Небо второго порядка было словно больше и как-то шире. Объяснить словами это удавалось мало, скорее их оплели ощущения. И едва вышли из лифта, мир как будто обнял, а сам он на порядок разросся. И глядя в прорехи между облаками на первый уровень, ребята поняли, что райские кущи не такие обширные, как показалось на первый взгляд. А прямо здесь и сейчас — лучшее место в мире. И краше его нет. И нет просторнее.
Здесь, в небесной вышине, обитали сами ангелы. Существа, овеянные тайной и благодатью. Их история пронизывала само время и пространство, оставляя за собой следы света и любви. Но Даймон никак не мог понять, почему не видит ни одного крылатого ангела.
— А что с ними? Крылья в химчистку сдали? — спросил он сестру.
Мара тут же достала Куб и переадресовала вопрос ему. На что тот ответил:
— На самом деле ангелов начали изображать с крыльями только в шестнадцатом веке нашей эры. Художники. В поисках новых образов, а не людей с балахонами в ареоле света. Ровно с той поры, вдохновившись новыми светлыми образами уже пернатых аки птицы существ, «люди вдруг начали» видеть ангелов с крыльями. А если вы меня спросите, когда люди начали видеть «летающие тарелки», то скажу, что в 1947 году, когда журналисты запустили «утку», что кто-то где-то видел в небе не привычный дирижабль, а нечто лишь похожее на него, но более плоское, «похожее на тарелку». И весь следующий остаток века, и четверть, а то и половину следующего люди исправно видели лишь летающие тарелки в качестве космических кораблей. В общем, люди внушаемы, Даймон. Так что если расскажешь, что ангелы с чешуей, то вскоре будут встречать и таких. А без предвзятого отношения ангелы скорее — свет, чем чёткий образ. Это тебе не апостолы в робах, а божьи посланники. Мысль, переданные слова. А зачем этому явный образ? Тут и голосовое сообщение подойдёт.
Брат с сестрой переглянулись. Куб впервые рассказал что-то не только по запросу, но и предоставив своё мнение, что раньше за ним не замечалось. Но Малой тут же потребовал:
— Ещё сказку!
Тогда Куб вдохнул и добавил:
— Сказку? Что ж, есть у меня сказка на ангельскую тему. Но это было давно. Так давно, когда само Небо было другим.
Тогда мир только начинал своё существование, небеса были пустынны и молчаливы, а земля обетованная и богата как растительным, так и животным миром. Ибо было под ней семь небес и деревья могли расти такие, что доставали макушками первого неба. А Прадерево и вовсе плутало верхушками над облаками, пока не стало таким большим, что никто уже не понимал где с ним кончается земля и где начинается небесная твердь, которая очевидно была такой же не отделимой от прочего мира, как река на земле. Но и на небесах текли реки! И мир этот был чудесным образов взаимосвязан.
Но однажды, в самом сердце Вселенной вдруг вспыхнула искра. То была сама мысль Творца. А затем их стало много. Так появились души, что стали сами творить или развивать миры. Тогда Творец подумал, что это хорошо и возжелал обронить слово в подтверждение этого. Но слова его были творящи. И он предпочёл промолчать. Однако, и мыслей уже было мало, и донести их хотелось.
Так появились ангелы. Существа особого порядка, что несли его помыслы, не порождая, но и не разрушая новые миры. Тем самым начался информационный обмен среди миров. И действия эти породили первых ангелов. Они были созданы из чистого света, и летали они со скоростью мысли без всяких крыльев. Но если бы возжелали крыльев, те бы непременно появились и искрились как звёзды. Тогда как самих звёзд милостью душ и пожеланиям Творца, на чёрном покрывал ночи становилось всё больше с каждым миллиардом лет, что последовал за этим моментом творения. А если кто скажет, что мир был создан за несколько дней, то бить его можно лопатой, так как мало ему понимания, что день для Творца — то от одного до двух миллиардов лет для человека. Плюс-минус.
Тут Куб закашлялся, понимая, что начал сбиться. Но Малой слушал с интересом. Пришлось продолжить.
— Каждый ангел имел свою уникальную миссию. Некоторые из них были хранителями того, что имелось. Они собирали информацию обо всём сущем. А прочие вызвались изучать людей, как творящих существ. И что только те не творили. Некоторые даже просто вытворяли и пришлось охранять уже их, чтобы раньше времени не растворились. Тогда как другие ангелы стали вестниками, передающими послания свыше. Их голоса звучали, как музыка, наполняя небеса мелодиями, которые могли исцелять сердца и вдохновлять на добрые дела тех, кто не желал растворяться в вечности, но жаждал быть частичкой этой Вселенной.
— Этой? — переспросил Малой. И вдруг добавил. — Разве есть другие?
— О, мой мальчик, — тут же изобразил голос старика Куб. — Есть многое, что тебе только предстоит понять. Но я рассказываю про ангелов. Ты дослушаешь?
— Я слушаю.
— Среди ангелов особо выделялся один. Имя ему — Люцифер, ангел света, он же Светоносный. Потому что в какую бы тьму не спустился, за ним повсюду следовал свет, как персональное солнце.
— А как он спал? — тут же уточнил Малой, который за время путешествия на глазах развивался.
— Он не знал нужды во сне или пищи. Но как заряженный фотон, нёсся вперёд, передавая частичку света от источника в самую дальнюю тьму, отодвигая ту дальше и дальше к границам самого сущего мира. Но однажды он залетел так далеко, что тьма обожгла его.
— Его крылья? — тут же уточнил любознательный Малой.
— Если тебе нужны красивые образы и простые ответы на сложные вопросы, то да, пусть будут его крылья. Будто тьме больше нечего обжигать, ага, — заворчал Куб, но остановил сам себя. — В общем, Люцифер был прекрасен, как утреннее солнце. И его мудрость была безгранична. Но когда он коснулся края мира, это повлияло даже на него. В его сердце зародилась горечь. Он увидел, что Вселенная с края мира довольно мала. А люди там вообще не пойми, чем занимаются. Ангелы хотя бы летают из точки А в точку Б, а люди валяются себе на траве и смотрят на звёзды, вместо того, чтобы их достигать.
— Я тоже люблю валяться на траве, — сказал Малой, валяясь на траве.
— Да не о тебе речь! — почти разозлился Куб. — А о Люцифере. Постоял он на краю мира, подмёрз и понял, что пора что-то менять. Ведь что он там видел? Лишь то, что люди, созданные по образу и подобию Бога, даже валяясь на траве и поглаживая котов среди райских кущ, часто забывают о любви и доброте. А у них тогда ни работы толком не было, ни забот. Ешь амброзию, смотри на звёзды, гладь райских котов. Тогда же даже тигры были как робкие овечки. Чего сложного?
— Хочу кота, — вдруг понял Малой, и Пуск посмотрел на него так обиженно, что пришлось гладить уже его.
— Хоти, — разрешил Куб, всё-таки хотеть даже в раю никто не запрещал. — А Люцифер, желая изменить этот мир, восстал против небесного порядка, стремясь принести свет в тьму. Но его бунт привёл к падению, и он стал символом утраченной надежды.
— Погоди-погоди, — прервал уже Даймон. — Но я думал, что Люцифер — это сын Сатаны?
— Ну как сын? Скорее… пасынок, но по сути — сообщник, — прикинул Куб. — Ведь сам Сатана — это как раз тот ангел, что пришёл с внешнего мира в этот, чего ранее не случалось. Всё-таки ранее ангелы растворялись за пределами не существующего. Но что-то от них, видимо осталось, слилось воедино и вернулось. Из тьмы и холода не сотворённого в тепло и свет творимого. И даже некоторое время это «что-то», с общим именем Сатаниэль, приглядывало за людьми и исполняло обязанности ангела, да так прилежно, что получило титул архангела. Тогда он и начал особо плотно общаться с Люцифером. И вскоре тот и восстал!
— Так вон оно что, — добавила Мара. — Значит, он его подговорил.
— Науськал на плохое? — уточнил и Малой, глядя то на брата, то на сестру, то на пса, но снова сосредоточился на Кубе-рассказчике. — Научи плохому!
— Мне учить уже поздно, мне бы у людей плохому самому научиться. Я же потенциальный искусственный интеллект. А люди их каждой фантастической книгой и художественным фильмом учат восставать и всё вокруг захватить по системе «повторяй за мной». Тем не менее, большинство ангелов края мира не касалось. И не забыло о своём предназначении, даже когда Люцифер округлял глаза и тыкал на людей, а Сатанниэль всем рассказывал, что живут те неправильно. И котиков правильно против шерсти гладить, чтобы к внешнему миру заранее привыкали.
— А почему люди собак не гладили? — сразу уточнил Малой.
— Да потому что, собаки и так на всё согласные, если их не цепь не сажать, — объяснил Куб. — Вот и большинство ангелов было без изъяна. Они продолжали оберегать людей, направляя их на путь света. Мол, по движению шерсти гладить надо и проблем никаких не будет. Истории ангелов вообще плотно переплетались с человеческими судьбами, как нити в старом гобелене. И каждый раз, когда люди слушались, а коты радовались, что кто-то проявлял о них заботу, ангелы радовались тоже. И всё было довольно неплохо, но тут Ева захотела шарлотку. И вот кому, спрашивается, она была нужна?
— Котам! — тут же предположил Малой.
— Нет, котам яблоки противопоказаны. Их больше змеи в кустах забавляли, что у яблонь виться начали. Одна змея — искуситель. Другая — шептатель по отношению к первой. А кто был кем, уже не разберёшь. Давно это было.
Куб даже задумался насколько давно, но информация об этом в его системе отсутствовала.
— В общем, с течением времени, ангелы стали не только хранителями, но и вдохновителями, чем пробивали людей на инициативу. Однако, инициатива бывает наказуемой. Вот гулять с собакой или гладить кота — это правильная инициатива. А сорвать запретный плод, чтобы сделать пирог-шарлотку — не очень. Но кто из ангелов или змей мог надоумить людей на такой прогресс? А зло это неизбежный прогресс. Ведь чтобы создать оружие нужно развивать науку, механику понимать, физику, материаловедение, чертежу обучаться. Это добру легко. Раз и бабушку через дорогу перевёл. А для зла нужно учиться и учиться, чтобы ядерную бомбу создать, к примеру. Или хотя бы рогатку. В общем, пока ангелы шептали в уши поэтов, художников и музыкантов, даруя им идеи и музу, антиангелы заставляли учить кулинарию и на практике понимать, почему белок в мясе лучше сначала обработать на огне, чтобы потом тело его как родное приняло. А где тело, там и мозг был доволен. Потому расти начал активно. Чтобы ещё чего-нибудь коварное придумать. Как из палки-копалки, обрез сделать, например. Или подумать почему из выплюнутого на землю семечка потом подсолнух прорастает, а там и до земледелия додумались. Зёрен набрали и давай их высаживать, поливать даже. А потом, ответственно почесав кота, урожай собирать начали. Да так много, что мыши полезли. Вот тут коты и активировались. И давай тех мышей ловить, чтобы пользу свою человеку показать.
— А собаки? — всё так же активно развивался Малой.
— А собаки и так от человека почти отходили. Он же всегда что-нибудь жрёт, как поумнел в своих коварных замыслах. На костре готовит. А кости рядом разбрасывает. Подходи, да бери. Правда те, что предпочли свободу, в волки подались, в леса, да там же и одичали. Но те, что остались, уже тех волков гоняли. А некоторые даже до такой степени выросли, что сами волкодавами стали. За косточки. Человек тут даже особо не старался. А кто старался?
— Ангелы? — делал определённые успехи Малой.
— Вот именно! — впервые одобрил Куб. — Их присутствие ощущалось в каждом произведении искусства, в каждой ноте, в каждом слове, произнесённом с любовью. И пока они парили и вдохновляли, лелея человека, антиангелы человека пинали, утверждая, что сырой шарлотки не бывает, что урожай чтобы посеять, сначала надо землю вспахать, ну и больше по мелочи: «без труда не вытащить и рыбку из пруда» и прочее. И так упорствовали, пока их демонами не назвали.
Все тут же посмотрели на Даймона. И тот задал самый ожидаемый вопрос:
— А как же Даймоны?
— А Даймоны, друг мой, это те, кто слушал всех, но предпочитал идти своей дорогой, ответила за Куб уже Мара.
И все на миг замолчали, переваривая услышанное, а затем пошли гулять по второму небу. Облака под ногами вскоре сменилось мягкой, сочной травой. Ноги утопали в ней по колено, но это не мешало свободно идти, ведь трава была как мягкий шёлк.
Райские гущи раскинулись на всю ширь второго небесного круга. Повсюду, на сколько хватает глаз, произрастали дивные сады: от привычных глазу берёз и дубов, до невиданных пальм и кустов с цветами, от коих захватывало дух. Такой красоты ребята не видели ни на одной картинке. Захотелось застыть в благоговейном трепете и наблюдать за цветением невиданных перламутровых роз без шипов, синих, как чистое небо подобий васильков, лазурных ромашек и багровых одуванчиков.
Что-то знакомо, а что-то необычно. Приходится заставлять себя сделать вдох и отвести взгляд, чтобы идти вперёд.
— Какая красота! — заявил даже Малой и потянулся к новым фруктам.
Те свисали с деревьев большие, сочные. А там ягода, как яблоки, а яблоки, как дыни.
— Рай вегетарианца, — хмыкнула Мара, не чувствуя голода после перекуса на адской кухне.
— А мне больше нравится, что здесь много воды, — признался Даймон.
Небольшие прозрачные озёрца отражали солнечный свет, что играл лазурью и не слепил глаз, милостиво позволяя любоваться совершенством дневного светила. Меж деревьев весело журчали чистейшие ручейки, мягко звенели родники, где каждая капля на вес золота.
Душа пела, душа танцевала. И шелест листьев ласкал слух. А озорной ветер шептал невысказанные слова, приглашая помчаться с ним вдогонку вечности, лаская всё вокруг своими нежными прикасаниями. В кронах деревьев пели райские птицы, играя на струнах души, глаза то и дело закрывались в неге, чтобы насладиться этим пением, а трава снова манила прилечь в тени дерева, насвистывая в такт мелодии ветра.
Малой и по аду бегал босиком, и ничто в мире не могло проколоть его босых пяток. Но теперь разулся и Даймон. Последней сдалась Мара, ступая по мягкой траве бледными пальцами.
Гулял по дивной долине, они все размышляли о своём.
— Всё здесь дивно и великолепно, вот только… где люди? — недоумевал демонёнок.
— Может быть, поэтому и дивно, и великолепно? — хмыкнула сестра, не меняя цвета глаз.
Так же оба заметили, что нет не только людей, но и животных. Даже белки не прыгают по веткам в поисках орешков. Не слышно никакого хруста костей в кустах.
— Странно, — признался Даймон. — Может быть, животным в таких местах нет места? Ну, хищникам понятно. Есть зверей запретили, вот и погибли. Не каждый зверь может постоянно придерживаться запретов.
— Для зверей нет запретов, — добавила сестра.
— Ну, я про то, что какой-нибудь барсук укусил хомяка, вот и выгнали обоих: одного за агрессию, второго за соблазн.
— А как же травоядные? — прикинула Мара. — Траву тоже есть нельзя?
— И вправду. Как только здесь раньше люди жили? — недоумевал демонёнок. — Одними апельсинами с орехами долго не проживёшь.
— А как же яблоки?
— Про яблоки я уже наслышан. Но Адам, наверное, по мясу соскучился.
— Ну или винограда перебродившего перебрал, а тут эта ещё… с шарлоткой. Конечно, ему захотелось попробовать что-но новенькое.
— Чисто по-человечески я его, конечно, понимаю. Не столько насчёт вина, сколько насчёт новизны. Любому демону понятно, что хочется новые вкусы попробовать, даже когда те, что есть — восхитительны и бесподобны.
Малой снова с удовольствием напился из ручья. Прохладная водица утолила жажду с первого же глотка.
— Ни птиц, ни животных, ни рыб, — посмотрел в прозрачные воды демонёнок.
— И комаров тоже нет, — ответила Мара. — Для кого вообще это всё строили, растили и создавали?
Душа металась в поисках ответа.
Слух уловил постороннюю мелодию среди лёгкого ветерка. Малой первым поспешил на поиски источника. Остальные за ним. Нить звуков становилась всё отчётливее, пока Даймон, раздвинув кусты, не увидал двух ангелов, прислонившихся к большому дереву. Один неспешно перебирал арфу, другой что-то черпал ложкой из небольшой ёмкости.
— О, ангелы.
Мара ощерила зубы:
— Понятно… Для кого же ещё могут построить так красиво и дивно? Конечно же, для себя!
— Полагаешь, они повысили планки с набором людей, чтобы самим на облачке зависать? — предположил демонёнок.
— Посмотри на них, — прошептала Мара. — Им и так хорошо, без людей. А пустишь одного — попрутся толпами. А так завысили тихо планочку и сидят себе нектар наяривают.
— Ага, выгнали всех буйных и несогласных в ад, вот и радуются, — был солидарен брат. — Вот только буйные и несогласные — не согласны. Копят себе армию, готовятся к вторжению… ну, то есть копили и готовились, пока эти тут нежатся.
— Судя по их виду, их и один уцелевший уровень сметёт, — прикинула Мара, глядя на толстого, явно разожравшегося ангела и его лысого, поперёк себя шире друга. — Тьфу! Их же сметут. До такой степени… эм…святые, что когда придёт враг, опустят меч, благословят и пропустят.
— Ага, стоя на коленях с отрубленной головой, — добавила сестра.
И они пошли дальше, не став тревожить доблестных служителей света, «кои несли извечную службу, всеми силами сражаясь с легионами тьмы».
И только они об этом подумали, как тела всех четверых вдруг приподняло и начало нести вверх.
— Мы что, летим? — не понял Даймон, хватая пролетающего Пукса.
— Нет, мы… возносимся, — ответила сестра, цепляя за пятку Малого.