Магия и пули

Глава 1

Пистолет-пулемет в руках генерала пророкотал, выдав короткую очередь. Кун[1] перенес огонь на следующие мишени и стрелял по ним, пока не кончились патроны в магазине. Тир наполнился запахом сгоревшего пороха. Генерал положил пистолет-пулемет на стол.

— Любопытное оружие, — сказал подошедшему Федору. — Легкое, ухватистое, в руках лежит, как влитое. Отдача по сравнению с винтовкой невелика. Как у него с кучностью?

— На дистанции в сто саженей[2] пули укладываются в грудную мишень, — сообщил Федор. — Если бить короткими очередями. С длинными разброс больше. Прилично для пистолетного патрона.

— Слабоват он все же. ГАУ[3] не понравится.

— Вероятно, — не стал спорить Федор. — Но, начнись война, — с руками оторвут. Автомат прост в выделке — можно сделать в мастерской. Дешев — не дороже винтовки.

— А патроны? — возразил генерал. — Они же заграничные. Где их взять в войну? И расход велик — магазин мигом опустел.

— В Туле есть патронный завод.

— Он коммерческий, — покрутил головою Кун. — Выпускать станет, если будет спрос. А какой он на патрон от «маузера»? Редок этот пистолет в России. Если б ГАУ заказало патроны… Но оно не станет.

— На сегодня — так, — кивнул Федор. — Но война изменит. Мы должны к ней подготовиться. Был я на патронном заводе, говорил с владельцем. Он не возражает. Если сделать им оснастку, изготовят опытную партию. Технологию освоят. В случае войны запустят производство. Продавать нам будут за десяток пятачок, это вдвое меньше, чем сейчас[4].

— Почему так дешево? — удивился генерал.

— Я там кое-что усовершенствовал. Капсюль от нагана, гильза с оболочкой пули — омедненные, стальные. Сердечник из свинцовой проволоки. Ну, и сам процесс… Показал им чертежи. Сразу ухватились.

— Ну, еще бы! — усмехнулся Кун. — Знаменитый оружейник им подарок преподнес. Кто ж откажется? Про патент хоть не забыли?

— Заявку отослали в Петербург. Но патронному заводу отдам за боеприпасы. Столько, сколько нужно, чтобы обучить и снарядить роту.

— Благодетель вы, Федор Иванович, — усмехнулся генерал. — Ладно, дело ваше. Что хотите от меня?

— Разрешения на изготовление оснастки на заводе. Работы оплачу. Еще нужно сделать партию пистолетов-пулеметов.

— Сколько штук?

— Двести.

— За оснастку так и быть платите, — согласился генерал. — А оружие за счет завода. Эти траты я смогу обосновать. Капитан Кошкин изобрел новинку, ее нужно испытать. Только двести много, для начала — сотню.

— Благодарю, ваше превосходительство!

— Рад помочь, — хмыкнул Кун и направился к выходу из тира. Следом устремился адъютант. К Федору подошли Рогов с Куликовым.

— Что, добился своего? — усмехнулся Рогов. — Продавил свою трещотку?

— Автомат, — поправил Федор. — Полноценное оружие, между прочим.

— Но винтовку не заменит, — продолжил капитан. — Что такое двести метров на войне? Пистолетная дистанция.

— На такой и будут драться, — сообщил Федор. — Даже ближе. А еще в траншеях. Там с винтовкой развернуться невозможно.

— Да не будет никаких траншей! — хмыкнул Рогов. — Современная война маневренная. Все об этом говорят — и у нас, и за границей.

— Вскрытие покажет, — улыбнулся Федор.

— Хватит вам! — вмешался Куликов. — Клаузевицы вы наши. О другом поговорим. Где делать автоматы? У меня в цеху?

— Если вы не против, — отозвался Федор.

Куликов взял лежавший на столе пистолет-пулемет. Отсоединил магазин, передернул рукоятку заряжания и нажал спуск, после чего вдавил кнопку на затыльнике. Автомат разложился, словно книга. Капитан вытащил затвор и возвратную пружину, рассмотрел ударно-спусковую группу.

— Проще револьвера, — заключил, собирая автомат. — Хотя кое-что я бы изменил. Например, приклад. Почему он раскладной, да еще из стали? Надо ставить деревянный. Он дешевле и практичней. Не болтается как этот, — он подергал металлический приклад. — Внутрь шомпол поместим — составной, конечно, ершик и масленку. Да и в рукопашной пригодится — там прикладом бьют.

— Не подумал я об этом, — раздалось в голове у Федора. Это Друг проснулся. — ППС[5] был разработан для разведчиков-десантников, да еще танкистов. Там длина оружия важна. Пехота воевала с ППШ. Капитан дело говорит, придется переделать. Кнопку для разборки вверх перенесем вместо той, что отпирает приклад. С деревянным, к слову, кучность возрастет. Ход затвора длинный, вес его большой, импульс кинетический существенный. Жесткость будет к месту.

— Поменяем, — согласился Федор с Куликовым.

— Кожух и коробку отковали на оправке? — продолжил капитан.

— Да, — ответил Федор. — Нет здесь нужных прессов для штамповки. Заготовку вырезал вручную, подгонял фрезой.

— Точечная сварка, — продолжил Куликов, вертя в руках оружие. — Это можно — аппараты есть. Для чего вот это? — ткнул он в компенсатор.

— Чтобы автомат не задирало при стрельбе. И еще от грязи защитит, если в землю ткнуть нечаянно стволом.

— Проще кожух удлинить[6], — заметил Куликов. — Край косым сделать — сверху вниз.

— Как у ППШ, — хмыкнул Друг. — Голова наш капитан! С лету ухватил.

— Изменю, — кивнул изобретатель.

— Остальное без проблем, — закончил Куликов и вернул оружие на стол. — Сделаем мы эти пистолеты-пулеметы. Или же трещотки, как Миша говорит, — улыбнулся, посмотрев на Рогова. — Ты не хмурься, капитан! Федор дело знает. Он еще ни разу не ошибся. Будешь возражать?

— Нет, — ответил Рогов. — Только непривычно. Как игрушка, — указал на автомат.

Куликов улыбнулся и извлек из кармана портсигар. Угостив куревом друзей, сунул портсигар обратно и вытащил зажигалку. Откинув крышку, крутнул колесико. Офицеры прикурили.

— Это тоже, как игрушка? — продолжил Куликов, подкинув зажигалку на ладони. — Маленькая, легкая. Сколько за нее тебе накапало? Поделись!

— Больше тысячи, — смутился капитан. — В прошлом месяце.

— Мне аналогично, — улыбнулся Куликов. — У нас равные паи. А ведь он ее придумал, — указал на Федора. — Помню: кто-то сомневался. Мол, не станут покупать. Ну, и что теперь? Мне Арефьев жаловался — одолели лавочники. Дескать, дай побольше! Из Москвы купцы зачастили. Предлагают поставлять им зажигалки. Весь товар хотят выкупить вместе с мастерской. За большие деньги, между прочим.

— Вот еще чего! — возмутился Рогов. — Мастерскую им отдай. Хрена! Обнаглели толстопузые.

Куликов захохотал, Федор усмехнулся — прижилась его идея. По пути из Петербурга Друг внезапно вспомнил о зажигалках, что в войну они стали очень популярны. Удивляться нечему — спички могут отсыреть, да и вспышку их головки ночью разглядишь издалека. Тут же пуля прилетит… Зажигалки в этом мире были, но какие! Здоровенные, тяжелые и безумно дорогие. На столе стоять — куда ни шло, но в карман такую не положишь.

— Будем делать «зиппо»[7], — сообщил голос в голове. — Ниша-то пустая, рынок их не видел. Вещь необходимая, в очередь за ними станут.

Воротившись в Тулу, Федор изготовил штампы и отвез их на патронный завод. Заказал там заготовки, оплатил наличными. Почему у них? Друг так посоветовал, наказав не городить барьеры. Есть завод, где тянут гильзы из латуни, значит налицо кадры и металл. Прессы тоже есть, как же там без них? Получив заготовки корпусов, Федор собрал десяток зажигалок. Было бы скорее, но проблемой вышел кремешок, из которого колесико высекает искры. Никакого камня в нем, конечно, нет, это сплав железа с редкими металлами. Кремешки делали в Германии и ввозили их в Россию небольшими партиями. Поискать пришлось и купить задорого. Но зато зажигалки вышли безотказные. Федор их проверил и продемонстрировал друзьям.

— Полагаешь, будут брать? — усомнился тогда Рогов.

— С руками оторвут, — улыбнулся Федор. — Просто и надежно. Кремешки закупим, а бензин в аптеках продается.

— Почему такая маленькая? — не отстал Рогов.

— Под карман в жилетке. Специально рассчитал.

— Какова себестоимость? — подключился Куликов.

— При большой партии — копеек двадцать пять. Может, тридцать. Продавать же будем по полтине.

— Не возьмут за столько, — не поверил Рогов. — Это пятьдесят коробок спичек.

— Спички есть у всех, — сказал Федор. — Зажигалка не у каждого. Статусная вещь.

Рассудить их спор пригласили родственника Куликова по жене по фамилии Арефьев. В Туле он владел мелочными лавками. Арефьев повертел «зиппо», высек пару раз огонь, примерил зажигалку к жилетному карману и кивнул:

— По полтине заберу — тысячу для пробы.

— Продавать по сколько будете? — не замедлил Федор.

— Для начала по рублю, — сообщил купец.

— Это что же получается? — возмутился Куликов. — Нам двугривенный за штуку, а тебе полтина?

— Можем лучше поделить, — не смутился гость. — Если долю выделите. Третья часть моя.

— Рожа-то не треснет? — фыркнул Куликов. — Тридцать три процента? Мы — товар на блюдечке, он торгует, но получит больше. Сами продадим.

— За прилавок, что ли, встанете? — хохотнул купец. — Не забудьте ордена надеть.

— Я тебе! — поднялся Куликов.

— Погодите, Николай Егорович! — вмешался Федор. — Ерофей Семенович отчего-то вдруг решил, что других купцов в Туле не имеется. Мы отыщем компаньона. Поумней и не такого жадного. Вот на этом, — указал на зажигалку, — можно состояние составить.

Арефьев засопел и сник.

— Ваше слово? — выдавил уныло.

— Двадцать пять процентов. Нас тут четверо, значит, доли равные. Но при этом все берете на себя. Начиная с выделки и торговлей завершая. Мы лишь контролируем процесс. А еще готовим инструмент и обучим кадры. Ну так как, согласны?

— Ладно, — пробурчал Арефьев.

— Приходные книги буду проверять, — не замедлил Куликов.

— Проверяй, конечно, Николай Егорович, — выдохнул купец. — Я за то не беспокоюсь. Не найдешь ты человека, кто б тебе поведал, что Арефьев обманул. Ладно, господа хорошие, по рукам!

И Арефьев развернулся. Не прошло недели, как подряженные им мастеровые выдали продукцию. За кремнями он послал приказчика в Германию. Тот скупил у производителя товар и оставил впечатляющий заказ. Заплатил наличными. Немцы возбудились и сказали: «Данке шен!». Обещали производство нарастить. Федор дал команду не скупиться. В случае войны границу перекроют, нужно создавать запас. Друг припомнил, что в Великую войну[8], кремни стали дефицитом, их ввозили контрабандой…

— Федор?

Офицеры смотрели на него.

— Да задумался чуток, — отрешился он от воспоминаний.

— Снова об оружии? — улыбнулся Куликов. — Что на этот раз?

— Нет, о барышнях, — не замедлил Федор.

— Будет тебе врать! — фыркнул Куликов. — Да какие барышни! Скоро ночевать будешь на заводе. Прямо сам себя изводишь. Неужели Соколову не забыл? Где она сейчас?

— Говорят, в Тамбове служит классной дамой. В институте благородных девиц.

— Ты откуда знаешь?

— Сообщили, — напустил туману Федор. Не хотел рассказывать друзьям, что послал запрос в Министерство просвещения. Через две недели получил ответ. Догадаться, что сбежавшая невеста станет вновь учителем, не составило труда.

— Я надеюсь, что в Тамбов ты не поедешь? — не замедлил Куликов.

— Нет, — ответил Федор. — То, что было, отгорело.

— Вот и славно! — подключился Рогов. — Приглашаем тебя в гости. Завтра воскресенье, нужно отдохнуть. Посидим у Николая. Дети по тебе соскучились. Говорят: где дядя Федор? Почему нам вкусненького не несет? — засмеялся капитан. — Приучил ты их. Так что приходи! Надо бы отметить наше «зажигательное» дело. Жены рады будут. Я Варвару приглашу. Ты не возражаешь?

— Нет, — ответил Федор.

— Значит, завтра в полдень…

В мастерской Федор спрятал автомат и достал чертежную доску. Набросал эскиз нового затыльника и крепления приклада. В понедельник передаст на производство. Испытает и запустит в серию, к Рождеству будут автоматы. Что потом? Друг подскажет. Завершив работу, снял эскиз и глянул на часы — время уходить. За окном темнеет — осень на дворе. В мастерской он был один, уходя, закроет дверь на ключ. Это помещение выделили ему в личное пользование. Притащили несколько станков, подключили к электричеству[9]. Работай — никто не помешает. Федор иногда привлекал мастеровых, только большей частью обходился сам. Сняв мундир и надев халат, трудился за станком. Офицеру, вроде не к лицу, но он так привык, и к тому на заводе относились с пониманием — изобретатель как-никак. Пусть хоть молотом машет, лишь бы дело спорилось.

Затворив дверь, Федор спустился с крыльца и зашагал между пыльных корпусов. За кирпичными стенами работали станки, их гул и визг металла заполнял окружающее пространство. Меж цехов витал запах лака и веретенного масла, а от кузниц несло дымом от сгоревшего угля. Пахло железом. Тот, кто говорит, что металл не пахнет, никогда не видел производства. Это запах обработанных деталей и готового оружия. Он въедается в металл и стены корпусов, даже если их освободить от оборудования, остается на года.

Миновав проходную, Федор двинул к дому. Шел неспешно, погруженный в думы. Год с лишним миновал, как он обзавелся Другом. Неприкаянная душа, подселившись в голову мастерового, изменила его жизнь. Токарь стал изобретателем, а затем и офицером. Отличился на границе, получив «Георгия». Вместе с ним — потомственное дворянство. Сирота, подкидыш из приюта… Он теперь богат и знаменит, уважаем на заводе — и не только. Почему же на душе тоскливо? Дело в Соколовой? Да, обидела сбежавшая невеста. Только не соврал он офицерам — отболело. Отчего ж душа грустит, а сердце пустота?..

— Забежим в трактир? — раздалось в голове. — Поедим и выпьем. Автомат мы сделали, полагается отметить.

— А, пожалуй! — согласился Федор.

Не прошло и часа, как он, сытый и довольный, подошел к подъезду. Воротясь из Петербурга, он не стал менять квартиру и остался в комнате, которую снял, перебравшись из Москвы. Капитану, вроде, не по чину, но искать другую было влом. И привык он к этому дому.

Дверь ему открыл швейцар.

— Добрый вечер, ваше высокоблагородие, — поприветствовал жильца. — Вам письмо.

Федор взял протянутый конверт. Почерк незнакомый, на конверте — прихотливый герб. Адресовано ему: «Капитану Кошкину, дом Поповой в Туле». Наградив швейцара пятаком, Федор двинулся к себе, где и вскрыл конверт.

— Твою мать! — произнес вслух Федор, опускаясь на кровать.

— Недоволен, Федя? — раздалось в голове.

— Ты же уверял: до такого не дойдет, — отозвался Федор. — Или князь умрет, или царь откажет.

— Не срослось, — посетовал Друг. — Обмишулился чуток. Ладно, не грусти. Ну, побудем мы князьями. Делу не помеха.

— Хорошо бы так, — не поверил Федор. — Но ведь многое меняется. Отношение друзей, коллег, начальства. Трудности предвижу.

— А наплюй! — раздалось в голове. — Титул — это чепуха. Помнишь, говорил про войну и революцию? Если здесь случится, титулы отменят, и дворянство — тоже.

— Хорошо бы так, — вздохнул Федор.

— Ладно, отдыхай! — получил в ответ. — В церковь завтра загляни, свечечку поставь. Исповедайся попу, он грехи отпустит. Как родишься заново, господин Юсупов-Кошкин.

— Ну и шутки у тебя! — не замедлил Федор. — Балаболка!

Друг захохотал…

В полдень следующего дня Федор подкатил в коляске к дому на Петровской улице. Заплатив извозчику, поднялся на второй этаж. В гостиной к нему устремились дочки Куликова и сынок Рогова. Федор наделил их конфетами, вручив каждому кулек. Получив «Спасибо!» с обнимашками, подошел к взрослым. Приложился к ручкам дам, минув Варвару — незамужним руки не целуют, поздоровался с друзьями.

— Приглашаю всех к столу! — огласил немедля Куликов. — Глафира, подавай!

Ожидавшая кухарка занесла в гостиную поднос и стала расставлять блюда на столе. Рыжики в сметане, осетрина, ветчина… А еще свежайший хлеб, вина и ситро. Напитки полились в бокалы, кушанья заняли место на тарелках. Куликов поднял бокал.

— Предлагаю тост за Федора! — объявил с улыбкой. — За его голову и руки золотые. Мы все трое получили выплаты. Так удачно вложить деньги без него бы не смогли. Дело развивается, как сказал Арефьев, есть нужда в новых мастерских. Нынешняя не справляется. Это означает, что доходы возрастут. За тебя, Георгиевский кавалер!

Все присутствующие выпили и набросились на закуски. Несколько минут слышен был стук ножей и вилок о посуду. Долго это не продлилось — Куликов предложил вновь наполнить бокалы. Кухарка подала жаркое. Застолье набирало обороты. Федор ел и пил, не замечая вкуса. Погрузившись в мысли, он не принимал участия в разговоре, что не ускользнуло от внимания сидевших за столом.

— Что с тобою, Федор? — поинтересовался Куликов. — Не случилось ли чего?

— Есть такое, — ответил свежий князь и достал вчерашнее письмо. Протянул его хозяину. — Ознакомьтесь, господа.

Куликов взял листок, пробежал его глазами. Хмыкнув, протянул жене. От нее письмо попало в руки Рогова и его супруги. Последней ознакомилась Варвара. Покрутила головой и вернула адресату. За столом воцарилось молчание, все уставились на Федора.

— Вот не надо, а? — буркнул он, кладя письмо в карман. — Ничего не поменялось. Буду я по-прежнему такой же Федор, инженер Тульского завода. Остаюсь здесь жить, трудиться. Назовет кто сиятельством — рассержусь. Как-то так.

— Это князь Юсупов ожидал тебя в Москве? — спросил Куликов. — Ну, когда мы на вокзал приехали?

— Да, — ответил Федор. — Там и сделал предложение. Я не сразу согласился. Только он уговорил. Трудно отказать отцу, потерявшему наследника…

— От твоей руки, — хмыкнул Друг.

— Я поставил лишь условие: не меняю ничего, — продолжил Федор. — Буду жить, как прежде. Князь не возражал. Только попросил два-три раза в год навещать его в Москве, выходить с ним в свет. Это посчитал необременительным.

— Нам об этом не сказал, — покачал Рогов головой.

— Откровенно говоря, думал, что не выйдет у Юсупова — государь к нему не благоволил. Отказал бы в просьбе, чтобы обо мне подумали? Дескать, хвастунишка, пустобрех. Не хотелось выглядеть таким. Если уж начистоту, я ошибку совершил. Только не сейчас, а год назад. Мне не следовало рваться в офицеры.

— Почему? — удивился Куликов.

— Лучше быть простым мастеровым. Изобретать оружие не мешает. Но зато остался бы свободным. Это самое дворянство, а теперь и титул вяжут по рукам. Масса всяческих условностей. Так себя веди, а другое не моги…

— Но зато теперь вы родовой.

— Не один такой, — ответил Федор. — Вот Варвара Николаевна из рода Оболенских. Алевтина Григорьевна, по рождению… — он сделал паузу.

— Фон Аш, — подсказала Рогова. — Баронесса. Титул потеряла, выйдя замуж. Не могу сказать, что очень сожалею. Быть женою капитана мне куда приятней.

— Как и мне остаться просто Федором, — улыбнулся Кошкин. — Ну, так как? Договорились?

— По рукам, как говорит Арефьев, — согласился Куликов. — Но в своем кругу. На людях не положено. Так что или милостивый государь, или все ж сиятельство[10].

— Разберемся, — улыбнулся Федор.

Застолье воротилось в берега. Завязались разговоры, Федор тоже подключился. Новость словно позабыли, хотя некоторое напряжение ощущалось. Чтобы снять его, Федор сел за пианино и сыграл несколько мелодий. Прибежали перепачканные шоколадом дети и стали танцевать — то есть прыгать и вопить. Взрослые смеялись. Федор подключился к шалостям детей. Бросив пианино, силой дара поднимал детишек в воздух и кружил их по гостиной. Те летали словно птички. А еще визжали и махали ручками. Расшалились так, что едва не сбили с ног кухарку, заглянувшую в гостиную. Увидав это, Алевтина велела прекратить полеты и с женою Куликова увела детей. Мужчины, извинившись, отошли курить. Воротившиеся жены офицеров подсели к Варваре.

— Ну, что скажешь, дорогая? — спросила Алевтина. — Твой-то князь теперь.

— Да какой он мой? — вздохнула девушка. — Нет у него ко мне влечения. Только хуже стало. Если раньше и была надежда, то сейчас исчезла. Князь Юсупов разрешения на брак не даст. Я ведь изгнана из рода.

— А ты сделай так… — сказала Алевтина и, склонившись, зашептала.

— Что ты ей советуешь? — возмутилась Куликова, когда та смолкла. — Содержанкой стать?

— Экономкой, — уточнила Алевтина. — И подругой. Князь Юсупов стар и, как знаю, не здоров. Его смерть развяжет руки Федору. Вот тогда и обвенчаются. Сколько случаев таких! Иногда годами ждут.

— Если князь его не женит.

— Федора-то? — засмеялась Алевтина. — Он лишь с виду мягкий, а внутри стальной. Ты же слышала сама, на каких условиях он принял предложение Юсупова. Полагаю, если князь насядет, Федор сам из рода выйдет. И плевать ему на титул.

— Ну, а дети? — не отстала Куликова. — От Варвары? Ведь они случатся. С ними как?

— Усыновит и примет в род, — сказала Алевтина. — Никаких проблем.

— Ну, а если не захочет?

— Федор? — улыбнулась Алевтина. — Плохо его знаешь. Не забыла, как он твоих девочек вместе с Игорьком кружил? Я порой ревную его к сыну. Он ведь «дядю» обожает. Дети чувствуют любовь. Если Федор так к чужим, то к своим — тем более.

— Ну, а ты что скажешь? — Куликова посмотрела на Варвару. — Неужели согласишься?

— Да вприпрыжку побегу, — отозвалась девушка. — Он необыкновенный человек. Вот, смотрите, князем стал. Кто другой бы воспарил, отдалился бы от нас. Дескать, больше не ровня. А ему неловко, чуть не извинялся. Стать его подругой — это счастье. А женою — так вдвойне. Только не захочет, — всхлипнула Варвара.

— Слезы убери, княжна! — приказала Алевтина. — Улыбайся и шути! Ты ведь родовая. Нас чему учили? Чувства сохранять внутри. Только так добьешься, что желаешь.

— Хорошо, что я не родовая, — вздохнула Куликова. — Понимаю Федора. Проще жить мастеровым. Поступай как хочешь, никаких условностей. Зря он дворянином стал.

— Соколову повстречал, — объяснила Алевтина. — И влюбился в дочку офицера. Думал стать ровней. Вот же дура! — хмыкнула она. — Была бы сейчас княгиней. Я ведь сразу поняла: не подходит она Федору! Ветер в голове. Вот возьми Варвару. Ты бы укатила с Осененным, бросив жениха?

— Федю? Ни за что!

— Он в ту пору не был офицером, — сказала Куликова. — Техником всего.

— Все равно, — ответила Варвара. — Пусть хоть мастеровым.

— Поняла, подруга? — усмехнулась Алевтина. — Вот меня возьми. Кем мой Миша был, когда мы поженились? Подпоручик, бедный, словно крестьянин. Я ему под стать — изгнанная родом бесприданница. Ну, и кто теперь? Капитанша и высокоблагородие[11]. Деньги появились, Миша дом присматривает. Человека нужно выбирать, а не чин и титул. Как-то говорила с Федором, он мне и скажи: «Чтобы генеральшей стать, замуж нужно выйти за поручика». Может быть, и стану, почему бы нет? Если Коля твой не опередит.

— Он-то постарается, — подтвердила Куликова. — Муж такой.

Дамы хохотнули, Варвара поддержала. Так, смеющимися, и застали их вернувшиеся мужчины.

— Веселятся тут без нас, — заметил Куликов. — Ну, а мы грустим. Спрашивается, почему? — сделал он загадочное лицо. — Потому что пулярку не отведали. А ведь та готова, ждет в духовке. Глафира, подавай! С нею — коньячку. Два графина.

— А не много будет? — нахмурилась жена.

— Под пулярку — в самый раз, — ответил Куликов. — У нас праздник — дело принесло доход, Федор князем стал. Большой грех не отметить это!

— А тебе лишь повод, — хмыкнула супруга. — Греховодник старый.

— Это мы посмотрим: старый или нет, — ответил Куликов. — Гости как уйдут…

— Вот охальник! — возмутилась Куликова. — А ведь дворянин.

— Бывший мещанин, — отпарировал супруг. — Мой отец мастеровой, мать — крестьянка. Так что извините, капитанша, парвеню.

— Стоит только выпить — и язык как помело, — вздохнула Куликова. — Брал бы с Федора пример. Он-то вежливый, культурный.

— Это здесь, в гостях, — не замедлил офицер. — Дома, может быть, другой. Так ведь, милостивый государь? — подмигнул он Федору.

— Дома я молчу, — отозвался свежий князь. — Не с кем говорить.

— Это ненадолго, — сказала Куликова и, смутившись, покраснела.

— Господа, к столу! — возвысил голос муж…

Час спустя Федор провожал Варвару. Шли пешком. День стоял погожий, теплый, отчего б не погулять? И идти недалеко.

— Вам придется переехать, — сообщила вдруг Варвара. — Снять квартиру больше или вовсе дом. Титул того требует.

— Это вы серьезно? — удивился Федор.

— Сами говорили про условности. Люди не поймут. Вы не просто князь, вы Юсупов. Богатейшая фамилия. Жить Юсупову в комнатенке моветон. Нужен дом, выезд и прислуга. Так положено.

— Вот ведь незадача! — огорчился Федор. — И когда мне этим заниматься? Дел полно.

— Поручите это управляющему или экономке.

— Где же их искать?

— Можно я спрошу?

— Да, конечно!

— Кто я вам?

— Друг, — ответил Федор, не задумавшись. — Близкий и надежный.

— Так доверьте это дело мне.

— Взять вас экономкой? — Федор уточнил. И продолжил, получив кивок. — Я не возражаю. Только как быть с вашей репутацией? Люди посчитают вас моей любовницей. Иль похуже — содержанкой.

— Пусть считают! — не замедлила Варвара. — Кое-кто, возможно, позавидует. Мне, чтоб знали, нечего терять. Бывшая княжна, изгой. Я вас очень уважаю и хочу помочь — снять с вас хлопоты по дому.

— Я согласен, если так, — ответил Федор. — Только слово «экономка» не подходит для княжны. «Управляющий» — тем более, это для мужчин. Как же вас назвать? — он изобразил задумчивость. — Разве что «домоправительница»? Вы не возражаете?

— Мне подходит, — рассмеялась вдруг Варвара. — Хорошо звучит — домоправительница Оболенская.

— Домомучительница Фрекен Бок[12], — раздалось в голове у Федора. — Ох, примучит она нас! Словно Малыша[13].

— Не тушуйся, Алексей Сергеевич! — мысленно отозвался Кошкин. — Нас ведь двое. Я промашку дам — тут же и поправишь. Ведь Варвара дело предлагает — снять с меня заботы.

— А потом — штаны, — хмыкнул Друг.

— Ты охальник, словно Куликов. Опьянел от коньяка.

— Будто я один.

— Ладно, завершили.

Федор обернулся к Оболенской.

— Приступайте, Варвара Николаевна. Это на расходы, — он достал бумажник и извлек несколько купюр.

— Отчитаюсь о затратах, — сообщила Оболенская, пряча деньги в сумочку.

— И держите меня в курсе. Адрес вам известен. Дом, квартиру мы посмотрим вместе. И прислугу подберем. Горничную, например. Может, Фросю мне сманить? Девка молодая, расторопная. В доме, где живу, работает. Предложить ей чуть побольше?

— Обойдемся, — возразила Оболенская. — Молодая не годится — ветер в голове. Ухажеров наведет. Лучше нам семейных брать — трезвых, обстоятельных.

— Занимайтесь, — согласился Федор. — Вы — домоправительница.

Так и распрощались. Кошкин, не спеша, отправился к себе. К дому, пребывать в котором осталось недолго.

— Заживем, как олигархи, — пробудился Друг. — Дом, прислуга, выезд. Яхту, что ли, прикупить? Или девок для утех? Завести гарем. Князь ты или погулять пошел? Жаль, с гаремом не получится. Варвара Николаевна та еще штучка, Фросю вмиг отшила. Зачем ей конкурентки?

— Варя добрая и милая.

— Но характер у нее — ого! Я всегда таких боялся. Приберет тебя к рукам — и забудешь обо мне.

— Никогда! — ответил Федор. — Нам с тобой такое предстоит… Сам же говорил. Друг ты мне или нет?

— Друг, конечно, — отозвалось в голове. — Это я ворчу. Старый стал совсем.

— Никакой ты не старик! — Федор улыбнулся. — Очень даже молодой. Мне с тобою хорошо.

— Как и мне с тобою. Ты мне словно сын. Там у меня не было детей, здесь же появился. Поступай, как знаешь. Эта жизнь — твоя.

— Я охотно разделю ее с тобой…