Лунная заводь

ГЛАВА 29. СОТВОРЕНИЕ СИЯЮЩЕГО БОГА

Мы пришли в комнату, которая, как я знал, служила Лакле — если мне позволено будет так выразиться — будуаром. Она была меньше всех остальных комнат в куполообразном дворце, которые мы до сих пор видели; интимность обстановки подчеркивал не только нежный и тонкий аромат, наполнявший комнату, но и высокие зеркала из полированного серебра и всякие разные, искусно сделанные штучки женского обихода, которые повсюду попадались на глаза. Позднее я узнал, что все они были изготовлены мастерами Акка — и надо признать, на достаточно высоком уровне. Одно из высоких стрельчатых окон начиналось почти от самого пола и около него стоял просторный, удобно обустроенный подушками диван, с него открывался широкий обзор моста, вплоть до самого выхода из пещеры. Подойдя к этому дивану, служительница села и подозвала нас к себе.

Взяв Ларри за руку, она усадила его подле себя и сделала мне знак садиться рядом.

— А сейчас, — сказала она, — послушайте, что Молчащие Боги велели мне рассказать вам обоим. Это все затем, чтобы ты, Ларри, — сказала она, — когда все узнаешь и взвесишь в уме то, что я расскажу, смог бы ответить так, как подсказывает твое сердце, на вопрос, который зададут тебе Трое Богов… и что это такое — я не знаю, — прошептала она, — и я тоже, сказали они, должна буду ответить, и это, это пугает меня.

Огромные золотые глаза девушки расширились и потемнели от страха. Она судорожно вздохнула и встряхнула головой, словно отгоняя дурные мысли.

— Они непохожи на нас, — тихо начала ока, словно сама удивлялась тому, что говорила. — К никогда не были похожи на нас — так сказали Молчащие Боги. И никогда те, от которых они произошли, не были похожи на тех, от кого произошли мы. Древней, такой древней, что и представить невозможно, является раса Таиту — народа Молчащих Богов. Глубоко-глубоко внизу, под тем местом, где мы сейчас сидим, совсем рядом с сердцем земли зародились они, и там они обитали в течение долгого времени, пока одна лайя сменялась другой, вместе с другими, не похожими на них самих, — одни из которых постепенно исчезали, пока текло время, другие все еще живут там… внизу, в их колыбели.

— Очень трудно, — она заколебалась. — Очень трудно рассказывать обо всем этом… оно проходит мимо моего разумения… я слишком мало знаю, и даже когда Трое рассказывали мне все это, оно проходило мимо меня, потому что у меня в голове не хватает места, чтобы все это разместить как следует, — закончила она, обворожительно улыбнувшись. — Что-то они говорили о том времени, когда и земля и солнце были всего лишь холодным туманом в… в небесах, и еще о том, как этот туман собирался вместе, крутился, крутился, все быстрее и быстрее… и когда он вращался, к нему присоединялось все больше и больше другого тумана… Так он разрастался и расширялся, становясь все теплее, пока наконец не образовался шар, такой, как сейчас, и еще получились другие шары, вращающиеся вокруг солнца… Что-то они говорили о таких областях внутри этого шара, — она показала вниз, — где заключенный в них огонь бушевал и вырывался наружу, коверкая и разрывая молодое небесное светило, и при одном из таких взрывов наружу выбросило то, что вы называете Луной, — и она теперь летает в небесах, сопровождая нас, — и осталось после всего это место, в котором мы сейчас обитаем… Еще они говорили о частицах жизни, рассеянных внизу, из которых выросла раса Молчащих Богов, и те, другие — но не Акка… они сказали, что Акка пришли сверху, так же, как вы, — и все это я не понимаю… А ты, Гудвин? — обратилась она ко мне.

Я кивнул.

Все, что она так бессвязно рассказывала, в сущности, представляло из себя отдельные фрагменты теории Шамберлена-Мильтона, объясняющей, как образовалась Солнечная система: постепенно объединялись газовые туманности, и потом, сжимаясь, превратились в Солнце и окружающие его планеты.

Совпадение с этой теорией было просто удивительным. Еще удивительнее звучало упоминание о частицах жизни — идеи, высказанной Аррениусом, этим великим шведом, о том, что жизнь на земле произошла от попавших на нее микроскопических жизненных спор, переносимых через космическое пространство движущей силой света. Они нашли для себя подходящую среду обитания на Земле и развивались здесь в течение огромного промежутка времени, явившись источником существования для всех живых существ, известных ныне, и человека в том числе [59]

Совершенно невероятным казалось, что древняя туманность — та, что явилась материнской средой для нашей Солнечной системы, смогла поймать в ловушку однородные, или, скорее всего, неоднородные частицы, содержащие в себе ту неуловимую субстанцию, что мы называем жизнью, и, устояв против всех происходивших при образовании планет катаклизмов, как они устояли против губительного воздействия температуры абсолютного нуля космоса, эти частицы нашли для себя подходящую питательную среду в этих подземных пустотах, чтобы развиться в расу Молчащих Богов… и неизвестно еще в какие другие существа — одни только Молчащие Боги могли бы рассказать нам про это!

— Они сказали, — голос служительницы зазвучал увереннее. — Они сказали, что они росли в своей… колыбели, возле самого сердца земли, их покой не тревожили беспорядок и хаос, бушевавшие на исковерканной поверхности планеты. И они сказали, что в месте, где они росли, они получали силу от света, исходившего из сердца земли… силу, гораздо большую, чем та, которая исходит от солнца, та, что питает вас и питала тех, от кого вы произошли. Наконец, давным-давно — так давно, что и представить невозможно, так снова сказали они, настало время, когда они стали… понимать, ну… осознавать самих себя. И очень быстро к ним пришла мудрость. Они вышли из своей колыбели, потому что они уже не хотели жить в ней вместе с теми… другими… они поднялись вверх и нашли это место.

Когда все лицо земли было покрыто водами, в которых жили только крошечные, вечно голодные твари, и эти твари не знали ничего, кроме чувства голода и его удовлетворения, они достигли уже такой мудрости, которая дала им возможность создавать такие пути, как, например, тот, откуда мы только что вернулись, и они могли выходить наружу и разглядывать эти воды. И так проходили лайи за лайями, текло время, а они все ходили по этим дорогам и смотрели, как убывают затопившие планету воды. Они видели, как появились большие голые проплешины курящегося испарениями ила, и там ползали и копошились твари уже немного побольше тех крошечных голодных существ, от которых зародились эти твари; они наблюдали, как эти проплешины поднимались из воды все выше и выше, и зеленая жизнь начала одевать их; они видели, как возникали горы и как исчезали эти горы.

Зеленая жизнь все прибывала, и все больше становилось тварей, что ползали и пресмыкались по земле, они делались все крупнее, принимая самые разнообразные формы, и так продолжалось до тех пор, пока не просветлел курившийся над землей туман, и тогда твари, что вначале были меньше, чем эти прожорливые крошки, выросли в громадных чудовищ, и так эти чудовища были огромны, что самые высокие из моих Акка не могли бы достать до колена самого маленького из них Но ни у кого из них, ни у кого не было… понимания себя, так сказали Трое Богов; ничего не было, кроме голода, что управлял ими и заставлял двигаться, и они двигались, чтобы заглушить вопящий в них голод.

Так шло и шло время, и раса Молчащих Богов перестала ходить по этим дорогам, отбросив в сторону даже слабую мысль о том, чтобы проложить себе путь на поверхность земли, как до этого они проложили себе путь из сердца земли. Они целиком обратились к поискам мудрости, и после того, как прошло еще очень много времени, они достигли того, что уничтожило даже самую слабую тень той слабой мысли. Ибо они проникли глубоко внутрь тайны жизни и тайны смерти, они овладели представлением о пространстве, они приподняли завесу с тайны созидания и с ее двойника — тайны разрушения, и они обнажили покров с пылающего алмаза истины, чтобы проникнуть в его тайну, но когда они сделали это — и они просили меня сказать это специально для тебя, Гудвин, — то они обнаружили, что завеса других тайн преграждает им дорогу; и с какой бы стороны они не снимали покров с алмаза истины, они все время находили новые закрытые грани, и тогда они поняли, что это драгоценный камень с бесконечным числом граней, и поэтому. невозможно прочитать его целиком, пока не наступит конец вечности. И этому они были рады… рады, потому что теперь, пока не кончится вечность, могли они и те, кто последуют за ними, нескончаемо идти по дороге познания.

Они подчинили себе свет… свет, который зарождался из ничего по их повелению, и который давал жизнь всем другим вещам, и в котором все вещи были, есть и будут. Свет, который, проходя через их тела, очищал их от всякой скверны и грязи; свет, который служил и пищей, и питьем; свет, который переносил их взоры далеко-далеко или порождал для них изображения внешнего мира, открывая множество окон, через которые они рассматривали жизнь, протекающую на тысячах и тысячах носившихся в пространстве миров; свет, который был огнем самой жизни, и они купались в нем, восстанавливая свои собственные жизни. Они установили внутри камней светящиеся лампы; а из черного света они соткали тени, служившие укрытием, и другие тени — те, что убивают все живое.

Вот из этого народа и выросли Трое — Молчащие Боги. Они опередили всех остальных в мудрости, и от этого в Трех возросла, гордыня. И Трое построили для себя это место, в котором мы сейчас сидим, и сделали Портал для этого места и, оторвавшись от своего рода, ушли, чтобы в одиночестве исследовать тайны и в одиночестве обнажать грани Алмаза Истины.

Затем вниз пришли предки Акка, но тогда они были не такие, как сейчас, в них светилась, но очень, очень слабо, искра… самосознания. И Таиту, увидев в них эту искру, не стали убивать их. Но они пошли своей древней, давно нехоженной дорогой и выглянули наружу, чтобы еще раз посмотреть на лицо земли. И вот что они увидели — вся земля была покрыта бесконечными обширными лесами и повсюду бушевала зеленая жизнь. На побережьях дрались и пожирали друг друга чешуйчатые и зубастые твари, а в хаосе зеленой жизни двигались тела, большие и маленькие — те, которые убивали, и те, которые убегали от тех, что могут убивать.

Тогда они обследовали проход, через который пришли Акка, и закрыли его. Потом Трое забрали их и привели сюда; и они научили их многому, и раздували в них искру до тех пор, пока она не разгорелась огнем, и вот, со временем, они стали такими, какими вы видите их сейчас — моими Акка.

После этого Трое собрались на совет и сказали: "Мы усилили жизнь в этих созданиях до такой степени, что она стала осмысленной — почему бы нам не создать самим жизнь?" Снова Лакла замолчала, и у нее в глазах появилось восторженное мечтательное выражение.

— Трое заговорили, — прошептала она. — Они берут мой язык.

И в самом деле — она вдруг заговорила с такой быстротой и легкостью, как будто была только голосом, с помощью которого чей-то мозг, гораздо более гибкий и мощный, чем ее собственный, излагал свои мысли.

— Да, — гулко завибрировал золотой голос. — Мы решили создать то, что воплотит собой дух самой жизни, будет говорить с нами языком отдаленнейших звезд, языком их ветров и языком их вод, и всего, что находится снаружи и внутри них. Мы работали с тем, что вы называете эфиром — этой универсальной первоосновой материи, этой прародительницей всего сущего. Не надо думать, что ее удивительная плодовитость ограничена. тем, что вы видите сейчас на земле, или тем, что существовало на земле со дня ее сотворения. Бесконечны, поистине бесконечны виды материи, которые рождаются из ее материнского начала, и бесчисленны формы энергии, которыми она обладает. С помощью нашей мудрости мы проделали наружу множество окон из нашей обители, и через них мы смогли видеть лица бесчисленного множества миров, и вот знайте, что на всех них были дети эфира, точно так же, как и сами миры были его детьми. Наблюдая, мы учились, и научившись многому, мы сделали то, что вы называете Двеллером, а те, которые живут снаружи, — Сияющим Богом. Внутри Матери Всего Мира создали мы его, чтобы он был голосом, рассказывающим нам о ее загадках, светочем, освещающим нам дорогу к будущим тайнам. Из эфира мы сотворили его и наделили его душой света, — вы до сих пор не знаете, что это такое, и, возможно, никогда и не узнаете — и вложили в него сущность жизни — той самой, что цветет на дне глубочайшей бездны, которую вы уже видели, той жизни, что заставляет биться сердце земли. И мы трудились, отдаваясь всей душой своей работе, снедаемые нетерпением и опаляемые гордыней, и вот в величайших муках и страданиях появилось на свет наше дитя — Сияющий Бог!

Существует некая энергия, которая превыше самого эфира, обладающая способностью чувствовать и целеустремленно действовать — сила, которая словно океан охватывает всю Вселенную до самых дальних ее уголков, которая пронизывает все, рожденное эфиром, которая дает всем нам возможность видеть, говорить и чувствовать, сила, что присуща и животным, и птицам, и рептилиям, она есть и в деревьях, и в траве, и во всех когда-либо живших на свете существах, которые — теперь покоятся в земле и в камне, которая наделяет искрометным языком драгоценные камни, звезды и всех обитателей небесного свода. И эту силу вы называете сознанием!

Мы увенчали Сияющего Бога короной из семи шаров света. Шары — это каналы между ним и той чувствующей энергией, которую мы пытаемся распознать и изучить: входные ворота, через которые вливаются потоки этой энергии, и вливаясь, обретают способность к звучанию и осмыслению, побывав внутри нашего дитяти.

Но когда мы создавали его, гордыня, обуявшая нас, превзошла все пределы и, наделяя его волей, мы позволили ему, если он сочтет нужным, пользоваться своей силой и для добрых и для злых дел, говорить или хранить молчание, рассказывать нам о том, что мы хотели бы знать, — о тех сведениях, что вливались в него через семь шаров света, или утаивать от нас эти знания, и еще, употребив для его создания все когда-либо существовавшие виды энергии, мы наделили наше дитя безразличным отношением к действительности, сделали его способным воспринимать и отзываться на весь спектр эмоций, от одного полюса запредельной радости до другого полюса запредельной скорби через всю соединяющую их гамму чувств, дали ему способность вместить в себе экстатические восторги всех бесчисленных планет и светил и все их скорби и печали: все то, что символизирует для вас Бога, и все то, что символизирует для вас Дьявола, — но не противопоставляя при этом одно другому (ибо мы не наделили его способностью различать добро и зло) — нет, напротив, соединяя их в себе, удерживая между ними равновесие и замыкая собой друг на друга, как разноименные полюса.

Вот оно что, подумал я, — теперь понятно, чем объяснялась та ужасающая перемена, что произошла с лицом Трокмартина и со всеми лицами рабов Двеллера, на которых запечатлелись одновременно два противоположных чувства — безграничного счастья и такого же безграничного ужаса.

Снова ярко и живо заблестели глаза служительницы, задумчивость покинула ее лицо, золотой голос, звучавший только что низко и глубоко, обрел прежнюю, привычную высоту тембра.

— Я слушала, пока Трое говорили с вами, — сказала она. — Долго, очень долго и с большим трудом шло создание Сияющего Бога, и время текло во внешнем мире, сменяясь одной лайей за другой.

Какое-то время Сияющий Бог обитал здесь, в этом месте, питаясь светом, о котором они говорили; открывая им одну тайну за другой и читая для них одну грань алмаза истины за другой. Но случилось так, что потоки сознания, вливающиеся в него, отхлынув, оставляли после себя отголоски и отсветы того, что в них содержалось, — и Сияющий Бог становился все сильнее, постоянно усиливая сам себя.

Его воля тоже все время крепла и уже не всегда совпадала с волей Трех; гордыня, которую заложили в него при создании, все прибывала, и наоборот, любовь к своим творцам, которая жила в нем сначала, ослабевала.

Таиту не остались равнодушными к работе Трех.

Сначала таких, что мечтали овладеть Сияющим Богом и требовали от Трех поделиться с ними знаниями, которые они получили от него, было немного.

Потом все больше и больше. Но Молчащие Боги в своей гордыне, отказывались иметь с ними дело. Потом настало время, когда воля Сияющего Бога сделалась целиком его собственной, и тогда он взбунтовался, обратив все помыслы на широкие просторы, лежащие за Порталом. Разорвав связь с Тремя, отвергнув их покровительство и бросив их обитель, он предложил себя тем, другим, которые желали служить ему.

Сейчас Сияющий Бог не всемогущ, так же, как и мы. Он может проходить над водой, через воздух и через огонь, но проходить через камень или металл — он не может. Так вот, он послал сообщение — каким образом, я не знаю — тем Таиту, которые страстно желали обладать им, и раскрыл им секрет Портала.

Когда настало подходящее время, Таиту открыли Портал и Сияющий Бог, пройдя через него, ушел к ним. Как ни требовали Трое, чтобы он вернулся, Сияющий Бог не послушался их. Заставляя его сделать это, Трое обнаружили, что он накопил и утаил от них некоторые знания, так что теперь они не могли управлять им.

Все-таки, пользуясь своим искусством, Трое могли бы разрушить семь сияющих шаров, но они не стали делать этого, потому что они любили свое дитя!

Те, к которым он ушел, построили для него то место, что я показывала вам, и они поклонялись ему и черпали из него мудрость. И с тех пор они все больше и больше отворачивались от путей, по которым шли Таиту… потому что оказалось, что в том, что приходило к Сияющему Богу из семи шаров, содержалось все меньше и меньше добра и все больше и больше той силы, что вы зовете злом. Да, он давал им знание и понимание этого знания, но это было уже не то знание, что ясно и безмятежно озаряет путь к настоящей мудрости, скорее оно походило на факел, освещающий темную дорогу, которая ведет к… беспредельному злу!

Далеко не все из расы Трех следовали советам Сияющего Бога. Было очень, очень много тех, кто не хотел ни его, ни силы, что он давал. Так произошло, что Таиту разделились, и в это место, чего никогда не случалось раньше, пришли ненависть, страх и подозрительность. Те, кто придерживался древних путей, пришли к Трем и умоляли их разрушить свое творение… но они не стали этого делать, ибо все еще любили его.

Все сильнее становился Двеллер и все меньше и меньше приносил он своим почитателям — ибо сейчас они стали только служить ему — плодов познаний, добытых им; он становился все неугомоннее… обращая свои помыслы к поверхности планеты, точно так же, как перед этим отвернувшись от Трех, он обратился к своим Таиту. Он нашептывал Таиту, чтобы они пошли снова по тем дорогам, что вели наружу, и посмотрели на верхний мир.

О! Подумать только, над ними оказалась огромная плодородная земля, на которой обитала неизвестная раса, преуспевшая в ремеслах, стремящаяся к мудрости и обретающая ее — человечество! Умелыми строителями оказались они, обширны были их города и огромны их каменные храмы.

Они называли свои земли Мурия, и они поклонялись богу Танароа, которого они представляли себе, как создателя всего сущего, всего окружающего мира.

Еще они поклонялись богам, более близким и понятным — Солнцу и Луне, но довольно равнодушно, только возносили им молитвы, чтобы эти боги не гневались на них. Два короля правило у них, каждый со своим советом и со своим двором. Один король был верховным жрецом Луны, другой — верховным жрецом Солнца.

В основном эти люди были с черными волосами, но у солнечного короля и его приближенных волосы имели рыжеватый цвет, как у меня, а у лунного короля и его сторонников волосы были такие, как у Йолары или Лугура. И это, Гудвин, сказали Трое, произошло из-за того, что в течение очень долгого времени действовал закон, по которому рыжеволосые или серебристокудрые дети, рождавшиеся иногда у черноволосых, посвящались сразу же либо солнечному, либо лунному богу, и потом они могли вступать в брак только друг с другом и дети от них рождались такие же, как они сами. В конце концов, правда, светловолосые перестали рождаться у черноволосых, но рыжие, потому что они были сильнее, все еще возникали в среде черноволосых.