Микки-7

27

Когда я просыпаюсь, Нэши уже нет. Но она оставила сообщение на моем планшете: «Я сегодня на вылете. Увидимся, когда вернусь?»

Вопрос вызывает у меня улыбку. Я встаю с постели, быстро обтираюсь всухую и натягиваю последний комплект условно чистой одежды.

Не могу понять, в чем дело, но сегодня как будто что-то изменилось.

Я ощущаю странную… легкость? Не знаю. Просто…

И тут меня осеняет. Впервые за даже не знаю сколько времени я совершенно не испытываю страха.

Я наслаждаюсь этим чувством, погружаюсь в него, позволяю ему пропитать меня насквозь, до самых костей, как вдруг раздается писк окуляра.

<Команд-1>: Немедленно явитесь в кабинет командования.

<Команд-1>: Невыполнение приказа до 09:00 будет расценено как дезертирство.

Ну что ж. Порадовался, и будет.

Я не тороплюсь отвечать на вызов Маршалла. Мне в целом ясно, что он собирается мне сказать, и я не хочу этого слышать.

В 08:59 я открываю дверь в кабинет Маршалла. Он сидит откинувшись на спинку кресла и сложив руки на животе; на губах играет еле уловимая улыбка.

Интересно. Не совсем то, чего я ожидал.

— Барнс, — кивает он. — Присаживайтесь.

Я вхожу в кабинет, закрываю за собой дверь и придвигаю стул к столу.

— Доброе утро, сэр. Вы хотели меня видеть?

— Да, — говорит он. — Хотел. Прежде всего, чтобы извиниться перед вами.

Надо сказать, совсем не то, чего я ожидал.

— Похоже, что вчера, — продолжает командор, — я… не совсем верно оценил ситуацию. Узнав, что вы оставили наше устройство этим существам и к тому же объяснили им, как им пользоваться, я…

— Как я уже говорил, сэр, — перебиваю я, — я не оставлял им устройство. Они забрали рюкзак у Восьмого, когда убили его. Мне пришлось объяснить им, что это за устройство и как оно действует, чтобы они его случайно не активировали.

Он кивает.

— Вы упомянули об этом. Я, естественно, предположил, что ползуны немедленно обратят наше оружие против нас. Однако уже тот факт, что мы сидим здесь и ведем этот разговор, доказывает, что я ошибался. Я ошибался, а вы были правы. Поэтому еще раз прошу прощения. Вчера мне не стоило так остро реагировать.

— Это когда вы пытались заставить Кошку и Лукаса убить меня?

Правый глаз у командора дергается, но он сохраняет самообладание.

— Да, Барнс. Это было неправильно. Мне жаль.

— Хорошо. Извинения приняты.

— Отлично, — говорит он. — Вы великодушнее многих.

Он наклоняется через стол и протягивает мне руку. После секундного колебания я жму ее.

— Итак, — говорю я, когда он отпускает мою ладонь и снова откидывается в кресле. — Э-э… разговор окончен, сэр?

— Ну-у, — тянет Маршалл, и его улыбка становится шире, — не совсем. Теперь, когда, к счастью, у нас все вернулось в норму, для вас появилась работа.

Отлично. Приехали.

— Работа, сэр?

— Да, — кивает он. — Если предположить, что впредь наши новые друзья будут сидеть в своих туннелях и держаться подальше от нашего купола — а я надеюсь, мы можем это предположить, — то нам всем пора вернуться к обеспечению выживания колонии. Вы так не думаете?

Я откидываюсь на спинку стула и скрещиваю руки на груди.

— Да, сэр. Полагаю, вы правы.

— Хорошо, хорошо. Я уверен, вы и сами догадались, что производство этих двух… устройств пробило изрядную брешь в нашем резерве антивещества. Пополнить запас топлива в обозримом будущем нам не светит, и мне, наверное, не нужно рассказывать, что случится со всеми нами, если электростанция остановится.

— Да, — говорю я, — не нужно.

Командор наклоняется ко мне, облокотившись на стол, в этот момент он больше похож на продавца, пытающегося заключить сделку.

— Половина антивещества, которое мы изъяли из двигателя, конечно, потеряна безвозвратно. Тут уже ничем не поможешь. Однако жизненно важно, чтобы антиматерия из того устройства, которое вы принесли обратно, вернулась в хранилище.

Ах, вот оно что.

— Вы ее достали оттуда, — говорю я, — вам и возвращать. Просто проделайте все то же самое, только в обратном порядке.

Теперь Маршалл пытается состроить огорченный вид, но у него ничего не получается.

— К сожалению, это невозможно. Мы добыли элементы топлива, используя обычный приводной механизм подачи. Уверен, вам известно, что он работает только в одном направлении. Механизма наружной загрузки пузырьков в активную зону не существует. Боюсь, это придется проделать вручную, изнутри.

Я закрываю глаза, делаю глубокий вдох и медленно выдыхаю.

Какова сила нейтронного потока в хранилище антивещества? Не помню, чтобы Джемма мне об этом рассказывала, но, полагаю, цифры очень велики.

— Не волнуйтесь, — говорит командор, — я не буду просить вас выгружать сознание ни до, ни после. Вы ничего не запомните.

— Никакой выгрузки данных?

Он кивает:

— Совершенно верно.

— Знаете, я не загружался с того времени, как в последний раз вышел из бака. Если я последую вашему совету, получится, будто этой части меня никогда не существовало.

— Ерунда, — отмахивается Маршалл. — Эта ваша часть, как вы ее называете, спасет колонию. И мы будем помнить об этом, даже если вы забудете. — Он смотрит на свои сложенные руки, а когда снова поднимает взгляд, в нем мелькает нечто вроде искренней теплоты. — Понимаю, что вы слышите такие слова не слишком часто, но правда заключается в том, что вы уже не раз спасали колонию и наверняка еще не раз спасете в будущем. Мы перед вами в неоплатном долгу. От имени всех колонистов я говорю вам спасибо, Микки. Ваше мужество нас вдохновляет.

Микки. Впервые за девять долбаных лет он назвал меня Микки.

Ага, как же, мое мужество их вдохновляет.

Да пошел ты, Маршалл.

Я отодвигаю стул и встаю.

— Нет.

Искренность сползает с лица командора, как маска, почти мгновенно сменяясь чистой яростью.

— Что-о?!

— Нет, — повторяю я. — Я не полезу в реактор. Вы, очевидно, как-то планировали дальнейшее выживание колонии без обеих частей топлива, когда отправили нас в туннели, вот и вернитесь к этому плану. Или отправьте дрон, чтобы замести следы потенциального военного преступления и вернуть бомбу обратно. Или сами выгружайте антиматерию в двигатель, мне все равно. Но я этого делать не буду.

Теперь вскакивает и командор; лицо у него темнеет, а глаза сужаются в щелочки.

— Вы сделаете это, — шипит он, — или, бог свидетель, я сотру вашу матрицу и все записи о вас с серверов и собственными руками засуну ваш последний экземпляр в люк для трупов.

Теперь, когда решение принято, тяжесть, которой я даже не осознавал, внезапно падает у меня с плеч. Я будто парю в невесомости.

— Можете стирать мои данные с сервера, Маршалл. Вообще-то я даже попрошу вас об этом, потому что с нынешней минуты ухожу в отставку с должности расходника колонии. Найдите мне замену, если сможете. Хотя, если честно, мне все равно. Но вы меня не убьете, потому что я ваша единственная связь с ползунами, а вы вчера по собственной глупости подарили им бомбу из антивещества. Пусть ваши люди попробуют хоть пальцем меня тронуть — и я сообщу ползунам, что перемирие отменяется.

Он беззвучно открывает рот, закрывает, снова открывает.

Я ничего не могу с собой поделать и разражаюсь хохотом.

— Вы не посмеете, — наконец умудряется выдавить командор, когда я нахожусь уже на полпути к двери.

— Я умирал семь чертовых раз, — бросаю я через плечо. — Это на шесть раз больше, чем нужно. Не рассказывайте мне, чего я не посмею.

Я даже не утруждаюсь закрыть за собой дверь.

— Привет, приятель. Как дела?

Я поднимаю глаза от тарелки со сверчками и бататом. Берто ставит поднос на стол напротив меня и падает на скамейку.

— А, — говорю я, — это ты.

— Ага, — кивает он. — Слышал, ты уволился.

Я пожимаю плечами:

— Вроде того.

— Охренеть! — восклицает он. — Я и не знал, что можно уволиться.

— Нельзя, — говорю я. — Но у меня преимущество: я могу шантажировать Маршалла бомбой из антивещества.

Берто накалывает кусок на вилку, жует и глотает. Я молча продолжаю есть, когда он вдруг замечает:

— Снова перешел на твердую пищу, а?

— Да, — соглашаюсь я. — Мне ведь больше не нужно делиться пайком.

— Ой, — говорит Берто. — Верно.

— Ничего.

Мы продолжаем есть в тишине целую минуту — достаточно, чтобы молчание стало неловким, если бы меня еще заботило.

— Я рад, что ты вернулся, — наконец произносит он.

Я поднимаю на него взгляд.

— Спасибо, наверное. Тебе хотя бы не придется на ходу сочинять для Девятого байки о моей кончине, верно?

Вот это явно его задевает, потому что он морщится.

— Я же сказал, что сожалею об этом.

— Да, — говорю я. — Сказал.

Мы молчим еще полминуты. Я почти доел, а Берто так и не притронулся к своей порции.

— Слушай, — говорит он. — Между нами все… нормально?

Я закрываю глаза, делаю глубокий вдох, выдох. Когда я открываю их снова, Берто продолжает выжидающе смотреть на меня. Я наклоняюсь к нему через стол. Он тоже наклоняется ко мне.

Я коротко замахиваюсь и бью ему в глаз со всей силы, да так, что обдираю себе костяшку, а у него голова откидывается назад.

— Да, — говорю я. — Все отлично.

Я встаю, беру поднос и ухожу. Когда я уже в дверях оглядываюсь на Берто, он продолжает смотреть на меня с открытым ртом, положив руки ладонями на стол. Под глазом у него наливается красивый фингал.

Я знаю, что это расхожий штамп, ну и пусть: сегодня первый день остатка моей жизни.