Лучшее за год 2006. Научная фантастика, космический боевик, киберпанк

1. Корабль

Я следила за приземлением зонда из обсерватории, находящейся на верхней палубе «Кеплера». Отсюда был прекрасно виден Шаад на фоне бескрайнего звездного пространства. По обе стороны от меня стояли Аджит и Кейн. Обсерватория являлась одновременно и садом корабля, здесь цвели взращенные мною экзотические растения, им тут явно нравилось, и даже для того, чтобы посмотреть на зонд, нам пришлось протискиваться между грядкой с семифутовыми коморалиями и внутренней обшивкой корабля.

— Бог ты мой, Тирза, неужели нельзя обрезать эти растения? — взмолился Кейн. Он, как маленький ребенок, прижал нос к почти невидимой прозрачной обшивке. Что-то быстро пронеслось по небу, — Конечно, мы ничего особенного не увидим.

Я повернулась в его сторону. Ничего не увидим! За «Кеплером» лежала самая непредсказуемая, самая интересная часть Галактики, смертельно опасная, но и прекрасная одновременно. Да, «Кеплеру» пришлось остановиться на расстоянии ста световых лет от ее центра — только из соображений безопасности. Облака пыли и газа скрывали от наших глаз то, что происходило дальше. Но, с другой стороны, иногда перед нами представали необычные по своей красоте панорамные виды.

Супербольшая черная дыра Стрелец А, смертоносное сердце Галактики, светилась вместе с нагретыми газами, которые сама и поглощала. Вокруг Стрельца А кружился Западный Стрелец А, спираль горячей плазмы с тремя отростками и протяженностью десять световых лет; при остывании спираль излучала радиацию. Их окружал Восточный Стрелец, гигантская раковина, оставшаяся после некоего катастрофического взрыва, произошедшего в последние сто тысяч лет. Я видела тысячи звезд, в том числе и раскаленные до синевы звезды IRS16, которые были расположены совсем рядом с дырой; там закручивался такой сильный звездный ветер, что у соседней красной звезды-гиганта появлялся длинный огненный хвост. Все кругом двигалось с огромной скоростью, все светилось, все сталкивалось, разрывалось, кругом раздавались крики всего диапазона электромагнитного спектра. И все это в атмосфере сладкого запаха моих цветков-однодневок.

Ничего не происходит! Но Кейн оставался невозмутим.

Аджит красивым певучим голосом произнес:

— Нет, ничего особенного не увидим, но на многое можно надеяться, о многом молиться.

Кейн бросил в ответ:

— Я не молюсь.

— Я имел в виду не религию, — спокойно ответил Аджит. Он всегда очень спокоен. — Я имел в виду надежду. Надежда это ведь настоящее чудо, не так ли?

Он, конечно же, был прав. В зонде находились аналог Аджита, аналог Кейна, аналог Тирзы — все они были загружены в небольшой кристаллический компьютер размером с цветок коморалии. Эти наши аналоги отправятся в опасное звездное пространство в сердце Галактики, куда не добраться в слабом человеческом обличье. «Мы» будем наблюдать и измерять, попытаемся найти ответы на научные вопросы, и все в самом центре галактического пространства и времени. Девяносто процентов массы зонда составляли защитные щиты компьютера. Девяносто процентов всего остального представляли защитные щиты трех мини-капсул, которые зонд отправит нам на корабль и которые будут содержать записи и анализ добытой информации. Иным путем данные из эпицентра радиации нам не получить.

Никто точно не знал, какие именно вопросы возникнут у Аджита и Кейна, пока они не узнают, что находится в зоне Стрельца А. Теперь эти вопросы будут задавать их аналоги. Аналоги знали всё, что знали мы.

— Танцующий Шива, — произнес Аджит.

— Что? — переспросил Кейн.

— Ничего. Тебе не понравится это сравнение. Пойдем, Тирза. Я хочу тебе кое-что показать.

Я перевела взгляд от звездного пространства на Аджита и улыбнулась.

— Конечно.

Вот почему я здесь.

Кожа у Аджита мягче, чем у Кейна, он не такой мускулистый. Кейн каждый день тренируется в спортивном зале корабля, работает с максимальными нагрузками. Аджит скатился с меня и положил руку на мое удовлетворенное горячее лоно.

— Ты такая красивая, Тирза.

Я рассмеялась.

— Мы все красивые. Кому нужны генетические изменения, если результат получится некрасивым?

— Иногда люди делают странные вещи.

— Да, я это только что заметила, — поддразнила его я.

— Иногда я думаю, что то, что делаем мы с Кейном, должно казаться тебе странным. Я смотрю, как ты сидишь за столом, слушаешь нас, и знаю, что тебе трудно следить за ходом наших мыслей. Мне тебя очень жаль.

Я положила свою руку на его и постаралась подавить раздражение. Да, меня раздражает спокойствие Аджита. В постели это неплохо, он мягче и заботливее Кейна, но есть и другая сторона медали — он всегда немного снисходителен. «Мне тебя очень жаль». Жаль меня! Потому, что я не ученый! Я командир нашей экспедиции, от меня зависит управление кораблем; кроме того, у меня есть лицензия тьютора первого разряда. На борту «Кеплера» мое слово закон, закон беспрекословный. У меня за спиной пятидесятилетний опыт ухода за учеными. Я не потеряла ни одной экспедиции, так что меня не надо жалеть.

Но я, естественно, ничего этого Аджиту не сказала. Я массировала ему руку, а он своей, следовательно, поглаживал мое лоно. Я при этом тихо мурлыкала:

— Как хорошо, что ты решил мне это показать.

— На самом деле я хотел показать тебе кое-что другое.

— Да?

— Да. Погоди, Тирза.

Он поднялся и нагишом прошлепал к своему шкафчику. Красивое, красивое тело, смуглое, мягкое, похоже на гибкий, отполированный ствол дерева. Его хорошо видно, ведь Аджит всегда занимается любовью при ярком свете, словно пытается возместить нехватку солнечных лучей. Мы лежали в его постели, не в моей. Я никогда не ложусь ни с ним, ни с Кейном в свою постель. У меня там есть секреты, о которых они не знают и никогда не узнают. Дубликаты камер наблюдения, например, и редко используемые подкожные приборы слежения. Это, конечно, так, на всякий случай. Ведь я командир корабля.

Аджит достал из своего небольшого шкафчика статуэтку и смущенно и в то же время с гордостью повернулся ко мне. Я удивленно села.

Статуэтка была не маленькая, по крайней мере, в шкафчике она наверняка занимала почти все место. А судя по тому, как Аджит держал ее, она была и тяжелой. Какой-то божок с четырьмя руками, окруженный кольцом пламени. На вид статуэтка была сделана из очень старой бронзы.

— Это Натараджа, — промолвил Аджит, — Танцующий Шива.

— Аджит…

— Нет, я не поклоняюсь богам. — Он улыбнулся. — Ты ведь меня достаточно хорошо знаешь, Тирза. В индуизме много богов, тысячи, но они всего лишь отражают различные аспекты нашей реальности. Этого не понимают только невежды. Шива символизирует танец созидания и разрушения, постоянный поток космической энергии. Рождение, смерть, новое рождение. Я решил, что его место именно в самом ядре Галактики, где происходят все эти три процесса.

Мне это объяснение показалось туманным. Можно было взять с собой голограмму изображения Шивы, она не занимала бы столько места. Я не успела ничего сказать, Аджит меня опередил:

— Эта статуэтка хранилась в моей семье четыреста лет. Я должен доставить ее назад домой — вместе с ответами на мои научные вопросы.

Я не очень хорошо понимаю научные интересы Аджита, да и Кейна тоже. Но я нутром чую, как они важны для него. Это входит в мои обязанности. В красивом теле Аджита скрывается много амбиций; целая река амбиций, созданная чаяниями членов бедного семейства с планеты Новый Бомбей, которые вложили все немногое, что имели, в своего любимого сына. Аджит это сосуд, в который они излили все свои надежды, все свои жертвы, весь свой эгоизм. Именно благодаря тому, что сосуд этот переполнен, Аджит так мягок в любви. Он не может позволить сосуду разбиться.

— Ты привезешь статую Шивы назад на Новый Бомбей, — тихо пообещала я. — Вместе с ответами на научные вопросы.

Он продолжал держать статуэтку в руках, и она отбрасывала пляшущие тени на его смуглое тело.

Кейна я нашла у терминала. Он был так погружен в раздумья, что заметил меня, только когда я крепко взяла его за плечо.

— Как дела, Кейн?

— Никак. А разве может быть иначе? Мне нужны данные!

— Данные будут. Прояви терпение, — ответила я.

Он потер левое ухо. Он всегда так делает, когда раздражается. Если он счастлив и весел, то взъерошивает левой рукой свои густые рыжие волосы, и на голове его словно вырастают языки пламени. Сейчас он мрачно улыбнулся.

— Я не отличаюсь терпением.

— Верно.

— Но ты права, Тирза. Данные будут. Труднее всего дождаться первую мини-капсулу. Как бы я хотел, чтобы их было не три, а больше. Черт побери этих дешевых бюрократов! При ускорении в…

— Пожалуйста, уволь меня от цифр. — Я провела рукой по его волосам и игриво потянула за пряди. — Кейн, я хочу тебя кое о чем попросить.

— Давай, — тут же ответил он. Кейн никогда не задумывается о последствиях. Аджит бы в такой ситуации насторожился. — В чем дело?

— Я хочу, чтобы ты научился играть с Аджитом в го.

— Зачем? — нахмурился он.

Кейна нужно убеждать логикой. Он сделает все, о чем я прошу, но должен при этом понимать, зачем он это делает.

— Во-первых, потому что го поможет вам скоротать время до прибытия первой мини-капсулы; по крайней мере, не будете в сотый раз пережевывать одно и то же. Во-вторых, игра сложная и интересная, вам, я уверена, понравится. В-третьих, и я смогу научиться.

А в-четвертых, и это я не стала говорить вслух, Аджит настоящий мастер, он все время будет тебя обыгрывать, а это как раз то, что ему необходимо, — поверить в свои силы.

Аджит не такой талантливый ученый, как Кейн. Наверное, вообще в старом мире не найти ученого, подобного Кейну. Мы все это знаем, но никогда об этом не говорим. Есть гении, с которыми простым людям работать легко, которые настолько благородны и великодушны, что замедляют свои мыслительные процессы в унисон с простыми смертными. Кейн не такой.

— Го, — задумчиво произнес он. — У меня есть друзья, которые увлекаются го.

Это была неправда. У Кейна вообще, если уж на то пошло, нет друзей. У него есть коллеги, есть наука, есть я.

Он улыбнулся мне, редкий знак благодарности на его красивом лице.

— Спасибо, Тирза. Я сыграю с Аджитом. Ты права, это поможет скоротать время в ожидании посланий с зонда. А чем больше я буду занят, тем мягче я буду с тобой.

— Ты и так просто прелесть. — Я снова потянула его за волосы и беспечно улыбнулась, я знала, что ему это нравится. — А если и нет, то мне все равно.

Кейн засмеялся. В подобные минуты я особенно стараюсь скрывать свои чувства. Перед обоими.

2. Зонд

Мы автоматически проснулись после гиперпрыжка. Точно не знаю почему, но гиперпрыжок происходит не одномоментно; в принципе это и не прыжок вовсе, а пространственный тоннель Калаби-Яу. По корабельному времени прошло несколько дней, а зонд был теперь на расстоянии в пять световых лет от центра Галактики. Моторы отключились. Зонд вел себя идеально, защитные щиты превзошли все наши ожидания. И мы сами тоже. Я с удивлением следила за дисплеями.

На «Кеплере» уже ничего не видно, обзор закрыли пылевые облака. Здесь же видимость остается прекрасной. Мы пролетали мимо звезды, которая начала двигаться по смертельно опасной спирали к Стрельцу А. Приборы визуального наблюдения фиксировали смертоносное величие дыры — раскаленные до синевы созвездия IRS16. Длинный огненный хвост красной звезды-гиганта IRS7 увеличивался под воздействием звездного ветра. Звезды, прошедшие отметку, Из-за которой уже нет возврата назад, неслись под действием притяжения Стрельца А к неизбежному концу. На радио-, гамма- и инфракрасных экранах можно было прочесть еще больше — буквально все объекты этого не имеющего подобных смертельно опасного неясного ландшафта просто лучились радиацией.

А вот сияет еще одна тайна, ради которой прилетели сюда Кейн и Аджит, — массивные молодые звезды, на которые Стрелец А, казалось, не оказывает никакого воздействия. Но как могли они стать такими массивными и стабильными? Такие звезды не могут существовать вблизи от дыры. Одна звезда, по словам Кейна, находилась от дыры на расстоянии двойной орбиты Плутона от Сола. Как это случилось?

— Все так красиво, хотя красота дьявольская, — сказала я Аджиту и Кейну. — Я хочу подняться в обсерваторию и посмотреть оттуда.

— Обсерватория! — мрачно бросил Кейн. — Мне нужно работать!

И он сел к своему терминалу.

Все это, естественно, неправда. На зонде нет обсерватории, нет трапов, и я не могу никуда «подняться». Нет здесь и кают-компании с терминалом, стульями, столом, дисплеями и компьютером. Мы сами и есть компьютер, а точнее, мы часть его. Но программы, которыми он напичкан, делают все настолько реальным, словно все осталось, как прежде, словно мы — все те же старые «мы», что были на борту «Кеплера». Человеческим аналогам нужна такая реальность, реальность теней, и мы ее только приветствуем. А почему бы и нет? Для нашего ума это данность, принимаемая по умолчанию.

И потому Кейн «сел» за свой «терминал», чтобы просмотреть предварительные данные сенсоров. И Аджит тоже, а я «пошла наверх», в обсерваторию, и долго оттуда любовалась окрестностями.

Я, та другая «я», которая осталась на «Кеплере», выросла на орбитальной станции Оортовых облаков в системе Сола. Космос — мой дом. Я не понимаю, как эти земляные черви могут жить на планетах; как вообще можно хотеть там жить — на самом дне мрачного и грязного пространства. Я научилась имитировать понимание, научилась делать вид, что люблю планеты, ведь этого требует моя работа. И Кейн, и Аджит выросли на планетах: Аджит на Новом Бомбее, а Кейн на самой Терре. Оба они ученые, изучают космос, но их нельзя назвать настоящими жителями космоса.

Ни один житель планет никогда по-настоящему не видит звезды. Ни один человек на всем свете никогда не видел то, что вижу сейчас я, — бешеное сердце человеческой Вселенной.

В конце концов я спустилась вниз, еще раз проверила все показания, а потом села за стол в кают-компании и достала свое вышивание. Это древнее, несуразное ремесло очень успокаивает, почти так же, как возня в саду, хотя вышиваю я не из-за этого. Все первоклассные тьюторы осваивают какое-либо простое ремесло. Это дает возможность легко наблюдать за людьми, в то время как они думают, что ты занят делом, и не обращают на тебя никакого внимания.

Кейн, естественно, вообще не обращал на меня внимания. Я спокойно могла бы разглядывать его с помощью увеличительного стекла, а он и ухом не повел бы, особенно если был бы занят работой. Еще на борту «Кеплера» он попытался доступно объяснить мне — насколько это было возможно, — почему рядом с сердцем Галактики вообще не должно быть молодых звезд, и тут же привел три возможные причины их появления. Рассказал он мне это, как обычно, в постели. В минуты после физической близости.

— Судя по спектрам этих звезд, они молоды, Тирза. И они находятся совсем рядом со Стрельцом А, SO-два вообще всего в восьмидесяти а. е. д.![12] Такого не может быть; ядро Галактики, мягко говоря, далеко не лучшее место для звездообразования. И еще — у этих звезд очень странные орбиты.

— Ты принимаешь все слишком близко к сердцу, — улыбнулась я.

— Естественно! — воскликнул он без капли иронии. — Этим молодым звездам здесь не место. Приливные силы дыры должны были разорвать на кусочки любое пылевое облако еще до того, как из него начала бы зарождаться звезда. А если они зародились вдали от этих мест, ну, скажем, на расстоянии в сто световых лет, то на подходе сюда непременно должны были погибнуть. Такие супермассивные звезды вообще больше нескольких миллионов лет не существуют.

— Но вот же они, перед нами.

— Да. Почему на тебе до сих пор эта кружевная рубашка? Какой-то ужас.

— Ты так торопился, что я даже не успела толком раздеться.

— Ну, тогда раздевайся сейчас.

Я так и сделала, и он крепко прижал меня к себе. Разговор о звездах продолжался.

— Существует три теории. По одной, если пылевое облако находится в шести световых годах от центра Галактики, то звезды образуются, как обычно, но потом под напором галактических ветров улетают на большие расстояния, затем снова притягиваются и так далее. По другой теории, должна быть вторая, меньшая по размеру, черная дыра, которая движется по орбите вокруг Стрельца А и оттягивает звезды на себя. Создается своего рода противовес. Но тогда почему нам не удается зарегистрировать никаких радиоволн? По третьей теории, звезды вовсе не молодые, они представляют собой останки старых звезд и лишь внешне похожи на молодые.

Я спросила:

— Какая теория нравится тебе?

— Ни одна из них. — И вдруг со свойственной ему непредсказуемостью полностью переключил свое внимание на меня: — С тобой все в порядке, Тирза? Я знаю, для тебя наша экспедиция должна быть очень скучной. На управление кораблем уходит совсем немного времени, даже на меня не так уж много.

Я громко рассмеялась, а Кейн, не понимая причины моего смеха, нахмурился. Как типично для него сказать такое! Неожиданно проявить заботу и тут же снова напрочь забыть о человеке. И ни слова об Аджите, словно для меня существует только он, Кейн. Полное игнорирование того факта, что я все время сглаживаю их столь натянутые отношения, провожу столько времени с каждым в отдельности, чтобы успокоить и умиротворить этих двоих мужчин, больше похожих на звезды бескрайнего космоса, чем на людей. Яркие, горячие, мощные и очень нестабильные. Но ни один из них этого, конечно, не признает.

— Со мной все в порядке, Кейн. Я наслаждаюсь жизнью.

— Ну и отлично, — ответил он, и я поняла, что он тут же позабыл обо мне и принялся снова размышлять о своих теориях.

Ни Кейн, ни Аджит не знают о том, что я люблю Кейна. Аджита я не люблю. Трудно сказать, как в наших сердцах зарождается любовь. С Кейном я счастлива, во мне просыпается желание и появляется полнота жизни, от которой все вокруг начинает светиться — и все только потому, что он, сложный, неугомонный, полный энергии и жизни Кейн, является частью этого мира. С Аджитом ничего подобного во мне не происходит, и он в этом не виноват.

О моих чувствах они так никогда и не узнают. Мои чувства не имеют сейчас никакого значения. Я командир корабля.

— Черт побери! — в восторге воскликнул Кейн. — Только посмотри!

Аджит повел себя так, будто Кейн обращался к нему, хотя это было не так. Он просто думал вслух. Я отложила вышивание в сторону и подошла к их терминалам.

Аджит сказал:

— Показания приборов, должно быть, неверны. Видимо, сенсоры все-таки повреждены — либо при гиперпрыжке, либо под действием радиации.

Кейн ничего не ответил; мне кажется, он даже не услышал слов Аджита. Он просто спросил:

— Что же это такое?

Ответил ему Аджит:

— Показания массы неверны. Слишком высокая плотность вещества в некоторых пустых областях космического пространства.

Я спросила:

— Может, именно там и зарождаются новые звезды?

Мне не ответил даже Аджит; значит, я сморозила страшную глупость. Но мне все равно. Я ведь не ученый; самое главное сейчас, чтобы они не замыкались в себе, а продолжали разговаривать.

Аджит сказал:

— Было бы удивительно, если бы приборы не пострадали после прыжка в условиях такой радиации.

— Кейн? — окликнула я.

— Дело не в приборах, — пробормотал он. Значит, слышит, о чем мы говорим. — Суперсимметрия.

Аджит тут же принялся возражать, но я ничего не поняла. Как можно понять их спор, когда я даже слов таких не знаю. Я и не пыталась разобраться; со стороны — самая обыкновенная научная дискуссия, оживленная, но без обид и оскорблений, на личности никто не переходит.

Когда оживление немного спало, я спросила:

— Мини-капсула на «Кеплер» отправлена? Они очень ждут предварительных данных, а на прыжок и так уйдет несколько дней. Вы не забыли записать и отправить показания?

Они посмотрели на меня так, будто не сразу вспомнили, кто я такая и что тут делаю. Впервые оба стали похожи друг на друга.

— Я послал капсулу, — ответил наконец Аджит. — Первые данные ушли на «Кеплер». Кейн…

И они снова погрузились в спор.

3. Корабль

Игра в го не задалась.

Я видела, что проблема в Аджите. Он играл намного лучше Кейна — у него и интуиция лучше, и опыта больше. Кейна это нисколько не трогало, ему нравилось решать сложные задачи. Но Аджит с трудом переносил свое превосходство.

— Игра окончена. — Он выиграл третью партию за вечер. В голосе его прозвучали странные нотки, и я подняла голову от рукоделия.

— Черт побери, — в сердцах выругался Кейн. — Давай еще.

— Нет, я лучше пойду отпраздную свои победы с Тирзой.

Вообще-то эта ночь по очереди принадлежала Кейну, но нам до сих пор удавалось сглаживать острые углы в подобных ситуациях. Потому что я всегда начеку; в мои обязанности входит внушать обоим, что стоит им только пожелать, и я в их полном распоряжении. Конечно, я не даю делу пойти на самотек; существует масса способов, с помощью которых я могу незаметно влиять на их желания и выбор. Я занимаюсь любовью с тем из них, кто в данный момент особо нуждается в моем внимании. И сейчас, когда Аджит открыто высказал свои требования, я удивилась — это что-то новенькое.

Кейн, как обычно, даже ухом не повел и сказал:

— Ладно. Как бы я хотел, чтобы побыстрее прилетела мини-капсула! Мне нужны данные!

Игра закончилась, и он опять не находил себе места. Вот он встал и принялся ходить взад-вперед по кают-компании.

— Я, пожалуй, поднимусь в обсерваторию. Хотите со мной?

Он уже забыл, что мы с Аджитом собирались уединиться.

Я заметила, как Аджит замер на месте. Вроде бы мелочь, но Аджита очень задело то, что Кейн остался равнодушен к его победам, к тому, что он уводит меня, словно некий приз. Другой мужчина был бы уязвлен, но потом забыл бы об этом. Не таков Аджит. Или Кейн. Стабильные мужчины добровольно в такие экспедиции не летают.

Я другое дело, я выросла в космосе. Ученые же нет.

Я отложила в сторону рукоделие, взяла Аджита за руку и прижалась к нему. С Кейном пока все в порядке. Желание как можно быстрее получить данные вполне нормальное и естественное в данной ситуации. Аджиту же сейчас нужно мое внимание.

Это я предложила им поиграть в го. Хорошие командиры не должны допускать подобных ошибок. Значит, и исправлять ее должна я сама.

Перед прибытием мини-капсулы ситуация еще ухудшилась.

Они продолжали играть в го, причем оба полностью отдавались игре. Сначала играли шесть-семь раз в день, потом девять-десять, а под конец — все свободное время. Большей частью выигрывал Аджит, но не всегда. Кейн весь свой могучий интеллект посвятил разработке новых стратегий игры; к тому же он спокойно относился к проигрышам, что давало ему известное преимущество. Да, он играл увлеченно, но я видела, что стоит ему найти более интересное занятие, и он легко оставит игру.

Аджит все больше и больше отдавался игре. Ему, как никогда, хотелось выигрывать, а он, наоборот, начинал проигрывать. От этого он еще больше радовался каждой новой победе. Он бросал последнюю, выигрышную фишку на доску жестом, в котором я читала одновременно и презрение и страх.

Я перепробовала все, что могла придумать, чтобы их отвлечь. Вспомнила свой вековой опыт. Ничто не помогало. Занятия любовью лишь усугубляли конфликт. Для Аджита секс был наградой за выигрыш, для Кейна — временным отдыхом, после которого он готов был к новой игре.

Однажды ночью Аджит принес и поставил на стол в кают-компании статую Шивы. Она заняла почти весь стол целиком. Четырехрукий танцор в металлическом кольце пламени.

— Это что такое? — Кейн оторвался, от доски. — Боже мой, какое-то божество!

Я быстро ответила ему:

— Это интеллектуальный символ. Поток космической энергии во Вселенной.

Кейн рассмеялся. В его смехе не было ничего обидного, но у Аджита глаза моментально вспыхнули, и он произнес:

— Я хочу, чтобы он стоял здесь.

Кейн пожал плечами:

— Я не против. Твой ход, Аджит.

Беда, беда. Аджит хотел раздразнить Кейна, хотел, чтобы тот возражал против статуи. Он жаждал конфликта, всеми силами добивался его. Ему нужно было дать выход копившемуся в нем раздражению на Кейна, раз от раза игравшего все лучше и лучше. Аджиту нужно было излить свой гнев, ведь он всегда злился на Кейна — и все из-за того, что тот был умнее, талантливее. Статуэтка должна была расставить точки над «i»; дать пощечину Кейну. «Вот она, я! Я занимаю почти весь стол. Обрати на меня внимание!»

А вместо этого Кейн просто пожал плечами. Он практически и не взглянул на статую.

Я попросила:

— Аджит, расскажи мне еще раз про Натараджу. Что означает кольцо пламени?

Аджит спокойно ответил:

— Это пламя, которое разрушает мир.

Кейн промолвил:

— Твой ход, Аджит.

Вот и все; но где-то внутри меня зародился страх.

Кажется, я теряю контроль над ситуацией.

В тот самый момент прибыла первая мини-капсула с данными.

4. Зонд

Аналоги разумных существ остаются разумными существами. Это не просто компьютерные программы, загруженные в удаленный компьютер. Аналоги не обременены биологическими механизмами сна, голода, похоти, но и они не свободны от привычек. По сути дела, аналоги и существуют в большой степени благодаря привычкам и обратной связи с миром разумных существ. В мои обязанности на зонде как раз и входило поддерживать эти привычки. Самая надежная мера предосторожности при работе с такими гениями.

— Пора спать, джентльмены, — спокойно заметила я.

Мы уже шестнадцать часов сидели в кают-компании — Кейн и Аджит за своими терминалами, а я тихонько наблюдала за ними. Я тоже умею концентрироваться, как и они, хотя я, конечно, не гений. Они и не подозревают о том, что я могу. Я отложила рукоделие в сторону, но они даже не заметили.

— Тирза, только не сейчас! — бросил Кейн.

— Пора спать.

Он взглянул на меня как надувшийся ребенок. Кейн и есть настоящий ребенок; тут уж я не ошибаюсь. Он знает, что компьютерным аналогам нужен временный отдых, чтобы запустить программу чистки, которая может вовремя отследить и убрать операционные ошибки, иначе они разрастаются, подобно снежному кому, и приводят к нарушениям работы всей системы. А учитывая степень радиации на зонде, чистка тем более необходима. На это уходит несколько часов. Контролирую процесс я.

Аджит с надеждой посмотрел на меня. Сегодня его очередь. Секс тоже входит в привычку и в то же время помогает им нормально работать. Сколько ученых прошли через мои руки, и сколько раз их осеняло именно в минуты физической близости. Секс на уровне компьютерных программ стимулирует и расслабляет точно так же, как и в реальной жизни.

— Хорошо, хорошо, — пробормотал Кейн. — Спокойной ночи.

Я отключила его и повернулась к Аджиту.

Мы прошли к его койке. Аджит был напряжен — не так-то просто обработать такое количество информации, да еще шестнадцать часов бок о бок с Кейном. Но мне было приятно, что он тут же отвечал на все мои ласки. После близости я попросила его разъяснить мне, что им удалось узнать.

— И, пожалуйста, попроще. Не забывай, с кем ты разговариваешь!

— С умной и очаровательной женщиной, — ответил он, и я улыбнулась ему, как и подобало. Но он видел, что я на самом деле хочу услышать новости о дыре. — Массивные молодые звезды находятся там, где их быть не должно… Кейн уже тебе все это объяснял, так ведь?

Я кивнула в ответ.

— Звезды на самом деле молодые, это не обломки старых образований. В этом мы теперь уверены. И сейчас пытаемся собрать данные, чтобы проверить две другие теории: об опоясывающем звезды кольце вещества, из которого они и зарождаются, и о других черных дырах.

— И как вы собираетесь проверить эти теории?

Он заколебался. Я понимала, что он пытается подыскать нужные слова, чтобы объяснить все мне.

— Мы проигрываем различные программы, равенства и модели. Еще пробуем найти подходящее место, куда отправить зонд в следующий раз. Но об этом ты знаешь.

Конечно знаю. Зонд движется только с моего ведома. Зонд сможет совершить еще два прыжка, и, конечно, только с моего согласия.

— Нам надо найти место, откуда мы сможем засылать лучи для сбора информации с различной радиоактивной интенсивностью. Более радиоактивные лучи недолговечны, но ты знаешь… они искажаются под воздействием силы тяготения супердыры. — Аджит нахмурился.

— В чем дело, Аджит? Что такое ты сказал о силе тяготения?

— Кейн был прав, — ответил он. — Приборы определения массы в полном порядке. Они показывают, что поблизости существуют сгустки материи с достаточно высокой плотностью вещества и при этом нулевой силой тяжести. И нулевым излучением.

— Черная дыра, — предположила я.

— Слишком мала. Да и маленькие черные дыры являются источником радиации, это давным-давно продемонстрировал Хокинг.[13] Не существует черных дыр массой менее трех масс Солнца. А показания приборов намного меньше.

— Что же это?

— Мы не знаем.

— Вы послали эти показания на борт «Кеплера»?

— Естественно, — несколько натянуто ответил он.

Я притянула его к себе и сказала:

— На тебя всегда можно положиться.

Он немного расслабился.

И я отключила нас обоих. Мы так и остались в объятиях друг друга.

На следующий день Аджит заметил вторую аномалию. А я обнаружила третью.

— Что-то не так и с газовыми орбитами, — сказал Аджит Кейну. — И взгляни, они с каждой минутой искажаются все больше и больше.

Кейн подошел к терминалу Аджита.

— Говори.

— Потоки газов, поступающие от околоядерного диска… смотри… вот они изгибаются здесь, у западной оконечности Западного Стрельца А…

— Это ветер от скопления IRS шестнадцать, — тут же выпалил Кейн. — Я вчера получил новые данные о нем.

— Нет, я уже внес эти корректировки, — парировал Аджит.

— Тогда, может, магнитное притяжение со стороны IRS семь или…

Они снова принялись спорить. Я быстро потеряла нить их дискуссии, но все же основную идею уловила. Из облаков, находившихся за околоядерным диском, окружавших сердцевину Галактики, подобно пышке, на огромной скорости исходили газовые потоки. Под влиянием различных сил эти газовые потоки двигались по достаточно узким, коническим траекториям. В результате газы должны были окружить черную дыру, свернуться во внутреннюю спираль, где они сжимаются до температур в несколько миллиардов градусов, после чего дыра просто поглощает их. Это ясно.

Но потоки газов двигались по иным траекториям. Газы двигались не так, как им было положено. Они не могли описывать подобные орбиты под действием тех сил, которые на них действовали.

Наконец Аджит сказал Кейну:

— По-моему, надо перевести зонд на другое место. Раньше, чем было запланировано.

— Погоди, — тут же вмешалась я. Что касается передвижений зонда, решения принимаю я. — Еще рано.

— Естественно, я ни на секунду не забываю о тебе, Тирза, — с обычной галантностью ответил Аджит. Но за вежливостью сквозило нечто еще, какой-то свет. Я узнала его. Ученые прямо-таки светятся изнутри, когда их озаряет.

Я думала, что Кейн будет возражать, смеяться, но, наверное, на него повлиял их научный спор. Волосы у него на голове торчали во все стороны, эдакая огненная корона. Он быстро посмотрел на свои дисплеи, потом на дисплеи Аджита, потом на самого Аджита и сказал:

— Ты хочешь отправить зонд на другую сторону Западного Стрельца А.

— Да.

Я сказала:

— Покажите мне.

Аджит вывел на экран упрощенную карту, которую несколько недель назад начертил специально для меня, — чтобы объяснить мне цели и задачи экспедиции. На карте в центре Галактики была изображена черная дыра и основные структуры, ее окружающие: скопление горячих голубых звезд, массивные молодые звезды, которых вообще не должно было быть рядом с черной дырой, красная звезда-гигант IRS16 с длинным огненным хвостом. А еще наш зонд — с одной стороны двигающегося по спирали огромного остатка плазмы Западного Стрельца А с тремя рукавами-отростками. Аджит дотронулся до компьютера, и на другой стороне Западного Стрельца А появилась новая точка, дальше от дыры, чем то место, где мы находились сейчас.

— Мы хотим попасть туда, Тирза, — сказал он, а Кейн кивнул в знак согласия.

Я изобразила полную наивность и ответила:

— Мне казалось, там нет ничего интересного. Кроме того, вы говорили, что Западный Стрелец А создаст большие помехи на всех длинах волн, ведь он обладает сильным излучением.

— Так оно и будет.

— Тогда…

— Сейчас там кое-что происходит, — начал Кейн. — Аджит прав. Именно оттуда исходит сила притяжения, которая искажает траектории газовых потоков. Нам необходимо туда попасть.

Нам.

Аджит прав.

Аджит оставался невозмутим. Но он продолжал светиться изнутри, теперь даже еще больше, ведь его подбадривала поддержка Кейна. Я решила подогреть его энтузиазм.

— Но, Кейн, а как же массивные молодые звезды? Ведь зонд можно передвигать еще всего лишь два раза. Запасы топлива…

— У меня уже достаточно данных по звездам, — ответил Кейн. — Теперь это не так важно.

Я попыталась скрыть собственное удовлетворение.

— Хорошо. Сейчас передвину зонд.

Но когда я вышла на программу управления кораблем, оказалось, что зонд уже передвинут.

5. Корабль

Кейн и Аджит набросились на мини-капсулу с предварительными данными, подобно изголодавшимся волкам, Игра в го была забыта. Было забыто все, кроме работы, если только не вмешивалась я.

Сначала я даже обрадовалась. Решила, что исчезнет несуразное, все нарастающее соперничество между ними; теперь оба ученых будут совместно решать задачи, которые так много для них значили.

— Черт побери! — в восторге воскликнул Кейн. — Только посмотри!

Аджит повел себя так, будто Кейн обращался к нему, хотя это было не так. Он просто думал вслух. Я отложила вышивание в сторону и подошла к их терминалам.

Аджит с каким-то высокомерием, которое появилось после выигрышей в го, сказал:

— Показания приборов, должно быть, неверны. Видимо, сенсоры все-таки повреждены — либо при гиперпрыжке, либо под воздействием радиации.

Кейн, как ни странно, заметил перемену в Аджите. Он усмехнулся; наверное, точно так же он смеялся в лицо самонадеянным аспирантам.

— Неверны? Типичное ребячество — побыстрее сделать выводы. Это ни к чему дельному не приведет.

Тут вмешалась я:

— Какие показания?

Мне ответил Аджит, и, хотя говорил он обычным голосом, скорее, даже вежливо, я видела, что он весь дрожит от злости и гнева:

— Показания массы неверны. Слишком высокая плотность вещества в некоторых пустых областях космического пространства.

Я спросила:

— Может, именно там и зарождаются новые звезды?

Мне не ответил даже Аджит; значит, я сморозила страшную глупость. Но мне все равно. Я ведь не ученый; самое главное сейчас, чтобы они не замыкались в себе, а продолжали разговаривать.

Аджит как-то очень уж спокойно сказал:

— Было бы удивительно, если бы приборы не пострадали после прыжка в условиях такой радиации.

— Кейн? — окликнула я.

— Дело не в приборах. — И добавил: — Суперсимметрия.

Аджит тут же принялся возражать, но я ничего не поняла. Как можно понять их спор, когда я даже слов таких не знаю. Я и не пыталась разобраться; со стороны — самая обыкновенная научная дискуссия, оживленная, но без обид и оскорблений, на личности никто не переходит.

Внезапно они прекратили спорить и разошлись к своим терминалам. Они работали не отрываясь двадцать часов подряд, подобно машинам. Нужно уговорить их перекусить. Они ведь ничего вокруг себя не замечают; так могут вести себя только люди, одержимые либо наукой, либо искусством. Сегодня ночью ни один из них обо мне и не вспомнит. Я могла бы воспользоваться своей властью командира корабля и отдать им приказ, но решила пока что не прибегать к крайним мерам. Как-никак это подрывает доверие. Единственное, что я в результате сделала, это заявила им, что на время отключаю терминалы.

— Ради бога, Тирза! — огрызнулся Кейн. — Когда еще представится такая возможность! Мне нужно работать!

Я спокойно ответила:

— Сейчас вы пойдете отдыхать. Я отключаю терминалы на семь часов.

— Пять.

— Ладно. — Я знала, что через пять часов Кейн ни за что не проснется.

Он поднялся на ноги, но после стольких часов за экраном двигался с трудом. Программа омоложения далеко не безупречна. Мышцы у него затекли, ведь в обычной жизни он привык гораздо больше двигаться. Он пошатнулся, но тут же рассмеялся и восстановил равновесие.

Однако успел-таки задеть стол. Статуэтка Шивы соскользнула со стола и упала на пол. Статуэтка была старой, Аджит говорил, ей лет четыреста. Металлы тоже не вечны, как и люди. Она упала на пол под прямым углом и раскололась.

— Ох, Аджит… прости меня.

Поздно. Каждой своей клеточкой я чувствовала, что Кейн не виноват; он и извинился-то не сразу потому, что все еще обдумывает то, что только что видел на экране терминала и ему очень трудно переключиться. Но какая разница. Аджит весь напрягся, а беспечный, вроде бы равнодушный тон Кейна сыграл роль катализатора — Аджит уже не просто злился, в его злобе появилось что-то новое.

Я быстро вмешалась:

— На корабле можно починить статую.

— Нет, спасибо, — ответил Аджит. — Оставим все как есть. Спокойной ночи.

— Аджит… — Я попыталась взять его за руку, но он отдернул руку.

— Спокойной ночи, Тирза.

Кейн сказал:

— Вариации гамма-излучения в районе Западного Стрельца А отличаются от предполагаемых, — Он моргнул, — Ты права, я очень устал.

Он, спотыкаясь, прошел к своей койке. Аджит уже исчез. Спустя какое-то время я подобрала обломки статуэтки Аджита и долго держала их в руках. Обломки танцующего божества.

Кейн объявил, что данных с первой капсулой прислано столько, что им обоим хватит работы до прибытия следующей капсулы. Но уже назавтра он требовал новой информации.

— Что-то не так и с газовыми орбитами, — громко сказал Кейн, не обращаясь при этом ни ко мне, ни к Аджиту. С ним такое часто случалось — бывало, он подолгу работал молча и вдруг начинал что-то говорить, просто так, в пустоту или в ответ на свои мысли. Он так сильно тер себе ухо, что оно покраснело.

Я спросила:

— В чем дело?

А когда он ничего не ответил, а может, просто не услышал моего вопроса, я повторила его громче.

Кейн очнулся и улыбнулся мне.

— Потоки газов, поступающие от околоядерного диска, движутся не так, как должны, по направлению к Стрельцу А…

Я вспомнила то, что он когда-то говорил мне, и спросила:

— Возможно, это ветер от скопления IRS шестнадцать?

— Нет, я проверил все новые данные и уже внес корректировки.

Я не знала, что еще можно предположить. И тут Кейна прорвало:

— Мне нужны новые данные!

— Ну, они уже скоро прибудут.

— Они нужны мне сейчас, — бросил он, уныло усмехнулся и снова с головой погрузился в работу.

Аджит молчал, будто ни Кейн, ни я ничего не говорили.

Вот Аджит поднялся, потянулся и огляделся по сторонам. Я сказала:

— Через минуту будет обед. Но сначала пойдем, я тебе кое-что покажу.

И я тут же направилась наверх в обсерваторию; ему ничего не оставалось, как следовать за мной. Он так и сделал, спорить не стал.

Я поставила починенную статую Шивы на скамью рядом с прозрачным куполом обсерватории. Самый захватывающий космический вид открывался с противоположной стороны, но в этом месте мои экзотические растения росли не так буйно, а в небе по ту сторону корабля сияло такое множество звезд, какого в системе Сола никогда и не было. Шива снова танцевал в огненном кольце на фоне грандиозного космического пейзажа.

Аджит тут же сказал:

— Я ведь говорил, что не хочу, чтобы ты ее чинила.

С Кейном я могу себе позволить говорить напрямик, даже когда возражаю ему; у него достаточно сильный характер, чтобы выдержать такой тон, пожалуй, другого обращения он и не воспринимает. Но Аджит другой. Я опустила глаза и взяла его за руку.

— Я знаю. И все равно взяла на себя смелость починить ее, потому что подумала, что тебе захочется увидеть ее такой снова, и еще потому, что мне самой она очень понравилась. В этой статуе сокрыт очень глубокий смысл, особенно в данный момент — здесь и сейчас. Пожалуйста, не сердись.

Аджит секунду молчал, потом поднес мою руку к своим губам.

— Ты все понимаешь.

— Да, — ответила я, и это была сущая правда.

Шива, вечный танец, нескончаемый поток энергии, который изменяет формы и состояния. Неужели и остальные не видят этого в газовых облаках, из которых образуются звезды, в черной дыре, которая их разрывает, в разрушительных и созидательных силах, которые бушуют за бортом нашего корабля? Я знала, что тут кроется очень глубокий подход к тому, что очевидно, и потому опускала глаза, чтобы Аджит не заметил и капли презрения.

Он поцеловал меня.

— В тебе столько духовности, Тирза. И еще ты мягкая.

Ничего подобного — ни то ни другое. Просто Аджит сам все это придумал, ему все время хотелось видеть это в людях.

Но внешне он расслабился, и я видела, что частично вытащила его из бездны злобы и гнева. Нам с ним подвластны духовные красоты, которые недоступны Кейну, значит, в каком-то смысле он превосходит Кейна. Он спустился вслед за мной в кают-компанию, где нас ждал обед. Я слышала, как он тихонько напевал себе под нос. Довольная результатом своих действий, я отправилась на камбуз.

Кейн резко поднялся от своего терминала.

— Вот, мои чертовы звезды. Тирза, смотри, я понял.

Я замерла на месте. Я еще никогда не видела, чтобы человек выглядел так, как сейчас выглядел Кейн. Он буравил меня взглядом.

— Понял — что?

— Все. — Внезапно он подхватил меня и закружил в каком-то сумасшедшем и неуклюжем танце. — Все! Я понял все! Все насчет молодых звезд, газовых траекторий, недостатка массы во Вселенной! Черт побери, абсолютно все!

— Ч-ч-ч-чт-т-т-то-о-о-о… — Он кружил меня с такой силой, что у меня клацали зубы. — Кейн, отпусти меня!

Он остановился и обнял меня так, что чуть не хрустнули ребра, потом вдруг резко выпустил из объятий и подтащил к своему терминалу. У меня все тело ломило от его нежностей.

— Смотри, любимая, что я нашел. Вот, садись сюда, а я объясню так, чтобы ты поняла. Тебе понравится. И ты им тоже понравишься. Смотри, эта область космического пространства…

Я обернулась и посмотрела на Аджита. Для Кейна он просто не существовал.

6. Зонд

— Зонд переместился, — сказала я Аджиту и Кейну. — Далеко от места рассчитанного дрейфа. С коэффициентом десять.

Глаза у Кейна были красные от непрерывной работы, и все же он тут же встрепенулся.

— Дай посмотреть траекторию.

— Я уже перевела ее на ваши терминалы. — Обычно данные по управлению кораблем доступны только мне.

Кейн вывел картинку на экран и даже присвистнул.

Зонд подвергается воздействию силы тяготения и радиации. Они неизбежно разрушают любой предмет, оказавшийся в поле их действия. Это всем понятно. «Мы», оставшиеся на корабле, даже не были уверены, что зонд сможет послать назад хотя бы одну мини-капсулу с данными. Я представляю, как они там радовались на «Кеплере», получив информацию. Наверное, для них мини-капсула была чем-то вроде святых даров; теперь наверняка ждут не дождутся следующей. Та другая «я», на корабле, ждала данных как манны небесной, надеялась, что это снимет напряжение, возникшее между Кейном и Аджитом. Надеюсь, так оно и произошло.

Топлива у нас должно было хватить на два перемещения. После второго прыжка, учитывая, что мы окажемся на расстоянии около одной пятидесятой светового года от черной дыры в самом сердце Галактики, зонд будет обречен на гибель. Он упадет по спирали в Стрелец А. Но сначала его разорвет на кусочки под воздействием приливных сил тяготения дыры. Человеческие аналоги исчезнут с зонда задолго до его гибели.

Однако уже сейчас, на достаточном удалении от дыры, зонд с непредвиденной скоростью сносило в сторону от предполагаемого курса. Нас притягивало к Стрельцу А, причем совсем не по гравитационной траектории. Если и дальше так пойдет, мы не попадем на орбиту Стрельца А в месте, рассчитанном компьютером, мы вообще можем пролететь мимо.

В чем же дело?

Кейн сказал:

— Может, приостановить зонд, пока не разберемся, что это нас так притягивает?

Аджит вглядывался в экран из-за плеча Кейна. Он неуверенно произнес:

— Нет… погоди… По-моему, не надо останавливать зонд.

— Почему? — набросился на него Кейн.

— Не знаю. Можешь назвать это интуицией. Но зонд должен продолжать двигаться вперед.

Я затаила дыхание. Кейн признавал только свою интуицию, ничью другую. Однако недавние события изменили и его. Сейчас он просто сказал:

— Аджит прав. В этой области находится источник притяжения, который искажает и траектории газовых потоков.

Аджит, казалось, и бровью не повел, но я заметила, как он обрадовался. Радость его была вполне осязаемой, как тепло или холод, и она придавала ему смелости без обиняков высказывать свое мнение, даже в присутствии Кейна.

Кейн задумался.

— Возможно, ты прав. Может быть… — Вдруг он широко раскрыл глаза и воскликнул: — О боже!

— Что? — неожиданно вырвалось у меня. — Что такое?

Кейн не обращал на меня внимания.

— Аджит, проверь модели газовых траекторий с учетом корреляции на смещение зонда. Я вам покажу молодые звезды!

— Почему… — начал было Аджит, но тут он понял, что имел в виду Кейн.

Он что-то пробормотал на хинди — то ли проклятие, то ли молитву, — я не поняла. Не знала я и того, что проносилось сейчас в их умах относительно траекторий газовых потоков и молодых звезд. Зато я прекрасно понимала, что происходит на борту зонда.

Аджит и Кейн с головой ушли в работу. Они обменивались какими-то фразами, перекидывали друг другу данные, выводили на экраны какие-то модели и уравнения. Головы их почти соприкасались, а говорили они на непонятном мне жаргоне.

В какой-то момент Кейн закричал:

— Нам нужны новые данные!

Аджит рассмеялся, весело и непринужденно, но тут же снова уткнулся в экран. Я долго наблюдала за ними, затем осторожно поднялась в обсерваторию. Мне хотелось побыть одной.

Снаружи открывался грандиозный вид, затмивший все, что я видела до сих пор. Возможно, потому, что мы оказались ближе, чем планировали, к центру Галактики. Стрелец А, это сердце тьмы, со всех сторон обволакивали газовые облака; из-за этой дымки все каким-то странным образом искажалось, становилось немного мягче. На своей родной станции Джи, находящейся в удаленной области Галактики, я никогда в жизни не видела так много звезд, как здесь. Прямо передо мной светились великолепные голубые звезды из скопления IRS16.

Видимо, я задержалась в обсерватории, потому что Кейн сам поднялся за мной.

— Тирза! Пошли вниз! Нам надо показать тебе, куда следует вести зонд и почему!

Нам.

Пытаясь скрыть распирающую меня радость, я строго сказала:

— Не показать, куда следует вести зонд, Кейн, а попросить меня. Я командир корабля.

— Ну да, да, конечно, ты здесь главная. Я знаю. Пошли!

Он схватил меня за руку и стащил вниз по трапу.

Перебивая и рьяно поправляя друг друга, они радостно все мне объяснили. Я изо всех сил пыталась сосредоточиться, стараясь не вникать в технические подробности, без которых они и говорить-то не умели. Наконец мне показалось, что я уловила суть.

— «Теневое вещество», — сказала я, старательно выговаривая слова. Звучит слишком странно, но Кейн серьезно настаивает именно на этом термине.

— Эта теория витает в воздухе вот уже несколько столетий, но в две тысячи восемьдесят шестом году Дегроот почти полностью развенчал ее, — пояснил Кейн, — Он…

— Развенчал, так почему же… — начала я.

— Я сказал «почти развенчал», — поправил меня Кейн. — В работе Дегроота всегда настораживали некоторые математические аномалии. И вот сейчас мы обнаружили, в чем он был не прав. Он…

Вместе с Аджитом они принялись объяснять мне суть ошибки Дегроота, но я оборвала их:

— Нет, вы слишком далеко зашли! Дайте я попробую сформулировать, что поняла из сказанного до сих пор.

На секунду я замолчала, собираясь с мыслями. Они нетерпеливо ждали: Кейн ерошил рукой волосы, Аджит улыбался во весь рот. Наконец я сказала:

— Вы говорите, что есть теория, по которой сразу после Большого взрыва сила тяготения неким образом отделилась от других физических сил Вселенной, аналогично тому, как вещество отделилось от радиации. В то же время вы, ученые, уже на протяжении двух столетий знаете, что во Вселенной как будто недостает вещества, по крайней мере, если судить по вашим уравнениям. И потому появился постулат о «темном веществе» и множестве черных дыр, но толком доказать этот постулат никто не смог.

А теперь еще эти искаженные траектории газовых потоков, смещение зонда и факт беспрепятственного образования массивных молодых звезд вблизи от черной дыры, несмотря на приливные силы тяготения. Хотя эти силы оказывают прямое разрушительное действие на пылевые облака еще до того, как в них начинается процесс конденсации, предшествующий рождению новой звезды.

Я вздохнула, но постаралась не умолкать надолго, чтобы они не перебили меня и не сбили бы с мысли.

— А вы считаете, что если сила тяготения отделилась сразу после Большого взрыва…

— Примерно через десять в минус сорок третьей степени секунд, — тут же вставил Аджит, но я его не слушала.

— …то должно было образоваться два разных типа вещества: обычное, нормальное вещество и так называемое «теневое вещество». Нечто вроде вещества и антивещества, но обычное вещество и теневое могут взаимодействовать друг с другом только посредством силы тяготения. Никаких других сил в их взаимодействии нет: ни радиации, ничего. Только сила тяготения. И только посредством силы тяготения «теневое вещество» проявляется в нашей Вселенной. Сила тяготения.

По ту сторону Западного Стрельца А находится огромный кусок этого вещества. Он излучает силу тяготения, которая изменяет траектории газовых потоков и вызывает отклонение зонда от намеченного курса. Более того, она даже влияет на молодые звезды, ибо это «теневое вещество» и есть тот самый противовес, который помогает звездам зарождаться и выживать в абсолютно нереальных условиях.

— Ну, примерно так, но кое-что важное ты упустила, — нетерпеливо заметил Кейн и улыбнулся.

— Да, Тирза, дорогая, ты не понимаешь… нельзя говорить «противовес». Дай я объясню тебе еще раз.

И они снова заговорили в один голос, но я уже не слушала. Возможно, я не уловила всю их теорию, зато поняла суть. Этого достаточно.

Теория у них получилась вполне жизнеспособная; а у меня вполне жизнеспособная экспедиция с определенной целью, на борту ученые, с которыми у меня сложились хорошие рабочие отношения, так что мы можем рассчитывать на успех.

Этого достаточно.

Кейн и Аджит подготовили вторую мини-капсулу для отправки на корабль, а я подготовила зонд к прыжку. Настроение у всех было прекрасное. Все смеялись и шутили, а Аджит с Кейном иногда переходили на свой непонятный научный жаргон.

Я не успела закончить подготовку программы, как исчезла голова Аджита.

7. Корабль

Кейн весь день сидел над своей теорией «теневого вещества». Работал он с полной отдачей; склонился над терминалом, подобно голодной собаке, накинувшейся на кость. Он практически не поднимал взгляд от экрана и ничего не говорил. Аджит тоже работал, но делал он это совсем иначе. Оба терминала, естественно, подсоединены к одному компьютеру; у Аджита был доступ к тем же данным, что и у Кейна. Аджит мог следить и за тем, что делает Кейн.

Именно это и делал Аджит, он шел по следам Кейна. Я определила это по времени выбора им той или иной информации, да и вообще по самой его позе. Он был хорошим ученым, но до Кейна ему далеко. При наличии данных и времени он и сам мог бы додуматься до того, до чего намного быстрее додумывался Кейн. Мог бы. А может, и нет. Или просто мог внести некоторые полезные замечания в работу Кейна. Но Кейн не давал ему и минуты на размышления. Он моментально решал: один вопрос за другим и помощи при этом не просил. Он вообще позабыл об Аджите. Для Кейна сейчас существовала только его работа.

Ближе к вечеру он резко поднял голову от экрана и сказал мне:

— Они собираются переместить зонд. Наши аналоги… собираются переместить зонд.

Я спросила:

— Откуда тебе это известно? До назначенного часа еще далеко.

— Да. Но они его переместят. Если я и здесь додумался до существования «теневого вещества», то мой аналог на зонде и подавно должен был к этому прийти. Он решит, что нужно собрать больше данных на другой стороне Западного Стрельца А, где и находится основная масса этого вещества.

Я посмотрела на Кейна. Казалось, он не в себе; словно некий римский воин, который только что поверг к своим ногам льва. Не хватало лишь крови. Всклокоченные, сальные волосы (интересно, когда он в последний раз принимал душ?), одежда вся в пятнах (я узнала остатки обеда, который заставила его съесть в полдень), появившиеся под воздействием напряжения и усталости морщины (даже несмотря на программу омоложения) и сияющие глаза. Они могли соперничать с самим Западным Стрельцом А.

Боже, как я его люблю.

Я очень осторожно сказала:

— Ты прав. Аналог Тирзы переместит зонд для того, чтобы снять лучшие показания.

— И тогда через несколько дней мы получим новые данные, — добавил Аджит. — Но радиация на другой стороне Западного Стрельца А крайне высока. Будем надеяться, что программы зонда и аналогов выдержат, и мы получим-таки эти данные.

— Лучше будем надеяться, что с моим аналогом все будет в порядке, — заявил Кейн, — а то они даже не будут знать, какие данные собирать и посылать нам. — И он повернулся к экрану.

Жестокие слова повисли в воздухе.

Я видела, как Аджит отвернулся в сторону от меня. Потом он встал и прошел на камбуз.

Если я сразу пойду вслед за ним, он скажет, что я его пожалела. И будет еще больше стыдиться самого себя и того, что произошло.

— Кейн, — тихо, но сурово сказала я, — ты просто невыносим.

Он с искренним удивлением повернулся ко мне и спросил:

— А что такое?

— Ты знаешь что.

Но он действительно не знал. Кейн даже не сознавал, что такое он только что сказал. Он просто констатировал факт. Действительно, без аналога Кейна на зонде некому будет принимать научные решения.

— Я хочу поговорить с тобой наверху в обсерватории, — сказала я ему. — Но не сейчас, а скажем, минут через десять. Но ты сам должен позвать меня туда, будто хочешь мне что-то показать. — Небольшое запоздание, да еще инициатива Кейна помогут убедить Аджита в том, что я нисколько его не жалею.

Но тут я, кажется, переборщила. Кейн устал, он напряжен, у него неизбежное похмелье от первого возбуждения после такого неожиданного открытия. На такой истеричной ноте ни тело, ни ум долго выдержать не могут. Я так на него рассердилась вначале, что про него самого и не подумала.

Он резко бросил мне:

— Я встречусь с тобой в обсерватории тогда, когда сам захочу. Перестань помыкать мною, Тирза. Подумаешь, командир. — И отвернулся к своему экрану.

Аджит возвратился с камбуза с тремя бокалами на подносе.

— Надо отметить. Такое великое открытие. За это обязательно надо выпить.

Я чуть не подпрыгнула от облегчения. Все в порядке. Значит, я недооценила Аджита. Он ставит величие открытия, которое совершил Кейн, выше, чем свои собственные неудачи и промахи. Молодец, он в первую очередь настоящий ученый.

Он протянул один бокал мне, другой Кейну, третий взял сам. Кейн быстро глотнул, словно поставил галочку, и тут же вернулся назад к экрану. Я же смаковала вино и улыбалась Аджиту. Мне хотелось этой улыбкой передать ему свое восхищение — ведь он смог подняться над всеми личными обидами.

— Откуда ты взял вино? Его не было в списке поставляемых на корабль продуктов!

— Это из моих личных запасов, — улыбнулся в ответ Аджит.

Личные вещи не включаются в общий список и не проверяются. Бутылка вина, статуэтка Шивы… для экспедиции в центр Галактики Аджит взял с собой очень интересный набор. Я потягивала красную жидкость из бокала. Не похоже ни на вина Терры, ни на вина Марса, к которым я привыкла: это было грубее, резче и не такое сладкое.

— Замечательно, Аджит.

— Я решил, что оно тебе понравится. Его производят на моем родном Новом Бомбее из генномодифицированного винограда, завезенного с Терры.

Он не стал снова садиться за свой терминал. В последующие полчаса он развлекал меня историями о Новом Бомбее. Он был прекрасным рассказчиком, с хорошим чувством юмора. Кейн же весь ушел в работу и не обращал на нас никакого внимания. Уже давным-давно прошло десять минут, а он так и не вспомнил о том, что я просила его позвать меня в обсерваторию.

Минуло полчаса. Кейн, шатаясь, поднялся на ноги. Уже однажды мы наблюдали нечто подобное — когда после долгого сидения за компьютером он с трудом поднялся, не удержал равновесия, чуть не упал и в результате разбил статуэтку Аджита. Тогда он сам пришел в себя. Сейчас же Кейн тяжело грохнулся на пол.

— Кейн!

— Все в порядке, Тирза… Не устраивай панику! Оставь меня в покое!

Это было так несправедливо, что мне захотелось дать ему пощечину, но я сдержалась. Кейн потихоньку поднялся, тряхнул головой, как огромный зверь, и сказал:

— Я сильно устал. Пойду посплю.

Я не пыталась его остановить. В любом случае, я собиралась сегодня спать с Аджитом. Мне показалось, что в последние пять минут в его рассказах появилась какая-то фальшь, доля наигранности.

Но сейчас он улыбался мне, и я решила, что ошиблась. Я тоже очень устала и даже вдруг подумала, что не прочь для разнообразия провести ночь в одиночестве.

Но нет, этого я сделать не могу. Хотя Аджиту и удалось восстановиться после неосознанной, жестокой фразы Кейна, он все равно был обижен. Мне предстояло выяснить, на каком именно уровне застряла эта обида, и постараться успокоить его. В мои обязанности входило следить за нормальной психологической атмосферой на борту, чтобы экспедиции приносили максимальный эффект. Так что сейчас я должна уравновесить небрежное и уничижительное поведение Кейна. Это моя работа.

Я тоже улыбнулась Аджиту.

8. Зонд

Когда исчезла голова Аджита, никто не впал в панику. Мы в принципе были к этому готовы; рано или поздно это должно было произойти. Зонд дрейфовал в зоне слишком высокой космической радиации, причем большая часть излучения была смертоносной: гамма-лучи от Восточного Стрельца, рентгеновские лучи, мощнейшие ветра ионизированных частиц и тому подобное — я ведь даже многих названий толком не знала. Удивительно, что защитные щиты зонда выдержали так долго. Никто и не рассчитывал, что мы сможем вернуться отсюда целыми и невредимыми. Видимо, какие-то частицы или частица проникли-таки внутрь зонда и добрались до компьютера, заразили программу поддержки человеческих аналогов.

Проблема невелика, просто небольшой глюк. Вот, спустя несколько секунд включилась резервная копия, и вскоре голова Аджита была на месте. Но все мы прекрасно понимали, что это только начало. Все повторится снова и снова, а в конце концов программа будет повреждена настолько, что никакая автоматическая служба поддержки уже не поможет, потому что и она будет повреждена или потому что программа человеческих аналогов в корне отличается от всех других программ. В программу аналогов включены резервные копии для того, чтобы поддерживать наши тени (их-то мы и видим) и тень корабля; благодаря этим теням мы не сходим с ума, все нам кажется привычным. Но ни одна программа человеческих аналогов не может включать резервную копию себя самой. Даже одна копия слишком загрязняет программу и сам оригинал. Было много попыток, испробована масса вариантов, но все безрезультатно.

Более того, мы, аналоги, только частично зависим от основного компьютера. Ведь человеческий аналог это и не биологическая сущность, и не длинная последовательность кодов: и то и другое, и даже больше. Часть основы, «железо», пронизана настоящими нейронами, хотя они и сконструированы намного более прочными и износостойкими (сотни тысячи миль наноорганических полимеров). Вот почему аналоги думают так же медленно, как и люди, они не могут тягаться по скорости мысли с компьютерами. Зато мы чувствуем все, как и люди.

После небольшой поломки аналога Аджита настроение у нас, такое веселое до этого, немного упало. Но мы продолжали работать, не теряли надежды. Мы наконец-то решили, куда именно направить зонд, а потом вводили в компьютер координаты прыжка.

— Скоро увидимся, — попрощались мы друг с другом.

Я поцеловала в губы и Кейна, и Аджита. После этого мы отключились, а зонд приготовился к прыжку.

Спустя несколько дней мы оказались на другой стороне Западного Стрельца А. Мы все были в полном порядке. Будь я верующей, то возблагодарила бы Господа, но вместо этого я бросила Аджиту:

— Пока что голова у тебя на месте.

— И не зря, — рассеянно заметил Кейн; он уже нацелился к своему терминалу. — Она нам пригодится. Аджит, детекторы массы… О боже!

Кажется, все-таки мы собираемся возблагодарить Бога, хотя и не совсем по правилам. Я спросила:

— Что такое? Что там такое? — На экранах я ничего не видела.

— Ничего, — ответил Аджит. — И в то же время все.

— Выражайся ясно!

Аджит (думаю, что Кейн был настолько поглощен работой, что и вовсе меня не услышал) ответил:

— Масс-детекторы показывают, что на расстоянии менее четверти светового года от нас огромное скопление массы вещества. Детекторы радиации, причем все, вообще ничего не зарегистрировали. Мы…

— Мы движемся с нарастающим ускорением, — заметила я, проглядев данные приборов. Скорость была такой высокой, что я даже зажмурилась. — Сейчас мы врежемся в это нечто. Не совсем сейчас, конечно, но приливная сила тяготения…

Зонд был небольшой, и приливные силы тяготения предмета такой огромной массы просто разорвут нас на части, стоит нам приблизиться на опасное расстояние.

Предмет огромной массы. Но, судя по показаниям остальных сенсоров, там вообще ничего нет.

Ничего, кроме теней.

Я вдруг почувствовала странное возбуждение. Не страх, а нечто более сложное, нечто жуткое и зловещее, сверхъестественное.

Когда я заговорила, то даже сама не узнала свой голос:

— А что, если мы столкнемся с этим предметом? Я знаю, вы сказали, что все виды радиации проходят сквозь «теневое вещество», словно его там и нет вовсе… потому что его и вправду нет, по крайней мере, в нашей Вселенной… Но как насчет зонда? Что, если мы столкнемся с этим нечто до того, как сможем снять последние данные по Стрельцу А?

— Мы не столкнемся с ним, — ответил Аджит. — Нас унесет к дыре до того, как мы подойдем к этому нечто, Тирза. Кейн…

Они опять забыли обо мне. Я поднялась в обсерваторию и долго сквозь ее прозрачную обшивку смотрела на мириады звезд, разбросанных в темном небе вдали от Западного Стрельца А. Потом я повернулась и посмотрела в другую сторону на трехрукое облако крутящейся плазмы: остывая, облако распространяло вокруг радиационные лучи. Вид был чистый, ничто не загораживало Западный Стрелец А. Но я-то знала, что между нами находится огромное, массивное тело «теневого вещества», которое притягивает к себе все, что я вижу вокруг.

Слева от меня в обсерватории исчезли все экзотические растения.

Аджит и Кейн лихорадочно работали, и мне пришлось снова их отключить на пятичасовой «сон». Мы находились в зоне такой же высокой радиации, как и в первый раз, прямо посреди Восточного Стрельца А — огромной, все время в течение последних сотни тысячи лет расширяющейся зоны гигантского взрыва. Большую часть Восточного Стрельца А было невозможно увидеть на тех длинах волн, которые воспринимала я, но детекторы гамма-излучения просто с ума сошли.

— Мы не можем пропустить пять часов! — вскричал Кейн. — Неужели ты не понимаешь, какой непоправимый урон за это время нанесет зонду радиация? А нам надо собрать все возможные Данные, обработать их и послать на корабль вторую мини-капсулу!

— Вторую капсулу отошлем прямо сейчас, — сказала я. — А отключу я вас лишь на три часа. И не спорь, Кейн, я это сделаю. Человеческие аналоги могут подвергнуться намного худшему повреждению в случае нарушения правил эксплуатации, чем под воздействием радиации. Тебе это известно.

Конечно известно. В ответ он оскалился, выругался и занялся набором данных для мини-капсулы. Потом, когда капсула была отослана, он замкнулся и замолчал.

Аджит попросил:

— Одну минутку, Тирза. Я хочу тебе кое-что показать.

— Аджит…

— Никакой математики, обещаю. Хочу показать тебе кое-что, что я взял с собой на борт «Кеплера». Конечно, в программу зонда предмет включен не был, но я покажу тебе голограмму.

Аналог Аджита вызвал какую-то второстепенную программу из недр компьютера, и на пустом экране появилось голографическое изображение. Я удивленно заморгала.

Это была статуэтка — некое божество с четырьмя руками, окруженное кольцом пламени; статуя была сделана, как мне показалось, из очень старой бронзы.

— Это Натараджа, — промолвил Аджит. — Танцующий Шива.

— Аджит…

— Нет, я не поклоняюсь богам. — Он улыбнулся. — Ты ведь меня достаточно хорошо знаешь, Тирза. В индуизме много богов, тысячи, но они всего лишь отражают различные аспекты нашей реальности. Этого не понимают только невежды. Шива символизирует танец созидания и разрушения, постоянный поток космической энергии. Рождение, смерть, новое рождение. Я решил, что его место именно в сердце Галактики, где происходят все эти три процесса. Эта статуэтка хранилась в моей семье четыреста лет. Я должен доставить ее назад домой — вместе с ответами на мои научные вопросы.

— Ты привезешь статую Шивы назад на Новый Бомбей, — тихо сказала я. — Вместе с ответами на научные вопросы.

— Да, я и сам уже так думаю. — Он улыбнулся мне в ответ, вложив в эту улыбку всю свою живую, подвижную душу, но еще и вежливость и надежду. — А теперь спать.

9. Корабль

Спала я крепко и от усталости, и после секса, а наутро, когда проснулась, обнаружила, что Аджита в постели уже не было, — он сидел у терминала. Когда я вошла в кают-компанию, он сразу поднялся и с мрачным лицом повернулся ко мне:

— Тирза. Прибыла мини-капсула. Я ввел все данные в систему.

— Что случилось? Где Кейн?

— Думаю, все еще спит.

Я пошла к койке Кейна. Он лежал на спине — все в той же одежде, которую не снимал вот уже три дня, — и тихонько похрапывал. Пахло от него резко и неприятно. Я подумала было разбудить его, но решила подождать. Кейн уже столько времени недосыпает, а пока он спит, я могу посидеть с Аджитом. И, затянув потуже пояс на халате, я вернулась в кают-компанию.

— Что случилось? — повторила я свой вопрос.

— Я ввел в систему данные, прибывшие с мини-капсулой. Корректировки последних данных. Кейн говорит, что первые данные неверны.

— Кейн? — переспросила я.

— Аналог Кейна, — спокойно уточнил Аджит. — Он говорит, что в первом случае сенсоры зонда были повреждены радиацией, а они этого не заметили. Они послали предварительные данные сразу после прыжка, потому что не знали, сколько времени вообще продержится зонд. А сейчас они установили степень радиационного повреждения, восстановили программы сенсоров и снова сняли все показания. Аналог Кейна утверждает, что именно эти новые данные являются верными, а те, что мы получили ранее, недостоверны.

Я попыталась разобраться в том, что он сказал.

— Значит, теория Кейна о «теневом веществе» неверна?

— Не знаю, — ответил Аджит. — Разве кто-либо может что-то утверждать, не имея данных для подтверждения результатов? Мини-капсула только что прибыла!

— Тогда, может, и я не решилась на второй прыжок, — заметила я, имея в виду, конечно, аналог Тирзы. Мой аналог. Странное что-то я говорю. Слишком уж велико потрясение. Столько работы, столько радости, столько напряжения, такой триумф Кейна…

Я внимательнее посмотрела на Аджита. Он был очень бледным, усталым, но это вполне естественно для генномодифицированного молодого человека. И я сказала:

— Ты не выспался.

— Нет. Вчера был… трудный день.

— Да, — согласилась я и, конечно, заметила, как он деликатно выразился.

— Разбудить Кейна? — спросил Аджит.

— Я сама.

Это оказалось нелегкой задачей. Мне пришлось сильно трясти его, но вот наконец он очнулся.

— Тирза?

— А кто еще может тут быть? Кейн, надо вставать. У нас беда.

— Ч-ч-что? — Он зевнул во весь рот и откинулся на спинку кровати. Все тело у него болело.

Я набралась духу и сказала:

— Прибыла вторая мини-капсула. Твой аналог прислал сообщение. Он говорит, что предварительные данные были неточными из-за нарушений в работе сенсоров под действием радиации.

Кейн тут же пришел в себя. Он смотрел на меня как на палача.

— Данные неточные? Все?

— Не знаю.

Кейн вскочил с койки и побежал в кают-компанию. Аджит сказал ему:

— Я уже ввел данные из мини-капсулы в систему, но…

Кейн его не слушал. Он быстро включил терминал, быстро проглядел все данные и вдруг закричал:

— Нет!

Я вжалась в обшивку — не от страха, от удивления. Я никогда не слышала, чтобы взрослый мужчина так кричал.

Но дальше все было тихо. Кейн работал молча. Лихорадочно. Аджит тоже сидел за своим терминалом и работал — не как вчера, когда он просто повторял все за Кейном, а действительно работал. Я принесла им обоим горячий кофе. Кейн сразу же залпом выпил его, Аджит даже не заметил.

Прошло полчаса. Кейн повернулся ко мне. На лице его читалось поражение — все опустилось вниз: и глаза, и губы. Только волосы, грязные волосы, торчали во все стороны, как прежде. Он сказал с прямотой, присущей отчаявшемуся человеку:

— Новые данные сводят на нет всю мою теорию о «теневом веществе».

Мой голос прозвучал будто со стороны:

— Кейн, прими душ.

К моему удивлению, он послушался и, спотыкаясь, отправился в душ. Аджит еще несколько минут просидел за терминалом, потом поднялся по трапу в обсерваторию. По дороге он бросил через плечо:

— Тирза, пожалуйста, я хочу побыть один. Не поднимайся сюда.

Я так и сделала. Села за маленький стол кают-компании, уставилась на свою не выпитую чашку кофе и сидела, ни о чем не думая.

10. Зонд

Кейн сказал, что новые данные, на первый взгляд, хорошие. Именно так и сказал: «хорошие». И сразу снова засел за работу.

— Аджит? — Я все больше и больше нуждалась в его объяснениях.

Он так же, как и Кейн, был погружен в работу, но достучаться до него мне было куда как легче. Это вполне естественно. Для Кейна Аджит был второстепенным, но все же необходимым звеном интеллектуального процесса; а я была тем же самым для обоих. Аджит воспринимал такое отношение как должное — его ценили. Я чувствовала то же самое. Соперничество кончилось, и мы оба стали добрее.

Кейн был менее надежен, он ничего, кроме работы, не замечал.

Аджит сказал:

— Новые данные подтверждают, что на траектории движения газовых потоков и зонда оказывает влияние тело большой гравитационной массы. Проблема с молодыми звездами в такой близости от Стрельца А представляется более запутанной. Чтобы объяснить кривые зависимости пространства и времени с учетом влияния черной дыры и теневой массы, нам предстоит видоизменить всю теорию звездообразования. Это крайне сложно. Кейн прикидывает возможные варианты за компьютером, а я соберу данные по разным точкам Западного Стрельца А и звезд на другой стороне этого неизвестного тела и посмотрю, что у меня получится.

— А что говорят масс-детекторы?

— По их показаниям нас притягивает тело массой около полумиллиона Солнц.

Полмиллиона Солнц. А мы ничего не видим: ни глазами, ни с помощью радиосенсоров, ни с помощью рентгеновских или каких-либо других детекторов.

— У меня есть вопрос. У этой черной дыры имеется радиус, сфера Шварцшильда? Поглощает ли она свет, как и подобает черным дырам? Разве свет поглощается не силой тяготения черной дыры?

— Верно. Но излучения, в том числе и простой свет, проходят «теневое вещество» насквозь, Тирза. Неужели ты не понимаешь? «Теневое вещество» никак не взаимодействует с нормальным излучением.

— Но оно обладает силой притяжения. Почему же тогда оно не притягивает к себе свет?

— Не знаю. — Он замешкался. — Кейн думает, что «теневое вещество» взаимодействует с излучением не на уровне частиц, которые реагируют на силу тяготения, а на волновом уровне.

— Каким образом?

Аджит взял меня за плечи и шутливо встряхнул.

— Я же говорил тебе — мы не знаем. Это нечто совершенно новое, дорогая. Мы знаем о «теневом веществе» не больше, чем примитивные гоминиды знали об огне.

— Ну, не надо все идеализировать, — промолвила я.

Это была своего рода проверка, и Аджит ее выдержал. При моих словах он не напрягся, как когда я что-то не то сказала относительно рисунка Шивы, который он мне показал накануне вечером. Сейчас он просто рассмеялся и снова засел за работу.

— Тирза! Тирза!

Меня разбудил будильник-автомат. Аджит, видимо, включился незадолго до меня, потому что это он звал меня по имени. Зазвенели сигналы тревоги.

— Это Кейн! С ним беда!

Я помчалась к койке Кейна. Он лежал, как обычно, под одеялом. Тело его было в порядке, значит, дело не в программе эксплуатации. Постельное белье тоже в норме, но сам Кейн ни на что не реагировал.

— Проведи полную диагностику, — велела я Аджиту.

— Уже начал.

— Кейн. — Я слегка потрясла его, потом сильнее.

Он пошевелился, застонал. Значит, все же аналог не мертв.

Я села на край койки и, переборов страх, взяла его руку в свою.

— Кейн, любимый, ты меня слышишь?

Он сжал мои пальцы, но выражение его лица не изменилось. Потом последовало молчание. Мне показалось, что и время остановилось. Вдруг Аджит сказал:

— Полная диагностика завершена. Исчезла почти треть мозговых функций.

Я улеглась в койку рядом с Кейном и крепко обняла его.

Мы с Аджитом старались из последних сил. Наши аналоги латали себя, производили одну копию за другой. Да, копии в результате приведут к большим сбоям, но нам уже было все равно.

Потому что человеческий аналог это такая сложная комбинация компьютерных программ и нанополимеров, что нас нельзя просто заменить резервной копией. Соотношение «железа» и программного обеспечения в аналогах таково, что даже аналог с некоторыми нарушениями функций это не совсем то же самое, что человеческий мозг, пострадавший от инсульта или опухоли.

Мозг аналогов не занимается прокачкой крови или контролем дыхания в организме. Ему не нужно думать о движении мышц или секреции гормонов. Хотя он и тесно связан с «тонкими» программами, поддерживающими в нас иллюзию движения и жизни на трехмерном уровне корабля, мозг аналогов связан с компьютером гораздо более сложным образом, чем мозг простого человека, работающего за терминалом. Сейчас в нашем распоряжении были все возможности компьютера, но с их помощью мы могли совершить лишь определенные действия.

Мы с Аджитом, как могли, собрали Кейна, а точнее, псевдо-Кейна. Вот он вошел в кают-компанию и сел. Выглядел, двигался, улыбался он, как прежний Кейн. Это как раз восстановить очень легко (так же как восстановление головы Аджита или экзотических растений в обсерватории). Но человек, который сейчас тупо смотрел на экран терминала, не был прежним Кейном.

— Над чем я работал? — спросил он.

Первой ответила я:

— Над теорией «теневого вещества».

— «Теневого вещества»? Что это такое?

Аджит тихо пояснил:

— У меня тут вся твоя работа, Кейн. Наша работа. Я думаю, что смогу ее закончить. Главное, ты задал правильное направление.

Кейн кивнул; вид у него был крайне неуверенный.

— Спасибо, Аджит. — И вдруг с прежним потрясающим боевым задором он прибавил: — Но смотри только, если что-то перепутаешь!..

— Ты ведь будешь мне помогать, — весело ответил Аджит.

В этот момент я его почти что любила.

Они разработали новую схему работ. Кейн снимал показания сенсоров и проверял их по заранее установленным алгоритмам. На самом деле, если бы Аджит показал мне, что и как, эту часть работы смогла бы делать и я. Но Кейн, казалось, был доволен; он сидел за экраном с самым серьезным видом, хмурился и пыхтел.

Основную научную работу выполнял Аджит. Когда мы как-то остались с ним наедине, я спросила:

— Ты справляешься?

— По-моему, да, — ответил он без злобы или заносчивости. — Кейн заложил фундамент. Мы с ним вместе обсуждали, что делать дальше.

— У нас остался только один прыжок.

— Знаю, Тирза.

— Риск погибнуть от радиации огромен…

— Надо протянуть еще немного. Совсем немного.

Я положила голову ему на грудь.

— Хорошо. Попробуем.

Он обнял меня, но не как любовник, скорее, как хороший товарищ. Мы прекрасно понимали, что времени у нас осталось совсем ничего.

11. Корабль

Кейн был недолго удручен известием о недостоверности данных, полученных с зонда. Прошло около полусуток, а он уже забыл о своей теории «теневого вещества», заархивировал все выкладки по этому вопросу и вернулся к прежним теориям о таинственно массивных молодых звездах в опасной близости от черной дыры. Он использовал новые данные, прибывшие с зонда во второй мини-капсуле. Эти данные были логическим подтверждением предварительных показаний.

— У меня есть несколько идей, — признался мне Кейн. — Поживем — увидим.

Он не был веселым, как прежде, а о той неудержимой радости, как во время «открытия» им теории «теневого вещества», не могло быть и речи, но все же состояние у него было вполне стабильным, и он все время отдавал работе. Настоящая скала — не человек. Не так-то просто раздавить его, подумаешь, теория не оправдалась. Его спасала эта невосприимчивость.

Аджит, с другой стороны, толком и не работал. Я не могла следить за экранами его терминала, но зато прекрасно видела, как он себя ведет. Он места себе не находил, был невнимательным, но больше всего меня беспокоило его отношение к Кейну.

Аджит больше не злился.

Я делала вид, что целиком и полностью занята рукоделием, а сама тем временем внимательно приглядывалась к нему. Злость проявляется во всех движениях, во всем поведении человека самым что ни на есть грубым образом. Даже если кому-то удается успешно скрывать свои истинные чувства, то знающий человек все равно заметит признаки злости — надо только знать эти признаки: напряженные мышцы шеи, желание все время отвернуться ото всех, легкая натянутость в голосе. Ничего этого сейчас я у Аджита не видела. Напротив, общаясь с Кейном (я настояла, чтобы мы все вместе пообедали в кают-компании), он вел себя совсем иначе. Я заметила в его поведении некое превосходство, какой-то тайный триумф.

«Возможно, я ошибаюсь», — решила я. Бывало, что я ошибалась и раньше. К этому моменту я так невзлюбила Аджита, что уже не доверяла своей собственной интуиции.

— Аджит, — заговорила я, когда мы закончили обедать, — пожалуйста…

И тут взревела сирена. «Тревога, тревога, тревога…»

Я помчалась к дисплеям приборов управления кораблем. Они включились автоматически, Повреждение произошло в районе отсека по правому борту, обшивку корабля пробило тело весом примерно сто граммов и проникло внутрь. Не прошло и нескольких минут, как нанниты временно залатали обшивку. Сигнал тревоги умолк, а компьютер начал выдавать подробную информацию:

«Повреждение временно устранено наннитами. В течение двух часов необходимо провести более серьезные работы по ремонту обшивки, укрепить ее материалом типа шесть-А. Для выявления точного места пробоины и поиска материала для ремонта справьтесь в бортовом журнале корабля. В случае отсутствия…»

Я отключила компьютер.

— Могло бы быть и хуже, — заметил Кейн.

— Конечно, могло бы быть и хуже, — бросила я и тут же пожалела о сказанном.

Мне нельзя было так резко реагировать на его слова. Моя реакция показывала, насколько действует на меня общая обстановка на борту «Кеплера», а это было уже лишнее. Я, как профессионал, не могла позволить себе такую вольность.

Кейн не обиделся.

— Например, удар мог прийтись по двигателям или по жилому отсеку, а так мы еще легко отделались. Я вообще-то удивляюсь, что ничего подобного не произошло намного раньше. Ведь здесь летает так много обломков.

Аджит спросил:

— Ты пойдешь в отсек, Тирза?

Конечно пойду. Но на этот раз мне удалось сдержаться. Я улыбнулась и ответила:

— Да, только сначала надену скафандр.

— Я с тобой, — вызвался Кейн.

Я удивленно взглянула на него. Я-то собиралась позвать с собой Аджита. Мне хотелось понаблюдать за ним, когда рядом не будет Кейна; может, даже задать несколько прямых вопросов. И я спросила у Кейна:

— Разве тебе не нужно работать?

— Работа никуда не денется. Я хочу найти это тело, ведь оно осталось на борту, а так как тело весило сто граммов, то даже после того, как оно прошло сквозь обшивку корабля, от него должно было что-то остаться.

Аджит напрягся, опять его опередили и опять это сделал Кейн. Аджит сам хотел бы разыскать космическое тело; этих ученых хлебом не корми, а дай им такой мертвый осколок. Я вообще-то с самого начала думала, что Стрелец А это не что иное, как очень горячая, очень большая мертвая планета. Но лучше я буду молчать.

Я могла бы приказать Аджиту следовать за мной в отсек, могла бы приказать Кейну оставаться на месте. Но я чувствовала, что это лишь усугубит сложную ситуацию. Аджит настолько болезненно воспринимал все происходящее, он с ума сойдет, если я начну им командовать. А мне не хотелось, чтобы он и дальше погружался в то состояние, в котором находился сейчас. И потому я достаточно резко бросила Кейну:

— Хорошо, тогда собирайся!

Он улыбнулся и пошел за скафандрами.

Отсеки служили дополнительной защитной системой корабля. Там же хранились все наши запасы. Раз в несколько дней я обычно провожу полный осмотр корабля, а заодно забираю из отсеков запас пищи, которого нам хватит до следующего осмотра. Мы ведь не аналоги, нам нужна простая физическая пища, ну и конечно, психологическая поддержка, за которую отвечаю я.

При необходимости все три отсека можно герметизировать и поддерживать там высокое давление, но обычно этого не делают. Конечно, потери энергии на поддержание нормальной атмосферы невелики, но все же есть. Прежде чем зайти в отсек правого борта, мы с Кейном облачились в скафандры и шлемы с подогревом.

— Пойду посмотрю, — сказал Кейн.

Он взял с собой портативный компьютер, и я видела, как он вычислял возможную траекторию движения осколка по углу расположения корабля и месту пробоины — насколько это вообще было возможно. Но вот он исчез за стойкой с ящиками, на которых было написано: СИНТЕТИЧЕСКАЯ СОЯ.

Брешь оказалась больше, чем я могла предположить. Хотя частица была весом всего в сто граммов, но удар пришелся под неудачным углом. Однако нанниты, как всегда, были на высоте, и временный ремонт выполнили без проблем. С помощью обычных инструментов я принялась осматривать обшивку.

Кейн громко выругался.

— Кейн, что такое?

— Ничего, просто наткнулся на ящики.

— Будь аккуратнее. Меньше всего я хочу, чтобы ты тут устроил погром.

Несмотря на хорошую физическую подготовку, Кейн необыкновенно неуклюж. Голову могу дать на отсечение, что он совершенно не умеет танцевать, да и пробовать не станет.

— Ничего не вижу. Сделай свет поярче.

Я выполнила его просьбу, но он все равно еще несколько раз с шумом на что-то там натыкался. И каждый раз страшно ругался. Я внимательнее обычного осмотрела обшивку и трюм, но ничего особенного не заметила. Мы снова сошлись у двери в трюм.

— Тела здесь нет, — сказал Кейн. — Его здесь нет.

— Ты хочешь сказать, что ты его не нашел.

— Нет, его просто тут нет. Неужели ты думаешь, что в отсеке, заполненном огромными, неподвижно стоящими ящиками, я бы не смог найти все еще горячий космический осколок?

Я набрала код дверного замка.

— Значит, он исчез при ударе. Ведь он состоял изо льда, ионов и пыли.

— Ты думаешь, такой осколок мог пробить обшивку Шаада? Нет. — Он задумался. — Хотя кто его знает. А что удалось обнаружить тебе?

— Ничего особенного. С наружной стороны царапины и вмятины — ничего неожиданного. Но никакого серьезного структурного напряжения.

— Наверняка в этом месте Галактики все обломки летают по орбите вокруг ее центра, мы скоро пройдем этот участок орбиты, ведь она вращается с небольшой скоростью. Но все равно это не могло вот так произойти — ни с того ни с сего. Еще больше меня волнует зонд. Когда должна прибыть третья мини-капсула?

Кейн знал не хуже моего, когда она должна прибыть на корабль. Тот факт, что он спрашивает сейчас меня, доказывает, что напряжен он не меньше нас с Аджитом.

— Осталось три дня, — ответила я. — Наберись терпения.

— Ты знаешь, я нетерпелив.

— Да и что нового ты сможешь узнать?

— Я боюсь, что осколки, вращающиеся по орбите, могут столкнуться с зондом, и тогда конец всему. Ты знаешь, что звезды рядом со Стрельцом А движутся по орбите с огромной скоростью.

Я это знала. Он столько раз сам говорил мне об этом. Отправка зонда с самого начала была рискованным предприятием, и до сих пор Кейн радовался, что мы получили хоть какие-то данные с его помощью.

Я никогда не слышала, чтобы Кейн открыто говорил, что чего-либо «боится». Даже в шутку.

Мне хотелось отвлечь его, а раз уж он сейчас так задумался, Да к тому же ведет себя вполне смирно, то я и решила заговорить об Аджите.

— Кейн, я хочу поговорить об Аджите…

— Не желаю обсуждать этого хныкающего бездельника, — без особого интереса и раздражения ответил Кейн. — Я виноват, что выбрал его себе в ассистенты, вот и все.

Никого он на самом деле не «выбирал»; кроме него все кандидатуры просматривала целая комиссия. Кейн еще раз оглядел отсек.

— Наверное, ты права. Тело сублимировалось. Ну ладно.

Я положила руку в перчатке на его скафандр (вряд ли такое прикосновение можно назвать интимным, но ничего другого сейчас я не могла себе позволить).

— Кейн, а как насчет тайны молодых звезд?

— Так себе. Наука есть наука.

Дверь отсека открылась, и он прошел сквозь проем.

Я в последний раз окинула взглядом отсек и выключила свет — смотреть тут больше нечего.

Когда мы с Кейном вернулись из отсека, починенная статуэтка Шивы снова красовалась на столе в кают-компании, прямо в центре. Мне кажется, что Кейн даже не заметил ее, он сразу же пошел к своему терминалу. Я улыбнулась Аджиту, хотя меня озадачило, зачем он опять поставил статуэтку на стол. Ведь он говорил мне, что вообще больше не хочет ее видеть.

— Тирза, ты не хочешь сыграть партию в го?

Я не могла скрыть удивления:

— Го?

— Да. Сыграешь со мной? — И он улыбнулся одной из своих самых обворожительных улыбок.

— Хорошо.

Он принес доску и как-то странно разложил ее прямо на коленях. Заметил мое лицо и сказал:

— Будем играть здесь. Не хочу тревожить Космического Танцора.

— Хорошо.

Я совсем запуталась, придвинула стул, села лицом к Аджиту и склонилась над доской.

Мы оба прекрасно знали, что Аджит играет намного лучше меня. И оба продолжали играть: он должен был победить, я проиграть. Я была не против проигрыша, может, мне удастся кое в чем разобраться. Люди с повышенной тягой к соперничеству (а мне кажется, что я никогда в жизни не встречала человека, у кого это чувство было бы более обострено, чем у Аджита) расслабляются только тогда, когда не чувствуют никакой угрозы своему превосходству.

Поэтому я всячески пыталась показать ему, что я никоим образом не могу равняться с ним; мы переговаривались и смеялись, а Кейн тем временем весь ушел в работу над своими теориями. Статуэтка танцующего божества хитро и злобно поглядывала на меня со стола, а я с каждой секундой чувствовала, что все больше и больше упускаю из-под контроля и без того катастрофическую ситуацию.

12. Зонд

После воздействия радиации Кейн стал мягче. Кто может утверждать, как именно все происходит? Особенности личности закодированы в человеческом мозге, независимо от того, реальный это мозг или мозг аналога. Он оставался Кейном, но мы видели его более мягкую, более покладистую сторону. Раньше эту сторону затмевал его воинственный интеллект, такой же сильный, как любое мощное явление природы, скажем, ураганный ветер. Теперь, когда интеллект угас, ветер тоже стих. А вокруг оказался спокойный, тихий ландшафт.

— Вот, Аджит, — сказал Кейн, — здесь уравнения, которые ты просил.

И он переправил их на терминал Аджита, потом встал и потянулся. Слегка покачнулся, мы с Аджитом так и не смогли устранить все повреждения, возможно, даже не все заметили. Мозг — это очень сложная структура. Кейн чуть не упал, и Аджит вскочил со своего места, чтобы поддержать его.

— Осторожно, Кейн. Вот, присядь.

Аджит опустил Кейна на стул у стола в кают-компании. Я отложила свое рукоделие. Кейн сказал:

— Тирза, я себя как-то странно чувствую.

— Странно — что ты хочешь этим сказать? — Я забеспокоилась.

— Не знаю. Может, сыграем в го?

Я научила его этой древней стратегической игре, и она ему очень нравилась. Он не очень хорошо играл, гораздо хуже меня, но игра его затягивала, и он не возражал против поражений. Я достала доску. Аджит, настоящий мастер игры в го, снова занялся теорией Кейна о «теневом веществе». Я знала, что работа у него идет успешно, хотя он честно признавал, что первооснова всего заложена Кейном.

Посреди второй партии в го исчезла вся кают-компания.

Меня охватила минутная паника. Я парила в бездне, ничего кругом не видела и не чувствовала, не за что ухватиться; голова кружилась так сильно, что даже думать было невозможно. Словно где-то в самой глубине моего теперь слепого мозга зародился бесконечный крик, исполненный боли и ужаса: одна, одна, одна в полной неизвестности…

Тут же включилась автоматическая система поддержки, и кают-компания появилась вновь. Кейн ухватился за край стола и с бледным лицом смотрел не отрываясь на меня. Я подошла к нему, обняла его обеими руками. Мне так хотелось его успокоить. Потом я посмотрела на Аджита. Кейн крепко прижался ко мне. Мельком я успела заметить, что в кают-компании произошли какие-то странные перемены: дверь на камбуз стала такой низкой, что для того, чтобы пройти в нее, теперь нужно было нагибаться, исчезли один стул и доска для игры в го. Программа поддержки сама уже нарушена, и не все у нее получается.

Аджит спокойно сказал:

— Нам нужно решать, Тирза. В любой момент удар радиации может оказаться фатальным.

— Знаю.

Я опустила руки и спросила Кейна:

— С тобой все в порядке?

Он улыбнулся.

— Да. Просто на секунду я… — Он словно забыл, что именно хотел сказать.

Аджит подвинул к столу вместо недостающего стул от своего терминала. Потом сел, подался вперед и переводил взгляд с меня на Кейна и обратно.

— Нам троим нужно принять решение. Мы должны отправить на «Кеплер» еще одну мини-капсулу, и еще у нас остается один прыжок. В любой момент мы можем потерять… все. Вам это хорошо известно. И что, вы думаете, нам надо делать? Кейн? Тирза?

Всю свою жизнь я слышала, что даже из очень слабых людей, людей с недостатками, при определенных условиях получаются лидеры. Я никогда этому не верила, особенно если речь шла о таком человеке, как Аджит: с его характером, с его стремлением к лидерству, неуравновешенностью, раздражительностью. Причем все эти качества были заложены в нем так глубоко, что он даже сам не отдавал себе в них отчета. Но, оказывается, я ошибалась. Теперь я изменила свою точку зрения.

Кейн сказал:

— Я чувствую себя странно, возможно, на меня снова действует радиация, а программа поддержки уже не работает. Я думаю… я думаю…

— Кейн? — Я взяла его за руку.

Ему явно было сложно формулировать свои мысли.

— Думаю, что стоит прямо сейчас отправить мини-капсулу.

— Согласен, — поддержал его Аджит. — Но это значит, что мы не пошлем данные из точки последнего прыжка — сферы Шварцшильда Стрельца А. То есть на «Кеплере» так и не узнают, что там происходит. Они получат новые данные в подтверждение теории «теневого вещества», но основные данные по этой теории мы уже послали во второй мини-капсуле. И все-таки это лучше, чем совсем ничего, потому что, я боюсь, что если мы не пошлем капсулу сейчас, то уже никогда не сможем ее послать.

Аджит и Кейн, оба уставились на меня. Окончательное решение относительно перемещений зонда оставалось за командиром. Я кивнула.

— Я тоже согласна. Отсылайте мини-капсулу с теми данными, которые у вас есть, а потом мы будем прыгать. Но не к сфере Шварцшильда.

— А куда? — выпалил Кейн, и сейчас передо мной был почти что прежний Кейн.

— Я не вижу в этом никакого смысла. Отправить данные мы уже не сможем, они просто погибнут вместе с нами. А если мы совершим прыжок вдаль от центра Галактики, мы будем жить дольше. Скажем, прыгнем на расстояние в несколько сотен световых лет от дыры, туда, где радиация минимальна.

Как по команде, они в один голос ответили:

— Нет.

— Нет?

— Нет, — сказал Аджит, спокойно и уверенно. — Тирза, так просто мы не собираемся улетать.

— Нам и не надо улетать прямо сейчас! Мы можем подождать несколько десятков лет! Может, даже веков! Пока не иссякнут все ресурсы и программы зонда… — Или пока мы не столкнемся с какими-либо летающими обломками. Или нас не уничтожит радиация. В космосе опасность подстерегает на каждом шагу.

Кейн спросил:

— И что мы будем делать тут на протяжении нескольких веков? Я сойду с ума. Я хочу работать.

— И я тоже, — прибавил Аджит. — Я хочу снять показания у самого Стрельца А и, пока у меня есть возможность, обработать их. Ну и что, что «Кеплер» их так и не получит.

Типичные ученые.

А я? Смогу ли я, хоть и выросла на орбитальной станции, в течение нескольких столетий ютиться на малюсеньком зонде — безо всякой цели; смогу ли вот так влачить свое существование, Разрываясь между этими двумя мужчинами? Между Аджитом, который, одержав верх, стал спокойным и сострадательным. И Кейном, больным, мягким, но с поврежденным интеллектом. Я стану командиром Тирзой, возглавляющей бессмысленную экспедицию без точки назначения, без задач, без цели.

При таких условиях я просто возненавижу и их и себя.

Аджит взял меня за левую руку. Правой рукой я все еще держала Кейна.

— Хорошо, — кивнула я. — Отправим мини-капсулу, а потом прыгнем прямо к дыре.

— Да, — подтвердил Кейн.

Аджит сказал:

— Я снова засяду за работу, Тирза. Если хотите, идите с Кейном в обсерваторию, куда хотите. Я подготовлю и отправлю мини-капсулу.

Он осторожно развернулся к нам спиной и уселся за свой терминал.

Я провела Кейна к своей койке. Никогда прежде я никого из ученых к себе не пускала; обычно я сама шла к ним. В моей кровати, кровати командира, были некоторые секреты, предназначенные только для моих глаз. Но сейчас это уже не имело никакого значения.

Мы занялись любовью; а потом, когда я обнимала его красивое, стареющее тело, прошептала ему на ухо:

— Я люблю тебя, Кейн.

— И я тебя тоже, — просто ответил он, а я так и не поняла, правда это или нет. Может, этот ответ всплыл откуда-то из глубин памяти. Но и это тоже не имело никакого значения. Во Вселенной много видов любви, а я и не подозревала об этом.

Мы долго лежали молча, потом Кейн сказал:

— Я пытаюсь вспомнить число π. Помню три целых, одна десятая, дальше уже не помню.

У меня перехватило горло, но я все же сказала:

— Три целых сто сорок одна тысячная. Дальше я тоже не помню.

— Три, запятая, один, четыре, один, — старательно повторил Кейн.

Я встала с постели и пошла готовить зонд к прыжку в направлении Стрельца А, а он все повторял и повторял число π.

13. Корабль

Вторая пробоина оказалась куда более серьезной, чем первая.

Третья мини-капсула еще не пришла с зонда.

— Возможно, все наши аналоги уже мертвы, — безразлично заметил Кейн. — Они должны были совершить прыжок в точку на расстоянии одной двадцать пятой светового года от сферы Шварцшильда. У нас всегда были трудности с точным вычислением ее месторасположения. Возможно, они попали внутрь сферы, тогда зонд навсегда обречен вращаться по спирали вокруг Стрельца А. Или же получили смертельную дозу радиации.

— Возможно, — сказала я. — А как дела с проблемой массивных молодых звезд?

— Никак. Математический тупик.

Выглядел он ужасно, подавленный, усталый и, конечно же, неумытый. Последнее меня окончательно вывело из себя. Неужели так трудно, хотя бы из уважения к своим товарищам, зайти на несколько минут в душевую? Ведь это не отнимет много времени. А Кейн прекратил и физические упражнения.

— Кейн, — начала я тихим, но твердым голосом — насколько могла. — Пожалуйста…

Сработала сирена, все вокруг звенело с силой в сто пятнадцать децибел. «Тревога, тревога, тревога…»

Я проверила дисплеи приборов.

— О боже…

«Пробоина заклеена временной нанообшивкой, — выдал компьютер. — В течение получаса обшивку нужно заменить на настоящую, тип один-В, плюс починить оборудование — если возможно. Для установления места повреждения и нахождения нужных материалов смотрите…»

Я отключила компьютер.

Нынешний удар пришелся по резервному двигателю. Тело в этот раз было гораздо больше массой, чем в первый, зато теперь оно не проникло внутрь, а просто задело корабль и продолжало двигаться дальше по своей непредсказуемой траектории, так что не было никакой надежды найти этот обломок. Но наружные масс-детекторы зарегистрировали его вес — около двух килограммов; скорее всего, и двигалось оно с более высокой скоростью, чем первое. Если бы удар пришелся под прямым углом, мы были бы уже мертвы. Но тело просто скользнуло по обшивке корабля, выведя при этом из строя резервный двигатель.

— Я пойду с тобой, — вызвался Кейн.

— На этот раз искать тело бесполезно, — напомнила я.

— Знаю. Но мне тут все равно делать нечего.

Мы с Кейном надели скафандры и прошли в отсек резервного Двигателя. Я сразу поняла, что ничего не смогу тут поделать. Существуют поддающиеся ремонту поломки и такие, которые уже никак нельзя исправить. Задняя часть отсека была будто срезана, а вместе с ней и часть двигателя. Неудивительно, что компьютер посоветовал использовать материал 1-В. Можно было бы просто сказать: «Закройте все брезентом и забудьте об этом отсеке».

Пока я возилась с обшивкой, Кейн осмотрел край пробоины, а затем и бесполезный теперь двигатель. Ушел он раньше меня, и когда я вернулась в кают-компанию, он внимательно изучал данные по пробоине на экранах моих приборов. Он не заглядывал в бортовой журнал (прекрасно знал, что никому, кроме командира, заглядывать туда не полагается), но пристально рассматривал данные, придвигал и отодвигал изображение и страшно хмурился.

— Что такое, Кейн? — спросила я.

На самом деле, мне совсем не хотелось его сейчас слушать. На ремонт обшивки ушло несколько часов, и я страшно устала. Аджита не было. Наверное, спит или поднялся в обсерваторию, а может, хотя и вряд ли, пошел в спортивный зал.

— Ничего. Не знаю, что это было за тело, но приборы не зарегистрировали никакой радиации. Значит, двигалось оно не очень быстро, иначе наружные сенсоры уловили хотя бы ионизацию. Значит, либо тело было холодным, либо повреждены сенсоры.

— Проведу диагностику, — устало сказала я. — Что-нибудь еще?

— Да. Я считаю, что мы должны передвинуть корабль.

Я уставилась на него. Я успела снять шлем и бросить его на стол и наполовину расстегнула скафандр. От удара шлемом статуэтка Шивы покачнулась.

— Передвинуть корабль?

Тут в дверях показался Аджит, он только что встал с постели.

— Да, — ответил Кейн. — Передвинуть корабль.

— Но мини-капсула вернется к этим координатам!

— Она не прилетит, — покачал головой Кейн. — Неужели ты не слышала то, что я сказал, Тирза? Аналоги не отправили ее. Она и так должна была прилететь несколько дней назад. Если бы они ее отправили, мы бы уже давно все получили. Зонд исчез, аналоги тоже, больше никаких данных оттуда мы не получим. Если мы хотим новые данные, нам придется собирать их самим.

— Самим? — тупо переспросила я. — Каким образом?

— Я же уже сказал! Надо передвинуть корабль ближе к сердцу Галактики, чтобы снять показания, которые должен был снять зонд. По крайней мере, хоть какие-нибудь.

— Решения о передвижениях корабля может принимать только Тирза, — вмешался Аджит.

Он меня еще защищает! Мне не нужно никаких защитников, а тем более когда они говорят таким бессмысленно самоуверенным голосом. Я разозлилась еще больше, чем от слов Кейна.

— Спасибо, Аджит, но я и сама могу с этим разобраться!

Ошибка, ошибка.

Кейн будто ничего не заметил и продолжал:

— Я не говорю, что надо прыгнуть к самой сфере. Даже о первой точке, в которую прыгал зонд, поблизости от скопления звезд, не может быть и речи. Просто передвинуть корабль ближе к сердцу Галактики, может, на расстояние в десять световых лет от него, и лучше в точку между северным и западным рукавами Западного Стрельца А.

— То есть прямо в околоядерный диск! А там дикая радиация! — возразил Аджит.

Кейн впервые за много дней заметил Аджита и набросился на него, как мог это сделать только Кейн, особенно учитывая его отчаянное положение.

— Мы уже дважды столкнулись с обломками, которые причинили серьезный вред кораблю. Совершенно ясно, что мы находимся на пути перемещения пояса астероидов, который движется по орбите вокруг центра Галактики, пусть и на таком большом удалении. Вряд ли даже в околоядерном диске будет более опасно, ведь, позволь тебе напомнить, это всего-навсего сжатые молекулярные газы, причем профиль их радиации нам неизвестен. Это скажет тебе любой астроном-первокурсник. Или ты трусишь?

Аджит покрылся пятнами, потом побледнел, но выражение его лица ни на секунду не изменилось. Я чувствовала, что от него просто веет жаром, настоящей первобытной яростью, которая еще больше усиливалась оттого, что ему приходилось сдерживаться. Он ушел к себе в койку и закрыл за собой дверцу.

— Кейн! — гневно бросила я; я настолько устала, разочаровалась и отчаялась, что уже не следила за тоном, каким говорила. — Нельзя так…

— Больше не могу всего этого терпеть, — ответил Кейн.

Он прошел по коридору в спортивный зал, и я услышала, как он принялся бешено крутить педали велосипедного тренажера.

Я ушла к своей койке, заперла за собой дверь и с трудом закрыла глаза. Мне было очень трудно успокоиться. Даже с закрытыми глазами я продолжала видеть яростные тени трех затерянных в космосе людей.

Спустя несколько часов я позвала их обоих в кают-компанию. Кейн отказался прийти, но я настояла. Я взяла со стола статуэтку Шивы и протянула ее Аджиту — пусть сам решает, где ее лучше хранить, только не на столе. Он безмолвно унес фигурку к себе, а потом вернулся к нам.

— Так продолжаться не может, — спокойно начала я. — Мы все это знаем. Мы находимся с вами в этом замкнутом пространстве для того, чтобы решить серьезную задачу, и это важнее личных отношений. Вы оба — люди рациональные, вы — ученые, иначе вас тут не было бы.

— Не пытайся умаслить нас лестью, — заметил Аджит.

— Прости. Я не хотела. Правда, вы оба ученые, оба прошли тесты на готовность к космическим полетам, значит, вас сочли вполне рациональными людьми.

С этим спорить было невозможно. Я не стала говорить, как часто ошибаются подобные комиссии, как иногда членов комиссий подкупают взятками или они сами покупаются на известные имена и не замечают очевидного. Если Кейн с Аджитом об этом и знали, то тоже крепко держали язык за зубами.

— Во всех сложностях, которые возникли в последнее время, я виню только себя — как-никак я тьютор. В мои обязанности входит следить за гармоничной атмосферой на борту корабля, но то, что происходит у нас, никак нельзя назвать гармонией. Думаю, вы со мной согласны.

Никто не возражал. Я видела, что оба с ужасом ждут долгой, выматывающей дискуссии о динамике отношений в группе; астрофизики терпеть не могут подобных тем. И Кейн резко сказал:

— Я все равно хочу передвинуть корабль.

Я была готова к такому повороту:

— Нет, Кейн. Мы не будем приближаться к дыре.

Он поймал меня на слове.

— А можем мы тогда прыгнуть на такое же расстояние, но в другом направлении — в сторону от дыры? Возможно, нам помогут показания, снятые с другой базовой точки.

— Мы никуда не будем прыгать, пока я не удостоверюсь, что третья капсула не придет.

— И сколько времени понадобится на это?

За его мальчишескими вспышками раздражения я видела могучий интеллект, он уже прыгал вперед семимильными шагами, что-то планировал, высчитывал, взвешивал все «за» и «против».

— Еще три дня.

— Хорошо. — Он вдруг улыбнулся, а ведь за последние дни я ни разу не видела на его лице улыбку. — Спасибо, Тирза.

Я повернулась к Аджиту:

— Аджит, чем мы можем помочь тебе? Что тебе нужно для работы?

— Я ничего не прошу, — ответил он с таким странным, натянутым, но непонятным выражением лица, что я на секунду почувствовала необъяснимый страх. Но вот он поднялся и прошел к своей койке. Я услышала, как он запер за собой дверцу.

Снова неудача.

Никакого сигнала тревоги посреди ночи не было. Ничего такого, что могло бы меня разбудить, но я проснулась. Я слышала, как кто-то тихонько ходит по кают-компании. Моя правая рука уже готова была открыть дверь койки, но я поборола первое инстинктивное желание.

Что-то было не так. Интуиция, эта таинственная тень разумного мышления, подсказывала мне лежать и не двигаться. Не открывать койку, даже не пытаться просмотреть экран управления кораблем, который находился над моим изголовьем. Вообще не двигаться.

Почему?

Не знаю.

Из кают-компании до меня долетел запах кофе. Значит, кто-то из них не может заснуть, встал, приготовил себе кофе, сел за терминал. И что из того?

Не двигайся, говорил мне разум откуда-то из глубин подсознания.

Запах кофе становился все сильнее. Вот заскрипел стул. Обычные бытовые звуки.

Не двигайся.

Мне и не нужно было двигаться. Днем я не стала говорить Кейну и Аджиту о тех случаях, когда космические комиссии выносили неверные решения — либо потому, что были подкуплены, либо потому, что за громким именем не видели самого человека. И тогда тесные условия жизни и работы в космосе вкупе с раздутыми эго и постоянной работой приводили к неудачам. Тьюторам экспедиций не удавалось выполнить свою миссию. Но мы на этом опыте учились. В моей койке находилось необходимое оборудование, о котором ученые и не подозревали.

Я осторожно подняла взгляд к тому месту прямо над изголовьем, где располагался дисплей. Двигались только глаза. Я быстро моргнула по принятому коду: два раза быстро, закрыть глаза на три счета, снова два раза быстро и долго держать глаза широко раскрытыми. Экран засветился в ответ.

Дубликат корабельной базы данных. Не резервный компьютер, а совершенно отдельная система, которая была параллельно соединена с теми же сенсорами, что и бортовой журнал. Но у компьютера в моей койке была своя, отдельная от других компьютеров память, и к ней не подобраться через главный компьютер. Все ученые прекрасно разбираются в компьютерах. Если кто-то на борту захочет внести какие-либо изменения в базу данных, от этого можно уберечься только одним способом — иметь отдельную память, о которой не знает никто. Я снова моргнула по Установленному коду, хотя при этом даже пальцем не пошевелила. Сразу включились экраны с разными корабельными данными.

Все оказалось предельно просто.

Вчера в 18:50 отсек мини-капсулы открылся и принял в свои недра капсулу, но сигнал о ее прибытии на главный компьютер не поступил. Сегодня в 3:00, то есть пятнадцать минут назад, мини-капсула была открыта вручную и из нее был вынут программный блок. И снова сигнал об этом на главный компьютер не поступал.

Судя по инфракрасным сигналам, в кают-компании у терминала сидел Аджит.

Возможно, это лишь совпадение, что сигналы не прошли на главный компьютер. Возможно, в данный момент Аджит переносит данные из третьей мини-капсулы в компьютер, наслаждаясь при этом чашечкой горячего кофе и сознанием того, что он вполне законно обогнал-таки Кейна. Но я думала иначе.

А что же я думала?

Мне и думать не нужно было, я все и так знала. Все постепенно вставало на свои места, словно я смотрела голограммное видео. Все. Аджит выкрал и вторую мини-капсулу. В то утро, когда мы с Кейном крепко спали после того, как Аджит напоил нас вином в ознаменование открытия Кейном теории «теневого вещества». Что такого было в том вине? Спали мы очень крепко, а утром Аджит сообщил нам, что мини-капсула прибыла до того, как мы проснулись. И еще сказал, что уже ввел данные в компьютер. Там-то мы и услышали извинения аналога Кейна за неверные предварительные данные, на основании которых Кейн выстроил свою теорию «теневого вещества». Данные, по его словам, были испорчены воздействием радиации.

Но это Аджит сфабриковал и извинение аналога Кейна и все данные второй мини-капсулы. В действительности вторая капсула подтверждала все догадки Кейна. Аджит решил оставить данные всех трех мини-капсул для себя, чтобы самому обработать их и присвоить себе открытие «теневого вещества». Он сделал так, что вторая мини-капсула опровергла данные, полученные с первой; теперь он будет настаивать, что третья капсула так никогда и не приходила, что с погибающего зонда ее даже не отправляли.

Настоящий Кейн, мой Кейн, не нашел тело, которое пробило первую брешь, потому что тело действительно состояло из «теневого вещества». Именно из-за этого, а еще и из-за низкой скорости тело не испускало излучения. В нашем мире оно проявилось лишь наличием веса, силы тяготения. Вторая пробоина также была сделана телом, состоящим из «теневого вещества». Я была в этом уверена так, словно Кейн привел мне все выкладки и доказательства.

Знала я и еще кое-что. Если я пойду в душ и очень внимательно осмотрю себя, то обязательно в каком-нибудь укромном месте найду на теле небольшое углубление, в которое в ту злополучную ночь был вживлен подкожный датчик — прибор слежения. И Кейну тоже. С помощью этих приборов Аджит знал обо всех наших передвижениях, причем не только физических.

С помощью этого прибора Аджит мог иметь доступ к моему потайному компьютеру. Вот о чем предупреждала меня моя интуиция. Аджит не хотел, чтобы кто-то узнал, что он ворует мини-капсулы.

Но я тоже умела пользоваться подобными приборами. Правда, мне казалось, что пока еще рано прибегать к ним. Мне не хотелось думать, что наша миссия обречена на провал. Оказывается, я ошибалась.

Как же Аджит собирался присвоить себе работу Кейна? Ведь Кейн в любой момент мог обвинить его в воровстве.

Я, конечно же, знала ответ и на этот вопрос. Знала с того самого момента, когда воспользовалась тайным глазным кодом, чтобы включить свой компьютер, и наконец-то призналась себе в том, как далеко мы зашли.

Я резко открыла свою дверцу и весело крикнула:

— Эй! Кажется, пахнет кофе. Кто там не спит?

— Это я. — Голос Аджита звучал вполне искренне. — Не могу уснуть. Присоединяйся.

— Иду, Аджит.

Я оделась, туго затянула пояс и достала из тайника под матрасом пистолет.

14. Зонд

Прыжок прошел успешно. Все остались живы.

В такой близости от черной дыры вид из иллюминаторов открывался не такой грандиозный, как на большом расстоянии от Стрельца А. Мы моментально были втянуты на его орбиту, и теперь Стрелец А представлялся каким-то мутным пятном по правому борту. Аджит пояснил, что мутность появляется вследствие радиации Хокинга и большого количества сильно разогретых газов, которые затягиваются в дыру. Облака ионизированной плазмы, плавающие вокруг зонда, затеняли скопление ярко-голубых звезд IRS16 по левому борту. Мы в некоторой степени ощущали приливные силы тяготения, но зонд был мал, и потому эти силы пока не могли его уничтожить.

Аджит нашел, как можно с успехом применить теорию Кейна о «теневом веществе» к траекториям газовых потоков и к орбитам молодых звезд поблизости от Стрельца А. Он говорит, что рядом с Центром Галактики действительно может быть много «теневого вещества», его скопления возможны и на удалении от центра. Есть вероятность, что это «теневое вещество» «уравновешивает» всю вселенную: не дает ей разлететься на кусочки или разрушить саму себя. «Теневое вещество», сохранившееся с самого начала мироздания, и само может помогать поддерживать жизнь.

Кейн слушает объяснения Аджита и радостно кивает Он держит меня за руку, а я поглаживаю его ладонь своим большим пальцем, по кругу, будто рисую маленькие орбиты.

15. Корабль

Аджит сидел перед своим терминалом. Он был одет, а рядом с ним стояла чашка дымящегося кофе. Я не дала ему времени опомниться; вошла в кают-компанию и сразу выстрелила.

Усыпляющая пуля уложила его на месте. При его весе он проспит около часа. Он с шумом упал со стула: но Кейн ничего не услышал — он спал с закрытой дверцей. Я подошла к койке Аджита и внимательно ее осмотрела, даже вскрыла его личный шкафчик и проверила все содержимое. Почти все пространство внутри занимала статуэтка Шивы. Мини-капсул нигде не было.

После этого я прошла на камбуз, но там тоже ничего не нашла.

Ничего не оказалось и в душе, спортивном зале и кладовых. Возможно, Аджит спрятал кубы с информацией в отсеке двигателей или в топливном отсеке, а может, и где-то еще на корабле. Но эти отсеки не герметизированы, так что, чтобы попасть туда, он должен был либо облачаться в скафандр, либо создавать там нормальную атмосферу. Тогда мой компьютер отследил бы изменения на корабле, но я ничего подобного в его памяти не нашла. Аджнг вряд ли стал бы рисковать. Один раз он воспользовался каким-то снотворным, чтобы усыпить нас с Кейном; но больше этого делать было нельзя. Именно поэтому он и ввел нам подкожные датчики.

Думаю, что он спрятал кубы в обсерватории.

Чтобы найти что-либо там, придется покопаться в земле. Когда я закончила, все мои экзотические растения безжизненно лежали на полу. Вокруг валялись камни из фонтана. Я взмокла, устала и выпачкалась в земле. Зато я нашла то, что искала, — два кристаллических куба из двух последних мини-капсул. Все тяжелые защитные щиты были с них уже сняты. Кубы со всех сторон были облеплены землей.

Прошло сорок пять минут.

Я спустилась вниз, чтобы разбудить Кейна. Надо срочно поворачивать корабль назад; на трехместном корабле невозможно долго держать пленника, для этого просто нет подходящего помещения. Даже если мне удастся защитить себя и Кейна от Аджита, то вряд ли мне удастся защитить Аджита от Кейна. В последних двух мини-капсулах содержались данные, подтверждавшие догадки Кейна о «теневом веществе». Будь на месте Кейна кто-нибудь другой, он, возможно, и думать бы забыл о предательстве Аджита и радовался бы торжеству своей теории, но Кейн был не таким.

Аджит лежал на том же месте. Транквилизатор сработал на славу. Я выпустила в него вторую пулю и прошла к койке Кейна.

Его там не было.

Я долго стояла как вкопанная, а потом судорожно натянула скафандр.

Все герметичные отсеки корабля я уже обшарила. Дай бог, чтобы он решил еще раз внимательно осмотреть отсек по правому борту в надежде найти все же то, первое, тело, пробившее корабль! Только бы он был в отсеке резервного двигателя, пусть бы его осенила какая-нибудь бредовая идея о том, как можно его спасти! Или пусть…

— Кейн! Кейн!

Он лежал в отсеке правого борта, скафандр его был поврежден. На него упал какой-то острый пластмассовый предмет из одной из полуоткрытых коробок. Аджит сделал так, будто Кейн сам пытался открыть коробку с надписью «Запасные части для сенсоров» и случайно порвал скафандр, а нанниты не сработали вовремя и не заклеили повреждение. Конечно, не очень убедительно, но ничего другого в наших условиях придумать было нельзя, а так как репутация Аджита до сих пор была совершенно безупречная, то, скорее всего, ему бы все сошло.

Внутри скафандра был уже не Кейн.

Я опустилась на колени, обвила его руками. Я кричала, умоляла, плакала, просила его вернуться. Я била руками в перчатках по полу с такой силой, что вполне могла порвать и свой скафандр. И мне кажется, что я бы даже этого не заметила.

Потом я прошла в кают-компанию, отложила пистолет с пулями-транквилизаторами, а вместо него взяла нож и перерезала Аджиту горло. Жалела я лишь о том, что он не видел, как я это Делаю, он продолжал спать. Причем жалеть я начала только спустя долгое время.

Я подготовила корабль к длительному прыжку назад в область Ориона. После прыжка последует ускоренное торможение до Скиллиана, самого близкого из населенных миров, и на все это у нас уйдет около месяца в обычном временном измерении. Я ничего не понимаю в космофизике, но по ее законам все должно происходить именно так. Корабль не может выйти из прыжка слишком близко от большого скопления вещества, каковым является планета. Видимо, «теневое вещество» в этой теории не учитывается.

Тела Аджита и Кейна я поместила в холодный разгерметизированный отсек по левому борту. Работа Кейна по теории «теневого вещества» хранится у меня в койке. Каждую ночь я достаю два информационных куба — они сделают его имя известным, а точнее еще более известным в наших населенных мирах. Каждый день я вновь и вновь просматриваю данные, уравнения и все записи на его терминале. Я ничего не понимаю, но иногда мне кажется, что я вижу самого Кейна. Он просвечивает сквозь все эти умные символы, сквозь все эти потаенные секреты космической энергии.

Мою миссию расстроили не наши настоящие «я», а их теневые собратья — те самые, которые скрываются в глубине каждого человека. У Аджита это были амбиции и дух соперничества; у Кейна недостаток внимания к другим людям и их проблемам; у меня — гордыня, именно поэтому мне казалось, что я контролирую фатальную ярость даже тогда, когда дело приняло необратимый оборот. Злоба и раздражение были у всех нас.

Но одну вещь я оставила в сердце Галактики. Перед самым прыжком «Кеплера» я выбросила за борт в сторону Стрельца А статуэтку Шивы, принадлежавшую Аджиту. Не могу точно сказать, но мне кажется, что она полетит в направлении черной дыры в самом центре Галактики, в результате ее затянут силы притяжения и она начнет крутиться по спирали, а в один прекрасный день исчезнет за пределами сферы Шварцшильда. Именно такой судьбы я ей и желаю. Я ненавижу эту статую.

А вот что случится со мной. Я все расскажу своему начальству. Конечно, меня лишат лицензии тьютора, но меня не осудят за убийство Аджита. Командир властен делать на корабле все, что считает нужным. У меня было законное право убить Аджита. Однако вряд ли меня когда-либо еще пригласят в качестве командира научной экспедиции. Моя жизнь, можно сказать, закончена; то, что от нее осталось, можно сравнить разве что с прогоревшими, превратившимися в пепел звездами, которые, по словам Кейна, кружат по орбите вокруг Стрельца А, кружат бессмысленно, не в состоянии уже даже светить, а в конце концов умирают.

Тени.

16. Зонд

Мы остались у центра Галактики: Кейн, Аджит и я. Сфера Шварцшильда Стрельца А находится примерно на расстоянии одной пятидесятой светового года под нами. Мы все время приближаемся к ней по спирали, при этом наша скорость резко возрастает. Одна двадцатая светового года — это критическое расстояние, если мы перейдем эту черту, то назад уже не вернемся никогда. Уровень радиации здесь, как ни странно, ниже, чем поблизости от «теневого вещества» на другой стороне Западного Стрельца А, хотя и этот уровень является смертельным.

Думаю, часть моего мозга уже претерпела необратимые изменения, да и программа поддержки, которая должна чинить подобные сбои, тоже. Трудно сказать, но мне кажется, что я плохо помню все, что было до того, как мы оказались на зонде, а также и почему мы тут оказались. Иногда мне чудится, что я вот-вот что-то вспомню, но потом это что-то опять ускользает. Я знаю, что и Кейн, и я, и Аджит — это тени чего-то, но чего — не помню.

Аджит и Кейн занимаются своей наукой. Я позабыла, над чем именно они работают, но мне нравится наблюдать за ними. Аджит работает над теорией, Кейн помогает ему в мелочах — совсем как когда-то Кейн работал над теорией, а в мелочах ему помогал Аджит. Мы знаем, что вместе с нами погибнут и все результаты. Но они все равно продолжают работать, из бескорыстной любви к науке. Можно считать, что они самые безупречные ученые во всей Вселенной.

Наша миссия прошла успешно. Аджит и Кейн нашли ответы на все свои вопросы, а я смогла поддерживать на корабле гармоничную атмосферу, удовлетворяла все их потребности и при этом управляла кораблем, сумела привести его в самый центр Галактики. Я довольна своей работой.

Конечно, встречаются и трудности. В обсерватории стало как-то странно: большинство растений процветают и разрастаются, но куда-то исчез огромный кусок обшивки, и получается, что и цветы, и люди, и скамейки плавают в невесомости, на месте их удерживает только взаимное притяжение друг к другу. Я не понимаю, как мы там вообще дышим, но я много чего не понимаю; принимаю все таким, какое оно есть.

Лучше всего сохранилась кают-компания, за исключением очень низкой двери, ведущей на камбуз (не выше двух футов). Теперь каждый раз при входе и выходе приходится нагибаться. Еще исчезла койка Аджита. Нам в общем-то хватает и двух оставшихся коек, потому что я поочередно сплю то с Аджитом, то с Кейном. Терминалы сохранились, но один из них не включается. Аджит хранит в его памяти голографическое изображение, то, что когда-то показывал и мне. Какое-то индийское божество. Шива.

Шива танцует. Танцует, красиво и изящно изгибая четыре руки, в окружении кольца пламени. Все в статуэтке динамично: изогнутые руки, поднятая нога, вся фигура. Даже языки пламени. Только лишь лицо Шивы остается спокойным, отрешенным, торжественным. Кейн может часами смотреть на эту голограмму.

Бог, по словам Аджита, представляет собой поток космической энергии во Вселенной. Шива создает, разрушает и снова создает. В его ритмическом танце принимают участие и материя, и энергия, узоры складываются и разрушаются — и так на протяжении всей истории.

«Теневое вещество» — вот, над чем работают Аджит и Кейн. Теперь я вспомнила. Это вещество отделилось от Вселенной сразу после ее возникновения. Но «теневое вещество» тоже участвует в танце. Именно оно притягивало наш корабль. Мы его не видим, но это не значит, что его нет. Оно изменяет орбиты звезд, траектории наших жизней — все в великой игре теней танцующего Шивы.

Мне кажется, что нам — Кейну, Аджиту и мне — жить осталось недолго. Но какое это имеет значение? Мы все получили то, зачем сюда прилетели, а так как мы тоже являемся частью космического рисунка, то и исчезнуть бесследно не можем. Когда зонд затянет в черную дыру в центре Галактики, если мы, конечно, продержимся до этого момента, — то станем навсегда частью бесконечного, неизбежного, великого потока космической энергии, частью божественного танца.

Я к этому готова.