Микки-7

9

Возле главного шлюза меня ожидает целая толпа. Здесь Маршалл с Дуганом из биологического отдела, несколько охранников из безопасности. Чуть в стороне стоят Берто с Нэшей. Берто нависает над ней, чуть ли не дыша в лицо, и что-то отрывисто внушает вполголоса. Она не соглашается, отворачивается и мотает головой.

— Привет, — говорю я. — Что здесь происходит?

Маршалл машет рукой, чтобы я подошел.

— Взгляните, — предлагает он и указывает на монитор над шлюзом. Я поднимаю глаза. Внешняя дверь герметично закрыта. В углу валяется обгоревший темный ком, по форме напоминающий человека.

— Ох, черт. — Я пристальнее вглядываюсь в изображение. То, что я принял за почерневший металл, на самом деле дыра диаметром два метра в полу шлюза. — А где… где настил?

— Уничтожен, — говорит Дуган. — Что-то пробило его насквозь, когда Галлахер ждал внутри шлюза, пока сработает механизм открывания дверей, и начало срезать пол, как картофельную кожуру.

— Галлахер? В смысле, вот эта куча в углу?

— Да, — кивает Маршалл. — Это он. Нам пришлось воспользоваться дырой для убийства.

— Вы закачали плазму в главный шлюз? В то время как там находился живой человек?

— Именно это мы и сделали, — подтверждает Маршалл. — Галлахер был серьезно ранен, он бы все равно истек кровью. Тварь, которая прорвала первый слой настила, практически срезала ему левую ногу. Искусственный интеллект, отслеживающий безопасность периметра, подал сигнал тревоги, и я не склонен сомневаться в верности оценки ситуации. Мы не можем допустить нарушение целостности купола.

Я даже не знаю, что сказать.

— Это были ползуны, — вклинивается Берто. — Как минимум двое, а то и трое.

Я несогласно мотаю головой.

— Как они…

— Очевидно, челюсти у них намного острее, чем кажутся, — поясняет он. — В смысле, я видел, как они разгрызают всякие штуки…

— Всякие штуки? — переспрашиваю я. — Вроде моего черепа?

Секунд на пять повисает неловкое молчание.

— Как бы то ни было, — говорит Дуган, — я с удивлением обнаружил, что у нас нет почти никаких данных об этих тварях. Кое-какие описания удалось вытащить из отчетов Гомеса и Аджайи о патрулировании, но это все. Вот поэтому мы и вызвали тебя.

Я смотрю на Берто и снова перевожу взгляд на Дугана.

— По словам Гомеса, у тебя есть личный опыт близкого контакта с ними, — продолжает Дуган. — Точнее, по его словам, ты одержим ползунами, а командор Маршалл подтвердил, что в последние несколько недель регулярно отправлял тебя вести за ними наблюдение. Но нам нужно больше сведений. Мы должны понимать, с кем имеем дело. Если они начнут бурить дырки в куполе, нам конец.

Я снова смотрю на Берто. Он боится встретиться со мной взглядом, прячет глаза.

— Значит, личный опыт?

— Да, — говорит Маршалл. — В конце концов, они вас съедали.

— Это правда, — говорит Берто. — Микки можно назвать экспертом по пожиранию человека ползунами.

Теперь оба — и Нэша, и Берто — выжидающе смотрят на меня.

Я закатываю глаза.

— Мы ведь только что это обсудили. Я не помню, что случилось с Шестым и Седьмым. Я бы вообще не знал, как они погибли, если бы Берто не рассказал мне.

— Ты уверен, Микки? — настаивает Берто. — Вопрос очень важный. Неужели ты совсем ничего не помнишь о вчерашнем вечере? — Он упорно сверлит меня взглядом. Нэша отводит глаза.

— Я только сегодня утром выбрался из бака. И тебе, Берто, это известно.

Маршалл с интересом поглядывает то на меня, то на моего приятеля.

— Вы ни о чем не хотите мне доложить? Что между вами происходит?

Берто в последний раз с сомнением взглядывает на меня и мотает головой:

— Нет, сэр. Все хорошо. Микки прав. Мы только сегодня утром обсуждали, что Седьмой долго не обновлялся перед тем, как погибнуть.

Маршалл не идиот, но, видимо, решает отстать на время, поскольку есть дела поважнее. Припечатав Берто напоследок сердитым взглядом, командор говорит:

— Это не имеет значения. Всем подготовиться к исполнению задачи. Гомес и Аджайя, вы обеспечиваете обзор с воздуха. Мне нужен подробный отчет о сканировании местности при помощи георадара. Всей территории от границы купола до радиуса в два километра за периметром. Я хочу точно знать, сколько тварей там находится и где они обосновались. Вооружитесь до зубов. Перед взлетом дважды убедитесь, что торпедные отсеки заполнены. Когда мы выполним задуманное и вернем людей на базу, я требую провести полную зачистку территории — по крайней мере, в радиусе километра вокруг купола. — Он делает паузу и обводит нас взглядом. — Остальным через пятнадцать минут собраться у запасного шлюза, вы отправляетесь пешком. Дуган, если собираетесь понять, кто эти твари и на что они способны, необходимо раздобыть живую особь для лаборатории. — Он усмехается, осклабившись, как упырь; счастливой его улыбку точно не назовешь. — А значит, господа, вам придется отправиться туда, не знаю куда.

— Знаешь, — говорю я, — это не первая моя вылазка.

— Что? — Дуган поднимает на меня взгляд.

Мы с ним почти не пересекались с того памятного дня на станции «Гиммель». Меня редко направляли к биологам, да и то обычно для уборки лаборатории. Дуган пытается облачиться в полную амуницию, и при иных обстоятельствах это было бы смешно. Подходящий по внешности и комплекции парень, наполовину одетый в бронескафандр, мог бы выглядеть богом войны из древних мифов. Дуган, к сожалению, не такой парень. Тощий и синий, как ощипанный цыпленок, он похож на жалкого ботаника, который собирается на костюмированную вечеринку.

— Я сказал, что уже выполнял такие задания. Бронескафандр тебе не понадобится.

Биолог оглядывается по сторонам. Охранники уже экипировались с головы до ног. Последние десять минут я пытался вспомнить, как их зовут. Хмурый лысый громила — Роберт Какой-то, и боже упаси назвать его Бобом; мелкую девицу все зовут Кошкой. Третья, кажется, Джиллиан, но не поручусь. Прямо сейчас все они бряцают оружием, проверяя, работают ли сервоприводы. С момента нашего приземления это их первая наружная операция в полной штурмовой экипировке.

— Похоже, ты выражаешь мнение меньшинства, — замечает Дуган.

Я равнодушно пожимаю плечами:

— Они же из охраны. Им разреши — они и спать будут в полной амуниции. Может, броня и добавит тебе ощущение неуязвимости, но скафандр добавит лишних сто килограммов к твоему весу. Ты будешь слишком тяжелым, чтобы передвигаться на снегоступах, но поверь моему опыту: когда окажешься снаружи, тебе захочется держаться на поверхности снежного покрова. Тащиться по грудь в рыхлом снегу, увязая при каждом шаге, — невеликое удовольствие.

Дуган окидывает меня взглядом. Я экипирован серьезно, но исключительно против холода. У него в кобурах на поясе два огнемета. У меня из оружия только линейный ускоритель. Он, конечно, тяжелее его арсенала и не настолько универсален в применении. Если мне действительно придется воспользоваться ускорителем, растянутое запястье горько взвоет, но это единственное оружие, с которым меня по-настоящему учили обращаться. А еще с того самого дня на станции «Гиммель» у меня раз и навсегда выработалось отвращение к огнеметам.

— Ценю твой совет, — говорит биолог, — но я своими глазами видел, что эти твари сотворили в шлюзе с ногой Галлахера. Пусть лучше меня от них отделяет что-то прочнее зимнего комбинезона.

— Ты видел, что они сделали с Галлахером. А что они сделали с металлическим полом, ты не заметил?

Он кипит от бессильной злости, взглядывая то на меня, то на правую перчатку скафандра, которая никак не хочет надеваться.

— Дай посмотрю, — предлагаю я. Он протягивает руку. Я поворачиваю перчатку, она встает в пазы и защелкивается.

— Спасибо, — говорит Дуган и вертит кистью, сжимая и разжимая пальцы, чтобы убедиться в исправности скафандра, затем наклоняется за нагрудным щитком. — Я понимаю, — продолжает он, пристегивая его к груди, — для тебя это банальная рутина. Но пойми и меня, Барнс: если кто-то из нас погибнет, мы, в отличие от тебя, не сможем нажать на кнопку перезагрузки. Если я умру, то уже навсегда. Так что надену-ка я бронескафандр.

Я улыбаюсь.

— Кнопка перезагрузки, значит? Так ты себе представляешь путешествие в бак?

— Послушай, — говорит он, — я не хочу тут разводить дискуссии. Остановимся на том, что ты расходник, а я нет. Мы действуем из разных побуждений. Я просто хочу выйти наружу, добыть нужный образец и вернуться обратно, целым и невредимым.

Я перекидываю ремень ускорителя через плечо. Нужно затянуть его не слишком сильно, чтобы легко снять в случае необходимости, но и не слишком слабо, чтобы при ходьбе оружие не билось о спину.

— Я не собираюсь оспаривать твою точку зрения. Но вся эта история с кнопкой сброса-перезагрузки тоже не увеселительная прогулка, как тебе, по-видимому, кажется.

Пищит приемник моего шлема.

<Команд-1>: Аджайя и Гомес приступили к облету. Выдвигайтесь наружу.

Я оглядываюсь кругом. Охранники, лязгая броней, топают к шлюзу. Я включаю ребризер. Дуган нахлобучивает шлем, и мы выходим.

Единственный случай, когда местные обитатели оказали серьезное сопротивление колонистам, произошел около двухсот лет назад, и было это на расстоянии в пятьдесят спиральных галактик отсюда. Командование колонии, наверное, как-то назвало это место, но если и так, никакие сведения до нас не дошли. В наши дни эту планету именуют Роанок[6].

Роанок сложно назвать идеальным местом обитания. Его звезда — красный карлик, сама планета — скальный монолит, пребывающий со звездой в приливном захвате с практически нулевым наклоном оси. Воды там очень мало, а полный оборот вокруг светила совершается за тридцать один день. На жаркой стороне, обращенной к звезде, температура окружающей среды редко опускается ниже восьмидесяти градусов Цельсия, на противоположной, темной стороне идет снег из CO₂. Для жизни пригодна только полоса вечных сумерек, опоясывающая планету через полюса, шириной не более тысячи километров. Роанок — очень старый мир. Предполагают, что жизнь на нем появилась более семи миллиардов лет назад. И все это время организмы, поселившиеся на планете, боролись за выживание на сухой, продуваемой всеми ветрами тысячекилометровой полоске суши.

По-видимому, доставить на Роанок несколько миллионов литров воды в жидком состоянии было все равно что завезти бесплатную гуманитарную помощь в район трущоб, поскольку не прошло и недели с момента приземления корабля колонистов, как местная живность ополчилась на них. Маленькие кусачие создания приносило ветром, они вгрызались в любой незащищенный участок тела, после чего кожа начинала зудеть и покрываться сначала сыпью, затем — гнойными волдырями. Дальше происходило заражение крови и наступала смерть. Жили там и существа, похожие на морских звезд, зарывающиеся в песок, с острыми ядовитыми зубами. Они впрыскивали некротизирующий яд, и человек умирал за считаные минуты. Были и насекомоподобные твари в половину человеческого роста, плюющиеся серной кислотой, которая вырабатывалась железами, расположенными в голове. Казалось, большинство существ на этой планете специально предназначены для уничтожения жителей колонии, но вывод, очевидный нашим современникам, для самих колонистов, судя по записям, переданным командованием незадолго до конца, так и остался неразгаданной тайной.

Начиная с первого дня командование на Роаноке столкнулось с тем, что за пределами купола люди погибали в течение часа. Колонисты погибали по одному или по двое каждую неделю, пока руководство не плюнуло на табу и не начало штамповать копии расходника, чтобы хоть как-то поддержать численность населения. В конце концов остатки отряда забаррикадировались в куполе и попытались разобраться в происходящем. Увы, к тому времени что-то уже поселилось прямо внутри купола и начало активно размножаться. Командование испробовало с полдесятка различных стерилизационных протоколов, но агрессивные микроорганизмы, чем бы они ни были, раз за разом возвращались. К концу существования колония целиком состояла из клонов расходника. Центральный процессор продолжал выплевывать копию за копией, пока полностью не вышли запасы аминокислот.

Одному из последних расходников перед смертью удалось узреть проблески истины, но только в самом конце. Когда биологический отдел распылил бактериофагов, чтобы они уничтожили пожирающие людей микроорганизмы, спустя шесть часов появился новый, устойчивый к ним штамм. Последней записью в личном журнале расходника, надиктованной в то время, как его разжиженные внутренности хлестали из всех отверстий организма, были следующие слова: «Я не параноик. Кто-то здесь действительно желает моей смерти».

Я продолжаю думать об этом парне, Джероле-двести-каком-то, когда мы ступаем в снежные сугробы. Местные обитатели Роанока не вызывали у колонистов чувства тревоги, поскольку не были «разумными» в классическом смысле. Они не излучали электромагнитных волн по причине отсутствия мозга; у них не было электростанций, дорог, машин или городов. Насколько мы можем судить, они не вели даже примитивного сельского хозяйства. Но при всем при том оказались до безумия гениальными генными инженерами. Прибавьте к этому ксенофобию и готовность любой ценой защищать свою территорию — это несложно предположить, учитывая, что вся история эволюции на их дерьмовой планете заключалась в межвидовой борьбе за узкую полоску пригодной для жизни земли, — и вы получите печальный исход для роанокской колонии.

Я думаю о Джероле, а еще думаю о гигантском приятеле-камнеройке, с которым я познакомился вчера вечером. Люди на Роаноке погибли все до единого, потому что планета была населена разумными существами, но колонисты отказывались это признать, пока не стало слишком поздно. И теперь меня мучает мысль: вдруг кто-то вроде меня столкнулся на Роаноке с местной формой жизни, опознал ее как разумную, но почему-то не доложил командованию?

Немалому количеству завоевательных колоний по той или иной причине не удалось закрепиться на новых планетах. И я ужасно не хочу, чтобы наша миссия провалилась именно из-за меня.

Последние лучи заката исчезают за горизонтом, и на восточном краю неба уже показались звезды. Десять минут, как мы вышли из шлюза; мы успели отойти примерно на полкилометра за периметр. Дуган по коммуникатору обсуждает с Берто и Нэшей, как найти одного ползуна и не напороться на сотню, а Кошка внезапно сворачивает ко мне. В оружейной мы были примерно одного роста, но сейчас я возвышаюсь на метр, стоя на снежном покрове, и ей приходится задирать голову, чтобы посмотреть мне в лицо.

— Слушай, — говорит она, — а почему ты взял «эл-у»? Разве не было уговора, что все берут огнеметы?

Я не сразу соображаю, что речь идет о моем оружии. У меня нет никакого желания рассказывать о Джемме и ее жестоком экзамене, после которого я всем сердцем возненавидел огнеметы. Я совершенно не знаю Кошку, зато знаю, что даже девять лет спустя та история все еще может всколыхнуть во мне не самые приятные чувства.

— Да как сказать. Просто почувствовал, что так надо.

— Почувствовал? Полагаться на чувства нормально, если выбираешь наряд для первого свидания, но при выборе оружия такой подход выглядит странно, ты так не считаешь?

Понятно. Похоже, она не отстанет, пока не услышит ответа.

— У меня возникло отчетливое чувство, что против ползунов горелки не помогут.

— Ага, вот как. По личному опыту понял?

Я пожимаю плечами. Мне не видно ее лица за зеркальным щитком шлема, но в голосе слышны нотки беспокойства.

— Вообще-то нет. Просто в оружейной я спросил себя: что я обычно беру на такие вылазки?

Она наклоняет голову набок:

— Ну и?

— Огнемет. Вне всяких сомнений. «Эл-у» способен выдать не больше одной очереди в секунду, к тому же он охренеть какой тяжелый, когда таскаешь его на своем горбу. Конечно, не такой тяжелый, как этот ваш идиотский бронекостюм, но все равно.

— Не вижу логики.

Я знаю, что она не разглядит моей улыбки за намордником ребризера, но все равно улыбаюсь.

— До этого я дважды поступал логично, и дважды эти твари меня сожрали. Поэтому на сей раз я решил все сделать наоборот.

Она кивает:

— Теперь поняла. Ты постиг дзен, Барнс.

— Ну, я еще не вышел из цепи инкарнаций.

— Тоже верно, — соглашается она. — На пути к нирване, да?

Странное время она выбрала для трепа, но пусть. Я мотаю головой.

— Вряд ли. Я каждый раз боюсь, что могу переродиться в ленточного червя.

— Но каждый раз снова приходишь в себя. Может, Микки Барнс — это низшая ступень кармического воплощения, ниже некуда?

Я оглядываюсь вокруг. Ничего, заслуживающего внимания, не происходит.

— Ага, — говорю я. — Похоже на то.

Дуган стоит метрах в двадцати от нас, провалившись в снег почти по пояс, и по-прежнему болтает с Берто. Я мог бы рассказать биологу, где можно обнаружить кучу ползунов — или одного по-настоящему крупного, — но уверен, что остальным членам отряда это не понравится. Я смотрю вверх. Ночь прекрасна, по нифльхеймским меркам. Небо ясное, глубокого черного цвета. От купола исходит яркое сияние, поэтому звезд почти не разглядеть, но те, что видны, сверкают чистым серебром.

— Знаешь, — говорит Кошка, — мне кажется, до этого дня мы вообще ни разу не разговаривали. Или я ошибаюсь?

Я перевожу взгляд на нее. Она наблюдает за Дуганом, положив ладонь на огнемет.

— Нет, — отвечаю я. — Во всяком случае, я этого не помню.

— Странно, правда? Ты что, специально меня избегал?

Я собираюсь ответить, что не вижу тут ничего странного, поскольку половина населения «Драккара» считает меня отвратительной ошибкой природы, а половину из оставшихся я просто пугаю, поэтому за прошедшие девять лет я ни разу не завел разговор с тем, кто не обратился ко мне первым, а она, видимо, не обращалась. Однако прежде, чем я успеваю пуститься в объяснения, издали нарастает вой гравитационного двигателя и снова стихает, когда в шестидесяти метрах над нами проносится Нэша.

— Пошли, — говорит Дуган в коммуникатор, — двигаемся дальше.

Мы бредем по снегу на север, удаляясь от купола и двигаясь по направлению к тому месту, где я выбрался из туннелей сегодня утром. Интересно, как отреагирует Дуган, если мой гигантский друг выскочит из сугроба у него перед носом?

— Вспомнил что-то смешное? — спрашивает Кошка.

— Да нет, — говорю я. — Просто кое о чем подумал.

— Расскажи, — просит она. — Мне скучно.

Но, конечно, я не могу ей рассказать. Не могу даже сказать: «Я не могу тебе рассказать», потому что тогда придется объяснять, почему именно не могу. Впрочем, я не успеваю придумать, как выкрутиться из создавшегося положения, потому что в этот момент Дуган начинает орать. Орать и приплясывать на месте.

Он выдергивает правую ногу из сугроба, и на нее будто натянут ползун. Членистоногое заглотило ее выше колена, обхватив держалками, и сейчас впивается крошечными острыми зубами в слабое место в доспехах: там, где на бедре проходит шов между наколенником и набедренным щитком. Два других охранника, которые шли, прикрывая Дугана справа и слева, направляют огнеметы на его ногу. Сначала он их вроде как поощряет, но потом доспехи начинают раскаляться, а ползун как ни в чем не бывало все глубже и глубже вгрызается в плавящийся металл. Всю компанию заволакивает облаком горячего пара от тающего снега, и крики Дугана переходят сначала в визг, а затем в нечленораздельные вопли. Я наполовину разворачиваюсь на месте. Метрах в тридцати от меня из снега торчит серый кусок гранита. Я бегом бросаюсь к нему.

Бегать в снегоступах — дурное занятие и удовольствие ниже среднего. Не сделав и трех шагов, я спотыкаюсь, падаю лицом в снег и начинаю судорожно барахтаться, размахивая руками и каждую секунду ожидая, что мне в загривок вопьются челюсти ползуна. Внезапно рука в перчатке хватает меня под мышку и вздергивает на ноги.

— Вперед! — командует Кошка. — Шевелись!

Она толкает меня в спину, и я снова чуть не падаю, но, качнувшись, удерживаюсь на ногах и начинаю топать вперед. У себя за спиной я слышу тяжелые шаги Кошки, а за ними — ругань и вопли двух других охранников. Я рискую оглянуться. Горячий пар отнесло в сторону сильным северным ветром. Дугана не видно — наверное, его уже уволокли под снег. Двое охранников все еще на ногах, но на каждом повисло по паре ползунов, так что долго ребятам не выдержать.

Я вскарабкиваюсь на обломок скалы, тяну из-за спины ускоритель и готовлю его к бою, морщась от боли в левой руке, принявшей на себя немалый вес оружия. Секунду спустя Кошка взбирается на камень рядом со мной. Мы стоим на гранитном островке не больше трех метров в поперечнике, на полметра возвышающемся над сугробами. Из снега выныривает голова ползуна, так близко, что я мог бы до него дотянуться. Я целюсь и даю очередь. Отдача от ускорителя отбрасывает меня назад, на Кошку, и в то же мгновение первые три сегмента ползуна разлетаются в стороны шрапнелью.

— Ни хрена себе! — кричит Кошка. — Дзен рулит.

Двух других охранников ползуны завалили, хотя мне кажется, что под снегом еще продолжается борьба. Я открываю рот, чтобы заговорить, но нарастающий вой гравитационного двигателя возвещает прибытие Берто. Двойные огни обшаривают сначала нас, потом место предположительной гибели Дугана и двух охранников.

— Добыли образец? — спрашивает Берто по коммуникатору.

— Только фрагмент.

Я спрыгиваю в снег и подбираю останки ползуна. Берто уже спускает подвеску. Я забираюсь обратно на камень, передаю ползуна Кошке и пристегиваю подвеску к ее бронескафандру. Она обхватывает меня рукой поперек груди, и мы поднимаемся. Когда секунду спустя я бросаю взгляд вниз, наш камень просто кишит ползунами. Мы едва успеваем забраться в грузовой люк, как с боевым кличем над обломком скалы на бреющем полете проносится Нэша, опережая выпущенные ракеты. Люк с лязгом захлопывается, и взрывной волной расширяющейся плазмы нас подбрасывает вверх и гонит прочь.