Белоснежная волчица бросила последний укоризненный взгляд на своего первого истинного. А ведь он ей нравился… Она даже почти полюбила его. Тогда, в камере. Ей хватило того, что он защитил. Что он желал её. Что сразу поставил метку, заявив на неё свои права…
Она не верила мне, что специально подстроил это всё. Ведь он был в полутрансформации. А мы бы отличили обычную от той, в которой застревали полузвери. Она верила ему, а не мне. Думала, что он просто заступился. Ну и не удержался от метки, конечно. Как можно было удержаться? Это же правильно. Он сильный. Она красивая. Всё должно было быть так чудесно…
Теперь же тот, кто должен был защитить, сказал, что отдаст её другим. Что разрешит им тоже поставить ей метки, которые разорвут её душу на миллионы кровавых частей. Он её предал… Столько времени она бесновалась, скучая по нему. Столько раз заставляла меня видеть, как бежит по чистому лесу рядом с этим, как ей казалось, сильным и надёжным чёрным волком… Ей нравился и Нир тоже, но он же не был истинным… Пока… Так она размышляла. И чувствовала вину перед волком, что не может заставить меня вернуться к нему тоже, чтобы ему не было плохо без нас.
Она верила, что ему плохо. Что он скучал. Она думала, что он страдает от одиночества. Потому говорит все те плохие вещи. А кто будет добрый без неё, такой замечательной? Конечно. Вот была бы она рядом, и волк был бы добрым, послушным.
Она надеялась, что он ищет встречи, чтобы рассказать, как сильно мы нужны ему, как он нас любит… И сразу же станет хорошим. Хотя бы с нами… А он…
Она слизала языком капельку крови, струящуюся из носа, и отвернулась. Никогда больше не посмотрит на него. Никогда не захочет, чтобы он был рядом. Он – плохой истинный. Настоящий бы никогда не отдал её. Никому. Он бы, как Нир, ни за что бы не сделал больно. И даже пугать бы не стал… Хотя она, конечно, заслужила… Но от Нира. А перед волком не была виновата. Это он поступил с ней подло. Заманил сюда. Она так радовалась встрече, а он…
– Эррин… – выдохнул волк, но не приблизился. А мы не обернулись.
Наверное чувствовал, что действие метки слабеет. А вместе с ним слабею и я. То есть мы… Ну понятно.
Спотыкаясь и хромая на передние лапы (потому что серьёзно повредила мышцы когтями, когда рвала метку), волчица пошла к выходу. Он либо даст нам уйти и выжить, либо убьёт. Здесь и сейчас. Даже не обязательно делать это своими или чужими руками. Можно просто запереть. И мы умрём. Потому что спасти нас может только… запертый в карцере ирбис.
Но он не стал убивать. И вроде даже приказал своим не трогать. Так нам показалось сквозь гул в ушах. Знал ведь, что теперь уже бесполезно. Что теперь мы больше не вернёмся…
Дорога показалась долгой. Очень долгой. Волчица шла медленно, низко опустив голову, продираясь через кусты, чтобы не попадаться на глаза людям. Нельзя. И позвать некого. Машина осталась там, у ангара. Телефоном она пользоваться не умела. А я отключилась бы до того, как набрала чей-то номер и смогла всё объяснить.
Раньше она мечтала, чтобы её выпустили погулять хоть немного. Но я останавливала всегда. Может, потому что не могла принять её. Может, потому что боялась, что в прайде ирбисов запах волчицы будет очевидным и вызовет неприятие. Нет. Всё же первое.
Я не хотела выпускать её. Я не смогла к ней привыкнуть за эти годы. А теперь уже и не за чем.
Нам бы только дойти… Возможно Нир не спас бы её, но спас бы меня… Если, конечно, он захочет… Но мы знали, что он чувствует, что нам плохо, и переживает… Нир такой хороший… Нужно обязательно попросить у него прощения, что я носила на себе метку волка. Вот бы она пропала полностью…
Эх. Ну даже если не полностью, то теперь связь точно повреждена. Он не сможет нас больше тянуть и мучить… Он не сможет нами управлять. Он больше ничего не сможет.
Нужно только дойти… Нир нас обнимет… Он погладит за ушком… То есть по голове… Ну кого куда. А потом поставит метку тоже. И тогда… Тут волчица грустно вздохнула.
Она знала, что будет тогда… Она уже пережила это однажды. И это было больно… Но лучше так, чем жить в страхе. Или рядом с таким ужасным истинным, как чёрный волк.
Да и прекрасно понимала, что Ниру она не понравится. Ему захочется кошечку. Зачем ему какая-то волчица? Ладно хоть белая. Не чёрная – уже хорошо. А может он и такую её прогонит… Возьмёт вот и прогонит. Не захочет ставить метку. Он же наверное обиделся, что его заперли и заковали. Пусть и для его же безопасности (я боялась, что он вырвется и пойдёт за мной). А тут ещё и явимся… С запахом волка… И в виде белой волчицы…
Волчица тихонько заскулила. Нет. Она не покажется ему, чтобы не было больно ещё и от его пренебрежительного или неприязненного взгляда. Она только дойдёт до лаборатории, а там отдаст все свои силы мне, чтобы смогла добраться до карцера…
Так будет лучше. Для всех.
Она, конечно, хотела бы, чтобы Ниру понравилась её белая шёрстка, чтобы он посмотрел на неё как смотрел волк… Но волк бы не стал так смотреть, если бы она обернулась кошечкой. Вот и Нир не станет… А раз уж дальше её всё равно не ждёт ничего хорошего, то последнее, что она хочет видеть – это то, что не понравится Ниру. Он ей очень нравился… Хоть и ирбис… Ну с кем не бывает.
Несколько раз по дороге к загородному дому ирбисов, мы ложились и лежали у дороги. Потом ползли. Потом еле вставали и снова плелись. Ведь каждый раз, когда закрывали глаза, слышали тихое «Рина» в голове. Если Нир нас правда ждёт, то разве можно сдаваться? Нельзя. Верно.
И мы не сдавались. Мы шли.
Сколько прошло времени? Час? Два? Или три? А может уже день? Нет. Ночи же не было. Значит, день не прошёл. Значит пока только часы. И оставалось совсем немного. Вдали я уже смутно видела загородный дом. Только бы ирбисы раньше не учуяли меня и запах крови…
Пригнувшись пузом к земле и снова слизывая кровь, капающую из носа, мы ползли ближе. Старались остаться незамеченными. Изо всех последних сил. Которых становилось всё меньше. Но немного придавала сил мысль, что скоро мы дойдём. Что там Нир. И что он обязательно спасёт нас. Ну не прямо обязательно, но очень вероятно.
Оставалось несколько сотен метров, когда шерсть на загривке встала дыбом. Вдали мы ощутили кого-то из барсов. Такой меня они не знают. И могут добить, просто поддавшись инстинктам. Я была самкой – по идее, самцы на самок не нападают. Но тут самка чужого вида, это раз. А два – я умирала. Животные добивают слабых. Оборотни в полном обороте, как правило, тоже.
Последний раз заскулив, волчица вытолкнула меня из себя, и я потеряла сознание. А когда открыла глаза, оказалось, что прошло всего несколько мгновений. Я встала на четвереньки, а потом и на ноги, оставаясь в потурансформации. Это позволило мне сделать несколько шагов, прежде чем наткнуться на охранника.
Но в виде женщины он меня узнал, конечно. И тут же обратился сам, подхватывая на руки. Стоять уже было почти невозможно.
– В карцер, – хрипло приказала я, краем сознания прикидывая, как отреагирует Нир, если увидит меня голую на руках у такого же оборотня, ещё и пахнущую волком.
Парень оказался понятливым. Даже лишних вопросов не задавал. Кинулся чуть ли не бегом в дом, на ходу хватая чей-то халат у входа и укрывая моё тело. Не то чтобы я его стеснялась. Тела. Но всё же так чувствовала себя увереннее.
Второй вспышкой была мысль, что я молодец – хорошо их вышколила. Другой бы начал предлагать пригласить врачей или звонить сначала главному, а он просто нёсся туда, куда я сказала, стараясь не касаться, где не следует. Понимает, котяра, что с ним будет, если я умру, а на мне останется его запах.
У металлической тяжёлой двери он резко затормозил как раз в тот момент, когда изнутри ударило что-то большое и сильное. Ну как что-то. Нир. Мы оба знали, кто внутри.
– От…крой… – я кивнула ему на дверь.
Дрожащими руками парень отпер замок и, правильно истолковав мой взгляд, поставил меня у порога, немедленно отступая дальше. Какие всё же ирбисы сообразительные.
Горячий вихрь вылетел из карцера, хватая меня в охапку и прижимая к себе. Потом зарычал на охранника, отчего тот тут же скрылся на лестнице, ведущей вверх, а потом занёс меня внутрь и уложил на матрас (для безопасности пациентов в карцерах для буйных кровати мы не ставили). Нир начал ощупывать меня, осматривать. И вот сейчас бы мне и сказать ему про метку, объяснить, что нужно делать, но…
Как часто бывает, ты держишься перед чем-то важным и серьёзным на последнем дыхании, а когда цель уже вот она – протяни руку и готово, силы покидают, и сделать последний шаг не можешь.
Я просто смотрела на Нира, понимая, что в глазах уже мутнеет, но не могла произнести то, что собиралась. У двери послышалось копошение и мне показалось, что чую запах Элики. Но никто другой мне бы не помог. Поэтому я помотала полузверю головой. И как раз в этот момент в помещение ворвались Элика и Эрдан.
А тот ирбис из охраны ещё умнее, чем я думала. Мало того, что выполнил, что я сказала, так и сообщил, кому следует без промедлений. Надо бы предложить его поставить на более важный объект, чем охрана территории… если выживу.
Но Нир снова верно понял мой жест и встал у них на пути, не позволяя приблизиться ко мне и забрать. В какой-то момент мне показалось, что драка между племянником прайда и моим истинным неизбежна. Предугадать её исход я бы не смогла. Они оба очень сильные соперники. Только в этот момент в дело вмешалась женщина. То есть Элика. И вот я тоже не ошиблась, что кошка соображает гораздо лучше, чем о ней думают остальные.
Она зашептала что-то на ухо Эрдану и потянула его на выход. Тот с сомнением окинул взглядом меня, Нира, карцер. Покачал головой. И всё же вышел.
Мы с Ниром снова остались одни. Я смотрела ему в глаза, мысленно обращаясь с просьбой помочь и поставить метку. Но он не понимал. Только сел рядом, погладил по голове и… наклонился к моей шее.
Насколько могла, я подвинулась к нему, подставляя горло. Ну давай же… Но вместо метки почувствовала касание его языка. Он зализывал мои раны… Ну конечно. Разве придёт ему в голову кусать меня в таком состоянии? Он даже когтищами своими ни раз меня не поцарапал, даже в порыве страсти.
И тут полузверь замер надо мной, принюхиваясь снова. А следом вскинул на меня растерянный взгляд. Дьявол… Волк тоже меня облизал…
Невольно я сжалась перед ним, ожидая злости. Одновременно из глаз покатились слёзы. Я не хотела, чтобы всё было так! Я не хотела многого, что произошло со мной! Тем более – не желала причинять ему боли! Но причиняла… Каждый раз.
Милый, славный Нир около десяти лет провёл в лаборатории и не успел ничего: ни выучиться, ни нагуляться с друзьями, ни повстречаться с девушкой… И почему-то ему понравилась я. Я!
Иногда мне казалось, что я завязла в грязи по самые уши. Что мне из неё не выбраться. Я совершала ужасные поступки, работала в лаборатории чёрных волков и меняла мужчин так скоро, как это требовалось, чтобы не привязываться самой и не привязывать к себе. Среди оборотней вообще не было понятия «много» половых партнёров. Если половозрелый оборотень или оборотница не вели сексуальную жизнь – вот это было странно, ведь значило, что что-то не так со звериными инстинктами. И всё же.
По сравнению с ним я была грязной. И каждый раз сталкиваясь с его чистотой и добротой, ощущала себя ещё хуже, чем я есть. Закрыла глаза, не желая больше видеть вот это его выражение лица. Не верящее, что я могла с ним так поступить. Лучше бы смотрел со снисхождением…
Захотелось завыть. От отчаяния.
Но вдруг ощутила его крепкие объятия. Нир прижал меня к себе и принялся вновь зализывать мои раны, гладить, целовать, баюкать меня в своих руках, будто я была несмышлёным ребёнком. И внутри снова становилось тепло. И снова мне переставало казаться, что я ужасная. Теперь я была просто запутавшейся, совершающей ошибки, на которые каждый имеет право. И мне больше не было страшно. Потому что он меня никому и ничему плохому не отдаст…