Миссия "Звезда Хазарии" или "Око Кагана"

ГЛАВА 8.

Горячая ячменная лепешка, свежий сыр да ароматный горячий напиток из молока, воды и каких-то полевых трав, сдобренный порцией соли, масла и пряностей, вот, в сущности, и весь завтрак простого кочевника. Илья, быстро справившись с ним, поднялся с ковра, привел себя в порядок и, застегнув пояс с оружием, отправился на поиски Кара-Кумуча. Дед Махор было, увязался за ним, но Илья отказался от его помощи. Кара-Кумуча нигде не было. С раннего утра, в сопровождении нескольких воинов, он ускакал на дальние пастбища. Делать было нечего, Илья разыскал на краю стойбища в табуне своего жеребца и решил объехать окрестности кочевья. За высоким пологим курганом в нескольких верстах от стойбища, его внимание привлекла маленькая речушка с чистой прозрачной водой.

Илья снял с себя верхнюю одежду и решил вычистить коня. Солнце уже стояло в зените, но он не спешил домой. Напротив, идя по воде вдоль берега извивающейся и петляющей речушки, он направился вниз по течению. Вскоре река, сделав свой последний изгиб, закончила свой путь, впадая в густо поросшее тростником и осокой болото, в редких, не успевших порасти плесах которого, сидело на воде и кормилось множество диких уток. Рука сама потянулась к луку и замерла на полпути. Илья с сожалением вспомнил, что в колчане только боевые стрелы. Но желание подстрелить дичи было столь велико, что он решил, несмотря на возможную потерю стрел, подстрелить хоть пару штук. Отстегнув от седла туго набитый колчан, к его великому удивлению, кроме прочих боевых, там находилось с десяток легких, охотничьих стрел.

– Ну и дед Махор! Ай да молодец! И когда только успел. – С восторгом произнес он.

Оставив коня на берегу и вложив стрелу на положенное место, Илья крадучись, сквозь густые заросли, стал пробираться к плесу. Утки не обращали никакого внимания на осторожно приближающегося человека. Они словно не замечали его от того, толи Илья был бесшумен, толи сама дичь была не пугана. Вода доходила до пояса, заиленное дно затягивало босые ступни ног. Илья остановился, поднял лук, затаив дыхание, прицеливаясь, натянул тетиву и плавно отпустил оперение стрелы. Характерный свист разрезал воздух, стрела точно угодила в сердце жирного селезня. Не дожидаясь пока утиная стая придет в себя и сообразит, что осталась без вожака, Илья вытащил из колчана следующую стрелу и вновь натянул лук. Раз за разом, он стрелял без промаха, пока стая не поднялась на крыло.

– По-моему достаточно, – подумал Илья и, закрепив боевой лук на верхушке пучка осоки, полез вглубь болота за трофеями.

Селезень и пять молодых уток стали ему наградой за охотничий успех. Выбравшись на берег, он привязал добычу к луке седла, взял под узду коня, а сам, не одеваясь, пошел пешим по воде против течения реки. Прохладная вода резко контрастировала с палящим зноем. Солнце склонялось ближе к закату. Пройдя с версту, Илья искупался в реке, отмываясь от болотной грязи, затем, одевшись, сел на коня и поскакал в сторону кочевья.

Остаток дня Илья провел в приятном безделье, лежа на ковре в своей юрте. Боковые войлоки были откинуты, и легкий ветерок сквозняком приятно обласкивал тело, навивая легкую дрему и радуя душу заслуженным отдыхом. У горящего очага возилась старая Олуш, которая в большом котле начала колдовать над приготовлением шурпы их дичи. После того как мясо закипело, она бросила в котел немного проса, дикого чеснока и еще каких-то травок, от чего приятный запах стал нещадно щекотать ноздри Ильи, нагоняя тем самым аппетит.

Кара-Кумуч так и не вернулся в стойбище с заходом солнца. Илья несколько раз посылал деда Махора, но всякий раз он возвращался ни с чем. По всей видимости, молодой хан решил объехать в этот день все дальние родовые пастбища. Плотно поужинав в одиночестве, с закатом солнца, Илья решил немного прогуляться по стойбищу, в надежде встретить Ай-наазы, но видимо судьба была к нему не благосклонна в этот день. В кочевье все шло своим обыденным чередом. Женщины, подоив коров, верблюдов и коз, занимались своими домашними делами, рабы и мальчишки погнали скот на вечерний выпас, а воины, те, что не в карауле, либо разбрелись по своим юртам, либо наведывались, друг другу в гости, где сидя у очага, за разговором, медленно потягивали пьянящий кумыс. Среди этих людей, Илья не чувствовал себя здесь чужим. Эти люди не были ему еще до конца понятны. Род Кара-Кумуча принял его к себе, но внутренний мир, уклад и обиход их жизни оставался для Ильи еще глубокой загадкой.

Не зная чем занять себя, Илья решил вернуться в свою юрту. Этой ночью, лежа на своем ковре, он долго не мог уснуть. В дальнем углу, на грубой циновке, похрапывал дед Махор, которому в такт легонько подпевала Олуш. В глубине души Илья чувствовал что-то неладное. Та встреча с покойным камом Берке не давала покоя.

– Верить или не верить нематериалистическому ведению? – размышлял он, – конечно, в какой-то степени все объясняется усталостью, изнуряющей жарой и жаждой. Скорее всего, это и вызвало тот мираж в сознании. Но что за загадка тогда в легенде о Каме Берке? Был ли он человеком или нет, для меня лично остается тайной. Если он был человеком, – вновь задался вопросом Илья, – то все, что здесь происходит выше моего понимания!

Не находя ответов на свои вопросы, Илья все же погрузился в сон под тихое сопение Олуш и деда Махора, но сон его был не долгим. Среди ночи Илья почувствовал леденящий холод. Он укрылся и поежился спросонья, но холод не отступал, наоборот, еще крепче пробирал до костей.

– Почему так зябко, ведь на дворе лето? – еще не отойдя ото сна, подумал Илья.

Тихий звон колокольчиков и ритмичные удары в бубен привлекли его слух. Окончательно придя в себя, Илья открыл глаза и перевернулся на спину. Олуш и дед Махор мирно спали в своем углу.

– Откуда взялся этот звук?

Илья приподнялся на локтях и сел на ковре, вконец разбуженный непонятным явлением. Угольки костра над очагом давно потухли. Он попытался сосредоточиться и сконцентрировать свое зрение в кромешной тьме. Удары в бубен и звон бубенчиков не прекращались, напротив, они словно усиливались и каким-то непонятным образом отпечатывались в мозгу.

– Звук вроде идет от входа, начал соображать Илья.

В этот момент войлок, скрывающий вход в юрту распахнулся и внутрь прокрался какой-то силуэт. Звуки внезапно прекратились. Тень подошла ближе, и Илья увидел голого по пояс крепко сложенного старика с бубном в руках.

– Берке! – с ужасом подумал Илья, – зачем ты пришел снова?

Силуэт кама вновь заскользил по полу, подошел вплотную и присел на ковер у ног Ильи.

– Шум леса мешает мне! Я не могу спокойно лежать, к тому же ты не выполнил моего второго поручения. Я пришел напомнить тебе об этом, – послышалось гудение на редкость низкого баса кама.

Илья замотал головой, словно отгоняя наваждение. Не помогло. Берке по-прежнему сидел рядом с ним и смотрел на него, не отрываясь своими темно-зелеными глазами.

– Этого не может быть, ты давно мертв, ты нематериален! – с ужасом, на одном дыхании выдавил Илья.

Старик улыбнулся и протянул руку.

– О-о! Неужели и нынче сохранились еще неверующие люди? Так возьми и дотронься до меня!

Илья собрал в кулак всю свою силу воли. Слова мертвого кама больно ударили по самолюбию. Глядя на Берке, он нутром почувствовал, как был стар его собеседник. Его кожа на руке хоть и сохраняла гладкую упругость, а глаза светились молодостью и душевным здоровьем, но в его взгляде проскальзывало нечто не заметное, необъяснимое…

Илья сконцентрировал волю и унял озноб, который предательски заполз глубоко в душу.

– Ты же мертв! Такого просто быть не может! Это все сон! – подумал он и протянул руку навстречу руке кама.

Искры легкого голубоватого сияния, возникшие от пожатия рук, вспышка боли и непонятного восторга. Илья не чувствовал своего тела, оно словно не существовало, как будто оно растворилось в глубинах вселенной. Илья почувствовал волну страха и тут же ощутил, что это не так. Не видя ничего вокруг себя, Илья стоял, словно на перепутье. Перед глазами мысленно возник четкий образ некого перекрестка. Широкая дорога, освещенная неким ярким солнечным лучом, и там, в конце нее другая более узкая дорога, там, где божественное сияние заканчивалось, там лежал путь во тьму.

Некоторое время Берке удерживал его руку. Илью затрясло. Перепутье дорог исчезло и его место сменилось панорамой восточного средневекового города.

– Странно, но я никогда не был здесь, – вихрем пронеслось у Ильи в голове.

Грязные кривые улочки, глинобитные дома и каменная крепость были не знакомы Илье, он пытался что-то вспомнить и вернуться в реальный мир, но сознание воспротивилось этому. Словно кроме крепкого пожатия Берке Илью еще что-то удерживало в этом непонятном состоянии. Неожиданно на короткий миг всплыл образ Алексея в каком-то уж очень фантастическом одеянии. Образ померк, а на смену ему пришел голос кама, который четко отпечатывался в подсознании:

– Никак не могу взять в толк, кто ты? Ты, как и я, можешь видеть будущее, но ты не один из нас, ты даже не из нашего мира!

Крик первого петуха разрезал ночную тишину. Голос кама затих, рукопожатие ослабло, силуэт Берке начал таять во мгле. Неизвестно, откуда взявшиеся покой, и теплота завладели телом Ильи, он словно провалился в другой, неизвестный, чуждый ему мир, мир в котором не было места войнам и человеческой суете. Теряя сознание и падая на пол, он пытался что-то громко прокричать, и тогда, мрак окончательно поглотил его разум, когда тело коснулось земли.

Сознание медленно возвращалось оттого, что кто-то брызгал ему на лицо холодной водой. Илья приоткрыл глаза. Сквозь дымовое отверстие в крыше юрты виднелось голубое небо, но впрочем, солнце еще не поднялось. Его мягкие летние лучи только-только стали озарять землю.

– Придется делать кровопускание, холодной водой его никак не оживить, – услышал он голос деда Махора.

– Кажется, я жив, – промелькнула в мозгу первая мысль.

Старая Олуш одной рукой крепко удерживала его за правую руку, а в другой держала большую глиняную чашу на четверть наполненную водой. Дед Махор, осторожно, острым кончиком ножа сделал небольшой надрез на руке Ильи, из которого как из фонтана со сгустками брызнула темно-коричневая кровь. Илья, было, дернулся, но дед Махор упер ему свою костлявую жилистую руку в грудь.

– Тихо, тихо, лежи милок, сейчас тебе полегчает.

Илья затих. Сознание уже полностью вернулось к нему и в памяти возникло недавнее ведение. Вновь стало не по себе. Илья попробовал переключить сознание и вернуться в реальный мир.

– Ты что делаешь, дед? – спросил он.

– Так я пытаюсь тебе помочь. Среди ночи ты как-то истошно закричал, да так, что чуть не перепугал меня со старухой до смерти, а потом упал на пол и стал биться в падучей.

– А дальше то, что было? – с удивлением, заинтересованно спросил Илья.

– Через некоторое время ты затих. Мы пытались с Олуш привести тебя в чувство, кропили холодной водой, но все было без толку. Ты лежал в ледяном поту бледный словно смерть, вот я и решил пустить тебе кровь. Не боись, способ верный, почитай всех так от падучей лечат. Хотели послать за знахарем-камом, да побоялись, что не успеем. Слава богу, уберег Господь! – дед Махор тяжело вздохнул.

Илья взглянул на надрез на руке. Темно-коричневая кровь стала светлеть и из надреза потекла чистая, свежая кровь.

– Ну, вот и все, – со знанием дела произнес дед Махор, что-то еще пробормотал себе под нос и нажал на ранку указательным пальцем.

Словно по волшебству кровь моментально остановилась. Олуш убрала от греха подальше чашу со спущенной кровью, извлекла откуда-то на свет из своего убогого одеяния какую-то тряпицу и туго обмотала ей руку Ильи.

– Напугал ты нас старых, хозяин, – тихо произнесла она, качая головой, – все это от твоего неверия, я говорила, а ты не стал меня слушать, как видишь зря.

– О чем ты, Олуш? Разъясни, я чего-то не могу взять в толк?

– Все это хукасы! Недоволен хозяин юрты, что мы не по-человечески как-то поселились. Это он тебя, господин, испытывает. На первый раз хукасы тебя просто предупредил, неверие – это страшный порок!

– Брось глупости болтать, дура старая, господин наш, человек православный и нечего ему тут всякие подаяния преподносить языческим идолам. Тьфу, ишь чего удумала! – возмущенно произнес дед Махор.

Для того чтобы скрыть от них реальную действительность, которая, по мнению Ильи, выглядела куда хуже, чем действия мифического хукасы, он пошел на маленькую хитрость.

– Погоди дед, – остановил Махора Илья, – пусть все будет по-твоему, Олуш, вот, возьми, купи и сделай все что надобно, – тихо произнес Илья и протянул старой рабыне несколько серебряных монеток.

– Эх, хозяин, уж очень ты добр и зря идешь наповоду у этой старой дуры, – с укоризной в голосе произнес дед Махор.

– Испить бы мне чего, во рту все пересохло.

Олуш встала со своего места, и принесла бурдюк с кислым молоком. Наполнив большую глиняную чашу, она протянула ее Илье.

– Пей господин, а я пока приготовлю тебе целебный отвар. Выпьешь его, поспишь маленько, и сила вмиг вернется к тебе, будто ничего и не было. А ты, старый осел, вместо того чтобы причитать и распинаться по-пустому, лучше бы принес хвороста и развел огонь в очаге, а я пока соберу целебное снадобье.

Тихо причитая себе под нос и ругаясь, старый раб поднялся с циновки и пошел выполнять поручение.

Целебное снадобье старой Олуш действительно помогло. После завтрака Илья погрузился в глубокий сон. После пробуждения, потянувшись во весь рост, он почувствовал прилив сил. Илья встал, оделся и вышел наружу.

– А, проснулся, хозяин? Вижу, силушка богатырская опять вернулась назад. Это хорошо, рад снова видеть тебя во здравии, – дед Махор оценивающе окинул Илью взглядом. Илья оставил реплику без внимания. Наскоро умывшись и затянув потуже пояс, он, не раздумывая, направился к Кара-Кумучу.

Молодой хан был дома и беседовал о чем-то с тремя сотниками. Илья вошел в юрту и после полагающегося обмена приветствиями, Кара-Кумуч указал ему рукой на место напротив себя. В разговоре, невольным свидетелем которого стал Илья, речь шла о предстоящем походе, но Просветов не стал принимать в нем участия, по той простой причине, что он был человек новый в половецком стане, еще до конца не освоился и не знал многих тонкостей. Закончив с текущими делами, сотники поклонились хану и, распрощавшись, оставили их одних.

– Чего такой хмурый? – задал вопрос Кара-Кумуч.

– Напомнили мне сегодня ночью про старый должок, – грустно произнес Илья.

– Это кто же посмел. Вроде нет у тебя недругов в моем стане.

Илья горько ухмыльнулся.

– Ночью ко мне приходил Берке!

Изумление на лице Кара-Кумуча быстро сменилось яростью.

– И что?

– Да ничего. В общем как не крути, а визит его приемному сыночку в ближайшее время нанести придется.

– Не горюй, мне похлеще тебя переживать надобно, сестра ведь. Его стойбище в верстах сорока отсюда будет. Завтра на рассвете и отправимся, только ты о нашем разговоре никому ни слова.

В светло-голубом небе, будто не плыли, а стояли на месте легкие пушистые облака. Под копытами коней шуршала влажная от росы трава. Двое всадников, пустив коней шагом, медленно брели по степи в южном направлении. Илья посмотрел на едва заметный кусочек солнца поднимающегося над самой линией горизонта. Своими нежными, утренними лучами оно окрашивало ломкие стебли травы кроваво-золотистыми росчерками и оставляло в небе играющие блики на низких голубых облаках.

Кара-Кумуч с Ильей выехали еще затемно, оставив за спиной, спящий половецкий стан, серые потухшие костры и вялое переругивание собак. Хан спешился и подтянул подпругу седла. Вороной конь всхрапнул и нетерпеливо перебрал копытами, заставив стоящего хозяина потянуть его за узду.

– Не знаю, пожалуй, мы зря едим к Абаасы, ведь это дело напрямую касается твоей сестры? – с сомнением в голосе, произнес Илья.

– Пожалуй, я готов принять этот поединок, многозначительно ответил Кара-Кумуч и вскочил на коня, – время покажет, кто из нас прав, произнес он и пустил жеребца в галоп.

Степь плавно перешла в заболоченную низину, а затем за высоким крутым холмом сменилась редким лесом, на опушке, которого расположилось стойбище Абаасы. Его кочевье представляло собой поселение, состоящее по приблизительным подсчетам, чуть более чем из двух десятков юрт. Непонятная гнетущая тишина встретила обоих путников. Не было не видно людей, да и собаки куда-то попрятались, только грязный оборванный раб с дубовой колодкой на шее мирно сидел на земле у крайней юрты.

– Эй, куда подевались все остальные? – задал ему вопрос Кара-Кумуч.

Раб поднял низко опущенную голову, оглядел усталым, безразличным взглядом путников и тихо произнес:

– Весь народ у юрты Абаасы, там девочку, укушенную змеей, принесли, умирает она.

Раб снова опустил голову.

– Поехали дальше, от него толком ничего не добьешься, – молвил Илья.

У юрты Абаасы в безмолвии теснился народ. Кара-Кумуч и Илья спешились, привязали лошадей к коновязи и, пробравшись к центру людского круга, стали молча взирать на происходящее действие. Абаасы обессиленный трансом закончил камлать и упал на землю. Собравшиеся вокруг люди в глубоком молчании ожидали, не смея потревожить кама ни вздохом, ни словом. Рядом с Абаасы на носилках покрытых бараньими шкурами лежала девочка. На первый взгляд, казалось, она просто спала, но это было не так. Смертельная бледность на лице, осунувшийся носик и тяжелое не равное дыхание ребенка говорило о том, что он тяжело болен. Около носилок на коленях стояла мать. Боясь потревожить чем-либо кама, она просто безмолвно плакала, периодически вытирая лицо то одним, то другим рукавом платья из грубой домотканой ткани. За ее спиной, по всей видимости, стоял отец девочки. Он старался сохранять спокойствие, но это у него получалось плохо.

Наконец, Абаасы пошевелился на земле, открыл еще мутные глаза и встал, пошатываясь на ноги, поправляя на себе парку (разновидность кафтана) и нагрудник.

– Эта девочка будет жить! – гордо произнес он.

Собравшиеся люди обрадовались и восхищенно возликовали. Мать, укушенной змеей девочки, кинулась каму под ноги, орошая их слезами счастья.

– Я вернул ее душу из нижнего мира, ублажил духов и забрал до последней капли змеиный яд, – произнес Абаасы, обводя взором своих ассиметричных глаз собравшуюся публику.

Его взгляд остановился на Кара-Кумуче и Илье. Абаасы улыбнулся и сделал шаг на встречу, но на его безобразном лице улыбка смотрелась хуже всякой страшной гримасы. Поприветствовав дорогих гостей, он произнес:

– Я давно жду вас, но вы как вижу, не очень-то топились ко мне. Пойдемте в дом, будьте моими гостями.

С этими словами Абаасы повел Кара-Кумуча и Илью внутрь своей юрты и усадил на самые почетные места. Он кликнул своих приближенных, и они вмиг приготовили угощение. Илья встретился взглядом с Кара-Кумучем. Это не ускользнуло от внимания Абаасы. Его лицо, как и в прошлый раз, исказила гримаса. Он хрипло рассмеялся и, переведя дух, обратился к гостям.

– Вы не знаете с чего начать? Не стоит себя утруждать, я и так знаю цель вашего визита. Ты, Кара-Кумуч, пришел ко мне, чтобы выразить одобрение Ата хана на мое сватовство к Ай-наазы? Я давно подумываю об этом браке.

Кара-Кумуч невольно дернулся, выдавая этим свои эмоции.

– Вижу ты не рад этому. В твоем понимании я не достоин руки твоей сестры? Ну что же, сознание моей власти над вашей семьей весит, словно обнаженный меч над вашими головами. Я всегда так раньше думал, а нынче, наверное, поздно. Однако я хотел бы услышать это из твоих уст, Кара-Кумуч, мнение старого Ата хана и твое лично.

– Тебе никогда не видать моей сестры, чудовище, – процедил сквозь зубы Кара-Кумуч.

Абаасы вновь зашелся в хриплом хохоте.

– Ну, что же, такое заявление достойно хана, но знай на будущее. В моей груди теперь лед ненависти ко всему вашему роду. Ледяной жар насквозь пронизывает мою душу, а мне так не хватало немного тепла. Теперь, когда меня согревает пламя льда, я готов все отдать за этот миг счастья. Ай-наазы всеравно будет моей!

Илья положил руку на рукоять меча. Абаасы заметил это движение, придавил Илью тяжелым взглядом и, обращаясь к нему, произнес:

– Умерь свой пыл, человек, прибывший к нам из вечности. Ты выполнил свое предназначение на нашей земле, ты не нужен больше моему отцу Берке и поэтому ты скоро умрешь! Тебе не пережить ночь сменяющихся лун. Спеши пожить на этой земле, тебе еще нужно многое успеть, а времени осталось так мало!

Уголки губ у Абаасы опустились, от чего выражение изуродованного природой лица стало страшно усталым. В юрту вбежал огромный прирученный волк. Он посмотрел на гостей, ощетинился блестящей выхоленною шерстью и злобно зарычал. Абаасы протянул в его сторону свою руку, волк успокоился, подошел к хозяину и утешающее лизнул его в лицо. Абаасы ласково погладил страшную зверюгу, а потом легким толчком руки отправил его на другую половину юрты. Волк послушно направился туда, куда ему указал хозяин, лег на пол, положил свою морду с огромными белыми клыками на передние лапы и стал из-под лобья смотреть на гостей.

– Вот единственное существо на свете, которое меня любит по-настоящему бескорыстно.

Глядя на гостей, Абаасы вновь испытал приступ раздражения.

– Я не стану помогать тебе, Кара-Кумуч, на предстоящем большом ханском совете, напротив, я буду всячески подбивать людей голосовать против тебя, и это будет моей местью, которой я стану упиваться. Чувство мести нельзя успокоить, оно всегда идет по кругу и никогда не исчезает. Теперь я знаю имена своих врагов и поэтому готов пойти на все ради этого чувства.

Абаасы хлопнул два раза в ладоши. На зов явились трое подручных кама.

– Проводите моих гостей за границу кочевья, – голосом, не терпящим возражения, заявил он.

Кара-Кумуч и Илья встали с ковра и заспешили к выходу. Поднялся с полу и огромный волк, который провожал взглядом, наполненным лютой звериной ненавистью, глядел на спину Ильи.