Последнее, что я запомнил, перед тем как отключиться, — это реакция всадников на слово «Стоять!», которое я в них бросил. То, как они даже не остановились, а словно влетели в лужу густого прозрачного киселя: рты разинуты в крике, глазу налиты кровью и выпучены, копья наклонены для таранного удара. И то, что последовало за этим, — напирающие задние ряды их товарищей. Затем меня поглотила темнота.
Не рассчитал, все-таки слишком сильно ударил ультой. Выжег все запасы ци одним-единственным словом.
— Какое интересное применение техники «удушающего потока»!
Этот голос я не слышал уже давно. Сама многоликая явилась. Около месяца меня игнорировала, а тут заявилась! И когда, главное! Как раз в тот момент, когда я вырубился от чрезмерного истощения организма.
Как обычно, местом нашей встречи было ничто. Ни пола, ни потолка, ни каких-нибудь стен, сооружений или пейзажей на заднем плане. Просто серое марево, где находились, если так можно выразиться, она и я.
— Получилось хоть? — уточнил я у богини, поворачиваясь на голос.
Гуаньинь, как обычно, была разной. Девицей, старушкой, девочкой, зрелой женщиной. Черты ее лица постоянно находились в движении, причем выглядело это почему-то органично.
Но в данный момент меня интересовало не то, как она выглядит, и даже не то, зачем после стольких безуспешных попыток выйти с ней на связь, она наконец вытащила меня в это свое никогде[10], а то, увенчался ли успехом мой план. Ну и Юэлян. В смысле, не пострадала?
— Да. — Старуха повела рукой, но закончила жест девчушка лет шести. — Вот, смотри сам.
Прямо перед глазами развернулось полотно, что-то вроде плоского экрана диагональю метра два с половиной. На нем в стоп-кадре застыло изображение, последнее, оставшееся в моей памяти: замершие всадники острия клина желтых. Еще одно движение, и изображение ожило, только вот ракурс сменился. Теперь камера транслировала не вид из моих глаз, а обзорную панораму как бы с дрона, зависшего на высоте метров пятнадцать-двадцать.
Острие клина так и осталось неподвижным, а воины за ним — нет. Не зная, что произошло с передними рядами, они продолжали скакать, налетали на зону «локального искривления временного потока», превратившего их товарищей в статуи. Свалка, неразбериха, многоголосый вой и хрип насмерть задавленных людей и животных — «плазма» богини передавала не только изображение, но и звук.
За десять секунд работы техники «удушающего потока» стремительное и смертельно опасное построение желтых превратилась в кучу-малу, которая не то что атаковать, даже обороняться не могла. Чем тут же воспользовались мои соратники.
Правое и левое крыло, ведомые Быком и Пиратом, обрушились на конницу врага с флангов, сотня арбалетчиков Амазонки выпустила залп в тыл и спустя два удара сердца врубилась туда же. Полный и окончательный разгром — зажатые с четырех сторон желтые гибли десятками.
Увидел я и свою невесту, которая, выполняя приказ, уносилась прочь от этой свалки, везя мое обмякшее тело переброшенным через седло.
— Мощно вышло, — заметил я. — Даже не ожидал такого.
— Очень впечатляюще, — согласилась Гуаньинь, меняя образ смешливой девушки на строгую маску неприступной красавицы в богатых одеждах. — Признаться, я такого от тебя не ожидала.
— Да и я тоже, — честно сказал я. И тут же перевел разговор на другую тему: — Многоликая, со всем уважением, но ты почему трубку-то с месяц не брала? У меня столько вопросов накопилось, а ты меня в бан-лист засунула и молчком. Я все понимаю, ты дама занятая, множество миров, и все такое, а я всего лишь пытаюсь спасти магию в одном из них, но…
Одна из рук — их вдруг стало очень много — легла мне на губы, прерывая поток слов.
— Были дела, Алексей. Знаешь, боги тоже не вполне свободны. И потом, мое появление могло усугубить ситуацию, которая и так повисла на волоске.
Странно, почему у меня не было ощущения, что все плохо? О чем она, вообще?
— Да все нормально вроде идет. Юг, считай, мой. Сейчас Бешеная Цань снимет блокаду с Синьду, если уже этого не сделала, возьмет морской порт, где будет править. Потом подпишем вассальный договор с Сунем, свадебку с Юэлян сыграем и все. Понятно, что Китай значительно больше, чем два-три уезда на юге, но, согласись, очень неплохие результаты для трех с половиной месяцев работы.
— Соглашусь, — богиня улыбнулась так тепло и ласково, что у меня сердце защемило от недобрых предчувствий. Она не была со мной добра, чтобы так улыбаться.
— А что за дела тебя отвлекли, милосердная? — осторожно уточнил я. — Какие-то неприятности?
Она кивнула, но вслух ничего не произнесла, отчего у меня на душе стало еще паршивее.
— Меня это касается?
Еще один кивок, сопровожденный улыбкой в исполнении доброй бабули.
— Многоликая, не сочти за дерзость, но мы можем как-то более содержательно пообщаться? Я же не этнический ханец, чтобы вот так по намекам понимать, что ты сказать хочешь.
— Янь-ван победил, — она склонила голову.
— Да с фигов, он с того раза никак себя не проявлял! — выдал я быстрее, чем успел обдумать сказанное. Поправился спустя миг. — В каком смысле?
— Мне напомнили, что боги не вмешиваются в дела людей. Точнее, не так, как это сделала я.
— Кто?
— Тот, кто имел на это право.
— А Янь-ван тоже, между прочим, в мое тело влез! Так что — можно было?
— Этот факт был учтен. И признан ответными действиями. И, как следствие, оправданными.
— А Бай Гуцзин? То, что он на меня скелета натравил…
Снова жест, запирающий мою речь.
— Я была небрежна, — произнесла девчонка-подросток в мужской одежде и луком в руке. — А он — последователен и внимателен. Он победил. Принято решение, что я должна прекратить свое вмешательство в дела людей. И перестать оказывать тебе помощь.
Вот, значит, как! Пока я изображал из себя полевого командира, объединял раздробленный феодалами Китай, где-то в Небесах, или где там боги Поднебесной обитают, шла своя война. Гуаньинь, представляющая партию «Спасем китайскую магию» столкнулась с противодействием короля ада, который стремился к сохранению статус-кво — она как-то говорила, что он консерватор и ретроград. Почему, кстати? Чем ему одаренные не угодили?
Впрочем, это их дела — небесные. А для меня важно, что по итогам невидимых баталий, моя патронесса проиграла. Ей поставили на вид (кто? лично нефритовый император?) и запретили дальнейшие эксперименты с людьми. Поэтому она на звонки не отвечала.
И?
В смысле, не стрелок И, а «и», то есть дальше что?
— А что конкретно это значит, многоликая? Конкретно для меня? Я так-то понял уже, что тебе приказали сократить общение со своим чемпионом, но дальше-то что? Отберут техники? Вернут меня в родной мир?
Странно, но даже мысль об этом наполнила меня тоской. Став стратегом, живя в условиях непрекращающейся войны древнего Китая, я уже не мыслил оказаться в мире, где главной опасность является увольнение с рабочего места.
Я понял, что не хочу возвращаться к прежней жизни. Совсем. Тут грязно, опасно, нет множества вещей, которые делали мой быт приятным и комфортным, но это мой дом. Уже успел им стать. И в нем живут мои друзья. Настоящие, пусть и китайцы все поголовно.
— Вода не течет из океана в горы. — В одной из рук появился веер, расписанный драконами и фениксами, грызущими друг другу глотки. Он пару раз качнулся, гоня ветерок в лицо богине, после чего превратился в грубую тяпку, которую держала сгорбленная годами и тяжелым трудом пожилая китаянка. — Нельзя повернуть свершившееся вспять.
— Это понимать как «нет»? Тогда что?
— Ты должен доказать, что мое вмешательство было минимальным. Что ты можешь и желаешь сделать то, что я тебе поручала, сам. По своей воле и своими силами.
— Спасти Китай?
— Спасти Китай.
Ну, целеполагание не изменилось, уже большой плюс.
— Сроки? Я не сомневаюсь, что ты в курсе, но… Эпоха трех враждующих царств в моем мире около сотни лет шла! За сколько я должен разрулить то, что не удалось местным.
— Не дерзи.
— Прости.
— Речь не идет о сроках, в которые ты должен объединить Китай. Тебе дали год. За который ты должен доказать, что не являешься моей марионеткой.
— А это не так?
Одна из ладошек выстрелила вперед и ударила меня в лоб.
— Заканчивай поясничать!
— Да я на нерве весь, что ты хочешь-то? Ладно-ладно, буду серьезнее. Значит, год? Без права переписки и твоей поддержки? Не так все плохо, да? Месяц же мы прожили в разлуке… Ай! Все, больше не буду! Честно!
Богиня между тем довольной не выглядела. Напротив, все ее лики выражали… смущение? Черт, это плохо! Именно так ведут себя все женщины, когда должны сказать что-то неприятное, но до последнего оттягивают этот момент.
— А скажи мне, милосердная, нет ли тут каких-то особых условий. Типа не встречаться, не общаться, не помогать, не есть рис после шести? Может, за этот год я должен достичь десятого разряда? Сберечь какую-то реликвию? Взять старую столицу? Никто из моих капитанов не должен получить ранения?
Согласный наклон головы.
— Я так и знал! И что именно?
— Через год ты должен получить титул князя. Владеть территорией четырех уездов. С моей стороны не должно быть никакого вмешательства. Никаких встреч — эту разрешили только для того, чтобы довести до тебя решение. Никаких подсказок, никаких трактатов и наполненных магией вещей, полученных от меня или по моей воле. Ты принимаешь решения самостоятельно, опираясь лишь на свое понимание ситуации и советы приближенных. Ты можешь принимать любую помощь или отказываться от нее, но делать это по своей воле.
Говорила она как с листа читала. Скорее всего, богиня и правда цитировала условия договора, который был прописан где-то в небесной канцелярии — китайские боги такие же бюрократы, как и люди Поднебесной.
— Я так понимаю, что за мной будут следить, верно?
— Да. Каждый новый человек в твоем окружении будет проверяться на связь со мной — этот вариант Янь-ван тоже предусмотрел.
— Прямо нотариус, а не владыка преисподней!
— Но, если твои деяния привлекут к тебе сторонника, который окажет существенное влияние на выполнение условий договора, это не будет считаться помощью с моей стороны.
— Что ж, это хорошо…
Тут я сделал стойку. Зачем она выделила это положение? Необходимости в этом не было, но она все равно заострила на нем внимание. Что-то хотела мне сказать, но не в открытую? Возможно! Мутит что-то, зую даю!
Однако следующая ее фраза заставил забыть о скрытых смыслах.
— Интерфейс забирают.
Хреново! Но не смертельно. Я уже более-менее научился обходится без него, так что справлюсь. Придется, конечно, научиться дозировать ци при активации техник, но и это не непосильная задача.
— Переводчик тоже.
— Да твою мать! — тут я не выдержал. — Прости, не тебе. Но, черт, я же не могу на китайском говорить! Не, я порой слышал слова и без синхронного перевода, но это же ни о чем! Слушай, да меня проще тогда убить!
Она лишь развела руками. Потом добавила, видимо, тоже сочтя данный жест недостаточно информативным.
— Янь-вана это бы очень порадовало.
Козлина подземная! Не получилось на свою сторону привлечь, так начал гадить везде, где можно!
Тут я поймал себя на мысли, что, даже психуя, яе паникую. Вполне холодно оцениваю полученные известия и уже прикидываю, как с такими картами дальше играть. Вот ведь! Я реально изменился! В прошлой жизни после такой подставы час бы ныл и искал виноватых, а теперь…
А теперь я стратег. Человек, который не просто летает над полем боя и бодрым голосом призывает усилить давление на врага. Я думаю. Просчитываю. Выбираю из всех вариантов тот, что приведет к победе. И не сдаюсь.
Ситуация изменилась — Гуаньинь запретили общаться со своим чемпионом. У меня заберут интерфейс, гугл-переводчик, но не отнимут дар и навыки работы с ци. Что изменилось? Я буду больше похож на оригинального Вэнь Тая. Будет трудно. Но есть варианты прикинуться контуженным после небывалого выплеска энергии и какое-то время поиграть в глухонемого.
В общем, ничего такого, чтобы ложиться и помирать!
— Еще что-то?
Одна моя часть всеми силами желала продлить разговор с богиней, попробовать надавить и выбить какие-никакие преференции, но другая понимала, что это зряшная затея. Гуаньинь разрешили лишь передать мне, что прямое сотрудничество отныне запрещено. Я сам по себе. И меня пасут. Квестов, помощи, направления — всего этого больше не будет. А будет много работы. Которую отныне я должен выполнять сам.
Хотя… Я ведь и делал все сам! Сам ходил на Синьду, сам отбивал Поян, сам, без всяких указующих распоряжений, множил на ноль Желтых повязок. Я принял решение поверить Бешеной Цань (а, нет, там была подсказка), и отправил ее разбираться с очередным конкурентом. Значит, не так уж я и бесполезен, да?
— Все, что я должна была сказать, сказано.
— А если я не справлюсь?
— Умрешь.
— Нет, я не об этом. Это-то как раз очевидно. Какие последствия будут для тебя, если я солью миссию по спасению Китая? Или, если не докажу, что способен быть самостоятельным.
Внезапно постоянные преображения Гуаньинь прекратились, и она секунд на двадцать осталась красоткой, которой, судя по одежде и макияжу, самое место в борделе. Я даже занервничал — чего это она?
— Почему ты спросил об этом?
Смотрела эта фифа на меня так пристально и пронзительно, что стало еще страшнее.
— Слушай, ну не чужие же люди, многоликая. Я как бы переживаю…
Долгое время она ничего не говорила. Стояла, сверлила меня взглядом. Я стоически переносил это, каким-то восемнадцатым чувством понимая, что говорить сейчас ничего нельзя. Открою рот — замкнется. Я ничего не узнаю. А я хотел узнать.
— Мне закроют эту реальность, — наконец, произнесла она. — Последнюю в этой ветви, где сохранилась магия.
Звучало это, честно сказать, не очень страшно. Ну, запретят сюда ходить, и что? У нее этих миров воз и маленькая тележка! Это как мне бы сказали — вот в этот ресторан больше ходить нельзя! Да и пофиг, как бы! Последний, что ли?
Однако то, как она выглядела, произнося свою фразу, говорило о том, что для нее это прямо очень серьезно.
— Ладно, понял! — с преувеличенным оптимизмом воскликнул тогда я. — Значит, постараюсь тебя не подвести!
Некоторое время она смотрела на меня не мигая, как змея какая-нибудь. Потом неуловимо качнулась вперед, превращаясь из дорогой куртизанки в растрепанную Юэлян. Обхватила руками мои щеки, легонько коснулась губами лба. Прошептала:
— Спасибо!
И я пропал. Перестал себя ощущать. Точнее, остался собой, но будто распался на сотни тысяч, а может, даже миллионы копий, каждая из которых зажила своей жизнь. Видел, чувствовал, обонял и осязал — одновременно. Понимаю, как это звучит, да…
Один Вэнь Тай бросил с коня слово «стоять» и умер. Разрыв сосуда в головном мозге, кровоизлияние, смерть. Другой был убит из засады на подъезде к селению с названием Бегония. Третий проехал мимо того же места, но в него никто не стрелял. Он благополучно закончил объединение южных уездов, встретился с тестем Чэном, поссорился с ним на пиру и был отравлен. Четвертый внес предложение отцу невесты, которое было встречено «на ура», получил в армию около шестнадцати тысяч пехоты и трех тысяч кавалерии и отправился на восток, где погиб и положил всех своих солдат.
Двадцать пятый на фоне ревности убил Быка — подло, наняв убийцу-отравителя. Шестьдесят восьмой за полгода завоевал три уезда за Янцзы, умер от алкогольного отравления. Девяносто девятый задушил Юэлян. Сто восьмидесятый бросил идею с завоеваниями, удалился в горы, где прожил двенадцать лет в одиночестве, а потом был убит мародерами, бежавшими с какой-то битвы.
Три тысячи восемьдесят второй решил никуда не ходить и основал на южных землях собственное царство. Он вырастил двух сыновей и одну дочь, до конца своих дней был рядом со своей женой и умер через два дня после ее смерти. Через два месяца после их кончины старший сын знаменитого стратега и не менее известной лучницы стал вассалом северного владетеля, приказав удавить своего младшего брата и сестру.
Пятисоттысячный Вэнь Тай бросился на меч — я так и не понял, что меня побудило так поступить. Восьмисоттысячный…
Жизни множества моих вариантов кружились в бессистемном хороводе, были представлены в настоящем, прошлом и будущем. Где-то видения обрывались со смертью двойника, где-то продолжали показываться. Я окончательно потерялся и даже не пытался следить и запоминать показываемые мне картинки, просто был ими всеми одновременно.
В какой-то момент хоровод образов прервался, и я почувствовал, как правую щеку обожгло болью. Голос невесты, полный беспокойства и слез ударил по ушам.
— Тай! Тай! Очнись, Тай!
Я столько уже раз слышал эти ее слова. В них было столько эмоций — и всегда разные. Умоляющие, властные, сожалеющие. Тысячи вариаций: защита сына, которого я бью за проступок, его голова уже в крови, полный неги стон «О Тай!», состоящий из концентрированной ненависти…
— Тай! — узкая ладошка возлюбленной ударила меня уже по другой щеке.
И варианты собрались в один. Я стал самим собой. Тут же выяснилось, что я уже не в никогде с богиней, а нахожусь в реальности — единственной из мне доступных. Лежу на земле, а моя китайская принцесса уже замахивается для следующего удара.
— Юэ! — прохрипел я. — Хватит. Жив.
Лицо девушки тут же расплылось в улыбке, она защебетала что-то быстро-быстро, одновременно поглаживая меня по волосам. Я понимал, что она говорит, но не полностью — общий смысл, отдельные слова. Мол, она волновалась, что я ушел в какую-то ци-кому, такое порой случается с одаренными, переоценившими свои возможности.
Мне было очень приятно слушать ее певучие, пусть и не всегда понятные слова. В них были чувства — настоящие, а не копии тех, что мне довелось пережить за тот короткий миг, когда губы Гуаньинь коснулись моего лба. Пожалуй, голос Чэн Юэлян вкупе с легкими, почти невесомыми прикосновениями и не дал мне свихнуться, после того как одно сознание разделилось на миллион версий, а потом снова схлопнулось.
Я понимал, что сделала многоликая, и даже был благодарен ей — хитрая богиня все-таки смогла обмануть тех, кто навязал ей договор. Вывалила на меня миллионы комбинаций или жизней альтернативных Вэнь Таев в других мирах — фиг его знает. Дала шанс выжить и после того, как важная часть возможностей была у меня отнята.
Никакой помощи — все как прописано в договоре. Только собственные решения чемпиона. Да, он оказался несколько осведомленнее, чем предполагалось, ну так и что? Запрета на это не было!
Подозреваю, она не собиралась так поступать. Решение было импульсным (хотя что такое импульс для существа, живущего во множестве измерений одновременно?) и принято под влиянием чувств. Из-за слов. Обычных, в общем-то слов, по большому счету даже не вполне искренних, так, вопрос вежливости.
С этим ее даром мне еще предстояло разобраться. Попытаться вспомнить, что увидел, привести хоть в какой-то порядок. Проанализировать. Отбросить мусор — я точно не собирался увлекаться тем смазливым мальчиком из версии триста тридцать шесть тысяч восемьсот двенадцать.
Но не сейчас. После. Когда перестанет плыть земля под моим неподвижным телом, и когда Юлька уберет ладошку с моей головы. Принцесса, словно услышав мои мысли, подняла руку, но я перехватил ее и приложил к своей щеке.
Она снова заговорила. И я снова понимал суть сказанного. Теперь она переживала, что мы ведем себя неподобающе и кто-то может нас увидеть. Гуаньинь сказала правду — встроенный лингвоанализатор накрылся, но я все же мог понимать китайский, пусть и не так хорошо, как раньше. Полагаю, это было влиянием языковой среды, в которой я прожил достаточно долго. Память выхватывала из потока знакомые слова, мозг составлял их в логические связки и выдавал результат плюс-минус сходный с тем смыслом, что вкладывал в него собеседник.
Сам я, однако, говорить мог на уровне маленького ребенка. Даже не простыми фразами, а отдельными словами. «Да», «нет», «хорошо», «хватит», «сейчас». Не очень понятно, как с такими навыками общения получится ставить задачи командирам, но и то хлеб!
— Плохо. Сказать. Больно. — В завершение этого, я еще руку к голове приложил. Понял, что звучит крайне непонятно, добавил: — Ци. Удар. Плохо. Я.
Аж скулы свело от бешенства. Боги, блин! Хрен ли лезть — нормально же все было! Уроды! Захвачу Китай — снесу к фигам все храмы! Устрою атеизм в Поднебесной — будут знать, как совать свой нос в дела людей!
Юэлян меня поняла. Как-то — я бы лично не догнал ни за что. Что-то быстро проговорила, но я не смог узнать ни единого слова. Попросил ее говорить медленнее.
— Мало. Нет. Медленно. Голова. Слова. Нет.
Помогло.
— У моего третьего дяди было что-то похожее, когда он перенапрягся. Есть лекари, они помогут. Это можно исправить, — сказала она.
В смысле, я узнал только слова «третий дядя», «так же», «лекарь» и «помогут». И уже из этого собрал предложение, ориентируясь на контекст.
А вообще, здорово устроен человеческий мозг. Всегда найдет в памяти третьего дядю, у которого было так же. Мне в результате и объяснять ничего не надо.
— Хорошо. Юэ… Бык? Пират? Юн Вэйдун. Хорошо? Конец?
— Да. Юн Вэйдун мертв. Пират (взял?) его в плен, но тот (откусил?) себе (язык?) и умер.
— Трус. Хорошо. Лагерь. Армия. Бегония. Желтые.
Меня злило, что приходилось говорить как деревенский дурачок, но я старался своих эмоций не демонстрировать. Жив — самое главное. Все остальное можно решить. Язык, например, выучить.
И Юльку, похоже, совсем не парило, что ее жених превратился в косноязычного идиота. Наверное, тоже думала, что пройдет. Улыбнулась, вытянула свои пальчики из моей ладони — я все еще держал ее за руку, и поднялась. Медленно, как при общении с ребенком, проговорила:
— Бык едет. Отвезет тебя в лагерь. Все будет хорошо.
«Без вариантов, Юлька. Все будет хорошо без всех этих вариантов!» — подумал я и на какое-то время опять отключился.