Лучшее за год 2006. Научная фантастика, космический боевик, киберпанк

ПУНКТ (1)

Казалось, что мы погружаемся в пучины вод, а не совершаем посадку.

Мчась навстречу ветру, грузовой челнок пробивался сквозь шторм и ливень, пока не вынырнул из туч над иссиня-черным морем. Мы направились к небольшому скалистому мысу, выдающемуся на фоне едва различимого побережья.

Зеленое дюропластовое здание космодрома было похоже на огромный фальшивый изумруд, выступавший из разорванного кольца пены. Тормозные двигатели высушивали поверхность посадочной площадки, и в воздух поднимались облака пара. Я, единственный пассажир челнока, получил разрешение покинуть корабль до того, как ржавые погрузочные роботы приступили к работе. Мое внимание привлекла армада сверкающих слитков — золото, титан и такие металлы, для которых у меня не нашлось названия. Они лежали под дождем и ожидали отправки в далекое путешествие.

Два туповатых охранника (мужчина и женщина), которых звали Визби и Смэлт, выгружали мой багаж под пристальным надзором капитана безопасности Джулии Мак. Моя местная коллега отсалютовала, и я, следуя формальному этикету, лицемерно сказал, что мне понравилось в этих местах.

— Может, сейчас вам и нравится, но это не надолго, — прокомментировала Смэлт.

— Лучше было оставить это проклятое болото архам, — добавил Визби.

— Молчать! — прикрикнула капитан Мак, и без дальнейших пререканий охранники занесли мои вещи в небольшой флаер, который, сложив крылья, дожидался нас в ангаре. Забираясь внутрь, я почувствовал, что к моему весу на этой планете прибавилось четыре или пять лишних килограммов, — к тому же в воздухе витает что-то шипучее, похожее на брызги шампанского. Возможно, дополнительное количество кислорода поможет мне справиться с возросшей нагрузкой. А может, и просто опьянит меня.

Добро пожаловать на планету Белая, старичок.

Мы понеслись по направлению к Главной Базе над окутанными туманом утесами сквозь шквал, налетающий со стороны океана. Мак это показалось прекрасным.

— Я ведь родилась здесь, — произнесла она голосом, который словно переполнял кабину. — Единственный человек, который был когда-либо рожден тут. Конечно, это противоречило политике компании; моя мама принимала противозачаточные таблетки, но что-то пошло не так, как надо. Потом мои родственники погибли в результате несчастного случая на рудниках, и меня вырастила колония. А теперь, когда начались эти убийства, стали подумывать о закрытии здешних шахт. Люди говорят, что мы отправимся домой… но мой дом здесь.

— Если у меня получится помочь вам изловить убийцу, — ответил я, — рудники не станут закрывать.

Дух недоверия смешивался с запахами плесени от ее униформы и лака от ее уложенного черного парика. Боже, как же эта женщина огромна, должно быть, весит под девяносто килограммов. И при этом она не жирная. Ее бедро, прижавшееся ко мне, оказалось крепким, как у буйвола.

Мы повернули на запад — или все-таки на север? — выше устья широкой реки, впадающей в море и разливающейся полумесяцами пены. Группы огромных морских существ дружно выпрыгивали из воды, двигаясь словно танцоры, и снова погружались обратно. И мне было видно, как сверкают их клыки.

Теперь мы спускаемся к утесу, скрытому под рядами куполов, семипластовых складов и переплетением соединительных коридоров.

Ого… А это еще что за чертовщина?

Рядом с беспорядочным нагромождением построек лежат огромные, высеченные каменные блоки, уложенные вместе, словно мозаика. Неужели я совершил путешествие на расстояние в четыре с чем-то световых года только для того, чтобы обнаружить, что инки уже побывали здесь до меня?

— Добро пожаловать в Замок, полковник, — произнесла капитан Мак, умело опуская флаер на серый круг мокрой посадочной площадки.

В детстве мне нравилось слушать рассказы о приключениях старого навигатора Маяковского — или же Открывателя Тысячи Миров, как называл его в одной из моих книг четкий холодный голос, который я до сих пор слышу в своих снах.

Именно Маяковский назвал эту планету Белой. Глядя на нее из космоса, я подумал было, что причиной тому облака водяного пара, благодаря которым она сверкает почти так же, как Венера. Но я заблуждался.

— Здесь для вас есть кое-какая информация, — сказала Мак, вручая мне куб памяти, когда мы подошли к информационному бюро.

Я вставил куб в свою записную книжку и рассеянно прослушал его содержимое, пока автоматический клерк вводил мои данные в главный сервер колонии.

Большая часть того, что сообщал куб, была мне уже известна. Устройство поведало о невероятно эксцентричной орбите Белой. О том, что ей требуется 241 год, чтобы совершить свой странный годичный цикл. О практически бесконечных сезонах, где чередование лютых жары и холода зависит только от орбитального пути, а не от наклона оси, составляющего всего около двух градусов. О некоторых элементах, похожих на земные: планета обращается с запада на восток, а в сутках 22,7 часа, к чему легко может приспособиться даже кто-то вроде меня (я испытываю проблемы со сменой дневного ритма).

Затем куб воспроизвел содержание первоначального рапорта Маяковского. Великий русский исследователь прибыл сюда в конце зимы, увидев чистые холодные голубые небеса и белизну поверхности планеты, — что и определило ее название. Потом сканеры экспедиции обнаружили искусственные строения, и навигатор вывел экспедицию к заброшенному городу.

— Кто мог создать эту огромную каменную платформу и возвести украшающие ее прекрасные храмы? — вопрошал Маяковский. — Планета мертва. Должно быть, все здесь построено такими же инопланетными странниками, как и мы. Но почему именно посреди этой бесконечной Антарктики?

Он назвал город Замком, «крепостью», а его строителей — «архитекторами». В конечном итоге из последнего родилось сленговое слово «архи».

Исследование комплекса привело к трагическому столкновению с плотоядными животными, поселившимися в храмах. Поначалу данная форма жизни вызвала у людей только интерес, к тому же звери несколько напоминали земных белых медведей — а какой же русский не любит медведей? Поэтому Маяковский и местным обитателям дал то же самое название.

— Их длинный мех меняет окрас от темного до белого, когда они выходят из тени на солнечный свет, — бормотал куб. — Клыки и когти этих животных огромны.

Затем внезапно налетела снежная буря. Когда при семидесяти градусах ниже нуля все вокруг заволокло белой мглой, а биосканеры вышли из строя из-за холода, звери набросились на исследовательскую группу.

— Двое членов экипажа погибли. Им проломили головы. Еще один пропал без вести и, скорее всего, был съеден. Звери проявляют чрезвычайно высокий, а потому опасный уровень интеллекта и хитрости.

Разумеется, это был всего лишь несчастный случай. Залежи руды, обнаруженные металлоискателями исследователей, привлекли на планету шахтерский картель. Рудокопы снесли прекрасные храмы и построили на их месте свои отвратительные купола. Тем временем закончилась зима, и оказалось, что Белая вовсе не мертва. Тысячи животных самых разных видов вырвались из своих укрытий, распустились миллиарды спор и семян, и теперь все они будут цвести до тех пор, пока не придет лето, которое превратит поверхность планеты в унылую пустыню.

Банальная мысль: жизнь настолько же хрупка, насколько и вынослива. И там, где ей удалось зародиться, она способна перенести все, что угодно.

На этом месте я отключил куб. Появился местный медик. Эту миниатюрную, энергичную китаянку звали Анна Ли.

Она заставила меня пройти стандартную процедуру медицинского сканирования. Каким странным делом занимается эта женщина. Интересно, ведь она встречает такое множество обнаженных незнакомцев и не задается ли потом вопросом, когда видит их одетыми: «Не тот ли это парень, у которого родинка на заднице?»

Я сказал ей, что не заражен никакими ужасными болезнями, если, конечно, не относить к ним то, что лучшие мои годы уже миновали. Доктор дежурно улыбнулась, не придавая значения моим словам.

— С вами все в порядке, — произнесла Анна, изучая распечатку, — но держитесь подальше от сладкого.

А сказав это, ушла.

Когда я оделся, мной снова занялась капитан Мак, которая повела меня по тошнотворным зеленым коридорам, переполненным людьми в серых рабочих комбинезонах. Их имена на жетонах, казалось, были собраны со всех концов Земли: Джианг, Гришпан, Башо, Мбаса, Джонс.

К моему удивлению, место мне отвели в правительственном секторе. Удобная спальня, шикарная персональная ванна. Широкую террасу снаружи устилает «кладка инков», блестящая под дождем. А вид, открывающийся на далекие горы за речной долиной, был бы потрясающим, если бы не заслоняющий обзор стальной экран. Кажется, повсюду в воде копошатся какие-то личинки.

— Я распоряжусь, чтобы кто-нибудь доставил ваш багаж, — сказала Мак. — Если понадобится, то главный офис Службы безопасности расположен прямо за следующей дверью. Как и в вашем номере, туда ведут две двери, из коридора и с террасы. Управляющий примет вас завтра утром, после того как отдохнете.

Она развернулась, собираясь уйти. Но у меня возник еще один вопрос:

— Скажите, а зачем здесь этот экран?

Мак нахмурилась:

— Здесь обычно спал мистер Кребс, до тех пор пока кто-то не пустил в него ракету. Хорошо, что тогда он болтал со мной в офисе Службы безопасности и не пострадал.

— Ракету?

— Всего лишь одну, из тех, что запускаются с плеча, — как будто оправдываясь, произнесла она, словно от маленькой ракеты становятся менее мертвыми, чем от большой. — Какой-то рассерженный сотрудник. Тогда-то мы и установили защитные экраны. Такой же закрывает и офис Службы безопасности.

— Ракету украли с вашего оружейного склада?

— Да. — Мак бросила на меня резкий взгляд.

— А где же теперь спит управляющий?

— В другом месте.

Она с силой закрыла за собой дверь, оставив меня отдыхать, — если, конечно, можно заснуть, чувствуя, что находишься в перекрестии прицела.

Поужинал я в столовой. Мак отвела меня к столику начальства, расположенному в отдельном помещении. Я надеялся, что встречусь там с мистером Кребсом, но выяснилось, что управляющий принимает пищу в одиночестве.

Вместо этого удалось познакомиться с дюжиной должностных лиц и инженеров. Английский был для всех вторым языком, и мне довелось услышать чудовищную смесь различных акцентов, выражающих пылкую надежду, что у меня получится обнаружить убийцу. На текущий момент на его счету уже девятнадцать жертв, что составляет почти два процента населения в 1042 человека. Вновь появилась энергичная доктор Ли, облаченная в лабораторную блузу, и сказала мне, что у нее есть голограммы тел и результаты вскрытий, с которыми я могу ознакомиться после ужина.

— Надеюсь, у вас крепкий желудок, — проговорил старший инженер, парень по имени Антонелли. При этом он скорчил рожу.

— На самом деле ничего особо ужасного там нет, — сказала Ли. — Всегда все заканчивалось одним ударом острым предметом по макушке. Странный способ убийства, но зато бесшумный и эффективный.

— Есть какое-нибудь сходство между жертвами? — спросил я. — Мужчины или женщины, старые или молодые, гомо-или гетеросексуальные?

— Нет. Если бы кому-нибудь пришло в голову создать статистику по всем обитателям колонии, и то не получилось бы большего разнообразия. По правде говоря, все жертвы довольно молоды. Но это только результат общей демографии.

Верно. С шахтерскими колониями всегда так: несколько пожилых правят бал, а множество молодых, энергичных людей выполняют всю тяжелую и зачастую опасную работу.

— Есть только одна особенность. Все случаи происходили здесь, — прервала нас капитан Мак, до поры хранившая молчание и только набивавшая рот, — Ни одного случая на рудниках. Впервые люди добровольно остаются на сверхурочные.

За столиком раздались мрачные смешки.

Когда закончился ужин, я попросил доктора Ли представить меня более молодым сотрудникам. Мы прошли по главному залу столовой, обмениваясь рукопожатиями с людьми, в чьих лицах я не увидел ничего особенного, кроме того, что они светятся той молодой свежестью, какая бывает до тридцати лет. Наверняка все эти юнцы полагают себя начальством в стадии куколки, надеясь набраться здесь опыта, а затем вернуться домой и начать восхождение по карьерной лестнице. Интересно, многим ли это удастся на самом деле?

Несколько минут спустя мы с Анной, довольно быстро перейдя на «ты», направлялись переплетением коридоров к ее клинике. Когда половина пути была уже пройдена, доктор произнесла:

— Здесь произошло первое убийство.

— Здесь?

Мы остановились посреди абсолютно пустого, голого коридора, составлявшего порядка двадцати метров в длину. Он был хорошо освещен, окна отсутствовали, и вокруг не наблюдалось ни единого места, подходящего для того, чтобы спрятаться. Я поинтересовался, кто же стал первой жертвой.

— Женщина по имени Кабрера. Атлетического телосложения, хорошо бегала; жизнь в колонии настолько скучна, что тот, кто не начинает пить, увлекается спортом. Я уверена, она сумела бы убежать, если бы увидела приближающегося убийцу.

— Чем ее ударили?

— Скорее всего альпинистской киркой — у этого оружия короткая ручка и его легко спрятать. Острие пробило продольную трещину в черепе и погрузилось примерно на семь сантиметров в средний мозг. Кабрера еще несколько часов провела в коме, а затем скончалась.

— Можно ли предположить, что убийца непременно мужчина?

— Необязательно, учитывая, сколько наших девушек занимаются единоборствами. Мужчины значительно превосходят нас количеством, и каждую неделю приходилось бы иметь дело с изнасилованиями, не умей мы постоять за себя.

— Хотите сказать, что не все здешние шахтеры джентльмены?

— Они джентльмены в той же самой мере, что и полицейские.

Дамочка с характером.

ПУНКТ (2)

(Она встретилась с Робертом — полковником Коном — в первый же вечер его пребывания на Белой.)

Я не обнаружила никаких особенностей в результатах его медицинского сканирования, кроме того, что Роберт был необрезанным. Во время обеда я также отметила про себя, что полковник Кон крупный мужчина с преждевременно поседевшими волосами.

Думаю, первый наш разговор помог ему понять ситуацию, сложившуюся на Белой. Кажется, его заинтересовала информация, которую я смогла предоставить. Мне не сразу удалось решить, умен ли он, хотя разговаривал Роберт как образованный человек. Признаюсь, интеллектуальное высокомерие — один из моих серьезных недостатков. К тому же мы, работники умственного труда, всегда немного сверху вниз смотрим на полицейских вне зависимости от того, что нам от них надо.

Когда полковник ушел, я заперла дверь лаборатории и приступила к исследованию обыкновенных для этих мест то ли червей, то ли личинок, надеясь, что уяснение структуры генома этих существ может создать модель для последующей работы над более сложными и интересными обитателями Белой.

Мысленно пожелав полковнику удачи, я погрузилась в тишину увлекательной работы, которая помогла забыть на время про трупы и убийцу.

ПУНКТ (3)

Тихий бой часов провозгласил полночь, хотя, конечно же, у меня нет ощущения, что она уже наступила. Я был готов к тому, чтобы лечь в постель, но не готов ко сну. Старый мозг продолжает устало кружить в трезвой тоске.

И все-таки хорошо, что мне внедрили этот чип прямо в гортань и не приходится говорить вслух, чтобы записать свои мысли. Никогда не знаешь, кто может подслушивать. Управление устройством чем-то напоминает чревовещание, и научиться ему несложно. Весь хлам, порождаемый потоком моего сознания, отражается в записной книжке, застывая в глубинах закодированной памяти.

Фотографии, предоставленные Анной, были умеренно мерзкими и не слишком полезными. Не больше дали и замечания Мак о смертях. Убийца знает свое дело. Его методы чрезвычайно странны. Между жертвами ни малейшего сходства.

Происшествия начались в коридорах, потом переместились к рассадникам гидропоники, а затем стали происходить повсюду. Спортсменов находили на беговой дорожке, припозднившихся рабочих — в машинных цехах и кабинетах.

Убийства продолжились даже после того, как Мак издала указ никуда не выходить без сопровождения. Одна женщина зашла в кабинку туалета, пока вторая караулила снаружи. Когда первая попыталась открыть дверь, она встретила препятствие в виде тела своей подруги.

Обычные методы расследования не дали результатов. Тесты на скрытую кровь, волосы и волокна также ничего не показали. Колония испытывает нехватку оборудования для проведения сложных психиатрических проверок. Методы, примененные Мак, были довольно грубыми; после того как произошло первое убийство, она заподозрила всех, потом отсеяла тех, кто имел твердое алиби, и арестовала трех человек, у которых его не было.

Результаты не утешали. После еще двух убийств подозреваемых пришлось отпустить на свободу.

На текущий момент у всех есть алиби хотя бы в одном случае, а обычно сразу в нескольких. Не удалось обнаружить и орудие убийства. Несмотря на количество горных инженеров, альпинистские кирки не являлись чем-то обычным; но кто-то, для кого альпинизм стал хобби, мог ввезти такую в своем личном багаже. Мак провела компьютерный анализ данных по личному багажу прибывающих вплоть до самой старой записи, но не встретила упоминания об искомом оружии.

Каменную платформу под нами пронизывают узкие проходы. Когда поползли слухи об инопланетных убийцах, управляющий вначале только посмеялся, но потом все же приказал Мак провести расследование. Учитывая, что практически любой взрослый человек оказался бы чересчур велик для подобной работы, капитану пришлось использовать радиоуправляемого робота.

В кубе памяти содержится несколько фотографий настенных изображений, найденных внизу, — так люди впервые познакомились с архами Замка, маленькими, горбатыми, коричневыми двуногими созданиями с трехпалыми лапами, тыквообразными головами и серьезными проблемами с зубами. Но не удалось обнаружить никаких свежих следов, за исключением кала и костей мелких животных.

Но это не удивляет Анну. Исходя из данных по убийствам, она уже решила, что убийца, так же как и его жертвы, — человек…

Проклятие. Я все еще безуспешно пытаюсь уснуть. Устал неимоверно, но старые мозги все так же продолжают кружить.

Решив подышать воздухом, я натянул одежду, открыл толстую транспластиковую дверь, ведущую на террасу, и обошел экран. Со стороны реки донесся раскатистый рев. Упало несколько холодных капель дождя. Над далекими холмами прогрохотал гром.

Воздух приятно освежает — фитопланктон моря и зелень джунглей старательно производят тот ядовитый газ, который нам так нравится вдыхать. Я чувствую, как быстрее начинает биться мое сердце. Впрочем, мне кажется, что, оказавшись там, внизу, среди всей этой гнили, можно почувствовать только вонь. Так обычно и бывает в джунглях.

Я совсем забыл надеть шлепанцы, и мои босые ноги замерзли. Каменные блоки оказались гладкими и скользкими. Под ногами омерзительно хлюпают мелкие червяки. Я прошел по террасе к невысокому парапету и посмотрел вниз. В черноте джунглей, обрамлявших русло реки, вспыхивают молнии. Откуда-то доносится запах, чем-то напоминающий вонь львиной клетки в зоопа…

Ого!

Уф… Мне пришлось пережить серьезное потрясение.

Позвольте пояснить. Увидев, что в офисе Службы безопасности горит свет, я развернулся и пошел туда, но кто-то распахнул дверь, наставил на меня импульсный пистолет и прокричал: «À bas!»[50]

Я бросился на камни как раз в тот момент, когда раздался выстрел. А обернувшись, увидел, как нечто крупное свалилось с парапета и исчезло.

Сейчас мне уже лучше. Сижу в офисе Службы безопасности, а молодой человек в униформе протягивает столь необходимое полотенце.

— Сэр, — учтиво произнес он, — я не знал, что вы окажетесь ночью снаружи. Дикие жив-рот-ные иногда влезают на стены.

Это тощий, некрупный и очень напряженный парень с синеватым подбородком и бегающими черными глазами. Он бегло говорит по-английски, но иногда в его речи проскальзывает странное произношение. Представился молодой офицер как лейтенант Службы безопасности Мишель Веррей.

Повсюду вокруг нас гудят и мерцают мониторы. Должно быть, именно так и выглядит рай в представлении вуайериста. В одной из спален шевелится ворох постельного белья, позволяя предположить, что под ним пытается найти уединение пара, занимающаяся любовью. Одной из наименее интересных сцен — вид пустой спальни — оказалась моя собственная комната.

Мишель — единственный постоянный помощник Мак на Главной Базе. Он с ехидцей называет ее Маман.

— Вот, полковник, — сказал он. — Позвольте мне вручить вам ключ от нашего офиса. Уверен, что это не противоречит желаниям Маман. А еще я выдам вам пистолет.

Я поднял пистолет, проверил обойму и, нажав на кнопку опознания, подождал, пока оружие запомнит рисунок капилляров на моей ладони. Привет, пистолет. Привет, полковник.

Разговор продолжался.

— Надо полагать, что на самом деле она не приходится тебе матерью?

— Не-е. Но порой мне кажется, что ей хотелось бы этого, — скорчил он смешную рожу.

Что ж, если он прав, то это будет первым человеческим чувством, какое я замечу в Мак. Мишель показал мне помещение, объяснив, что мониторы установили после первых убийств.

— Мы стараемся убедить людей держаться помещений, находящихся под наблюдением. К сожалению, оборудования не хватает. У нас недостаточно видеокамер, и кто угодно может притаиться в непокрытых областях, выжидая удобного случая для нападения.

— А люди не возражают, что вы за ними шпионите?

— Поначалу возражали. Но сейчас, когда они напуганы, уже не слишком сильно. К тому же мы шпионим и за собой тоже. Вот моя комната и мои соседи по ней. А здесь вы можете наблюдать волнующую сцену: Маман читает в постели.

Мак сняла свой парик, волосы под которым коротко подстрижены. Она выглядит словно портрет Гертруды Штайн работы Пикассо. Я поинтересовался, есть ли еще оружие в колонии, кроме примерно дюжины стволов, находящихся в стойке. Конечно же есть. Весь персонал Службы безопасности — Мак, Мишель, Визби и Смэлт — вооружен. То же самое можно сказать и про мистера Кребса, и старшего инженера Антонелли, и все остальное начальство. По факту и остальным обитателям колонии хотелось бы обладать пистолетами, но Мак против, и Кребс пока ее поддерживает.

И это чертовски правильно. Вооруженные гражданские могут оказаться пострашнее всякого убийцы.

— А что насчет ракет? — поинтересовался я.

Мишель усмехнулся, понимая, о чем я думаю.

— Все пять штук, которые остались, заперты здесь, и только у Маман есть ключ.

— Думаю, что нападение на управляющего не лучшим образом сказалось на ее репутации.

— Вся обстановка в целом плохо сказывается на ее репутации. С каждым днем она становится все мрачнее. Маман, может, и кажется непоколебимой, как Монблан, но на самом деле жутко переживает. Хотя при этом отказывается от лекарств, которые ей прописала доктор Ли.

Мишель вынес из комнаты с припасами бутылку коньяку и два пластиковых стаканчика. Выпивка зажгла долгожданный огонь в моей глотке. Мы продолжили болтать и вскоре нашли общий язык. Оказалось, что именно Мишель проводил исследование подземных туннелей.

— Вы сами собрали робота?

— Не-е. Такие штуки есть у шахтеров, чтобы проверять проходы, которые либо слишком узки, либо чересчур опасны для людей. Инженеры называют их «пауками» (в его произношении это прозвучало скорее как «пшики») — эти крошки, бегающие на трех лапках, оборудованы цифровой камерой и фонарем, работающим даже на большой глубине. Я провел машину по коридорам, записал куб памяти для Маман и для себя тоже копию припрятал.

Мишель пожал плечами и закатил глаза в притворной тревоге:

— Поверь мне, она рассвирепела бы, узнай об этом.

— Почему?

— Как и со многими другими маман, с ней бывает трудно. Мак считает, что знания — сила. Ладно, в этом она права. Ей хочется знать все, что происходит здесь. Хорошо, это ее работа. Но она ведь хочет монополизировать всю информацию, припрятать ее и использовать потом против своих врагов.

— Значит, у нее есть враги…

— Mois oui, — бодро ответил мой приятель, опрокидывая в себя остатки своей выпивки. — Все вокруг, кроме меня и Кребса, просто ненавидят ее и сотте la peste.

Бегут, значит, как от чумы? Что ж, я и не думал, что капитан жутко популярная персона. Поглощая выпивку, Мишель начал откровенничать (и к тому же стал переходить на французский).

— А зачем тебе этот куб, Мишель? — спросил я, пока он наполнял наши стаканы.

— Когда вернусь домой, хочу получить научную степень по Инопланетным Цивилизациям и начать преподавать. Я изучаю данные на кубе кадр за кадром, и мне кажется, что этого материала хватит на диссертацию. Le bon Dieu[51] сотворил меня не для полицейской службы, — добавил он, а затем покраснел, решив, что я могу воспринять это как оскорбление своей работе.

— С Богом спорить не стану, — серьезно произнес я и пожелал Мишелю спокойной ночи.

На этот раз с оружием в руках мне без приключений удалось вернуться по террасе.

«Какой хороший мальчик, — подумал я, заходя внутрь. — Он спас мне жизнь и избавил от дурной славы после смерти. Разве не чудесная получилась бы запись в конце личного дела? В первый же день своего последнего назначения полковник Роберт Р. Кон, личное дело № 52 452 928, позволил себя сожрать».

Всем доброй ночи. И приятных сновидений.

Утро началось с дождя, грома, молний и раздражающего стука. Меня спозаранку вызвали в офис Кребса. Капитан Мак вначале молотила по двери, а потом, пока я пытался разлепить веки, вела меня в напряженной тишине лабиринтом коридоров.

Спустившись в глубины Главной Базы, мы достигли новых правительственных помещений — они оказались расположенными так глубоко, что там совсем не было слышно шума грозы. Мистер Кребс явно старался предпринять все возможное, чтобы в него больше не смогли пустить ракету.

Офис был таким же огромным, чистым и уродливым, как и его обитатель. Мак молча ретировалась, и мрачный рыхлый мужчина, сидя в высоком правительственном кресле, склонился вперед, протягивая для рукопожатия два слабых пальца.

Основную особенность его лица составляют челюсти, напоминающие экскаватор. Нижний правый клык выпирает наружу. Раздутый живот Кребса нависает над краем стола, но руки у него тонкие, и возникает ощущение, что он ими не пользуется. На мой взгляд, он идеально соответствует типажу начальника — толстый мужик с каменным задом, способный только на то, чтобы отдавать приказания подчиненным, которые и умнее, и сильнее его.

— Вы опоздали на полчаса, — произнес Кребс вместо приветствия.

— А мы куда-то спешим? — раздраженно парировал я.

— Вообще-то осмотреть тело, — прорычал он, откидываясь на спинку кресла. — Захватите с собой Ли. Врач она, конечно, третьесортный, но другого у нас нет.

— Еще одно убийство?

— А Мак вам не сказала? Проклятие, все приходится делать самому. Да, оно произошло в шахтерском лагере Альфа.

— Первый случай убийства на рудниках!

— Верно. Теперь это трусливое дерьмо, работающее на меня, и вовсе не захочет выходить в забой. Думают, что они здесь только для того, чтобы жрать провизию компании, пробивать свои билеты и выполнять как можно меньше работы.

Я начал понимать, за что кому-то захотелось пустить ракету в мистера Кребса. У меня он вызывал схожие чувства. Несколько секунд Кребс посидел, разглядывая меня, а затем неожиданно спросил, выдвинув челюсть еще сильнее:

— Скажите, вы на моем бюджете?

— Нет. Мне платит штаб, а шахтерский картель потом возмещает им убытки.

— Что ж, хвала Господу за это маленькое одолжение, — произнес мистер Кребс. — И еще одна небольшая радость — покойник не был важным лицом.

На этом разговор завершился.

Я взял свою записную книжку, вставил в нее свежую батарейку и отправился на встречу с Анной у ее клиники. У Анны с собой была сумка с пробирками для взятия проб и медицинский чемоданчик, которые я помог ей нести.

— Поговорил с вашим начальником, — произнес я, пока мы спешили к взлетной площадке.

— Узнать его — значит возненавидеть, — хмыкнула Анна. — Поторопись, работает только один флаер, и мы его задерживаем.

Десять минут спустя мы отправились прямо в пасть шторма. Вот это был полет! Продолжался он один час, а может, и целую вечность — все зависит от того, как поглядеть. Проклятая черная коробка, управляющая флаером, оказалась запрограммированной на то, чтобы держаться максимально прямого пути — надо думать, ради неуместной экономии топлива, — и в результате мы помчались прямо над широким проливом, извергающим вверх бушующую черную воду. На побережье обрушивался шквал, в который мы и влетели.

Я чувствовал абсолютную уверенность в том, что очередная молния спалит черную коробку и флаер рухнет в море. Позавтракать мы еще не успели, поэтому вывернуть наружу можно было разве что собственный желудок.

Анна стоически сносила все толчки и тряску или, по крайней мере, умело делала вид. Однако я заметил, что и она вздохнула с облегчением, когда мы наконец пересекли залив и подпрыгнули, приземляясь на еще одном залитом дождем бетонном круге возле очередного беспорядочного нагромождения куполов и навесов.

— Ну вот и Альфа, — произнесла Анна.

К нам побежали люди с зонтиками — да-да, точно такими же зонтиками, что и на Земле, — но, конечно же, мы все равно промокли. На руднике размещались две дюжины работников, но трое отправились чинить шламовый насос, что бы это ни значило. Итак, я представился двум десяткам живых и одному покойнику.

Этим последним оказался молодой человек, которого звали Торнс. Он лежал лицом вниз на каменной кладке пола машинного цеха. На первый взгляд, единственным отличием от предыдущих убийств является то, что его ударили по затылку, а не по макушке.

— Оружие, похоже, проникло в заднюю медиальную борозду продолговатого мозга, — проговорила Анна в свою записную книжку.

Потом доктор надела на голову набор, состоящий из ксеноновой лампы и мощного 3D — увеличителя, опустила линзы на глаза и встала на колени. При этом ее нос почти касался заскорузлых от крови волос мертвеца.

Когда я помог ей подняться, Анна нахмурилась.

— Края ран у погибших в Замке были ровными, — пробормотала она. — Но в этот раз… рана не столь аккуратная. Оружие словно затупилось от удара. Надо будет проверить, когда отвезем тело в лабораторию. Помоги перевернуть его.

Почему-то прикосновение к мертвому телу оказывает на меня успокаивающее воздействие. Каждый раз, когда я впервые вижу покойника, это зрелище вызывает шок. Но когда прикасаюсь к телу и чувствую его тяжесть, особенно если уже началось окоченение — как, например, сейчас, — то понимаю, что имею дело с камнем и землей, но не человеком, и могу обращаться с трупом точно так же, как и с любой другой судебной уликой.

Как показала поверхностная экспертиза, в теле Торнса, кроме того, что он мертв, как выразилась Анна, нет ничего примечательного. Сделав пачку голограмм, мы упаковали его, и шахтеры помогли отнести труп в морозильник.

Остаток дня мне пришлось провести в небольшом пустом офисе с единственным монитором, попискивающим на обшарпанном дюропластовом столе. Я потягивал кофе, жевал малосъедобные сэндвичи, политые сверху ужасным синтетическим майонезом, и опрашивал выживших.

Никто ничего не видел и не слышал. Торнса все любили, врагов у него не было, и каждый человек на Альфе находился на виду у остальных в предполагаемый час убийства, попадающий, по оценке Анны, в промежуток между 6:30 и 8:00. Я успел добраться до последнего имени в списке, прежде чем Мадам Правосудие, известная древним под именем Немезиды, приподняла повязку на своих глазах и одарила меня взглядом.

Свидетеля звали Тэд Жщеч, что произносится как Жишечь. Этот бледный, раздражительный, тощий парнишка, лет шестнадцати на вид, был облачен в рабочий комбинезон, вполне способный послужить ему палаткой. Юноша скользнул в комнату, держа в руках конверт.

— Я… э… э-э-э… у меня для вас кое-что есть, сэр, — заикаясь, произнес он.

— Вот как? И что же? — Плохая еда и отсутствие какого бы то ни было прогресса в расследовании привели меня в дурное расположение духа.

Следующие пять минут Тэд старался справиться с собственным языком. Из его бессвязного рассказа постепенно стало ясно, что он работал с Торнсом в машинном цехе и именно он обнаружил тело. Прежде чем включить тревогу, он сбегал за своей цифровой камерой, справедливо рассудив, что вскоре все находящиеся на Альфе примчатся туда толпой и затопчут улики.

— Почему же ты сразу не принес мне фотографии?! — вопросил я максимально грозным голосом. Но на самом деле меня восхитила находчивость юноши.

— Я ж-ж-ж-ждал своей очереди, — объяснил Тэд, — И… э… э-э-э…

— Что? — спросил я, начиная вытаскивать снимки из конверта.

— Ну, к-к-как можете видеть, с-с-с-следы ног очень четкие.

— Следы ног?

— Ага. Они проявились, когда я применил инфракрасную вспышку. Обычный свет такого н-н-не давал. Я даже и не знал про их существование, пока не р-р-р-распечатал снимки.

Я уставился на тусклые небольшие трехпалые следы вокруг тела. Они были такими свежими, что в невидимом спектре продолжали излучать живое тепло. Ранним утром пол еще сохранял холод, и ноги убийцы, чья температура тела была, судя по всему, выше, чем температура пола, оставили достаточный тепловой след, чтобы его смогла зафиксировать камера.

— Должно быть, он сбежал, когда увидел, как ты открываешь дверь, — прокомментировал я.

Это, судя по всему, испугало Тэда.

— Вы так думаете? — спросил он, выпучив глаза. — Вы действительно так думаете?

В этот раз юноша не заикался.

Когда я показал фотографии Анне, она чуть не повыдирала свои седеющие волосы.

— О великий Дао! Мы ведь уже приходили к решению. Убийца должен быть человеком, — простонала она.

— Ладно, пусть это сделал человек. А затем трехпалый зашел туда, побегал вокруг тела, умчался обратно, скрылся в джунглях и…

Мой голос стих на полуслове. Анна посмотрела на меня. Я посмотрел на Анну. Мы оба вспомнили, где прежде видели трехпалую ступню.

— Лучше вернуться в Замок, — сказала доктор Ли. — Немедленно.

Шторм ослаб, и обратный путь был лишь слегка утомителен, что, конечно же, не большая проблема при возвращении. Расположившийся позади нас покойник, скрюченный и завернутый в прозрачный пластик, вызывал неприятные ассоциации с гигантским эмбрионом, опутанным плацентой.

Вернувшись в Замок, мы повлекли свой груз мимо широких луж и вдоль серых коридоров в лабораторию Анны. Я вытащил папку с собранной информацией и проверил изображения, полученные «пауком» под землей. И да, у архов действительно оказались трехпалые ступни, как на расплывчатых снимках, сделанных Тэдом!

Пока я готовил чай на конфорке под вакуумной вытяжкой, Анна позвонила Мак и потребовала от нее предоставить куб памяти, содержащий полное исследование подземных ходов.

— У тебя нет доступа к подобной информации! — прорычала эта неучтивая дама.

— Что это значит? — выпалила Анна. — У меня высший уровень доступа. Данные мне необходимы для работы.

— Ты офицер медицинской службы, «пенис-механик», а не офицер Службы безопасности! И у тебя нет соответствующего уровня доступа.

Тогда вперед вышел я.

— Капитан, у меня есть доступ ко всему, к чему и у вас, и даже больше. Высылайте этот проклятый куб, и высылайте его немедленно.

Я испытал довольно приятные ощущения. Пользоваться служебным положением, может, и не слишком хорошо, зато эффективно. Мы отдыхали, пока не появился Мишель с запечатанным контейнером, в получении которого нам с Анной пришлось расписаться. Молодой офицер подмигнул мне и отправился обратно по своим делам. Несколько минут спустя мы с Анной плечом к плечу вглядывались в монитор ее компьютера.

Очертания на записи неожиданно вздрагивали, успокаивались, снова подпрыгивали, расплывались. Робот проник в узкую щель между двумя циклопическими каменными блоками Замка. Вместе с ним мы спустились по крутым узким ступеням. Пятно яркого света прыгало из стороны в сторону, соответствуя движениям робота. Анна постоянно останавливала картинку, чтобы мы смогли рассмотреть относительно чистое изображение.

Вдоль гладких каменных стен маршировала нарисованная процессия архов, облаченных в фантастические одеяния из кожи и перьев. Выступающие вперед зубы придавали их головам жутковатый вид. В конце ступеней узкий коридор разделился на два рукава, уходящих вправо и влево, и робот приступил к исследованию. Проходы дробились и ветвились, и механизм проникал в маленькие комнатки, покрытые пестрой росписью, напоминающей мне искусство майя из Тикаля и Цибильчальтуна.

Это было просто очаровательно, но, учитывая стоящие перед нами задачи, абсолютно бесполезно. К тому моменту, когда просмотр подошел к концу, наш чай успел остыть.

— Так каким будет ваше заключение, господин полковник? — поинтересовалась Анна с оскорбительной иронией.

— Инопланетяне… — начал я.

— Архи аборигены, — поправила она. — Это мы — инопланетяне.

— Ладно, ладно. Во-первых, ты права. Архи не могли совершать убийства в Замке. Обернувшись в коридоре и увидев странное создание, человек побежит, закричит, станет отбиваться и вообще делать то, что эти жертвы не делали. Убийства должен был совершить человек. Следовательно, где-то нарушена логика.

Мы сидели и смотрели друг на друга. Чувствуя беспомощность от пустоты в своей голове, я спросил:

— А что нам известно про архов?

— То, что ты видел, — показала она пальцем.

— Я имею в виду… — Хотя что конкретно имею в виду, и сам толком не представлял. — Как они выживают в этом мире? Он столь причудлив. То неимоверный холод, то жуткая жара. Сезоны, длящиеся несколько десятилетий… Как они все это выдерживают?

— Это никому не известно, — вздохнула Анна. — Мы ведь словно нарыв на теле планеты. Люди принесли с собой только узость взглядов рудокопов — копай, переплавляй и отправляй слитки, а когда истощатся шахты — улетай сам.

Она смолкла на некоторое время, чтобы поставить подогреваться чай, а затем продолжила:

— И я не лучше остальных. Растрачиваю свое время, проводя рутинные обследования и залечивая травмы, полученные на шахтах. Так и рождается трескотня насчет «пенис-механика». В ней тоже есть правда. Но в свободное время я пытаюсь заниматься настоящей наукой.

— Что-нибудь полезное?

— Для того, чтобы разобраться с убийствами? Нет. Наоборот, мои исследования настолько далеки от этого дела, насколько только возможно. Я стараюсь разобраться с молекулярной биологией представителей местной фауны…

— Ага, — сказал я. — Понятно.

— В любом случае, ты спрашивал меня, как аборигены уживаются с этим миром. Отвечаю: мне не понятно, как вообще хоть что-нибудь функционирует на Белой. Мы все здесь настолько заняты своей практичностью, что ни у кого просто не хватает времени на демонстрацию своей разумности.

На этом нам пришлось остановиться. Я отправил Мишелю информацию, собранную на Альфе, и мы пошли обедать.

Вкратце перескажу события минувшего вечера: Мак, надувающая щеки, и глазеющие на меня инженеры, которые надеются, что о последнем злодеянии мне известно больше, чем им. Чтобы избежать вопросов, на которые я не хотел (что означает — не мог) отвечать, пришлось избегать общения, а потому я пожелал спокойной ночи Анне и максимально быстро потащил свой стареющий зад к койке.

За дверью, выходящей на террасу, было видно, как приближается очередная буря. Информация, содержащаяся в кубе, гласит, что «весенние дожди» предположительно будут продолжаться порядка сорока стандартных лет. Интересно, что бы сказал на этот счет Ной?

Я завалился в постель, но опять не сумел уснуть — в этот раз из-за постоянных молний — и, бормоча ругательства, снова поднялся, чтобы найти способ затенить окно.

Сверкнула молния. Из-за стекла на меня уставилось чудище.

Сверкнула молния. Я уставился в ответ. Ничего страшного, это ведь всего лишь животное.

Но оно впечатляет. Прямостоящее кривоногое тело покрывает грубый мех неопределенного окраса. Это кабан. Богом клянусь — огромный двуногий кабан. Волосатые уши, крохотные красные глазки, светящиеся необыкновенным поросячьим интеллектом, а еще грязно-оранжевые клыки, побелевшие там, где трутся друг о друга, два растут вниз и два вверх — и ко всему этому следует добавить плоское, дрожащее рыло, с торчащей из ноздрей шерстью…

Хотя, конечно же, то, что я вижу, не может быть кабаном да и вообще являться чем-либо виденным мной ранее. У этого зверя длинные когти вместо копыт и мускулистые передние конечности, подходящие как для ходьбы, так и для того, чтобы карабкаться по деревьям. Представьте себе огромного медведя, скрещенного со свиньей и с… с чем? Короче говоря, с чем-то.

Этот триумф манипуляций природной генетики скребет в темноте своими двадцатисантиметровыми когтями по прочному транспластику, производя омерзительный скрип. Сверкнула молния. Тварь полностью обнажила клыки, в которых не менее двенадцати сантиметров, и разочаровано отвернулась.

Сверкнула молния. Животное исчезло.

Несколько потрясенный, я продолжил поиски и нащупал выключатель на стене, которым и щелкнул. Да, хвала всевозможным богам, окно затемнилось. Я вернулся в постель и постарался уснуть.

В моей голове замаршировали процессии пернатых тварей, сопровождаемые двуногими кабанами и медведями Маяковского, существами, заманившими в засаду экипаж великого навигатора семьдесят лет тому назад, когда на Белой была зима…

Но почему же мне кажется, что во всех этих созданиях есть некое сходство?

ПУНКТ (4)

Я провела тот вечер в лаборатории, планируя поработать над своим проектом. Но мои мысли постоянно возвращались к телу в морозильнике.

Через некоторое время я сдалась, втащила бедного мистера Торнса на исследовательский стол и приступила к осмотру раны. И почти моментально обнаружила нечто странное.

Возможно, мне стоило незамедлительно позвонить полковнику, но мне подумалось, что он может спать. Посему я решила поговорить с ним за завтраком, не догадавшись, что, настолько устав от наших дневных приключений, могу просто проспать и упустить его по утру. И именно это и произошло.

ПУНКТ (5)

— Итак, — причмокивая, произнес мистер Кребс, — что вам удалось выяснить?

От его лишенного окон офиса разило преждевременным погребением. Да и сам этот человек, с лицом пираньи, раздутым брюхом и слабыми, крошечными ручками, казался одновременно угрожающим и беспомощным.

— Как вы думаете, кто пытался убить вас с помощью ракеты? — спросил я в ответ.

Эта проблема наполняла (без преувеличений) мои сны целую ночь, когда подсознание наконец решило заняться чем-то полезным.

— Мне нужны ответы, а не вопросы.

— Что же, их у меня еще нет. Но ваши проблемы не исчерпываются гибелью двадцати человек. К ним смело можно добавить попытку убийства управляющего колонии. Меня беспокоит тот факт, что эти случаи могут оказаться взаимосвязанными.

Кребс зарычал. Честно говорю — «гр-р-р-р-р». Как собака.

— Обратитесь к капитану Мак, — сказал он. — Это по ее части.

— Удивлен, что вы сохраняете за ней столь ответственный пост после того, как здесь все пошло в разлад, — честно произнес я.

— Я полностью ей доверяю.

Для меня в этой реплике прозвучало опасение, что любой другой, назначенный на ее место, может воспользоваться оружием, хранящимся в офисе Службы безопасности, чтобы совершить новое покушение.

— А теперь, если не возражаете, ответьте на мой вопрос. Что вы разузнали об убийствах?

Я включил свою записную книжку, и та загудела. Вкратце пересказав события прошедшего дня, я подытожил:

— К развлечению подключились и архи.

— Но они же все вымерли! — Кребс чуть ли не кричал.

— Ничуть не в большей степени, чем майя, египтяне, кельты, камбоджийцы или любая другая цивилизация, строившая ныне заброшенные города на Земле. Эти народы просто ушли. Но их потомки продолжают жить. Весна вывела архов из убежищ, и что же они обнаружили? Их Акрополис, их храмовая гора, была осквернена пришельцами — нами. Случившееся взбесило аборигенов так, что они убили человека.

Мне кажется, что это очень удобная теория, даже слишком удобная, чтобы быть правдивой.

— Значит, вы утверждаете, что никто из наших людей не причастен к убийствам?

Я терпеливо рассказал о затруднениях, возникших при попытке свалить вину за первые девятнадцать случаев на аборигенов.

— Итак, вы хотите сказать, что мы имеем дело с двумя убийцами, умерщвляющими людей одним и тем же странным способом в двух разных местах. При этом один из них человек, а второй нечто разэтакое. Это самое глупое объяснение, какое мне только доводилось слышать.

— Сэр, вы подводите черту под проблемой, — сказал я. — Доказательства невероятны. Но все равно остаются таковыми.

Дальнейшее общение оказалось пустой тратой времени. Мы просто орали друг на друга, но ничего путного не добились. Вскоре должно прилететь транспортное судно, которое заберет меня домой по распоряжению Кребса. Эта идея нам обоим доставила удовольствие.

Мне нужно было время, чтобы немного остыть после состязания по крику, я направился к лаборатории Анны и вскоре потерялся.

Надеюсь, вы поймете меня правильно, но Главная База представляет собой совершенно невообразимый лабиринт. Постройки возводились здесь в разное время, для различных целей и из того материала, что оказывался под рукой. Со временем численность населения достигла двух тысяч или около того, а затем начала уменьшаться, когда шахты стали иссякать и забрасываться. На текущий момент дюжина зданий постоянно пустует, а переплетение коридоров уводит то туда, то сюда безо всяких гармонии и смысла, зачастую завершаясь тупиком там, где запечатали заброшенное строение.

Вдобавок ко всему около половины персонала базы перманентно отсутствует. Часть из них находится в лагере Альфа — единственном действующем забое, остальные либо работают в литейной, либо разведывают новые места для обустройства рудников. Спустя некоторое время служащие возвращаются обратно, чтобы трудиться в администрации или заниматься хозяйством. Идея заключается в том, чтобы показать молодому поколению все стадии управления колонией.

Но это так же означает, что сотрудники постоянно прыгают с места на место и создают бессмысленную суету. У меня почти фотографическая память на лица, но я все еще регулярно встречаю новых людей.

В двух встреченных я опознал Визби и Смэлт, охранников космодрома, которым пришло время появиться на Главной Базе. Визби старался держаться настолько высокомерно, насколько только мог.

— Наслаждаетесь пребыванием на Белой, сэр? — спросил он с язвительной усмешкой.

По крайней мере ему удалось хотя бы выучить слово «сэр» с момента нашей последней встречи.

— Кажется, вы заблудились, сэр, — вмешалась Смэлт, натянуто улыбаясь.

Когда-нибудь я разберусь с этой парочкой.

На самом деле, заблудившись, мне удалось совершить один из самых полезных поступков за этот день. До этого момента приходилось иметь дело только с голыми фактами. Теперь же я прочувствовал ситуацию. Убийца охотится за своими жертвами в некотором подобии подземных джунглей. Чтобы получить полное представление о вершимой им кровавой бойне, добавьте ко всему и то, что ему, похоже, совершенно безразлично, кого именно убивать.

Я провел несколько часов, блуждая, выясняя направление, обнаруживая, что указания неверны, и снова запутываясь. Иногда мне доводилось проходить мимо закрытых окон, выходящих на речную долину. Или же на окруженную высоким забором площадку, где на дюропластовых скатах стояла прикрытая чехлами техника. Или я вдруг натыкался на огромный куб, опутанный толстыми кабелями, — главный генератор, примитивный реактор, работающий на расщеплении. Как я понимаю, вся Белая управляется по принципу максимальной экономии.

Но выбраться мне так и не удавалось, и вскоре я снова начинал блуждать по лабиринту, точно спятившая крыса. Наконец, осознав, что энный раз сбился с пути, я спросил дорогу у привлекательной черноволосой девушки-инженера, по имени Элоиза. Мы поболтали, и она пригласила зайти к ней в комнату, объяснив, что вместе со своим парнем находится «вне смены» — неуклюжая фраза — после рудников.

Ее кавалера зовут Джамаль, он мощного телосложения, темен и крепок, как турецкий кофе. Они с Элоизой делят очень тесную комнату, но счастливы тем, что имеют хотя бы это. Я поинтересовался, почему им выделили так мало места, учитывая множество пустующих зданий.

— Мак говорит, это ради безопасности, — прорычал Джамаль. — Мы должны оставаться на виду камер, следящих за каждым нашим шагом, даже когда принимаем душ или занимаемся любовью. Я прямо-таки вижу, как капитан с Кребсом лежат в постели — может, это и покажется невероятным, но поговаривают, что они спят вместе, — и подглядывают за нами, удовлетворяя свои скотские инстинкты.

Мне лично кажется, что Мак и Кребс совершенно асексуальные существа, но я не стал об этом говорить. А вместо этого отметил, что моральное состояние обитателей колонии явно находится на грани.

— Даже ниже, — сказал Джамаль, и его голос прозвучал устало. — Все ненавидят начальство и перепуганы до смерти.

Я присел рядом с Элоизой на край их кровати. Джамаль устроился на полу.

— Понимаете, вас ведь не было здесь в эти два последних года, — продолжил мужчина, — Вы смотрите на количество жертв и думаете: «Хорошо, девяносто восемь процентов населения все еще цело». Но когда живешь здесь в то время, как совершаются убийства, давление нарастает. Каждый раз, когда мне приходится оставлять Эл, я думаю, увижу ли ее снова. И она не меньше беспокоится обо мне.

Элоиза пригладила свои спутанные волосы и кивнула. В ней есть какое-то внутреннее спокойствие, которого недостает Джамалю, но она поддерживает своего кавалера.

— Это тяжело, — легко произнесла она. — Уверена, что никому не захочется теперь прилетать сюда. А те, кто уже здесь, считают дни до того момента, как смогут улететь. Белая скоро окажется заброшенной.

Девушка не столь резка в суждениях, как Джамаль, и старается быть честной даже по отношению к Мак, которую все остальные винят в своих бедах.

— Капитан попала в ужасную ситуацию. Если она и боится чего-либо, то это того, что придется бежать с Белой. Уверена, Джулия старается сделать все возможное, чтобы найти убийцу, и не думаю, что у других получится лучше. Я хочу сказать, как можно вычислить того, кому все равно, кого убивать?

— Проклятый маньяк, — пробормотал Джамаль.

— Не все так просто, — задумчиво произнесла Элоиза. — Убийства совершаются произвольно, но в то же самое время преступник действует расчетливо и неторопливо. Я бы даже сказала… хладнокровно. Кто-то поставил себе некую цель. И эта цель не что иное, как выжить нас с планеты.

— Но зачем одному человеку пытаться прогнать отсюда других людей? — спросил Джамаль, но ни у кого из нас не нашлось ответа.

Конечно, мы встретились с примечательным исключением — убийством Торнса. Приютившие меня люди еще не слышали о случившемся. Но наш разговор заставил меня снова вспомнить об этом происшествии.

Испытывая сильное желание вернуться на Альфу, я поблагодарил молодую пару и попросил показать, как мне добраться до взлетной площадки. Они проводили меня, и можно сказать, что мне сопутствовала удача, поскольку флаер как раз разогревал двигатели. Путешествие оказалось ничем не примечательным, и добрались мы без приключений.

На месте я спросил, где Тэд Жщеч, и узнал, что он больше не станет делать фотографий. Никогда.

Нет, он не погиб от привычного удара по голове.

Менее чем за час до моего прибытия, когда Тэд работал снаружи, исправляя заклинивший клапан шламового насоса, его схватило нечто, напоминающее двуногого кабана, и утащило — скорее всего, намереваясь сожрать.

Сотрудники Альфы собрали поисковую группу, чтобы попытаться возвратить останки Тэда. Я попросился с ними, и мне разрешили присоединиться.

Пока я переодевался, поступил звонок от Анны. Разыскивая меня, она вначале позвонила Мишелю в офис Службы безопасности и спросила, не замечает ли он меня на одном из своих мониторов. Он ответил, что видел меня с Элоизой и Джамалем. Она позвонила им, и они сказали, что проводили меня к флаеру. Потом Анне перезвонил Мишель и попросил передать, что тоже хочет увидеться со мной.

Забавно, но для того, чтобы срочно всем понадобиться, достаточно куда-нибудь уехать.

Анну полностью занимало ее последнее открытие.

— Прошлой ночью я обнаружила в черепе Торнса кусочки бронзы. Я не специалист в металлургическом анализе, поэтому попросила проверить осколки одного из наших инженеров.

— И что?

— Похоже, для обработки бронзы использовался какой-то грубый, примитивный способ. Сплав мягкий, поэтому оружие смялось при столкновении с черепом. Хотя, может быть, оно предназначалось для того, чтобы пробивать более мягкие, хрупкие головы.

— Если говорить коротко, его изготовил арх, чтобы убивать других архов, и прочность человеческой головы преподнесла сюрприз владельцу оружия.

— Вроде того. Когда думаешь возвращаться?

— Здесь собирается группа на поиски Тэда Жщеча, и я иду с ними. До него добрался дикий зверь.

— Великий Дао! Что за зверь?

Я описал животное.

— Ох, это Ursasus terribilis, — сказала она.

— Что это значит?

— Ужасный медвежий боров. Я начинала классифицировать местную фауну и давала им названия на латыни, ну и так далее. Потом прекратила ввиду полной бесполезности. Ох, бедняга Тэд.

— Может, нам еще удастся его найти.

Кто-то громко зовет меня. Мишелю придется подождать.

Мы надели водоотталкивающие очки и прозрачные дождевики из дышащего материала, под которым не станешь тонуть в собственном поту. Все вооружены до зубов. Флаер отправился кружить над зоной поисков. Никто не надеется что-либо обнаружить; джунгли полны органики, сбивающей с толку биосканеры.

Поначалу прогулка вглубь дождевых зарослей Белой даже возбуждала. Но к данному моменту их зелено-сине-багровые тона уже не кажутся чем-то необычным. При более близком знакомстве с этими местами мурашки бегут по коже. Все вокруг сочится водой; под ногами хлюпает при каждом шаге. Лианы раскачиваются, подобно маятнику старинных часов; как они перемещаются, заметить не удается, но посмотришь туда-сюда и поймешь, что они изменили свое положение.

Деревья в основном представляют собой небольшие извилистые переплетения узловатых ветвей, со стволами не толще руки. Высоких нет — у них не было времени, чтобы вырасти. Листья всевозможных форм тянутся к слабому свету, так безжалостно затеняя друг друга, что подножие джунглей устилает мертвая, гниющая растительность.

Цветов нет, вокруг простираются монотонно-утомительные заросли. Жужжат какие-то твари, похожие на летающих раков. В просвечивающем небе мечутся маленькие тени, которых кто-то в переговорном устройстве назвал «дневными нетопырями». Надо думать, они охотятся на «раков». Прямо сейчас я вижу, как по веткам прыгает похожее на попугая существо с когтями, клювом и сложным узором оперения. В грязи копошатся привычные мелкие белые червячки, которых тут миллионы. Мои ноги давят их на каждом шагу. Возникает ощущение, что идешь по потрохам какого-то дохлого, разлагающегося зверя. Даже через фильтры дыхательной маски проникает запах гниения, не совсем похожий на земную гнилостную вонь; резкий запах аммиака, метана, тошнотворная примесь… чего? Хлора? И вдобавок к тому тот самый запах львиной клетки, который я уже чувствовал на террасе в Замке.

В темноте прошипели лазеры, и срезанные ветви, дымясь, упали на землю, где их поглотила жижа. Почва напоминает огромную губку, и на каждом шагу утопая по колено. Мои ноги вскоре стали болеть, а колени задрожали. Мы осмотрели все вокруг лагеря, но так ничего и не нашли.

Тэд просто исчез. Точка.

Вернувшись на Альфу, я почувствовал себя крайне изможденным. Упал на чью-то койку и вздремнул пару часиков. А когда проснулся, один из парней сообщил, что мне звонили из Замка.

— Почему не разбудили?

— Проще сказать, чем сделать, старичок. Ты был в ауте.

Первый раз меня в лицо назвали стариком.

Я похромал к ближайшему монитору, чтобы просмотреть пропущенный звонок. Изображение Мишеля сообщило мне, что хочет увидеть меня как можно скорее. Я набрал его номер, но в ответ снова получил только записанный ролик, пообещавший перезвонить мне при первом удобном случае.

Размышляя над произошедшим, я выпил суррогатного кофе и съел еще один бутерброд с химическим майонезом. Если Мишель хотел поговорить со мной, то почему не перезвонил и не ответил на мой звонок?

Я позвонил капитану Мак и спросил, не знает ли она, где офицер Веррей. Выглядела Джулия, если это, конечно, возможно, еще угрюмее, чем обычно. Но нет, у лейтенанта выходной до следующего дня. Где спит? Мак нетерпеливо продиктовала мне телефонный номер комнаты, которую Мишель делил с двумя девушками и еще одним парнем. Я позвонил туда. Его соседи были на месте, но самого офицера там не оказалось. Я вызвал Анну и попросил найти его.

— Но мне надо дождаться результатов анализа бронзы.

— Прошу, найди Мишеля.

Я отправился к коменданту Альфы и попросил одолжить флаер.

— Это невозможно, — ответил он, — аппарат работает только по постоянному расписанию.

— Когда следующий рейс к Замку?

— Завтра в полдень, — сказал комендант.

— Спасибо, — произнес я.

Я вышел на взлетную площадку и увидел, что механик как раз закончил проверку. Сказал ему «привет», дождался, пока он зайдет в помещение, забрался в кабину и приказал черной коробке отнести меня в Замок.

— Слушаю и повинуюсь, — ответило устройство.

— Не принимать никаких звонков до окончания полета, — добавил я.

— Слушаю и повинуюсь, — сказало устройство.

Я откинулся в кресле и задумался, как стану объяснять захват машины, если после всего этого меня встретит живой и невредимый Мишель.

Как оказалось, можно было не волноваться.

К моменту моего возвращения тело уже обнаружили, и Главная База напоминала растревоженный муравейник.

Не менее самого убийства удивлял способ, которым его совершили: Мишелю Веррею выстрелили в спину в том же коридоре, где почти два стандартных года назад нашли труп Кабреры.

К лейтенанту убийца не стал приближался, драки не было. Импульсным зарядом выстрелили из дальнего конца коридора. Поясная сумка офицера оказалась широко распахнутой, а замок на ней сломан, что позволяет предположить ограбление. Пистолет Мишеля пропал. Не убили ли молодого человека из собственного оружия?

В моем сознании прокрутился сценарий произошедшего: Мишель столкнулся с убийцей, выхватил пистолет, но оружие выбили у него из руки — возможно, его противником был кто-то из тех участников групп рукопашного боя, про которые рассказывала Анна. Тогда полицейский развернулся и побежал, а убийца подобрал оружие, хладнокровно прицелился и пристрелил лейтенанта…

Но я даже не уверен, что Мишель бежал в момент выстрела. Так решила Мак, но голограммы, которые она сделала с тела, показались мне неоднозначными. Если выстрелить в человека, бегущего по гладкому полу, он не только падает, но и скользит. Царапин на лице Мишеля осталось явно маловато для подобного вывода. Я бы скорее сказал, что он торопился, но не бежал, и Анна тоже была склонна со мной согласиться.

Оказавшись в своей клинике, доктор Ли зарыдала — впервые я увидел ее в таком состоянии. Тело Мишеля лежало на столе и выглядело ужасно. Как всегда, когда имеешь дело с подобным видом боеприпасов, входное отверстие диаметром с мизинец, а выходное — с мою голову. Заряд, конечно же, дезинтегрировался, как и положено, не оставив улик.

— Даже Мак потрясена, — произнесла Анна, рыдая на моем плече. — Я видела ее лицо, когда вносили тело. Она словно оцепенела. Все продолжала повторять: «О нет! Только не он! О нет!».. Понимаешь, Мишель ведь являлся ее правой рукой, почти сыном. Теперь Джулия и в самом деле осталась одна.

Что поделаешь, убийца должен был рано или поздно добраться и до лучших из нас.

Анна умылась в лабораторной раковине и печально произнесла:

— Пора приступать к вскрытию.

— Не сейчас, не надо. Лучше завтра. Мишель уже никуда не убежит. Давай помогу положить его в лед.

Мне было жутко прикасаться к трупу, но как только я это сделал — все пришло в норму. Мишеля больше нет; его светлый ум, живое остроумие, смешной галльский акцент, нарисованное им для себя будущее — всего этого теперь не существует. А тело — только улика.

Мы завернули его и уложили в морозильник рядом с Торнсом. У нас набирается настоящая коллекция мертвых юнцов.

Анна нуждалась в компании, поэтому мы отправились в мой номер и, после того как я проверил оружие, на случай если появятся медвежьи боровы, вышли на террасу.

В отдалении продолжал идти дождь, но в тучах образовался разрыв, сквозь который был виден закат бледного лимонно-розового цвета. Впервые я вижу, чтобы на Белой светило солнце. Начинаю понимать, как станет выглядеть этот мир в волшебные десятилетия между весной и летом, а потом между осенью и зимой — когда не царствуют ни жестокий холод, ни непереносимая жара, ни сырая грязь. Здесь будет прекрасно.

Некоторое время мы постояли, держась за руки, словно влюбленная парочка. Анне надо было отвлечься, и я принялся рассказывать о влажных диких лесах, окружающих Альфу, о странных созданиях и беспокойных деревьях. Ее настроение немножко приподнялось.

— Я мечтаю заниматься настоящей наукой, — сказала она. — Не хочу, чтобы меня затянула рутина. Я тут провела небольшое исследование этих личинок.

Она показала на червячков, ползающих по террасе.

— Эти вездесущие существа необыкновенно причудливы. У человека порядка сорока тысяч генов, а у них в пять раз больше.

— Что, у этих маленьких червячков? Но почему?

— Не знаю. Они ровно настолько примитивны, насколько кажется, — нечто вроде подвижного желудка. И только представь себе шансы всевозможных генетических отклонений, приводящих к гибели организма, — слишком много информационных блоков. Все так похоже на произошедшие убийства, — добавила она. — У нас тоже слишком много информации, но толку от нее никакого.

Анна снова возвращалась к той же теме, и, вздохнув, я оказался вынужден признать, что уйти от нее не получится. Доктор Ли пребывает в трауре по поводу гибели Мишеля, который явно обладал даром пробуждать к себе заботу у более взрослых женщин.

— Он был таким милым юношей. Еще чуть-чуть, и смог бы отправиться домой. Как ужасно, что погибают молодые люди.

Анна снова начала плакать. Я обнял ее… Она такая маленькая, что при всей седине в ее волосах кажется, будто держишь ребенка. От меня требовалось найти слова утешения, но в этот момент — и как всегда не вовремя — меня посетило озарение.

— Анна, послушай. Объясни мне: зачем Мишелю потребовалось спешить именно по этому коридору?

Она подняла на меня заплаканные глаза, но сознание ее, как всегда, оставалось ясным.

— Ох! Конечно, тот проход ведет к моей лаборатории. Ты хочешь сказать, что, не сумев найти тебя, он пошел ко мне.

Несколько секунд мы смотрели друг на друга.

— Пойдем, — сказал я.

— Куда?

— Просто мне удалось поймать лучик света. На сей раз внутреннего. Кажется, я догадываюсь, что именно искал убийца в поясной сумке Мишеля. Пойдем поговорим с его соседями по комнате.

Меня охватили размышления о мести.

Анна необычная женщина. Она не стала задавать вопросов, а просто повела меня лабиринтом этих жутких построек. Несколько раз я спотыкался, потому что мои мысли витали в другом месте, пытаясь собрать воедино уйму разных вещей, и наконец во всем произошедшем стал проявляться некий смутный смысл. Комната Мишеля располагается в периферийном здании. Она огромная, чистая, хорошо освещенная; четыре койки отделены друг от друга семипластовыми перегородками; на подушке погибшего лежал букет искусственных цветов.

Его соседи по комнате пили что-то с кислым запахом самопальной браги и переговаривались тихими голосами. Я спросил у них, где вещи Мишеля.

— Все забрала капитан Мак, — ответила молодая евроазиатка Джоспин, которая, судя по всему, заправляла в этой группе. — Она вместе с этими типами Визби и Кем-то-там-еще практически все здесь перевернула вверх дном.

— Она сказала, — добавил парень, — что ищет улики.

Они принялись спорить. Кто-то утверждал, что Мак только выполняла свою работу, кто-то — что она просто невоспитанна и бесчувственна. Я прервал их спор:

— Послушайте. Все вы знаете, кто я такой и ради чего прибыл на Белую. И мне кое-что нужно… кое-что, чем может обладать один из вас. По крайней мере, очень на это надеюсь.

Я объяснил им, из-за чего, на мой взгляд, мог быть убит Мишель и что мне очень надо знать, существует ли этот предмет до сих пор. Джоспин пристально посмотрела на меня, а затем залезла в свою поясную сумку и извлекла баночку с таблетками.

— От ПМС, — пояснила она с робкой улыбкой, а затем вытряхнула из баночки — нет, не таблетку — куб памяти и протянула мне. — Он просил спрятать это, — произнесла она, — и сказал никому не отдавать. Но не объяснил почему.

— Мне тоже пока неизвестно почему, — ответил я. — Но надеюсь узнать. Премного благодарен и… (стараясь говорить как можно более выразительно) никому не рассказывай об этом.

В лаборатории Анны мы включили куб, и, конечно, это оказалась копия исследований подземных переходов Замка, которую Мишель записал для себя.

— Мы уже смотрели ее, — разочарованно произнесла Анна.

— Но, возможно, не полностью.

Как и в прошлый раз, мы сели рядом и приступили к просмотру. Снова маленький робот спустился в щель полуметровой ширины. Снова мимо нас проплывали изображения необычных существ в причудливых одеяниях. Мы входили в знакомые комнаты, оставляли их, продвигались на трех ногах по коридорам, заходили в следующие помещения.

Я начал беспокоиться. Вечная проблема с интуицией — пока все не проверишь, ошибки кажутся не менее убедительными, чем истинна.

— Не вижу ничего нов… — начала говорить Анна, но в этот миг я что-то прокричал. Вполне возможно, что и «Вот дерьмо!»

«Паук» вполз в комнату, которой мы раньше не видели, медленно прошелся по стенам своим фонарем. Перед нами предстала картина жертвоприношения. Как на средневековых картинах или же на страницах комиксов, цепочки изображений рассказывали историю.

В отличие от наших ацтеков, архи пользовались металлическим оружием, излюбленной формой которого стало нечто с длинным древком, с одной стороны заканчивающимся изогнутым лезвием, а с другой — шипом. Жрец приносил в жертву своим богам одного из представителей собственного вида именно с помощью этого орудия.

Метод знаком, смертельный удар наносился шипом по макушке. Но за ударом следовало и продолжение — голову отсекали топором, после чего собравшиеся верующие поедали мозг.

Жертвы не выглядели сопротивляющимися; свет исходил от их лиц и окружал тела полноцветным радужным ореолом. Над собравшимися парило божество, излучающее сияние; в последней сцене оно приветствовало принесенных в жертву в местном аналоге Вальхаллы.

— Похоже, архи обедают выходящими на пенсию, — бессердечно произнес я.

— Нет, — сказала Анна, — аборигены едят себе подобных не от голода. Это магия. Они обретают мудрость. С их точки зрения они никого не убивают. Приносят в жертву того, кого уважают. Делают из него божество, а племя делит его знания и силу… ох!

Второй раз за несколько минут она прервалась на полуслове, но в этот раз по собственной инициативе. Что до меня, то, можно сказать, меня просто контузило. Если я что и ожидал увидеть под землей, так точно не это.

«Паук» вышел из комнаты с изображением жертвоприношения. В коридоре за ней, прислонившись к стене, лежал человеческий ребенок — крошечная, немыслимо крошечная девочка с золотыми волосами.

На какой-то миг мне показалось, что я сейчас сойду с ума. Но затем Анна произнесла: «Это кукла», — чем и разбила чары. Но вместе с тем пришло и понимание всего дела.

Мы с Анной выбежали под дождь, отправившись к энергостанции с ее уютным гулом турбин и электромагнитными полями, заглушающими подслушивающие устройства.

Наклонив головы друг к другу, мы зашептались, обсуждая обнаруженную улику.

Девочка вполне могла спуститься по ступенькам в подземелье, могла взять свою куклу и фонарик, могла увидеть эти изображения.

Возможно, окруженная занятыми взрослыми, не обращающими на нее внимания, она проводила уйму времени внизу. Там девочка встретилась с другими небольшими существами, которые оказались ростом с нее. Она играла с ними и потеряла свою игрушку.

Мак выросла на Белой — единственный человек, рожденный здесь.

Мак физически очень сильна. У нее нет друзей, но она возглавляет Службу безопасности. Обернувшись и увидев, как Джулия подходит к вам со спины, вы почувствуете только облегчение — «уф, я в безопасности», но никто не остановится, чтобы поболтать с ней.

Жертвы отворачивались и шли дальше. А затем ощущали один-единственный ошеломляющий удар перед тем, как наступала темнота.

Анна вспомнила о Мишеле. Насколько ужасным даже для массового убийцы должно быть понимание того, что ради собственной безопасности необходимо уничтожить даже тех, к кому испытываешь нечто похожее на человеческую любовь.

Но меня больше волновало то, как она вычислила Мишеля.

— Полагаю, что парень оказался слишком беспечен и, сделав копию своего куба, не обнулил резервную память, где капитан и обнаружила изображения.

— Мак сошла с ума, — прошептала Анна.

— Нет, — ответил я, — Она абориген. Так же как и архи. Джулия помогает им вернуть свой мир. Когда мы улетим, Мак останется с ними. Именно этого она и хочет — избавиться от нас и остаться здесь навсегда.

Вокруг барабанит дождь. Смеркается. Энергостанция гудит и дрожит. В этой обстановке мое воображение разыгралось.

Неожиданно в новом свете я посмотрел и на ракетную атаку на Кребса — преднамеренный промах, напугавший управляющего так, что тот чуть не наложил в штаны.

Что если целью было заставить его почувствовать себя окруженным врагами, сделать более зависимым от Джулии? К тому же кто отвечал за ракеты?

Мак говорила, что болтала с Кребсом во время нападения. В этом бы она врать не стала — слишком легко проверить. Уверен, что и Мишель не мог выстрелить. Внезапно я вспомнил про других ее подчиненных: капрала Визби и рядовую Смэлт.

«Voilà!» — как сказал бы Мишель.

Наконец сказался избыток кислорода — я впал в экстаз, обнаружив взаимосвязи и анализируя их. Но Анна прервала меня, задав практичный вопрос:

— Что ты собираешься делать?

— Вынести ей обвинение, арестовать. А еще собираюсь скрутить эту безобразную парочку, работающую на Мак. У меня есть что с них спросить.

— До Визби и Смэлт тебе сейчас не добраться, — сказала Анна. — Они прилетали сюда только для того, чтобы пополнить припасы. И сразу после того, как помогли Мак перетряхнуть тут все, она отправила их обратно на космодром.

— Значит, пока возьмем одну только Мак.

Меня переполняло ощущение счастья. Дело было практически раскрыто, я тешил свое самолюбие и готовился убраться с планеты ко всем чертям. «Когда вернусь на Землю, — думал я, — отправлюсь в длительный отпуск. Желательно куда-нибудь в Долину Смерти».

— Ты ведь абсолютно уверен, да? — спросила доктор Ли со странным выражением.

Я с любопытством посмотрел на нее.

— Брось, Анна, — сказал я. — Не время сейчас для этих женских штучек.

— Мне кажется, ты недооцениваешь ее. Так же, как и этот мир. Похоже, ты не понимаешь, что Мак не просто одинокая преступница. На Торнса и Жщеча напали на удаленной станции. Вспомни Ursasus terribilis — вдруг архи подчиняют себе местных хищников? Что если они уже дважды пытались ими воспользоваться, чтобы убить тебя?

Проклятые женщины. У них просто талант выдумывать наихудшее развитие ситуации.

— Если ты права, то мне надо поторапливаться.

— Когда собираешься арестовать ее?

— Немедленно. Прямо сейчас. Хочешь пойти со мной?

Пока мы торопились обратно в лабиринт, Анна продолжала бормотать:

— Должно быть что-то еще. Уверена, мы что-то упустили.

Но мне не хотелось прислушиваться к ее словам. В первую очередь я воспользовался общественным аппаратом, чтобы позвонить Джамалю и Элоизе.

— Чувствуете себя бодро? — спросил я.

— Думаю, да. А что? — удивленно поинтересовался Джамаль.

— Мне может потребоваться помощь. Встретимся в моей комнате. Дело важное и, возможно, довольно опасное.

Прищурившись, он смотрел на меня, с подозрением относясь ко всем должностным лицам. Сзади него появилась Элоиза.

— Мы будем там, — сказала она, наклонившись над плечом Джамаля.

Я разорвал связь.

— Не торопись, за нами могут следить, — сказал я Анне, и мы пошли таким шагом, какой, на мой взгляд, можно было назвать неторопливым, мимо привычной толпы анонимов, отличающихся друг от друга только именными бирками: Элленбоген, Меньшиков, Нгуен, Райс-Дэвис.

Добравшись до спальни, мы проверили выход на террасу и пошли к офису Службы безопасности. Попытка воспользоваться электронным ключом, который мне выдал Мишель, ни к чему не привела.

— Проклятие! — с чувством произнес я. — Она сменила код на замке. Отойди назад.

Импульсный разряд снес замок, и дверь распахнулась под ударом ноги. Оружейная стойка оказалась пуста. В тот же самый миг мой взгляд упал на монитор, показывающий комнату Мишеля.

О боже.

Значит, пока я занимался расследованием, столь чертовски уверенный в собственных силах, Мак наблюдала за нами, меняла код на замке, собирала оружие.

Неужели она и ракеты забрала? Я быстро проверил. Одна пропала; еще четыре по-прежнему заперты. Но капитан сняла с них детонаторы, чтобы нам не удалось ими воспользоваться. Интересно, кто станет целью в этот раз?

Учитывая происходящее, голос Анны прозвучал потрясающе спокойно.

— Посмотри на улицу.

Мой приятель медвежий боров — или же его сородич — взбирался на парапет. Он использовал когти в качестве альпинистских крюков и ловко поднимался, несмотря на свой вес под три сотни килограммов. Когда зверь вошел в свет, идущий из моей комнаты, я увидел, что сквозь грубую, желтоватую шкуру проступает миллион черных иголок, словно у ежа. Этот парень бронирован не хуже, чем вооружен.

Он зарычал, поднимая передние лапы, и с потрясающей скоростью на своих кривых ногах обошел экран. Раздавшийся крик сообщил мне, что Элоиза и Джамаль уже пришли.

Я распахнул дверь офиса и выбежал наружу с Анной, несущейся вслед. Но, прежде чем успел выстрелить, на зверя словно обрушился невидимый кулак, ударивший прямо по рылу. Медвежий боров взревел и рухнул, корчась на «кладке инков».

Его мощный череп был пробит. Прежде чем угаснуть, один из глаз зверя в бессильной ярости уставился на нас с Анной. От туши воняло, как из львиной клетки, — резкий серный запах, кажущийся почему-то теплым.

Я заглянул в свою комнату и увидел Джамаля, стоящего там в профессиональной позе стрелка и сжимающего пистолет обеими руками, все еще удерживая указательный палец на спусковом крючке.

— Где ты его достал? — спросил я, после того как мы обменялись приветствиями.

— Стащил из шкафчика своего босса. Не вижу никаких причин тому, чтобы начальники могли обороняться, а мы с Эл — нет.

— Неплохо. Давайте обсудим ситуацию, — начал я.

Мы встали кружком. Теперь у нас два пистолета. Каждый выстрелил по разу и в каждом осталось по пятнадцать зарядов. А Мак обладает дюжиной стволов и всеми запасными обоймами к ним. За свою жизнь она излазила Главную Базу вдоль и поперек и если еще не позвала своих друзей — и тех, что в джунглях, и тех, что в подземелье, — то наверняка занимается этим прямо сейчас.

Коснувшись лба и отсалютовав, я сказал доктору Ли:

— Ты была права. Дела идут хуже некуда.

Она стояла словно в трансе и казалась статуей Гуаньинь — богини Милосердия.

— Есть куда, — прошептала Анна.

Ее слова милосердны не были.

— До меня только что дошло, — продолжила она. — Личинки. Двести тысяч генов.

Понятно, что доктор Ли имела в виду местных червей, но я не понял, что это значит. Элоизе и Джамалю ее слова вообще показались бессмыслицей. Но Анна говорила со спокойной профессиональной уверенностью, как если бы объясняла кому-то, что ему необходимо понизить уровень триглицеридов.

— Личинки, должно быть, представляют собой базовую форму. Наверное, они появляются из каких-нибудь спор с предельно надежной оболочкой, позволяющей выдержать запредельные жару и холод. В зависимости от условий, они развиваются в различные жизненные формы — отчасти на это влияет температура, но я уверена, что механизм в целом куда сложнее. Архи представляют собой одну из этих форм, медведи Маяковского — другую, а хищник, убитый Джамалем, — третью. И наверняка их еще больше. То есть можно сказать, что все они сородичи. Вот как они управляются с окружающей средой и выдерживают фантастические перемены в климате Белой…

Последовала пауза. А затем ее тихий голос настойчиво произнес:

— Разве вам не понятно?

— К сожалению, — ответил я, — понятно.

Мы попытались включить сигнал тревоги.

Но только Элоиза успела сесть за огромную консоль в офисе Службы безопасности и произнести первое слово команды, когда в выбитую дверь ворвался отдаленный грохот, и свет, а соответственно, и все компьютеры отключились.

Я подошел к двери, ведущей в коридор, и распахнул ее. Внутри Главной Базы было практически так же темно, как и на мокрой, грязной террасе снаружи. Аварийные лампы, работающие от аккумуляторов, замерцали и вскоре засветились красным цветом. Люди ошарашенно озирались вокруг, их лица казались багровыми, как будто они болели волчанкой. Я вернулся обратно с прискорбными новостями.

— Мак только что выпустила ракету в энергостанцию. Замок лишен электропитания. Целиком и полностью.

Мы вышли в коридор и попытались поднять тревогу с помощью слов. Это было непросто. Лабиринт казался еще более запутанным, чем обычно. Повсюду толпились люди, ворчащие по поводу сбоя в энергосети. Многие направлялись к столовой, сетуя на то, что этим вечером им придется есть свои рационы холодными.

Мы кричали, старались объяснить им, что скоро на нас нападут. Говорили, что если у них есть оружие, то им надо присоединиться к нам. А если нет — отправиться в столовую и запереть двери. Люди обступали нас и пытались понять, не сошли ли мы с ума.

Некоторые из них никогда раньше не видели меня. Они знали Анну, но что с того? Она ведь только врач. А Джамаль и Элоиза слишком молоды, чтобы их принимали в расчет.

«Где начальство?» — хотели знать люди. Где Кребс, где старшие инженеры и, самое главное, где Джулия?

— А что говорит капитан Мак? — требовательно спросил молодой парень. — В конце концов, это ведь она отвечает за безопасность, верно?

— Капитан Мак уже убила двадцать человек и собирается уничтожить значительно больше, — проинформировал его я, резко выплевывая слова.

Тот факт, что я стал выходить из себя, не увеличивал доверия к нашим горьким вестям. Тем не менее несколько человек встревожились и поспешили удалиться. Даже если мы всего лишь психи, освещения-то нет; что-то определенно пошло не так.

Остальные продолжали толпиться вокруг и спорить. Некоторые оказались настроены воинственно — какого дьявола мы тут несем? По какому праву взяли на себя такую ответственность? Неужели мы пытаемся поднять панику только из-за того, что произошел сбой оборудования? Кто-нибудь обязательно починит его. Это ведь то, чем должны заниматься инженеры, верно?

Затем раздался крик:

— Доктор Ли! Быстрее! Управляющего застрелили!

Вот тогда наконец подействовало. Неожиданно до окружающих дошла пугающая абсурдность сцены. Тени, тусклые красные огни, возрастающая духота, мы с Джамалем, размахивающие оружием и в непритворном страхе рассказывающие о нападении, предупреждение о капитане Мак — а теперь вот еще кто-то кричит про гибель управляющего.

Пусть служащие ненавидели и Кребса, и Мак, но ведь те олицетворяли командование и контроль, ведь так? А если они враждебны, ранены или мертвы, все начинает рассыпаться на части, верно?

Неожиданно люди запаниковали. И побежали. Бежали, словно стадо, напуганное молнией. Я видел, как люди толкаются в темноте, сшибают друг друга с ног. Они помчались по сумеречным коридорам в разных направлениях. Одни поспешили к столовой, другие стремились найти укрытие в своих комнатах.

Человек, звавший Анну, протолкался к нам и встал рядом, дожидаясь, пока зал опустеет. Это оказался старший инженер Антонелли, с которым мне довелось встретиться в первый и единственный раз в день своего прибытия на планету. Он был вооружен, и я обрадовался, увидев его.

— Кребса и в самом деле застрелили? — спросила Анна.

— Да. Я обнаружил управляющего в его офисе и…

Договорить Антонелли не удалось. Где-то в глубине лабиринта поднялся крик. За ним последовали рычание и вой. Люди выбегали из коридоров, в которых скрылись пять минут назад. Мимо пронеслась хрупкая девушка.

— Архи лезут из-под полов, — задыхаясь, произнесла она. — И еще там разгуливают какие-то огромные звери.

Мы поспешили к столовой. Внутри уже собралось около двадцати человек, двое из которых были вооружены. Люди старались забаррикадировать четыре ведущие к ним двери с помощью мебели. Освещение давали только аварийные огни.

— Оставайтесь здесь! — приказал я всем и хлопнул Антонелли по плечу: — Остаешься за главного.

— Так я и знал, — не то недовольно, не то одобрительно хмыкнул он.

— А ты куда? — спросила Анна.

— Захватить флаер, если получится. Единственные резервы, которые нам весьма пригодятся, находятся на Альфе.

— Я пойду с тобой.

— Нет, не пойдешь. Людям может потребоваться врач.

— Ты не смог найти дороги при свете. Что с тобой станет в темноте?

Элоиза сделала шаг вперед и тихо произнесла:

— Я пойду с ним.

Джамаль начал возражать столь яростно, что я потерял терпение и, пока он пытался приказать Элоизе не шевелить даже пальцем, отвесил ему левой рукой тычок в область под его темным, щетинистым подбородком. Парень камнем рухнул на пол.

— Когда Джамаль очнется, — попросил я Антонелли, — скажи ему, что мы вернемся с подкреплением.

— Прекрасно вас понимаю, — произнесла Элоиза, когда мы вошли в темноту коридора. А еще через несколько метров, добавила: — Он такой тупица, что мне и самой иногда хочется ему врезать.

Конечно же, Анна была права. Я безнадежно заблудился бы, попытайся самостоятельно найти выход из лабиринта.

С другой стороны, Элоиза, по-видимому, относилась к породе людей, которые всегда знают, где находятся, и с раздражающей легкостью прокладывают точное направление к любому другому месту.

— Я играю здесь роль почтового голубя, — произнесла девушка в ответ на мой комплимент.

В проходе лежало тело с пробитым затылком. Я никогда не встречался с этим человеком, но Элоиза приглушенно вскрикнула, прежде чем поспешить дальше.

— Знала его?

— О да. До того… как встретилась с Джамалем.

Впереди что-то зарычало. Почувствовав львиный запах, я втолкнул Элоизу в темную дверь и притаился сам. Мимо пробрело какое-то огромное создание, под чьими ногами поскрипывал пол. Его толстая, грубая шкура и иглы скребли стену со звуком металлической щетки. Затем последовали топот шагов, лязг металла и стремительные птичьи трели, столь же разнообразные, как пение пересмешника, только более низкие.

Вскоре шум стих в отдалении. Закричала женщина. Раздался тихий хлопок — звук выстрела из импульсного оружия. Рев.

— Ничего не замечаешь? — прошептала Элоиза. — Сородичи (так ведь их называет Анна, да?) пахнут довольно похоже. И большие, и маленькие. Может быть, именно так они определяют представителей своего вида?

Верно, все они обладают львиным запахом, столь же всепроникающим, как вонь горящей серы. Почему бы и нет? У них ведь общая базовая химия тела. В моем сознании родилась глупая рифма: пахнешь похоже, мыслишь схоже.

Элоизу очаровали птичьи голоса архов.

— Возможно, они пользуются только одним «словом», — прошептала она, — той длинной мелодичной трелью, а смысл образуют падения и подъемы тональности.

— Об этом стоит поговорить, — оборвал я, — если нам больше нечем будет заняться.

Мы углубились в темноту и прошли вначале один коридор, а потом еще один. В красном свете семипластовый пол словно полыхал изнутри. Я без проблем опознал узкий проход с уходящими под каменную кладку ступенями и даже уловил проблеск раскрашенных стен.

— Знаешь, — сказала мне Элоиза, когда мы поспешно обошли спуск стороной, — в других обстоятельствах я была бы на стороне «сородичей». Это ведь их мир… Сворачиваем здесь.

Неожиданно мы вломились в дверь, ведущую на взлетную площадку. Абсолютно пустой, если не считать управляющей им черной коробки, флаер оказался на месте. Он стоял в ангаре рядом с двумя такими же, один из которых был на половину разобран, а второй выглядел вполне пригодным к использованию. Эта информация может нам пригодиться. Забравшись в ожидающий флаер, я закрыл дверь и прокричал команду на взлет.

— Слушаю и повинуюсь, — вышколенным, спокойным голосом ответила черная коробка.

Мы стремительно взмыли под легким дождем, и, когда машина накренилась и развернулась, Главная База казалась погруженной в такую же глубокую темноту, как и джунгли, если не считать нескольких аварийных огоньков.

Сейчас мы пролетели над заливом, не видя под собой ничего, кроме белых полумесяцев пены, едва заметных в очередном шквале, приближающемся со стороны океана. Зачем мне только снились все эти повторяющиеся кошмары, и зачем они обернулись явью?

Сквозь сносимый ветром дождь мы увидели, что огни Альфы по-прежнему включены. Где-то сорвало затвор, и грязевые потоки из шахт, словно роспись человечества, стекали по склону и жирными струями впадали в залив. Элоиза что-то тихо произнесла и указала пальцем.

На крыше ярко освещенной энергостанции Альфы сидели мужчина и молодая женщина. Они махали нам. У мужчины был пистолет. Внизу лежал мертвый медвежий боров. Когда мы развернулись и зажгли бортовые огни, внизу что-то сверкнуло, возможно стрела, и люди бросились на землю.

Я засомневался, что черная коробка запрограммирована для подобных обстоятельств, поэтому влез на водительское место, выключил автопилот и взял управление в свои руки. Машина оказалась своенравной, и у меня возникли трудности. Элоиза тем временем схватила пистолет и открыла правую дверь. Когда я развернул флаер обратно к энергостанции, девушка дважды выстрелила. В тени что-то зашевелилось.

— Заметила что-нибудь?

— Не уверена. Кажется, там группа… какая-то группа, готовящаяся к нападению.

Наконец мне удалось сообразить, как начать снижение. Рычаг контроля высоты перемещался рывками — скорее всего прошло много времени с тех пор, как машиной в последний раз управляли вручную. Мы прыгали вверх, вниз, потом выровнялись и приблизились к крыше.

— Где остальные? — постарался я перекричать рев двигателей.

Неужели в ответ действительно прозвучало: «Все мертвы»?

ПУНКТ (6)

Она пожалеет, если снова полезет в наши дела.

Но, как бы то ни было, мне все же удалось сделать положительный вклад в дело полковника Кона, который в связи со своим отсутствием ничего не знал о событиях, произошедших на Главной Базе в эти долгие критические часы.

Для начала стоит сказать, что запереть двери в столовой оказалось невозможно. К сожалению, все замки были электронными и вышли из строя вместе с падением напряжения. О, как мы жалели, что у нас нет пары древних механических засовов!

К счастью, двери открывались вовнутрь помещения, и, прислонив к ним мебель, нам удалось добиться хотя бы некоторой защиты. Но практически в тот же миг двери зашатались, отодвигая в сторону стулья, столы и все прочее. У наших врагов не было техники, зато с избытком хватало физической силы, и нам с трудом удавалось сдерживать их.

Со стороны кухни послышался шум. Антонелли повел туда небольшую группу, чтобы установить источник звуков. Когда плитка, устилавшая пол, вначале зашевелилась, а потом вылетела от ударов снизу, его люди уже были наготове.

Из пролома показался арх, взмахнувший бронзовым топором, и Антонелли выстрелил в противника, пробив того насквозь и убив тем же зарядом следующего воина, вооруженного неким подобием зазубренного крюка. Остальные аборигены стремительно отступили и побежали. В туннеле остались только мертвые тела.

У меня возникла идея. После того как мы вытащили трупы, обнаружилось, что мои маленькие размеры позволяют пролезть в проход. Я попросила Антонелли одолжить мне оружие. Вместо того чтобы ждать нового нападения, хотелось заставить врагов отступить. Старший инженер согласился.

Так я и оказалась первый раз в этом подземном мире, о котором уже слышала так много и так мало видела. Должна признаться, что мною двигало скорее любопытство, чем желание убивать архов. По моему предположению, эти проходы должны были защищать и от жары, и от холода. Всепогодные туннели, связывающие здания, которые когда-то стояли на поверхности Замка, со складами и «костюмерными», где священнослужители готовились к общественным церемониям. Когда я спустилась внутрь, все эти предположения подтвердились — хотя уйти удалось не слишком далеко.

Я сняла со стены аккумуляторную лампу. Она давала тусклый красный свет, и мне нелегко было высматривать боковые помещения, где могло бы что-нибудь притаиться. Но проход тянулся прямо и не ветвился около двадцати метров. Стояла абсолютная тишина, и я решила, что наши враги оставили надежду напасть на нас с этой стороны.

Затем спереди стал доноситься шум — птичьи трели странно звучали в этих пещерах. Я выключила лампу и на какое-то время оказалась в полной темноте. Потом зрение с трудом стало возвращаться таким, каким бывает темной ночью, когда изображение улавливает только край глаза, а центр сетчатки остается слеп.

Это мне показалось странным, ведь глаза вообще не должны работать там, где нет никакого света. Но свет был, хоть и очень слабый. Вскоре я поняла, что стены обжили микроскопические грибки, создающие тусклую зеленоватую биолюминесценцию. Получалось так, что в лампе с самого начала не было необходимости; но когда мы смотрели вниз из кухни, туннель выглядел абсолютно темным.

Я поставила выключенную лампу на пол, с некоторым трудом перешагнула ее и пошла дальше. Пистолет был тяжелым, и, чтобы изготовиться к стрельбе, пришлось взять его в обе руки.

Следующим открытием стало то, что мои плечи больше не терлись о стены, хотя голову по-прежнему надо было пригибать. Проход расширился, и впереди появилось какое-то шевеление.

Я остановилась. Но когда неясные перемещения прекратились, очень-очень осторожно стала продвигаться дальше, прекрасно понимая, что на открытом пространстве превращаюсь в отличную цель для нападения. Туннель расширялся просторным помещением, где длинные каменные плиты пола уходили в темноту математически прямыми линиями.

На каждой плите лежали терракотовые подносы глубиной в несколько сантиметров, в которых копошились уже знакомые мне личинки.

Это было удивительное зрелище. Архи явно не зависели больше от природного окружения своих сородичей, населяющих лес. На другом краю этих странных яслей раздались свист и звуки шагов. Из тени вышел арх, остановившийся перед корытами. Что-то зажурчало, и я поняла, что взрослый мочится в подносы, по нескольку капель в каждый. Потом до меня долетел резкий «львиный запах», как определял его полковник.

«Несомненно, — подумала я, — моча содержит гормоны, ускоряющие развитие личинок в форму архов: невероятно потрясающее достижение для расы, которая, как известно, не обладает чем-либо, что можно назвать наукой. Хотя почему бы и нет?» — задумалась я.

Народная медицина подарила людям хинин против малярии и прививки от оспы. За обдумыванием этих мыслей меня неожиданно обнаружил арх, разразившийся безумной трелью.

ПУНКТ (7)

Мы приняли на борт двух альфовцев, а все остальные на рудниках действительно погибли.

Техника нападения напомнила мне про похищение Тэда Жщеча. Что-то сломалось на шламовой трубе, сработала тревога, а отправившуюся ремонтную бригаду заманили в засаду сородичи. Вскоре внутрь лагеря ворвались при поддержке медвежьих боровов архи, вооруженные бронзовыми мечами и луками с отравленными стрелами.

Альфовцы рассказали, что эти два вида сражаются вместе точно так же, как и люди с военными собаками, лошадями или слонами. Только в данном случае родственные связи более сильны, чем у нас с нашими симбионтами. Сородичи опознают своих по запаху и, похоже, испытывают друг к другу что-то вроде семейной привязанности. Вероятно, существует и телепатическая связь — по видимости, архи отдают приказы на расстоянии. Они обладают наибольшим уровнем интеллекта в этом клане, но даже те, кого мы принимали за зверей, — как, например, тех, что были описаны еще Маяковским, — поразительно умны. В сражении медвежьи боровы проявляли инициативу и хитрость в той же мере, что и дикую ярость.

Далеко внизу они вытаскивали человеческие тела на открытое пространство, в свет прожекторов. Медвежьи боровы приступили к обеду, и происходящее отвратительное, ужасное действо напомнило мне о постановках театра «Гранд Гиньоль». Архи спокойно смотрели на происходящее, но не присоединялись к трапезе. Люди явно не являются подходящей компанией их богам в Вальхалле.

Наблюдая за сценой бойни, я понял, что война проиграна. Точка. Придется принять тот факт, что в живых остались только мы четверо, сидящие во флаере, люди, запершиеся на Главной Базе, а также, возможно, охранники космодрома. Мы отправились обратно.

ПУНКТ (8)

Отступая обратно по туннелю, я скорее слышала и обоняла своих преследователей, чем видела. Я выстрелила.

Проход был слишком узким, чтобы промахиваться. Конечно, то же самое могли сказать и мои противники. Что-то со скрежетом прокатилось по полу и стукнулось о мой ботинок. Это было нечто вроде дротика или метательного копья, с бронзовым наконечником в форме древесного листа.

Я выстрелила еще раз. Не оставалось никакого выбора, кроме как убивать или быть убитой. Моя пятка наткнулась на какое-то препятствие, и от падения меня спасла только узость туннеля. Предметом, попавшим под ноги, оказалась лампа. Я перешагнула через нее и продолжила отступление.

Судя по звукам, доносившимся из глубины коридора, проход освобождали от тел. Я выстрелила еще раз, услышав в ответ встревоженный шум. Пятка встретила новое препятствие: первую ступеньку.

Нелегкое это дело — пятясь взбираться по узкой и крутой лестнице, в то же самое время пригибая голову и сохраняя боевую стойку. С металлическим звоном о только что освобожденную мной ступеньку ударилась и переломилась стрела. А затем руки друзей вытащили меня из пролома в кухню, освещение которой поначалу казалось чрезвычайно ярким.

Едва я успела приступить к рассказу о таинственном мире под нашими ногами, как нас всех накрыло оглушительным взрывом. Наступая друг другу на пятки, мы бросились в столовую, заваленную обломками и завешенную пылью.

Раненые все еще находились в шоке и пока не кричали. Груды мебели разлетелись на обломки, и на месте двери зиял пролом.

Капитан Мак применила еще одну ракету, и сделала это с умом. Перед нами стояли наши врага.

ПУНКТ (9)

Сородичи застыли в благоговейном ужасе — это единственные слова, которые я могу подобрать. Их ошеломило то, что Мак продемонстрировала свое божественное могущество.

Я оставил людей с Альфы на взлетной площадке, приказав им прогревать двигатели второго исправного флаера и готовиться к эвакуации. Затем Элоиза повела меня к этой сцене разрушения.

В тусклом красном свете коридора толпились наши враги: маленькие и огромные тени под лесом мерцающих копий и топоров с кривыми лезвиями. Вокруг них витали клубы дыма и пыли, скрывая стоящих и делая их очертания нечеткими. Думаю, что в ушах у сородичей должно было зазвенеть не меньше, чем в моих.

Часть животных не выдержала произошедшего. Испугавшись, они стали беспорядочно убегать, сталкиваясь друг с другом, с архами и со стенами. А мы великолепно воспользовались моментом смятения.

Я увидел Мак без парика, которая все еще держала пусковую установку на плече. И, тщательно прицелившись в нее, выстрелил, но попал в медвежьего борова, в последний момент оказавшегося между нами.

В этот момент из столовой выбежали Анна и Джамаль, тоже открывшие огонь. Паника обрушилась на наших врагов. Кашляющие звуки выстрелов из импульсного оружия были едва различимы, но и крупные, и мелкие твари начали валиться. Некоторые из них кричали практически так же, как раненые люди.

Затем существа побежали, растворяясь в темноте коридоров и, возможно, скрываясь в подземных переходах, чтобы прийти в себя и понять, что произошло. Мак тоже сбежала — по крайней мере, я больше нигде не видел ее характерного силуэта.

Мы закричали и, спотыкаясь, пошли по телам. Джамаль обнял Элоизу и пристально посмотрел на меня. Похоже, что, отвесив ему удар, я нажил врага. Анна же приняла меня за что-то враждебное и чуть не пристрелила, прежде чем осознала, что это кричу именно я.

Столовая лежала в руинах, некоторые люди были мертвы, другие ранены, а третьи оглушены. Нельзя было терять ни минуты, поэтому мы расшевелили живых и побежали. Отступление обернулось беспорядочным бегством. Мы походили на испанцев, покидающих Мехико в noche triste.[52] Или на американцев, бегущих из захваченного Сайгона.

Элоиза и Анна указывали нам путь в коридорах, освещаемых грязными красными фонарями. Я слышал, как рычат и поют наши враги, готовясь к новому нападению.

Те раненые, которые могли стоять на ногах, должны были позаботиться о себе сами; беспомощных тащили под руки, а иногда даже и за ноги. Мы владели четырьмя пистолетами, но, как я мог предположить, в них оставалось не более дюжины зарядов.

Мы выбрались на взлетную площадку. Прожекторы двух исправных флаеров в дождливой мгле отбрасывали безумно мечущиеся тени. Те, кто был вооружен, приготовились обороняться, пока остальные вбивались внутрь машин. Двоих скончавшихся во время бегства из столовой отбросили в сторону, словно мусор.

Анна отдала пистолет Антонелли. Вернувшись к обязанностям медика, она производила некоторое подобие быстрой сортировки. По ее приказу всех тяжелораненых укладывали в одном из флаеров, словно дрова возле топки, чтобы доктор Ли могла полететь вместе с ними и заняться их лечением.

Некоторое время спустя в дверях появились тени, вокруг засвистели и зазвенели стрелы. Молодая женщина, которой я не знал, с испуганным лицом обернулась к двери, ведущей в Главную Базу, и безмолвно упала со стрелой в горле. Стрела была небольшой, около тридцати сантиметров, и воткнулась неглубоко, но женщина все равно с неожиданно посиневшим лицом беспомощно скорчилась на земле.

Ее тоже пришлось бросить.

Последние мгновения вспоминаются с трудом. В себя я пришел в тот миг, когда наполовину свешивался из двери флаера (внутри места не хватало из-за моих чертовски крупных размеров), а стрелы с маленькими зазубренными наконечниками стучали по броне машины. Раздался голос черной коробки — такой спокойный, такой умиротворяющий голос из другого мира: «Слушаю и повинуюсь». Мы улетаем с Главной Базы.

Медленно, слишком медленно. Так я и еду, сжав пальцами подпорку. Чья-то дружеская рука придерживает меня за пояс, пока машина покачивается и разворачивается над устьем залива и белой пеной черных волн моря.

ПУНКТ (10)

Мы жались друг к другу, точно рис в суши. Поначалу мне нечем было помочь своим пациентам, потому что я не могла даже пошевелиться.

Двое скончались прямо там, и с большим трудом нам удалось скинуть трупы в море, освободив немного пространства. Полковнику Кону наконец нашлось место.

В этом небольшом флаере, предназначенном для четверых пассажиров с багажом, набилось одиннадцать человек. То, что он хотя бы взлетел, уже чудо. Но я боялась, что из-за увеличившегося расхода топлива мы можем рухнуть прямо в море, не добравшись до космодрома.

Мы улетали в самое темное время ночи, и мне не скоро еще удастся забыть этот полет. Иногда кто-нибудь начинал тихо стонать. В воздухе витал тяжелый запах человеческих тел, вспотевших от страха. Удушливый аромат крови. К счастью, раненые еще не вышли из шокового состояния и лежали тихо.

Лучшим нашим другом оказалось истощение, и, открыв глаза, я неожиданно поняла, что засыпаю, а сквозь фильтры облаков уже начал просачиваться бледно-серый туманный рассвет.

Вскоре мы во все глаза вглядывались в завесу дождя, рассматривая мыс и похожий на яйцо зеленый купол. Никто не знал, что найдем мы там, — вне зависимости от того, подвергся ли космодром нападению или его охранники выжили. А я думала еще и о том, что могут пройти месяцы, прежде чем появится следующее транспортное судно.

Меня совершенно не прельщало находиться в состоянии войны со всем миром.

И вот тогда я кое-что увидела: обтекаемые геометрические очертания, вырастающие из туч и тумана. Он все еще был там — портал, с помощью которого люди прибывали на Белую и покидали ее. Я подумала: «Что ж, может быть, мы все-таки выживем!»

ПУНКТ (11)

7:56. Замечены два приближающихся флаера. Мы с Линдой едва успели выпрыгнуть из спальных мешков и натянуть адежду, когда они уже упали на пасадочную полосу и из них стали выпрыгивать люди. Паметка: написать Кребсу жалобу на (1) низапланированый рейс и (2) перегруженые флаеры. (Подпись) Визби, капрал Службы бизопасности.

ПУНКТ (12)

Визби и Смэлт выглядели довольно кисло, кое-как помогая нам в выгрузке раненых. Они все твердили, что подчиняются только приказаниям Мак, и мне пришлось обойтись с ними довольно жестко, чтобы убедить их в том, что отныне они выполняют мои приказания.

Нас осталось двадцать два человека. При этом девять из них были слишком тяжело ранены, чтобы выполнять какую-либо работу или сражаться.

Краткая инспекция показала, что морозильник забит рационами для охранников и транспортных групп, доставляющих слитки. Я попросил Антонелли проверить запасы. Он ответил, что если все раненые оправятся, мы будем страдать от голода в ожидании следующего транспорта.

Медикаменты: в здании космодрома расположен небольшой медицинский пункт, но Анна выглядела мрачно, проверяя шкафчик с сильнодействующими препаратами. Подозреваю, что Визби и Смэлт попользовались его содержимым в личных целях, хотя никогда и не признаются в этом.

Внутреннее пространство здания космодрома составляет три сотни квадратных метров. Стены и полы сделаны из толстого полупрозрачного дюропласта — эта штука крепкая, внутрь ничему не пробраться.

Энергоснабжение: еще один древний реактор, размещенный в отдельном куполе, к которому ведет защищенный коридор.

Возможности отступления: у нас три флаера, но в тех двух, на которых мы прибыли, топливо практически на исходе — одной из причин чему стала перегрузка машин во время полета. Обнаруженный нами здесь флаер «V&B» в порядке, и горючего у нас достаточно, чтобы долететь до Замка, куда мы не посмеем вернуться. На Главной Базе оставался еще один разобранный флаер — и я надеюсь, что он не поддается починке.

Снаружи, как и всегда, идет дождь. На взлетной площадке сверкает пленка воды. Вокруг простирается абсолютно чистое пространство примерно в гектар, где все за исключением какой-то разновидности лишайника выжжено дюзами приземляющихся и взлетающих челноков.

За пределами этой зоны все покрывают серые камни и заросли чахлых деревьев. Полоса бесплодной земли соединяет нас с побережьем и привычной серо-зелено-багровой стеной джунглей.

Суммарная оценка ситуации: мы заняли хорошее положение, у нас много свободного места, спим в сухости и тепле. Есть освещение и медикаменты. И нам абсолютно нечем заняться, кроме как ждать транспортное судно. Оно должно прибыть примерно через шестьдесят семь дней… местных дней. Если корабль задержится (как оно часто бывает), нам предстоит жить на диете из воздуха и воды. Зато воды вокруг много.

Первоочередной задачей являлось пополнение запасов продовольствия каким-либо образом.

Я позвал Джамаля и Антонелли помочь мне осмотреть полуостров. Джамаль, как обычно, был угрюм, но беспрекословно выполнял все мои просьбы. На всякий случай мы вооружились.

Обход удалось завершить примерно за час. Места вокруг оказалось не слишком много. Сомневаюсь, чтобы здесь имелось что-нибудь кроме нескольких квадратных километров вулканического шлака. В любой точке полуострова слышен прибой. Береговую линию образует либо серая галька, либо черный песок.

Мы вышли на каменистый перешеек, соединяющий нас с большой землей. С одной стороны, там, где вниз спускается полоса песка, плескались мелкие волны, но с другой стороны было глубоко, тут может быть неплохое место для рыбалки. Думаю, нам удастся изготовить подходящие снасти.

Когда-то мне уже доводилось рыбачить в полосе прибоя в похожих местах, и на мгновение мне даже показался знакомым морской воздух, запах глубины и соленые брызги, покалывающие кожу.

Джамаль повернулся к космодрому, но мы с Антонелли прошли еще несколько шагов. Главный инженер начал мне что-то рассказывать, пытаясь перекричать грохот разбивающихся волн.

— Иногда я мечтаю уволиться и поселиться на каком-нибудь острове. Только я, хорошая библиотека, винный погреб и парочка роботов для грязной рабо…

А-а-ах-х!

Глубина взорвалась, и какое-то огромное черное создание рухнуло на берег всем весом, разбрасывая камни.

Тварь оказалась огромной, словно касатка. У нее были широкие передние плавники и четыре длинных, вывернутых наружу клыка. Она целиком засунула в рот голову Антонелли, взмахнула плавниками и скользнула обратно в воду, увлекая старшего инженера за собой. Ветер бросил мне в лицо брызги пены. Я вытер глаза и увидел, как в глубине воды, словно щупальца кальмара, дергаются человеческие ноги.

Антонелли погиб. Вот так вот запросто. К аромату морских водорослей прибавился сильный львиный запах. Из того, что было потом, я помню только ветер, соль и Джамаля, утаскивающего меня с этого места.

Позади нас что-то огромное взмутило поверхность моря, и раздался могучий протяжный рев: «А-а! А-а! А-а! А-а!»

ПУНКТ (13)

Под куполом не было слышно звуков произошедшей трагедии.

Я сделала все, что могла, для своих пациентов и старалась устроить поудобнее молодую женщину по имени Мбаса, пытаясь скрыть от нее свой страх по поводу ее состояния. Мбаса могла остаться слепой навсегда.

Для того чтобы вылечить ее, мне были необходимы глаза на замену, зародыши стволовых клеток обезьяны (чтобы нарастить поврежденные зрительные нервы) и помощь нейрохирурга. Ничего из перечисленного у нас не было. А ведь у меня на руках оказались больные в куда более тяжелом состоянии, чем Мбаса.

Затем в дверях появился побледневший и промокший насквозь полковник Кон. Жестом он показал мне идти за ним. Я дала ему одеяло, заварила свежего горячего чаю и пошла с ним в зал ожидания. В одном из углов Элоиза и Джамаль так вцепились друг в друга, словно больше никогда не собирались разлепляться. Полковник ссутулился под своим одеялом, точно нищий попрошайка, и жадно пил дымящийся чай.

— У сородичей есть братец, о котором мы ничего не знали, — произнес он и рассказал о гибели Антонелли. — Знаешь, в чем проблема со всеми предположениями о худших вариантах развития ситуации? В том, что обычно все обстоит еще хуже. Как твои пациенты?

Я ответила, что выживут как минимум четверо, а может, даже и семеро.

— Это хорошо, — сказал он.

Глядя на Роберта, я видела человека, который был одновременно и знаком, и неизвестен. Несмотря на свою профессиональную жесткость, он всегда казался человечным. Сейчас передо мной предстала другая сторона его характера. Хотя Роберт все еще дрожал от холода, лицо его стало столь же суровым и твердым, как камни этого безымянного острова.

— Хорошо, — пробормотал он, — что у нас большой морозильник. Еды у нас недостаточно, Анна, а мы в осаде, и, может быть, нам не представится возможность пополнить припасы. Когда мы съедим все запасы, у нас не останется иного выбора, как приняться за своих мертвецов.

Мы сидели рядом и потягивали чай, осознавая всю глубину ужаса, в который погружались. Внезапно я поняла, что не смогу в одиночестве встретить грядущее испытание.

Я принесла ему еще одну кружку чаю, капнув туда пятьдесят миллиграммов серенака, в котором Роберт явно нуждался. Больше я ничем не могла ему помочь, кроме как лечь с ним в постель и согреть своим теплом. Так я и решила сделать, если он захочет меня.

ПУНКТ (14)

Кажется, прошло уже несколько недель с тех пор, как я сделал последнюю запись, так что позвольте мне подвести кое-какие итоги. Можно сказать, что за это время произошло много событий и в то же время — мало. Мы с Анной стали любовниками — такое развитие наших отношений явилось сюрпризом, по крайней мере, для меня.

Внегласно мы также оказались правителями нашей крошечной осажденной колонии. Как Анна и предсказывала, четверо скончались от ран, а еще двое находились на грани жизни и смерти. Со смерти Антонелли нас осталось семнадцать. А скоро станет пятнадцать.

В целом наши потери составили почти девяносто девять процентов. Даже если кому-то на Главной Базе, в рудниках или литейной удалось убежать в джунгли, там им долго не протянуть. Их либо убьют, либо они умрут от голода.

Поскольку все старшие инженеры были мертвы, я назначил Джамаля техническим офицером. В его обязанности входит поддержание всего вокруг в рабочем состоянии. Прекрасно понимаю, что он строит долгосрочные планы мести. Я унизил его перед Элоизой давешним ударом, а он из тех людей, которые никогда и ничего не забывают. Тем не менее мне необходимы его смекалка, отвага и знания, а свою месть он может отложить до лучших времен.

Анна постаралась сделать все возможное, чтобы выжившие продолжали жить. Элоиза трудится под ее началом и стремительно обретает навыки талантливой медсестры. Умные люди всегда быстро добиваются результатов, обучаясь чему-либо на практике. Я присматриваю за обороноспособностью и дисциплиной, составляю и внедряю списки дежурств, командую раздачей рационов (около тысячи восьмисот калорий здоровым и две тысячи сто — больным) и по большей части веду себя как «тупой начальник». Как в свое время и мистера Кребса, меня не особенно полюбили подчиненные. Впрочем, на иное я и не рассчитывал.

Единственными серьезными нарушителями введенных правил неизбежно явились Визби и Смэлт. Я приказал им отдать ключи от всех дверей, кабинетов и шкафов, и они подчинились, но припрятали запасной комплект. Когда Анна доложила мне о пропаже шести пузырьков некоего вещества М2 — суррогата синтетического морфина, — я организовал проверку и обнаружил их в мешке для грязного белья, принадлежащем Визби.

Нарушение весьма серьезное, если учесть, что обезболивающих у нас осталось мало, а страдающих от боли — много. У Смэлт в коробочке с вагинальным кремом я нашел дубликат ключей.

Первым моим порывом было расстрелять обоих. Однако Анна упросила меня смилостивиться, да и остальные колонисты сошлись на том, что эти двое слишком тупы, чтобы нести полную ответственность.

В результате я ограничился тем, что побеседовал с нарушителями с глазу на глаз, пообещав им жизнь в обмен на кое-какую информацию.

Они бестолково залепетали. Обвиняли друг друга в запуске ракеты по комнате Кребса. Оба подтвердили, что капитан Мак вручила им оружие и отдала приказ, которому им, как верным солдатам, пришлось подчиняться вне зависимости от личных чувств.

— Уверена, что вы понимаете, сэр, — произнесла Смэлт, заискивающе улыбаясь.

— Прекрасно понимаю.

Я заставил их подписаться под признаниями, связал обоих и засунул в морозильник между телами. Обратно тупиц вынули через полтора часа. Когда они появились, их покрывала паутина льда. Отогревшись, нарушители оказались готовы к тому, чтобы воспринять объяснения: в следующий раз они послужат нам обедом, хотя мысли о тушеном мясе Визби или тефтелях из Смэлт вряд ли вызывали у меня аппетит.

Но за исключением этого инцидента, дни протекают рутинно. На нас никто не нападает. Даже те, у кого не было пары раньше, нашли ее теперь — большая часть с представителями противоположного пола, а меньшая — со своего. Все здесь нуждаются в компании.

Отдых: в шкафах обнаружились шахматы, теннисные ракетки без мячиков, нечто под названием «Завоевание Галактики» (спасибо, конечно, но играйте в эту забаву без меня), электронные игры «покер», «блэк-джек» и «воздушное поло», а еще наборы старых, засаленных карт, часть из которых помечена.

Днем мы занимаемся уборкой, перевязкой раненых и обслуживанием техники; по ночам делаем пометки в календарях, предаемся любви, играем, сплетничаем, а также чувствуем голод и раздражение. А еще спим так много, как только можем.

Между мной и Анной вспыхнула поразительная страсть, если учесть наш далеко не юный возраст и строгую диету. А еще мы должны быть осмотрительны. Соединение двух холостяков с установившимися привычками как минимум рискованно. Возникли и некоторые физические проблемы, связанные с тем, что она настолько маленькая, а я такой большой. Но в сексе, как и в жизни, где есть желание, там есть и путь. Мы уединяемся в помещении, ранее использовавшемся в качестве склада. Я запираю дверь конфискованным ключом.

В данный момент мы лежим нагишом на груде выброшенных подушек для челноков и согреваемся теплом друг друга и нескольких чистых рабочих комбинезонов, которые Анна превратила в покрывала.

Сейчас она с улыбкой повернулась ко мне и положила свою крошечную, но очень умелую кисть на мою руку, словно на нее села стрекоза. Думаю, что на текущую ночь это будет последняя моя запись.

ПУНКТ (15)

Дорогая мама, с нами столько всего случилось, что прямо и не знаю, с чего начать. Во-первых, у нас идет война…

Вот и все к текущему моменту. Сейчас я работаю в госпитале космодрома на Белой. У нас осталось только три пациента — остальные либо скончались, либо поправились в той мере, какая была возможна.

Я испытывала двойную радость, когда Анна (доктор Ли) объявляла кому-либо, что он здоров. Я радуюсь не только тому, что смогла помочь им поправиться, но и тому, что теперь они перейдут на те же самые тысячу восемьсот калорий, что и все остальные. Благодаря этому мы протянем еще чуть дольше.

Меня постоянно преследует усталость. И тем не менее когда я наконец ложусь, то не могу заснуть, потому что мне постоянно грезятся сытные обеды. То же самое происходит с Джамалем. Он выполняет тяжелую работу, гораздо более тяжелую, чем моя. Может быть, именно по этой причине он перестал требовать так много секса. Даже и не знаю, нравятся мне подобные перемены или нет.

Боюсь даже подумать о предстоящем первом каннибальском банкете. А ведь до него осталось уже недолго. Смогу ли я съесть жаркое из человеческого мяса? Конечно же да. Когда достаточно проголодаешься, проглотишь все, что угодно.

Джамаль отпускает по этому поводу ужасные шуточки. «Слыхала о людоеде, который отправил своего брата в лес?» — спрашивает он и плотоядно смотрит на меня. Или ласкает мой все еще крепкий зад, приговаривая: «Завтрак! Эй, верни-ка его сюда! И завтрак, и обед».

Почему, а кроме того, зачем я все еще остаюсь с ним?

По крайней мере один раз в день тайком выбираюсь наружу и гуляю там одна, вдали от непереносимо надоевших лиц таких же пленников. Не стоит и говорить, что я держусь как можно дальше от побережья!

Благодаря свежему воздуху усталость немного отступает, и к тому же мне очень нравится запах моря. Вчера сквозь тучи пробился солнечный луч и в морском ветре засверкали соленые капли.

Но сегодняшняя прогулка меня вымотала. Несмотря на дрожь в мышцах, я взобралась на груду черного камня и какое-то время стояла наверху, вглядываясь туда, где должна находиться линия горизонта. Только ее там нет, потому что все вокруг затянуто извечным штормом, и куда бы я ни повернулась, океан и сырые джунгли сливались с небом без разделительной линии.

Наша тюрьма не купол. Наша тюрьма весь этот мир, и я вновь и вновь задаюсь вопросом, спасется ли отсюда хоть один.

Даже если мы не сумеем выбраться, я уверена, что сюда все равно прибудут люди, которые станут искать нас. Надеюсь, тогда они найдут это письмо. А тем временем предаюсь мыслям о тебе, о Земле и ее солнечных и голубых небесах… и о своей жизни.

ПУНКТ (16)

Время ожидаемого прибытия транспортного корабля приближается. Если же он опоздает… ciao, god-bye, sayonara! У нас закончилась еда.

Итак, сегодня мы ели человечину. Разделкой занимались вдвоем, думаю, чтобы распределить груз вины. Повара будут сменяться по списку, но так же как я не назову имени второго мясника, так же не стану называть и имени повара, кроме как для необходимости доказать, что он(а) не участвовали в грязной работе.

На самом деле, как только человеческое мясо отделено от костей, выглядит оно точно так же, как и любое другое. Голову мы сохранили для подобающего погребения на Земле, надеясь, что вернемся туда. Я не стал разглашать имени нашего обеда, сказав только, что это был тот, кого я знал и уважал. Но когда уходит жизнь, все мы становимся только мясом, вполне способным насытить наших друзей. Предлагаю думать об этом, как о последнем сборе друзей за обеденным столом.

Запах готовки разнесся по всему куполу. Люди продолжали заниматься своими обыденными делами, но стали принюхиваться. Они собирались небольшими группками, и временами до меня доносился высокий смех. Это меня обеспокоило. В истериках мы не нуждаемся.

Затем все сели за стол. Мнения насчет нашего источника протеинов разделились: одни решили, что напоминает телятину, другие — что свинину. Я примкнул к тем, кто полагал, что похоже на свинину. После еды все почувствовали себя дурно.

Следующий день: у нас еще кое-что осталось. Сегодня никто и глазом не моргнул, а двое даже попросили добавки, в которой им пришлось отказать. С людоедством все оказалось столь же просто, как и с любым другим поворотом в жизни. В первый раз трудно, потом значительно легче, а вскоре вообще перестаешь задумываться.

Но есть кое-что, над чем нам вскоре придется подумать, и я вынужден признать, что меня это угнетает.

ПУНКТ (17)

Вставшую перед нами проблему можно озвучить так: когда мы съедим мертвых, что тогда?

Мне довелось услышать шутку: «тянуть соломинки». Но было ли это шуткой? Конечно, подумала я, если корабль вскоре не появится, нам придется убивать по одному человеку в определенное время, чтобы хотя бы у нескольких — а может, двух или даже у одного — появилась надежда вернуться на Землю и поведать нашу историю.

За обедом я увидела, что Роберт смотрит поверх голов людей поразительно холодным взглядом, лишенным эмоций. Мне стало ясно, что в уме он составляет новый список. Ранжирует людей по порядку от тех, кем легко можно пожертвовать, до тех, без кого погибнет вся колония.

Это понимали и остальные. Я заметила, что в последнее время совсем не вижу Визби и Смэлт, и догадалась, что они стараются укрыться от смертоносного взгляда Роберта. Как глупо! Конечно же, куда мудрее было бы казаться как можно более занятыми и полезными. Но у бедолаг едва хватило ума, чтобы сообразить, чьи имена возглавят список бесполезных (чуть не сказала: пригодных для забоя). Они явно вспомнили морозильник и лежавшие рядом с ними спеленатые тела.

ПУНКТ (18)

Я в сотый раз взвешивал остатки наших рационов, когда вдруг в дверь склада просунула голову Элоиза. Она была такой же бледной, как и наш последний килограмм сахару.

Не могу ли выбраться вместе с ней наружу? Конечно. Не было нужды даже спрашивать зачем, потому что у нее всегда найдется уважительная причина.

— Ты ходишь сюда одна? — спросил я, пока мы ползли через лишайник. — Тебе бы не стоило.

— Мне пришлось, — сказала она. — Внутри я просто постоянно схожу с ума. А теперь на минутку прекрати изображать из себя верховного главнокомандующего. У меня есть что тебе показать.

Она показала мне дорогу на вершину черной кучи, состоящей из — как же это называется? — шкварины. Обломки застывшей лавы, которые море рано или поздно превратит в черный песок и…

Мне потребовался только один взгляд.

— Отправляйся обратно и передай Анне и Джамалю, чтобы они тоже пришли сюда.

— Если Джамаль окажется занят, он захочет знать зачем.

— Скажешь, что я немедленно хочу его увидеть.

— Да, сэр, — сказала она и ушла.

Когда появились остальные, мне даже не пришлось показывать. Внимание привлекала только одна вещь.

В нашем направлении двигалась группа морских животных. Может, двадцать особей, а может, и больше. Они имели серый окрас и приблизились достаточно, чтобы мы могли видеть твердые белые наросты, беспорядочным узором покрывающие их спины и хвосты, — думаю, что это какой-то местный аналог прилипал. Чудища словно танцуют балет, ритмично поднимаясь и ныряя единой волной.

— Надеюсь, они не могут выбраться на берег? — спросила Элоиза.

Мы с Джамалем переглянулись, вспомнив про тварь, схватившую Антонелли. Вспомнили, как она опиралась на свои плавники, как выгибала шею, ее лающий рев. Вспомнили привычный уже львиный запах. Морские львы. Эти ластоногие существа ищут себе пропитание в море, но вылезают на берег, чтобы отдыхать, драться и спариваться.

— Смотри-ка, — сказала Анна, указывая в другом направлении. — У нее, конечно, ушла на это уйма время, но она заставила его заработать. Умная дамочка.

Далеко-далеко от нас в серых облаках появилась такая же серая точка. Она на глазах темнела, обретала объем и превращалась в последний флаер, отремонтированный, действующий и направляющийся к нам.

ПУНКТ (19)

У нас не оставалось иного выбора, кроме как сражаться или умереть. Поэтому наших бойцов можно было не подбадривать — вместо нас с этой задачей гарантированно справились наши враги.

Что касается меня, я убрала в папку твердую копию своих записей, обернула ее в пластик и спрятала под куском льда в морозильнике. Даже если всех убьют, подумала я, рано или поздно нас прилетят искать и тогда, если повезет, смогут найти и эти записи. Мне казалось, что последний оставшийся труп смотрит на меня, и я вышла из морозильника, дрожа не только от холода.

Как бы то ни было, но я продолжила наговаривать текст в свою записную книжку, надеясь расшифровать завершение этой истории позднее.

Для обороны Роберт сформировал отряд из восьми человек, что соответствовало количеству имеющегося у нас оружия. Учитывая то, что к нашим скромным запасам добавилось содержимое оружейного склада космодрома, у нас оставалось сто восемьдесят зарядов. Этого должно было хватить, чтобы нанести серьезный урон, но не для того, чтобы перебить всех наших врагов.

Уложив в медицинскую сумку М2, жгуты, антибиотики и тому подобное, я развернула медицинскую палатку возле груды шлака, которую мы стали называть Черным Холмом.

Потом я поднялась на холм, чтобы видеть все происходящее. Морские львы (как назвал их Роберт) скрылись под водой, что подразумевало возможность их появления в любом месте. Флаер развернулся и принялся кружить примерно в километре от нас. Он пролетел вдоль берега, потом обратно. Роберт мудро приказал людям попридержать огонь.

Я заметила Элоизу, стоящую рядом с Джамалем, и позвала ее помочь мне в медицинской палатке. Она медленно двинулась ко мне, когда краем глаза я увидела вспышку со стороны флаера.

Я закричала: «Ложись!», и в тот же миг, в который девушка упала на землю, в Черный Холм врезалась и взорвалась ракета. От грохота у меня зазвенело в ушах. Затем раздавшийся со спины крик: «А-а! А-а! А-а!» предупредил нас, что морские львы выбрались на берег. Почти тотчас же флаер развернулся, и из усилителя донеслась такая громкая птичья трель, что могло показаться, будто огромная мифическая птица Рух призывает брачного партнера. Границы джунглей задрожали, и что-то зарычало в ответ.

ПУНКТ (20)

Не могу сказать, что мне когда-либо нравилась Джулия. Но я всегда уважал ее, а сейчас мое почтение только возросло. Мак собрала очень странное войско, но именно она возглавляет его и управляет его действиями.

Рядом с ней сидит арх с громкоговорителем, а сама капитан держит чертову пусковую установку. Должно быть, это очень сложно — стрелять, высунувшись из кабины пилота так, чтобы тебя не поджарило обратным огнем. Но она справилась. Толковая девочка.

О'кей, вот и львы из моря полезли.

Ага, из джунглей вышли медвежьи боровы. Раздаются новые птичьи трели. В этот раз они доносятся со стороны деревьев, значит, архи тоже прячутся в джунглях и руководят войсками.

Сородичи приближаются. И даже если каждый наш выстрел найдет цель, они все равно победят. Если бы от паники был хоть какой-нибудь прок, я бы запаниковал.

Но раз смысла нет, постараюсь сделать что-либо иное.

Я подошел к Джамалю и протянул ему свою записную книжку.

— Позаботься об этом.

Он приподнял свои черные изогнутые брови.

— Мне кое-что надо сделать. Остаешься за главного до моего возвращения. Если мы переживем этот день, можешь мне хорошенько вмазать по морде.

Такое вот своеобразное прощание.

ПУНКТ (21)

Кон покинул поле битвы. Как бы он ни раздражал меня, я не думаю, что он сбежит. Он отважный еврей.

Да хранит его Предвечный, ибо в конце дня мне хотелось бы воспользоваться предложением Роберта.

Странно, но мне никогда не доводилось видеть, чтобы полковник наговаривал текст в свою записную книжку, но при этом он всюду таскал ее с собой. Когда я говорю, загорается сигнальная лампочка, а значит, мой голос скорее всего сохраняется. У меня самого нет записной книжки — весь скарб, за исключением пистолета, пропал во время бегства с Главной Базы.

Итак, у нас только восемь стволов. Вскоре враги набросятся сразу с двух сторон. Сражаться ли нам здесь, на открытой площадке, или же отступить к куполу и пытаться оборонять его? Это именно тот тип решений, которые необходимо принимать командиру. И если он допустит ошибку, погибнут все. Я всегда мечтал о власти, а сейчас ощущаю ее гнетущий вес.

Я принял решение отступать по двум причинам: во-первых, капитан Мак и ее проклятые ракеты. Она может убить многих, а мы не должны терять людей. Во-вторых, сородичи могут себе позволить любые потери, поэтому не важно, какой урон нам удастся нанести. Единственная допустимая стратегия — держаться как можно дольше, а потом встретить свою судьбу. Я позвал доктора Ли и велел ей передвинуть медицинскую палатку под купол. Элоиза собрала сумку с медикаментами и пошла обратно, а Ли осталась, чтобы убедиться, что не будет потерь при отступлении. Эта китаянка, похоже, абсолютно спокойна.

Флаер Мак пошел на еще один круг. Шум двигателей теряется на фоне звуков, доносящихся сразу со всех сторон, — рев, птичье пение, лай морских созданий.

И — Иншала! — ей на встречу поднялся другой флаер! Так вот зачем Кон покинул нас!

ПУНКТ (22)

Всю свою жизнь я старалась соответствовать буддистскому принципу непричастности — может быть даже, из-за трусости, потому что боюсь боли потерь.

Вероятно, потому и сбежала от жизни в лабораторию — от познания страстей к страсти познания. Из-за этого до появления Роберта на Белой я оставалась одинокой.

При виде того, как взлетает наш единственный полностью исправный флаер, мне в сердце словно вонзилась стрела. Но я постаралась убедить себя, что если бы Роберт собирался пойти на таран другого флаера, то вначале попрощался бы со мной.

Итак, я успокаивала себя мыслями о том, что он, конечно же, затеял просто опасную игру — отвлечь и напугать Мак, заставив ее стрелять и тратить оставшиеся ракеты. Роберт отправился в этот пролет, решила я, чтобы увести от нас опасность, а не искать смерти. Но его машина все так же мчалась прямо на флаер Мак, неслась рискованно быстро. Должно быть, это напугало Мак, потому что ее аппарат дернулся в сторону, и на один чудесный миг мне даже показалось, что она потеряет контроль над управлением и разобьется. Но Джулия справилась, и обе воздушные машины закружились в причудливом балете, напомнившем мне брачный танец мух-однодневок.

Вдруг наш флаер развернулся и полетел в сторону, преследуемый Мак.

Я обнаружила, что снова стою на вершине Черного Холма, совершенно не понимая, как туда забралась. А взглянув вниз, увидела потрясающее зрелище: порождения двух миров зачарованно замерли и смотрели вверх.

Морской лев прорвался через преграду чахлых деревьев и стоял, опираясь на плавники и подняв клыкастую морду к небу. На суше на него давил собственный вес, и покрытые шрамами могучие бока поднимались в затрудненном дыхании.

У перешейка стояли на задних лапах медвежьи боровы, которые вращали головами из стороны в сторону и наблюдали за разворачивающимся действом, словно слушатели, зачарованные музыкой на концерте. Архи показывали на воздушных бойцов своими бронзовыми орудиями и обменивались дикими и странно приятными трелями.

Я увидела, как из люка пилота во флаере Мак высунулась пусковая установка и практически тут же последовала слепящая вспышка. Ракета оставляла за собой долгий дымный след, и мое сердце остановилось, когда я поняла, куда она нацелена, поняла, что она движется слишком быстро, чтобы ее мишень могла спастись. Когда ракета врезалась в наш флаер, тот разорвался грандиозным огненным облаком, напоминающим распускающийся пион. Словно перья чайки, планировали в море черные обломки. В рядах наших врагов раздались бешеные крики, которые я не смогу описать. Один мир торжествовал над другим, воплями провозглашая свою победу.

Следующее, что я почувствовала, была хватка чьих-то железных пальцев на моем запястье; это оказался Джамаль, произнесший:

— Давай же, надо уходить к куполу. Надо спасаться.

— Зачем? — спросила я, мечтая только о том, чтобы поскорее умереть.

ПУНКТ (23)

Мы все вместе собрались под куполом. Настоящее потрясение пришлось испытать, когда обнаружилось, что дверь ангара оставалась открытой.

Туда что-то пробралось, но я так и не увидела, что именно. Зато услышала, как кашлянул импульсный пистолет, а затем несколько ребят захлопнули дверь, предварительно, думаю, выбросив тело. Первый бой завершился.

Я поискала доктора Ли. Сумка с медикаментами оставалась у меня, но лучше было бы, чтобы она вернулась к тому, кто знает, как ей распорядиться.

Когда я нашла Анну, та выглядела ужасно.

— Ты ранена? — встревоженно спросила я.

— Нет… всего лишь мертва, — ответила она.

Я приняла ее реплику за одну из тех жутких шуточек — разве не про всех нас можно было сказать то же самое?

Джамаль раздавал приказы, и я сказала ему:

— Полковнику Кону не понравится, что ты отнимаешь у него работу.

— Кон погиб, — к моему изумлению, ответил Джамаль.

— Нет, он не погиб.

Джамаль убежал, сказав, что надо проверить остальные двери, особенно грузовые, ведущие на взлетную полосу, потому что они достаточно просторны, чтобы пропустить внутрь целую армию.

Конечно же, он не уделил мне никакого внимания.

Я вернулась к Анне Ли, подготавливавшей наш госпиталь к приему новых пострадавших. Движения ее стали странными, дергаными, как у марионетки. Возникало ощущение, что она даже не видит, что делает.

— Анна, что с тобой? — спросила я. — То есть, если не считать того, что нам всем конец, что случилось?

— Роберт погиб, — ответила она.

Второй раз за пять минут.

— Нет, он не погиб. Полковник наверху на одном из инженерных мостов купола проверяет воздухозаборники.

Анна остановилась и твердо посмотрела на меня.

— Я видела, как он погиб, — произнесла она.

— Что ж, тогда он должен был умереть совсем недавно, ведь я видела его карабкающимся по лестнице, пока искала тебя, чтобы вернуть сумку.

— Внутри купола?

— Ну конечно же, внутри купола. Надо быть психопатом, чтобы вылезать на внешнюю лестницу.

Лицо Анны стало похожим на пергамент, и доктор потеряла сознание. Я подхватила ее и уложила на пустую койку. Слепая Мбаса требовала объяснить ей, что происходит, поэтому я подвела ее поближе, посадила рядом и дала ей руку Анны.

А потом отправилась искать полковника Кона. Когда я проталкивалась мимо людей, столпившихся в главном вестибюле, большая часть из них обсуждала его гибель. Такое ощущение, что практически все наблюдали, как он погиб, и только мне удалось увидеть его живым.

Вы можете подумать, что я должна была засомневаться в собственном рассудке, но я скорее беспокоилась насчет всех остальных.

Я нашла металлическую лестницу с дюропластовыми поручнями и начала подниматься. Мне и в самом деле не нравится высота, но довольно скоро я уже поднялась на двадцать метров и побежала по металлическому мосту, пытаясь понять, почему там такой влажный и теплый воздух. Потом до меня дошло, что дыхание всех обитателей купола собирается там.

Полковник стоял возле центрального воздухозаборника. Роберт снял защитный кожух, сдвинул в сторону гибкую пластиковую задвижку и целился из своего пистолета через прорези в металлической решетке. Потом он выстрелил как заправский стрелок, так легко тронув спусковой крючок, что я едва заметила движение пальца. Пистолет кашлянул, и снаружи что-то заревело.

— Одним меньше, — пробормотал полковник, и я не смогла понять, что конкретно он имеет в виду: стало ли врагов меньше на одного или у него стало меньше на один заряд. — Элоиза, что ты здесь делаешь?

Я ответила ему, что все, включая Анну, видели, как он погиб, и что ему лучше показаться на людях, пока доктор Ли не умерла от скорби, а все остальные не возненавидели Джамаля.

— Ты недооцениваешь их обоих, — произнес Роберт. — О-хо-хо… Отойди назад, открой рот и прикрой уши.

Когда я сделала это, мостик содрогнулся, а у меня появилось ощущение, словно на голову надели железный колокол, по которому ударили молотом.

— О боже, — бормотала я. — О боже.

Полковник что-то прокричал, но я почти полностью оглохла.

Кон увел меня оттуда. В ушах у меня все еще звенело, но спустя некоторое время я стала понимать его. Он говорил лекторским тоном:

— Если последняя ракета угодила в решетку, то в куполе образовалась большая пробоина. К ней подводит внешняя лестница. Как мне только что стало понятно, необходимо заставить их ворваться именно этим путем. Здесь, на этом чертовом мосту, они будут вынуждены жаться друг к другу, и мы перестреляем их как кроликов. А может, и просто отсоединим мост, чтобы они упали.

Полковник приказал мне сходить к Джамалю, чтобы тот прислал наверх двух стрелков.

— А еще передай Анне, чтобы она не намочила штанишки. Я столь же жив, как и прежде. Как только сюда поднимутся два стрелка, спущусь вниз.

— Но почему же все решили, что вы погибли? — спросила я, прежде чем уйти.

— Это все из-за флаера. Я собирался запустить его, чтобы схлестнуться с Мак и заставить ее растратить последние ракеты. Но кое-кто сделал это раньше.

— Кто?

— Конечно же, Визби и Смэлт. Думаю, они догадались, что стоят следующим пунктом в меню, а сражение предоставляло им шанс побега. Хотя я совершенно не понимаю, куда они собирались бежать. Идиоты. А теперь проваливай отсюда.

ПУНКТ (24)

Джамаль сказал, что не станет бить меня до тех пор, пока либо сородичи не ворвутся внутрь, либо мы не выберемся. Так что если он вдруг вышибет мне несколько зубов, это будет означать, что я или не нуждаюсь в них более, или смогу своевременно воспользоваться услугами дантиста.

Я отправил несколько парней ослабить болты, удерживающие инженерный мостик. Медвежий боров сорвал решетку, но пока никто не пытается проникнуть внутрь. Сородичи явно понимают, что это равносильно добровольному влезанию в центр мишени.

Хотелось бы мне знать, остались ли еще у Мак ракеты. Изначально на складе их было шесть штук. Одну выпустили в комнату Кребса. Другой уничтожили энергостанцию. Еще одной взломали столовую. И три уже истратили на этом острове. Неужели у нее кончились ракеты?

Готов поспорить, что нет. Скорее всего Джулия припрятала еще несколько штук в каком-нибудь потайном месте, может быть, даже под землей. Эта дамочка не только смелая, но и осторожная. Если у нее остался запас, то очень скоро она снесет нам двери. И наверняка сразу с обеих сторон. И тогда огромные звери ворвутся внутрь.

Мы многих успеем уничтожить, но нам от этого будет не легче, ведь, как уже говорила Анна, невозможно сражаться со всем миром.

Ба-а-ам!

Слышали? Все-таки скажу на случай, если кто-нибудь прослушает эту запись. Мне бы очень хотелось не быть столь чертовски догадливым все время. Иногда жутко хочется стать глупее, чтобы мои догадки о грядущем оказывались неверными. Хочется оказаться вместе с Анной где угодно, но только не здесь.

Снова неприятности с дверью в ангар. Она повреждена и вогнута внутрь, но пока держится.

Кто-то молотит по ней снаружи. Доносится бьющий по нервам лязг металла по металлу. Дверь сдвигается медленно, но все-таки поддается. «E pur si muove» — как говорил инквизиторам Галилей, — «и все-таки она вертится». Правда, он имел в виду Землю, которую мы скорее всего никогда больше не увидим.

Одна из петель сломалась с громким хлопком, похожим на выстрел. Если бы только они были сделаны из стали ядерного класса, но нет; они прочны, но нам необходимо что-нибудь по-настоящему неразрушимое.

Я отправил четырех стрелков к поврежденной двери. С каждым пойдет еще один человек, который должен будет подхватить оружие, если его напарника убьют или ранят. Потом я позвал тех стрелков, которые оставались наверху. Одному из них приказал присоединиться к Джамалю, а второму — сбить остающиеся крепления инженерного моста, если что-нибудь попытается туда влезть, а оно обязательно попытается. Всем остальным сказано держаться подальше от области под проходом. Джамаль должен охранять двойные двери, ведущие к посадочной полосе для челноков. Если сородичи прорвутся там, у нас возникнут серьезные неприятности.

Наконец с раздачей приказаний покончено. Я сделал все что мог, а теперь пришло время сражаться против тех, кто наверняка победит. Ведь, как говорила Элоиза, это их мир.

Анна поспешила в свой госпиталь, одарив меня блаженной улыбкой. Она счастлива, что может умереть вместе со мной, не желая жить без меня. За всю мою долгую жизнь никто еще не смотрел на меня так.

ПУНКТ (25)

Я чувствую себя крайне глупо, все болтая и болтая в такое время с тобой, находящейся за много световых лет от меня. Но что еще мне остается делать?

Тебе будет больно узнать, как именно я умерла, но не больнее, чем если ты станешь терзаться неизвестностью. А мне бы хотелось, чтобы ты знала: мои последние мысли были о тебе.

Как и ожидалось, двойные двери, ведущие на взлетную площадку, содрогнулись от взрыва ракеты, угодившей точно в их центр. Металл затрещал и выгнулся. А потом на двери обрушились непрекращающиеся, постоянные удары.

Снаружи доносятся знакомые звуки. Трели, рев, лай! Но я едва слышу их за протестующим стоном прогибающейся стали. Они очень сильны. Внутрь пролезла лапа одного из медвежьих боровов, и когти заскребли по металлу.

— Не стрелять! — прокричал Джамаль.

Конечно же, он прав, это стало бы пустой тратой боеприпасов. Снаружи заскреблись сильнее, пение и рев усилились, а напор на дверь значительно возрос. Я вижу, как выгибается металл, как ломается то одно, то другое. Что бы ни ломилось к нам, но его дыхание прорывается в огромные прорехи.

Мы должны дождаться, пока двери упадут, а затем пристрелить то, что пока находится по другую сторону. Тогда его тело загородит проход, но не надолго.

Мама, когда я закрываю глаза, передо мной встает твое лицо.

ПУНКТ (26)

Двойные двери рухнули. Морской лев, прыгнувший на них сверху, получил два заряда и закричал, как раненый зверь мог бы кричать на Земле, только в тридцать раз громче.

Обрушился вниз инженерный мост, увлекающий за собой полдюжины медвежьих боровов. Я подбежал и застрелил тварь, которая еще продолжала шевелиться.

Развернувшись назад, я увидел, что тело морского льва загородило проход. Туша напоминает корпус лодки, она обтекаемая и черная, если не считать многочисленных белых шрамов, оставшихся от былых сражений за самок, и двух небольших входных отверстий от попаданий из импульсного оружия.

Медвежьи боровы пытаются убрать тушу с прохода. Один из архов вскарабкался прямо по ней, бросил один взгляд на то, что его ждет, и скатился обратно. Но тело уже отодвигают, приходит время последней схватки за старый купол Белой.

ПУНКТ (27)

И вот тогда раздался раскатистый рев и такой многоголосый вопль, что я не ожидала бы услышать подобное и в аду.

ПУНКТ (28)

Джамаль вскочил на ноги, сгреб меня в охапку и отбросил в сторону, а потом и сам последовал за мной.

Я упала возле искривленной стены купола прямо в тот момент, когда в дверной проем ворвался длинный язык огня. Тело морского льва скрылось в огне, слои жира под его шкурой текли и плавились словно воск, пылали и шипели, разбрасывая вокруг горящие капли. Парень, не успевший убраться с пути пламени, почернел и развалился на куски, точно кукла, попавшая под паяльную лампу.

Не загораживай сородичи проход хотя бы частично, мы бы все испеклись. Одежда Джамаля вспыхнула. Я бросилась к нему и начала сбивать пламя, и чувствуя, и не чувствуя жар в одно и то же время.

Затем люди схватили меня за запястья и поволокли в госпиталь. Кто-то занялся Джамалем. Практически одновременно с этим смолк рев, и я поняла, что космический челнок с транспортного судна приземлился и наконец погасил дюзы.

ПУНКТ (29)

У меня еще никогда не было так много дел, как во время посадки челнока.

Уцелевшие сородичи на какое-то время отступили, но, конечно же, они должны были вернуться. Времени оставалось в обрез, а мне пришлось заниматься тяжелыми ожогами. Роберт получил сложные переломы лучевой и локтевой костей левой руки. То ли его сбило ударной волной, то ли он сам неудачно упал, пытаясь увернуться от пламени.

К счастью, челнок среди многих прочих вещей доставил груз медикаментов, и мы разрывали коробки на куски, извлекая то, в чем так нуждались.

Джамаль заработал серьезные ожоги второй степени на туловище и несколько ран на руках. У Элоизы пострадали, но неопасно, руки, живот и правая грудь. Молодой человек, находившийся рядом с Джамалем, обгорел до неузнаваемости и скончался во время погрузки.

Лейтенант Мангейм, пилот челнока, подошел поговорить, пока я работала. Он все еще был потрясен тем, что увидел. Он рассказал, что слой облаков оказался необыкновенно плотным даже для Белой и что он спустился почти вплотную к космодрому, когда наконец разглядел, что тот подвергся нападению.

Поскольку челнок не снабжен оружием, пилот сделал единственную возможную вещь: стал приземляться, как обычно, используя дюзы в качестве оружия. Роберт похвалил его и сказал, что этот молодой офицер только что спас наши жизни, справившись с неожиданно возникшей перед ним невероятной ситуацией.

Мы взлетели, как только смогли. Я не чувствовала себя в безопасности вплоть до тех пор, когда челнок успешно поднялся над облаками к всепроникающему свету солнца, висящего на фоне космической тьмы.

ПУНКТ (30)

Анна явно хочет отключить меня и изолировать от мира на ближайшие шесть месяцев. Но я попросил просто прописать мне обезболивающие и подвязать поломанное крылышко.

Еще наконец мне удалось получить долгожданный отдых. Анна помогла отмыться. Я наелся и под седативными препаратами проспал двадцать стандартных часов. А проснувшись, навестил Джамаля, который был облачен в какой-то облегающий костюм, защищающий его ожоги от проникновения инфекции и способствующий заживлению. Анна сказала, что Джамаля ждут множественные пересадки тканей, когда доберемся до дому.

Руки его также оказались не в том состоянии, чтобы мне врезать, но я сказал, что договор можно исполнить в любой момент, когда он поправится. На его лице блуждала блаженная глупая улыбка, и я подумал, что Джамаль, должно быть, все еще находится под воздействием морфина и либо не слышит меня, либо его ничто не волнует, а может, и то и другое одновременно. Он жив, любим и плавает в эндорфиновых волнах, а это так близко к тому раю, куда стремится всякий из нас.

Сидящая рядом с ним Элоиза была общительна и весела. Она обмотана бинтами, смоченными в обезболивающем местного действия.

— Мой правый сосок в ближайшее время будет выглядеть ужасно, — произнесла Элоиза в ответ на мой вопрос о том, как она себя чувствует. Затем девушка подняла свои туго перевязанные кисти и пропела: — И никогда, никогда мне больше не играть на арфе.

Веселая дамочка.

Оттуда я отправился переговорить с корабельным капитаном Четчевайо (произносится с щелчком вначале слова). Этот огромный парень в ответ на мои слова кивал лысой, отполированной головой, напоминающей бронзовый слиток. К счастью, он тоже носит униформу, и мне не пришлось излагать ему многих жизненных проблем, встающих передо мной.

Потеря целой колонии поднимет дома неимоверный гвалт. Думаю, что мне придется провести ближайшие несколько лет в качестве профессионального свидетеля, которого примутся поджаривать на раскаленной сковородке всевозможные породы чиновников. Мне хочется завершить все, что только возможно, еще до того, как мы покинем систему Белой.

Четчевайо согласился с моими мыслями, забрав у меня записную книжку и ряд других доказательств, запер их в сейфе. А потом выдал мне эту новую книжку. И приказал Мангейму начать сбор показаний среди выживших. Нас осталось десять человек.

Учитывая то, что бюрократы не верят ничему, пока это не изложено в письменном виде и не завершено подписями с правильно и четко указанными именами и должностями, мы сравним все полученные показания, и только после этого составим рапорт и все будет подписано и поставлена печать.

Конечно же, эту процедуру можно назвать «прикрой-свою-задницу». Но есть и еще кое-что. Необходимо проверить с воздуха окрестности рудников и Главной Базы, чтобы убедиться в отсутствии других выживших. Останься у нас солдаты, можно было бы просто ворваться внутрь и все прочесать, невзирая на опасность. Но поскольку для этого у нас нет ни людей, ни оружия, придется делать то, что можем, — иначе мы рискуем своей карьерой.

Звучит жестоко, но я уверен, что все, кроме нас, мертвы. Мы сделаем то, что должны сделать, но этим уже никого не спасем. Четчевайо согласился со мной и отдал необходимые распоряжения.

Я сел в челнок к Мангейму. Мы пристегнули ремни и отстыковались от подбрюшья корабля. Как говаривал один древний философ: все происходящее случалось с нами и прежде. Началось погружение в глубины бесконечных клубящихся туч. Нас, словно прибоем, окатывало дождем, а в тучах сверкали грандиозные кривые молнии. Как будет глупо, подумалось мне, если после всего пройденного я вдруг погибну от банального удара молнии, исполняя рутинную и, по существу, бесполезную работу.

Но вместо этого мы выпали из последнего и наиболее темного слоя беспредельной пелены и полетели вдоль привычного иссиня-черного моря. Держа в руках навигационный диск, я указывал Мангейму путь к Альфе. Вскоре мы увидели знакомые навесы, купола и переплетения коридоров шахтерского лагеря. Я попросил Мангейма снизиться.

Джунгли наступают на поселение, готовясь стереть все следы человеческого пребывания здесь. Но техника еще жива, и пыхтит энергостанция, а по холму продолжает стекать грязный коричневый поток, наводящий на мысли о том, что у планеты приключился тяжелый приступ дизентерии. Прожектора, конечно, давно угасли и… там что-то движется… Нет! Кто-то!

Маленькая фигурка не похожа на арха! Стоит в дверях и машет нам!

Мы мгновенно спикировали, здоровой рукой я махнул человеку забираться внутрь, и мы снова взмыли. Я с восхищением посмотрел на него, пытаясь представить, как ему удалось выжить в этом диком лесу, и к тому же одному!

Он стал еще более тощим, чем раньше. Одежда превратилась в рванье, а штаны подвязаны лозой. На лице и руках много глубоких шрамов, а там, где кожа цела, все покрыто укусами каких-то насекомых. От него воняет гнилью джунглей Белой. И он прекрасен.

— Тэд, — сказал я, — прости, что бросили тебя в прошлый раз.

— Главное, что теперь я здесь, — ответил он и принялся без намека на заикание рассказывать свою историю.

Тэд рассказал, как вывернулся из лап медвежьего борова, выскользнув из чрезмерно большого рабочего комбинезона; о том, как скрылся в чаще, пока зверь продолжал потрошить одежду; о том, как убегал и прятался; как, защищаясь от холода и дождя, изготовил себе накидку из листьев. Затем Тэд проследил за бескрылым пернатым существом, напоминающим попугая, и осторожно стал пробовать то, что ело животное. Потом парню удалось пробиться к Альфе, которую он нашел уже заброшенной. Внутри Тэд разыскал изодранную одежду и жил в груде пустых картонных коробок, пока не услышал звук флаера.

— Надеюсь, ты не подумал, что мы просто решили свалить и бросили тебя одного?

— Нет, — безмятежно ответил он. — Я знал, что вы не можете так поступить.

От этих слов я покраснел.

Слушая рассказ Тэда Жщеча, мы пересекли волнующийся залив и полетели над устьем реки, названия которой я так и не запомнил. Впрочем, вряд ли человеческие названия применимы теперь для чего-либо на Белой. Полагаю, у архов должна быть для реки какая-нибудь музыкальная фраза, как и для всего остального на планете.

Перед нами вырастает Замок, и я замечаю перемены. Это больше не Главная База; архи уже снесли с «кладки инков» несколько человеческих лачуг. Я уверен, что за сносом последует восстановление прекрасных храмов.

Толпы архов собрались на расчищенной площадке, образовав круг. Увидев нас, они повернули головы. Некоторые затрясли оружием, но большая часть существ, едва взглянув, вернулась к своим делам. Мы больше не волновали их, а обряд есть обряд.

В центре толпы стоит Джулия Мак. Я попросил Мангейма зависнуть пониже, чтобы иметь возможность понаблюдать. Она абсолютно игнорирует нас и смотрит прямо перед собой. Капитан облачена в странную, но роскошную мантию, парика на ней нет, и она еще более напоминает теперь портрет Гертруды Штайн, а точнее говоря, то, как выглядела бы Гертруда, если бы ее завернули в персидский ковер.

— Ч-ч-ч-ч-ч-чт… — забормотал Тэд, к которому неожиданно вернулось заикание.

— Потом объясню, — прошептал я.

Позади Джулии встал арх, вооруженный — нет, не обычным бронзовым приспособлением, нет, боже мой, это орудие из белого металла, титановая альпинистская кирка, которую родители Мак давным-давно привезли на Белую. Только теперь она насажена на более длинную рукоятку, чтобы арх мог достать до головы человека.

Увидев замах, Мангейм выпалил что-то, чего я не понял, а Тэд издал странный вскрик, когда Мак повалилась с отверстием в голове. Вперед вышел еще один жрец, несущий обычный кривой топор, чтобы завершить ритуал.

— Мы должны остановить его, — произнес Мангейм.

— Нет, — сказал я, — не должны.

Она получила свою награду за все то, что сделала для них, — Джулия Мак стала божеством архов, присоединившись к их пантеону, где будет жить вечно. Наконец она ушла к своему настоящему народу и не испытывает больше одиночества.

Когда все завершилось — все, кроме ритуального обеда, — мне пришлось потрясти руку Мангейма, чтобы привлечь его внимание.

— Это их храм, — объяснил я, — и их община. Мы не принадлежим этому месту. И никогда не принадлежали. Пора отправляться.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ И СУДЕБНОЕ ПОСТАНОВЛЕНИЕ

Кон Роберт Роджерс в соответствии с законом не может быть признан виновным в трагедии, произошедшей на планете Белая. Однако, как единственный выживший представитель власти, именно он несет административную ответственность за допущенные нарушения, поскольку иных виновников не осталось. Он должен быть немедленно уволен из сил безопасности с сокращением размера пенсии и вынесением официального выговора.

Опротестование судебного постановления, подписанное гражданами Альсеррой, аль Сба'а и Жщечем, Отклонено.

Прошение Кона Роберта Роджерса и его супруги о возможности уединенного поселения в оазисе посреди Великой Американской Пустыни Удовлетворить.

ПОСТАНОВЛЕНИЕ ПОДПИСАНО БЛАГОРОДНЫМ КОМИТЕТОМ