Магия и пули

Глава 8

Избежать Федору рокового выбора помогла сама Варвара. Она отстранилась, услыхав его бурчание.

— Что ты сказал?

— Повторю. О том, что случилось, непременно нужно сегодня же сообщить российскому послу.

— Но в посольстве приемное время закончилось… — она сделала последнюю попытку одержать победу в маленькой войне за внимание избранника. — Быть может, лучше завтра, с самого утра?

— Решайся, Федя! — раздалось в голове у князя. — Или задерешь Оболенской подол прямо сейчас, или немедля едем к послу. Князь Юсупов-Кошкин вправе требовать аудиенции даже среди ночи.

Друг чувствовал, насколько Федора охватило естественное мужское желание. После горячих ласк баронессы хотелось продолжения утех. Но Федор сумел пересилить себя.

— Дорогая! Я скоро вернусь. Дело чрезвычайной государственной важности. Прости…

Поцелуй в лоб — все, что досталось Варваре.

— Ты обидел ее, — заключил Друг, когда Федор вышел из отеля.

— По-хорошему, нужно было не трапезничать с ней, а сразу к Извольскому[48] бежать, — буркнул князь. — Но Варя дрожала нервно. Не каждый день тебя похищают, запирают и угрожают.

— Сделанного не воротишь. Поспешим.

Шел девятый час вечера. Офицер при посольстве Российской империи, придирчиво глянув на пашпорт князя, сообщил:

— Его превосходительство уехать изволили. Запишитесь на прием в следующий понедельник.

— Бюрократы, мля… — выругался Друг. — Все то же самое. Одно окно, а в нем тебя пошлют три раза. Или в другие окна, или куда подальше. Федя! Узнай, кто у них главный по военным делам. Атташе или как там зовется его должность.

По подсказке офицера князь отыскал небольшой, точнее говоря — невзрачный домик на Монмартре. По чину ли полковнику? Впрочем, в Париже все очень дорого. Возможно, снять такой обходится казне куда дороже, чем дворец в Москве.

— Неприметная дверь на первом этаже ведет в задний проулок, оттуда — на соседнюю улицу. Идеальное шпионское гнездо, — прокомментировал Друг, вернувшись с короткой разведки. — Наверху двое мужчин, лакей готовится ко сну. Господского вида — читает.

Федор дернул за висящий у двери шнурок. Внутри едва слышно звякнул колокольчик. Открывать вышел владелец резиденции, полностью опровергающий впечатление о типическом шпионе — невзрачном и неприметном. Статью и ростом он походил на кавалергарда. А усы, закрученные лихо, видимо, снятся в откровенных снах далеко не одной красотке…

— Чем обязан, сударь? — спросил «кавалергард».

— Я — князь Юсупов-Кошкин. По неотложному и крайне конфиденциальному делу, — поклонился Федор.

— Полковник Игнатьев, Алексей Алексеевич. Наслышан о вашей миссии. Проходите, князь. У вас в саквояже…

— Сведения о германских агентах в Париже. Вам будет небезынтересно.

Они поднялись на второй этаж. Федор извлек из саквояжа объемистую папку. Оценив ее толщину, полковник предложил:

— Вижу, разговор не на четверть часа. Позволите ли угостить вас ужином? Я только вернулся, сам не успел. Жена в отъезде, кто еще мне составит компанию?

Непринужденность, с которой Игнатьев разговаривал со знатным гостем, и предложение разделить трапезу действовали располагающе. Федор вдруг почувствовал, что действительно не против. Под гнетом мрачных мыслей от прочтения немецких документов он едва притронулся к поданному в отеле. Наверно, Варвара подумала — специально оставляет живот наполовину пустым, чтоб сподручнее было утолить другой голод. Разочарована, видать.

— Знаете, когда я только получил назначение в Париж и впервые зашел в кафе у Елисейских Полей, оттуда прекрасный вид на Эйфелеву башню, столь проклинаемую старожилами, — начал рассказ дипломат, собственноручно расставляя на столе приборы, — то за соседний столик присела девушка. Из мастериц-швеек или что-то вроде того, здесь их именуют «миднетками». Я по-простому заказал ветчину и пиво. Парижанка — блюдо устриц, чудесно пахнущий домашний паштет, белое вино, круассан и чашку черного кофе. В России ее заказ сочли бы деликатесным, n'est-ce pas?[49] Стоил бы не менее двадцати целковых… А гарсон взял с нас одинаково.

Полковник принес несколько холодных блюд, включая те самые устрицы.

— Вы, Алексей Алексеевич, решили конкурировать с парижским бистро? — не сдержался Федор.

— Не нужно иронии, князь. В каждой стране есть чему поучиться. У французов — тем более. В плане утонченной еды им нет равных. Пробуйте!

За недолгое время пребывания в Париже в ипостаси знатного вельможи Федор научился управляться с устрицами. У Друга такого навыка в прошлой жизни не имелось. Обмотав левую руку салфеткой, Федор взял в нее раковину и аккуратно раскрыл створки ножом, пока не раздался щелчок. Нежнейшее мясо моллюска он полил соком лимона. Бросил в рот, запил белым вином. Восхитительно…

— Судя по вашему напряженному виду, нам немного осталось вот таких вот мирных трапез? — спросил Игнатьев.

— Увы. На ознакомление с документами вам потребуется время. Перескажу главное. Германский генштаб содержит в Париже большую и разветвленную агентуру. Не буду выдавать себя за большого специалиста, однако и несведущему очевидно: столь мощное шпионское наступление непременно предшествует войсковому.

— Погодите! Откуда у вас бумаги?

— От покойного фон Бюлова, немецкого агента во Франции. Он имел неосторожность похитить российского Осененного — меня, — Федор кратко поведал об авантюре германцев с похищением Варвары и попыткой устроить ему ловушку. — У вас есть дар?

— Даже несколько, я же граф, но они все слабые и небоевые. Если вам понравятся остальные блюда, то, наверно, и к приготовлению пищи магическая склонность есть. Вы убили фон Бюлова?

— Пришлось. Когда ситуация ставит перед выбором — жить мне или ему…

— То вы предпочитаете выбор в свою пользу. Не смею возражать. Что в немецких бумагах?

— Сведения об агентах. Как действующих под прикрытием посольства, так и нелегальных. Фон Бюлов прибыл в Париж недавно — через неделю после моей группы. Похоже, имел лишь одну цель — ликвидировать меня. Иначе не стал бы представляться подлинным именем.

— Точно подмечено. Постоянных резидентов мы знаем. Но зачем группе, засланной для разового задания, сведения о постоянной агентуре?

Федор грустно улыбнулся.

— Каждому предписывалось при нужде оказывать содействие фон Бюлову. На некоторых агентов папка содержит компромат, копии расписок о получении денег от германцев за шпионаж. Наверное, на случай, если парижанин не захочет пособить.

— Вот как… Решили поднять спящих агентов, — полковник достал трубку и принялся ее набивать табаком. — Отправившие фон Бюлова, полагаю, посчитали вас сложным противником, князь. Примите за комплимент. Но вот что странно. Пусть в России проворачивать подобные акции немцам сложнее, возможности все же есть. Там за вами не охотились, несмотря на очевидный афронт под Гродно, не пытались отомстить?

— Похоже, что так.

— Здесь по вашу голову сразу отправилась целая команда. Вывод?

— Наш контракт с французами для них опасен.

— Да! Они боятся, князь, что тульские изобретения, помноженные на промышленную мощь двух западных держав, повернут расклад сил в пользу Антанты. Я так думаю. Если бы война началась прямо сегодня, у России, Франции и Британии оказалось бы гораздо больше людей с магическими способностями, чем у Германии и Австро-Венгрии. Но боевых магов очень мало. В двух гвардейских полках императора Георгия всего по тридцать Осененных с выдающимися боевыми умениями, остальные — обучающаяся молодежь да обслуга из нижних чинов. К тому же среди наших Осененных слишком много немецких фамилий или потомков смешанных браков с германцами. Они вряд ли горят желанием воевать против родни. Теперь же кайзеровский генштаб получил сведения, что вы едете в Париж не с пустыми руками. Допустим, французы одобрят ваше ружье-пулемет и поставят на поток. Пехотинец или драгун с пулеметом не уступит магу средней руки. А их будут десятки тысяч! Причем, пулеметами, как не сложно догадаться, дело не ограничится.

— Войны не начинают в ноябре, — возразил князь.

— Зато это отличное время начать подготовку к кампании. К апрелю, к окончанию весенней распутицы, пришить последнюю пуговицу на мундир последнего солдата. Русская и французская армия успеют получить пулеметы в нужном количестве?

— Боюсь, что нет. А еще нужно снабдить полки достаточным количеством патронов, пулемету их требуется много. Научить стрелков. Наладить действия взвода и роты, когда в каждом взводе пулемет, у остальных — винтовки.

— То есть по весне немцы ударят… Пожалуй, вот мы и посчитали количество оставшихся мирных вечерних трапез. Дорогой князь! Не соблаговолите ли вы…

— Коль уж «дорогой», то просто «Федор Иванович».

— Хорошо. Не откажетесь ли вы провести остаток ночи в гостевой комнате? Вашу компанию, особенно княжну, следует немедля удалить из Парижа и вообще из Франции. Чтобы не было искушения снова похищать. Хотя… Немцы изобретательны. Провалив первую попытку, потеряв людей, они начнут действовать иначе — жестче и безжалостнее. Значительно жестче, Федор Иванович. За вами не было слежки?

— Надеюсь, что нет. Извозчика я отпустил за квартал, петлял. Тем паче, сам не сразу нашел ваш дом. За мной никто не крался.

— Однако же предосторожности излишними не будут. Ваши вещи из «Ритца» заберут. Полагаю, посол позволит вам квартировать в здании дипломатической миссии.

Федор пожал плечами.

— Нужно ли столько хлопот? Не забывайте про Зеркальный щит.

— Пределы действия которого вы не знаете. Подумайте, под Гродно вы убили сильного мага, магистра, действуя как простец. А у того была защита. Не исключено, что не хуже вашей.

— Он подпустил меня слишком близко…

— А скольких вы будете вынуждены подпустить к себе вплотную здесь? Хотя бы для рукопожатий. Щит остановит укол отравленным стилетом?

— Не спорь с полковником, — встрял Друг. — Подумай, если бы баронесса де Ларош вздумала тогда с нами расправиться, у нее был бы миллион возможностей.

— Смирюсь с неизбежным, — склонил голову Федор.

— Вот, и славно. Охрану вам организую. Правда, о праздных прогулках по Булонскому лесу и набережной Сены придется забыть. Пока не закончатся переговоры, вам надлежит вести затворнический образ жизни.

Полковник выше чином капитана, в тоже время граф ниже титулом князя. Не вдаваясь в детали иерархии, Федор был вынужден признать — Игнатьев прав. Игра идет крупная, ставки все выше. Поэтому надо прислушаться.

Там же на обеденном столе, около блюда с пустыми устричными раковинами, он написал длинное письмо Варваре, именуя ее самым близким и доверенным другом. Поручил собрать вещи, отдать все франки, хранящиеся в номере, полковнику Игнатьеву, кроме необходимого для возвращения в Питер и далее — до Тулы. Всем — в Гавр и домой! Дела в Париже за них завершит военный атташе. Извинился, что вынужден исчезнуть, заклинал беречь себя и быть осторожнее… Запоздало подумал, что Варвара надеялась проделать обратный путь в поезде и не страдать от качки.

Но поезд следует через Германию. Не вариант.

Неудобно с ней, конечно, получилось. Обещал вернуться, и она наверняка ждала. Очень. Вместо этого — кавалергард с предписанием срочно тикать самой… Под защитой только унтеров, а не того мужчины, на которого рассчитывала.

В Туле нужно будет объясниться.

Расшифрованное донесение из парижской резидентуры застало Вальтера Николаи за просмотром отчета о высочайшем смотре российских гвардейских полков. Гемпп зашел осторожно, плотно прикрыв дверь в кабинет. Сквозь обычно бесстрастную маску службиста проступало: новости он принес отвратительные.

Пробежавшись по отпечатанным на «Ундервуде» строчкам, Николаи уронил бумагу на стол. Кроме официального донесения, заместитель принес стопку парижских газет, на все лады расписывающих убийство германцев в пригороде столицы.

— Уголовная полиция сочла, что подданные кайзера поссорились из-за нескольких десятков тысяч франков и перестреляли друг друга. Что там произошло в самом деле? Князь Юсупов был в том загородном доме? — спросил Николаи.

— Не могу доподлинно знать, герр оберст-лейтенант. Фон Бюлов накануне выслал план операции с захватом княжны Оболенской, шантажом князя и ликвидацией обоих. Зная фон Бюлова, я уверен, что он скрупулезно выполнял план.

— Стало быть, он пребывал в снятом для акции доме. Не находите странным отчет полиции?

— Конечно, герр оберст-лейтенант. Очень странный разлет пуль. Кажется, что наши агенты палили куда попало, даже в стены.

— Но мы-то знаем, что целились они исключительно в Юсупова. Гемпп! Какой тип магии не просто останавливает пули, а отбрасывает их обратно с силой, достаточной для поражения стрелка?

— Такого не существует. Пули вязнут в защите и падают на землю. Пока, наконец, защита не иссякнет.

Выслушав заместителя, Николаи замер, машинально теребя жесткие черные усы. Затем поднялся и открыл толстую дверцу дубового шкафа, скрывавшую корешки книг в добротном переплете из телячьей кожи. Вытащив одну, оберст-лейтенант вернулся в кресло и принялся листать. Гемпп терпеливо ждал.

— Вы слишком молоды Гемпп, и ваше поколение не учит историю. Вот! В справочнике Kampfmagie есть упоминание о Зеркальном щите. Правда, маги с таким даром не рождались более полувека, старики давно умерли.

— Россия — страна парадоксов, герр оберст-лейтенант.

— Чего фон Бюлов совершенно не учел. Что же, он выяснил возможности противника ценой собственной жизни. Героическая смерть на задании. Гемпп! Создаем специальную группу по Юсупову. Он нужен живым.

— Да, герр оберст-лейтенант.

— Зеркальный щит — уникальный талант, хоть не дает полной неуязвимости. Нужно забрать его у Юсупова.

— Есть проблема, герр оберст-лейтенант. В докладе фон Бюлова перед захватом князя значится: тот не носит амулет. Как и большинство русских Осененных.

— Игнорируя усиление способностей, присущих дару?

— Должен напомнить, герр оберст-лейтенант, у русских совершенно не развита выделка амулетов, как усиливающих, так и блокирующих способности. Они всецело уповают на дарованное богом и развивают дар, не прибегая к амулетам.

— Но, если зафиксировать Осененного и нацепить амулет силой?

— Ни один маг не сможет долго противиться амулету.

Николаи полуприкрыл глаза. Если убить русского и забрать с тела амулет, тот до часа хранит магический талант бывшего владельца. И если передать его кайзеру, сильнейшему магу, способности монарха возрастут чрезвычайно… А на плечах начальника военной разведки расцветут долгожданные генеральские погоны. Минуя погоны оберста…

— Гемпп! Повторяю еще раз. Юсупов должен быть доставлен в рейх живой и любой ценой. Силой, обманом, накачанный морфием, за обещание миллионов марок — не важно. Коль придется ради этого объявить войну Франции, я повлияю и на Мольтке, и на кайзера. Отныне Юсупов — цель номер один. Ступайте!

Затворничество князя Юсупова-Кошкина в особняке российского посольства прервалось через неделю. Но повод был самый что ни на есть уважительный. На стрельбище завода «Гладиатор» в Ле-Пре-Сен-Жерве французы организовали сравнительные испытания ручных пулеметов. Посол предоставил для выезда личное авто — черный лимузин «Бенц 16/40» с полностью закрытым салоном. Если за особняком и была установлена слежка, а таковая имелась почти наверняка, то никто не мог бы разглядеть, кто сидит на заднем сиденье.

Правда, о какой-либо секретности можно было говорить только до момента, когда «Бенц» миновал заводские ворота, и Игнатьев первым ступил на мостовую заводского двора. Полковника и князя тотчас ослепили вспышки магния.

— В СССР было лучше, — ностальгически протянул Друг. — Никому бы и в голову не пришло приглашать на такое событие газетчиков и фоторепортеров.

Игнатьев, шофер и двое других сотрудников дипмиссии образовали квадрат вокруг Федора. Как сработает Зеркальный щит, если доверенные люди рядом, а в Осененного прилетит пуля, можно было только гадать. Князь, чтобы руки у бодигардов оставались свободными, нес на плече пулемет, обернутый холстом, в руке — саквояж с патронами, магазинами и прочими принадлежностями. Французские патроны имели больший калибр, нежели принятый для винтовок в Русской императорской армии, оттого запас приплыл во Францию вместе с оружием и значительно уменьшился. Конечно, изменить чертежи и технологические карты под местный стандарт несложно, что и было проделано… Но пулемет Шоша, сразу спроектированный под него, уже на старте получил преимущество.

На стрельбище, слава богу, навязчивых писак не пустили. Фотографам позволили сделать по одному фото и предложили удалиться.

— Бонжур, ваше сиятельство! — старый знакомец князя, капитан Легран, неожиданно оказавшийся среди французских офицеров, поприветствовал Федора и козырнул. — Рад видеть вас.

— Взаимно, месье.

Француз подошел вплотную и понизил голос.

— Должен вас предупредить. Владельцам завода безразлично, какую систему ставить на поток. Их больше интересует размер заказа. Напротив, наши военные лоббируют пулемет Шоша. Он пока не принят на вооружение и малоизвестен… Но это — французское изобретение. И, по меньшей мере, он не уступает Мадсену. Легкий, простой.

— Позвольте продолжить, — хмыкнул Федор, — Магазин всего на двадцать патрон, а надежность и скорострельность… жаль, что вы не понимаете русский, Легран. У нас это называется: «обнять и плакать».

Капитан рассмеялся, его тонкие усики с закрученными кончиками приподнялись вверх.

— Посмотрим, что же победит — патриотизм или прагматизм, — заявил с улыбкой.

У немецкого изобретателя, о нем даже Друг не слышал ни разу, явно превалировало второе. Несмотря на очевидную опасность войны между Германией и Францией, он привез потенциальному врагу свой образец. Впрочем, это можно расценить и как попытку диверсии: его maschinengewehr дал задержку уже на втором магазине и категорически отказался продолжить огонь. Дай такой в войска, и можно считать — у пехоты ручного пулемета не имеется…

Гораздо лучше проявил себя американский пулемет Льюиса оригинальной внешности: с толстым цилиндром вокруг ствола для лучшего охлаждения.

— Действительно неплохая модель, — согласился Друг. — В моем мире Дегтярев при создании нашего пулемета многое почерпнул у Льюиса.

— Вижу, — согласился Федор. — Немного тяжеловат, но стреляет хорошо. Слушай! Надо что-то придумать убойное.

— Есть одна идея.

Присутствующие на стрельбище специалисты, доверившие отстрел своих образцов солдатам и капралам, с некоторым недоумением смотрели на русского князя, сменившего пальто на летчицкую куртку. Он сам лег на матрац к пулемету и принялся опустошать магазин за магазином.

Вышло эффектно… Но это была победа по очкам, совсем не обязательно обеспечившая преимущество в бюрократических джунглях военного министерства.

— Ты хотел убойного? Федя, ставь диск с трассерами.

Князь поднялся с матраца и снял пустой магазин. Повернулся к французским офицерам.

— Как вы могли убедиться, месье, тульский пулемет стреляет не хуже, а во многом гораздо лучше и точнее соперников. Особенно это станет заметно, когда принесут мишени. А сейчас я вам покажу кое-что. Вряд ли мой маленький фокус можно повторить с другой системой. Представьте, пехота идет в наступление как сейчас, в конце ноября. Дождь, грязь. Падать на землю и целиться невозможно. А воевать-то надо!

С сухим щелчком Федор вставил на место полный магазин. С заряженным пулеметом сделал три шага вперед и… швырнул оружие в лужу! Когда поднял, с магазина, ложи, ствольной коробки, пламегасителя капала жидкая грязь. Вытряхнув жижу из ствола, Федор накинул ремень, взял пулемет наперевес и сам себе скомандовал: огонь!

Он стрелял от пояса. Как садовник шлангом направляет струю воды под нужное растение, так Федор навел поток трассирующих пуль на ростовую мишень, предназначенную для револьверной стрельбы, в полусотне метров от огневого рубежа. Когда очередь стихла, налетел порыв осеннего ветра, и мишень вдруг переломилась надвое.

Скупые на эмоции военные принялись аплодировать. Разумеется, никто из конкурентов не осмелился подобное повторить.

— Манифик! Это было впечатляюще, ваше сиятельство, — пожал ему руку Легран. — Вы бы видели, с каким выражением на лице мон женераль глянул на Шоша, когда ростовая фигура упала. Смею надеяться, вопрос решится в пользу русского оружия. Высший патриотизм — вооружить нашу армию лучшим.

Тем не менее, никакого официального ответа Федор не получил. Снова пройдя сквозь толпу газетчиков, пытающихся расспросить о результатах стрельб, он влез в «Бенц» и вернулся к добровольному заточению. Продлилось оно до следующего понедельника.

— Спрашивают, вашсиятельство, — сообщил заглянувший в комнату лакей. — Из сюрты какой-то.

Было декабрьское утро, Федор лишь закончил бритье, стерев остатки пены полотенцем. Он еще не выпил кофе с традиционным парижским круассаном и ломтиками сыра и не выкурил папиросу. Оттого едва не передал через служку пожелание «сюрте» катиться куда подальше. Но решил избавиться от визитера более вежливо.

— Веди его сюда, Антип.

Вошедший благообразный тип вежливо держал шляпу в руках, рукоятка трости покоилась на левом локте. Лицо без особых примет, короткие жесткие усы. Составь словесный портрет такого господина, и под описание попадет треть мужчин-парижан среднего достатка от тридцати до сорока. Слова его совершенно не вязались с безобидной внешностью.

— Месье! По распоряжению директора ла Сюртэ Дженераль[50] прошу вас проследовать за мной в здание дирекции на Рю де Соссе.

— В чем дело?

— В связи с гибелью фон Бюлова и трех других германских подданных в пригороде Парижа одиннадцать дней назад. Сюрте получило неопровержимые доказательства, что вы находились на месте происшествия в момент гибели всех четверых.

— Друг! Мы попались? — запаниковал Федор.

— Пока не знаю. Нужно выяснить, что им известно. Едем. Спроси о поверенном.

— Скажите, месье, мне сразу вызывать адвоката?

— Не торопитесь. Против вас пока не выдвинуты обвинения. Нужно выяснить некоторые детали. От вашей искренности зависит, понадобится ли адвокат.

Обладай Федор дипломатическим иммунитетом, он мог бы послать полицейского, не выбирая выражения. Собственно, ничто не мешает сделать это и сейчас: полномочий у француза нет, дипмиссия неприкосновенна. Но куковать в четырех стенах до морковкина заговенья? А какой резонанс это вызовет среди военных, готовящих контракт на пулемет…

— Едем, месье. Надеюсь, у вас там найдется чашечка кофе.

Несмотря на солидный статус конторы, провожатый открыл перед князем дверцу экипажа, а не авто. По дороге молчали. Бесцветный тип не отличался разговорчивостью, а Федор не хотел, чтобы его расспросы были истолкованы превратно — как мандраж перед допросом. Под шуршание колес по мостовой и стук копыт он пытался угадать, кто мог видеть их с Варварой в достаточно уединенном немецком логове.

Прибыв на улицу де Соссе, Федор в сопровождении того же полицейского поднялся на второй этаж. Они миновали обитель директора с табличкой на двери, означавшей, что там заседает сам Célestin Hennion, и прошли в следующий кабинет.

Его владельцем оказался огненно-рыжий коротышка, даже ниже Федора. На лацкане кителя сиял значок мага. Что на нем изображено, Федор не понял.

В этом странность Франции. Дважды во время революций парижские пролетарии отлавливали дворян, обладающих даром, где только находили, и тащили на гильотину. Кого спасала магическая защита — забрасывали камнями до ее истощения, последние булыжники разбивали несчастным голову. Тем не менее, выжившие представители дворянских родов кичатся происхождением и даром. Причем, когда нет революции, пользуются уважением. В Национальном собрании более половины — маги, заседающие под лозунгом «свобода, равенство, братство», где равенство в теории предполагается между ними и простецами. Удивительно!

— Бонжур, месье! — встретил гостя рыжий маг — Поль, примите у его сиятельства пальто, трость и шляпу. Кофе? Два и покрепче! Присаживайтесь, князь. Позвольте, я представлюсь. Заместитель директора Сюрте маркиз Пьер де Пре. Разговор у нас, возможно, будет долгий.

— Долгий. Или нет, — бросил Друг.

— О чем ты? — удивился Федор.

— Шутка такая из моего мира, из известной песни. Долго объяснять. Спроси лучше, отчего зависит «долгота».

— Весь внимание, — Федор ответил по-своему и удобно уселся в глубокое кресло с кожаными подлокотниками. Мебель здесь вся была выдержана в стиле «кожа и дубовый массив», чтоб хватило на несколько поколений полицейских. — Ваш посыльный мимоходом упомянул о четырех германских подданных.

— Кофе ждать не будем, сразу к делу? — маркиз развел руками. — Как вам угодно. Если хотите мое мнение, чрезвычайно смело было с вашей стороны отправляться к четырем бошам, профессиональным убийцам, кстати. Вы не струсили. Понимаю, что вас так и подмывает заявить: не был, не знаю, а откуда все это вам известно… Попрошу, не надо. Мы — союзники. Давайте не омрачать начало разговора ложью.

— Мне действительно интересен ваш источник информации.

— О немцах — от немцев. Детали раскрывать не буду. Если кратко, Берлин забраковал предложенный местной резидентурой план похитить вас и вывезти в рейх. Причина: вы в одиночку справились с четырьмя подготовленными агентами и обладаете Зеркальным щитом. Местные дарования получили задачу приготовить для вас нечто более изощренное. Что именно, я пока не знаю.

— Спасибо, маркиз, что предупредили. Я могу идти?

— А вот и кофе! — заместитель директора дружелюбно показал вошедшей даме поставить поднос с кофейником и круассанами ближе к русскому. — Неужели, дорогой наш союзник, не поделитесь сведениями? Например, о Зеркальном щите. Враги знают, мы же — нет…

Федор пригубил кофе. Он оказался превосходным. Вот б к нему еще оладий. Лучше — со свиной отбивной, ломтем бородинского да капустки… Но французы так не питаются. Тем не менее, бодрящий напиток чуть улучшил настроение.

— Маркиз! Возьмите круассан и бросьте мне точно в грудь.

— Странное предложение, — удивился рыжий. — Но, если вы настаиваете… Мерд! — ругнулся парижанин, когда с силой отскочивший от защиты круассан ударил в грудь кидавшего, а потом угодил в чашку с кофе, расплескав его.

— Думаю, что поняли. Если бросите мне в плечо, отлетит в сторону. Пуля — тоже. Немцы сочли, что град пуль из «маузеров» и «браунингов» истощит и проломит Зеркальный щит, но умерли раньше, чем смогли проверить предположение.

— Сколько надо пуль, чтобы вас убить?

— До такого я не доводил. Потому жив.

Француз задумался.

— Меня несколько удивило ваше отсутствие любопытства, — заявил спустя мгновение. — Я б одел стальной щит, непробиваемый для пуль, и принял бы на себя пулеметную очередь, закрепив пулемет в станке, чтоб не пострадал стрелок. Вдруг защита истощилась бы, вы же без оружия… Они вас обыскали?

Федор встал и сбросил пиджак английского покроя, оставшись в брюках, жилетке и сорочке. Поверх жилетки виднелась кобура, в ней — браунинг-лонг.

— Допустим, обыскали, — он положил пистолет на стол. — Оружия нет?

— Только магическое?

— Отнюдь.

Выхваченный из кобуры на голени маленький револьвер уставился черным глазом на маркиза.

— Осторожнее! Я владею воздушным кулаком. Если рефлекторно выстрелю им…

— То получите назад вдвойне. Пардон!

— Не соблаговолите ли показать вашего малыша?

— Извольте.

Федор протянул револьвер рукоятью вперед.

— Пугач? — спросил офицер, оценив малый калибр.

— В пределах комнаты вполне смертелен. Гарантированно пробивает грудину и лобную кость. В России продается и снискал печальную известность у убийц. При выстреле с пяти шагов в затылок пуля пробивает череп и застревает внутри. Крови — мизер, труп убрать и прятать легко… Впрочем, полицию не шокировать подобными подробностями.

Не шокировали.

— Тре бьен! Превосходно! — де Пре покрутил тульское изделие, прицелился в дальний угол. — Рукоять охватывается только тремя пальцами, но лежит вполне удобно… Нам такого не хватает.

— В чем же дело? У меня — генеральная доверенность от директора Тульского оружейного завода на подписание подрядов и прочих договоров. Хотите — выделаем вам тысячу в течение двух месяцев. Или продам лицензию, — Федор снял кобуру с лодыжки. — Этот вам в презент, месье. Запасных патронов нет, но они от русского Нагана. Отыскать вполне возможно.

— Благодарю вас, князь, — коротко кивнул де Пре. — Мне приятен ваш настрой к сотрудничеству. К сожалению, Игнатьев менее сговорчив. Занимается в Париже предосудительной деятельностью — шпионажем. Но поскольку работает против бошей, мы закрываем глаза. Пока. Потому что противник действительно силен. Завербованы десятки парижан. О большинстве их мы, конечно, знаем, только, опасаюсь, не о всех.

— Что ж, могу помочь…

Федор по памяти назвал пяток фамилий, выуженных из кожаной папки покойника.

— Даже чиновник столичного муниципалитета, одаренный маг… Про него никогда бы не подумал! — произнес ошарашенный информацией француз.

— У Игнатьева есть расписки о сотрудничестве и получении французами денег от офицеров кайзеровского генштаба, — добавил Федор. — Я попытаюсь уговорить графа быть откровеннее с вами. Но взамен…

— Обещаю охранять вашу безопасность на период пребывания в Париже — подхватил маркиз. — Но гарантий полных не даю. Боши хитры и сильны. Сами знаете — их агентов развелось довольно много. Настоятельно прошу согласовывать со мной передвижения по городу. О решении Министра внутренних дел касательно вашего револьвера сообщу в ближайшие дни.

— Благодарю, маркиз. Позвольте поинтересоваться: какой у вас дар? Кроме воздушного кулака?

— Второй — боевой ценности не представляет. А в полиции пригодился. Я же не всегда сидел за столом, начинал как полевой агент.

Метаморфоза заняла не более трех секунд. На месте рыжеволосого пройдохи теперь восседал мрачный тип кавказской внешности с пышными усами, черными как смоль. В общем, совершенно незнакомая голова торчала из ворота форменного кителя, в котором только что пребывал заместитель директора Сюртэ.

— Вы меня заинтриговали… — улыбнулся Федор. — Теперь при виде каждого незнакомца примерно нашего с вами роста я начну подозревать: не маркиз ли де Пре передо мной — собственной персоной?

— Только никому не говорите, — заявил «кавказец» и убрал личину. — Эта вот способность неизвестна даже многим сослуживцам. Вам же показал в качестве ответной любезности. Мы договорились, князь?

— Уи, маркиз! — ответил Федор.