Молот Пограничья. Книга IV

Глава 10

Эхо звучало подозрительно долго. Сердитое, протяжное, но при этом какое-то писклявое. Оно тянулось бесконечной высокой нотой, забивая остальные звуки, и только через несколько мгновений я, наконец, сумел понять, что у меня попросту звенит в ушах. Неудивительно — после такого-то грохота. Показалось, что после того, как пуля располовинила сосну, все колья ограду дружно качнулись мне навстречу и тут же встали обратно, но уже не так уверенно.

А может, и не показалось…

— Ты как там, живой? — поинтересовался Жихарь, склоняясь над полусложившейся палаткой.

— Я?.. Ага… Только плеча вообще не чувствую. Как лошадь лягнула! А скорее олень с аспектом… Ну, или лось.

Что-то зашурнало, и над брезентовыми развалинами моей обители появилась голова Гуся. Растрепанная и с таким выражением на лице, будто парень только что увидел черта. Или кого-то очень на него похожего. Часть пороховых газов, похоже, вырвалась через замок фузеи, так что бедняга сейчас куда больша напоминал трубочиста, чем бравого вояку. Однако жаловаться не стал: поморщился, потер подбородком ушибленное плечо и, протянув Жихарю руку, кое-как выбрался из палатки.

А меж тем вокруг нас уже понемногу собирались люди. Вольники глазели, тыками пальцами и крутили головами по сторонам, явно пытаясь сообразить, в кого и зачем мы стреляли прямо посреди крепости. Те, что успел заметить, как здоровенная сосна разлетелась в щепки, разглядывали ее обрубок и чем-то спорили вполголоса. Похоже, никак не могли решить, что случилось: то ли так лихо стреляло взятое с бою древнее ружье, то ли это князь врезал своим смертоносным колдовством, чтобы попугать честной народ.

Гридни вели себя поприличнее — во всяком случае, не галдели, как голодные сороки. Но подойти подошли — и теперь с хмурыми физиономиями баюкали в руках штуцера, явно ожидая, что сейчас придется идти добивать чудом уцелевших врагов. Или охотиться на какую-нибудь таежную тварь, показавшуюся за частоколом. Парни уже успели привыкнуть, что их господин не тратить попусту ни ману, ни слова, ни патроны — вот и теперь, похоже, решили, что у выстрела Гуся была серьезная и важная причина. Нечто большее, чем баловство и любопытство.

Да уж… Ну и представление мы им устроили — ничего не скажешь.

— Расходитесь. Все глаза проглядите, — проворчал я. — Будто дел никаких нет.

Дела, конечно же, были — и фигуры в камуфляже тут же разбрелись по всему лагерю, унося все ненужные вопросы с собой. Кто-то вернулся на пост у стены, кто-то зашагал обратно к воротам, а где-то с полдюжины вольников поволочили ноги к землянке — досыпать после ночных приключений с медовухой и ящерами.

Только Седой так и остался нависать над нами внимательной и хмурой серой птицей. Его трофейная игрушка явно заинтересовала куда больше, чем остальных. Но все же не настолько, чтобы спуститься из своего гнезда на сосне.

— Так… Ладно, побаловались — и хватит. — Я поставил на землю расплескавшуюся чашку с кофе и поднялся со стула. Ты, Гусь, давай-то потрудись исправить последствия своего полета. А ты, — Я повернулся к Жихарю, — хватай этот карамультук и вези домой от греха подальше. Пока ненароком не попал не в те руки.

Не то чтобы отобранная у лесных бродяг фузея показалась мне таким уж опасным супероружием — нет, ничего подобного. Той же магией я смог бы нанести куда больше урона, и при этом даже не пришлось бы насыпать в ствол порох, заталкивать шомполом пулю, возиться с пыжом… Однако чутье Стража подсказывало: штуку, способную одним выстрелом срубить сосну, лучше держать в безопасном месте.

Подальше от ее хозяев.

— Эт самое, ваше сиятельство… — Жихарь подобрал фузею с земли — осторожно, будто держал ядовитую змею. — А пули куда?

— Туда же, — буркнул я. — Можешь Катерине Даниловне дать посмотреть — вдруг скажет чего?..

Ее сиятельство вредина в последнее время нечасто со мной разговаривала. Отвечала односложно, и даже не предложения вместе поковырять в металлических потрохаха Святогора воротила нос и фыркала. Я будто вернулся обратно куда-то в первые недели сентября, когда сестра терпеть меня не могла и чуть ли не в глаза называла словом на букву «б».

То есть — бастардом.

Впрочем, справедливости ради, ко всем остальным домашним она относилась примерно так же: дерзила, вставал из-за стола, не доев и половины, и немалую часть дня проводила в своей комнате на втором этаже.

Почти всю часть дня, если точнее — кроме той, что Катя тратила на возню в оружейне. Детали автоматонов, плазменная пушка в морде Пальцекрыла, волот, жив-камни и мои заготовки из кресбулата явно интересовали ее куда больше, чем люди.

И в чем-то я ее, пожалуй, понимал: в последнее время все без исключения Костровы буквально воплощали собой ту еще стервозность.

Даже дядя.

Когда я подошел к землянке, где мы оставили пленников, оттуда уже вовсю доносилась ругань. Я собирался лично допросить захваченных в ночном бою лесных стрелков, но кто-то меня, похоже, опередил. И ему настолько не терпелось вытрясти всю подноготную, что даже грохот фузеи снаружи не показался достаточно солидным поводом, чтобы отвлечься.

Спустившись вниз, я поначалу увидел только широкие спины Рамиля с Василием. Но потом глаза привыкли к полумраку, и я сумел разглядеть четыре фигуры, стоящие на коленях вдоль бревен стены, и дядю, который неторопливо прохаживался туда-сюда. Судя по мрачным и перепуганным физиономиям пленников, он «колол» их уже давно — и с пристрастием.

У самого взрослого — коренастого темноволосого мужика лет тридцати с чем-то — на лице красовались кровоподтеки. Кое-какие наверняка наставил ему я, пока тащил с ящера на землю, однако некоторые свежими. Второй пленник выглядел чуть получше, зато третий больше походил на отбивную, чем на человека. Дядя еще ночью не постеснялся пройтись по нему кулаками и ботинками, а сегодня, кажется, добавил еще.

Девчонке повезло больше. Ее пока не били, но рана в ноге и сама по себе наверняка была той еще пыткой. Пуля зацепила кость, и я еще ночью всерьез подумывал везти всех в Гром-камень. Однако все же решил остаться хотя бы до обеда — на тот случай, если где-то в Тайге прячется еще пара-тройка лесных бродяг с их чертовыми ящерицами.

— Не хочешь говорить? — Дядя склонился над пленницей. — Думаешь, спасать вас придут? Как бы не так — сгниете тут. Пристрелим и Тайгу выкинем — курицам вашим чешуйчатым на радость.

Грубовато. Но никаких возражений ни у кого, конечно же, не нашлось: один из ребят Сокола получил пулю в плечо, а второму ящер прокусил руку до самой кости, так что сочувствие к пленным испытывала бы разве что Полина — но ее здесь не было. А остальные наверняка только обрадовались бы, вздумай дядя хоть прямо сейчас повесить девчонку на сосне за частоколом.

— Пошел к черту, — отозвалась она, поднимая голову.

Страха в ее глазах… нет, пожалуй, все-таки был. Сражение, пуля в ноге, гибель товарищей, пуля в ноге и бессонная ночь в землянке вытянули бы силы из кого угодно. А дядя с его габаритами и сердитой физиономией умел становиться и убедительным, и даже угрожающим. На мгновение показалось, что он сейчас ударит пленницу.

— Послушай, ты! — Дядя схватил девчонку на ворот и одним движениям поднял — легко, будто к нему вдруг вернулся Дар, способный наполнить тело сверхчеловеческой силой. — Говори, где выше логово. Или Матерью клянусь — я ваши головы на частокол насажу!

— Боюсь, так ты от них ничего не добьешься. Не расскажут.

Я со вздохом раздвинул плечами Рамиля с Василием и прошел вглубь землянки, на ходу соображая, каким способом можно вытащить из лесных бродяг хоть что-то полезное. Желательно перед этим не переломав им половину костей.

Не то чтобы меня так уж волновала этическая составляющая вопроса. Или возможные последствия — в этом мире такие понятия, как права военнопленных вероятнее всего еще не придумали. На своей земле или тут, в Тайге, я вполне мог повесить налетчиков без суда и следствия, и государь в лице его сиятельство Павла Валентиновича скорее был бы мне признателен.

А что касается и без того непростых отношений с наездниками на ящерах и и главарем — загадочным дедом, о котором ненароком обмолвилась девчонка, запертая в подземелье Гром-камня… Плевать. Будь он хоть Черным Ефимом, хоть переодетым Зубовым, хоть самим чертом — хуже уже не станет. Даже если дядя сломает кому-то из пленников еще пару ребер.

Нет, меня волновало совсем другое: чувство, которое я испытывал сам. Не злобу, не ярость, не желание отомстить — хотя и они тоже присутствовали. Скорое это походило на… голод. Точнее — на вполне осязаемое желание не изображать из себя добряка и просто воспользоваться Даром. Той его частью, что умела выпивать из чужих тел не только ману, но саму жизнь, оставляя поседевший полувысушенный труп.

Неплохая демонстрация силы. И куда страшнее банальных углей, каленого железа или гвоздей под ногти. Стоит высосать одного пленника, как флягу — остальные наверняка тут же станут куда сговорчивее. Неплохой способ развязать языки, а главное — эффективный. И раз еще в свою бытность Стражем я всегда шел по пути воина или карателя, а не дипломата — сейчас уже, пожалуй, поздно начинать. Пара минут — и бедняги выложат мне все, что им известно…

Тряхнув головой, я прогнал наваждение. Соблазн закончить все быстро, а заодно позаимствовать немного чужой магии, был велик, но сейчас во мне говорила та часть души, слушать которую определенно не стоило.

И вовсе не потому, что это расстроит Горчакова, диаконису Серафиму или еще Матерь знает кого.

— Давайте-ка их наружу, — скомандовал я. — Пусть проветрятся. Может, и станут посговорчивее.

Рамиль с Василием молча кивнули и, схватил под руки старшего из пленников, потащили к лестнице. Тот едва переставлял ноги, однако все-таки нашел в себе силы заглянуть мне в глаза.

— Думаешь, я что-то расскажу, князь? — проговорил он, улыбясь разбитыми губами. — Выкуси. Не дождешься.

— Как знать. — Я пожал плечами. — Может, и дождусь. Не хотелось бы доводить до крайностей, но, ходят слухи, прохлада и голодная диета умеют творить чудеса. Утром вы выложите все, что нужно.

— Не выложим. — Пленник сплюнул мне под ноги. — Потому что утром нас здесь уже не будет. За нами придет тот, кто не по зубам ни тебе, ни твоим ручным собачонкам.

— Многие так говорили, — усмехнулся я. — Большинство из них давно кормит червей.

Вчера нам всем было не до разговоров, да и утро выдалось весьма насыщенным, так что как следует рассмотреть пленников я сумел только теперь. И внешне они, разумеется, ничем не отличались от обычных людей — разве что одеты были так, будто собрали свои лохмотья из десятка разных штанов и курток.

Ткани — и брезента, и обычного сукна в них оказалось не больше половины, а все остальное сшили из толстой кожи. Явно выделанной прямо в Тайге, на коленке. Вряд ли кто-то из лесных бродяг специально озадачивал себя созданием полноценной брони, однако в некоторых местах прямоугольные заплатки ложились друг на друга, и толщина получалась такая, что запросто остановила бы если не пулю, то уж точно стрелу или лезвие ножа. Наверняка и от зубов всякой таежной нечисти эта одежка тоже кое-как да защищала — судя по количеству отметин на нагруднике.

Впрочем, куда интереснее смотрелся плащи пленников. У остальных это была скорее видавшая виды тряпка, сшитая из нескольких кусков, однако старший до сих пор щеголял в какой-то невообразимой рванине. Не просто уродливо-дырявой, а буквально состоящей из сотни разноцветных брезентовых и суконных лоскутов — еще и не слишком хорошо подогнанных друг к другу. Некоторые даже болтались ленточками, а при ходьбе через лес среди них наверняка застревали листья, хвоя, какие-нибудь веточки…

Маскировка. Пусть не безупречная — но куда лучше той, что давал обычный камуфляж. В таком одеянии лесной бродяга мог засесть среди деревьев, и не слишком внимательный гридень просто прошел бы мимо в паре шагов, так ничего и не заметив. И если где-то за частоколом прячется еще хотя бы с полдюжины таких вот «леших»…

Мысленно пообещав себе всаживать Факел в любой подозрительный куст, я повернулся обратно к пленнику.

— Тебе не победить, князь, — снова оскалился тот. — Тайга наша. Бойся каждого листика, каждой тени, ведь одна из них станет последним, что ты увидишь. Наш покровитель придет за нами.

Главарь лесных стрелков сказал то же самое, что говорила девчонка в подземелье — почти слово в слово. Я только сейчас обратил внимание, что они даже внешне чем-то похожи. Разный рост, разное сложение, и все же… В покрытом ссадинами лице определенно проскальзывало то, что я имел сомнительное удовольствие наблюдать каждый день — а порой и по несколько раз. Нос пленника когда-то был сломан и свернул налево, но я все равно сумел разглядеть общие черты. Не говоря уже о редком для Пограничья цвете волос и глаз, черных, как таежная ночь.

Не отец — для этого он слишком молод. То ли брат, то ли дядька, а может, и кто-то из дальней родни. Если таинственное княжество на северных берегах Котлина озера действительно существовало, народу в нем наверняка жило не так уж много. И седьмой водой на киселе все приходились… всем.

Особенно Одаренные.

Я еще ночью почувствовал, что один из уцелевших противников обладает небольшими магическими способностями, но так и не понял, кто именно. Зато теперь знал наверняка.

— Ты сдохнешь, — ухмыльнулся главарь. — Еще до того, как ляжет снег, твои кости будут…

Договорить он не успел. Моя рука взметнулась, схватила его за горло и приподняла. Весили мы почти одинаково, но Основа в одно мгновение налила мышцы такой силой, что плечистая фигура взлетела под потолок и ударилась с такой силой, что ветки захрустели, и отовсюда посыпалась земля.

— Может, и так! — прорычал я, протащив извивающегося главаря до стены. — Но ты этого уже не увидишь. Что мешает мне свернуть тебе шею прямо сейчас?

— Давай! — прохрипел тот.

Расклад определенно был в мою пользу, однако лесной бродяга упрямо продолжал трепыхаться. И даже каким-то чудом сумел вывернуть шею, чтобы заглянуть мне в глаза.

— Давай, — повторил он. — Дай себе волю. Эта дрянь внутри сильнее тебя. Ты уже гниешь, князь… Давно гниешь!

На этот раз аспект Смерти рванулся с привязи с такой силой, что я едва успел удержать его мощь. В моих руках все еще дергалось живое тело, а не иссушенная магией мумия, но это могло измениться в любой момент.

Так что я не стал рисковать. Сделал еще пару шагов и, размахнувшись, вышвырнул главаря наружу через лестничный проем. Следом за ним тут же бросился Рамиль, а Василий вытолкал из землянки оставшихся пленников.

Видимо, сообразил, что еще немного — и допрашивать будет попросту некого.

— Это что на тебя такое нашло? — осторожно поинтересовался дядя, когда плечистая фигура поднялась по ступенькам.

— Что, что… Будто сам не знаешь, — огрызнулся я.

Мне совершенно не хотелось оповещать семью о своем сомнительном приобретении, однако дядя выяснил сам. Может, услышал от Горчакова, а может, просто догадался. Даже оставшись без Дара, кое-какие штуки он всегда подмечал раньше бабушки и Кати с Полиной.

Правда, обсуждать нам, в общем, было нечего: оба понимали, что бросать стройку и Гром-камень, чтобы полгода бить земные поклоны в храме под надзором матушки Серафимы, я сейчас попросту не имею права. А других способов не знал никто — кроме, может, деда Молчана, но старик, как и всегда, не спешил выдавать свои тайны.

— Думаю, это у всех… дома — у всех так. — Я вздохнул, опускаясь на единственную лавку. — Вы же на меня завязаны. И на алтарь…

Я и раньше догадывался, но теперь вдруг с кристальной ясностью понял, что странные ссоры, которые случались в Гром-камне чуть ли не каждый день, начались не просто так. Глава рода — то есть я — был настроен ни жив-камень в подземелье господского дома, и тот тянул из меня в контур все подряд, включая и аспект Смерти. И уже из алтаря раздавал на всю вотчину.

И первыми досталось домашним — тем, кто сам владел Даром и мог подпитываться маной. Все без исключения Костровы понемногу превращались в… в общем, превращались. До гридницы черная зараза пока не добралась, но наверняка ее обитатели уже встали в очередь за вспышками гнева и глухой тоской.

А что дальше? Сосны на холме вянуть начнут?

— Ладно, Игорек… Прорвемся как-нибудь. — Дядя со вздохом похлопал меня по плечу. — Ты сегодня-то что делать думаешь? Домой поедешь?

— Не поеду. — Я покачал головой. — Надо этих хмырей на улице оставить. Померзнут до утра — глядишь, ум в голову придет. Ну а мне, выходит, присмотреть надо — мало ли и правда придет за ними этот… как его там?

— Черный Ефим, — Дядя поморщился, будто от одного только звука имени таинственного покровителя вольников у него вдруг заболели все зубы разом. — Опять всю ночь спать не будешь?

— А вот и не угадал. Буду, — улыбнулся я. И, подумав, добавил: — Только с Разлучником под подушкой.