Магия и пули

Глава 14

Шкуро все же затащил Федора отмечать свою «клюкву». Так что утро выдалось томным — князь встал с тяжелой головой и пакостным вкусом во рту. Разместили его у пожилой вдовы. Она помогла постояльцу привести себя в порядок: принесла теплой воды для умывания и бритья, затем — чаю с булками. Федор допивал второй стакан, когда явился Шкуро.

— Ну, идем знакомиться с пластунами? — предложил, ощерившись.

Оскал этот Федору не понравился, но выбирать не приходилось. И они пошли. Пластуны жили в небольшом поместье на окраине, занимая там сенной сарай. Офицеры застали их за странным занятием — казачки плясали под гармонь. Танец напоминал гопак. Вахмистр, отбивавший такт ударами ладоней, мазнул взглядом по прибывшим офицерам, но и не подумал отдать им честь либо скомандовать «смир-рна» подчиненным. Те продолжили скакать. Не хватало только баб в широких сарафанах и с цветными платочками в руках…

— Здорово, Вась! — окликнул старшего в этом сборище подъесаул.

— Здорово, Андрей, — ответил вахмистр. — Что за гусь с тобой, тот, что из Питера?

Федор испытал желание сыграть в чеховского унтера Пришибеева[67] и завопить что-то вроде: «Ста-аять смирна, пес смердячий, когда говоришь с офицером!» Но решил сдержаться: все не просто так. На «слабо» проверяют казачки. Лишь спросил:

— Танец — разминка перед занятиями?

Шкуро хмыкнул и, достав пачку папирос, протянул ее вахмистру. Пластун взял одну, прикурил и только тогда снизошел до ответа:

— Та не, ваше благородие. Биться мы начинаем безо всякой такой-сякой разминки. Если германец или австрияк попрет, я ж не скажу ему: обожди, герр-месье, вот только своих казачков разогрею. Танец — это наше главное…

Не снимая шашку и не вынимая папироску из зубов, вахмистр тоже начал топтаться, пританцовывая, потом вдруг оказался в шаге от Федора. Тот опомниться не успел, как ощутил боль в захваченной руке, толчок — и земля с небом поменялись местами. Фуражка слетела с головы и укатилась.

Вахмистр протянул пятерню, помогая встать с травы:

— Поднимайтесь, ваше благородие. Мундирчик испачкаете.

— Не шуткуй так, Степан, — цыкнул на него Шкуро. — Непривычный капитан к нашим нравам. Осерчает — и сожжет как головешку. Осененный он, не из последних. Не сердись, Федор, — повернулся к князю. — Босота станичная… Разреши представлю вахмистра: Муха он, Степан. Трижды к австрийцам хаживал и не счесть сколько раз к японцам. Два Георгия у него, между прочим. Но не носит.

— Кресты мне ползать мешают, — хмыкнул Муха.

— Наш столичный гость, капитан Мышкин Федор Иванович.

Вахмистр поднял и поднес Федору фуражку. Тот взял и надел на голову.

— Офицер в… товариществе… есть? — Федор не привык называть пехотный взвод словом «товарищество», потому запнулся.

— Был, — беспечно отвечал Степан. — Третьего дня схоронили. Стало быть, вы — вместо него? Казак?

Бросившие танец, пластуны прислушивались к разговору и радостно реготнули, узнав, кто прислан на смену погибшему хорунжему.

— Не вместо, вахмистр, а чтоб из вас сделать особую команду. Для выполнения ответственных заданий в неприятельском тылу.

— А сами с нами пойдете, ваше высокоблагородие? — спросил Степан.

— Непременно. Без меня вы пропадете.

Пластуны заржали, а вахмистр погрустнел:

— Из вашего благородия пластун как пуля из… — он не стал заканчивать, но и так понятно. — Половина товарищей будет вас нести-сторожить, шоб не оцарапались где, не ушиблись невзначай. Не в мешке же тащить вас как языка австрийского… Андрей! Полковник что сказал?

— Что он мог сказать? — пожал плечами Шкуро. — Приказ из Петербурга.

— Нянчиться со мной — только половина беды, Степан, — взял на себя инициативу Федор. — Ты еще главного не слышал — на ту сторону мы пойдем искать и убивать вражьих магов.

Все смолкли. Наигрывавший тихо гармонист сдвинул мехи и замер. К Федору направились три оборванца с погонами урядников на рубахах, их хмурые лица не обещали капитану ничего хорошего.

— Может, сразу веревку и мыло выдашь, капитан? — пророкотал вахмистр. — Чем мучится и гореть в их огненных шарах, али в петлю сунуться сразу?

— Не знал, что казаки-пластуны такие ссыкливые… — хмыкнул Федор. — А я сдуру вам оружия привез, чтоб магов бить, — глядя в глаза кубанцам, сузившиеся от гнева, Федор припечатал: — Выходит, маху дал атаман, сюда меня направив. Прощайте! Испрошу назначение в другой полк. Где солдаты за Отечество воюют, а не бабы с ножичками пляшут под гармонь.

— Ша, казаки! — крикнул Степан и развел руки, сдерживая пластунов, подступивших ближе. Их лица обещали Федору расправу — скорую и жестокую. И пусть после расстреляют. — Слушай, высокоблагородие! Чтоб с кубанским казаком так говорить, право потребно заслужить. Теми ножичками мы австрияков резали!

— Предлагаю простое дело, — ответил Федор, будто бы не замечая зло сопевших станичников. — Я умею перехватывать ножи. Есть кто смелый бросить в Осененного?

Пластуны загомонили — желали все. В споре победил урядник, старший из кубанцев на поляне. Был он жилист и высок. На лице — багровый шрам, сбегавший по щеке к уху.

— Становись, вашбродь, — сказал урядник, доставая нож. — И молись. Сам ведь вызвался, обчество слыхало.

Пластуны загомонили, подтверждая.

— Погоди, урядник! — улыбнулся Федор. — Сам-то за стволом ухоронись, — Федор показал на старый вяз, росший у ворот, и направился к нему.

Меченый пожал плечами, но советом не побрезговал. А спустя секунду возблагодарил себя за осторожность. Нож издал звук «дррынь», впившись в ствол аккурат на уровне его груди.

— Усложним задачу, — предложил Федор. Завяжите мне глаза.

Так и поступили. Заинтригованный урядник, не без труда вытащил нож из ствола и повторил бросок. Осененный отбил его с завязанными глазами! В этот раз клинок улетел в траву. А за спиной капитана кто-то вскрикнул.

Оказалось, один из пластунов решил сыграть злую шутку с Осененным, и, зайдя за спину, бросил нож ему в седалище. Клинок на отскоке вонзился шутнику в бедро. Хлынула кровь, заливая драную штанину.

— Радуйся, что не в мудя! — высказал ему вахмистр. Он уложил пострадавшего в траву и принялся накладывать повязку. Работая, ворчал: — Свечку Святому Николаю-угоднику поставь. Каб не он, получил бы железку в причиндалы и стал девицей, ровно как высокоблагородие говорили.

К Федору, снявшему повязку с глаз, шагнул урядник, метавший нож.

— Вы того… не серчайте, высокоблагородие. Ванька — шкодник еще тот, но свое он получил. Но и вам не след казаков бабами называть.

— Так давай докажем, что это не так, — хмыкнул Федор. Степан! — бросил вахмистру. — Как закончишь олуха перевязывать, отправляй людей к штабу. Там грузовик стоит, в кузове — ящики. Думаю, что гостинцы вам понравятся, — чувствуя, что предгрозовая атмосфера чуть рассасывается, Федор сделал следующий шаг: — Я не умею скрытно ползать, казаки. И приемов ваших не учил. Зато знаю, как убить мага. Убивал уже.

— Добро! — кивнул урядник. — Игнатом Кобылой меня кличут. Только как, высокоблагородие, вы до магов доберетесь? Коль не сможете как пластун…

— Научите — и попробую. А еще есть у меня секрет, как нам двигаться поскорей, чем конная сотня. Но о нем попозже. Сгода, казаки?

Игнат почесал затылок.

— Переоделись бы, высокоблагородие. Порты да мундир в первый же час уделаете — будете чистый пластун!

Оглянувшись на ватагу, выглядевшую бандой одесских портовых нищих, только при оружии и погонах, Федор кивнул и снял мундир, оставшись в рубахе. Пока он переодевался, Шкуро ушел, напоследок подмигнув Федору. Некое подобие шаровар ему нашел Игнат — из тех, что побрезговали носить другие из товарищества.

— Зато германцы ни за что не признают. Не может его сиятельство выглядеть как клошар. Осталось щетину отпустить, — приободрил Федора Друг.

И они побежали.

Крепкое телосложение бывшего мастерового не дало Федору преимущества. Молодые, худые парни с редкими юношескими усиками неслись впереди словно серны. Старшие, вроде Игната, топали тяжелее, но держались рядом. Сердце Федора стучало, как пулемет. Теплый, летний воздух стал вдруг плотный, и его перестало хватать. Накатило ощущение — еще сотню шагов, и он рухнет, как другой урядник, моложе Игната, крикнул: «Ползком!»

Пластуны упали ничком и осторожно ввинтились в густой кустарник. Вот так перейти с предельного напряжения к малоподвижности для Федора было очень трудно. Перед глазами повисла розовая пелена с красными искрами. Но он полз. Кустарник кончился, далее пластуны пошли на полусогнутых, вприсядку, и довольно быстро. Потом несли друг друга по очереди. Прыгали на одной ноге спиной вперед, изображая следы отряда, двигавшегося в противоположном направлении и вдвое меньшей численности.

Снова ползли.

Пересекли болото, изгваздавшись в грязи.

Переплыли ручей.

Продирались через колючки.

И еще много такого, да и не по одному разу.

Когда вернулись на поляну, и Федор в изнеможении рухнул на траву. Игнат, подойдя, сообщил: сегодня бежали без напряга, жалея новичка. Да еще налегке — без винтовок, без харчей в сидоре.

— Нор… нормально, — выдохнул умаявшийся новичок. — Ящики принесли?

Оказалось, что не только их, но и котлы с кашей. Умывшись у колодца, Федор получил миску и ложку, выданную сердобольным поваром на одно использование. Приличному казаку полагается иметь свою…

После обеда он устроил демонстрацию содержимого ящиков и почувствовал себя Дедом Морозом среди ребятишек, раскрывшим волшебный мешок с игрушками. А что те сплошь смертоносные — не беда, чай, не детям отдает.

— Пистолет-пулемет, для краткости — автомат, — пояснял Федор, демонстрируя ППК. — Но короткий и легкий. Пластун ведь близко к неприятелю подбирается? Ему не нужна винтовка, бьющая за версту. Прицельная дальность автомата — сто саженей, зато в рожке у него 35 патронов.

Степан взял оружие и не без удивления покачал его на руке. Пластуны были вооружены… не очень. У некоторых — еще винтовки Бердана. Недаром говорил Шкуро — бедняки, шантрапа.

— А вот на пятьсот шагов и дальше — только винтовка сгодится. Кто у вас самый изрядный стрелок? — Федор заметил, что головы повернулись к Игнату. — Тебе и еще двоим дам по новой «мосинке», тульской выделки. Отобрал лучшие, но не это главное.

На свои кровные он купил три оптических прицела с четырехкратным увеличением к охотничьему оружию. Один протянул снайперу с меченым лицом. Тот, видимо, даже бинокля в руках не держал. Заглянув, даже крякнул от удивления:

— Однако…

— Поставь на винтовку и пристреляй. Видишь, здесь крепление для оптической трубы? А еще рукоять у затвора изогнута — специально сделали, чтобы не мешала перезарядке. Для чего винтовка? Маг ставит защиту, увидав опасность глазами. Ты должен попадать ему в башку, пока не прочухался. И сразу — прячься. Потому, коль промазал, в ответ полетит огненный шар или ледяная стрела. Понял? А еще у винтовки пуля на тысячу шагов убойная. И любая магия на таком расстоянии пасует.

— Щит против пуль… — не устоит? — спросил вахмистр.

— Если их много. Открывай следующий ящик. Знакомьтесь, казаки: ручной пулемет Кошкина калибра 7.62 образца 1912 года выделки Тульского оружейного завода. Темп стрельбы — как у «Максима», кучность, если стрелять с сошек, не особо хуже. Но вы вес, вес попробуйте!

— Вот те крест… — поклялся Степан, рассмотрев новинку. — Коль бы встретил того Кошкина, что пулемет выдумал, поклонился бы ему в ноги!

— Будет у тебя такая возможность, — улыбнулся Федор. — Но не лапайте пулемет все сразу — это вам не бабья ляжка. Следующий ящик открывайте!

Мастер-оружейник, привезенный из Тулы, поддел крышку ломиком. Он почти ничего не говорил, лишь показывал. Иногда слишком быстро — привычные к металлу руки так споро собирали и разбирали пулемет, что казаки не успевали запомнить движения. Тогда мастер терпеливо повторял.

А еще в ящиках нашлись сестрорецкие гранаты и взрыватели к ним. Федор с удовольствием привез бы самозарядные винтовки Дегтярева, только производство патронов к ним пока не развернули.

Вахмистру и урядникам Федор презентовал зажигалки, еще несколько штук приберег для офицеров полка.

— Пару дней потратим на выработку тактики, — сообщил Федор кубанцам. — Пока мыслю так. Дом или палатку с магами распознаю сам: знаю, как себя ведут. Часть пластунов должна подобраться к ним поближе, чтоб косить в упор из автоматов и пулеметов, напоследок закидать гранатами. Трое с оптикой на винтовках — прикрывают издали. Часть обеспечивает отход. Это обязательно. У меня защита есть, а у вас — откуда? Вы мне и на последующие вылазки понадобитесь, да и к мамкам вас хочу вернуть без лишних дырок… — Федор обернулся к сидевшему неподалеку очень бледному метателю ножа. — Ну, разве что у него с дыркой — возле письки.

Казаки захохотали. Хорошо так, по-доброму. Конечно, они еще не держали капитана за своего — у Федора на этот счет не имелось иллюзий. Но уже не отторгали.

Варвара, узнав об исчезновении Федора, пребывала в жутком раздражении. Да еще наступили особенные дни, у женщин раздражительность усиливающие. Вполне вероятно, князя увезли столь же нахраписто и бесцеремонно, как ее из Тулы. Приличные манеры стали первой жертвой войны.

Если в Туле она чувствовала себя в своей тарелке: знала город и людей, то в Сестрорецке Федор фактически бросил ее, как кутенка в воду. Опереться решительно не на кого.

Она сумела получить в пользование довольно большой цех на территории завода — он пережил пожар и стоял пустой, что можно объяснить только везением: из-за крупных военных заказов использовался каждый дюйм заводской площади и каждый человек. Цех нуждался в ремонте, а у завода не было на это средств. Но на этом везение закончилось. Большинство мужчин категорически отказалось принимать ее всерьез. Строительный подрядчик, инженеры из Электротехнического института, чиновники на заводах, где можно было заказать нужное оборудование для выделки ламп, говорили с ней снисходительно. Дескать, что взять — женщина… Иной раз казалось, вот-вот прозвучит фраза: деточка, позови взрослых — папу, например, с ним все и решим.

Варваре помогал Валентин Коваленков. Он пришелся кстати при покупке авто марки «Де Дитрих», довольно дорогого лимузина. Федор наказал не экономить на таких вещах. Валентин дал хороший совет и сам же вызвался быть шофером.

Эта работа пошла ему на пользу: немного зажило лицо от ожогов, а еще Варвара выделила ему двести пятьдесят рублей пособия, чтоб оделся в кожу по примеру парижских шоферов. За рулем Валентин выглядел не наемным водителем, а любителем-спортсменом на собственном авто. Но на том его польза и кончалась. Стоило им прийти в очередную контору, как электрик начинал мямлить и выдавливать из себя фразы.

— Тоже мне помощник… а еще мужчина! — размышляла Варвара поздним вечером в своей комнатке.

Начало темнеть. Запалив свечки в канделябре (читать она предпочитала только при их свете, а не пошлом электрическом), княжна переоделась в домашний халат и удобно устроилась на кровати с томиком «Джейн Эйр» авторства Каррер Белл, а на самом деле — Шарлотты Бронте. Героиня романа обладала сильным упрямым характером с детства, Варваре бы его толику, чтоб пережить невзгоды…

Раздался стук в дверь. Книжку пришлось отложить. Варвара открыла засов. На пороге стоял Валентин. Странно. Вроде рабочий день его кончился и никаких поручений не получал…

Гм! А он тщательно причесан и пахнет одеколоном. И еще один запах примешался, едва слышимый, но Варвара уловила. Коньячок… такого с подчиненным еще не бывало.

— Что случилось, Валентин?

— Любезная Варвара Николаевна! Я пришел просить вашей руки!

Она не засмеялась… Ситуация абсурдная, но скорей — курьезная. Простой техник, распространяя амбре дешевого одеколона и коньяка, просит руки обеспеченной княжеской дочери, образованной барышни, родовой Оболенской! Анекдот.

Объяснять это Валентину при открытых дверях комнаты? На виду у снующих работяг, их жен и детишек? Чтоб пошли сплетни? Поэтому Варвара втянула незадачливого кавалера внутрь комнаты и захлопнула дверь. Оказалось, за спиной тот сжимал охапку желтых роз, а такие «невеста» не любила.

Ее действия он понял превратно. Даже не вручив букет, а швырнув его на койку, Валентин заключил Варвару в объятия и понес любовный бред. Сообщил, что влюблен с первой же минуты, когда та, словно «несравненная заря» появилась на радиотелеграфической станции. Он терзался ревностью, созерцая ее с Юсуповым-Кошкиным. Едва не умер от счастья, как узнал, что между ними нет романтических отношений. Он страдает при виде трудностей, связанных с неприятием узколобыми человеконенавистниками горячо любимой женщины в роли делового человека. И готов подставить крепкое плечо…

Варвара, упиравшаяся ладошками в грудь техника, не сдержавшись рассмеялась. Веселье барышни Валентин истолковал как радость и согласие, потому прижал к себе. Через одежду она почувствовала, как мужчину ниже пояса переполнило желание. Надо что-то с этим делать.

Она вытащила правую руку вверх, и ее ладошка оказалась перед глазами навязчивого Ромео. Над ней вспыхнуло маленькое солнце, обдавшее жаром обожженное лицо техника. Вскрикнув, Валентин отшатнулся, разомкнув объятия.

Варвара опустила руку, но огненный шарик продолжал зловеще сиять в воздухе.

— Я могу забросить это вам в штаны. Будет очень больно.

— Любовь моя, простите… — он рухнул на колени. — Я забылся.

— Прекратите! — хмыкнула Варвара. — Встаньте и идите отдыхать. Завтра едем в Петроград. Не тратьте время на чепуху.

Глаза электрика налились слезами. Он так проникновенно рассказывал о своих чувствах, и они, выходит, чепуха?!

— Это из-за князя? — произнес, вставая.

— Нет, — ответила Варвара. — Мой жених ожидает меня в Туле. Завершу с заводом и вернусь к нему. Мой вам совет: поищите невесту по себе.

В дверях он бросил фразу:

— Я докажу вам, Варвара Николаевна, что достоин вас!

Оставшись одна, Варя взяла было книжку, но затем отложила. Испортил ей настрой упрямый недотепа. Она взяла букет от «жениха» и бросила его в ведро для мусора. Прислуга завтра уберет. Присела, погрузившись в размышления. Дела, дела… В газетах напечатали: германцы взяли Вильно! Завтра предстоит перерегистрация общества. «Санкт-Петербургское» следует поменять на «Петроградское» — название столицы изменилось. «Лучше бы с немцами воевали, а не с германскими названиями!», — подумала Варвара.

Вздохнув, она сняла халат и погасила свечи…

Наутро, у будущего радиоцеха, к Варваре подошел подтянутый гвардейский офицер. Высокий, с интеллигентным, вытянутым лицом. Прищелкнув каблуками, отрекомендовался:

— Поручик Бонч-Бруевич Михаил Александрович, слушатель Офицерской радиотехнической школы. Прикомандирован к вам по личному распоряжению великого князя Андрея Павловича, наслышанного о ваших затруднениях. Если впредь кто-либо из чиновников или подрядчиков отнесется к вам неуважительно, без промедления вызову на дуэль. Благо — опыт таковой имеется.

Поручик улыбнулся. Шутит, разумеется, но на шинели — знак в виде молнии. Осененный с даром электричества. И держится уверенно — мужчина знает себе цену.

Варвара, в свою очередь, представилась. Бог услыхал ее молитвы, наконец — прислал ей крепкое плечо. Поручик, практически ровесник Федора, взялся за дело с неукротимой энергией. И лишь недоумевал, отчего порой так злобно смотрит на него водитель «Де Дитриха».

Впервые увидав казаков на велосипедах, Федор испытал большое удовольствие. Осваивая новый транспорт, они выглядели примерно так, как он сам на пластунских занятиях. Кубанцы, натолкнувшись на препятствие, слетали с седла, падали, перелетали через руль или бились промежностью о верхнюю трубу рамы. Дамам этой боли не понять. Мастеру-оружейнику Степану пришлось освоить врачевание велосипедов, но пару штук списали вчистую, пустив остатки на запчасти. Хорошо, что Федор, предвидя поломки «самокатов», закупил их с запасом — целый грузовик, приехавший из Киева.

Освоив кое-как передвижение, кубанцы начали ездить по лесным дорогам — с винтовкой, пулеметом или автоматом за спиной. Слезали с «самокатов», стреляли по мишеням и катили дальше.

По рассказам Друга, в его мире на велосипеды ставили хитроумные механизмы, изменяющие передаточное число от каретки на колесо. Они позволяли медленно, но с куда меньшим усилием на педали, преодолевать тяжелые подъемы. Здесь же для подразделений, получивших в войсках наименование «самокатные», использовались простые аппараты, без какого-либо переключения передач. Тяжелые, но зато прочные. Обычный обыватель ни в жизнь не проехал бы там, где продирались пластуны с ногами, накачанными тяжелейшими марш-бросками и долгими танцами вприсядку. Федор колесил вместе с ними, но только налегке, имея при себе лишь револьвер.

Через неделю Степан Муха сделал для себя удивительное открытие — самокатчики умудрились отъехать верст на двадцать ко Львову, а потом вернуться, потратив всего несколько часов. Пешком бы шли с рассвета до заката. Устали, но сказать, чтоб сильно… Назавтра снова давили на педали, продолжив интересные занятия. Если бы те сорок верст прошли верхом, то на следующий день лошадкам пришлось бы дать отдых. Попытка вновь гнать их, да еще таким аллюром, закончилась бы смертью конского состава. Дистанции в десятки верст кавалерия преодолевает только шагом, самокатчики намного их быстрее. Выходит, человечья сила побеждает лошадиную! И не слышно топота копыт, разносящегося далеко. Хорошо смазанные велосипеды не скрипели.

Конечно, нет в жизни совершенства. На велосипед не положишь раненого, чтобы отвести беднягу в лазарет. Не поедешь на нем как одвуконь на лошади, когда запасная нагружена вьюком. А начнется непролазная осенняя грязь… Но пока лето только миновало середину, приближался август.

После очередного велопробега со стрельбой и бросанием гранат Федор практически без сил опустился на матрас в выделенной ему палатке. Почему-то его не донимали комары, вынуждавшие большинство офицеров в Яново ютиться в домах. Едва стащил сапоги, как у палатки раздался шум.

— К его высокоблагородию капитану Мышкину!

Появление целого полковника из императорской фельдъегерской службы, спрашивающего капитана, вызвало ступор у казаков Хоперского полка. Тот же, снявши летчицкий шлем, через низкий вырез в брезенте протиснулся внутрь палатки. Бесцеремонно посветил фонарем, сверяя лицо Федора с имевшимся фото.

— Вам два пакета, — сообщил он, удовлетворенный осмотром. — Содержимое первого надлежит немедленно изучить и уничтожить в моем присутствии. Второй оставляю.

Догадываясь, от кого может исходить корреспонденция, привезенная таким образом, Федор сломал сургуч на первом пакете. Внутри оказались два сложенных листка, исписанных мелким твердым почерком. Попросив полковника подсветить фонариком, Федор пробежал глазами текст. Это было даже не письмо и не приказ. Скорее — мольба в письменном виде.

Император сообщал, что после оставления Вильно в тыл германцев по его приказу отправилось несколько групп с единственной задачей: уничтожать магов. В двух было по три Осененных с разным типом дара, сопровождаемых казачьими офицерами с опытом походов по вражеским тылам. Еще послали семь обычных конных партизанских отрядов, состоявших из кавалерийских полусотен. Четыре — из пеших добровольцев.

Не вернулся ни один человек. Предполагается, что все погибли. Урон германским магам, укрытых в подвижных броневых куполах, удалось нанести артиллерией, что замедлило продвижение врага от Вильно в сторону Риги. Но кайзеровцы придумали хитрость: на позиции движется с десяток куполов, а маги прячутся в двух или трех. Поди угадай — в каких, пока не начнут швырять огонь.

Разведка доложила, что у кайзера осталось всего три или четыре магических взвода, возглавляемых магистрами. Каждый может обеспечить прорыв фронта на участке в пару километров. Кроме того, немцы изменили тактику: проламывают нашу оборону и пускают вглубь русских земель конницу. Та производит опустошение. У немцев стало меньше ресурсов, чем в первые дни войны, но российские тоже иссякают. Безвозвратные потери составили свыше миллиона человек, сказывается нехватка оружия. Промышленность переходит на военные подряды, но не хватает времени… Потому эшелонированной обороны между Вильно и Ригой не наладить. Прорвавшихся на простор кайзеровских всадников перехватывают с трудом.

В тоже время единственный пластунский отряд с единственным же Осененным, имеющим опыт в истреблении германских магистров, загорает под Яновым, — прочел меж строк Федор. Хмыкнув, подумал про себя: а кто его сюда направил? Просился на германский фронт, в ответ услышал: без сопливых обойдутся. Его идея хороша, но воплотят ее другие. С его Щитом лишь австрияков по тылам гонять. Да что теперь…

В письме император не приказывал, просил: при первой же возможности скорее поспешать на фронт к Брусилову, принявшему командование вместо раненого Сиверса. Пожалуйста!

Федор провел ладонью по лицу. Теперь понятно… Такое письмо нельзя хранить как сувенир. Георгий не просто обращался к ним за помощью, он душу изливал. И монархи порой исповедуются. Но, не дай Бог, письмо попадет в чужие руки, да еще — в газеты, неприятностей не оберешься. Свидетельство о слабости духа императора стране на пользу не пойдет.

Князь извлек зажигалку и подпалил нижний край листков. Когда они, почернев, упали на траву у входа, полковник растер их сапогом и тут же напомнил:

— Вскрывайте второй пакет, капитан.

Внутри пакета оказалась бумага с гербом и печатью. Когда Федор пробежал ее глазами, Друг прокомментировал:

— То, что сделал предъявитель сего, сделано по моему приказанию и для блага государства. Ришелье. Знаменитая фраза из романа «Три мушкетера». Георгий даровал тебе примерно такие же полномочия. Ты в полном праве приказать великому князю Борису чмокнуть тебя в зад.

Фельдъегерь удалился, а Федор вытянулся на ложе, затеяв внутреннее совещание: как дальше?

— Что делать — выбор невелик, — ответил Друг. — Ну, покатаемся на байках денек-другой, немного постреляем. К автоматам, кстати, патроны на исходе. Парни дорвались — высаживают по целому магазину. С патронами засада — не поставляют их на австрийский фронт. Здесь армия с винтовками воюет. А ты что предлагаешь?

— Команда не готова. Нам бы месяцок еще чтоб людей поднатаскать. Георгий же недели не дает. Придется собираться. Как ты когда-то говорил? Не напился — не налижешься? Согласен?

— Некуда деваться. Бери, Федя, «грамоту Ришелье» и топай в штаб полка. Чтоб сейчас же приняли приказ — подать к утру транспорт до вокзала Львова.

— Интересно, — подумал Федор, надевая сапоги. — Голощапов обрадуется, что от нас избавился, или огорчится, что я забрал пластунский взвод?

Полковник же даже попрощаться не явился. Один ручной пулемет Федор подарил Шкуро для «Волчьей сотни». Обнялись и разошлись — каждый своей дорогой.

Услышав шокирующую весть, кайзер вихрем ворвался в угловое здание на Альбертштрассе в Берлине. В сердцах расшвырял часовых ударом воздушного кулака. Те даже не успели взять на караул.

— Где? — рявкнул на встречавшего его адъютанта начальника отдела разведуправления Генштаба.

— У себя в кабинете, Ваше Императорское Величество… — проблеял бледный, словно флаг капитуляции, офицер. Этот отдел, выведенный из общей структуры Вальтера Николаи, подчинялся Вильгельму напрямую, потому что имел единственную задачу: изловить и доставить в рейх Юсупова-Кошкина.

Кайзер, не снижая аллюра, взлетел на второй этаж и устремился в приемную, а оттуда — в кабинет майора.

Тот уронил голову на письменный стол, нелепо поблескивая лысиной в лучах солнца, прибивающегося через неплотно задернутые шторы. Под головой расплылось еще довольно свежее красное пятно, дотянувшееся до разбросанных документов с грифом Streng Geheim (совершенно секретно). Рядом валялся револьвер.

Не обращая пока внимания на бумаги, кайзер приподнял тело за плечо и содрал с мундира артефакт. Как и у большинства руководителей разведки, амулет был отмечен символом ментальной магии. С момента самоубийства прошло всего лишь полчаса или даже меньше. Вильгельм почувствовал легкое трепыхание в руке, будто сжал пальцами мелкого окунька. Силы особо не прибавилось, но, как говорится, магии много не бывает, пригодится любая.

Затем он принялся просматривать документы и пожалел, что негодяй ушел из жизни столь легко. Если бы правда вышла наружу раньше, он узнал бы, что смерть еще нужно заслужить!

Отдел исправно отчитывался утром и вечером, что объект находится на Сестрорецком заводе безвылазно, занимается самозарядной винтовкой, гранатами и приборами связи. К его поимке все готово, пусть только нос покажет за забор, а уж мы его…

В действительности местоположение объекта неизвестно больше десяти дней. Он не замечен ни в Сестрорецке, ни в Петрограде (бывшем Санкт-Петербурге), ни в Москве. Есть подозрение, что объект коротко побывал в Туле, но информация не подтверждена.

Тупик. Все нити оборваны.

Получив вызов на доклад к кайзеру, майор, надо полагать, испугался, что император почувствует обман. Правильно испугался. Кайзер ощутил желание сбросить дохлое тело с кресла на ковер и пинать его ногами, а потом сжечь, срывая досаду… Но в последний миг сдержался — не к лицу монарху.

Вильгельм отправился к Николаи и поручил ему лично возглавить поиск Юсупова-Кошкина. Еще посоветовал всегда иметь при себе револьвер с одним патроном…