Микки-7

8

Работы под куполом у меня полно. Поскольку я не прикреплен ни к одному отделу, то каждые два дня меня откомандировывают туда, где требуется выполнить очередную тяжелую или грязную работу. Я чистил кроличьи клетки в сельскохозяйственном отделе. Заступал охранником на смену в отделе безопасности. Однажды даже замещал секретаря Маршалла, когда тот взял отгул по болезни — как потом выяснилось, он пытался изготовить алкоголь в домашних условиях и попытка окончилась плачевно. Такого рода назначения мне подбрасывает полуавтономная система, управляющая кадрами колонии. Но когда я получаю прямой вызов от командования, меня вряд ли попросят таскать коробки. Придется выполнять свою настоящую работу.

А в чем она заключается, мне четко объяснили в первый же день моего пребывания на станции «Гиммель». Утром первого дневного цикла мне удалось отыскать туалет и, после нескольких позорных и неудачных подходов, даже сообразить, как помочиться в условиях невесомости. Потом я нашел каюту, где раздавали пищевые пайки. Я даже выбрал себе гамак среди сорока прочих, подвешенных в просторном помещении, похожем на конференц-зал. Запах там стоял странный, но и к нему я начал понемногу привыкать. Как мне казалось, я вполне неплохо обустроился в новой жизни.

Я дремал, пристегнувшись к гамаку, и наконец-то почти смог представить, что парю в невесомости, а не бесконечно падаю вниз, когда меня ткнули под ребра чем-то твердым и острым. Я машинально отбил атаку, нечаянно отправив гамак в стремительное вращение вокруг горизонтальной оси. Распахнув глаза, я попеременно увидел пол, стену и потолок, и только потом появилась женщина, ткнувшая меня в бок: высокая, бритая налысо и темнокожая, в бесформенном сером комбинезоне — униформе постоянных работников станции. Она присела, широко расставив ноги, поймала гамак и остановила мое вращение.

— Ты Барнс, верно?

Я моргнул, фокусируя на ней взгляд.

— Возможно. А кому я понадобился?

Она ухмыльнулась:

— Я Джемма. Подъем. Пора приступать к работе.

Почти все время моего пребывания на станции «Гиммель» Джемма мне нравилась. Она была отличным учителем. Добрая, смешная и до странности заботливая. Когда у нас были утренние занятия, она приносила горячий чай. Когда я чего-то не понимал, она останавливалась, возвращалась назад и терпеливо объясняла снова и снова, пока до меня не доходило. Если во время обучения ей в голову и закрадывалась мысль о том, что я тупой, она не выдала этого ни словом, ни взглядом.

В тот первый день мы начали с изучения схем инженерных сетей «Драккара». Мне поведали, где и как хранятся запасы антиматерии и реагентов, каким образом их соединяют вместе для реакции и что произойдет (на этом Джемма сделала особенный упор) в результате случайной разгерметизации склада.

— Аварию в блоке хранения антиматерии можно даже не рассматривать, — сказала Джемма. — Эта проблема разрешится сама собой.

Мы сидели друг напротив друга за складным столом в какой-то заброшенной кладовке. Джемма с улыбкой ожидала моей реакции. Когда спустя пять секунд она так ничего и не дождалась, вид у нее сделался расстроенный.

— Ты разве не хочешь спросить, каким образом?

Я закатил глаза.

— Мы все умрем?

— Да, — подтвердила она. — Но я собиралась сказать смешнее.

Я вздохнул.

— Зачем мне все это знать? У нас целая команда инженеров. И даже если все они погибнут, вряд ли нам помогут скудные знания, которые тебе удастся впихнуть мне в голову за две недели. Я люблю историю. Могу рассказать, кто такой Вернер фон Браун[3], но на этом мои познания в области двигателестроения заканчиваются. В школе я с трудом сдал физику высоких энергий, и было это очень давно.

— Я не собираюсь делать из тебя инженера, — возразила Джемма. — На «Драккаре» специалистов по ракетным двигателям будет в избытке. Они, конечно, объяснят тебе, как действовать, если возникнет такая необходимость, но в случае экстренной ситуации время наверняка станет поджимать, и ты сможешь реагировать значительно быстрее, если разберешься хотя бы в основах.

— Но если что-то пойдет не так, моя помощь обязательно потребуется, потому что…

Ее улыбку как рукой стерло.

— Потому что через час после отключения реактора поток нейтронов в камере сгорания все еще настолько высок, что гарантирует смертельную дозу облучения менее чем за шестьдесят секунд, даже через защитный бронескафандр. Впрочем, если произойдет авария, поверь мне, на тебе никакого скафандра не будет. Потому что стоит он чертовски дорого.

— Понятно, — сказал я. — Я и не предполагал, что они сами полезут внутрь двигателя, кто же так делает. Но мне казалось, что для этого используют дроны.

Она отрицательно помотала головой.

— Дронам направленный поток высокоэнергичных частиц вредит так же, как и тебе. Ты удивишься, но на самом деле человеческое тело способно выдерживать бомбардировку тяжелыми частицами намного дольше любого механизма. С чисто практической точки зрения после шестидесяти секунд нахождения в камере ты ходячий труп, но до твоего тела это дойдет только через час, и все это время ты сможешь выполнять полезную работу Дрон в таких условиях выйдет из строя меньше чем за минуту, а как только мы улетим от промышленной базы Мидгарда, восстановить сломанный дрон будет намного сложнее, чем тебя. Твой официальный статус — расходник миссии, Микки. Моя задача — в следующие двенадцать дней донести до тебя, что это означает на самом деле.

Кажется, с той минуты она стала нравиться мне немного меньше.

Говорили мы с Джеммой не только об инженерных схемах и радиационном отравлении. Когда становилось понятно, что на сегодня голова у меня переполнена техническими данными и больше в нее не влезет ни крупицы информации, мы переключались на философию, и такие разговоры были мне больше по душе.

Оказывается, люди долгое время издалека пытались приблизиться к тому, что стало центральным вопросом моей жизни. В первый день, когда мы закончили обсуждать множество способов, которыми я мог бы погрузиться в небытие, Джемма рассказала мне о корабле Тесея.

— Представь, — сказала она, — что однажды Тесей отправился в кругосветное плавание.

— Ладно, — сказал я. — Допустим, я это знаю, но для порядка спрошу: кто такой Тесей?

— Герой с Земли из очень давних времен, — ответила Джемма. — Мифы о нем считались древними еще за три тысячи лет до создания Диаспоры.

— Ага. И он поплыл вокруг света?

— Да, — продолжила Джемма. — Он отправляется вокруг света на деревянном корабле. Пока длится плавание, части корабля изнашиваются, и ему приходится постепенно их заменять. Годы спустя, когда он наконец возвращается домой, каждая дощечка в первоначальном корабле заменена новой. Вопрос. Тот ли это еще корабль, на котором Тесей отплыл в путешествие, или уже другой?

— Дурацкий вопрос, — заметил я. — Конечно, тот же!

— Хорошо, — кивнула она. — А что, если его корабль разбился в шторм и пришлось полностью строить его заново, чтобы продолжить путешествие? Это тот же самый корабль?

— Нет, — ответил я. — Это совсем другое. Если пришлось перестроить корабль целиком, то это «Корабль Тесея — 2», продолжение.

Джемма облокотилась о стол и наклонилась ко мне:

— Правда? Почему? Какая разница, заменят детали по одной или все разом?

Я открыл рот, чтобы ответить, но понял, что крыть мне нечем.

— Это ключ к полному принятию твоей работы, Микки. Ты и есть корабль Тесея. Как и все мы. В человеческом теле нет ни одной живой функционирующей клетки старше десяти лет, и с тобой та же история. Наш организм постоянно перестраивается, по одной «дощечке» за раз. Если ты и вправду согласишься на эту работу, то в какой-то момент тебя, скорее всего, полностью перестроят заново, но в конечном счете какая разница? Результат одинаков. Просто, когда расходник отправляется в бак, регенерация тела происходит в ускоренном режиме, а не растягивается во времени, как если бы он восстанавливался естественным образом. Пока сохранны воспоминания, он все равно что и не умирал. Всего лишь пережил необычайно быструю перестройку.

Не хочу, чтобы вы подумали, будто все мое обучение сводилось к разглядыванию схем и разговорам о Тесее. Были и занятные практические уроки. Например, Джемма преподала мне основы обращения с линейным ускорителем. Пострелять из настоящего ускорителя на станции я, конечно, не мог, но Джемма предоставила весьма реалистичный симулятор, на котором я убивал космических зомби, так что, когда много лет спустя мне довелось применить оружие в действии, особых отличий я не заметил. Еще она научила меня надевать и снимать вакуумный костюм. Показала, как правильно соединять между собой все части полного защитного бронескафандра. На шестой день она взяла меня с собой в открытый космос, и целый час мы ползали по корпусу станции, тренируясь откручивать и затягивать болты реверсивными гаечными ключами. Никогда не забуду, как однажды, пока мы с ней стояли кверху ногами на дне станции, я поднял глаза и увидел, что мимо, медленно вращаясь, проплывает ночная сторона Мидгарда.

— Я тебя понимаю, — сказала Джемма. — Потрясающее зрелище, правда?

— Вон то яркое пятно — это Кируна, да? — спросил я.

— Да, — ответила она. — Ты оттуда?

Я кивнул. Она не могла увидеть кивок сквозь зеркальное забрало шлема, но, кажется, все равно поняла.

— А теперь ты улетаешь навсегда. — Мы висели в полной тишине и смотрели на вращение Мидгарда, пока Кируна не скрылась за горизонтом. — Я восхищаюсь вами, ребята, — призналась Джемма чуть погодя. — Я имею в виду, колонистами. Не понимаю вас, но восхищаюсь. Мне известна романтика дальних странствий. Я знаю, что человечество должно стремиться преодолеть новые пределы, стать неуязвимым для любых локальных катастроф; в конце концов, в этом и состоит цель Диаспоры, но… сама я никогда не смогла бы улететь.

Я пожал плечами:

— Что поделать. Не всем дано быть прирожденными исследователями.

Джемма скептически фыркнула. Я повернул голову, но мне было точно так же не видно ее лица за стеклом шлема, как и ей моего.

— Знаешь, я и до тебя тренировала расходников, — сказала она. — Время от времени они требуются нам здесь, на станции. Обычно с такими кадрами тяжело иметь дело. Ты, конечно, тоже не подарок, но, как правило, когда я беру будущего расходника с собой в открытый космос, мне приходится беспокоиться, как бы он не перерезал трос и не отправил меня болтаться в бездне. Не знаешь, почему бы это?

Я вздохнул.

— Знаю. Большинство расходников — осужденные преступники. Но записаться в расходники на станцию «Гиммель» — это одна история, все равно как дать согласие на то, что время от времени тебя будут убивать без очевидных причин. А я зарегистрировался в миссию для основания колонии. Ты же сама сказала: романтика и все такое. Или я не прав?

Джемма расхохоталась:

— Ой, да ладно! Я разговаривала с твоим другом — как там его, Гомес? Пилот. Мне известно, почему ты записался в экспедицию.

— Ой! — смутился я. — А-а…

Она снова засмеялась.

— Не волнуйся, я не расскажу об этом никому из начальства. Возможно, у тебя была не менее веская причина улететь, чем у того же Маршалла или кого угодно. Надеюсь только, что ты понимаешь: это постоянное решение временной проблемы.

— А разве не то же самое говорят про самоубийство?

Она положила руку мне на плечо:

— Пойдем, Микки. Пора возвращаться на станцию. Нам еще нужно побеседовать о Джоне Локке[4].

Впервые меня сканировали для создания будущих клонов на двенадцатый день пребывания на станции «Гиммель». Физическая часть процедуры была предельно простой. У меня взяли образец крови, отщипнули кусочек кожи с живота, сделали пункцию для забора спинномозговой жидкости, а потом засунули в сканер, который в течение трех часов наносил на карту расположение и химический состав каждой клетки моего организма. Когда я вышел, Джемма ждала меня снаружи.

— Надеюсь, у тебя нынче такой день, когда волосы послушно и красиво ложатся без всяких усилий, — заметила она. — Как ты выглядишь сегодня, так теперь и будешь выглядеть до конца жизни всякий раз после визита в бак.

— Так это было одноразовое мероприятие? — удивился я.

— Боюсь, что так, — подтвердила она. — Сканер сжирает страшное количество энергии, а его программа обработки еще неделю будет сортировать полученные данные. К тому же ты только что получил немалую дозу радиоактивного облучения, которая при других обстоятельствах стала бы критической.

— Вот как…

Джемма оттолкнулась от поручня и направилась в глубь коридора. Я последовал за ней.

— Погоди, — сказал я, когда мы добрались до места и остановились. — Что там про радиацию? Что значит «стала бы критической»?

Она посмотрела на меня и печально улыбнулась:

— Сам увидишь.

Процедура копирования личности, которую я с тех пор прохожу регулярно, оказалась одновременно и проще, и непонятнее, чем создание физической копии. Я сел на стул, лаборант надел мне на голову шлем. Снаружи шлем был из гладкого металла, а изнутри утыкан тупыми иглами, моментально вжавшимися в лоб и волосистую часть головы.

— Это щупальца кальмара[5], — пояснил лаборант. — Немного неприятно, но больно не будет.

Позже я узнал, что кальмар — это не только удивительно разумное морское беспозвоночное с древней Земли, но и сверхпроводящий квантовый интерферометр. Надеюсь, вам это скажет больше, чем мне тогда.

Лаборант не обманул, больно не было. Было необычайно странно. Это сейчас плановые сохранения стали для меня рутиной и занимают не больше часа. Однако первое копирование длилось почти восемнадцать часов, а по моему внутреннему времени — и того дольше. Процесс создания бэкапа напоминает лихорадочное сновидение. Перед мысленным взором мелькают отдельные кусочки прошлого — картинки и звуки, запахи и телесные ощущения, — но мелькают слишком быстро, чтобы как-то контролировать их или даже осознать, что именно ты видишь. После первой загрузки в памяти осталось одно: лицо матери, показанное крупным планом. Мама разбилась во время увеселительного полета на флиттере, когда мне было восемь, и я почти не помнил, как она выглядела, но на этом мгновенном снимке она была молодой, полной жизни и невероятно красивой, так что, когда с меня сняли шлем, я плакал навзрыд.

Когда все закончилось, Джемма отвела меня в столовую для персонала станции, усадила за столик и предложила заказать все, чего душа пожелает. А когда я спросил, что происходит, она снова улыбнулась мне грустной улыбкой и сказала:

— Мы празднуем, Микки. Сегодня твой выпускной.

— Правда? — спросил я. — А когда будет церемония вручения диплома?

Она отвела взгляд.

— Как только поедим. Не торопись, спешить нам некуда.

Я до сих пор помню этот час — один из самых странных в моей жизни. Еда была вкусной, хотя ее синтезировали в баке и приготовили в условиях невесомости. Разговор как-то не клеился, но, как позже выяснилось, совсем не по той причине, о которой я подумал. Я знал, что «Драккар» почти готов к погрузке. Верите или нет, но я решил, что Джемме грустно расставаться со мной навсегда и она будет по мне скучать.

Обед закончился, Джемма за него расплатилась, и я подумывал вернуться в свой гамак и поспать. Не то чтобы во время загрузки данных я постоянно бодрствовал, но и отдыхом процедуру не назовешь. Я не устал, просто вымотался, будто из меня вытянули все нервы, а реальность как-то отдалилась, и связь с ней еще не восстановилась. Но когда я двинулся по коридору, Джемма поймала меня за руку.

— Погоди, — сказала она. — Ты забыл? Выпускная церемония.

— Ой, я думал, ты пошутила, — растерялся я.

Она посмотрела на меня долгим взглядом, покачала головой, оттолкнулась от стены и поплыла по коридору в сторону нашей кладовки. Я пожал плечами и последовал за ней.

— Итак, — сказал я, когда она закрыла за собой дверь. — Ты вручишь мне академическую шапочку и мантию, или как это обычно происходит?

И придвинулся к ней поближе.

Я думал, сейчас мы займемся сексом.

Да, я настолько тупой.

На лице Джеммы не отразилось ни одной эмоции, оно напоминало деревянную маску. Из кармана комбинезона она достала какой-то предмет — черный, блестящий, размером чуть больше ладони.

— Что это? — спросил я.

Она направила предмет на меня. У него была рукоятка, как у пистолета, и курносый нос с наконечником из белого кристалла. Впервые за две недели мне показалось, что я снова проваливаюсь в бесконечную дыру.

— Это огнемет, — ответила она. — Малой мощности, поэтому его безопасно использовать внутри станции. Металл он не пробьет, но уничтожит любую органику.

Она взяла огнемет за дуло и протянула мне. Поколебавшись, я взял его в руку.

— Видишь сбоку на рукоятке красный переключатель? Это предохранитель. Сдвинь его вперед.

Я сдвинул. Наконечник загорелся тусклым желтым светом.

— Отлично, — сказала Джемма. — Теперь он заряжен. Осторожнее со спусковым крючком: это выступ возле твоего указательного пальца.

Я повертел пушку в руке.

— Ничего не понимаю, — пожаловался я.

Но она снова печально посмотрела на меня, и тогда до меня дошло.

— Это и есть церемония вручения диплома, Микки. Пришло время доказать, что ты понимаешь, каково это — быть расходником.

Я посмотрел на нее. Она ответила таким же прямым взглядом.

— То есть это не шутка, — произнес я.

— Постарайся все проделать быстро, — посоветовала она. — Отверни голову в сторону как можно дальше, дуло вожми в мягкую ямку ниже затылка, прямо за ухом. Оружие направь немного под углом вверх. Сейчас огнемет настроен на веерный луч. Если все сделаешь правильно, то одним выстрелом вынесешь весь продолговатый мозг и часть мозжечка. Обещаю, ты ничего не почувствуешь. Если промажешь, мне придется доделывать грязную работу за тебя, а мы оба этого не хотим.

— Джемма…

— Это еще не торжественная церемония, — перебила она. — Считай, последний выпускной экзамен. Если ты его не сдашь, уже утром отправишься в челноке обратно на Мидгард, а мне придется начинать все сначала с принудительно призванным расходником. И этого мы тоже оба не хотим. Прости, Микки, но ты сам подписался. Бессмертие имеет свою цену.

Я стал размышлять. Я думал о том, как вернусь на Мидгард в свою убогую квартиру и продолжу жить на жалкое пособие, которого едва хватает, чтобы не помереть с голоду. Как расскажу друзьям, что решил не лететь на «Драккаре».

Думал о пыточной машинке Дариуса Бланка.

— Это ведь все равно что заснуть, да? — спросил я. — Я просто усну, а наутро проснусь у себя в гамаке как ни в чем не бывало?

— Почти. Наверняка с утра ты испытаешь похмелье, но в целом — да. — Она улыбнулась.

Я вздохнул, отвел взгляд и прижал огнемет к голове.

— Так?

— Да. В самый раз.

Я закрыл глаза, глубоко вдохнул, выдохнул.

И нажал на кнопку.

Ничего не произошло.

Я стоял, дрожа всем телом, и не мог сдвинуться с места, пока Джемма осторожно не вынула огнемет у меня из рук.

— Поздравляю, — тихо сказала она. — С сегодняшнего дня ты официально Микки-один.