоящему личными деталями из его жизни, которыми он поделился со мной — помимо общей информации о том, как оказался в нынешней ситуации. Я не знала, почему именно сейчас он решил рассказать это, но это казалось значимым.

По правде говоря, я всё ещё почти ничего не знала о своём странном, завораживающем соседе. И эта малая кроха информации была как трещина в плотине моего любопытства.

Я вдруг ощутила жадное желание узнать больше.

— Где ты вырос?

— В Англии. — Он потёр затылок, взгляд его стал рассеянным, словно он представлял себе тот город. — Сегодня это было бы примерно в часе езды к югу от Лондона на машине. Но когда я там жил, дорога в Лондон занимала почти целый день.

— В Англии? — Я удивилась. — У тебя ведь совсем нет акцента.

— Я прожил в Америке куда дольше, чем в Англии. — Он слабо улыбнулся. — Всё равно, где ты родился, Кэсси. Когда покидаешь какое-то место на несколько сотен лет, акцент почти исчезает.

На несколько сотен лет.

Я прикусила губу, собираясь с духом, чтобы задать вопрос, мучивший меня с тех пор, как я узнала, кто он на самом деле.

— Ты… уехал из Англии несколько сотен лет назад? — осторожно спросила я.

Он кивнул.

— Я не возвращался в место, где родился, с тех пор, как началась Американская революция.

— Сколько тебе лет… точно?

Он смотрел на меня так долго и напряжённо, что я начала беспокоиться, не перегнула ли палку. Но прежде чем я успела извиниться за любопытство, он ответил:

— Я не совсем уверен. Воспоминания до того, как я обернулся в 1734 году, довольно… смутные. — Он сглотнул и отвёл взгляд. — В том году на нашу деревню напали вампиры. Большинство из нас либо убили, либо обратили. Думаю, тогда мне было около тридцати пяти.

1734 год.

Моё сознание не успевало переварить тот факт, что мужчина, сидящий рядом со мной на диване, был старше трёхсот лет.

— И именно поэтому я не возвращался туда с тех пор, — продолжил он. — Все, кого я знал до обращения, давно умерли, кроме… — Он резко замолчал, будто собирался сказать больше, но передумал в последнюю секунду. Покачал головой. — Все, кого я знал и любил в детстве, мертвы.

По жёстко сжатой челюсти было видно, что он хотел сказать больше, но лишь сжал губы и снова посмотрел на альбом для рисования, разложенный перед нами на журнальном столике. Впервые до меня по-настоящему дошло, как одиноко должно быть — жить вечно, наблюдая, как все вокруг стареют и умирают.

Может, именно поэтому он держался за Реджинальда. Наверное, иметь хоть что-то постоянное из своего прошлого приносит утешение — даже если это «что-то» временами ведёт себя как осёл.

— Каким был твой родной город? — спросила я.

Он уже рассказал мне за эти несколько минут больше о своём прошлом, чем за всё время нашего знакомства, и часть меня тревожно гадала, не перегибаю ли я, продолжая спрашивать. Но он по-прежнему оставался для меня загадкой, даже спустя столько недель. И теперь, когда он сам заговорил о прошлом, я просто не могла остановиться.

Если его это и напрягало, он никак не показал.

— Я не так много помню, — признался он. — Я помню чувства. Свою семью, нескольких близких друзей. Некоторые любимые блюда. Я раньше обожал еду

— Он улыбнулся с лёгкой грустью. — Помню дом, в котором жил.

— Какой он был?

— Маленький, — сказал он, усмехнувшись. Окинув взглядом свою просторную гостиную, добавил: — В эту квартиру, наверное, три таких дома влезло бы. А нас там жило четверо.

— В Англии триста лет назад не было особняков на полдеревни?

Он покачал головой, всё ещё улыбаясь.

— Нет. Особенно в той деревушке, где я вырос. Ни у кого не было ни денег, ни ресурсов, чтобы строить что-то больше необходимого — лишь бы укрыться от непогоды.

Я вспомнила то немногое, что знала об архитектуре Англии восемнадцатого века из курса истории искусств, и почти смогла представить себе дом Фредерика: крыша, возможно, соломенная, простые деревянные полы.

Как мальчик, выросший в таком месте, оказался здесь — в роскоши и великолепии, в шикарной квартире за океаном — спустя сотни лет? Его рассказ только подогрел моё любопытство. Но он откинулся на подушки дивана, скрестил руки на груди — и стало ясно, что на сегодня он сказал всё, чем был готов поделиться.

Но мне не обязательно было замолкать в ответ. После того, как он рассказал о своей сестре, мне тоже захотелось открыть ему хоть что-то о себе.

— Я рада, что она у тебя была. Пусть и недолго, — тихо сказала я.

— Я тоже.

— У меня нет ни братьев, ни сестёр.

Его взгляд, скользнувший по моему раскрытому альбому, поднялся и встретился с моим.

— Наверное, тебе было очень одиноко в детстве?

— Нет, — честно ответила я. — У меня было воображение и друзья. — Единственным настоящим минусом отсутствия братьев и сестёр было то, что рядом не оказалось никого, кто мог бы отвлечь родителей от меня — и моих бесконечных ошибок. Но после того, чем поделился он, мне не хотелось жаловаться. Моя глупая вина единственного ребёнка — последнее, что Фредерику сейчас нужно.

Мы замолчали, но это молчание оказалось удивительно уютным. Его взгляд снова опустился на альбом, только теперь он был рассеянным.

— Я бы хотел узнать больше о твоей жизни, Кэсси, — сказал он, сглотнув; кадык дёрнулся на его горле. — Я хочу знать о тебе больше. Я хочу… я хочу знать всё.

Тихая, но напряжённая искренность его тона пронзила меня насквозь. Что-то в комнате изменилось: воздух, атмосфера — и само ощущение того, кем мы становимся друг для друга.

Я уставилась в альбом — он вдруг стал единственным безопасным местом в комнате, куда можно было прятать взгляд.

Глава 13

История поиска в Google мистера Фредерика Дж. Фицвильяма

— как целоваться, если прошло триста лет

— как понять, что она хочет, чтобы ты её поцеловал

— плохо ли целовать свою соседку по квартире

— плохо ли думать о сексе или заниматься сексом с соседкой по квартире

— отношения с большой разницей в возрасте

— лучшие мятные конфеты

[ЧЕРНОВИК ПИСЬМА, НЕОТПРАВЛЕН]

От: Cassie Greenberg [csgreenberg@gmail.com]

Кому: David Gutierrez [dgutierrez@rivernorthgallery.com]

Тема: заявка на участие в выставке Contemporary Society

Уважаемый Дэвид,

Хочу предложить на рассмотрение мою трёхмерную работу в смешанной технике — масло и пластик — «Особняк у озера» для мартовской выставки Contemporary Society в галерее River North. Размер холста — три фута на два, при этом скульптурная часть из целлофана и мишуры выступает за пределы холста ещё на десять дюймов.

К письму я прикрепила пять JPEG-фотографий завершённой работы для вашего рассмотрения. В соответствии с параметрами, указанными в запросе на подачу заявок, готовая работа будет доступна для экспонирования в вашей галерее по первому требованию.

С нетерпением жду вашего ответа.

Кэсси Гринберг

К моменту, когда я добралась до художественной студии, Сэм и Скотт уже были там, стояли перед «Особняком» и рассматривали его с одинаковыми, но для меня непонятными выражениями лиц.

По крайней мере, они не выглядели ужасёнными. Уже что-то.

Я оставила сумку в пустой кабинке и встала рядом.

— Спасибо, что согласился сделать для меня фотографии, — сказала я Скотту.

У него была навороченная камера с названием, которое я даже не запомнила, и он был отличным фотографом-любителем. Я была очень рада, что он нашёл время помочь. В тот же вечер я собиралась подать заявку в River North Gallery, и хотя письмо Дэвиду я уже набросала, к нему нужно было приложить пять снимков моей работы.

— Всегда пожалуйста, — отозвался Скотт, слегка приподняв камеру, висевшую у него на шее, но не отрывая взгляда от того, что собирался фотографировать. — С какого ракурса… э-э… — Он замолчал, потом обернулся к Сэму с широко раскрытыми глазами, явно ища поддержки.

Сэм тихо усмехнулся и снова уткнулся в телефон.

— С какого места мне начать?

Я показала на точку примерно в двух футах от того места, где «Особняк» висел на стене студии:

— Начни оттуда. Думаю, так получится поймать свет из окна. Надеюсь, он отразится от целлофанно-мишурной скульптуры и сделает фото по-настоящему эффектными.

Губы Скотта дёрнулись.

— Понял.

— Сам особняк получился не таким большим, как я изначально планировала, — пробормотала я.

Объяснение, наверное, было лишним — Скотт и так выручал меня, и вряд ли его это особенно интересовало. Но я была в восторге от завершённого проекта и просто должна была поделиться хоть с кем-то.

— Да? — Скотт, перемещаясь вокруг работы, щёлкал фото каждые пару секунд. — Хотела сделать что-то покрупнее?

— Ну, в каком-то смысле, — призналась я.

Когда я в последние дни наносила финальные штрихи, в голове всё время крутилась наша с Фредериком беседа о его прошлом. В процессе я невольно вплела в работу некоторые детали, которыми он поделился о своём старом доме. К тому моменту, как «Особняк у озера» был завершён, изображённый дом оказался меньше, чем я планировала изначально, сквозь окна можно было разглядеть простые деревянные полы, а крыша приобрела более соломенный вид, чем в моей первоначальной задумке.

— Озеро и пластиковая скульптура, выступающая из него, получились больше, чем я хотела изначально, чтобы компенсировать уменьшенный дом, — добавила я, пока Скотт продолжал щёлкать фотоаппаратом.

Скотт усмехнулся:

— Всё равно пластиковая скульптура — самая классная часть работы.

Я не могла понять, говорит ли он это серьёзно или просто из вежливости. В любом случае я была с ним полностью согласна.

— Надеюсь, жюри оценит, — пробормотала я.

А что, если нет? Я была так поглощена самой работой, что даже не думала о том, что будет, если её отклонят. Ну, ничего страшного… в конечном счёте. В краткосрочной перспективе это будет неприятно — как и все отказы, которые я получала за последние десять лет. Но мне эта работа нравилась, даже если она понравится только мне одной. Это ведь должно что-то значить.

Пока Скотт продолжал фотографировать, я вернулась к кабинке, где оставила свои вещи, достала ноутбук и открыла черновик письма Дэвиду, чтобы ещё раз проверить его перед отправкой заявки. И едва не подпрыгнула на месте, когда увидела новое письмо, которое только что пришло.

От: Крессинда Маркс [cjmarks@harmony.org]

Кому: Кэсси Гринберг [csgreenberg@gmail.com]

Тема: Собеседование — Harmony Academy

Дорогая Кэсси,

Сообщаю вам, что наш отборочный комитет рассмотрел ваши материалы и хотел бы пригласить вас на очное собеседование. Мы проводим интервью в последнюю неделю этого месяца, а также каждую пятницу декабря. Пожалуйста, сообщите в ближайшее время, заинтересованы ли вы всё ещё в этой должности и, если да, то в какие из этих дат вы сможете приехать.

С уважением,

Крессинда Маркс

Директор

Harmony Academy

Я перечитала письмо от Крессиды Маркс ещё раз, слишком ошеломлённая, чтобы поверить, что прочитанное было реальностью.

— Ты в порядке? — я вздрогнула от голоса Сэма. Он стоял рядом со Скоттом и смотрел на меня с тревожной морщинкой между бровей. — У тебя вид, будто ты привидение увидела.

— Не привидение, — заверила я его. — Я только что узнала, что мне назначили собеседование на работу, на которую я вообще не рассчитывала.

Это было мягко сказано. Я подала заявку в Harmony Academy только потому, что в тот день у меня было хорошее настроение и все материалы уже лежали на жёстком диске. Я совершенно не ожидала, что из этого что-то выйдет.

И вот, всего несколько дней спустя, сама Крессинда Маркс, директор Harmony Academy, действительно хочет провести со мной собеседование.

Как такое вообще возможно?

— Это отличная новость, — сказал Сэм, улыбнувшись, и отодвинул стул от большого стола, чтобы сесть. — На какую должность?

Я замялась. Всё происходящее казалось настолько нереальным, что стоило озвучить это вслух — и возможность рассеется, словно дым. У меня не было преподавательского сертификата. Возможно, для Harmony Academy это не имело бы значения — некоторые из моих однокурсников из Юнкер устраивались в частные школы и без него. Но то, что моё портфолио находилось на световые годы от того, что родители хотели бы видеть на уроках искусства у своих детей, наверняка имело значение для школы, ищущей учителя.

Сэм, однако, не уловил моих сомнений.

— Это место в частной школе в Эванстоне, — наконец сказала я. — Преподавание искусства в их старшей школе.

— Это потрясающе! — улыбка Сэма стала ещё шире. — Ты такая талантливая, Кэсси. И тебе ведь нравились арт-вечера с детьми из библиотеки, верно? Эта школа будет счастлива заполучить тебя.

— Ты правда так думаешь?

Сэм подошёл к «Особняку у озера» и замер, разглядывая работу.

— Да, — подтвердил он. — Конечно, я больше разбираюсь в корпоративных слияниях, чем в искусстве. Признаюсь, я не всегда понимаю, на что именно смотрю, но вижу, что ты понимаешь. — Он улыбнулся мне. — Ты человек с видением. И ты этим видением горишь. Кто, если не такой человек, сможет лучше всех научить молодых людей любить то, чем он сам увлечён?

Его слова удивили меня. Сэм всегда поддерживал меня и мои цели, но обычно в расплывчатой манере «я тебя люблю, хоть и не совсем понимаю». Пожалуй, это был самый восторженный отзыв о моих навыках, который я слышала от него за все годы нашего знакомства.

— Спасибо, — пробормотала я, совершенно растерявшись. — Это… правда много для меня значит.

— Если тебе понадобятся рекомендации, можешь смело указывать моё имя.

Я фыркнула:

— Ты же мой лучший друг, а не нынешний работодатель.

— Предложение в силе, — сказал он с убеждённостью.

— Спасибо, Сэм, — сказала я. — Я… просто спасибо. — И, не подумав, добавила: — Не могу дождаться, чтобы рассказать Фредерику.

Сэм приподнял бровь:

— Кому ты не можешь дождаться рассказать? Не расслышал.

— Эм… — я заправила за ухо выбившуюся прядь. — Просто Фредерику.

Теперь Сэм уже откровенно ухмылялся:

— Просто Фредерику, да?

— Да, — подтвердила я. — Фредерику. Моему соседу по комнате. Соседи делятся новостями, верно?

— А почему ты краснеешь? — теперь даже его ухмылка ухмылялась.

— Что? Я не краснею. Просто… тут жарко.

Встреча с Фредериком лично, похоже, окончательно убедила Сэма, что я не живу с каким-то серийным маньяком. Что, конечно, было прекрасно. Даже немного иронично, учитывая, что Фредерик был буквально монстром. Но сейчас это было совсем не прекрасно — Сэм вёл себя так же, как всегда, когда я признавалась ему в чьей-то симпатии. А тут ведь ничего подобного не было. Или… даже если и было, всё равно ничего из этого не выйдет.

Я закатила глаза, раздражение росло, и отошла к Скотту, надеясь, что на этом разговор закончится. К счастью, Скотт был занят экраном камеры, а не мной.

— Можно взглянуть на фотографии, что ты сделал? — спросила я, стараясь игнорировать своё смятение. — Я хочу сегодня же отправить заявку организаторам выставки.

— Конечно, — сказал Скотт. Он наклонился, чтобы я могла видеть экран, и тут же расплылся в широчайшей, наглой ухмылке. — Даже не буду подкалывать тебя за то, как ты заливаешься румянцем из-за своего соседа, пока мы это делаем.

На кухонном столе меня ждала записка от Фредерика, когда я вернулась домой в тот день. Сердце пропустило удар, и губы сами собой тронула улыбка, стоило развернуть уже знакомый лист плотной белой бумаги.

Дорогая Кэсси,

Какое твоё любимое блюдо?

Сегодня я ещё не задал тебе свой личный вопрос, и хочу, чтобы этот стал сегодняшним.

Твой,

FJF

Эта идея с «одним личным вопросом в день» появилась после той ночи, когда мы засиделись допоздна за просмотром Баффи. Фредерик сказал, что хочет узнать обо мне больше, чтобы лучше понимать современный мир, и мы решили, что по одному вопросу в день — хорошее средство для этого.

Я, конечно, понимала — хотя бы отчасти, — что этот предлог про «изучение современного мира» был лишь удобной ширмой. На самом деле мы просто хотели узнавать друг друга как людей. Но я гнала от себя эту мысль всякий раз, как она всплывала. С каждым новым вопросом становилось всё труднее игнорировать очевидное.

Дорогой Фредерик,

У меня много любимых блюд! Лазанья, шоколадный торт, хлопья Honey Nut Cheerios, яйца Бенедикт и куриный суп с лапшой, пожалуй, в топ-5.

И это, конечно, не ответ на твой вопрос, но угадай что? Сегодня у меня появилось собеседование! Шансов, что я получу работу, почти нет, но всё равно приятно.

Кэсси

Дорогая Кэсси,

Чудесная новость про собеседование! Почему ты думаешь, что не получишь эту должность?

Если бы решение было за мной, я бы взял тебя на работу в одно мгновение (да, фигура речи).

Спасибо за ответ про любимые блюда — это помогает мне лучше понять, что едят люди в возрасте за тридцать в начале XXI века.

Мой сегодняшний вопрос будет про цвет. Какой твой любимый цвет?

Твой,

FJF

Дорогой Фредерик,

Это очень мило, что ты сказал, будто нанял бы меня «в одно мгновение». Но ведь ты даже не знаешь, о какой работе речь! Это может быть что-то, к чему у меня нет ни малейшей квалификации. На самом деле, так и есть.

У меня два любимых цвета: кармин (определённый оттенок красного) и индиго. А у тебя есть любимый цвет?

Кэсси

Дорогая Кэсси,

Это, вероятно, банально, но мой любимый цвет — красный.

И я абсолютно серьёзен: я бы нанял тебя на любую работу, не раздумывая.

Я ещё подумаю над хорошим вопросом на сегодня, но пока хочу рассказать, что прошлой ночью, пока ты спала, я вместе с Реджинальдом побывал в круглосуточном кафе под названием Waffle House. Думаю, ты бы гордилась тем, как уверенно я сумел заказать еду и напитки, не допустив ни ошибок, ни лишнего внимания к нам. Осмелюсь сказать, даже Реджинальд был впечатлён тем, как ловко я достал из кошелька новую кредитную карту и оплатил всё. (Как ты, наверное, догадываешься, впечатлить Реджинальда почти невозможно.)

На нас, правда, несколько раз бросили взгляды молодые люди за соседним столиком, но я подозреваю, что это было связано скорее с веществами, запах которых я чувствовал от них, чем с чем-то странным в нашем поведении.

В любом случае, я жажду вновь отправиться в кафе, чтобы продолжить оттачивать свои навыки.

Поскольку без твоего бесконечного терпения я бы не смог заказать тот шоколадно-арахисовый вафль вчера, хочу, чтобы ты знала — для меня это была маленькая победа. Есть я его, конечно, не мог, но сам факт был важен.

Твой,

FJF

На кухонном столе теперь постоянно лежала ручка, и я взяла её, раздумывая, что написать ему в ответ.

Сэм как раз сегодня днём написал мне, приглашая на вечеринку, которую он и Скотт устраивали в пятницу вечером. Может, Фредерик пойдёт со мной? Там он смог бы потренироваться общаться с людьми вживую.

Я быстро нацарапала ему записку, пока не передумала:

Привет, Фредерик,

Отличная работа в Waffle House. Да, я уверена, что эти ребята таращились на тебя только потому, что были в стельку упоротые (хотя, возможно, я слегка проецирую свои собственные подростковые годы).

Не по теме — мой друг Сэм в пятницу вечером собирает у себя компанию. Хочешь пойти со мной? Это могла бы быть ещё одна возможность потренировать твои навыки общения с людьми — с кем-то, кроме меня и Реджинальда.

Кэсси

Я перечитала записку, разрываясь между тем, чтобы оставить её на столе для Фредерика, и тем, чтобы разорвать в клочья.

По правде говоря, если он пойдёт со мной, вечер наверняка станет куда веселее. Он мог бы отвлечь меня от неловких вопросов, которые неизбежно посыплются от друзей-юристов Сэма и коллег Скотта по английскому отделению. Правда, придётся за ним присматривать и, возможно, прикрывать, если вдруг он решит расплатиться золотыми дублонами или сделает что-то в этом духе. Но чем больше у Фредерика будет шансов практиковаться, тем лучше.

В конце концов, это же нормально, когда соседи приглашают друг друга куда-то, верно? Так же, как нормально делиться новостями о собеседованиях, любимой еде… и слегка лапать друг друга возле примерочной Nordstrom, когда кому-то нужна новая одежда.

А потом в голове шевельнулась крошечная мысль: а что, если влюбиться в него не так уж и плохо? Ну да, он пьёт кровь. Ну да, он на пару сотен лет старше и вообще бессмертный. Но он честно держал своё обещание не есть при мне. А я ведь встречалась с парнями, у которых «косяки» были куда серьёзнее, чем бессмертие.

Пока я снова не передумала и не скомкала записку, я быстро набросала маленький рисунок — нас двоих, танцующих среди парящих музыкальных нот. Фредерик в мультяшном варианте улыбался — потому что в жизни у него и правда потрясающая улыбка.

Я оставила записку на кухонном столе перед тем, как уйти на вечернюю смену в «Госсамер», так и не решив, чего хочу больше: чтобы он сказал «да» или «нет».

— Спасибо, — пробормотала я, чувствуя, как сжалось сердце. Я ведь взрослая и давно сама о себе забочусь. Но сам факт, что он хочет заботиться обо мне… Это что-то во мне перевернуло.

Пытаясь отвлечься, я подошла и села за кухонный стол. Там стоял мой ноутбук, и я решила, что могу заодно проверить почту, пока Фредерик заканчивает суп. Взяла дольку киви из миски с фруктами, бросила в рот и наслаждалась ярким всплеском вкуса. Мурлыкая от удовольствия, щёлкнула мышкой.

Экран загорелся, и —

«КАК ЦЕЛОВАТЬСЯ: ДЕСЯТЬ БЕЗОТКАЗНЫХ СОВЕТОВ, ПОСЛЕ КОТОРЫХ ПАРТНЁР БУДЕТ ЖАЖДАТЬ ПРОДОЛЖЕНИЯ!»

Я так резко вскочила из-за стола, что опрокинула стул. Потёрла глаза, решив, что мне просто почудился этот заголовок Buzzfeed размером в полэкрана. Но когда посмотрела снова — нет. Там всё ещё красовалась статья с советами по поцелуям.

Я была абсолютно уверена, что в последний раз, когда пользовалась компьютером, не гуглила ничего подобного. Но ведь я сама разрешила Фредерику пользоваться моим ноутбуком, когда он захочет.

— Эм… Фредерик?

— М-м?

Я прикусила губу. Стоит ли вообще признавать, что я это увидела? Если он хочет читать статьи о том, как целоваться — его право. Моим покрасневшим щекам и учащённому сердцу не стоит вмешиваться.

Видимо, молчание выдало меня, потому что через пару секунд Фредерик буквально заслонил собой стол, встав между мной и экраном, как двухметровый вампирский щит. Его руки сомкнулись на моих предплечьях, холодные пальцы врезались в кожу.

— Ноутбук, — голос у него сорвался. — Ты…

Отпираться смысла не было.

— Да.

— Эм, — он облизнул губы. И, честно говоря, после того, как я увидела ту статью, совсем не моя вина, что взгляд невольно упал именно туда. — Слушай…

— Тебе не нужно ничего объяснять, — быстро перебила я. — Я сама сказала, что ты можешь пользоваться ноутбуком. Это не моё дело, что именно ты там читаешь. Прости. Мне не стоило смотреть.

— Тебе не за что извиняться, — ответил он, чуть сильнее сжав мои руки. — Это твой ноутбук. Я просто хотел закрыть статью до твоего прихода, но увлёкся готовкой и… — он опустил взгляд. — Видимо, забыл.

Мы стояли так, его пальцы всё ещё на моих руках. Суп булькал на плите, но никто из нас не обращал внимания. Мне казалось, что надо что-то сказать, разрядить обстановку… и я выпалила первое, что пришло в голову:

— Ты… интересуешься поцелуями?

Вопрос, наверное, был глупым, учитывая историю браузера. Но он всё равно выглядел удивлённым. Его глаза резко вернулись к моему лицу.

— Почему ты так думаешь?

— История поиска, — хмыкнула я.

Я прямо видела, как в его голове бешено крутятся шестерёнки. Но потом он будто взял себя в руки, сделал шаг ближе. От горячего взгляда, которым он меня пронзил, все разумные мысли моментально испарились.

— Я знаю, как целоваться, Кэсси, — сказал он с такой обидой, что у меня подкосились колени.

Он жил — ну, в своём вампирском эквиваленте «жил» — сотни лет. Наверняка целовал сотни людей. Может, даже тысячи. И, вероятно, был в этом чертовски хорош.

— Я уверена, что знаешь, — пробормотала я, уже не в силах смотреть ему в глаза. Мой взгляд скользнул вниз, на нелепый фартук с надписью This Guy Rubs His Own Meat. Я покраснела ещё сильнее — от всей нелепости ситуации. Как вообще до такого дошло? — Просто… ну, этот сайт. — Я запнулась. — Ты же понимаешь, почему я могла подумать, что…

— Да, да, — перебил он нетерпеливо, махнув рукой. — Понимаю, как это выглядит. Но клянусь, я читал это только потому что… то есть я просто хотел узнать, не…

Он запнулся. Отпустил мои руки и в раздражении провёл пальцами по волосам.

Я прищурилась.

— Ты просто хотел узнать, не…?

Его лицо стало непроницаемым.

— Хотел узнать, не изменилось ли что-то… важное.

— Что? — Я моргнула. — Ты хотел узнать, изменилось ли что-то?

Он кивнул.

— Да. Прошло немало времени с тех пор, как я… — Он покачал головой и сунул руки в карманы джинсов. — За эти годы были… скажем так, модные тенденции. То, что считалось приятным в поцелуе в одну эпоху, может совершенно не нравиться в другую.

— А ты хотел узнать, какие тенденции сейчас?

Он сглотнул.

— Да.

У меня не было причин думать, что его интерес к современным поцелуям продиктован чем-то, кроме чистого любопытства. Его занимало многое в двадцать первом веке — от городских канализационных систем до политики Среднего Запада. Но что-то в том, как он теперь упорно смотрел на всё в комнате, кроме меня, заставило моё сердце яростно забиться — и придало смелости признаться в одной очень глупой вещи.

— Я тоже любопытна.

Его взгляд мгновенно метнулся ко мне.

— Что?

На чистых нервах я уточнила:

— Я никогда раньше не целовала вампира. — Мне ведь не обязательно было признавать, что я думала о том, каково это — поцеловать именно его, правда? — Так что мне любопытно, каково это. — Увидев на его лице ошеломлённое выражение, я добавила: — Исключительно с интеллектуальной точки зрения.

Пауза.

— Разумеется.

— Для науки, честно.

— Наука.

— В целях сравнения.

— А для чего ещё?

Мы стояли на кухне, глядя друг на друга, и казалось, что прошли целые минуты. Суп всё ещё булькал на плите. Кажется, он уже начинал пригорать. Мне было всё равно. Я сделала ещё шаг ближе, и теперь между нами не осталось почти ничего. С такого расстояния я могла рассмотреть всё многообразие оттенков в его глазах: издалека они казались просто карими, но вблизи в них вспыхивали крошечные искры орехового, переплетаясь с глубоким коричневым и создавая самый богатый, самый красивый цвет глаз, который я когда-либо видела.

Я облизнула губы. Его взгляд тут же упал на мой рот.

— Как насчёт того, чтобы показать друг другу, каково это? — Его голос был едва слышным. — Ради науки. И… в целях сравнения.

Я кивнула:

— Я вряд ли эксперт, но уж точно знаю о современных поцелуях не меньше, чем та статья.

Его челюсть слегка напряглась.

— Наверное.

— И учитывая, что я твой главный консультант по жизни в современном мире…

— Логично, что это должна быть ты, — согласился он. — В свою очередь, я не утверждаю, что являюсь экспертом в поцелуях вампиров, но…

Он не договорил. Его взгляд по-прежнему был прикован к моему рту. Предложение прозвучало — для нас обоих. Пути назад уже не было. Не успела я напомнить себе, что поцеловать этого восхитительного, неживого (в техническом смысле) мужчину, который хотел сварить мне куриный суп и сказал, что ему нравится моё искусство, может оказаться худшим решением в моей жизни, полной сомнительных поступков, как я положила ладонь ему на грудь — прямо туда, где билось бы сердце, будь он человеком.

Он закрыл глаза, сделал несколько глубоких вдохов и чуть склонил голову ко мне — и я снова задумалась, слышит ли он или даже улавливает запах моего сердца.

Он накрыл мою руку своей. Его ладонь была прохладной на фоне моей разгорячённой кожи. Лёгкое, почти невесомое сжатие его пальцев заставило меня вздрогнуть. Он шагнул ещё ближе.

А потом он поцеловал меня — лёгкое, едва ощутимое прикосновение губ к моим. Через полсекунды он отстранился, прервав поцелуй так же внезапно, как начал. Чтобы дать мне возможность отступить, если я этого не хотела.

— Мы… — его голос сорвался до шёпота, — целуемся вот так.

Я провела кончиком указательного пальца по его мягкой нижней губе, затаив дыхание, когда он прикрыл глаза от моего прикосновения. Медленно, будто во сне, я коснулась его щеки ладонью, чуть повернув его лицо так, чтобы он посмотрел мне прямо в глаза. Его взгляд был тяжёлым, затуманенным. Ему не нужно было больше никаких намёков. Второе соприкосновение губ оказалось целомудренным и неторопливым. Его свободная рука поднялась, чтобы коснуться моего лица, зеркально повторив мой жест. Его губы были мягкими, как и казались, — в резком контрасте с шершавостью щетины под моей ладонью и жёсткими линиями его тела, прижимавшегося ко мне. Где-то вдали тиканье напольных часов в коридоре отсчитывало секунды, но для меня время остановилось. Руки Фредерика медленно обвили меня, прижимая всё ближе, а ровный стук моего сердца стал единственным мерилом момента, которого я так долго ждала.

Пальцы сами нашли дорогу в его волосы, перебирая мягкие пряди. Казалось, моё прикосновение раскрыло в нём что-то скрытое. Он притянул меня ближе, и я ощутила каждый прохладный, непреклонный сантиметр его тела, прижатого к моему. Его дыхание дрогнуло, он снова чуть склонил голову — и поцеловал меня уже с намерением, с куда большей настойчивостью. Я открылась ему инстинктивно, его тихая, жадная нужда разомкнула мои губы раньше, чем я успела это осознать. И всё же — всё закончилось. Он резко отстранился, опустив лоб к моему, дыша слишком тяжело для того, кому, по идее, кислород был вовсе не нужен. Слегка покачал головой, затем крепко зажмурился, будто пытаясь восстановить контроль над ситуацией, ускользающей из его рук.

— Вот так, — выдохнул он, — целует вампир.

С технической точки зрения это не так уж сильно отличалось от поцелуя с кем-то ещё. Но я никогда не испытывала ничего подобного. Он всё ещё держал меня так же крепко, как и во время поцелуя — и это было кстати, потому что ноги вот-вот могли меня подвести. Его дыхание постепенно выравнивалось, и я уловила едва заметный металлический привкус крови. Подумала, что, возможно, именно смущение из-за недавней «трапезы» заставило его так резко прервать всё.

Когда он открыл глаза, его взгляд был закрытым, осторожным, и я сразу поняла: «уроки поцелуев» окончены, и, какой бы ни была причина, лучше не спрашивать.

— Ты тоже справился хорошо, — произнесла я, стараясь звучать и ощущать себя отстранённо. На деле же я чувствовала всё, кроме отстранённости. Мне хотелось поцеловать его снова. Прямо сейчас. Собрав всю волю, о существовании которой я даже не подозревала, я отступила. Но успела заметить лёгкую тень разочарования, скользнувшую по его лицу. — Думаю, ты уже в курсе всех современных трендов. Ты быстро учишься.

Фредерик выпрямился и одарил меня самоуверенной улыбкой, от которой у меня перехватило дыхание.

— Так мне и говорили, — сказал он.

Глава 14

Лорд и Леди Джеймс Джеймсон XXIII

и миссис Эдвина Фицвильям

имеют честь пригласить вас на свадьбу своих детей

МИСС ЭСМЕРАЛЬДЫ ДЖЕЙМСОН

и

МИСТЕРА ФРЕДЕРИКА Дж. ФИЦВИЛЬЯМА

— Дата и время будут объявлены дополнительно ~

Бальный зал замка Джеймсон

Нью-Йорк, Нью-Йорк

Будут предложены лёгкие закуски и кровопускание

— Пара зарегистрирована в Crate & Feral ~

— Ответь мне на один вопрос, — сказала я, в упор глядя на Фредерика. — Для человека, который утверждает, что совершенно не разбирается в современной культуре, как тебе удалось так стильно одеться после одной-единственной поездки в Nordstrom?

Фредерик, похоже, искренне удивился.

— Я умею стильно одеваться?

Я фыркнула. Если бы я не знала его лучше, то заподозрила бы в нарочитой скромности. На нём были тёмно-синие джинсы и светло-голубая рубашка на пуговицах, поверх которой он надел тёмно-бордовый свитер — ни одну из этих вещей мы не покупали в торговом центре на прошлой неделе.

Даже если бы я не поцеловала его на днях — исключительно в научных целях, для сравнения, разумеется, — мне всё равно стоило бы огромных усилий держать руки при себе. Я даже опасалась вести его на вечеринку к Сэму в таком виде. Я слишком плохо знала друзей Сэма и Скотта, чтобы предугадать, как они отреагируют на появление Фредерика — беспечного воплощения секса, даже не осознающего собственного эффекта.

— Да, ты умеешь стильно одеваться, — подтвердила я. — Ты выглядишь так, будто только что сошёл со съёмочной площадки для каталога J. Crew.

Он приподнял бровь.

— Что такое съёмка для J. Crew?

Я отмахнулась:

— Ты понял, о чём я. Но как ты можешь не замечать, что творишь, одеваясь вот так?

Он задумался на мгновение.

— Возможно, когда человек становится вампиром, он получает энциклопедические и постоянно обновляемые знания о том, как одеваться, чтобы сливаться с современным обществом и привлекать жертв. — Он указал на себя и одарил меня широкой, ослепительной улыбкой. В его глазах плясали озорные искры. — То, что ты видишь перед собой, Кэсси, — всего лишь результат тысячелетий вампирской генетической эволюции. И ничего больше.

Я скептически приподняла бровь и скрестила руки на груди.

— По-щади, — сказала я, едва удержавшись от смеха. — Не существует никакого вампирского осмоса. И мы ведь не покупали эту одежду в торговом центре.

Он улыбнулся снова, на этот раз чуть смущённо.

— Ладно, ладно, ты меня раскусила. — Он кивнул на телевизор. — Я смотрю корейские дорамы с субтитрами на «Нетфликсе».

Я моргнула.

— Корейские дорамы?

— Да, — подтвердил он. — Знаешь ли ты, что около десяти лет назад правительство Южной Кореи стало вкладывать огромные средства в индустрию развлечений? Теперь это настоящая держава. Они довели до науки умение одевать актёров и актрис так, чтобы они выглядели максимально привлекательно. Между нашей поездкой в торговый центр и сериалом Crash Landing on You я узнал потрясающе много.

Я никогда раньше не смотрела корейских дорам. Но если Фредерик научился так одеваться, глядя их, я определённо не собиралась жаловаться.

— Crash Landing on You? — уточнила я. — Он хороший?

— Если бы вампиры умели плакать, я бы уже выплакал все глаза, — сказал он и посмотрел на свои новые наручные часы — ещё одна вещь, которую мы явно не покупали вместе. Фредерик пугающе быстро освоился с онлайн-шопингом, особенно для того, кто изначально был категорически против интернета. — Нам пора ехать на вечеринку твоего друга. Пойдём?

Я кивнула и схватила сумочку, изо всех сил стараясь подавить совершенно иррациональную волну собственнических чувств, нахлынувшую при мысли, что придётся делить Фредерика на целый вечер с Сэмом и его друзьями.

— О, чуть не забыл, — добавил он. — Хочу тебя успокоить: я продумал возможные темы для разговора на сегодня.

— Правда? — я оживилась. Это было хорошей новостью: я надеялась, что у него появится шанс потренироваться в общении в непринуждённой обстановке. А если он ещё и заранее всё обдумал — тем лучше.

— Да. После того как ты легла спать, я провёл четыре часа в интернете, изучая, какие темы больше всего интересуют людей от двадцати пяти до тридцати пяти лет. Я записал свои выводы на клочке бумаги, — он похлопал по переднему карману джинсов и гордо кивнул. — Возьму список с собой, вдруг в поезде будет время повторить.

У меня упало сердце. Я хотела, чтобы он был достаточно в курсе текущих событий, чтобы хотя бы примерно понимать, о чём идёт разговор. Может быть, даже смог бы ненароком упомянуть что-нибудь о современной музыке, растущей до небес аренде в городе или медленном, но неизбежном упадке капиталистического общества. Ну, если вдруг кто-то об этом заговорит.

Но, похоже, он всю ночь просидел на Википедии. Это было совсем не то, что я имела в виду.

— Тебе не обязательно ничего заучивать, — сказала я. — Да и вообще особо ничего изучать.

Его улыбка слегка померкла.

— Понятно.

— Я уверена, что всё будет хорошо, — поспешно сказала я, стараясь звучать более уверенно, чем чувствовала себя на самом деле. По правде говоря, меня внезапно охватил страх, что Фредерик вот-вот станет живым воплощением мема «Здорово, ребята, как поживаете?». — Лучше быть чересчур подготовленным, чем недоподготовленным, верно?

Он выпрямился.

— Верно.

В худшем случае, убеждала я себя, пока мы спускались по лестнице, Сэм и Скотт просто ещё сильнее утвердятся в мысли, что я живу с чудаком.

Сразу стало ясно, что я была далеко не единственной, кто считал, что Фредерик в этот вечер выглядел чертовски хорошо.

По крайней мере, мне это бросилось в глаза сразу. Сам же он, похоже, совершенно не осознавал того эффекта, который производил на прохожих. Мы шли по холодным позднеосенним улицам к станции, и он, казалось, смотрел на всё сразу, будто ожидал, что его потом спросят об увиденном на экзамене. А вот одобрительные и откровенно заинтересованные взгляды, которыми его награждали встречные, проходили мимо его внимания.

— Ты так каждый день на работу ездишь? — с искренним удивлением спросил он, когда мы спустились в метро.

Фредерик оказался, пожалуй, единственным человеком на станции, кто не был закутан в бесформенные слои одежды, словно в мешок от холода. До этого момента я не задумывалась, что он не мёрзнет, как люди, хотя, оглядываясь назад, могла бы догадаться. Отсутствие громоздкой одежды лишь подчёркивало его привлекательность. Группа девушек, поднимавшихся по лестнице, замерла посреди разговора и проводила его взглядами, когда мы подошли к турникетам.

— Иногда я езжу в библиотеку на метро, — ответила я, чуть сжав зубы, чтобы скрыть внезапный приступ совершенно неуместной ревности. Все имели право считать Фредерика привлекательным. Но у меня-то на него никаких прав не было. — Иногда на автобусе.

На переполненной платформе он с каким-то нервным интересом уставился на табло с названиями поездов и временем до их прибытия.

— Ты и правда никогда не ездил ни на метро, ни на автобусе? — я знала, что так и есть, но всё равно не могла поверить, что можно прожить в Чикаго и ни разу не воспользоваться общественным транспортом.

— Никогда, — его глаза расширились, когда «4 минуты» напротив северной линии Red Line сменились на «3 минуты». — Я вообще не был ни на одном поезде больше ста лет… ну, тогда всё работало иначе.

— И как ты тогда перемещаешься?

Он пожал одним плечом, не отрывая взгляда от табло.

— Есть несколько способов. Вампиры умеют очень быстро бегать. А при необходимости — ещё и летать.

— Летать?! — Я уставилась на него. — И это ты мне только сейчас говоришь? Ты же обещал, что не будешь скрывать важные вещи.

— Не думал, что то, как я передвигаюсь по Чикаго, настолько важно, — уголки его губ дрогнули. — К тому же, насчёт полётов я пошутил.

Я закатила глаза.

— Шутки, Фредерик? Уже второй раз за вечер?

В его взгляде заискрились смешинки.

— Ну… частично пошутил.

Я уже хотела уточнить, что именно значит «частично», но тут наш поезд влетел на станцию. Все, кроме Фредерика, инстинктивно отступили от края платформы, когда состав с грохотом появился в поле зрения. Пришлось схватить его за руку, чтобы оттащить назад.

Ощущение его бицепса под моими пальцами мгновенно оживило воспоминания. Это было наше первое прикосновение с того момента, как мы поцеловались на кухне два дня назад: его сильные руки, притягивающие меня ближе, его губы — мягкие, податливые, скользящие по моим…

Я покачала головой. Сейчас не время зацикливаться на том, о чём мы так и не поговорили после. Мы собирались сесть на Красную линию в час пик — испытание стрессовое даже для привычного пассажира. А Фредерик рассчитывал, что я проведу его через это.

— Это нападение на органы чувств, Кэсси, — крикнул он сквозь шум станции и гул приближающегося поезда.

— Тут ты прав, — перекричала я в ответ.

Вечеринка у Сэма начиналась в семь, и платформа была забита под завязку: кто-то возвращался домой после работы, кто-то направлялся на матч «Кабс» (если судить по множеству кепок и футболок с логотипами команды), а кто-то, как и мы, просто собирался развлечься в пятницу вечером. Толпа и грохот «Эл» в час пик были испытанием даже для тех, кто ездил каждый день. Если подумать, мне следовало выбрать для Фредерика более спокойное время, чтобы познакомить его с общественным транспортом. Но он хотел изучить двадцать первый век — что ж, сразу в глубокий конец бассейна.

Двери вагонов распахнулись с громким «динь-дон». Я не отпустила Фредерика за руку, молча показывая, что нужно подождать, пока выйдут пассажиры.

— Один маленький шаг для вампира, один гигантский скачок для вампирского рода, — пробормотала я ему на ухо, довольная собственной шуткой.

Но он только нахмурился, явно собираясь спросить, что это значит, когда сзади протиснулась шумная компания парней в майках «Кабс» и втиснулась в вагон.

— Ой! —

Руки Фредерика тут же легли мне на плечи, удерживая от падения. Поезд дёрнулся вперёд, и хотя обычно я гордилась своим умением держать равновесие, на этот раз меня выбило из колеи ощущение его пальцев, крепко вдавившихся в моё тело.

Я быстро восстановила равновесие и отвела взгляд, чувствуя, как жар поднимается по шее. Пыталась не думать о том, как близко он находится, но попытка провалилась. Когда стало ясно, что я уже точно не упаду, он чуть ослабил хватку — но, похоже, так и не знал, куда деть руки.

И от этого всё стало ещё неловче, когда поезд резко дёрнулся, один из фанатов «Кабс» толкнул меня сзади — и я врезалась прямо в Фредерика.

— Чёрт! — мой возглас приглушился его широкой грудью. Его бордовый свитер был таким мягким, словно соткан из поцелуев ангела. Я глубоко и рефлекторно вдохнула — и тут же пожалела об этом.

Потому что пах он не просто хорошо.

Я не знала, был ли это дорогой одеколон, мыло, которым он пользовался, или же все вампиры пахнут так божественно, если вдохнуть их аромат прямо у источника. Но я знала одно: этот запах заставлял меня хотеть забраться под его идеально сидящую рубашку и завернуться в него, как в кокон. Прямо там, в переполненном вагоне Красной линии, наплевав на остальных пассажиров.

— Кэсси? — его голос глухо отозвался в груди. — Ты… ты в порядке?

Он звучал обеспокоенно, но не сделал ни малейшей попытки освободиться от меня. Не то чтобы мог — за его спиной была стена вагона, и мы были втиснуты друг в друга, как сардины. Однако он хотя бы мог попробовать оставить между нами немного пространства.

Но он этого не сделал.

Вместо этого его руки медленно скользнули с моих плеч к пояснице, заключая меня в крепкие объятия. Он притянул меня ближе.

— Здесь небезопасно, — пробормотал он, его дыхание было прохладным и сладким, лаская мою макушку. — Я буду держать тебя. Ради твоей же защиты, разумеется. Пока не доберёмся до нашей остановки.

Он просто искал предлог, чтобы не отпускать меня. Я это прекрасно понимала. Но мне было всё равно.

Я вздрогнула и прижалась к нему ещё крепче, прежде чем успела напомнить себе, что обниматься со своим вампиром-соседом на глазах у всех — не самая разумная идея. Но его тело казалось таким восхитительным рядом с моим… И несмотря на холод, исходящий от него, я ощущала только жар, растекающийся по всему телу, и волнение, пробегающее по позвоночнику, когда он прижал щёку к моей голове и ещё сильнее притянул меня к себе.

Оставшаяся часть поездки одновременно тянулась бесконечно долго и пролетела в одно мгновение.

Глава 15

Письмо от миссис Эдвины Фицвильям к мистеру Фредерику Дж. Фицвильяму, 11 ноября

Мой дорогой Фредерик!

Не стану ходить вокруг да около.

От самих Джеймсонов я узнала, что ты по-прежнему игнорируешь мои просьбы и продолжаешь возвращать подарки мисс Джеймсон нераспечатанными. Так дело не пойдёт.

Я забронировала билет на прямой рейс из Лондона, где сейчас отдыхаю, в Чикаго во вторник вечером. Учитывая, что почта — дело не быстрое, вполне возможно, что я прибуду в Чикаго раньше, чем это письмо попадёт к тебе. Если так и случится — что ж, пусть. Возможно, даже лучше, если ты не будешь предупреждён о моём приезде. Так я смогу собственными глазами увидеть, в какой беспорядок ты превратил свою жизнь.

Несмотря ни на что, я люблю тебя, Фредерик. Надеюсь, со временем ты поймёшь: я всегда желала тебе только добра.

С наилучшими пожеланиями,

Твоя мать,

Миссис Эдвина Фицвильям

После того как мы с Фредериком вышли из поезда, мы шли к квартире Сэма нога в ногу.

Даже несмотря на то, что мы отпрянули друг от друга в тот же миг, как поезд остановился, я всё ещё ощущала его прикосновение так отчётливо, будто мы всё ещё обнимались.

Фредерик быстро барабанил пальцами правой руки по бедру — я уже знала, что это его самый очевидный признак нервозности. Он смотрел строго вперёд, не удостаивая меня даже мимолётным взглядом.

— Я составил список нескольких тем для разговора на этой вечеринке, — сказал он, повторяя то, что говорил мне ранее вечером. Он сунул руку в передний карман джинсов и достал сложенный вчетверо клочок бумаги. Его рука дрожала. Значит, то, что произошло между нами в поезде, задело и его — ведь руки у него почти никогда не тряслись, да и он никогда не повторялся.

Эта мысль была одновременно и захватывающей, и пугающей.

— Ты уже говорил мне это, — напомнила я.

Мимо проехала машина с опущенными окнами. Из динамиков громыхал какой-то незнакомый мне хип-хоп.

— Я уже говорил тебе это?

— Говорил.

— О.

К счастью, до дома Сэма было недалеко. Когда мы добрались, я нажала на кнопку домофона, чтобы Сэм и Скотт знали, что мы пришли. Через мгновение замок щёлкнул, и я потянула дверь на себя.

Фредерик положил ладонь мне на плечо, останавливая. Срочность его прикосновения прорезала мой толстый зимний пуховик, словно нож.

— Помнишь? Мне нужно их прямое разрешение, прежде чем я смогу войти в их дом.

Я моргнула, пытаясь осмыслить, что он сказал.

— Что?

Он отвёл взгляд, смутившись.

— Помнишь, когда мы смотрели «Баффи»? Я говорил, что некоторые вампирские легенды — полная чушь, а некоторые — правда. Вот эта — правда.

И тогда до меня дошло. Вечер, когда мы сидели вместе на диване и обсуждали «Баффи» — незадолго до того, как я уснула, положив голову ему на плечо.

— Ах, — вырвалось у меня, и я тут же залилась теплом от воспоминания. — Да, конечно. Прости, я совсем забыла. — Я указала на кнопку, которую только что нажала. — Но они же нам открыли. Разве этого недостаточно?

— Нет, — он смотрел себе под ноги. Я поняла, что он смущён. Сердце сжалось. — Это… должно быть прямое, явное приглашение. Ты могла бы написать Сэму или Скотту и попросить их пригласить меня внутрь?

Сверху из открытого окна доносился смех — вечеринка уже шла полным ходом.

— Они подумают, что это странно, Фредерик.

— Возможно. Но у меня не так уж много вариантов.

В этот момент в дверях появился парень, которого я узнала — сосед Сэма снизу, в ярко-розовом кожаном мини-платье, едва прикрывавшем колени. Если я правильно помнила, он иногда подрабатывал бурлеск-танцором в клубе в Андерсонвилле.

Он копался в сумочке, идеально подходившей к его наряду. Краем глаза я заметила, как Фредерик таращится на него в полном изумлении: глаза широко раскрыты, словно блюдца. Я сделала вид, что ничего не замечаю.

— Джек! — воскликнула я, надеясь привлечь его внимание… и что это действительно его имя.

Он поднял голову.

— Кэсси?

— Да, привет. — Я оглянулась на Фредерика, который ободряюще кивнул. — Мы можем войти?

— Вы к Сэму?

— Да.

Он распахнул дверь шире и сделал приглашающий жест.

— Конечно. Я как раз ухожу.

Я вопросительно посмотрела на Фредерика, и он едва заметно кивнул. Я расценила это как «этого достаточно».

— Спасибо, Джек, — сказала я и переступила порог. Фредерик последовал за мной. Оказавшись внутри, он тихо вздохнул с облегчением.

К счастью, Скотт уже ждал нас в дверях своей квартиры на втором этаже.

— Можно войти? — спросила я, стараясь, чтобы голос не выдал моё внезапное волнение. Изнутри в коридор вырывалась какофония голосов и авангардный хаус.

— Конечно, — сказал Скотт, указывая на квартиру за своей спиной. — Я просто жду Кэти, и тогда вернусь внутрь.

У меня взлетели брови.

— Кэти? Та самая, из «Госсамера»?

— Ага, — кивнул Скотт. — Мы познакомились с ней, когда ходили к тебе на работу. Я обрадовался, когда она сказала, что сможет прийти.

Жаль, что я не могла сказать того же. Мы с Кэти ладили… но Фредерик произвёл на неё крайне странное первое впечатление в тот вечер, когда пытался заказать кофе, а потом расплатиться за него своей поясной сумкой с золотыми дублонами. За последние недели он сделал серьёзные успехи, чтобы казаться нормальным: научился заказывать одежду онлайн, прокатился на «Эл», и никто не заподозрил, что он там не к месту. Последнее, что ему сейчас было нужно, — это встретить Кэти на вечеринке и услышать от неё неудобные вопросы.

Но, полагаю, ничего уже не поделаешь.

Я повернулась к Фредерику:

— Хочешь что-нибудь выпить?

Он нахмурился.

— Нет. Я поел перед тем, как мы пришли. Ты же знаешь, я не могу…

Я схватила его за лацкан и потянула вниз, пока его ухо не оказалось на уровне моих губ. С трудом удержалась от того, чтобы просто замереть и вдохнуть его запах… но едва-едва.

— Сегодня тебе придётся немного притворяться, чтобы всё прошло как надо, — шепнула я.

Он сглотнул, потом выпрямился.

— Понял. — Он кивнул. — Пойдём возьмём выпивку.

Когда мы пробирались внутрь, я очень тихо спросила:

— Кстати, а что будет, если ты не получишь разрешения?

— Прошу прощения?

— Ты говорил, что не можешь войти в чужой дом без приглашения, — напомнила я. — Что случится, если попробуешь?

— А, это. — Он быстро оглянулся, чтобы убедиться, что поблизости никого нет, и наклонился ко мне. — Мгновенная дезинтеграция.

Я уставилась на него:

— Ты шутишь.

Он покачал головой с серьёзным видом.

— Когда я впервые услышал об этом, тоже подумал, что это шутка. Но вскоре после того, как меня обратили, я видел, как один вампир попытался вломиться в дом местного фермера, пока тот с семьёй был в отъезде. — Он сделал паузу, затем наклонился чуть ближе и добавил: — Куски вампира были повсюду.

Я передёрнулась, хотя меня частично отвлекало не только то, что история Фредерика была жуткой, но и то, что, рассказывая её, он раскрыл мне ещё одну тщательно охраняемую деталь из своей прошлой жизни — и при этом его губы находились всего в нескольких миллиметрах от моих.

— Как ужасно, — выдавила я, стараясь держать себя в руках.

— Да, — мрачно согласился Фредерик. — Второй раз такой ошибки не допускаешь.

— Кэсси.

Я подняла глаза и увидела Сэма, идущего к нам из кухни. В одной руке у него было пиво, в другой — бокал белого вина. Он протянул мне вино, но его взгляд был прикован исключительно к Фредерику. Мой желудок стянуло в тугой узел тревоги. Одно дело — когда Фредерик пообщался с моим лучшим другом всего пару минут в торговом центре на днях. Совсем другое — провести вместе целый вечер. Судя по выражению лица Сэма, он уже отошёл от того мимолётного «о боже, он симпатичный», настигшего его в прошлую встречу, и теперь был готов вынести окончательный приговор: странный тип или человек, которому можно доверять.

Я поёрзала, вертя в пальцах ножку бокала, и слегка кивнула в сторону Фредерика:

— Сэм, ты же знаешь Фредерика.

Сэм протянул руку:

— Рад снова тебя видеть.

Фредерик пожал её крепко и уверенно.

— Спасибо, что пригласил нас. Мне тоже приятно тебя видеть.

— Хочешь что-нибудь выпить? Вино? Пиво?

Фредерик замолчал, явно обдумывая ответ. Похоже, он готовился к этому вечеру, но мы так и не успели пройтись по теме светской беседы на вечеринках. Что теперь казалось мне непростительным упущением.

Я задержала дыхание, ожидая его реакции.

— Я… не могу решить, — наконец произнёс Фредерик. — Что бы ты порекомендовал?

Я выдохнула с облегчением. Сэм с недавних пор работал в юридической фирме и постепенно превратился в ходячее клише адвоката, увлёкшись дорогими винами и бесконечно рассказывая о новых находках. Так что Фредерик попал в яблочко.

Я коротко кивнула ему, пытаясь передать: «Вот это правильный ответ». Его напряжённая осанка чуть расслабилась.

— Зависит от того, что тебе нравится. У меня есть разные сорта красного, — сказал Сэм. — Любишь мальбек?

Фредерик взглянул на меня, приподняв бровь. Я едва заметно кивнула.

— Да, — сказал он с такой убеждённостью, будто речь шла о любимых конфетах на Хэллоуин. — Да, я очень люблю красное вино. На самом деле мальбек — мой любимый.

— Мой тоже, — расплылся в улыбке Сэм. Если бы я не была так рада, что Фредерик справляется, я бы рассмеялась над тем, как легко моего друга можно подыграть. — Пойдём, я тебе всё устрою.

Фредерик уставился на него, как олень, ослеплённый фарами.

— Иди, возьми напиток, — подтолкнула я. А затем, кивнув на Сэма, добавила: — Он подберёт тебе что-нибудь хорошее.

— Что-нибудь хорошее, — повторил Фредерик, приподняв бровь.

Я поморщилась, мысленно ругая себя за то, что не предупредила его заранее: на человеческих вечеринках принято большую часть вечера носить с собой напиток, который тебе на самом деле не нужен. Когда Фредерик и Сэм ушли на кухню, я окинула взглядом комнату в поисках знакомых лиц. Кажется, я узнала пару гостей по другим вечеринкам Сэма и Скотта, но мой взгляд зацепился за Дэвида — их друга, связанного с художественной выставкой в River North Gallery, — сидевшего на диване рядом с сестрой Сэма, Амелией.

Сердце забилось быстрее. Профессиональный нетворкинг в моём списке любимых занятий стоял чуть выше, чем удаление зуба без новокаина. Разговор с Амелией — невероятно компетентной и собранной сестрой Сэма — был лишь немного приятнее. Но Дэвид был прямо здесь, меньше чем в трёх метрах, беседовал с идеально одетой, без единого выбившегося волоска Амелией и потягивал из бокала шардоне. С момента, как я отправила Дэвиду свою работу, прошло сорок восемь часов. River North Gallery собиралась принять решение в течение недели. Человек, который контролирует свою жизнь, подошёл бы и воспользовался случаем, верно?

Ну что ж. Можно хотя бы сделать вид, что я контролирую свою жизнь.

Я расправила плечи, напомнила себе, что постоянно делаю трудные вещи, и подошла к ним.

— Привет, — сказала я.

Дэвид и Амелия одновременно подняли на меня глаза.

И тут же я вспомнила, что на самом деле вовсе не контролирую свою жизнь и, возможно, это была ужасная ошибка.

— Кэсси, — сказала Амелия. Её тон был дружелюбным, она даже улыбнулась — но даже сквозь шум вечеринки я вспомнила, как высокомерно она разговаривала со мной в школе, если вообще удостаивала вниманием. — Рада снова тебя видеть.

— Давненько, — ответила я. Сегодня я решила постараться ради Сэма. — Как ты?

Амелия покачала светлой головой, вздохнула, сделала глоток белого вина и поставила бокал обратно на журнальный столик.

— Занята. Не так занята, как буду весной, но всё же больше, чем хотелось бы.

Я попыталась вспомнить хоть один момент, когда Амелия не была настолько погружена в бухгалтерию, чтобы выглядеть несчастной. Память выдала пусто.

— Отстой, — сказала я искренне.

Амелия пожала плечами:

— Что есть, то есть. Я сама подписалась на это, когда пришла в фирму. Но хватит обо мне, — добавила она. — Сэм говорит, ты снова с головой ушла в творчество.

Я кивнула — слишком гордая собой за то, чем занималась в последнее время, и слишком остро осознавая, что рядом с Амелией сидит кто-то из комитета River North Gallery, — чтобы чувствовать себя не в своей тарелке.

— Да. На самом деле…

Я не успела договорить, потому что Сэм — теперь уже тащивший побелевшего Фредерика за руку — внезапно возник рядом.

— Амелия, — сказал он, смеясь, — ты просто обязана познакомиться поближе с соседом Кэсси.

Слова Сэма срезали моё внимание так же резко, как скрежет пластинки в тихой комнате. Я в тревоге повернулась к Фредерику, чьё запястье было зажато в его железной хватке. Тот, с диким взглядом, уставился в пол.

Прежде чем я успела что-то спросить, Сэм повернулся ко мне, сияя:

— А ты мне никогда не говорила, что Фредерик — такой ярый фанат Тейлор Свифт.

Я едва не поперхнулась вином.

— Прости, — сказала я, когда отдышалась. — Но… Тейлор Свифт?

Фредерик неловко переступил с ноги на ногу.

— Я… возможно, упомянул парочку фактов о Тейлор Свифт кое-кому на кухне.

— Парочку фактов? — Сэм снова рассмеялся и покачал головой. — Да ты не скромничай. Твои знания о её эпохе 1989 просто энциклопедические.

Мне пришлось прикрыть рот ладонью, чтобы не расхохотаться.

— Правда?

— Чистая правда! — с жаром подтвердил Сэм. — Как я и говорил, Фредерик, тебе нужно пообщаться с Амелией. Она обожает встречать других «свифти», особенно если это люди, которые совсем не подходят под стереотип.

— О, да, — откликнулась Амелия, теперь уже буквально сияя. Я никогда не слышала, чтобы она звучала так восторженно. — Когда люди за пределами привычной аудитории тоже любят её, это только доказывает, насколько широк её талант и насколько велика её аудитория.

Я уставилась на неё. Мне и в голову не приходило, что бухгалтер может иметь мнение о музыке. Хотя, возможно, это я слишком предвзята.

— Ты фанатка Тейлор Свифт?

Амелия пожала плечами:

— А что в этом может не нравиться?

— Согласен, — неожиданно оживился Фредерик. — Тейлор Свифт, родившаяся в Уэст-Ридинге, штат Пенсильвания, в 1989 году, получила одиннадцать премий «Грэмми» от Национальной академии искусства и науки звукозаписи.

Амелия поднялась и, всё так же улыбаясь, разгладила ладонями безупречно гладкую юбку.

— Пойдём на кухню и вместе повосторгаемся, — предложила она.

Глаза Фредерика расширились.

— Прошу прощения, но… «повосторгаемся»?

Я чуть наклонилась к нему и шепнула:

— Это просто значит — сильно радоваться чему-то.

— А, понятно.

— Я возьму ещё бокал мальбека, — сказал Сэм. — Вряд ли смогу что-то добавить в разговор, но мне всегда нравится наблюдать за Амелией в её стихии.

Фредерик бросил на меня беспомощный взгляд через плечо, пока Амелия увлекала его обратно на кухню. Когда она ушла, единственным, с кем я могла поговорить, остался Дэвид. Он поднял на меня глаза и улыбнулся с лёгким узна́ванием. Я сглотнула — нервы вернулись, теперь, когда двойной отвлекающий фактор в лице Фредерика и Тейлор Свифт исчез из комнаты.

— Кэсси, — Дэвид указал на свободное место рядом с собой. Я села, одновременно радуясь и ужасно нервничая. — Рад тебя видеть. Давненько не встречались.

— Я тоже рада, — ответила я, теребя край юбки. В голове крутилась дилемма: сказать ли сразу, что я подала заявку на выставку, или зайти осторожнее. — Как дела?

— Занят, — он усмехнулся, а потом, видимо вспомнив ответ Амелии, закатил глаза. — «Занят» — какая-то нелепая формальность для светской беседы, правда?

Я едва сдержала смешок:

— Наверное.

Он махнул рукой:

— Ну да. Но в моём случае это правда.

— Готовишься к выставке? — решила я выложить всё сразу.

— Да, как раз, — его улыбка стала шире. — Никогда раньше не участвовал в конкурсной выставке с административной стороны, и, честно, работы оказалось куда больше, чем я ожидал.

— Могу себе представить, — я сглотнула и собралась с духом. — Много хороших заявок пришло?

— Очень много, — Дэвид неловко поёрзал. — Думаю, комитет уже принял окончательное решение, кого пригласить.

Сердце забилось так сильно, что я почти слышала, как трещат рёбра. Я поставила бокал на столик — руки дрожали, боясь пролить вино.

— Правда?

— Да. — Он уставился в своё пиво так, будто это был самый увлекательный объект в комнате. — Кэсси, я не уверен, стоит ли говорить тебе это раньше времени, но раз уж мы оба здесь…

Он замолчал. Но по тому, как избегал моего взгляда, я поняла: новости будут плохими.

Я глубоко вдохнула.

— Обещаю, я не скажу им, что ты сказал.

Он кивнул.

— Все сошлись во мнении, что твоя работа отличная, но комитет решил, что твоя интерпретация темы «Современное общество» слишком абстрактна и оторвана. Классическая живопись, переосмысленная через современные материалы, — не то, что они искали. — Он сделал паузу. — Прости, Кэсси.