Молот Пограничья. Книга IV

Глава 20

Мы свернули сразу после моста. Внедорожник жалобно скрипнул подвеской, съезжая с асфальта на размытую грунтовку, и дальше покатился втрое медленнее. Но даже на такой скорости нас то и дело слегка бросало из стороны в сторону, и что-то под днищем жалобно позвякивало на ухабах. Вряд ли мы всерьез рисковали не добраться до Матерью забытой деревеньки на западном берегу Кузьминки, однако дорога вдоль реки машине явно не нравилась.

А мне нравилась еще меньше — и не только потому, что мы ехали по вотчине врага. С самого утра вместо привычного уже снега прошел ледяной дождь, и все вокруг превратилось в одну сплошную грязь. Только кое-где по сторонам от грунтовки под голыми деревьями еще белели остатки сугробов, похожие на трупы бойцов, павших в неравном бою.

Осень бросилась в последнее отчаянное контрнаступление и отвоевала у последние две недели. Может, и ненадолго, но Пограничье будто вернулось куда-то в середину ноября и снова замерло на пороге зимы. Мокрое, холодное и мрачное.

Прямо как мои мысли.

— Дорога тут, конечно… — проворчал я, когда внедорожник в очередной раз потащило боком по грязи. — Получше не нашлось?

— Есть и получше. Только нам туда не надо, Игорь, — ухмыльнулся Горчаков, выворачивая руль. — Или хочешь через Гатчину поехать?

Прямо в пасть к Зубовым. Не знаю, был ли у них такой расчет, однако рисковать я точно не собирался. И размытая утренним дождем грунтовка, с которой мы чуть ли не на каждом повороте могли свалиться в Кузьминку, вдруг перестала казаться такой уж негодной и отвратительной.

Как минимум один плюс у нее точно был — устраивать засаду в таком месте крайне неудобно.

— В Гатчину не хочу, — вздохнул я, на всякий случай ухватившись за ручку.

— Вот и я думаю — лучше здесь. — Горчаков слегка придавил тормоз, чтобы ненароком не улететь с дороги. — Потихоньку, оленьей тропой. Все равно куда надо приедем. А если задержимся — подождут, ничего с ними не станется.

— Подождут, — кивнул я. — Признаться, я до сих пор не совсем понимаю, чего ради мы едем помогать Зубовым. У его сиятельства Николая Платоновича достаточно людей и оружия, чтобы упокоить любую нечисть.

— И через три дня об этом узнает все Пограничье, а его величество будет очень недоволен. Не говоря уже о том, что раз уж твари перебрались через Неву, речка вроде этой, — Горчаков на мгновение оторвал руку от руля и указал направо, — их точно не задержит. И тогда они будут уже в моей вотчине, Игорь. Шастать по лесам и жрать людей, которых я должен защищать.

Я со вздохом взглянул на протекавшую внизу Кузьминку. Здесь она разливалась широко, на всю сотню метров, если не больше. Над свинцово-серой рябью висели белесые клочья тумана. Вода даже у самого берега еще не схватилась льдом, однако наверняка уже была немыслимо холодной. Лично я, даже не боясь простуды и прочих болезней, которые угрожали простым смертным, в своем уме не полез бы туда без крайней надобности.

Но старик, как ни крути, прав: если неведомые твари одолели Неву, которая к северо-востоку отсюда была вчетверо шире, Кузьминка вряд ли задержит их надолго. И раз уж далекая Москва озаботилась вопросом вместо того, чтобы снова пустить все на самотек, значит, речь идет не о парочке упарей, пусть даже отожравшихся на скоте или людях. Таких тварей уложили бы и без помощи магии — штуцерами и ружьями.

Полдюжину Одаренных князей собирают для охоты на что-то посерьезнее.

— Никто не вправе заставить тебя всем этим заниматься, — продолжил Горчаков, нахмурившись. — Но я подумал, что ты и сам не против прикончить тварь с аспектом.

— Не против. — Я пожал плечами. — Но для меня дело в другом. Просто не хочу отпускать вас туда одного, Ольгерд Святославович. Вряд ли Зубовы посмеют избавиться от кого-то при свидетелях, однако от них можно ожидать любой гадости. И если на охоте на опасную тварь вдруг случится несчастье, его величество непременно выразит глубочайшую озабоченнесть. И даже лично пособолезнует вашим детям. — Я уже и так наговорил лишнего, но остановиться уже не мог — да и, пожалуй, не хотел. — Правда, на этом все и закончится. Не знаю, что там думают остальные князья, но лично я собираюсь держать ухо востро. И прикрою вам спину, если придется.

Горчаков не ответил — только улыбнулся. Пару минут мы ехали молча, однако я почти физически чувствовал, как в кабине ветхой повозки понемногу становится теплее. Может, в прошлое ушли и не все разногласия и недомолвки, но рядом снова был не просто союзник и деловой партнер, а друг.

Бесхитростный, неуклюжий, не слишком учтивый и порой чересчур осторожный, зато преданный и надежный, как однозарядный штуцер с тульской императорской фабрики. Тот, с кем я уже не раз дрался плечом к плечу — и собирался драться и впредь. Хоть против Зубовых со всей их дружиной, хоть с таежными тварями, хоть с самим чертом — если придется.

— Знаю, Игорь, — проговорил Горчаков, наконец прерывая долгую и томительную тишину. — И спасибо тебе.

— Да ладно уж вам. Для этого и нужны соседи, — усмехнулся я. — Особенно если их фамилия не Зубовы.

— Вот уж точно. Ты… ты не думай только, что… В общем, я знаю, зачем ты здесь, и не в охоте этой дело. — Горчаков тряхнул косматой головой. — И если ты вдруг еще не понял — я тоже буду стоять за тебя. Что бы ни случилось.

— Даже если я снова нахватаюсь аспекта Смерти? — все-таки не удержался я.

— Даже если нахватаешься. Перуном клянусь — лучше уж водить дружбу с некромантом, чем с Зубовым. Не знаю, что они задумали, но я тоже буду за тобой присматривать. — Горчаков съехал с дороги и остановил машину. — Николай Платонович ничего не делает просто так. И если кому-то из нас сегодня не суждено вернуться домой — пусть лучше это буду я. В мои годы это уже не так…

— Ну хватит! — поморщился я. — Не нагнетайте раньше времени, Ольгерд Святославович. Устроить ловушку, прикрываясь волей императора — слишком круто даже для Зубовых. Они наверняка уже придумали для нас целую тысячу гадостей, но сегодня, полагаю, нас ждет только охота. Может, и не из простых, однако драться с людьми мы будем в другой день.

— Пожалуй. Но осторожность не повредит. — Горчаков задумчиво кивнул несколько раз. И вдруг, рванув рычаг передачи, улыбнулся во всю ширь. — Так что — держись!

Не успел я ухватиться за ручку над дверью, как двигатель под капотом взревел, и машина сорвалась с места. Но не обратно на грунтовку, а дальше под гору — туда, где внизу среди деревьев поблескивала серая ленточка то ли ручья, то ли крохотной речки — видимо, одного из притоков Кузьминки. Меня несколько раз подбросило на сиденье, едва не приложив макушкой о потолок кабины, однако Горчаков и не думал снижать скорость — наоборот, только вдавлил газ.

— Дерево! — выдохнул я, вжимаясь лопатками в кресло. — Да твою ж ма…

— Не боись, проскочим! — Горчаков снова рванул передачу. — Только не заглохни, родная…

Машина рухнула в ручей на полном ходу, и во все стороны полетел брызги и каша из мокрого снега и грязи. Глубина оказалась небольшая, но уже через мгновение вода плескалась чуть ниже стекла, и к моим ботинкам из-под дверцы устремился мутный ледяной поток.

Горчакову пришлось еще хуже — он, в отличие от меня, не мог отпустить педали и задрать ноги, но старик упрямо направлял свою развалюху вперед, и та каким-то чудом одолела самое глубокое место и поползла к тому берегу, понемногу теряя скорость.

— Давай! — прорычал Горчаков. — Еще чутка!

Я даже успел подумать, что мы застрянем, не доехав самую малость, но древний, как само Пограничье, внедорожник, на деле оказался двужильным. Подчиняясь воле хозяина, он в очередной раз натужно взревел и, загребая колесами, выкарабкался из реки на берег и медленно, но упрямо пополз вверх.

— Вы хоть предупреждайте, что ли… — Я рукавом вытер пот со лба. — Что это вообще было?

— А это, Игорь, мы с тобой срезали малость. Километра два с чем-то, — усмехнулся Горчаков, выруливая в поле, покрытое жухлой травой. — Как раз к той деревеньке сейчас и поднимемся. А то по дороге такое место есть, что через него ехать совсем не хочется.

Я молча кивнул. Слово «засада» старик говорить не стал, однако и без него все было яснее некуда. Даже если Зубовы и не ждали где-нибудь по пути, чтобы как следует нафаршировать нас пулями из штуцеров и магией, забираться в их вотчину еще глубже мне, пожалуй, хотелось еще меньше, чем самому Горчакову.

— Приехали, кажется, — вдруг проговорил он, вытягивая руку вперед. — Деревенька за поворотом, а благородные господа, смотрю, тут собираются.

Я не успел заметить, как мы выбрались обратно на дорогу, и из-за молоденьких сосен показались автомобили. Сначала два внедорожника, а потом видавший виды грузовик с разбитой фарой. Все в грязи примерно по середину дверей и настолько ветхие, что неторопливо ползущая вниз с холма развалюха Горчакова на их фоне бы нисколько не выделялась.

Старье. Ни хрома, ни отполированной краски, ни прочих признаков роскоши, подобающих личному транспорту аристократов. Друцкие, насколько я знал, не могли похвастать солидными капиталами, однако Зубовы — сколько бы их тут ни было — всегда предпочитали ездить если не с шиком, то хотя бы с размахом.

До этого дня. Сегодня все до единого сиятельства решили приехать на неприметных повозках. Да и дорогу, судя по грязи на кузовах, нарочно выбирали такую, чтобы ехать подальше от людных мест. Явились без охраны, прислуги и даже водителей — можно сказать, инкогнито. И если где-то поблизости не скрывались еще полдюжины машин с гриднями, воля государя все же выполнялась неукоснительно.

Никакой огласки.

Когда мы подъехали поближе, я разглядел три фигуры. Одну невысокую, а две и вовсе похожие на сказочных гномов. Друцкие — и отец, и сын — что-то втолковывали мужчине, в котором я не сразу узнал Платона Николаевича Зубова.

Обычно его сиятельство одевался с иголочки, однако сегодня благоразумно выбрал камуфляж. Той же самой расцветки, что носили его гридни, но другого кроя — с капюшоном и карманами на рукавах, из слегка поблескивающей синтетической ткани. Поверх куртки Зубов натянул жилет с тонкими пластинами из кресбулата и портупею. Новехонькую, явно до этого дня не надетую еще ни разу. Впрочем, как и все остальное, от темно-зеленой панамы до ножен с мечом на боку и ботинок со шнуровкой чуть ли не до колена.

Фазан расфуфыренный. На старом внедорожнике скромность его сиятельства и закончилась — вместе с потребностью в маскировке. Одна двустволка с ложей из темного дерева, которую Зубов держал в руках, наверняка не стоила дороже всех трех автомобилей, бляха на ремне сияла, а скрип портупеи я, казалось, слышал даже сквозь тарахтение мотора.

Но и он утонул в разгневанном вопле, раздавшемся сразу после того, как моя нога ступила на землю.

— Какого?.. Ольгерд Святославович, извольте объясниться! — заверещал Зубов, разве что не подпрыгивая. — Что здесь делает этот?..

Оба Друцких одновременно обернулись, и поверх пышных, хоть и слегка намокших от вездесущего тумана бород на меня уставились четыре глаза, в которых явственно читалось изумление. Не знаю, как именно звучало пожелание его величества о сохранении вылазки в тайне — мое имя в разговоре, похоже, не упоминалось.

— Выбирайте выражения, Платон Николаевич. Мой друг такой же князь, как и все мы. А значит, имеет полное право все знать. И быть здесь вместе с остальными.

Горчаков благоразумно решил ответить раньше меня, чтобы еще не начавшаяся охота на таежных тварей ненароком не превратилась в нечто куда более скоротечное. И куда менее увлекательное — особенно для Зубова. Тот почему-то явился на встречу в одиночку, без отца и брата, и случись нам ненароком сцепиться — все бы закончилось быстро.

И, вероятно, закончилось бы тем, что дорогущий штуцер — крупнокалиберный, аж с двумя стволами под могучий английский патрон — оказался бы в том месте, где его сиятельство никак не предполагал увидеть свое оружие.

— Имеет право? — визгнул Зубов. — Вот уж не думаю, Ольгерд Святославович. Вы все сейчас стоите на моей земле. А значит, мне решать…

— Нет. Не вам. — Я без спешки достал из машины ножны с Разлучником и повесил за спину. — Насколько мне известно, мы здесь для того, чтобы выполнить волю государя. А не защищать владения князя, который даже не соизволил появиться лично и отправил вместо себя наследника.

Щеки Зубова вспыхнули, и я почувствовал, как его Основа скручивается, подобно пружине. Само мое появление, похоже, уже показалось его сиятельству оскорблением, а уж после таких слов…

— Довольно, судари, — вдруг раздался знакомый голос. — У нас не так много времени, чтобы тратить его на ненужные споры.

Я мысленно выругал себя за то, что так и не удосужился как следует рассмотреть машины. Белозерский все это время сидел в кабине грузовике, скрываясь за грязным стеклом, и наверняка от всей души потешался над двумя молодыми князьями, решившими выяснить, кто тут главнее.

В отличие от Зубова, великий князь новгородский не стал изображать из себя лихого вояку или охотника. И облачился в самые обычные сапоги, штаны от старой армейской формы и короткую кожаную куртку. Ни штуцера, ни даже револьвера при нем, похоже, не было — Одаренный такого ранга в оружии попросту не нуждался.

— Полагаю, мы все здесь не только по вашему приглашению, — продолжил Белозерский, спрыгивая с подножки грузовика на землю, — но и потому, что таков наш долг перед короной и отечеством. Долг, который в равной степени связывает всех князей, Платон Николаевич. Даже тех, кто вам не нравится.

— А как насчет тех, кто нарушает прямое распоряжение? — Зубов многозначительно посмотрел на Горчакова. — Его величество едва будет рад, если узнает, что кое-кто из нас не умеет держать язык за зубами.

— Уверен, он простит почтенному Ольгерду Святославовичу эту маленькую оплошность. Но не будем же мы, в самом деле, устраивать скандал из-за такой ерунды? Игорь Данилович отличный боец, и нам пригодится и его меч, и его магический талант. Если желаете, я лично за него поручусь.

— Боюсь, этого недостаточно, ваша светлость — Зубов недовольно зыркнул на Белозерского, однако спорить не стал. Зато сразу решил отыграться на мне. — Я вынужден требовать, чтобы Игорь Данилович дал слово аристократа, что ничего из того, что мы сегодня увидим, не узнает ни одна живая ду…

— Вам я ничего обещать не буду. — Я пожал плечами. — Не вижу нужды. Но если кто-то здесь считает меня болтуном…

— Вы забываетесь!

Зубов чуть развернулся, и я заметил, как его рука скользнула по ложе штуцера, сдвигаясь чуть ближе к спуску. Крохотное движение, будто бы случайное — однако весьма красноречивое: то ли намек, то ли уже едва прикрытая угроза.

— Не стоит, Платон Николаевич. — Я покачал головой. — Право же, не стоит. Готов поспорить, я ударю быстрее, и вряд ли кто-то пожелает нас остановить. Так что уберите вашу игрушку, пока никто не пострадал, и позвольте нам уже, наконец, заняться делом.

— Что вы скажете теперь, Константин Иванович? — Зубов снова взглянул на Белозерского — только на этот раз не злобно, а неуверенно и почти жалобно. — По-вашему, я должен все это терпеть?

— По-моему, вы должны перестать изображать из себя оскорбленную невинность, — проворчал Белозерский, морщась. — И выполнить волю его величества. А для начала — рассказать нам всем, что, черт возьми, случилось в деревне.

Зубов шумно выдохнул через нос. Он явно уже успел сто раз пожалеть, что отправился сюда в одиночку, не прихватив младшего брата. А уж будь здесь их отец, его сиятельство наверняка не постеснялся бы поспорить даже с Белозерским.

А так — пришлось утереться.

— Как вам будет угодно. Раз уж мы все так торопимся, — Зубов нервным движением закинул штуцер за спину и развернулся в сторону дороги, — пожалуйте за мной, судари. Как говорится — лучше один раз увидеть…