Глава 16 Самая долгая ночь

Кутаясь в походный плащ, сидящая перед костром эльфийка подкинула в огонь несколько толстых веток и повернула другой стороной к жару воткнутые рядом в землю, нанизанные на заострённую палку тушки небольших лесных птиц. Вилайлай не переставала испытывать гордость всё новым успехам своего, уже совсем возмужавшего сына.

Когда набранная в колодце у подножья гор вода и купленная в городе еда закончились, он смог найти и чистый горный ручей и накормить себя и мать плодами охоты. И где только он успел научиться ставить силки? Любимый сын удивлял мать каждый день. Он даже смог без магии и удобного огнива, одним лишь кинжалом высечь искру и разжечь их первый костер. Лайт младший стал уже совсем самостоятельным и от этого его матери-одиночке, изгою эльфийского народа, становилось спокойней на сердце.

Ночью на севере Малого драконьего хребта, разделяющего Северную Шилдарию и Герцогство Вармарт становилось совсем холодно, особенно когда небо затягивали низкие тучи, полдня шёл дождь и стремительно желтеющий, осенний лес окутывало холодными туманами.

Как бы ни хотелось Вилайлай держаться подальше от людей и эльфов, скоро всё равно придется спускаться в долину, ведь с первым снегом все звери и дичь попрячутся в свои зимние укрытия и жить в горах станет невозможно. Уйти надо до первого снега. Это эльфийка понимала очень хорошо. У неё с Лайтом не было тёплой и стойкой к влаге зимней одежды для долгих переходов в условиях снежной зимы, да и спрятаться от пронизывающего до костей ледяного ветра и засыпающего с головой снегопада долгими, холодными, зимними ночами в диком лесу негде.

Это сейчас, в середине осени можно было обойтись простенькой, прикрытой от дождя небольшим выступом скалы лежанкой и обычным заслоном из сухих веток, а зимой хищникам станет очень холодно и голодно, и они будут искать пищу везде, где только смогут. Стая голодных волков быстро найдет их по запаху, не испугается зажженного факела и громких, отпугивающих криков. Даже убийство парочки особей боевой магией может не остановить их от нападения крупной стаей. В горах они задержатся ненадолго. Ещё неделя-две и всё.

Несмотря на очевидные неудобства, отсутствие безопасного жилища и доступа к тёплой воде для стирки нательного белья и купания, Вилайлай представляла возникшие трудности, как задуманное ею специально, необычное приключение в компании с сыном. Они — два отважных авантюриста, исследующие дикие, горные леса в поиске пропитания и спрятанных богами сокровищ. Лайт младший очень любил блестящие серебряные монеты. Он любил их за сам притягательный внешний вид, за чарующий блеск и звон, а не как платёжное средство, на которое можно приобрести нечто другое. Он даже сделал себе ожерелье из нескольких отполированных до зеркального блеска монеток, снизив их стоимость, проделав отверстия, но превратив в украшение. Чтобы отыскать оставленное богами сокровище, по уверениям эльфийки, они и отправились в этот безлюдный край. Лайту младшему нравилась эта новая игра.

Вилайлай опять перевернула уже почти зажарившиеся кусочки мяса и с тревогой взглянула в сторону, куда ещё до заката ушёл её сын. Днём закончились последние запасы питьевой воды и недавно вернувшись с охоты, Лайт вызвался пополнить эти запасы, для чего направился к горному ручью, что располагался не так далеко от их текущей стоянки.

Даже если считать, что он не сильно торопился в дороге, на что-то отвлекся, он всё равно уже должен был вернуться и в груди заботливой матери зародились нотки беспокойства. Она мысленно отругала себя, что не сходила за водой сама или не пошла вместе с сыном, но он сам настоял на том, чтобы пойти одному. Он уже взрослый. Быстро сходит и вернётся. А ей дал задание приготовить вкуснейшее блюдо из принесённых им птиц. Время прошло, мясо было уже готово, а Лайт всё не возвращался.

Ещё немного подождав, эльфийка завернула мясо в ткань и спрятала в свою почти опустевшую за время путешествия походную сумку. Она позаботилась, чтобы с большим трудом добытый сыном ужин не растащили мелкие лесные зверьки и решительно поднялась на ноги, чтобы отправиться в сторону родника. Прибавить шагу её заставили странные звуки, доносившиеся с той же стороны, но намного ниже по склону.

Там словно верещал раненный стрелой полумесячный детеныш вепря. Вилайлай продолжала двигаться к ручью, не обращая внимания на странный визг, пока он не стал казаться ей всё более странным и знакомым. Сердце матери замерло от ужаса, когда в этом отчаянном визге она вдруг распознала оттенки голоса её сына. Он мог кричать так, если бы его горло было сдавлено чьей-то удавкой. Лайту просто не давали нормально позвать на помощь.

Вдруг, вопль резко оборвался. Колени Вилайлай сами подкосились от ужасного предчувствия. Она упала на землю от шока, после чего опять резко вскочила на ноги и раздирая плащ и кожу под ним о сучки встречных деревьев, хищной птицей слетела вниз со склона в сторону, откуда услышала жалобный вопль в последний раз.

Горе матери не знало границ, когда в низине, куда стекал тот самый горный ручей она увидела четверку охотников, окруживших лежащее на земле тело её хрупкого сына.

— Лайт! — надрывно выкрикнула эльфийка и не обращая внимания на хлещущие её по лицу и телу ветки, вскоре поравнялась с нависшим над Лайтом мужчиной. Врезавшись в него на большой скорости всем телом, она отправила рослого бугая в полет. Пролетев десяток метров, он с грохотом приземлился на спину, раскидывая сложенные в горку туши убитых охотниками животных. Поднявшись на ноги, верзила разразился отборной бранью.

Обескураженные неожиданным нападением незнакомца, товарищи крепыша отступили на несколько шагов, выхватив из-за пояса охотничьи кинжалы. Но на этом эльфийка прекратила атаку и склонилась над связанным по рукам и ногам Лайтом. Она вспорола ножом кожаные ремни, стянувшие его запястья и лодыжки, перевернула его на спину и только после этого заметила, что его грудь и лицо залиты кровью. Кто-то из этих злодеев отрезал его нежные, длинные уши, но самое ужасное состояло в том, что Лайт совсем не реагировал на трижды произнесенное Вилайлай заклинание лечения. Он не открыл глаза, не пришёл в себя.

Трясущимися руками женщина освободила из пояса и задрала вверх его рубаху и увидела след от укола кинжалом прямо в область сердца. Убийца заколол её сына, как какую-то пушную зверушку. Лайт кричал от боли, когда ему зачем-то отрезали уши. Эти сдавленные крики она и приняла за визг поросенка. Они были резкими, неприятными, раздражали мучителя, и он просто убил его, чтобы тот не шумел.

— Чего тебе здесь надо, чужак? — обратился к Вилайлай отброшенный ею здоровяк, по всей видимости главарь отряда охотников, в темноте не разглядевший в коротко стриженной женщине в повязке, скрывающей уши, женщину и представителя эльфийского народа.

— Что мне надо? — выдержав долгую паузу, тихим, безжизненным голосом повторила женщина.

Она не повернулась к собеседнику, и далее повела себя очень странно. Обнаружив смертельную рану на груди лежащего перед ней карлика, она низко склонилась над ним, и коснулась губами его лба, затем медленно, качая головой, отстранилась и трясущейся рукой, едва касаясь кожи кончиками пальцев, мягко погладила окровавленную грудь возле колотой раны, словно утешая ударившегося коленкой ребенка.

— Что мне надо? — повторила она, прошипев сквозь стиснутые до боли челюсти, — я хочу знать, кто его убил.

— Этот гоблин мой. Я его поймал и награда тоже будет моя, — не понимая, что подписывает себе смертельный приговор, с угрозой в голосе заявил здоровяк, похлопав себя по груди.

— А уши ему тоже ты отрезал? — из последних сил сдерживая бушующий внутри гнев, продолжала расспрашивать женщина, медленно поднимаясь на ноги.

— Я. Такое требование гильдии. Надо принести доказательство убийства твари.

— Можешь отдать мне уши?

— Ещё чего! Не наглей, женщина. Хочешь примазаться к моей награде? Не выйдет! — искренне возмутился охотник, — я давно за этой тварью охочусь. Она уже не первый год мешает жить нашему селению. Постоянно воровала домашнюю птицу и даже весной на соседского ребенка напала. Мерзкий гоблин так искусал ребенка, что тот едва жив остался. Но, наконец, гадёныш, попался. Повадился воровать дичь из моих силков. Не сразу удалось его подстрелить, уж больно вертлявый.

— Уши отдай, — пропустив длинную речь мимо ушей, потребовала женщина.

— Я уже сказал, женщина, этот гоблин — моя добыча. С чего ты такая дерзкая? Думаешь, раз смогла меня сбить с ног, напав со спины, то я тебя испугаюсь? Награду гильдии авантюристов за убийство гоблина тебе не видать, как и его ушей. Но знаешь что, я сегодня добрый, так и быть заплати мне за причинённый ущерб пять серебра, и я тебя отпущу. Что, нет столько денег? Так и быть, раз я сегодня добрый, позволю расплатиться по-другому. Уважишь меня и моих товарищей по одному разу и забудем о случившемся. Ну что? Как тебе моё предложение?

— Хорошо, — неожиданно быстро согласилась женщина, и добавила, — только дай мне хоть раз взглянуть на уши этого… гоблина.

Лыбясь своим гнилозубым ртом, здоровяк полез в мешок на поясе и достал оттуда два лоскута кожи, но не торопился вручать их незнакомке. Он поднес к ладони с трофеем факел и заявил:

— Вот они — уши уродца. Как и договаривались, ты взглянула, как расплатишься за нанесенные оскорбления, обещаю, будешь свободна.

— Да, господин, — став робкой как овечка, согласилась женщина, — только я плохо вижу издалека. Можно мне поближе посмотреть?

— Ладно, — довольный отличной сделкой, согласился охотник и протянул вперед руку, заодно пытаясь разглядеть в свете факела, насколько хороша собой согласившаяся его обслужить женщина. Голос её был молодым, но мало ли.

Когда женщина приблизилась к охотнику, он замер от восхищения. Да его будущая любовница — настоящая красавица! Молодая, стройная, немного растрепанная и замызганная, с царапинами и пятнами жира на шее и щеках, но совершенно точно не беззубая старуха, с которой он переспал по пьяни в последний раз.

Женщина осторожно взяла с большой, грязной ладони два лоскутка кожи, отступила на шаг и резко изменилась в лице. В её глазах отразилась вся боль и ненависть, которую она испытывала к убийце своего сына. "Цепная молния", — были её следующие слова и сгрудившиеся рядом с главарём охотники, также желавшие получше рассмотреть женщину на свету, утонули в яркой вспышке, беспощадного, извивающегося словно живой монстр, небесного огня.

После вспышки, сопровождавшейся оглушительным громом, запахло палёной кожей и волосами. Истлевшие до костей, превратившиеся в черные угли фигуры четырёх охотников остались лежать на земле, а убитая горем женщина зажала в руке два отрезанных уха сына и дала волю слезам. Нет, это был не просто плач, а безмолвный рёв, чудовищной, невыносимой боли. Когда сил рыдать не осталось, эльфийка подняла на руки такое поразительно легкое и хрупкое тело мертвого сына и прижимая его к груди, как самую большую драгоценность, пошла с ним на вершину горы.

Сначала она хотела просто вернуться в Северную Шилдарию, чтобы разыскать отца Лайта и вместе с ним похоронить так нелепо погибшего сына. Но чем дольше Вилайлай шла одна, этой бесконечно длинной ночью по безлюдным склонам Малого драконьего хребта, тем яснее понимала, что её нежно любимый сын, так мало поживший и почти ничего не видевший в этом жестоком мире, совсем истлеет к тому моменту, как она сможет осуществить задуманное. Он превратится в вызывающий всеобщее отвращение, дурно пахнущий скелет в ошметках не до конца разложившейся плоти. И он станет таким уже к моменту возвращения в город, а сколько ещё времени займут поиски? Она не позволит никому пренебрежительно отзываться об останках её крохи и кардинально сменила направление движения, направившись прямиком на север.

Она найдет для сына тихую усыпальницу в холодной, горной пещере, в сохраняющих останки годами северных льдах. Крошка Лайт не истлеет, не превратится в горку костей, хоть и станет застывшей в камень ледышкой. Да, она обязана сохранить сына для отца до похорон. Только так это станет возможно.

Вилайлай шла без сна и отдыха три дня и три ночи. Специально скрывала свою ценную ношу от тёплых лучей в тени деревьев и скал днём, и не прекращала движение холодными ночами, поднимаясь повыше по склону, пока не добралась к достаточно высокому пику хребта, где снег не таял круглый год. Здесь ледяной холод мог сохранить тело её сына таким, каким она хотела показать его перед похоронами отцу. Эльфийка не ела и не пила всю дорогу, полностью забыла о себе и добравшись к ледяным склонам, где обнаружила вход в горную пещеру, ощутила, что совсем выбилась из сил. Она уже едва держалась на ногах.

Пообещав себе, что лишь ненадолго присядет, немного отдохнет, сомкнет глаза лишь на минутку, а потом спрячет тело сына в пещере и спустится в долину, Вилайлай присела у входа и оперлась спиной на припорошенный снегом выступ скалы. Всё также прижимая к груди тело её единственного и любимого сына, эльфийка погрузилась вместе с ним в свой самый долгий и глубокий сон. Ей снились самые радостные и печальные моменты её долгой, эльфийской жизни. Игры с сестрой, потеря отца, тяжелая учеба, скитания по миру в одиночестве, мечты о герое, зеленокожий герой и его бесценный дар, породивший самые счастливые мгновения, хоть появление крикливого свертка на руках заставило её проплакать не одну одинокую ночь. Вилайлай улыбнулась во сне своему бегущему ей навстречу, радостно смеющемуся сыну. С этой улыбкой на лице она и застыла, так и не вернувшись из царства сна в коварных объятьях холода.

Вилайлай выполнила своё последнее обещание, сохранила сына таким, каким его должен был увидеть отец, но не сохранила себя.

Загрузка...