Маша без медведя-2

15. ПРОЦЕДУРА ИЗБАВЛЕНИЯ

ЛИШНИЙ ДУХ

Валера в элегантном костюме забежал в оббитую поролоном комнату, кинулся к ближнему баку со святой водой, зачерпнул полные вёдра, обливая ноги — и немедленно вылил их на прикованного Сергея. Мы бросились следом. Секундная заминка дала мне возможность наложить на тело обездвижение, но очевидно было, что надолго этого не хватит.

— Скорее, скорее!

Евстафий Ильич отстегнул цепи и с неожиданной для пожилого человека силой подхватил сына под мышки. Помощнику достались ноги. Они доволокли его до ванны (старинной бронзовой ванны на ножках в виде львиных лап) и кинули в воду, так что на поверхности осталось только лицо. Я едва успела всунуть Сергею в рот камень с просверленной дырочкой и застегнуть оправу на затылке. Рукава мгновенно намокли до плеч, но сейчас было не до этого.

— Воду, воду!

Евстафий Ильич уже втиснул сыну в угол рта носик воронки, а Валера щедро лил ему на голову святую воду. Со стороны выглядело так, словно мы решили окончательно закрыть вопрос и утопить несчастного парня. Его тело немедленно выгнулось дугой. Оправа начала съезжать, я перехватила её сильнее. Риталидовые шипы впились Сергею в щёки и мне в ладони. Колдун бился внутри, пытаясь найти другой выход, кроме оставленного мной. Ловушку почуял! Удары изнутри сделались такими сильными, что выстроенная мной блокада начала давать трещины.

Не хватает, не хватает энергии!

Я отчаянно запела:

— Окра-асился ме-есяц багря-а-анцем,

Где волны бушу-уют у ска-а-ал!.. —

Настроенные вороночки-сборщики маны вздрогнули и подросли. Вливающийся ручеёк энергии пошёл плотнее.

Всё на усиление, по максимуму!!! —

вдох —

ПО-О-Е-Е-ЕДЕМ КРАСО-О-ОТКА КАТА-А-А-А-АТЬСЯ —

ДАВНО Я ТЕБЯ-А-А ПОДЖИДА-А-АЛ!

Мужики завыли все трое (и где-то на внутреннем плане — четвёртый, совсем нечеловечьи), зазвенели лопнувшие стёкла, но в ожерелье по отлаженным каналам хлынул сносящий всё поток маны!

Сергей вдруг обмяк и откинулся назад, гулко стукнувшись затылком о край ванны. Камень выпал у него изо рта и повис на измочаленном ремешке. По серой поверхности растекались чёрные разводы.

Ноги у меня тряслись, я упала на колени, цепляясь за бронзовые борта. Цепляться получалось плохо, потому что руки тоже тряслись.

— Жив? — голос звучал отвратительно хрипло, и я откашлялась. — Сергей, жив? Я ж вижу.

— Господи, — прошептал он, — как хорошо быть в своей голове одному…

Дальше всё было очень сумбурно.

Я так устала, что легла прямо там, свернувшись клубочком у бронзовых львиных ножек. Хозяин с помощником суетились, помогая Сергею выбраться из ванны. Вокруг плескала святая вода, и от этого было хорошо…

— Барышня, не сочтите за грубость… — чьи-то руки подняли меня и понесли, усадили в давешнее кресло.

Последнее, что я помню — это собственное бормотание:

— Простите, мне надо поспать…

ГДЕ-ТО

— Иван Семёныч, соседи передают: в доме Скворцова какая-то возня началась. Явился неопознанный посетитель, потом священника возили, сейчас окна бьют, песни горланят. Мощный всплеск магического фона. Спрашивают, не сможем ли мы пару человек в усиление выделить.

— А у нас по объектам что?

— Тишина полная. Рокотова в библиотеке сидит, учится, Мухина вообще со слабостью в изоляторе лежит.

— М-гм… Федя пусть с прибором остаётся. А вы с Мариам — туда. Посм о трите, что за… неопознанный посетитель.

ЧТО ДАЛЬШЕ?

Проснулась я от того, что затекла шея. Всё же неудобно в кресле спать, хотя кто-то заботливый подсунул мне пару подушек и прикрыл мягким клетчатым пледом.

— М-м-ф-ф-ф… сколько времени?

— Около трёх часов пополудни, — ответил голос Евстафия Ильича.

— Кошмар… дайте попить…

— Рядом с вами на столике стакан.

Я пила грушевый морс, и тут мне пришла в голову следующая ужасная мысль!

— День-то хоть тот же⁈

— Конечно, — послышались негромкие шаги, и хозяин оказался в моём поле зрения. — Барышня, я должен выразить вам мою бесконечную благодарность…

И тут я с ужасом подумала, что они могли просто выкинуть тот кругляш с дыркой, и вскочила:

— Камень⁈ Камень где???

Евстафий Ильич сурово кивнул:

— Пройдёмте.

В соседней комнате было изрядно свежо — насколько я помню, стёкла-таки лопнули, и теперь окна оставались закрыты лишь портьерами.

— Вы можете уже вызвать стекольщика.

— Я не хотел до вашего пробуждения, чтобы ничего… не испортить, вы понимаете?

— Очень правильное решение.

Ещё бы! Столько усилий, страданий, переживаний. Судя по тому, что я увидела, дух мучил парня не меньше пяти месяцев. Отчаяние. Надежда. Вроде бы избавление — и страх всё испортить неосторожным действием. Да, понимаю вполне.

Камень лежал в стакане, вместе с кожаным шнурком. Залитый водой.

— Святая вода?

— Да.

Во втором стакане, свёрнутая клубочком и также залитая водой, лежала моя оправа. Я подняла руку и почувствовала неясный, но неприятный фон.

— Евстафий Ильич, у вас же ещё святая вода осталась?

— Да. Насчёт той, что в ванне, я не уверен, но ещё один полный бак и половина другого. Вон они.

— М-гм.

Я взяла стакан, тихонько напевая под нос «Отче наш», воду вылила в ванну, а оправу опрокинула в ополовиненный бак. Подумала, и опустила туда же стакан. И руки по локоть. Прислушалась. Носить на шее ожерелье с отголосками эманаций африканского колдуна мне совсем не улыбалось. Спела ещё «Богородице» и «Царю Небесный».

— Евстафий Ильич, есть у вас Евангелие?

— Конечно!

— Несите.

— Да вот же, — он снял с полочки небольшой томик.

— Открывайте в любом месте и читайте вслух. Просто подряд.

Минут через двадцать звучание металла сделалось таким же чистым, как прежде. Я дождалась конца эпизода:

— Евстафий Ильич!

— Да?

— Наберите в ковшик воды из другого бака, пожалуйста.

— Так.

— Лейте мне прямо на голову. Лейте-лейте, не бойтесь!

Я умылась и начисто ополоснула ожерелье и стакан.

— Минуту, полотенце…

— Да не надо, сейчас высохнет. Возьмите вот стаканчик, им вполне можно пользоваться.

От моих волос и одежды потихоньку пошёл парок — должна же от магии быть и бытовая польза, в конце концов. Однако, какая слабость, аж ноги подкашиваются!

— Поразительно, — честно сказал ювелир. — Я не думал, что люди вашей… м-м-м… специальности — верующие.

Я усмехнулась.

— Правильные маги не могут не видеть источник силы.

— А неправильные?

— А неправильные, наверное, тоже видят. Но стараются вывернуть его в иную сторону. Потому они и неправильные.

— Поразительно, — повторил он.

— Вы погодите поражаться, давайте дело закончим. Использованную воду нужно слить. Ванную и початый бак чистой святой водой омыть, не менее чем дважды. И тоже слить. А вот камень трогать категорически не советую. Подозреваю, что он — колдун — вполне может выскочить и прилипнуть к кому-то ещё.

— И что же делать?

— Я думаю. И вы думайте тоже. Каким способом можно уничтожить камень, окончательно и бесповоротно?

— Измельчить? Истереть в крошку.

— Вариант. Но есть опасения. Уж больно злой он был, да и за жизнь привык цепляться. Сколько, интересно, он тел успел сменить, что про него местные легенды появились?

Евстафий Ильич зябко поёжился.

— А если эта пыль начнёт… я не знаю… каким-то образом причинять зло? — вслух рассуждала я. — А если, не дай Бог, в лёгкие кому-то попадёт и оттуда опять поползёт?

Что будет, если колдун захватит не одного человека, а нескольких, я думать вообще не хотела. И чтобы это ходило со мной по одному городу и вообще по одной земле, я тоже не хотела, категорически.

— Расплавить? — предложил хозяин.

— Это ж какие температуры нужны!

— Допустим, в специальную печь кинуть? Я мог бы договориться.

— А если он повредит печь? Устроит напоследок промышленную катастрофу? С человеческими жертвами?

— Вулкан, — сказал голос у нас из-за спины.

В ТАКОЙ СИТУАЦИИ ПРИХОДИТЬ В СЕБЯ НУЖНО БЫСТРО

Мы синхронно обернулись. У двери, ведущей во внутренние помещения дома, стоял Сергей. Выглядел он куда лучше, чем в мой первый визит в эту комнату, однозначно. Но далеко не идеально.

— Серёжа! Зачем ты поднялся⁈ — подскочил Евстафий Ильич.

— Да невозможно же лежать, папа. Ну, похож на скелет. Но лёжа в постели мышц не восстановишь.

Он и впрямь был похож на скелет, дорогой костюм болтался на нём, как на вешалке. Зато он явно как следует отмылся и привёл в порядок голову (я имею в виду чисто внешне — причесался, усы, бороду подправил). Однако, вокруг глаз лежали тёмные тени — сразу такое не проходит.

Сергей прошёлся мимо нас, с деланной беспечностью сунул руки в карманы, развернулся к столу…

— Не подходи! — я воскликнула, и одновременно, заставив вздрогнуть обоих мужчин, камень в стакане дёрнулся и стукнулся о стенку. — Не приближайся к нему категорически!

Сергей страшно побледнел и отступил назад.

— Он настроен на тебя, он тебя чувствует. И он хочет вернуться.

— Господи, помилуй! — размашисто перекрестился старший ювелир. — Уйдём отсюда?

— Нет, — я чувствовала, что там, за стеклом стакана, эта чёрная душа издевательски смеётся над нами. — Нельзя отсюда выходить. Тогда он притянет любого ближайшего человека, и всё опять по кругу… Так. Евстафий Ильич, обратно открывайте книгу! Вы читаете евангелие, не встаёте с кресла и никому не позволяете входить в комнату.

— Читаю вслух?

— Вслух. Сергей, мы с вами берём Валеру и едем к реке.

— К реке? — хором удивились оба.

— Да. Я всё объясню, когда мы завершим это дело. Боже милостивый, кто бы мог подумать, что я ввяжусь в такое…

Автомобиль младшего Скворцова явно был выпендрёжным. Вытянутый, хищный, тёмно-синего мерцающего цвета с металлическим отливом. Валера (на все руки мастер) сидел за рулём, невозмутимо поджидая пассажиров. Выходили из особняка мы, понятное дело, через парадный вход для жильцов, но под тенью.

— А что, пальто нам не нужно? — притормозил Сергей.

— Не нужно, не нужно! Время!

Мы сели в машину, и я мгновенно распространила прикрывающую нас тень и на неё тоже.

— Валера, теперь очень внимательно. Имейте в виду, что нас никто не видит. Совсем.

Он обернулся и посмотрел на меня совершенно круглыми глазами:

— Вы серьёзно?

— Абсолютно. Для прочих участников движения нас нет. Постарайтесь довезти нас живыми. Берег реки, любая площадка или карман, желательно побезлюднее.

— Понял.

— Мы в вас верим.

К нашему всеобщему счастью, движение в этих ленивых богатых кварталах было таким же ленивым. Да и погода сегодня не располагала. К реке мы подъехали в районе большой (очень большой), но практически пустой стоянки — дураков, желающих насладиться промозглым речным воздухом в сочетании с метелью, кроме нас не нашлось. К воде спускались ступени, украшенные внизу лежащими на постаментах львами. Спусков было много — шире или уже, рассчитанных на разные компании. Очень удобно.

— Валера, ждите! Сергей, идём.

Мы вышли из машины, выбрали крайний узкий спуск и пошли вниз по ступеням, облепленным снегом и немного льдом. Ширины лестницы едва хватало, чтобы идти рядом. От непосредственной близости реки мне стало вдруг легко и весело, всякую усталость как рукой сняло. Казалось, что здесь даже воздух искрится. Полететь бы над этой рекой! Сейчас я смогла бы невесомо, как ледяной дракон! Хотелось хохотать и порхать как бабочка. Удивительно, сколько разных чувств и желаний одновременно…

— А почему вы обращаетесь к Валере на «вы», а ко мне — на «ты»? — с непонятной для меня интонацией начал Сергей.

— Хм, действительно. Мы немедленно исправим это упущение.

— Нет-нет, напротив! Разрешите и мне обращаться к вам на «ты»!

— А мы вообще представлены?

— Э-э-э… Я помню вас в своей голове.

— Во-о-от. Именно поэтому я говорю тебе «ты», Серёжа. Можешь и ты отвечать мне тем же. После совместного брожения по колено в экскрементах это вполне допустимо. Маша, — я остановилась и протянула руку для рукопожатия, однако Сергей осторожно развернул её и прикоснулся губами к моим пальцам. Несколько дольше, чем того требовал местный этикет.

Это что — как будто бы ухаживание? Ну, прям оборжаться. Только что ведь пацан из дерьма выколупался…

Ой, извините. Это я непроизвольно на манеру речи выпившего дядьки Гроя сбилась.

Продолжая рассуждение — возможно, это такая ответная реакция организма на стресс? Говорят, бывает у спасшихся после страшных кораблекрушений и прочих катастроф — вроде как природное, оставить потомство или что-то в этом роде?

Я слегка усмехнулась:

— Это, конечно, мило, но я не испытываю влечения к ходячим скелетам.

Он слегка покраснел и отпустил мою руку.

— Я прошу прощения. Или не ст о ит? Может быть, это сон? Или я умираю, и всё это последний болезненный бред? Тогда спасибо, что он такой красивый.

— Да, вид на реку прекрасный, — я продолжила спускаться по ступенькам.

— Я имел в виду тебя, — сказал он мне в спину.

— О! Очень приятно. А почему ты думаешь, что всё — сон?

— Это мало похоже на правду. То нас никто не видит. То мне не холодно. А снег?

— Ну, хочешь — будет холодно? — я посмотрела на него через плечо.

— Это будет всего лишь ответом на мои ожидания, — несколько чопорно проворчал он.

— Ай-яй-яй, опять незадача! Все мальчика обижают… — я всё-таки захихикала.

Он в три прыжка обогнал меня и остановился на небольшой площадке ниже по лестнице, лихорадочно блестя глазами и сердито уперев руки в бока:

— Издеваешься, да?

А ВОТ ЭТО БЫЛО ХОРОШО

Я спускалась, и почему-то было очень забавно. На две ступеньки выше него я остановилась — иначе пришлось толкать бы этого гневного Питера Пена — и поняла, что ростом он как раз на две ступеньки меня выше. Глаза наши оказались на одном уровне.

Я хотела сказать, что надо сделать дело и ехать бы домой, а то меня что-то как будто развозит… И тут он притянул меня за талию — очень крепко. И глаза оказались очень близко. И он смотрел так… Да он правда сомневается, живые мы или нет! И мне страшно захотелось засмеяться и выкрикнуть, что живая я, живая! — и я опять не успела.

До этого раза я целовалась с мальчиком однажды. Тот поцелуй показался мне слишком агрессивным. А ещё — слишком слюнявым. И я тогда сделала, как меня научил Баграр: сказала, что, мол, стоп, продолжения не будет, всего хорошего, все претензии можно высказать папе. Тому мальчику, наверное, было обидно, но (ввиду репутации Баграра) никаких претензий ни мне, ни тем более моему приёмному отцу высказано не было. Однако, полагаю, в кругу сверстников этот пацан что-то про меня наговорил, потому что никто больше подкатывать ко мне не пытался. Больше года уж прошло.

Поцелуй Сергея мне понравился гораздо больше. Он был… более внимательный, что ли? И неожиданно нежный. Тело отозвалось, потянулось ему навстречу, и мысли совсем смешались. Значит, вот так это должно быть? Это приятно, даже очень. И, кстати, костлявый он оказался не настолько, чтоб обниматься было прямо твёрдо. Я слегка фыркнула и волшебство прекратилось.

— Что? — удивлённо спросил он.

Вокруг меня кружилось, и я положила голову ему на плечо:

— Серёжа, зачем мы здесь?

— Я не знаю, — честно сказал он.

Так. Я изо всех сил зажмурилась. Тёплые мужские руки прижимали меня к себе. К нему? Фу, блин, я даже предложения формулировать нормально не могу!

— Перестань меня гладить, это сбивает.

Руки замерли.

— Мы приехали к реке, — вслух рассуждала я. — Река — это энергия. Мне надо было восстановиться. Так. Почему у меня голова кружится, а?

— Почему? — спросил он.

— Потому что ресурс был вычерпан! И поэтому риталид не работает! Всё пропускает на восстановление. Так?

— Так.

— Ты прекрасный собеседник. Предположу, что как только риталид начнёт собирать энергию на себя, мысли перестанут путаться. Логично?

— Наверное.

— Значит, у нас есть ещё время. В таком случае, можешь меня пока целовать, мне понравилось.

— Какой прекрасный вывод…