ГЛАВА 18.

Широко, в приволье степи, зажатой между горами и морем, течет река, берущая свое начало с высоких обледенелых седых вершин. Зеркальною лентой блестящего серебра извивается она по широкому степному раздолью. Медленно и плавно ее течение, но местами она бурлит и волнуется, словно вода в кипящем на огне котле. Деревья, покрытые разноцветной осенней листвой, обступили ее берега и придвинулись близко к воде, отражаясь в зеркальной глади широкой реки. Точно скалы нависли крутые утесы, дикая вьющаяся растительность оплела ветви деревьев и кустарников, сбегая к самой воде. Медленно и плавно катит свои воды Терек. Тихо в могучем просторе его степей. На следующий год весною снова зацветут его берега пестрыми цветами, дивным запахом наполнится все вокруг, а потом, как водится из года в год, станет все сильнее и сильнее палить солнце, выгорит, пожелтеет и почернеет степь… Понесется над ней знойный ветер, помчит перекати-поле, принося с собой ароматный запах полыни… Придут холода. Замерзнут на время стоячие вокруг воды, белым снежным покровом оденется степь. Заревут над ней холодные бураны, вертя вокруг снежный хоровод. Начиная свое течение с высоких гор, Терек плавно течет по равнине, разливаясь в начале лета в низовьях и вольно вливая свои воды в бескрайнее море. Половецкая орда медленно шла вперед, туда, где виднелись в ясную погоду причудливые узоры гор, спускающихся гранитными обрывами скал к чудным, теплым берегам Абескунского моря.

Широкие и мутные воды Терека, внезапным препятствием встали перед половецкой ордой, отделяя собравшихся на его берегах людей от дороги на Семендер. Для воинов кочевников, такое препятствие не являлось преградой. Но переправить через полноводную реку великое множество людей, включая женщин, детей и стариков со всевозможной поклажей, разборными юртами на телегах, домашним скарбом, табунами лошадей, стадами крупного рогатого скота и отарами овец, делалось невозможным. Половецкая орда не могла ждать, пока реку покроет крепкий лед, достаточно сильных холодов можно было бы ждать слишком долго. До морозов было еще далеко, а пастбищ для скота и пропитания для людей, к тому времени, могло и не хватить.

При виде этой широкой водной глади, Урус хан задался вопросом:

– Каким же образом намерен Кара-Кумуч переправить людей на тот берег?

Хотя Урус хан уже не раз доказывал свои знания и умения в общем деле и знал, как нужно сражаться с врагом, но эта задача, которая предстала перед его взором в виде водной глади, казалась ему не по зубам. За несколько предведущих дней, количество шатров на берегах Терека значительно выросло. За передовыми сотнями половецкого войска все тянулись и тянулись не оправданно, большие обозы и по заверениям Кара-Кумуча, это был еще не предел.

Поднявшись на вершину небольшого холма, Урус хан взглянул на выросшее, словно из-под земли, огромное поселение на берегу реки из юрт и шатров.

– И это, по-твоему, еще не все? Не могу поверить, – обратился он к подоспевшему сзади Кара-Кумучу.

Среди трех десятков тысяч шатров кишели люди, словно муравьи на просыпанной крупе. Большинство были явно воинами. В местах их скопления солнце отсвечивало от оружия и металлический частей доспехов, хотя многие, подобно Кара-Кумучу и его родне, носили поверх кольчуг просторные одежды, защищавшие их владельцев от ветра и холода. Рядом с воинами непременно крутились женщины и дети. От этого впечатляющего зрелища Урус хану показалось, что по половецкому стану сновало больше людей, чем может набраться во всей степи.

Кара-Кумуч усмехнулся:

– Обещаю, когда мы переправимся на другой берег и овладеем Семендером, все будет совсем по иному.

Урус хан недоверчиво покачал головой:

– Согласен с тобой. Это не войско, а целый народ, разом поднявшийся в поход.

Кара-Кумуч тронул коня и направил того к центру лагеря. Сердце его тревожно колотилось в груди, когда люди приветствовали его торжественными кличами. Настроение в стане царило оптимистичное. Люди ждали момента, когда закончат переправу.

– Другой возможности обогатиться и завладеть новыми землями, у нашего народа просто нет, – с гордостью подумал про себя Кара-Кумуч.

В эту минуту чувство гордости за свой род переполняло его душу. Всю свою жизнь он был на особом положении, как единственный сын владетельного половецкого хана. И теперь, чем ближе он пробирался к центру лагеря, тем более значительным он казался самому себе. Еще бы, ведь всех этих людей на берега этой реки привел сюда он. Именно под его началом, предсказывал Великий кам Берке удачный поход к синему морю и седым горным вершинам много лет назад. Люди верили Кара-Кумучу и, не задумываясь, шли за ним вперед, бросив насиженные земли и надеясь обрести новую Родину, добыть богатство и славу теперь уже для нового, единого и сплоченного народа!

Знаменами были отмечены юрты сотников. Урус хан вертел по сторонам головой выискивая штандарты, принадлежащие его роду. В конце концов, он разглядел несколько знамен, и это обстоятельство приподняло ему настроения. Лагерь расположился на огромном открытом пространстве, и никакого порядка в его расположении Урус хан разглядеть не смог. Хотя они издали заметили знамя Ата хана, это обстоятельство еще не означало, что до него будет легко добраться. Продвигаясь между беспорядочно разбитыми юртами и группами воинов и их семейств, многочисленного скота, телег и вьючных животных, движущихся в самых разных направлениях, они все же добрались, наконец, до входа в шатер Ата хана. Двое стражей в доспехах, ударив древками пик о землю, поприветствовали вождей родов. Урус хан и Кара-Кумуч спешились, привязав коней к вбитому, в твердую как камень землю, шесту. Стражники отвели полы шатра, пропуская прибывших внутрь.

В центре пространства, в очаге весело потрескивал сухой хворост. У дальней стены, на ковре сидели Ата и Мурта ханы и о чем-то увлеченно беседовали. Завидев прибывших, они прекратили разговор и поднялись на ноги.

– Вы заставляете нас ждать. Почему задержались в пути? – строго произнес мудрый хан.

– Приветствую тебя отец, – первым начал разговор Кара-Кумуч, – прости за опоздание, но наши люди с обозами и скотом идут слишком медленно, поэтому мы с Урус ханом подгоняли отставших и за одно прикрывали наши тылы.

– Не дело говоришь, – укоризненно покачав головой, произнес Ата хан, – разве у вас нету сотников? Эту работу должны выполнять другие. Главы родов во время похода должны быть здесь, в центре своего стана. Только так можно добиться порядка и воинской дисциплины. Присаживайтесь, – более мягко продолжил мудрый хан, – мы должны обсудить некоторые детали переправы через реку. Продолжай, Мурта хан, мы слушаем тебя.

– Подготовка к переправе не осталась незамеченной. На том берегу наши передовые разъезды видели издалека мелкие группы противника. Враг хорошо осведомлен о нашем приближении, его дозоры кружат, словно оводы вокруг. Однако, на много верст впереди, мои люди не заметили основных сил противника…

– Если они не заметили, это еще не значит, что наместник этих земель спокойно спит в своей крепости, наверняка он уже закончил формировать войско, и выступил вперед, – перебил Мурта хана Ата хан.

– Согласен с твоим мнением, отец, но не проще ли врагу встретить нас здесь у реки?

– Когда-то очень давно я ходил в набег на эти земли. Дело в том, что персы не считают нас грозной силой. На протяжении нескольких веков наши предки тревожили их границы, но так далеко не заходили. Сила врага в тяжелой коннице, а наша в быстроте передвижений. К сожалению, мы сейчас слишком отягощены обозами и не можем быстро перемещаться. Враг знает это. Он ждет, когда мы перейдем реку, тогда, одним ударом, он попытается нас сбросить обратно, и мы можем оказаться в трудной ситуации.

– Но что же нам тогда делать? – в один голос воскликнули Кара-Кумуч и Мурта хан.

– Мы перейдем Терек. Лазутчики Фархад Абу-Салима рядом, они станут ждать, когда переправятся все наши обозы, отступая, затянут нас в глубь своих земель, поджигая степь, чтобы лишить наших коней и скот пропитания. Когда мы достаточно увязнем, они дадут бой.

В раздумье мудрый хан умолк, молчали и главы трех родов, не решаясь прерывать размышления старого хана. Собравшись с мыслями, он снова стал говорить:

– Ты, Кара-Кумуч, займись переправой. Ты, Мурта хан, постарайся навести хоть видимый порядок в стане. Выстави дозоры и организуй охрану переправы. Твоя задача, Урус хан, будет немного посложнее. Возьми пять сотен легких всадников, перейди немного ниже по течению Терек и пройдись рейдом по тылу врага. Старайся не дать им подпалить степь, хотя избежать этого не удастся, они все равно подожгут ее. Нащупай их главные силы. В бой не вступай, тревожь врага из далека, если станут преследовать, рассыпайся на мелкие группы, уходи от погони и снова нападай на них. Ты, глаза и уши нашей орды, поэтому постарайся остановить их войско в месте удобном нам для битвы, где бы мы могли принять бой с максимальной для нас выгодой. Возьми с собой Овлура, он старый и опытный воин и на своем веку повидал многое, если что, он сможет подсказать, тебе как действовать. Я думаю, что сказал все. На все воля Тэнгри, но переправу мы должны завершить в течение этой недели…


******

Следуя наставлениям отца, Кара-Кумуч приказал вбивать в дно Терека два параллельных ряда свай, примерно через каждые пять шагов, постепенно продвигаясь к противоположному берегу. Сваи, поставленные выше по течению, под силой воды клонились по направлению течения, а стоящие ниже были вбиты с наклоном против течения. Каждую пару наклонных свай, работающие в воде рабы, соединяли поперечной балкой. Со временем, благодаря силе течения, сваи все глубже вдавливались в дно, обеспечивая прочность возводимой конструкции. Затем вдоль каждого ряда свай рабы протянули подмости, под которые были уложены заранее заготовленные бурдюки и меха, заполненные воздухом. Поперек подмостей настилались жерди и ветви кустарника, которого было предостаточно на берегу реки.

Наконец, кропотливая работа была завершена. Копыта жеребца Кара-Кумуча громко застучали по настилу, когда пришел его черед перебираться на тот берег. Вибрация хлипкой конструкции, возникшая из-за движения множества воинов и повозок, не понравилась его коню. Он попытался встать на дыбы, но Кара-Кумуч осадил его и с трудом удержал испуганное животное.

– Вот она какая, земля, к которой я стремился всю свою жизнь! – тихо произнес молодой хан, вновь ощутив под собой твердую почву. – Не очень-то она отличается от земель в родной степи.

Впереди, насколько хватал глаз, простиралась пожелтевшая трава и пожухший от летнего солнца кустарник. Именно эти унылые осенние цвета напомнили в эту минуту Кара-Кумучу о покинутом родном стойбище Яхсай, в котором он вырос.

– Когда завоюю эту землю, то обязательно назову этим названием одно из новых поселений.

В раннем детстве он искренне считал, что степь плоская, словно глиняная тарелка, но с возрастом понял, что это не так. На любой земле имелись неровности, курганы и впадины. Неровности почвы навивали ему в раннем возрасте мысли о волнах моря, про которое рассказывали старые бывалые воины, и это сравнение всегда пробуждало в его душе пророчество кама Берке.

Кара-Кумуч оставил позади небольшой отряд для охраны переправы. Глядя, как назначенные для этой цели воины провожают отправляющуюся вперед орду, он проникся к ним жалостью.

– Бедняги, пройти такой путь, чтобы лишиться возможности сокрушить персов!

Но основные силы половецкой орды, не останавливаясь, продолжали свое движение вперед по просторной равнине на юг, к своей заветной цели, цветущему городу Семендеру. Когда Кара-Кумуч обернулся чтобы еще раз взглянуть на построенный мост, он увидел, что он исчез в гигантском облаке пыли, поднятой десятками тысяч копыт и колесами груженых повозок. От поднятой пыли у него заслезились глаза. Она была повсюду, скрипела на зубах и проникала во все складки кожи. Не обращая на нее внимания люди не останавливаясь, шли вперед.

– Какая пылища. Сейчас бы дождичка чтоб ее осадить, – громко произнес один из молодых воинов, принадлежащий к сопровождающей охране хана.

Кара-Кумуч оторвался от своих мыслей и посмотрел на небо. Солнце еще можно было разглядеть. В воздухе плотной стеной стояла пыль, поднятая движущейся ордой. Облаков не было видно.

– Ты, молодой, сам не знаешь, что говоришь, – устало произнес хан, обращаясь к юнцу, – один хороший дождь и вся степь превратится в сплошное болото. И для одного всадника месить грязь небольшое удовольствие, а каково протащить по ней всю орду с повозками и скотом? Тогда путь, который мы должны проделать в течение нескольких дней, растянется до конца осени. Хвала Тэнгри, что стоит такая погода! – закончив свою краткую поучительную речь, Кара-Кумуч подхлестнул коня и понесся вперед.


******

Тревожные вести молнией неслись по Абескунской низменности, наполняя сердце Фархад Абу-Салима печалью и скорбью. В последние дни он часто поднимался на зубчатые стены Анжи-крепости, окидывая взглядом, прилегающие обширные земли которыми владел. С одной стороны возвышались скалистые горы, с другой, простиралась бурая, выжженная летним солнцем земля. У крутых берегов бушевало море. Холодный северо-западный ветер, вспенивая волны, с силой устремлял их на побережье Семендера. В эти теплые края уже стучалась зима, чтобы освежить опаленную южным солнцем равнину, простирающуюся между горами и морем.

Там, на северо-востоке, язычники-кипчаки, исконные недруги исламского мира, поклонялись своему символу, богу Тэнгри. Как истинный мусульманин, Фархад Абу-Салим, свято считал Тэнгри лжебогом и недостойным объектом человеческого поклонения. Он ни на минуту не сомневался в этом, не более чем в собственном имени. Внизу, за крепостными стенами, кишел Семендер. Все было готово к походу, оставалось лишь только назначить дату выступления и огласить хакан-бека. В последние дни, словно пожар от удара молнии, в городе вспыхнула военная лихорадка, от надвигающихся с севера черных туч. Наместник Абескунской низменности, обуреваемый страстным желанием прославиться в военном походе, придумывал все новые и новые планы, где бы раздобыть золота и чем рассчитаться с наемниками. Но его деспотизм и несбыточные мечты о военном триумфе, все больше и больше толкали подвластные ему земли в пропасть упадка военного могущества. Решив встарь во главе войска, Фархад Абу-Салим был всецело занят подготовкой к предстоящему походу и не о чем другом не думал…

– О чем ты задумался, достопочтимый Фархад? – раздался сзади грубый надтреснутый голос.

Наместник вздрогнул и стремительно обернулся:

– Приветствую тебя, Темиш, извини, я не слышал, как ты поднялся сюда.

– Ничего, – Темиш издал короткий смешок, словно у него в запасе оставалось не так уж много смеха, и он не хотел его растрачивать попусту. – Войско собранно и рвется в бой, люди ждут твоего приказа. Я пришел спросить, выбрал ли ты человека, который возглавит войско?

Фархад Абу-Салим нахмурился, от чего лицо его густо покрылось морщинами. Но одна борозда на лице Фархада была проложена не годами, шрам, пересекающий левую щеку, когда-то давно был оставлен кинжалом разбойника-горца. Эту отметину скрывала густая борода, но подобно руслу реки, она обозначалась на лице полоской яркой седины.

– Так кого ты решил выбрать хакан-беком? – повторил свой вопрос Темиш-паша.

Фархад почесал шрам. За много лет, в минуты волнения он напоминал о себе зудом.

– Я долго молился и размышлял по этому поводу…

– Может, стоит помолиться вместе и тогда Аллах примет нашу молитву? – лицо Темиша напряглось и посуровело.

– А вдруг он не услышит? Поэтому войско поведу я сам! Отдай приказ, завтра на рассвете выступаем в путь!

– Ты? – Темиш буквально подпрыгнул от разочарования, а лицо исказилось злой гримасой.

– Тебя это удивляет?

Последние слова Фархад Абу-Салим произнес сдержанно, хотя это и стоило ему определенных усилий. Выдержав паузу, за время которой Темиш чуть не сошел с ума, он продолжил:

– Племена хазар-кочевников волнуются на наших землях и стойбищами переходят на сторону врага. Ты узнал причину?

– Клянусь, их кто-то подстрекает к этому. Степь тянется далеко на север и не во все кочевья отправлены гонцы.

– Как я тебя понял, нет надобности, рисовать картину случившегося, – перебил Фархад. – У этих трусов кипчаков кишка тонка, напрямую пойти против нас, как подобает истинным воинам и они решили подкупить местные племена, чтобы те работали за них.

– Значит, они недостойны, называться воинами, это плешивые шакалы, нападающие на противника врасплох, – горячо подхватил тему Темиш. – Да разверзнет Всевышний землю под их ногами!

– Да будет так! Я накажу этих неверных псов!

Последние слова наместника вернули улыбку на уста Темиша. Он вновь издал короткий смешок.

– Вижу, тебе не терпится влезть в кольчугу и щелкнуть застежкой боевого шлема. Завтра, под зеленым знаменем ислама, ты поведешь в поход войско на погибель неверным, но что же делать мне?

– Ты нужен мне здесь в Семендере и будешь править от моего имени в мое отсутствие. Надеюсь, поход не будет слишком долгим, и я скоро вернусь с победой!

От этих слов сердце Темиш-паши облилось кровью.

– Если Фархад не поставил меня во главе войска…

Темиш не знал, что делать в этом случае. Уязвленное самолюбие болью отозвалось в груди. Нужно было как-то выразить свое отчаяние, но он не мог придумать подходящих слов и больше всего на свете в этот момент, он желал поражения Фархаду. Не назначив его хакан-беком, наместник тем самым унизил его в глазах людей.

Глядя на него, Фархад Абу-Салим усмехнулся:

– Не переживай так, Темиш, ты молод и еще успеешь вкусить воинской славы…


******

С рассветом следующего дня, наместник Абескунской низменности облачился в доспехи. По лицу его, прикрытому кольчужной сеткой, оставляющей открытыми лишь глаза, стекал пот. Такая же сетка, приделанная сзади его высокого конического шлема, защищала шею и плечи. Приноравливаясь к тяжести брони, Фархад Абу-Салим одернул кольчугу, защищающую грудную клетку. Под кожаной изнанкой его доспехов была поддета хлопковая прокладка, чтобы удар тяжелой сабли, отраженной броней не переломал ему кости. Два вертикальных ряда металлических пластин защищали живот и нижнюю часть спины. С нижних краев пластин свисала короткая кольчужная юбка. Кожаные штаны и рукава защищались горизонтально нашитыми кольцами из слоистого железа. Круп коня Фархада тоже был покрыт мелкой сеткой-броней. Морду жеребца прикрывал кованый кусок железа, который крепился кожаными ремнями к шее животного. В специальном гнезде справа от седла торчало толстое копье, а с пояса Фархада свисала длинная и тяжелая искривленная персидская сабля.

Сила наемной армии наместника Абескунской низменности, заключалась в тяжести ее кавалерии, способной выдерживать удары на расстоянии, а сблизившись с противником, нанести ответный, сокрушающий удар.

– Сила воинского искусства кипчаков, это умение вовремя удирать с поля боя, – гордо произнес наместник, усаживаясь на спину своего коня.

– О, как правдивы ваши слова, достопочтимый хакан-бек, – раболепно ответил один из его военноначальников. – Завидев наши знамена, они пустятся в бегство не столько по необходимости, сколько из страха.

– Когда мы схлестнемся с ними, я раздавлю их как снежный ком, – хвастливо заявил Фархад, ласково потрепал за гриву своего коня и отдал приказ к началу движения.

Бряцая доспехами, всадники покинули стены Анжи-крепости и, миновав Семендер, направились в сторону поджидавшего их за стенами города, персидского войска. Армия медленно тронулась в путь. Ржали кони, ревели волы, покачивали горбами верблюды. В окружении своих советников, Фархад Абу-Салим гордо держался в седле, желая своим видом показать подданным, что нет поводов для переживаний, а за одно и нагнать страх на врагов своих.


******

День клонился к концу. Нигде не встретив по дороге отрядов противника, Урус хан решил остановить свои сотни на отдых. Его отряд шел налегке, поэтому и ночлег предстоял на голой земле. Достав из подсумка, притороченного к седлу, черствую лепешку и кусок сушеной баранины, Урус хан отпустил коня и присел на поросший переспелым ковылем бугорок. Местность, со всех сторон была открытой, и это обстоятельство сильно заботило хана.

– Не нравится мне выбранный на ночлег привал, – произнес подошедший Овлур.

Урус хан согласно кивнул головой, приглашая жестом руки присесть рядом и разделить с ним трапезу.

– Хан, я приказал не разжигать огней. Хоть и прохладно, но людям придется довольствоваться той погодой, которая есть.

– Я тоже так считаю, никакого укрытия, прикажи разослать дозоры.

– Уже сделал, хан. Давай лучше перекусим, – ответил старый воин, вытаскивая зубами пробку из фляги с кумысом.

Мясо было настолько сухим и соленым, что Урус хан едва не поломал зубы. Быстро покончив с едой, он надолго приложился к фляге, запивая отвратительный вкус и утоляя жажду, вызванную излишней солью. Наконец он оторвался и передал кумыс Овлуру. Тот сделал пару глотков, заткнул полупустую флягу и, улыбаясь, произнес:

– Если бы дома жена накормила меня этим мясом, я бы просто придушил ее.

Урус хан одобрительно рассмеялся.

– Хорошо, что я не женат!

– Это всегда успеешь. Давай лучше спать, хан, – старый воин поудобнее подложил под голову седло, укрылся куском грубого войлока и через некоторое время захрапел.

Урус хан последовал его примеру, но уснуть так и не смог. Остаток ночи он провел не в самом приятном расположении духа.

С первыми лучами солнца, передовой половецкий отряд продолжил свое движение на юг. Вокруг все было спокойно и со стороны казалось, что их рейд по тылам остался незамеченным со стороны врага. Такое спокойствие было не по нутру Урус хану. Он призадумался, оглядываясь по сторонам. Вокруг были только его воины. Противника нигде не было видно.

– И все же они где-то рядом, они не могут быть далеко.

Он вновь посмотрел на своих воинов, которые вместе с ним пошли в этот поход. Вглядываясь в суровые решительные лица степняков, он подумал:

– Какое войско может противостоять решительности и мощи целого народа? Эти люди готовы сокрушить все на своем пути!

Когда он озвучил эту мысль вслух, Овлур сухо усмехнулся:

– Мы пришли сюда, чтобы выяснить это!

Должно быть, у Урус хана был донельзя изумленный вид, потому старый воин продолжил:

– Ты, должно быть, не совсем меня правильно понял. На своем веку я совершил немало походов, но то войско, которое движется позади нас, победить нельзя, ибо весь народ, от мала до велика, вышел в этот поход. Люди идут либо погибнуть, либо снискать себе славы, им некуда деваться и когда настанет время схватиться в смертельном бою, победа обязательно будет за нами!

Старый воин умолк, призадумался и Урус хан, размышляя над услышанным. Вскоре с юго-запада потянул ветерок, который принес с собой запах гари. Часто меняя аллюр, отряд легкой конницы мчался вперед. Через пару верст над степью поднялись столбы дыма и пламени. По мере продвижения, все новые и новые очаги пожаров попадались навстречу. Каждый поджог вселял озабоченность в сердца степняков-кочевников. Пламя пожирало все больше и больше пастбищ.

– Если так пойдет дальше, то наших коней ждет голод, – с сожалением в голосе произнес Урус хан.

– В этом то и заключается их хитрость. Ну, ничего. Скоро персы сами прискачут к нам, никуда они не денутся.

Только во второй половине следующего дня передовому разъезду удалось обнаружить авангард персидского войска. Урус хан получил сигнал:

– "Неприятель впереди!"

Взмахом поднятой руки, он остановил движение своих сотен. По конным рядам прокатился возбужденный гул. Равнина давно уже сменилась лесостепью, и отряд двигался напрямик через колючий кустарник.

Урус хан стоял у самой кромки зарослей кустарника и внимательно наблюдал за противником. На широкой равнине в двух верстах от леса был разбит военный лагерь.

– Передовой отряд персидского войска, – констатировал подошедший сзади Овлур.

– Смотри, лагерь разбит на две части; спереди относительно маленькая, а большая чуть поодаль, – хитро улыбаясь, подметил Урус хан.

– Кажется, я разгадал твой план, – произнес старый воин. – Ты хочешь навалиться всем скопом, уничтожить малый отряд и прежде чем большой успеет развернуться и придти на выручку, пуститься наутек и раствориться в кустарнике? А не лучше ли нам дождаться ночи и атаковать под покровом темноты?

Урус хан отрицательно покачал головой:

– Нет, Овлур, так мы потеряем главное свое преимущество. Слишком велико расстояние, разделяющее нас от лагеря. Пока мы сойдемся с ними, наши кони уже устанут от затяжного галопа, на отступление может не хватить сил. Слишком велика вероятность больших потерь.

– Хан, такую возможность упускать нельзя. Что ты предлагаешь?

Овлур и сотники окружили своего хана и молча ждали указаний.

– Отберите сотню лучших воинов на быстроногих скакунах. Я сам поведу их в бой. Остальные останутся здесь под началом Овлура. Я попытаюсь атаковать малый отряд и навязать им бой.

– Но это же чистой воды самоубийство? – нерешительно произнес один из сотников.

– Не перебивай, когда говорит старший, – укоризненно покачав головой, произнес Овлур. – Продолжай хан, на этот раз я, кажется, уловил твой замысел.

Урус хан многозначительно усмехнулся:

– Когда на выручку своим подоспеет конница второго отряда, я поверну назад своих воинов и постараюсь завлечь неприятеля за собой. Тут наступит твой черед, Овлур. Три, четыре метких залпа из четырех сотен луков остановит их стремительный порыв и отобьет охоту к преследованию. Затем рассыпаемся на мелкие группы и уходим назад. Место сбора – глубокий овраг, который мы проехали в полдень. Сгустившиеся к тому времени сумерки сделают наше отступление вполне безопасным.

Время, отведенное на сборы, вышло. За своим ханом, несколькими шеренгами, ровной линией выстроилась половецкая сотня. Рядом стоит знаменосец, поддерживающий древко с поставленным в специальное стремя стягом. На ветру, развивается и хлопает плотное тканое полотнище с неровными краями. Приподнявшись в стременах на носках, Урус хан немного повернул голову вправо, потому, что там была сосредоточена большая часть его воинов. Внимательно вглядываясь в лица храбрецов, он обратился к ним с короткой зажигательной речью:

– Братья! Покажем этим неверным, с кем они имеют дело! С нами Тэнгри, мы победим!

Половецкая конница ответила громовым, раскатывающимся в воздухе торжественным криком.

По взмаху руки своего хана с зажатой в ней саблей, набирая скорость, половецкая сотня выскочила из кустов и устремилась к неприятельскому стану. Урус хан летел впереди. За его спиной слышался топот множества лошадиных копыт, дрожь от которого передавалась земле. Этот звук и сотрясание почвы радостно отзывались в его душе. Они добавляли ему спокойствия и уверенности. Урус хан точно знал, чего стоят на поле брани сотня половецких храбрецов, хмелеющих в бою от упоения смертельной опасностью и скачущих сейчас за его спиной. В эту минуту он гордился своими людьми, и ему казалось, что вряд ли найдется в жизни что-нибудь более увлекательное, горячащее кровь сильнее, чем игра со смертью!

Перед глазами возникла привычная картина…

– Ай-ай! Алла! – вдруг тревожно закричали дозорные персидские воины, заметив летящую на них конницу.

Войско услышало тревожные крики своих часовых, стоящих у леса и беки вмиг подняли тревогу. Половецкая конница, истосковавшаяся по настоящей боевой схватке, стала косить саблями утомленных дневным переходом персов. Кому не известно, как сражаются бесстрашные воины под началом опытного командира? Урус хан шел впереди, ведя за собой своих людей. Ведь он воин, а бой – его стихия!

– Шайтан! Шайтан кумычи! – кричали персы, уворачиваясь от тяжелых сабельных ударов.

На разгоряченном жеребце, раздавая удары на право и налево, Урус хан ни на минуту не терял головы, стараясь глубоко не ввязаться в бой и не переступить ту черту, после которой отступление было бы бесполезно.

Персы переполошились. Со всех сторон поднялся такой крик, что даже самым опытным и отчаянным половецким воинам стало не по себе.

– Сейчас хлынут, словно саранча и попытаются задушить, – подумал Урус хан, продолжая наносить удары.

Персы оправились от неожиданной атаки, и вот уже летит навстречу тяжелая конница, превосходящая числом в несколько раз сотню Урус хана. Прикрывая отход, хан развернул своих людей, и половцы рванули к лесу. Преследуя противника, персы выставили отряд самых метких стрелков из лука. Они понимали, что легких всадников, шайтан кумычи, так просто не догнать.

В минуту передышки Урус хан придержал коня, чтобы оглядеть и оценить поле сражения. Именно в этот момент вражеская стрела впилась ему в левое плечо, пробила его навылет и осталась торчать там, как бы насмехаясь над тщетностью человеческой жизни. Ему сделалось нехорошо, он почувствовал, как внутри что-то оборвалось и ухнуло в бездну. Мигом вскипела, завертелась и булькнула перед глазами лиловая пелена.

– Прочь! Это все мое воображение, я воин! – промелькнуло у него в мозгу.

Урус хан собрался с силами и подхлестнул своего жеребца. Сопровождавший его воин, заметил ранение своего хана, сломал и выдернул стрелу из плеча. Отпустив поводья и зажав рану, Урус хан прокричал:

– Отступать. Быстрее скачите к лесу!

Тем временем, оставшиеся в засаде половецкие сотни, были готовы к отражению врага. Всадники натянули тетивы тугих луков, и в воздухе сделалось черно от их стрел. Залп, еще залп. С детства привыкшие к стрельбе по движущимся мишеням, они просто не могли промахнуться. С глухим чавкающим звуком их стрелы вонзались в тела неприятеля, убивали и калечили лошадей, втыкались в землю. Персидская конница остановилась, дрогнула, но некоторые воины успели сделать ответные выстрелы по удирающей сотне.

Сделав удачную вылазку, Урус хан уходил от погони. Внезапно конь остановил свой галоп, заржал, встал на дыбы, замолотил в воздухе передними копытами, упал на подломившиеся ноги и завалился на бок.

– Къузгьум, тору ат!* – завопил Урус хан, будучи вне себя от бешенства.

Вся самоуверенность и значимость слетела с него в этот момент, как скорлупа со свежесваренного в крутую, и затем резко охлажденного, яйца. До перелеска оставалось совсем ничего. Оставшись один на поле боя, он перестал быть ханом и сделался обыкновенным раненным воином, совершенно растерявшимся от случившегося.

– Ворон… – тише прокричал Урус хан, подползая к бьющемуся в агонии животному, морщась от боли в простреленном плече.

Конь был смертельно ранен. Персидская стрела поразила его в основание шеи, из раны фонтаном хлестала алая кровь. Тяжело дыша, Ворон смотрел на хозяина огромными глазами. В его взгляде словно читалась немая просьба:

– Помоги мне, хозяин или добей меня!

– Ну, давай же! Давай, поднимайся! – хрипел Урус хан, готовый разрыдаться над конем.

Он гладил бок верного друга, который тяжело вздымался и плавно опадал. Раненный хан, позабыв про опасность, шептал на ухо коню что-то бессвязное, будто молился неизвестно какому богу на непонятном языке…

А опасность была уже рядом. Почувствовав щедрую награду за голову половецкого хана, персидские всадники, не обращая внимания на град стрел, без страха устремились к Урус хану. Тот поднялся с земли, повернулся лицом к врагу и выставил вперед клинок, прикрываясь щитом. Урус хана злила собственная беспомощность. Верный Ворон убит, и ничего нельзя с этим поделать. Навернувшиеся на глаза слезы мигом высохли.

– Нет, я просто так не сдамся, – возникла шальная мысль. – Не от старости пал верный гнедой, не в теплом стойле над корытом овса испустил он свой дух. Конь погиб на поле, как настоящий боец, а теперь, пришел и мой черед!

Подстегивая лошадей, к нему приближались двое конных персов.

– Этим собакам еще не ведомо с кем предстоит скрестить саблю!

Урус хан забыл про боль в раненном плече. Он ощущал в груди лишь раздражение и досаду и совершенно не обращал внимания на то, что происходило у него за спиной. Сделав еще один губительный залп, половецкие сотни, под


* Къузгьум, тору ат – (ворон, гнедой конь – кумыкский язык) предводительством Овлура, выскочили из-за кустов и бросились на выручку своему хану.

Еще несколько мгновений и перед Урус ханом оказались два всадника. Ближайший ткнул в него копьем, но Урус хан, шутя, парировал этот выпад своей саблей и одновременно взмахнул щитом перед мордой кобылы, несшей другого врага. Испуганное животное взвилось на дыбы, а Урус хан, крутнувшись на месте, ловко перерубил подпругу его седла. С громким криком перс свалился на землю, потеряв в падении шлем, он ударился затылком так, что хрустнули кости. Урус хан поймал кобылу за узду и одним махом взлетел к ней на спину, изо всех сил сжав коленями ее бока.

Удержаться на спине, обезумевшей от страха лошади, было очень трудно, но кое-как, совладав с ней, он бросился на развернувшегося к тому времени копьеносца, уклонился от удара пики и точным ударом сабли полоснул его по левому боку. Противник взвизгнул, разжал ослабевшие пальцы, выронил копье и повалился вперед. Урус хан перемахнул на круп его коня, спихнул истекающего кровью врага наземь, пересел в седло и упер ноги в стременах. С обеих сторон конница уже сошлась в сабельном бою. Пригибаясь к конской гриве, прикрываясь щитом, Урус хан ринулся на персов, раздавая удары.

Ошеломленный неожиданной контратакой, враг затушевался и дрогнул. К тому же персидские военноначальники, не знали, передовой ли это отряд кыпчакской конницы напал на их лагерь, или вся орда находится где-то поблизости и уже окружает их стан. Урус хан воспользовался этой заминкой и развернул свой отряд. Начало смеркаться.

– Отходим! – скомандовал он, отшвырнул от себя ставший уже ненужным щит и пустил коня к лесу, подавая пример остальным.

Боясь нарваться в темноте на засаду, персы не стали преследовать отступающую половецкую конницу. Так неожиданно закончилась первая схватка. Половецкие сотни рассредоточились и стали уходить на север к месту назначенного сбора.

Урус хан был легко ранен еще раз, теперь уже саблей в левую руку, как раз там, где заканчивался рукав кольчуги. Эта царапина не беспокоила его, она даже одушевляла, возвышая его в глазах воинов. Весь оставшийся путь он проделал с все возрастающем мрачном озлоблением. Желание отомстить за смерть своих людей и потерю любимого коня нарастало вместе с чувством досады на самого себя, за то, что так глупо вышло при первом отступлении, за то, что воины рода рисковали своими жизнями ради его спасения.

– Ты ранен? – сочувственно спросил догнавший хана Овлур.

– Пустяки, хвала Тэнгри, могло быть и хуже.

– Прекрасная вылазка, не так ли, враг потерял больше пяти сотен.

– Ты нарушил мой приказ, Овлур, хотя я и благодарен тебе за это. Больше так не поступай. Жизнь сотника или даже хана не стоит жизней сотни удальцов. В этом походе решается не моя судьба, а судьба целого народа! Что мы будем делать, если лишимся своей силы?

Урус хан подстегнул коня и направил его к долгожданному оврагу. Перевязав раны, он дождался возвращения всех групп, самолично расставил дозоры, затем опустился на землю, уронил голову на сложенные руки и тихо застонал. Но не боль была тому причиной. Перед его взором, в памяти всплыло лицо друга, того, ради спасения которого он и ввязался в эту авантюру.

Загрузка...