Мой сосед — вампир

Глава 2

Список дел Ф. Дж. Фитцвильяма:15 октября

Протереть пыль в гостиной.

Пропылесосить свободную спальню.

Закупить «продукты» для холодильника и кладовой к визиту мисс Кэсси Гринберг.

Если мисс Гринберг откажется снимать комнату, спросить у Реджинальда, как добавить фотографии в объявление, чтобы избежать ненужного общения с будущими кандидатами.

Продлить срок возврата книг в библиотеку.

Написать матери.

Квартира Фредерика находилась в районе Линкольн-Парк, где я бывала крайне редко. Всего в нескольких кварталах от озера, в конце ряда роскошных особняков из коричневого камня, каждый из которых, как я догадывалась, стоил не меньше нескольких миллионов.

Я старалась об этом не думать. Само ощущение, что я дышу одним воздухом с людьми, которые могут позволить себе жить здесь, уже было достаточно пугающим. Не стоило усугублять ситуацию мыслями о том, что единственный способ поселиться в таком месте — выиграть в лотерею или вступить в ряды организованной преступности.

— Я найду, где припарковаться, — сказал Сэм, когда я вышла из его машины. Я обернулась: на его лице снова было то самое тревожное выражение.

— Напиши мне, как только будешь внутри, ладно?

— Ладно, — пообещала я, поёживаясь.

Мы оба немного успокоились, решив, что «Фредерик Дж. Фитцвильям» вполне может быть просто псевдонимом на Craigslist. Но вся ситуация всё равно оставалась странной.

Я поплотнее закуталась в шарф. Октябрь в Чикаго всегда холоднее, чем хотелось бы, а ветер у озера пронизывает насквозь, как лезвие ножа. Моя тонкая футболка не спасала совсем. Наверное, стоило надеть зимнее пальто, даже если бы оно оказалось в пятнах от краски после сегодняшнего мероприятия в библиотеке. Если быть точной — после невероятно весёлого мероприятия, которое мы с Марси придумали сами. По количеству плачущих детей, которых пришлось уносить на руках, «Нарисуй свою любимую принцессу Диснея» стало оглушительным успехом.

Я невольно улыбнулась, несмотря на холод и то, что выглядела так, будто одевалась в полной темноте между мольбертом и коробкой с кистями: футболка с Эльмо от библиотеки, старые джинсы, потёртые от возраста, а не ради моды, и оранжевые кеды с дыркой на носке. Мне бы хотелось, чтобы каждый вечер был «ночью искусств», но я понимала, почему это невозможно. После таких вечеров детский отдел превращался в зону бедствия: краска повсюду, ковёр в пятнах от странных веществ, и всё это приходилось драить днями — нам с Марси и уборщикам.

И всё же это было неважно. Сложно быть в плохом настроении, когда ты держишь кисточку, помогаешь восторженному малышу раскрашивать русалочку Ариэль с ярко-рыжими волосами — и получаешь за это деньги. Даже если после этого идёшь знакомиться с потенциальным соседом, который, возможно, окажется серийным убийцей.

Я была рада, что Сэм остался ждать снаружи — на всякий случай.

Я достала телефон, проверила адрес и код домофона, присланный Фредериком, и поспешила к двери. Быстро ввела цифры, дверь щёлкнула, и я поднялась на три пролёта до верхнего этажа, потирая озябшие руки и наслаждаясь теплом подъезда после двух минут на улице.

У двери квартиры меня встретил ярко-розовый коврик с надписью «Добро пожаловать!». На нём золотистый ретривер прижимался к котёнку в высокой траве. Это, пожалуй, была самая безвкусная вещь, которую я когда-либо видела за пределами магазина «Hobby Lobby». Он настолько не вписывался в атмосферу этого роскошного многомиллионного дома, что я на миг усомнилась в собственных чувствах — не померещилось ли мне это от холода.

Но дверь квартиры распахнулась прежде, чем я успела постучать, — и я мгновенно забыла о нелепом коврике.

— Вы, должно быть, мисс Кэсси Гринберг, — голос мужчины был низким и глубоким, таким, что его будто ощущаешь где-то в груди.

— Я — мистер Фредерик Дж. Фитцвильям.

Пока я стояла и глупо моргала, глядя на человека, который потенциально мог стать моим новым соседом, до меня вдруг дошло: я ведь даже не задумывалась о том, как он выглядит. Это не имело значения — мне срочно нужно было жильё подешевле, и квартира Фредерика подходила идеально, даже если вся эта история казалась слегка… странной.

В течение дня я не раз ловила себя на мысли: стоило ли вообще ему писать? Не псих ли он? Но о его внешности я всерьёз не думала вовсе.

А теперь, стоя всего в двух футах от самого красивого мужчины, которого я когда-либо видела, я могла думать только об одном — о том, как выглядит Фредерик Дж. Фитцвильям. Ему можно было дать тридцать с небольшим, но продолговатое бледное лицо с лёгкой угловатостью делало возраст почти неуловимым. И дело было не только в его «голосе с высоким уровнем продакшна». У него были неприлично густые тёмные волосы, небрежно спадавшие на лоб, словно он вынырнул прямиком со съёмок исторической драмы, где герои с британским акцентом целуются под дождём. Или же он сошёл со страниц последнего исторического любовного романа, который я прочла.

Когда он слегка улыбнулся, на правой щеке проступила ямочка.

— Я… — начала я, потому что остатки здравого смысла всё-таки подсказывали: когда человек представляется, нужно что-то ответить. — Вы… эм…

К этому моменту я уже изо всех сил орала на себя внутри: Прекрати!

Обычно я не пялилась на людей и уж точно не впадала в режим «сразу хочу» при виде симпатичного мужчины — ну, не до такой степени, по крайней мере. Я ведь даже не была уверена, что хочу снимать эту квартиру, но точно не хотела, чтобы он выгнал меня с порога только потому, что я веду себя как полная идиотка.

Не имело значения, что Фредерик Дж. Фитцвильям обладал широкой, мускулистой фигурой, как у бывшего капитана футбольной команды, который до сих пор ходит в спортзал.

Не имело значения, что на нём был безупречно сшитый костюм-тройка: пиджак цвета угля и накрахмаленная белоснежная рубашка сидели на плечах так, будто были созданы именно под его фигуру, а брюки в тон облегали идеально.

Всё это не имело никакого значения, потому что передо мной стоял человек, у которого, возможно, я собиралась снять комнату. И только. Нужно было взять себя в руки. Я попыталась сосредоточиться на более эксцентричных деталях его наряда — на кружевном голубом жабо, завязанном на шее, и блестящих лакированных туфлях с загнутыми носами, — но это нисколько не помогло. Даже с такими странными аксессуарами он оставался самым красивым мужчиной, которого я когда-либо видела.

Я стояла, изо всех сил приказывая себе перестать пялиться, но взгляд отвести не могла. Фредерик просто смотрел на меня с лёгким недоумением. Я не понимала, чему он удивляется. Он же должен был знать, насколько он привлекателен, правда? Наверняка привык к подобным реакциям. Возможно, каждый раз, выходя из дома, он отбивается от влюблённых в него прохожих палкой.

— Мисс Гринберг?

Он склонил голову набок, явно ожидая, что я соберусь с мыслями и скажу хоть что-то. Когда этого не произошло, он шагнул в коридор — скорее всего, чтобы получше рассмотреть чудачку, что появилась у его двери.

Но взгляд его был устремлён вовсе не на меня. Он уставился на половичок у моих ног — нелепую розовую «Добро пожаловать!» подстилку с щенком и котёнком. Выражение его лица изменилось: он посмотрел на коврик так, словно тот лично его оскорбил.

— Реджинальд, — пробормотал он сквозь зубы. Опустился на колени и схватил коврик обеими руками. И нет, я совершенно не пялилась в этот момент на его безупречную задницу. — Думает, он такой остроумный, да?

Я ещё не успела спросить, кто такой этот Реджинальд и в чём, собственно, дело, как Фредерик снова повернулся ко мне. Видимо, я выглядела довольно растерянно, потому что его лицо смягчилось.

— Вы в порядке, мисс Гринберг? — в его глубоком баритоне слышалась искренняя тревога.

Я с трудом отвела взгляд от его идеального лица и опустила глаза на свои старые, разрисованные краской кеды с отслоившейся подошвой. Чёрт. Я была так взволнована, что даже не вспомнила, в чём пришла — будто специально выбрала всё самое ужасное, что нашла в шкафу.

— Всё нормально, — соврала я, выпрямив спину. — Просто… да. Немного устала.

— Ах, — понимающе кивнул он. — В таком случае, мисс Гринберг… вы всё ещё хотите осмотреть квартиру сегодня, чтобы понять, подходит ли она вам? Или, возможно, предпочли бы перенести визит, учитывая вашу усталость и… — он замолчал, и взгляд его медленно скользнул по мне сверху вниз, задерживаясь на каждом пятне краски.

Я вспыхнула от смущения. Ладно, да — я была одета, мягко говоря, не к месту. Но обязательно ли было так явно это подмечать?

В каком-то смысле я даже была ему благодарна. Возможно, он был самым красивым мужчиной из всех, кого я встречала, но снисходительное отношение к чужой внешности — одна из моих главных аллергий. Его реакция помогла мне вырваться из этого глупого, затуманенного вожделением состояния и вернуться в реальность.

Я покачала головой:

— Нет, всё в порядке. — В конце концов, мне ведь нужно было где-то жить. — Давайте посмотрим квартиру.

На его лице отразилось облегчение, хотя я и не понимала, почему. Учитывая, насколько невпечатлённой я ему, казалось, была.

— Что ж, — он слегка улыбнулся, — проходите, мисс Гринберг.

Я видела фотографии, которые он прислал, и думала, что готова к тому, что увижу внутри. Но оказалось — снимки не передавали и половины.

Я ожидала, что будет роскошно. Так и было. Но вместе с тем — странно.

Гостиная — как и кухня с гостевой спальней на фотографиях — будто застряла во времени. Не в каком-то конкретном веке, а сразу в нескольких. Большая часть мебели и светильников выглядела дорогой, но при этом была собрана в такой разношёрстный ансамбль, что у меня начала побаливать голова.

Десятки блестящих латунных бра создавали мягкий, атмосферный свет — тот самый, что я видела только в старых фильмах или в домах с привидениями. И дело было не только в освещении — сама комната утопала в темноте. Стены были выкрашены в глубокий шоколадно-коричневый цвет, который, как я смутно помнила с лекций по истории искусства, был в моде в викторианскую эпоху.

По обе стороны возвышались массивные книжные шкафы из тёмного дерева, каждый, наверное, весом с холодильник. На верхних полках стояли богато украшенные канделябры из латуни и малахита, будто из собора XVI века. Они никак не сочетались ни по стилю, ни по духу с двумя современными чёрными кожаными диванами, стоящими друг напротив друга, и строгим журнальным столиком со стеклянной столешницей между ними. На одном краю стола громоздилась стопка любовных романов эпохи регентства, окончательно доводя обстановку до абсурда.

Помимо бледно-зелёных канделябров, единственными яркими пятнами в гостиной были: огромный, кричащий восточный ковёр с цветочным узором, покрывавший почти весь пол; горящие ярко-красным глаза жутковатого чучела волчьей головы, водружённой над камином; и тяжёлые бархатные шторы цвета тёмного бордо, спускавшиеся от потолка до самого пола по обе стороны окон.

Я вздрогнула — и не только из-за холода. В комнате было действительно зябко. В общем, гостиная окончательно подтвердила то, что я и раньше подозревала: у богатых людей часто ужасный вкус.

— Значит, вы любите тёмные комнаты, да? — спросила я. Возможно, это было самое глупое и очевидное, что можно было сказать, но и самое безобидное. Я уставилась в ковёр, пытаясь понять, на пион ли я наступила.

Последовала долгая пауза.

— Я… предпочитаю тускло освещённые помещения, да.

— Но, наверное, днём сюда попадает много света, — я кивнула в сторону окон, выстроившихся вдоль восточной стены. — Наверняка отсюда потрясающий вид на озеро.

Он пожал плечами:

— Возможно.

Я удивлённо на него посмотрела:

— Вы не знаете?

— Учитывая нашу близость к озеру и размер этих окон, я могу сделать вывод, что вид действительно достойный — если, конечно, кому-то захочется на него взглянуть. — Он вертел на мизинце массивное золотое кольцо с кроваво-красным камнем размером с ноготь большого пальца. — Однако, пока светит солнце, я предпочитаю держать шторы закрытыми.

Я уже открыла рот, чтобы спросить, зачем тогда жить с таким видом, если никогда на него не смотреть, но он добавил:

— Если вы решите сюда переехать, вы сможете отдёргивать шторы, когда захотите, и любоваться озером.

Я как раз собиралась сказать, что именно так и сделаю, если въеду, как вдруг в переднем кармане моих джинсов завибрировал телефон.

— Эм… — пробормотала я, неловко вытаскивая его. — Секундочку.

Чёрт. Это был Сэм.

В шоке от того, насколько хорош собой оказался Фредерик, я совсем забыла сообщить ему, что меня не убили.

Сэм: Кэсси? Ты в порядке?

Я стараюсь не паниковать.

Пожалуйста, напиши мне немедленно, чтобы я не начал волноваться, что тебя уже порезали на кусочки и разложили по пакетам для заморозки.

Кэсси: Я в порядке.

Просто увлеклась осмотром квартиры.

Извини. Всё хорошо.

Сэм: Значит, Фредерик не маньяк-убийца?

Кэсси: Если и маньяк, то пока ещё не пытался меня убить.

Но нет, я не думаю, что он убийца.

Скорее, он просто ОЧЕНЬ странный.

Напишу тебе, когда уйду.

Я отправила Сэму смайлик с розовым сердечком — маленький знак примирения на случай, если он вдруг обиделся или разозлился.

— Простите, — неловко сказала я, пряча телефон обратно в карман джинсов. — Это мой друг, он меня подвёз. Просто хотел убедиться, что всё в порядке.

Фредерик улыбнулся — кривой, чуть однобокой и немного неуклюжей улыбкой, которая почему-то делала его ещё более обаятельным. Настолько, что я на секунду забыла, что он вообще-то странный и чересчур чопорный, чтобы мне по-настоящему нравиться.

— Это умно с его стороны, — одобрительно кивнул он. — Мы ведь с вами толком не были представлены друг другу до встречи. Что ж, мисс Гринберг… начнём экскурсию?

Напоминание о Сэме вернуло меня к реальности. Да, я хотела осмотреть квартиру, но сначала нужно было задать один важный вопрос.

— Вообще-то… перед этим я хотела бы кое-что спросить.

Фредерик замер. Он отступил на шаг, глубоко засунул руки в карманы своих серых брюк и несколько секунд молчал.

— Да, мисс Гринберг, — наконец сказал он, сжав челюсть. Его осанка вдруг стала напряжённой и жёсткой, словно он собирался с духом перед чем-то неприятным. — Вы можете спросить о чём угодно.

Я выпрямилась, расправив плечи и собираясь с духом.

— Ладно. Возможно, это глупый вопрос, особенно учитывая, что я сейчас буду спорить против собственной выгоды. Но любопытство буквально сводит меня с ума. Почему вы просите всего двести долларов в месяц?

Он сделал шаг назад, моргнув с выражением неподдельного замешательства. Похоже, он ожидал чего угодно, но точно не этого.

— П-простите? — переспросил он.

— Я знаю, сколько стоит аренда в таких местах, — продолжила я. — А вы просите… ну, сущие копейки по сравнению с реальной ценой.

Пауза.

— Правда?

Я уставилась на него.

— Да. Конечно, правда. — Я обвела рукой комнату: на медные настенные бра, книжные шкафы, окна от пола до потолка и вычурный восточный ковёр у нас под ногами. — Здесь потрясающе. И расположение? Просто космос.

— Я… осознаю достоинства квартиры, — произнёс он, звуча при этом растерянно.

— Вот именно. Так в чём подвох? За такую цену любой, кто увидит объявление, подумает, что с квартирой что-то не так.

— Вы так считаете?

— Я уверена, — сказала я. — Я сама чуть не отказалась приходить из-за этого.

— О нет, — простонал он. — А какой, по-вашему, была бы более уместная цена?

Я едва не рассмеялась. Как человек, живущий в такой квартире, может быть настолько не в курсе её рыночной стоимости?

— Ну… — я замялась, размышляя, не подшучивает ли он надо мной. Но в его глазах читалась такая искренняя растерянность, даже лёгкая паника, что я поняла — он абсолютно серьёзен. И это совершенно не укладывалось в голове. Но раз уж он действительно не знал, что двести долларов в месяц — смехотворная цена, я точно не собиралась спорить против своей выгоды и называть ему реальные цифры.

— Ну, явно больше, чем двести в месяц, — уклончиво ответила я.

Он уставился на меня на несколько секунд, а потом закрыл глаза.

— Я убью Реджинальда.

Снова это имя.

— Простите, а кто такой Реджинальд?

Фредерик чуть покачал головой.

— О. Я… неважно. — Он тяжело вздохнул и сжал переносицу пальцами. — Реджинальд — это просто человек, которого я люто ненавижу. Он дал мне крайне неудачный совет. Но вам, мисс Гринберг, не стоит об этом волноваться. Как, впрочем, и о нём.

Я не знала, как на это реагировать.

— А… понятно.

— Именно, — кивнул он, прочистив горло. — В любом случае, что сделано, то сделано. Если вы согласитесь снять комнату, я не вижу смысла наказывать вас за мою ошибку или за вашу честность, повышая цену. Я с радостью оставлю сумму в двести долларов в месяц, если вы въедете.

Он пожал плечами так, словно только что не узнал, что мог бы получать куда больше, и это его совершенно не волновало. Я не могла себе представить, чтобы кто-то так равнодушно отнёсся к потере стольких денег. Насколько же богат этот человек? А может, ещё важнее — если ему всё равно, сколько он получит за аренду, зачем ему вообще сосед по дому?

Я не решилась задать эти вопросы вслух.

— Спасибо, — только и сказала я. — Аренда за двести долларов действительно мне очень подходит.

— Прекрасно, — сказал он. — Ну, раз уж мы, по-видимому, вступили в фазу задавания вопросов, можно ли теперь я задам вам один, мисс Гринберг?

У меня неприятно кольнуло в животе. Моя радость по поводу дешёвой квартиры могла навести его на мысль, что я приукрасила ситуацию с работой в письме. Или, того хуже, он уже как-то узнал, что меня вот-вот выселят.

Если сейчас начнётся такой разговор…

Что ж. Лучше уж сразу.

— Спрашивайте, — ответила я, чувствуя лёгкое напряжение.

— Хотя я искренне надеюсь, что тот, кто переедет в мой дом, почувствует, что это и его дом тоже, — сказал он серьёзно, — две комнаты останутся строго закрытыми для посещения. Если вы поселитесь здесь, мне нужно, чтобы вы пообещали честно держаться подальше от этих помещений на всё время нашего совместного проживания. Согласны?

— Какие именно комнаты?

Фредерик поднял вверх один длинный палец.

— Во-первых, вход в мою спальню строго запрещён.

— Конечно, — быстро ответила я. — Это логично.

— В силу характера моей… работы, — он чуть замялся, — меня почти не бывает дома по ночам, и я должен спать днём. — Он сделал паузу, наблюдая за моей реакцией. — Обычно я отдыхаю с пяти утра до пяти вечера, хотя точное время, вероятно, будет меняться в ближайшие месяцы. Когда я сплю, крайне важно, чтобы мне не мешали.

Мой разум зацепился за его фразу «в силу характера моей работы». Моё представление о жизни генеральных директоров и прочих богатых бизнесменов в основном формировалось по телешоу, но даже там ночные смены не были чем-то обычным. Может, он врач? Врачи ведь работают по ночам… верно?

В любом случае, просьба не заходить в его спальню казалась вполне разумной.

— Это же ваша спальня, — сказала я. — Я понимаю.

Похоже, он остался доволен. На его лице появилась лёгкая улыбка.

— Рад, что вы понимаете.

— А вторая запретная комната?

— Ах да. — Он указал на дверь в конце коридора, похожую на кладовку. — Та.

Я нахмурилась.

— А что там?

— Ответ на этот вопрос тоже под запретом.

Так… это уже стало немного жутковато. Может, Фредерик и правда убийца?

— Там… не трупы, надеюсь?

Его глаза распахнулись, и на лице отразился настоящий ужас. Он прижал руку к груди, напомнив мне старую леди, хватающуюся за ожерелье.

— Святые угодники, мисс Гринберг! — воскликнул он. — Почему вы подумали, что я храню трупы в шкафу у себя в коридоре?

Похоже, он воспринял шутку слишком серьёзно.

— Ладно, трупов нет. А вы хотя бы можете сказать, опасно ли то, что там?

— Скажем так… у меня есть довольно… неловкое, даже неприятное хобби, — он опустил взгляд, будто его блестящие лакированные туфли с заострёнными носами внезапно стали самой интересной вещью в комнате. — Возможно, однажды я поделюсь содержимым этого шкафа с человеком, который будет жить со мной. Но если и поделюсь — то только на своих условиях, в своё время и в подходящей форме. Сегодня я раскрывать этого не намерен.

— Ты коллекционируешь кружевные салфетки, правда? — не знаю, что на меня нашло, но слова сорвались прежде, чем я успела себя остановить. — У тебя там сотни кружевных салфеток.

Уголок его рта дёрнулся, словно он изо всех сил пытался сдержать улыбку.

— Нет, — сказал он. — Я не коллекционирую кружевные салфетки.

Он не стал уточнять, а я решила проявить благоразумие и не настаивать. Пожала плечами:

— В любом случае, это твои вещи и твоя квартира. Твои правила.

— Если вы переедете, я искренне надеюсь, что будете чувствовать этот дом своим, — он шагнул ближе. Его тёмно-карие глаза изучали мои, ресницы были такими длинными и густыми, а взгляд — таким пронизывающим, что у меня буквально подогнулись колени. Он действительно был несправедливо привлекательным. — Кроме этих двух ограничений, у вас будет полный и неограниченный доступ ко всей квартире.

Я сглотнула, пытаясь дышать ровнее.

— Думаю… я смогу с этим жить.

— Прекрасно, — на этот раз он улыбнулся во всю ширину. — А теперь, когда мы это обсудили, не желаете осмотреть квартиру?

Глава 3

Переписка между мистером Фредериком Дж. Фицвильямом и мистером Реджинальдом Р. Кливсом

Фредерик: Добрый вечер, Реджинальд.

Реджинальд: Привет, Фредди, дружище! Что нового?

Фредерик: Несколько вещей. Во-первых, я уничтожил — в

буквальном смысле, разорвал в клочья, измельчил

и выбросил — тот отвратительный коврик

у двери, который обнаружил вчера.

Могу предположить, что это твоих рук дело?

Реджинальд: Ну ты чего, тебе не понравился?:(

Фредерик: Разумеется, не понравился, шут ты этакий.

Реджинальд: Но я же старался! Долго выбирал

подарок, думал, тебе понравится.

Фредерик: Крайне в этом сомневаюсь. Но

не суть. Главная причина, по которой я

сейчас пишу тебе это сообщение с отвратительно

маленького экрана мобильного телефона, — в

том, что кто-то наконец-то откликнулся на

объявление, которое ты разместил для меня на Craigslist.

Девушка переезжает в выходные.

Реджинальд: Отличные новости!

Фредерик: Есть только одна проблема.

Моя будущая соседка совершенно не

соответствует моим ожиданиям.

Реджинальд: В каком смысле?

Фредерик: Во-первых, это женщина. Что,

конечно, стало мне известно ещё при

получении ответа на объявление, когда

я увидел её имя. Я, как ты знаешь,

ничего не имею против женщин. Благодаря

газетам и журналам, которые ты мне

приносил, я также понимаю, что в наши

дни не считается чем-то из ряда вон

выходящим, если незамужние мужчины

и женщины живут вместе.

Так что, хотя это немного выбивает из

колеи, сам факт её пола меня не пугает.

Меня больше беспокоит, что она может

оказаться… не совсем нормальной.

Реджинальд: А ТЫ нормальный?

Фредерик: Это справедливое замечание.

Реджинальд: Я так и думал.

Фредерик: Я лишь опасаюсь, что мы

не сработаемся, если она считает

уместным являться на встречу с

растрёпанными волосами и в рваной,

забрызганной краской одежде.

Реджинальд: Думаю, всё будет в порядке.

Фредерик: Кроме того, она довольно

много улыбается.

Реджинальд: И это тебя… отвлекает?

Фредерик: Да.

Реджинальд: Отвлекает, как та женщина,

которую мы встретили той ночью в Париже?

Фредерик: Ты ещё смеешь об этом напоминать?

Реджинальд: Извини. Забудь, что сказал.

В любом случае, думаю, всё будет нормально.

Никто больше ведь не откликнулся на объявление, так?

Фредерик: Верно. Из-за тебя.

Реджинальд: Из-за аренды?

Фредерик: Да. Из-за аренды.

Реджинальд: Ага… я допустил опечатку,

когда заполнял форму на Craigslist. Прости, это на мне.

Фредерик: Не уверен, что ты и правда сожалеешь.

Но, так или иначе, откладывать это больше нельзя.

Мне необходим сосед, и как можно скорее.

Чем больше проходит времени, тем яснее

я осознаю, насколько сильно я выбился из своей среды.

Мне нужна помощь. Срочно.

Полагаю, она подойдёт. Даже если она… странная.

Реджинальд: Смотри на это с другой

стороны: если она и правда настолько

странная, ты не захочешь ни съесть,

ни переспать с ней, верно?

Фредерик: Почему я всё ещё разговариваю с тобой?

Реджинальд: Ну я же позаботился, чтобы

ты был сыт, верно? И чтобы твои

счета и коммуналка оплачивались вовремя.

Ещё я тебе мобильный купил.

Ты мне как минимум этим был

обязан — учитывая… обстоятельства.

Фредерик: Знаешь, если подумать, может,

тебе и правда стоит надеяться, что я

пересплю с соседкой. Боже знает, как

давно у меня вообще был секс.

Реджинальд: Я блокирую твой номер.

Как только разберусь, как это делается.

Фредерик не встретил меня, когда я заехала — впрочем, я этого и не ожидала. После того как я согласилась снять комнату, мы немного переписывались, и он объяснил, что его ночной график — не временное явление, а семь дней в неделю. Когда я приеду, он будет спать у себя в спальне, и будить его категорически нельзя. Так что я нисколько не удивилась, когда прокатила чемодан через парадную дверь и оказалась одна в своей новой, странно тёмной и странно обставленной гостиной. Здесь было так же холодно, как и во время моего первого визита. Я обхватила себя руками, пытаясь согреться.

Сэм должен был помочь с переездом, но его тоже не было. Я подозревала, что внезапная необходимость срочно навестить престарелую двоюродную тётю в Скоки, о которой я никогда раньше не слышала, — это его пассивно-агрессивный способ сказать, что он считает мой переезд ошибкой. К моему крайнему раздражению, он мгновенно изменил своё мнение о «выгоде» квартиры за двести долларов, как только я упомянула, что Фредерик симпатичный.

— Жить с тем, кто тебе нравится, — всегда плохая идея, — заявил он накануне вечером. — Либо вы переспите — а это почти всегда ужасная ошибка, — либо ты сойдёшь с ума от того, что хочешь с ним переспать.

Сэм и Скотт заглянули вечером, чтобы помочь собрать вещи. Делать было особо нечего: почти всё крупное я уже сдала в комиссионку. Но мне всё же было грустно прощаться с ещё одной квартирой, и я была рада их видеть, даже несмотря на то, что Сэм использовал этот визит, чтобы снова попытаться меня отговорить.

— Значит, если кто-то тебе нравится, вы либо переспите, либо ты хочешь с ним переспать, да? — Я уставилась на него. — Говоришь из личного опыта?

— Нет, — поспешно ответил Сэм, оглянувшись через плечо, не слышит ли его муж. Я была почти уверена, что слышит — Скотт всё это время сидел за кухонным столом, делая вид, что проверяет почту, рассеянно улыбаясь и покачивая головой, — но лицо у него было куда менее читаемое, чем у Сэма.

— Я просто делюсь тем, что слышал, — добавил он.

Я фыркнула:

— Привлекательность Фредерика вообще не будет иметь значения. У нас абсолютно противоположные графики. Я едва ли буду его видеть.

— А если график изменится? — не унимался Сэм. — А если окажется, что у него вообще нет никакой таинственной ночной работы? Что если через месяц он начнёт работать из дома?

— Сэм…

— Я просто не хочу, чтобы тебя снова ранили, Кэсси, — его голос стал ниже, мягче, в глазах появилось сочувствие. Щёки у меня вспыхнули — я поняла, что он вспоминает мою бесконечную череду глупых романтических решений. — И будет сложно придумать, как скинуть его с крыши за разбитое сердце и испорченный кредитный рейтинг, если он спит буквально за стенкой.

— Это было только один раз, — возразила я. — Большинство моих других провалов хотя бы не трогали мою кредитную историю. А Фредерик настолько странный, что я никогда в жизни не захочу с ним переспать. Даже если он — самый красивый человек из всех, кого я когда-либо видела вживую.

Сэм по-прежнему выглядел скептически.

— Слушай, когда я говорю, что он странный, я имею в виду реально странный. Мне кажется, он коллекционирует фарфоровые фигурки Precious Moments или что-то в этом духе. У него есть шкаф, куда запрещено заходить, и он отказывается говорить, что там.

Скотт, который к этому моменту явно уже всё слушал, тихо усмехнулся:

— Да уж, совсем не тревожный звоночек.

— На осмотре квартиры я не заметила никаких явных признаков того, что он серийный убийца, — настаивала я. — И, как ты сам говорил, когда убеждал меня написать ему, у меня просто нет других вариантов.

Когда Сэм и Скотт ушли той ночью, я даже немного обрадовалась. Но теперь мне хотелось, чтобы Сэм был рядом. Теперь, когда я заехала и оказалась фактически одна в незнакомой квартире, было… странно. Фредерик хотел, чтобы я чувствовала себя здесь как дома, но как? Жутковатая атмосфера, созданная слишком тёмными стенами и хаотичным декором, только усиливалась ледяным воздухом и полным отсутствием личных вещей. Моя мечта наконец заняться искусством и смотреть свои мусорные шоу в новой гостиной теперь казалась нелепой. Как сюда вписать и РуПола, и сокровища с перерабатывающих пунктов Чикаго? Комната была такой пустой и эхом отдающей, что мне даже захотелось крикнуть — просто чтобы проверить. Я уже приоткрыла рот, но вспомнила, что Фредерик, скорее всего, спит в спальне. Будить его без причины криком — не лучший способ начать соседские отношения. Я покатила чемодан по коридору в сторону спальни, стараясь держаться подальше от той самой кладовки, куда Фредерик запретил заходить. Проходя мимо, я уловила лёгкий фруктовый запах, но, возможно, это было лишь моё воображение. В любом случае, лезть внутрь из любопытства — точно не лучший способ ужиться с соседом, учитывая, что это одно из его немногих правил. Дверь в спальню Фредерика, разумеется, была закрыта. А на моей двери был приклеен конверт, на котором каллиграфическим почерком было выведено: Мисс Кэсси Гринберг.

Я сняла конверт с двери и увидела, что он запечатан кроваво-красной сургучной печатью с тиснеными инициалами FJF. Настоящую восковую печать я видела только в кино — неужели ими до сих пор пользуются?

Я осторожно подвела палец под печать, разломила её и аккуратно вскрыла конверт. Внутри лежал один-единственный лист плотной белой бумаги, сложенный в идеальные трети. В верхней части страницы — ещё одна замысловатая монограмма FJF.

Дорогая мисс Гринберг,

Добро пожаловать.

Сожалею, что не смог поприветствовать вас лично. Если вы прибыли в два часа дня, как указали в своём последнем письме, я уже нахожусь в спальне и сплю. Позвольте напомнить вам о необходимости не беспокоить меня в это время.

Я оставил для вас инструкции по различным особенностям квартиры — в тех местах, где они, на мой взгляд, будут наиболее полезны. Я постарался учесть всё, однако если что-то важное оказалось упущено, прошу сообщить, и я сделаю всё возможное, чтобы исправить недочёт.

Как мы уже обсуждали, думаю, мы будем пересекаться нечасто. Если мне потребуется передать вам информацию, а вас не окажется дома, я оставлю записку на кухонном столе. Прошу вас пользоваться тем же способом. Я предпочитаю более «старомодные» методы общения, сводя к минимуму использование электронной почты и текстовых сообщений.

Надеюсь поприветствовать вас должным образом через несколько часов, если вы всё ещё будете дома, когда я поднимусь с заходом солнца.

С уважением,

Фредерик Дж. Фицвильям

Почерк Фредерика был, без сомнения, самым красивым из всех, что я когда-либо видела — изящный, наклонный, словно надпись на формальном свадебном приглашении. Последний раз я получала рукописное письмо в шестом классе, когда наш класс обменивался письмами с французскими школьниками. Меня совершенно не удивило, что мой новый сосед пишет настолько часто, что у него есть персональная бумага с монограммой.

Слегка улыбнувшись, я вошла в свою комнату. На кровати лежал ещё один конверт — рядом с изящной деревянной вазой с тонкой резьбой, полной ярко-оранжевых продолговатых плодов, похожих на оливки. Фрукты? Они источали сильный цитрусовый аромат, но я никогда раньше не видела ничего подобного.

Озадаченная, я медленно открыла второй конверт — он, как и первый, был запечатан старомодной сургучной печатью — и достала аккуратно сложенный плотный лист дорогой бумаги.

Дорогая мисс Гринберг,

Мне говорили, что при переезде в новый дом принято дарить подарки на новоселье. Не знаю, любите ли вы фрукты, но у меня оказались под рукой эти кумкваты, и я подумал, что могу подарить их вам.

Надеюсь, они вам понравятся.

С наилучшими пожеланиями,

Фредерик

Я отложила письмо, поражённая. Он подарил мне подарок к переезду.

После окончания школы у меня было больше десятка разных соседей, и максимум, что я когда-либо получала при въезде, — это общий пароль от Hulu от бывшего парня одной из соседок.

Я снова взглянула на деревянную чашу, взяла один из крошечных ярко-оранжевых плодов и поднесла его к носу. Вблизи запах цитруса был особенно сильным и ни с чем не спутаемым. Я никогда раньше не видела таких фруктов и понятия не имела, что такое кумкват. Хотя цитрусовые я обожаю. Почему-то мне казалось, что этот фрукт ещё и органический.

Я потянулась за телефоном, чтобы написать Сэму — он бы ни за что не поверил, что мой странный новый сосед подарил мне миску экзотических фруктов в честь переезда. Но потом передумала. Если Сэм уже и так переживал из-за того, что я съезжаюсь с привлекательным соседом, он только разволновался бы сильнее, узнав, что этот самый сосед ещё и сделал мне подарок — пусть и случайный, фруктовый.

Нет. Несмотря на то, что я всегда делилась с Сэмом абсолютно всем, этот момент лучше было оставить при себе.

Из любопытства я надкусила маленький плод. На языке вспыхнул солнечный свет.

— Восхитительно, — подумала я, закидывая в рот остальное.

К тому времени, как я перевезла все вещи из своей старой квартиры, было уже за пять. Всё, что у меня было — мои художественные принадлежности, одежда и полуразвалившаяся гитара радужного цвета, которую я таскала с собой со времён колледжа (хотя играть на ней толком не умела), — легко уместилось в шкафу моей новой спальни. Когда я закрыла дверцу, даже не скажешь, что сюда только что кто-то въехал.

Я откинулась спиной к стене и оглядела комнату. Всё это казалось нереальным — кровать с балдахином, занимающая треть пространства; антикварный комод и письменный стол; почти полностью голые стены.

Я вспомнила, как Фредерик сказал, что я могу всё переделать по своему вкусу. Обычно я развешивала на стены свои работы, но представить их в этой комнате было сложно. Особенно последний проект — «Вечное сияние поздней стадии капитализма», сделанный в основном из проржавевшего карбюратора и радужного конфетти.

Да, мебель была старинной и причудливой, но оформление комнаты оставляло желать лучшего. Как и гостиная, всё здесь было сборной солянкой из разных стилей и эпох. На стене висела единственная картина — гигантское масляное полотно с изображением охоты на лис. Оно висело как раз напротив кровати и, пожалуй, было самой уродливой вещью, что я когда-либо видела. На ней — дюжина давно умерших мужчин в париках и красных камзолах, скачущих верхом на лошадях, а рядом с ними — гончие.

Когда я училась в Лондоне, мы проходили, что такие картины были популярны в английских постоялых дворах XVIII века. Возможно, она по стилю лучше вписывалась в интерьер, чем мои проекты, но от этого не становилась менее ужасной. Я сомневалась, что смогу спокойно уснуть, зная, какая судьба ждёт бедных исторических лис.

После недолгих размышлений я решила, что мой летний проект с морским пейзажем, сделанный после поездки в Согатак на восточное побережье озера Мичиган, отлично подошёл бы для этой стены. Пейзажи были не совсем в моём стиле, но, на мой взгляд, серия вышла удачной. Тогда я неожиданно для себя увлеклась акварелью и использовала тёплые, песочные оттенки, которые прекрасно сочетались бы с цветовой палитрой комнаты. Когда краска высохла, я приклеила к холсту ракушки и кусочки мусора, найденные на пляже.

Но прежде чем идти в кладовку Сэма за картинами, я решила оставить Фредерику записку — на всякий случай.

Здравствуйте, Фредерик!

Я уже полностью переехала!

Завтра планирую повесить несколько своих работ у себя в спальне — если вы не против. Стены там довольно пустые, а вы ведь говорили, что я могу немного переделать комнату под себя. У меня есть несколько работ, которыми я очень горжусь, и мне хотелось бы разместить их там. Но всё-таки это ваша квартира, так что я решила сначала убедиться, что вы не будете против — особенно учитывая, что мой стиль сильно отличается от остального интерьера.

И ещё — спасибо за фрукты! Никогда раньше не пробовала кумкваты. Они были потрясающе вкусные.

Кэсси

Мой почерк даже близко не был таким красивым, как у Фредерика, и конверта под рукой не оказалось. Но ничего не поделаешь. Я оставила записку в центре кухонного стола — решила, что если он всё ещё не проснётся к моменту моего ухода на смену в «Госсамер», то точно её увидит.

Я валилась с ног после переезда и ужасно жалела, что согласилась выйти в кофейню сегодня вечером. Больше всего хотелось просто устроиться в новой спальне и послушать музыку. Но мне были нужны деньги, и от смен сейчас я не могла отказываться, как бы ни устала.

До выхода оставался ещё целый час — вполне достаточно, чтобы перекусить. К счастью, я предусмотрительно приберегла немного непортящихся продуктов на время переезда. Обед я напрочь забыла — а для меня это редкость. Фрукты были вкусные, но полноценным приёмом пищи их не назовёшь.

Сейчас я буквально умирала с голоду.

Зайдя на кухню, я впервые по-настоящему заметила, насколько она чистая. На фото, которое прислал Фредерик, такого не было видно. Белоснежный кафельный пол не просто блестел — на нём не было ни соринки. Ни пятнышка и на старомодной плите, и на бледно-розовых столешницах.

Я подумала, что, возможно, у него есть уборщица. Но это была не просто чистота — кухня выглядела так, будто ей никогда не пользовались.

Неужели мой ужин станет первым блюдом, приготовленным здесь? Немыслимо. И всё же ощущение не покидало меня. Если это правда, то довольно жалко, что эту идеальную нетронутость придётся нарушить простой варкой спагетти с солью. Я опустилась на колени и наугад открыла один из кухонных шкафов в поисках кастрюли. Он оказался абсолютно пустым — только защитная подложка на полках и слой пыли. Я нахмурилась и открыла следующий шкаф. Этот, наоборот, был доверху забит странными продуктами, к которым я бы притронулась только в состоянии острого голода: банки с маринованным луком, гефилте фиш, коробки с «Гамбургер Хелпером» и консервы со спаржей… Но ни одной кастрюли или сковороды.

— Хм… — пробормотала я. Где он вообще готовит? Неужели каждый день заказывает еду на вынос?

— Мисс Гринберг.

От неожиданности я вздрогнула и ударилась макушкой о край выдвинутого ящика.

— Чёрт, — прошипела я, потирая ушибленное место. Голова тут же начала пульсировать — к утру там наверняка будет шишка.

Я выпрямилась… и вот он. Мой новый сосед стоял прямо передо мной. Выглядел так, словно только что сошёл со страниц глянцевого журнала: волосы искусно взъерошены, идеально спадают на лоб. Он стоял куда ближе, чем в день моего первого визита, и, похоже, сам это ощутил — глаза слегка расширились, ноздри едва заметно раздулись, будто он вдыхал мой запах. Сегодня он был одет ещё наряднее, чем в день нашего знакомства: к графитовому костюму-тройке добавились красный шёлковый аскот и чёрный цилиндр, который сидел на нём так, словно был создан для него лично. Странный образ, но — да поможет мне бог — выглядело это потрясающе. У меня даже слюнки потекли, и вовсе не из-за голода. Если он и заметил моё замешательство, то никак это не выдал. Лишь нахмурился, в его взгляде мелькнула забота, и подошёл чуть ближе. От него пахло мягким кондиционером для белья, теми самыми цитрусовыми, что он оставил в моей комнате, и чем-то глубоким, таинственным, чему я не могла найти названия.

— Вы в порядке, мисс Гринберг?

Я кивнула, вспыхнув от смущения.

— Да. — Потёрла место удара. — Но… где у вас кастрюли и сковородки?

— Кастрюли и сковородки? — переспросил он с неподдельным недоумением, будто я говорила на каком-то незнакомом ему языке. Покачал головой. — Простите, но… я вас не совсем понял.

Теперь уже я нахмурилась. Что, собственно, в моём вопросе было непонятного?

— Я собиралась сварить спагетти перед работой, — пояснила я. — Сегодня не обедала, умираю с голоду. В «Госсамере» есть сэндвичи и прочее, но еда там отвратительная и стоит втридорога, даже с нашей скидкой в пятьдесят процентов. Что, если подумать, вообще-то кража зарплаты. А спагетти я уже купила, так что…

У Фредерика глаза стали круглыми. Он хлопнул себя по лбу.

— Ах! — воскликнул он. — Вы хотите что-то приготовить!

Он произнёс это так, словно только что постиг великий смысл бытия. Я уставилась на него, пытаясь хоть как-то объяснить себе эту странную реакцию.

— Да. Я хочу приготовить ужин. Так что… где кастрюли и сковородки?

Он потёр затылок, на секунду отвёл взгляд, уставившись в мучительно белую плитку на полу. Потом глаза у него засветились, и он снова встретился со мной взглядом.

— Ах! Я… отдал кастрюли и сковородки в ремонт.

Я нахмурилась. А такое вообще бывает?

— Ты отдаёшь их в ремонт? Серьёзно?

Может, у него какой-то навороченный набор с особым покрытием, которому нужен регулярный техосмотр. Я-то сама почти не готовлю и за модой кухонной утвари не слежу.

— Да, — Фредерик расплылся в широкой, довольной улыбке. И, будь я проклята, если эта ослепительная улыбка только что не подсветила его и без того чересчур красивое лицо. — Мои кастрюли и сковородки — в мастерской. На ремонте.

— Все?

— О, да, — с энтузиазмом закивал он. — Все до одной.

— То есть… — я оглядела безупречно чистую кухню. — А как вы готовите, пока их нет?

— Я… нечасто готовлю, — тихо признался он.

— А, — протянула я и мысленно пнула себя за то, что сдала свои убогие кастрюли в комиссионку. Три раза в день питаться вне дома — возможно, Фредерик может себе это позволить. Я — точно нет. — Значит, после работы заеду в Target и куплю себе пару штук.

— Нет, мисс Гринберг, — покачал головой Фредерик. — Я же обещал, что квартира будет полностью меблирована. Полагаю, вы рассчитывали, что на кухне будет всё необходимое для приготовления пищи?

— Ну… да. Вроде как.

— Тогда я сам куплю всё нужное сегодня вечером, — сказал он с лёгкой, почти застенчивой улыбкой. — Простите за упущение. Больше такого не повторится.

Я уже открыла рот, чтобы поблагодарить его, но не успела — Фредерик вдруг развернулся и стремительно выскочил из квартиры, предположительно в погоне за кастрюлями для меня.