Магия и пули

Глава 15

Взвод устроился на ночь в довольно глубоком овраге, не менее чем в километре от германских постов. Вахмистр Степан Муха убедил Федора: соваться на хутор ночью не стоит. Немцы бдят, слышен каждый шорох. Лучше внаглую — днем. Сначала ползком по кустарнику да по подлеску, взять на ножи засевших в секрете, далее по плану.

То, что план состоит всего из одного пункта — ввязаться в ближний бой, а там видно будет, пластунов не волновало. Зачастую их товарищества действовали именно так и без Федора.

Как устроились, один из новобранцев промолвил:

— А ну как костер запалить? Ночь темная, без звезд. Дым не увидят. Консерву согреем.

Урядник Игнат Кобыла осветил фонарем лицо молодого казака.

— Хошь воевать с удобствами? Как у мамки на печи?

— Юрка дело говорит, — вмешался Федор. — Я немца за версту почую. Нету их. Отдохнем, поедим как люди.

Уточнять, что немцев обнаружит Друг, князь не стал. Незачем кубанцам про такое знать, колдуном сочтут. К Осененным без того отношение двоякое. С одной стороны, люди вроде бы полезные на войне, а с другой, возможно, знаются с нечистым. Ишь, чего умеют! Кто их этим даром наградил? Может, Бог, а, может, и чертяка. Казаки — народ религиозный, даже больше суеверный. Лучше их особо не смущать.

Пластуны вырыли в земле ямку, накидали сухой хвои, сверху сучья покрупнее. Вахмистр вытянул подаренную зажигалку.

— Испытаем дар? — включился Друг. — Тот, который собирались?

— При людях? — засомневался Федор. — Опозорюсь…

— Федя, не дури, — заметил Друг. — Нам какая разница? Не получится — ничего не произойдет. Вспомни, что убитый маг под Гродно был огневиком. Ты же его дар забрал. Сосредоточься и представь, что внутри костра огонь. Яркий, жаркий, обжигающий! А потом качни в него немного силы, как при кинетике.

Вахмистр крутнул колесико. Над зажигалкой вспыхнул огонек. Поднести к сушняку его вахмистр не успел.

Бумкнуло. Собранный валежник словно придавила слоновья нога, несколько веток отлетело в сторону, часть, возможно, просто затоптало в землю. А на оставшихся заплясали язычки пламени. Федор не смог отделить кинетическую магию от огненной и ударил двумя сразу.

— Что за бисовщина? — удивился вахмистр, пряча зажигалку. Если он и догадался о таком вмешательстве командира, то не подал виду, потому что авторитет капитана с небоевой фамилией Мышкин был высок. Он неизмеримо вырос после первой встречи с казаками. Например, они не возражали, чтобы их товарищество называли взводом. Но, однако, репутация не была бесспорной — бой покажет, как хорош их командир. Или же наоборот.

Вытянувшись ногами в сторону огня, Федор приступил к военному совету с Другом. Тот начал с очевидного:

— Догадался, почему все предыдущие отряды провалились и погибли?

— Не бином Ньютона… Вокруг логова из магов расположена пара-тройка батальонов. Даже пластунам к ним подобраться очень сложно. А простые казачки на охрану вмиг напорются.

— …И полягут все, потому как на шум стрельбы прилетит подмога. Или конная, или на мотоциклетах. При такой охране обычная тактика в тылу врага — снять часовых и наделать шороху, не годится. А вернуться к своим и это объяснить, не сумел никто. Все убиты иль в плену. Пара Осененных даже с сильным Даром роли не играет. Им ответит группа магов, объединенных амулетами. Не потянут против них.

— Значит, — подытожил Федор, — бить по магам нужно до того, как они сойдутся вместе. Что нам предпринять? Надо подойти вплотную, незаметно преодолев кольца окружения… Ничего себе задача! Ладно, завтра нарисуем. Подожжем им занавески в доме, раз такой талант проявился.

Друг почувствовал, насколько нервничает парень перед завтрашней авантюрой. И не столько за себя — Федора Зеркальный щит укроет. Колотило от ответственности за казаков, им не защищенных. Даже если дело выгорит, эта ночь, возможно, для кого-то и последняя. Если не для всех.

Прошлым днем к немецким заслонам добрались легко. Продвигаясь рывками и ударами клиньев, войска кайзера в принципе не могли образовать сплошную линию фронта. В разрыв между их частями взвод доехал на грузовиках, потом выгрузил велосипеды и проделал несколько верст по-самокатному.

Периодически Федор командовал остановку. Пластуны замирали, а Друг, отделившись от него, обследовал местность. Идеальный разведчик… но с ограниченным радиусом действия.

Если разорвется тонкая невидимая нить, связывающая его с Федором, а она слабнет по мере удаления, капитан лишится Друга. Не исключено — и способностей Осененного. Друг на века останется блуждающей душой.

— А если я погибну? — поинтересовался как-то Федор.

— Душа твоя бессмертна, как и моя, — ответил Друг. — А далее, как Бог управит. Тут попы не врут. Мной он тож распорядится. Только я считаю: если мы поможем Родине германца победить, то грехи нам многие простятся. Участь будет не такой печальной… Но гарантий я, конечно, не даю.

Когда Друг обнаружил первый секрет на опушке у лесной поляны, а дальше — целый взвод с винтовками и пулеметами, велосипеды спрятали в кустах. Хорошо, что сторожить не надо, ржанием себя не выдадут. Пешим, зачастую и «ползучим» ходом взвод двинулся вдоль охраняемой зоны. Она оказалась достаточно большой. Укрывший пластунов овраг в тылу немецких позиций отстоял от линии соприкосновения с частями Брусилова на десяток верст.

На дне гостеприимного овражка пластуны и встали на ночлег, поставив часовых. Федор, расстегнув черкеску, тихонько захрапел. Лишь Друг, не нуждавшийся в сне, полетел к литовскому хутору на последнюю рекогносцировку. Действовал рисково — на пределе расстояния, на которое мог позволить удалиться.

С прошлого прилета у цели ничего не изменилось. Разве только увеличилось количество мотоциклетов на стоянке. Их набралось с два десятка — с колясками и без. В самом доме, двухэтажном, обустроились военные, носившие черные мундиры с серебряной опушкой. В тонком мире, где обретала душа Друга, чувствовались эманации силы, исходящей от спящих. От невидимых эфирных волн, по воле магов — создающих огненный шторм на площади с квадратную версту, напряглась и едва не порвалась нить, соединявшая Федора с Другом… Но он справился, насчитав в доме тридцать четыре мага.

На задворках хутора не спали. Там горели фонари, в их свете чернели бронированные панцири. Наверняка — те самые, что укрывают магов от русского огня. Друг раскрыл тайну их самоходности, впрочем — и без того очевидную. Каждый панцирь крепился к передку трехосного автомобильного шасси. Около одного колдовали механики, им как раз потребовался свет.

Освещены и подходы. Воспользоваться ночной темнотой для атаки не получится. Казачья мудрость — лучше действовать днем — себя подтвердила.

В соседнем доме, достаточно большом, но поменьше главного, Друг обнаружил две дюжины спящих. Над крышей — длинная жердина с антенной радиотелеграфической станции. Стало быть, здесь штаб полка, охраняющего магов. Часовых — человек тридцать!

Итак, на хуторе и вокруг него расквартирован полнокровный магический отряд, усиленный полком из трех батальонов пехоты и дивизиона полковой артиллерии, еще мотоциклетная группа, кавалерийский эскадрон… По боевой мощи превосходит российскую дивизию в открытом поле! А в овраге всего тридцать два человека, из которых лишь Федор с Даром, причем — оборонительным, и не магистр по силе.

Только эти тридцать два не собираются атаковать немцев напролом, в чистом поле. «Мы пойдем другим путем!», — так, по легенде, говорил классик марксизма-ленинизма, и его слова удивительно точно соответствовали обстановке в литовском лесу.

Друг вернулся к Федору и, предаваясь собственным мыслям, коротал время до рассвета. Пластуны поднялись в пятом часу утра и осторожно двинулись к хутору, выбирая самые труднопроходимые места, куда в здравом уме даже лисица не сунулась бы, не то, что человек.

Вахмистр Муха беззвучно полз впереди. Шашки никто с собой не брал, только ножи. В утреннем полумраке хорошо был виден приклад автомата у него на спине. Магазин Степан до боя отсоединил, чтоб не торчал и не цеплял за ветки.

Федор следовал вторым, стараясь не шуметь, хотя получалось так себе. Каждую сотню метров останавливались, Друг обследовал маршрут. И не зря — дважды находил растяжки с сигнальными ракетами. Задеть ее — и немцы ввалят по зарослям из всех имеющихся стволов. Даже если растяжку оборвал случайный заяц или кабан.

Утекали десятки минут, потом час, разменяли второй… Полторы версты — это огромное расстояние, если преодолевать их ползком и с остановками.

Вторая линия. Часть кустарника успели вырубить. Уже не только Друг, но и пластуны слышали голоса часовых, переговаривающихся в нарушение уставов. Чем дальше в тыл, тем хуже дисциплинен!

Демонстрируя невероятное нахальство, вахмистр проложил маршрут прямо под телегами, на которых было сложено какое-то барахло батальона охранения. Распряженные лошади забеспокоились, всхрапнули… Повезло, зольдатен не придали этому значения. Но когда закипит стрельба, они услышат непременно и возьмутся за винтовки.

Наконец, выползли к саду возле дома. Рассмотрев цель, Федор приказал вахмистру окружать дом. Урядник Кобыла и другие двое снайперов с винтовками, увенчанными оптикой, рассредоточились по саду и словно растворились в траве.

— Скоро их разбудят, — напомнил Друг. — Начинаем?

— Пречестный и Животворящий Кресте Господень! Помогай мне со Святою Девою Богородицей и со всеми святыми во веки веков. Аминь! — одними губами прошептал Федор. Поднявшись во весь рост, закинул пистолет-пулемет за спину и, не скрываясь, быстрым шагом двинулся ко входу в дом.

Там, по обеим сторонам крыльца, были оборудованы пулеметные точки из мешков с песком. Солдат, сорвавших с плеча винтовки, Федор насчитал два десятка и тут же перестал. Взяв в каждую руку по «сестрорецкому гостинцу», зубами выдернул предохранительные кольца с заранее ослабленными усиками.

Ситуация для немцев сложилась неожиданной. По всей видимости, они просто не имели инструкций на такой случай. Вместо силового прорыва неприятеля к святая святых, самому охраняемому месту на участке фронта, шагал мужчина в черкеске и кубанке, причем — без шашки и винтовки, и при этом грыз зубами две обычные консервные банки… В плен сдается, что ли? Руки с банками поднял…

Вместо стрельбы от германцев послышались нестройные окрики вразнобой. Приближавшемуся к ним странному казаку немцы одновременно приказывали стоять, лечь, сдать назад, назвать фамилию и чин…

Не доходя до пулеметчиков шагов пятьдесят, Федор опустил одну из «банок» на уровень лица. Замаха не случилось, но банка вдруг мелькнула в воздухе и полетела в стену дома, как раз над самым щитком станкового пулемета, вторая — к следующей огневой позиции.

Расчеты пулеметов не успели среагировать. Гранаты взорвались, щедро нашпиговав их осколками. В следующий миг казак сорвал с плеча странное оружие вроде укороченного карабина и открыл огонь.

Часовые нажали на спуск практически одновременно, успев заметить серебряный щит вокруг фигуры русского, и это было то последнее, что удалось им разглядеть. В следующий миг все упали мертвыми или ранеными, получив по пуле из винтовки «Маузер», причем — из их собственной, или из карабина казака.

На миг у дома наступила тишина, Федору невыгодная. Следовало разворошить змеиное гнездо, заставить магов выйти! Самому проникать внутрь дома и сражаться в узком пространстве против трех десятков одаренных ему не улыбалось совершенно.

Чтобы «подбодрить» коллег из противоположного лагеря, он сменил магазин пистолета-пулемета и высадил его по окнам.

Неуважаемые герры! Это — достаточно красноречивое приглашение к общению? Они знают, что против них может быть брошен Осененный с даром Зеркального щита. Неужели решили отсидеться?

Нет, не отсиделись. Первый выскочил из входной двери в одних кальсонах и рубахе. То ли очень спешил на войну, то ли до ветру приспичило.

Федор услышал за спиной частое буханье мосинских винтовок, вызвавшее синеватое облако вокруг белокальсонного — так у него выглядела защита. Немец поднял руку, чтобы накастовать какое-то убойное заклинание, но получил непрерывную очередь прямо в пятак — Федор расстрелял третий магазин. Синева вспыхнула и пропала, а маг повалился убитый, словно обычный простец, — с пулевыми дырками на лбу и груди.

Дальше произошло то, чего Федор, собственно, и добивался. В оконном проеме, блестевшем в рассветных солнечных лучах разбитым стеклом, мелькнула рука, пославшая огненный шар. Отраженный Зеркальным щитом, он улетел обратно. «Поджечь занавески», пожалуй, удалось.

Внутри раздались крики. Кто-то, как и первый — в одном белье, выметнулся наружу, выпав из бокового окна — в него тотчас ударили автоматы и ручные пулеметы, за ним последовал следующий.

— Не зевай! — неистовствовал в голове Друг. — Мочи фашистов! Пусть горят, как наши в траншеях горели. За Хатынь и Освенцим! За Майданек и Бухенвальд!

От удара огненным шаром взорвался и лопнул Зеркальный Щит. Федор бросился на землю — теперь любая пуля могла стать смертельной. Тем не менее, на последних крохах энергии защита всё же сработала. Пламенеющий шар улетел обратно в дом. И это был тот самый «жидкий огонь».

В окнах сверкнуло, будто хлопнула магниевая фотовспышка. Рокочущее пламя вырвалось сразу изо всех проемов, из щелей в крыше и дымоходе, из распахнутой входной двери… Через минуту или даже меньше обвалилась кровля — так быстро прогорели стропила. Почему-то рухнула даже печная труба.

— Магов перемножили на ноль. Закрой варежку и беги в штаб! — приказал Друг. — Встать, бегом!

Пригибаясь, чтобы не схлопотать случайную пулю, Федор понесся в обход руин, от которых несло нестерпимым жаром. На стоянке самоходок с бронекуполами лежали убитые техники — очереди пластунов не щадили никого. Из здания с антенной и германским флагом донеслись отдельные выстрелы, но они быстро смолкли. Очевидно — за отсутствием целей.

Федор вбежал внутрь, и застал акт вандализма: Юрка увлеченно крушил радиопередатчик. Вахмистр складывал штабные документы в вещевой мешок, не скрывая раздражения: писючие германцы наплодили бумаг, попробуй утащи их все… Не зная языка, отсортировать не выйдет.

— Брось… — приказал Федор. — Лучше подожги!

— Слушаюсь, вашбродь. С этими что?

Штабные офицеры стояли на коленях, руки — за головой. Рядом валялись трупы пытавшихся сопротивляться. Самый старший успел набросить на рубаху китель с погонами гауптмана, он же взмолился:

— Нихт шиссен!

— Всех в расход, — велел Федор. — Уходим.

Обернувшись у выхода, он махнул рукой в сторону штабной документации. Папки посыпались со стола, отдельные листки взмыли в воздух и радостно вспыхнули. Дар снова заработал.

Но радоваться рано. Зачистка штаба и логова магов дала им немного форы. Только время истекает. Они в кольце целого полка, из пехоты потерявшего всего лишь роту. И только чрезвычайная опасность ситуации заставила Федора родить идею, в иное время отвергнутую бы Другом без раздумий.

— Степан! Собирай всех сюда. Игната со снайперами тоже. На велосипедах за сколько дней научились нормально ездить?

— Так на третий, вашбродь…

— На обучение езде на мотоциклетках даю две минуты. Не справившиеся просто умрут.

Замысел был прост и безумен. Среди мотоциклов нашлось много двухместных — с сиденьем для водителя и вторым для седока в коляске. В паре из колясок стояли пулеметы, очень похожие на «Максим», со снаряженными и заправленными лентами. Мотоциклетки оказались импортными — судя по гордой американской шильдочке «Индиан».

Самых толковых велосипедистов Федор посадил на водительские сиденья. Показал, как включить вторую передачу и выжать сцепление. Потом с урядником Кобылой принялся их толкать.

— Отпускай ручку! Мягше, мать твою… Еще раз!

Наконец, на малом газу пятнадцать трехколесок начали пылить друг за дружкой вокруг хутора. Федор, заведя последнюю, усадил Игната с собой за пулемет и выехал в голову колонны. Там вывернул на южную дорогу, ведущую к Вильно, вглубь немецкой территории. То есть в направлении, наименее логичном для отступления российских диверсантов.

По пути Федор вдруг подумал, что стоило снять с немецких трупов форму, но через полверсты понял — глупо. Даже на переднем «Индиане» настолько окатило пылью, что цвет и фасон обмундирования можно определить, только отстирав…

Глаза немилосердно жгло песком. Очков-консервов, полагающихся мотоциклетчикам, не нашлось, а у немцев их не спросишь: умерли. Страшно представить, каково приходится вахмистру и особенно замыкающим, глотающим пыль и выхлоп!

На блокпосте, явно — у расположения одного из батальонов охранения, Федор разглядел пулеметные точки и даже пару орудий, правда, обращены они были на юг — то есть от хутора.

Молодой обер-лейтенант поднял руку и что-то громко спросил, не в силах перекричать стрекотание мотоциклетного моторчика мощностью то ли семь, то ли могучих десять лошадиных сил, Федор проорал в ответ по-немецки «русские напали» и двинул вперед.

Позади раздалась стрельба — характерные хлопки винтовки «Маузер». Загрохотало оружие казаков. Федор оглянулся: обер-лейтенанта срезала очередь из автомата. Цепочка мотоциклетов шла через огонь с двух сторон и сама палила на две стороны из всего, что имели казаки…

Остановились через пару верст. Урядник Сиваков повалился в пыль на левый бок. Лишь отъехав и вытащив пассажира-пулеметчика из огненного пекла, он позволил себе умереть. В коляске заднего «Индиана» неподвижно замер Юрка, глядя светлыми глазами в небо и не моргая…

Погибло трое. Четверо ранено. И взвод все еще в глубоком тылу. Два мотоцикла истекали бензином из пулевых пробоин.

— Своих не бросаем, — заметил вахмистр. — Увозим или хороним.

Спорить с ним капитан не стал, хоть каждая секунда не счету.

— Раненых уложить в коляски целых мотоциклеток, — распорядился. — Убитых — тоже в них. Ходу, казаки!

Наплевав на конспирацию и тишину, они проехали еще десяток верст по вражьим тылам, грохоча моторами на всю округу, и забрались поглубже в лес. Дальше хода нет — мотоциклы пришлось бросить.

Двое раненых дорогой умерло, так что хоронили пятерых. Двум соорудили носилки. И пошли…

Через кустарник, чьи ветки переплелись в непроходимую стену.

Через болото, проваливаясь местами по пояс.

Через открытое поле — ползком. Из бинокля их не разглядеть, а вот с низколетящего аэроплана — запросто.

Через лес, настороженно прислушиваясь: а не хрустнет ли неподалеку ветка?

Снова через поле.

Кончились продукты. Идти было легче, но голодно. Собирали ягоды и яблоки-дички. Жарили грибы. Живность не попадалась.

В одном месте услыхали отдаленный лай собак. Наверное, немцы бросили на поиск отряды с ищейками. Но, Бог миловал, собаки след не взяли, и погоня ушла в другую сторону.

На третьи сутки после боя на хуторе выбрались, наконец, к спрятанным велосипедам.

Только здесь Федор рискнул разделить остатки взвода. Восемь человек оставил с ранеными — выходить к своим пешком с носилками на руках. Остальные вскарабкались в седла и надавили на педали. Хоть и оголодавшие, осунувшиеся, но мысль о скором возвращении к своим придавала силы!

Маркиз Пьер де Пре получил известие о бойне в немецком тылу между Вильно и Ригой раньше, чем новость докатилась бы до ушей репортеров. К этому моменту он занял должность начальника Бригады общей разведки, поэтому был одним из самых информированных полицейских Третьей республики. С неприличной для должности и титула скоростью де Пре схватил донесение и ринулся к Селестину Хеньону.

Директор Генерального управления общественной безопасности за время, прошедшее с короткой и бесславной войны с Германией, заметно сдал. Поговаривали, что ему грозит отставка.

Де Пре решил использовать момент.

— Месье директор, — он довел начальнику новость. И продолжил: — Складывается ситуация, которую можно обратить нам на пользу. Предлагаю сообщить месье Клемансо: Германия получила чувствительный удар и, возможно, он означает начало конца. Если русские в течение ближайшего времени истребят подобным образом еще два или три магических взвода, войска Георгия перейдут в наступление. Они накопили силы, их удар будет страшен. А в Германии бузят левые марксисты — они ослабят рейх изнутри. В правительство должен поступить наш доклад, обязательно — раньше военных. Все лучшие силы Вильгельма на Востоке. Как только их погонят на запад, время разорвать перемирие! И первыми, месье директор, об этом доложит полиция, то есть — мы, а не военная разведка, столь опозоренная недостоверными сведениями, полученными накануне немецкого вторжения.

Директор пробежался взглядом по докладу. Затем поднял на подчиненного, красные, слезящиеся и подпираемые снизу мешками глаза.

— Знаете простую истину, де Пре? У победы много отцов, поражение — всегда сирота. Очевидно, что русские сильнее нас. И куда сильнее Австро-Венгрии. Они справились с магическим превосходством Вильгельма. Нас же боши согнули в бараний рог обычными войсками — инфантерией, кавалерией, артиллерией, аэропланами. Что, если кайзер бросит Георгию некий лакомый кусок ради сепаратного мира? Русский император не питает к Франции теплых чувств — мы его предали, заключив с Вильгельмом перемирие. Может согласиться, и тогда Вильгельм примется за нас. Сколько километров от Парижа до границы с Бельгийским протекторатом Рейха? Десятки километров. Один суточный переход.

— Вы предлагаете…

— Ничего не предлагаю. Я приказываю не делать ничего, — он вернул бумаги с донесениями маркизу. — Если русские возьмут Берлин, тогда время разорвать перемирие. Сможете присмотреть себе поместье в Баварии, они сильно упадут в цене, — посиневшие губы Хеньона тронула улыбка. — Но тогда очевидность вновь начать войну будет понятна и без нас. Занимайтесь лучше насущными проблемами. Доложите подробнее, кто в рейхе наиболее полезен нам из левых, с кем вы установили контакт?

— Среди марксистов наибольший оперативный интерес представляют трое, — отвечал разведчик, удрученный отказом использовать горячую информацию. — Это Карл Либкнехт, Роза Люксембург и Вильгельм Пик. Ведут пропаганду против войны с Россией. Кричат на каждом углу: «Гражданская война, а не гражданский мир! Германскому рабочему классу нужна интернациональная классовая борьба за мир, за социалистическую революцию». Левые агитируют за поражение империалистической армии Вильгельма, чтобы на фоне хаоса вследствие капитуляции захватить власть самим.

— Редкостные негодяи… Но полезные. И Вильгельм их терпит?

— Для него они что-то вроде блох. Ну, шумят в своем рейхстаге, используя его трибуну. Там поддержки у марксистов нет. К сожалению, на прямой контакт с нами эти трое не идут. Ведь они должны быть чистыми, чтобы их не обвинили в связях с нами. Обрабатываем только окружение.

— Вот и обрабатывайте, маркиз, а в военные дела не суйтесь. Там армейцы дали маху, а вы не были на фронте.

Лицо де Пре не выразило чувств, он все ж был профессионалом. Лишь потеребил значок электрического мага на лацкане мундира. Директор позабыл, как отклонил его прошение об отправке на передовую. Когда боши рвались к Парижу, так хотелось шарахнуть по их пехоте цепной молнией…

Интуиция разведчика подсказывала маркизу, что к русским, терпящим одно поражение за другим, фортуна не случайно вдруг повернулась светлой стороной. Явно не без помощи одного князя, хорошо знакомого по прошлому ноябрю в Париже. Кстати сказать, весьма разбогатевшего во Франции. Количество пулеметов его конструкции в сухопутных силах и в авиации приблизилось к полумиллиону, а револьверов в полиции — к пяти тысячам.

Удачливый пройдоха! Быть может, знакомство с ним маркизу пригодится.

— Вы столь удачливы, что иногда думаю, что вам помогает сам дьявол, Федор Иванович. Правда, в войне с кузеном Вилли я сам готов просить о помощи хоть всех чертей преисподней, — царь хмыкнул.

— Рогов не ношу, Ваше Императорское Величество, — улыбнулся Федор. — Но если для царя и отечества надобны будут — отращу. Только прикажите.

Георгию мало кто отваживался говорить столь дерзкие вещи. Разве, может, внуки, по малолетству не понимающие, что несут. Очевидно, Юсупов-Кошкин нахватался анархических замашек у пластунов.

Выдержав секундную паузу, император засмеялся, за ним — генеральская свита и сам Брусилов, в чьем штабе проходил высочайший визит. Как всегда — неожиданный. Шутка, коль августейше одобрена, признается смешной и удачной. Если нет — открывает дорогу к опале, и неважно — герой ты или паркетный шаркун.

— Насмешил, князь. Вот даже не знаю, какой орден тебе пожаловать. Клюкву? Так ты шашку не носишь. Имением одарить? Куда еще Юсуповым имения — треснут.

— Пока война не кончилась, государь, награды обождут, — ответил Федор. — Хотя и не откажусь, грешен. Как вернулись к своим, все голову ломаю — как бы повторить. Даже иначе — как придумать, чтобы и другой отряд пластунов был способен приготовить германцам уютное местечко. На пару метров под землей.

— И как?

Следующая дерзость вообще выходила за какие-либо разумные рамки.

— В столь широком кругу не имею права раскрыть. Только вы должны знать, Ваше Императорское Величество, и Брусилов — нам на его фронте воевать.

На пару секунд повисла тишина. Потом как прорвало:

— Неслыханно!

— Это он про нас, господа?

— Хамит, потому что у него Зеркальный щит, и его не вызвать на дуэль.

Георгий молча ждал продолжения. Эскапада князя его неприятно поразила, но он догадывался, что тот решился на подобное неспроста.

— Всем выйти. Алексей Алексеевич, останьтесь. Барон! Полог тишины.

В большом помещении усадьбы под Ригой, где сейчас размещался штаб фронта, вдруг стало на редкость безлюдно и безмолвно. Император вытащил стул из-за стола одного из клерков и поставил его в центре зала, где эффект Полога тишины наиболее силен. Юсупов и Брусилов пододвинули свои стулья вплотную.

— Продолжайте.

— Искренне прошу меня извинить, Ваше Императорское Величество. Утечка на самом верху — в генштабе или военном министерстве. Я успел задать пару вопросов захваченному немецкому офицеру. Ждали именно меня. Сообщение получили буквально накануне, маги даже не успели выработать тактику. Здесь, в командовании фронта, мою настоящую фамилию знает лишь один Брусилов. Он вне подозрений.

— Тот офицер…

— Мертв. Как и все, находившиеся на хуторе. Раненых добили. Нарушение правил и законов войны, знаю. Но не мог допустить, чтоб остались свидетели. Пусть восстанавливают картину по кусочкам, если сумеют.

— Маги все погибли? — уточнил Георгий.

— Когда уходили, я глянул на пожарище. От эффекта жидкого огня поднялась такая температура, что остатки оконного стекла расплавились и потекли. Больше тысячи градусов — в аду прохладнее.

Касательно высокой температуры Федор сказал правду. О допросе немца — соврал. Друг во время первой вылазки на хутор уловил обрывок разговора о том, что на Северо-Западном фронте вроде бы появился единственный российский Осененный с даром Зеркального щита. Совпадение? Нет.

Значит, где-то течет. Может, даже нет предателей. Кто-то проболтался жене, любовнице, перехвачен телефонный разговор… Что бы ни произошло, это могло обернуться провалом, гибелью взвода пластунов. Да и сам Федор далек от неуязвимости, что доказала единственная встреча с электромагом. Какие еще заклинания пробьют защиту?

— Тем не менее, определенные выводы они сделают, — заключил император. — И повторить прежнюю тактику не дадут. Впрочем, вы не собираетесь играть по старым нотам? Так я понимаю?

— Точно так, Ваше Императорское Величество. Я один владею Зеркальным щитом. И изрядно рискую, выходя против группы магов. На хуторе щит у меня пропадал от воздействия пуль и магии, я стал беззащитным как ординарный пластун-простец. Пять моих людей погибло, двое в госпитале, у шести мелкие ранения. Почти половина взвода вышла из строя. Мог погибнуть и сам.

— Что вы предлагаете, Федор Иванович?

— Перебросьте сюда с юга не менее двух пластунских батальонов. Только не тыловиков из охранения, а воевавших, пусть даже некомплектных. Нам надобно иметь вдоль линии фронта дюжину групп пластунов. В каждой должен быть радиотелеграфический аппарат. Не далее версты от линии передовой держать две-три батареи 122-миллиметровых дальнобойных гаубиц Шнейдера, но лучше — морских орудий. Группа обнаружит логово магов и вызовет огонь артиллерии. Маги держатся кучно, чтоб при случае соединиться в общую цепь защиты. Но внезапный артналет дает шанс! Потом — атаковать и добивать.

— С почти стопроцентным шансом погибнуть? — скорее утвердительно, чем вопросительно отреагировал император. — Но пока вы рассказываете о какой-то фантастике. Подвижная радиотелеграфическая станция перевозится на трех подводах. Даже я, монарх, это знаю. Как вы ее намерены закатить в немецкий тыл?

— Вот теперь расскажу вам главный секрет. Из-за него стоило выгнать и тем самым, о чем весьма сожалею, обидеть заслуженных людей.

У Юсупова-Кошкина на лице появилось выражение фокусника, готового вынуть кролика из шляпы, что не слишком нравилось государю.

— Не томите! — приказал он.

— В Сестрорецке основано коммерческое общество по выделке радиостанций, переносимых двумя пластунами в заплечных мешках. Один мешок с самой аппаратурой, второй — со свинцовыми аккумуляторными батареями. Мои инженеры гарантируют связь на двадцать верст и не менее чем на полчаса.

— Мои? То есть — ваши лично?

— Да, государь, я — главный пайщик общества. Первый десяток комплектов готов предложить казне по 1230 рублей, потом на партии от тысячи цена снизится. Но сначала, с вашего разрешения, первый комплект испытаю сам. Не возражаете?

— Ладно, — согласился Георгий. — С радиостанциями понятно. Но морские орудия? Корабли не ходят посуху.

— Пушки надлежит поставить на железнодорожные платформы. Получится подвижная батарея, которую легко перебросить в нужное место. И другое важно: моряки хорошо стреляют по счислению на пределе дальности орудий. Их такому обучают.

— Первый выстрел пушки опрокинет платформу, — хмыкнул государь. — Это вам не броненосец.

— Ее следует снабдить специальными упорами. У железной дороги есть похожие. Их используют для экскаваторов при прокладке путей. Удлинить и укрепить…

— Все-то вам ведомо, Федор Иванович, — буркнул царь. — И на все готов ответ. Прямо кладезь знаний. Потерять вас для России будет огорчительно. Постарайтесь уцелеть. А иначе не сумеете использовать свой барыш, — Георгий улыбнулся. — Пусть вам это будет стимулом.

— Приложу все силы! — заверил Федор. — Я еще оставлю надпись на стене сгоревшего рейхстага.

— И какую? — царь заинтересовался.

— Из России — с любовью[68].

Царь моргнул и захохотал. Так, смеясь, покинул зал. Следом, похохатывая, шел Брусилов.