Лучшая зарубежная научная фантастика: После Апокалипсиса

Майкл Ф. Флинн родился в Истоне, штат Пенсильвания. Получил степень бакалавра математических наук в Университете ла Салля и магистра топологии в Университете Маркетта, после чего работал промышленным контролером и статистиком. Впервые продав свое произведение в 1984 году, Флинн начал регулярно публиковаться в «Analog», став одним из наиболее часто издающихся у них авторов. Кроме того, его работы покупали журналы «Fantasy & Science Fiction», «Asimov’s Science Fiction», «Weird Tales», «New Destinies», «Alternate Generals» и другие.

Он стал одним из лучших авторов «твердой» научной фантастики, которые появились на этом поле в течение нескольких десятилетий. Его перу принадлежат такие произведения, как «В стране слепых» («In the Country of Blind»), «Падшие ангелы» («Fallen Angels»; написаны совместно с Ларри Нивеном и Джерри Пурнеллом), «Огненная звезда» («Firestar»), «Мятежная звезда» («Rogue Star»), «Путеводная звезда» («Lodestar»), «Звездопад» («Falling Stars»), «Эйфельхайм: город-призрак» («Eifelheim»), «Крушение на звездной реке» («The Wreck of the River of Stars») и «Танцор Января» («The January Dancer»). Его рассказы выходили в сборниках «Лес времени и другие истории» («The Forest of Time and Other Stories») и «Хроники нанотехнологии» («Nanotech Chronicles»). Он несколько раз номинировался на премию «Хьюго» и дважды получал премию «Прометей» (за «В стране слепых» и «Падших ангелов»). Недавно к списку его произведений добавились «Река Джима» («Up Jim River») и «В пасти льва» («In the Lion’s Mouth»). Сейчас автор живет в Эдисоне, штат Нью-Джерси.

Действие рассказа «Железные рубашки» разворачивается в Ирландии XIII века. Он представляет собой сложное произведение в жанре альтернативной реальности. Это изящная и запутанная история о беспощадных политических играх, в которых полно предательств, планов и планов внутри планов.

Гентри

Дозорные гарцевали по обе стороны от Дэвида О'Флинна, когда тот натянул поводья лошади и остановился на спуске с холма, вынуждая спутников последовать своему примеру. Некоторые из них даже выхватили боевые луки из чехлов и с привычной легкостью натянули тетиву. Пехота выстроилась неровной цепью, держа дротики наготове, но пока еще не запустив большие пальцы в петли, усиливающие бросок.

Отряд уже спокойно пересек южную оконечность болотистых земель, окружавших Данмор, минуя земли чужаков… но расслабляться не стоило. Говорят, небеса оплакивают гибель королей. Вот только в сей год тысяча двести, да четыре, а потом еще двадцать, на земле люди перешептывались о том, как бы так эту самую гибель ускорить.

Сочная зелень Кил Клунах тянулась вдаль от основания холма до просторов Лох-Корриб. Дэвид, глядя с высоты, едва мог различить очертания противоположного берега озера. А Яр Коннахт отсюда выглядел не более чем мрачной, серой тучей на горизонте. Свежий ветерок колыхал листву и поднимал на поверхности воды сверкающую белую рябь, из-за чего трава казалась изумрудным морем, разбивающимся об усыпанный битым стеклом берег.

Дозорные начали показывать пальцами огамы[99], но Дэвид не сумел прочесть сообщаемые ими числа.

– Отряд из четырнадцати человек, – сказал безукоризненно верный ему Гиллападриг. – Вооружены.

– Вот так сюрприз… – Дэвид оглянулся назад и добавил: – Отходим. Движемся чуть ниже вершины холма, а не по ней.

Подобная позиция давала стрелкам наибольшие преимущества.

Рядом с Дэвидом остановил своего коня Лиам О’Флаэрти.

– Это не западня, – сказал он. – Просто сопровождение. Он бы не послал меня в такую даль, как Шлиав уа’Линн, только чтобы заманить вас в ловушку.

– Да неужели? – равнодушно откликнулся Дэвид.

Этот западник говорил так, будто Шлиав уа’Линн лежал где-то на краю земли. И если уж какая страна и заслуживала своего названия, так это Яр Коннахт. К западу от Лох-Корриб не росло ничего, кроме камней. Да и те никчемные.

– Эти всадники запросто могут оказаться не из твоего клана, а сыновьями Рори, – добавил Дэвид. – Слушок один припорошил юга тающим снегом… Турлох и Маленький Хью выбрались из-под крылышка О’Нилла и вернулись, чтобы отобрать власть у Аэда. – Он, изобразив наивность на лице, повернулся к Лиаму. – Полагаю, до ваших западных краев эти вести еще не дошли.

Лиам хмыкнул, но ничего не ответил. Тогда Дэвид пришпорил лошадь, омраченный пониманием того, что его подозрения подтвердились. Пусть сыновья Рори и сделали глупость, когда вернулись, но они были не столь тупы, чтобы разъезжать повсюду открыто. Они прятались под защитой какого-то могущественного лорда, а где можно укрыться надежнее, нежели на самом краю земли?

Приземистая крепость О'Флаэрти располагалась на озерном острове вдалеке от берега и надежно охранялась флотилией боевых лодок. Дэвид задумался, как бы так ему взять штурмом это место, если понадобится. Конфликтов между О’Флиннами и О’Флаэрти не было, но рассудительный человек всегда должен оттачивать свой разум столь же усердно, как и свой меч, чтобы избегать необходимости использовать оружие.

Стены были возведены из камня в чужеземной манере. Впрочем, в чем О’Флаэрти не испытывал недостатка, так это в булыжниках.

Когда его люди уже высаживались на деревянной пристани под крепостью, Дэвид пришел к заключению: тут поможет только осада, что и практично, и непрактично одновременно. У кельтов много чудесных достоинств, но к ним не относятся усидчивость и терпеливость. Само слово «осада» проникло в их умы из чужого языка, когда они находились не по ту сторону катапульт.

Во дворе поверх земляной насыпи, образуя длинный стол, были уложены доски. Еда радовала глаз изобилием: говядина, свинина, конина, дичь и соленая рыба, пудинги, пироги и хлеб, масло, свежие сливки и сметана, всевозможные сыры, молоко (разумеется, кипяченое) с медом, фасоль и корнеплоды, пара-тройка сортов яблок, а также соль, лук-порей и шпинат.

Имелись на столе и диковинные блюда. Какие-то крупные желтые зерна, смешанные с плоскими и круглыми бледно-зелеными бобами. Бесформенные, похожие на корнеплоды коричневые штуковины, чей вид и запах не особо способствовали аппетиту. Исходивший от них аромат намекал, что ощущения от употребления должны быть довольно необычны.

Хью О’Флаэрти встретил Дэвида во дворе и по ирландскому обычаю пожал руку, стиснув его ладонь. Дэвид подождал, и тогда Хью надавил еще сильнее, но Дэвид все так же терпеливо выжидал. В конечном итоге О’Флаэрти вздохнул и расслабил хватку, а затем подарил в знак почтения браслет. Дэвид же восславил гостеприимство хозяина, одновременно пытаясь догадаться, что замыслил этот старый лис. Гости, как принято среди ирландцев, одобрительно рукоплескали.

Хью сопроводил Дэвида к центру стола, где доски покрывал отрез льняной ткани, а рядом стояли три высоких стула. У правого уже расположился знаменосец О’Флинна, а на левом сидела Нифа, жена хозяина, – тонкая, как жердь, женщина с ястребиным взором. Она поприветствовала Дэвида притворно милой улыбкой.

Как только О’Флинн уселся, по двору начали сновать слуги, разнося еду. Тогда Дэвид повернулся чуть в сторону и передал браслет Гиллападригу, сидевшему рядом.

– Доводилось видеть такое? – прошептал О'Флинн.

– Аккуратная работа, – ответил доверенный, – но вот камни всего лишь отполировали, оставили без огранки.

– Главное, что сделано хорошо. – Дэвид натянул браслет и закрепил его поверх переплетения татуировок. – Но кто и когда видел распростертого орла, усевшегося на солнце?

Он оглядел собравшихся в поисках того, что рассчитывал увидеть. Тем временем О’Флаэрти протянул ему тарелку с жареным мясом кабана.

– Он же лично прислуживает тебе, – прошептал Гиллападриг. – Ему определенно что-то нужно.

– Да уж… этот день полон сюрпризов.

Среди присутствующих на пиру были члены семьи О’Флаэрти и союзных ей кланов. Дэвид приметил даже нескольких крепких ребят из Коннемары, самой каменистой части Коннахта. Достойные рубаки ощущали себя неловко в лучшем обществе. Коренастые фигуры и темные волосы свидетельствовали об их пиктских кровях на фоне высокорослых рыжих и блондинистых кельтов.

Прибыли и двое датчан, заплетавших волосы в длинные косы. У того, что поменьше, было широкое, плоское и более темное лицо.

Дэвид прожевал кусочек мяса, наслаждаясь вкусом.

– Славный кабанчик, – похвалил он, не прекращая оглядывать собравшихся.

– Сам его на копье насадил, – ответил О’Флаэрти.

– Достойный подвиг.

Дэвид не питал ни малейших сомнений, что кабан был давно мертв к тому моменту, как свита позволила О’Флаэрти хотя бы приблизиться к нему. Короли и без того встречаются слишком редко, чтобы разменивать их на пару хряков.

– И кого же ты выглядываешь? – наклонился поближе Гиллападриг.

– Турлоха и Маленького Хью.

– О'Флаэрти не будет столь беспечен!

– Неужели? Он уже и так изгибается, как те прописные буквы, что малюют в своих книжонках монахи. Сыновья Рори помогут ему покончить с детьми Кахала, а сыновья Кахала – с детьми Рори. Он получает удовольствие от хода событий, а не от итогов. Меня же зазвали сюда, чтобы передать весточку Кормаку. Вопрос только в том, что именно мне предстоит передать.

Наконец Дэвид кое-что заметил. Хоть и не сыновей Рори, но пищу, украшенную странным узором в виде орла. А еще полдюжины мужчин и женщин, столпившихся у края двора. Они были брюнетами, как жители Коннемары, но пикты и ирландцы смазывали свои волосы жиром, делая из них шипы, а эти люди заплетали косы на манер датчан. Чужаки обладали такими же плоскими лицами, как и низкорослый датчанин, а кожа их отливала темной бронзой.

Краем глаза Дэвид уловил кошачью ухмылку О’Флаэрти.

Ничто так не радует того, кто верует в собственную мудрость, как удачная уловка. Но Дэвид был вовсе не удивлен, встретив сыновей Рори, когда О’Флаэрти повел его в свои покои после пира. Турлох стоял спиной к огню, сцепив руки сзади. А его брат, Маленький Хью, сидел за длинным столом перед кружкой с вискбеатой[100], видно, не первой за этот вечер. Когда Дэвид вошел, оба повернулись к нему.

– Так что? – Хью рыгнул. – Ты с нами?

Турлох опустил руку на плечо брата, призывая замолчать. О’Флаэрти закрыл дверь.

– Я еще не обсуждал ничего с ним, – сообщил он сыновьям Рори.

Дэвид подошел к полке на стене, взял кувшин с вискбеатой, чтобы наполнить кружку и себе.

– Я с вами в том смысле, что мы сейчас находимся в одном помещении. Если же интересует, буду ли я и дальше с вами, то это уж зависит от того, где еще вы намереваетесь побывать.

Маленький Хью, едва начавший расплываться в улыбке при первых словах, состроил гримасу, услышав продолжение. Турлох тоже нахмурился.

– Не смешно, Дэвид.

– А я и не шучу.

– Все вожди с ними, – заметил О’Флаэрти. Заперев дверь, чтобы никто не помешал их небольшому собранию, он тоже направился к кувшину. – Они пришли и принесли присягу.

– И, без сомнения, шли вереницей, – сказал Дэвид. – Думаю, я даже могу назвать имена. Клятвы, видимо, ничего не значат в наши дни, раз их так легко забывают.

О’Флаэрти налил себе выпить и сел рядом с Турлохом и Дэвидом.

– Я-то не клялся в верности О’Коннерам из Круахана, – сообщил он.

Дэвид пожал плечами. Яр Коннахт никогда не считался частью королевства. О’Флаэрти были изгнаны оттуда всего пару поколений назад… теми самыми О’Коннерами из Круахана.

– А что насчет остальных?

– Те клятвы, – подал голос Турлох, – что они давали моему родственничку, уже не имеют силы благодаря его никчемному, бесчестному правлению.

– Смею возразить. Есть и положительные стороны.

Турлох поднялся и оперся о стол обеими кулаками.

– Он не король! Мы все согласились с этим: О’Тайг, О’Фланниган, Макгаррити…

Дэвид сохранял самообладание. Чтобы провозгласить нового короля Коннахта, нужно согласие четырех главных вождей, а Турлох пока назвал имена трех. Сразу стало понятно, почему О’Флаэрти так старательно потчевал своего гостя и ублажал его слух сладкими речами. Если Турлох привлечет на свою сторону еще и О’Флиннов, он сможет повелевать всеми камнями Круахана!

Дэвид опустошил свою кружку и толкнул по столу. Та упала и закружилась.

– Вот только Кормака ты не упомянул, – заметил О’Флинн. – Войсковой маршал может иметь свое мнение касательно того, нарушили ли четверо вождей свои клятвы.

– Ты его офицер, – сказал О’Флаэрти. – Он прислушается к твоему совету.

– Макдэрмот обладает исключительным слухом… воспринимающим только то, что он дозволяет говорить.

Турлох грянул кружкой по столу.

– Белый жезл принадлежит мне! – заявил он. – Мой отец был верховным королем!

– И к чему это привело? – сказал Дэвид. – А что насчет чужеземцев, прибывших в Ирландию? Они – тот самый камушек, о который спотыкаются ваши планы. Если я соглашусь и даже сумею убедить Макдэрмота… Аэд бросит на нас своих ребят в железных рубашках. Они и без того захватили Мит и Ленстер. Хотите подарить им и Коннахт? – Он изобразил приступ тошноты и отвернулся.

– Сыновья Кахала, – тихо и несколько надменно произнес О’Флаэрти, – не единственные, кто дружит с железными рубашками.

Слуга О’Флаэрти сопроводил их в комнату, где ожидали незнакомцы, которых Дэвид приметил ранее. С ними там ждали и оба датчанина. Теперь, когда они стояли рядом, стало ясно, что тот низкорослый был полукровкой, его родители принадлежали к обеим народностям.

О’Флинн настороженно разглядывал чужаков, понимая, что О’Флаэрти пытается втянуть его в какие-то пока ненепонятные затеи. Судя по всему, в смущении пребывали и иноземцы, кидавшие косые взгляды на хозяина и при всей своей заносчивости не скрывавшие обеспокоенности.

Зато четырех доверенных Дэвид опознал тут же. Двое вошли раньше, и еще двое потом. Они парами расположились по разные стороны собравшихся. Одежда их была пошита из мягкой кожи с бахромой на рукавах и штанах. С поясов свисали короткие мечи. А поверх одежды были наброшены железные рубашки. Не такие, как у северян, но подогнанные под фигуру владельца и украшенные изящными узорами в виде птиц и диких растений. Двое нацепили на головы шлемы, совсем не похожие на те, что носят северяне, да еще и с плюмажами из перьев неведомой птицы.

Те трое, что наблюдали за пиром вместе со своими женщинами, определенно были вождями. И так рослые, они слегка запрокидывали головы, словно старались взирать на мир с предельно доступной высоты. При этом знать носила точно такие же кожаные одеяния, как и охрана. Разве что украшенные цветными бусинами и ракушками, а на плечах – прядями нитей необычных расцветок.

Мужчина, сидевший в середине, добавил к своему наряду и серебряный венок: орел, распростерший крылья до висков незнакомца, удерживал в когтях между его бровей отлитый из золота солнечный диск.

Но даже столь примечательные побрякушки не могли скрыть от взора Дэвида еще одного человека, стоявшего в сторонке вместе с женщинами. Он единственный не выказывал никакого беспокойства. Это был более низкорослый, широкоплечий и смуглый мужчина, нежели остальные, а его одежду составляли грубо пошитая куртка, завязанная на груди подобно плащу, и одноцветный килт. Голова его была обмотана чем-то вроде полотенца. Вначале Дэвид подумал, что этот человек ранен, но затем предположил, что он может быть жрецом магометан. Потом О’Флинну сказали, что он работник, вот только неподвижный взгляд немигающих глаз противоречил этому утверждению.

«Будь у меня такой слуга, – подумал Дэвид, глядя в его наглые глаза, – я бы прикончил его за подобную заносчивость».

Сунтри

– О'Флаэрти совсем спятил, – заявил Дэвид, когда со своими людьми готовился отойти ко сну.

– С этим не поспоришь. – Гиллападриг снял с Дэвида плащ и набросил на свою руку.

– Бедняга. Я все ждал, что его вот-вот вздернут под балкой.

– Из-за новых железных рубашек?

– Из-за новых железных рубашек. – Дэвид выхватил кинжал из ножен и метнул в дверь. Лезвие вошло в древесину на добрых полпальца. – Кевин, этой ночью ты спишь поперек двери. Если кто пожелает заглянуть, передашь им от меня привет.

Воин клана кивнул и расстелил свой плащ возле двери, затем извлек из деревяшки кинжал Дэвида и положил рядом с собой.

Гиллападриг наблюдал за происходящим с любопытством.

– Думаешь, король нарушит правила гостеприимства?

– О’Флаэрти тот еще лис, – пожал плечами Дэвид. – И к тому же у него не все дома. Но он вряд ли станет поступать бесчестно, да только вот Турлох мне безопасности вовсе не обещал. О’Флаэрти запросто закроет на время глаза, чтобы изобразить потом запоздалое возмущение. Идет какая-то игра, и я пока толком не знаю, кто ее затеял: Турлох или О’Флаэрти. Возможно, оба разом. Если меня убьют, вождем Сил Мэлрун станет Фиахра. Они могут надеяться, что с моим сыном будет проще договориться, чем со мной.

– Да уж… скалы Круахана проще сдвинуть, чем тебя. А с чего ты взял, что твой сын?..

– Фиахра дружит с Донном Ок Макгаррити и другими юношами, перешедшими на сторону Турлоха. Аэд, на их взгляд, слишком сблизился с чужаками. Вот они и принесли присягу Турлоху. Они много трещат о том, как выставят незваных гостей с ирландских земель, но я-то помню байку о котах с колокольчиками.

– Но если О’Флаэрти соберет столько же людей, сколько есть у чужаков…

– Тогда он. как я уже и говорил, совсем рехнулся. Вспомни Священное Писание. Евреи сами позвали римлян, чтобы те защитили их от греков, а потом не могли избавиться от этих «защитников». Король Ленстера так же зазвал к нам в гости чужаков, чтобы победить Рори, и вот уже сын Стронгбоу стал королем если не по титулу, то по факту. И теперь О'Флаэрти хочет пригласить новых чужаков, чтобы разобраться со старыми? Той бабенке много за что придется ответить.

Гиллападриг помедлил и оправил свою тунику.

– О какой такой бабе ты сейчас говоришь?

– Жене Рурка. Это ведь из-за того, что она спала с Рори, Рурк и позвал людей из Ленстера на помощь.

– Все беды от женщин, – вздохнул Гиллападриг. – Пойду повешу нашу одежду, пусть сдохнут вши. А ты расскажи об этих новых чужаках. Как они выглядят? Похожи на воинов?

– Они привезли с собой жен, так что это не армия. Но мужчинам, впрочем, война определенно не чужда. Им доводилось сражаться. Причем совсем недавно.

– И откуда они родом? – раздался голос Гиллападрига из небольшой каморки. Навозная куча, лежавшая под решеткой, давала испарения, убивавшие вшей.

– Могу передать только то, – ответил Дэвид, – что мне сказал О’Флаэрти, и я не знаю, насколько его история достоверна. Чужаки говорят на незнакомом языке. Смуглый датчанин переводил их слова на язык своего народа из Ледяной земли[101], а затем датчанин из Голуэя повторял это уже на гэльском. Но кто знает, как искажался при этом смысл? Я немного знаю датский и…

В дверь постучали. Два удара, затем пауза, и еще один.

– Это Доннхад, – сказал Кевин, прежде чем отворить дверь и впустить Доннхада О’Малмоя, чей клан состоял в союзе с О’Флиннами с незапамятных времен, а сам он даже командовал пешим отрядом Дэвида.

– Все люди размещены, – доложил новоприбывший. – И я выставил стражу. Не доверяю этим ребятам с запада.

– А никого из тех новых чужаков не видел? – спросил Дэвид.

– Краснокожих-то? Пара их доверенных караулит у дверей зала О'Флаэрти, где они, похоже, и расположились. Эти парни не сказали мне ни здравствуй, ни прощай. Что твои бронзовые статуи. А тот, с тряпкой на голове, спешил по каким-то делам и в ответ на приветствие только свирепо зыркнул на меня.

– Дружелюбные ребята, – заметил Гиллападриг.

– Их что-то сильно тревожит, – произнес Дэвид. – И они опасаются, что мы можем оказаться не на их стороне.

– Что ты сказал О’Флаэрти?

– Что вряд ли семь воинов, шесть женщин и работник смогут вытеснить Уильяма Маршала в море.

– И как он ответил?

– Вполне предсказуемо. Дескать, это только послы, за западными морями у них воинов больше, чем листьев в лесу.

– Это тебе мужик из Ледяной земли сказал? У них-то там и деревьев, считай, нет.

– Он представился как Торфин, сын Рафна. И он не из Ледяной земли, а из еще более отдаленной. Он называет ее Новонайденной[102].

– Новонайденной, значит? Святой Брендан Мореплаватель давно исследовал берега Ой Бразил.

– Торфин, – сказал Дэвид, – утверждает, что эти территории обнаружили те люди, что пошли вместе с Эриком Рыжим к Зеленой земле[103]. Примерно две сотни лет назад. Небось искали ирландцев, чтобы ограбить. Такое было в порядке вещей для викингов тех дней. Есть легенда, что, когда датчане впервые прибыли в Ледяную землю, оттуда на запад сбежала группа монахов.

– Сага о потерявшихся датчанах, – сказал Кевин. – Помнится, ее как-то пели скальды в Голуэе. Вернувшись, Лейф уже не нашел поселения. На старом месте остались только таинственные руны. Затем пропал и он сам. Я всегда считал это ерундой; сагой, написанной для развлечения северян.

– Олаф, сын Густава, – тот, что повыше, он переводил на кельтский, – тоже так думал. Но он понимает тот диалект датского, на котором говорит Торфин. Этот язык достаточно близок к тому, какой используется в Ледяной земле. Олаф утверждает, что это подобно общению с прадедом своего прадеда. Торфин рассказал, что отряд Лейфа встретил в Виноградной земле[104] неких дикарей – скрелингов, которых им легко удалось запугать. Но затем внезапно те атаковали их с юга. Армию вели в бой О’Гонклины.

– ОТонклины? – переспросил Доннхад. – Так это были ирландцы?

– Во всяком случае, слово звучало похоже. Они атаковали пешком, подобно древним римским легионам, но был у них и отряд, ехавший верхом на огромных лохматых конях. Таких же лохматых, как лошади Земли скоттов[105] или Ледяной земли. Но огромных, как те. на каких разъезжают чужаки. Увидев силы скрелингов, люди Лейфа решили, что биться против такого войска нет никакого смысла. Их отвели к королю О’Гонклинов, и тот отправил их в город на западе, расположенный на берегу огромного Внутреннего моря. Поэтому люди с Зеленой земли так и не смогли их отыскать.

– Это даже увлекательнее той саги, что поют в Голуэе, – заметил Кевин.

– О’Гонклины расширяли свои земли вглубь равнин и потому не слишком интересовались Зеленой землей. Но они выставили дозор у северных рубежей и перехватывали все корабли, а судовые команды потом расселяли в новых датских городах на берегу Внутреннего моря. Поэтому-то люди из Зеленой земли и перестали туда ходить. Никто не возвращался.

– В Голуэе говорят, – сказал Кевин, – что к западу от Зеленой земли есть водоворот, проглатывающий корабли целиком.

– И это еще не конец истории, – продолжал Дэвид. – Похоже, датчане помогли ОТонклинам захватить Травяные земли[106]. И Торфин что-то еще рассказывал об огромных мохнатых коровах и гигантских волосатых слонах. Но тут Олаф мог ошибиться в переводе.

– Так в их краях все огромное и волосатое, за исключением людей? – поинтересовался Доннхад, и все рассмеялись.

– И вот теперь их королю стало любопытно, откуда же берутся все эти датчане, – догадался Гиллападриг.

– Усмирив территории, которые Торфин называет Землей тысячи озер[107], король обратил свое внимание на восток и отправил туда послов. По крайней мере, мне так сказали. О’Флаэрти утверждает, что их корабль пристал к берегу в землях О’Мэлли. Пусть пикты и дикари, но что они умеют, так это отделять голову от тела. Вот только краснокожие чужаки, хоть и малочисленные, дали им достойный отпор. Выжившие шли вдоль берега, пока не наткнулись на Лох-Корриб. Там они и повстречали Олафа.

– И почему же он не повел их в Голуэй?

– Он там вне закона. Опасаясь за свою шею, он отправился с чужаками к крепости О’Флаэрти.

Гиллападриг поджал губы.

– Те еще послы, – пробурчал он.

– Вот и у меня возникли сомнения, – глянул на него Дэвид. – Какой дурак станет засылать послов наугад, не зная, к какому королю они попадут?

На следующий день О’Флаэрти пригласил Дэвида на охоту вместе с сыновьями Рори и украшенным орлиными перьями вождем ОТонклинов, носившим странное чужеземное имя Татамай. Поскольку все они в том или ином смысле были вождями, их сопровождали доверенные в количестве, предписанном Законом Адомнана[108], прислуга, а также ловчие, загонщики и свора собак. Так что компания скорее напоминала боевой отряд, и потребовалось сразу несколько лодок, чтобы перевезти всех на западный берег озера.

Затем отряд поехал мимо изумрудных холмов Аутерарда через луга и торфяные болота. А впереди бесшумно бежали собаки. Загонщики подняли оленя и погнали его из леса прямо в объятия достопочтенных господ, приготовивших угощение в виде стрел и дротиков. Солнце пекло спины, а ветер дул с далекого южного моря, и над землей простерся туман, превращая долины в молочные реки.

Аутерард располагался в землях Мойкуллен, наследных владениях О’Флаэрти, и простирался на запад вплоть до отдаленных скалистых пиков Коннемары.

Отряд успел завалить трех оленей – по одному на каждого вождя, как и подобает, – когда загонщики вспугнули вепря.

Вначале Дэвид услышал вопль попавшего под клыки загонщика, а затем раздался хриплый лай обступивших зверя собак. Охотники пришпорили лошадей, направляясь следом за загонщиками и слугами к лесной опушке.

Ощетинившийся кабан сверкал налитыми кровью глазами. Он завертелся на месте, а затем принялся терзать клыками молодые деревца. Те росли слишком близко, чтобы он мог протиснуться, и за ними укрылся работник краснокожих чужаков. Одеяния бедолаги были изодраны и висели лохмотьями. Его забавный головной убор свалился и намотался на переднюю ногу хряка, растянувшись по земле подобно указателю на убежище слуги. В глазах чужака застыл ужас, а его пришедшие в полный беспорядок черные волосы расплескались по плечам.

Вождь в уборе из орлиных перьев приостановился вдалеке и принялся кружить на своей лошади. Его свита расположилась рядом, но ближе никто подъезжать не стремился.

Все это Дэвид наблюдал лишь краем глаза. Он дожидался, пока зверь между попытками напасть на слугу и отпугнуть собак повернется. И вот тогда О'Флинн метнул дротик в шею кабана. Тот ужасающе захрипел и закричал. Турлох с наскоку всадил в вепря копье, а Маленький Хью спешился и пошел в наступление с рогатиной. При этом он лаял на кабана, провоцируя того на атаку.

Турлох внезапно побледнел. Дэвид увидел у него за спиной лучников О'Флаэрти с натянутыми тетивами, ждущих, пока гость короля уйдет в сторону. О'Флинн бросил взгляд на Турлоха и вогнал второй дротик точно в левый глаз кабана.

Зверь взвизгнул и повалился набок, молотя копытами. На секунду показалось, что он вот-вот снова вскочит, но вепрь последний раз вздрогнул и застыл на земле. Маленький Хью воспользовался представившейся возможностью, чтобы подскочить и вонзить свое копье со слепой стороны, но это уже был лишь удар милосердия.

Когда кабан окончательно перестал шевелиться, попавший в беду работник выбрался из своего укрытия и, не спуская широких от ужаса глаз со зверя, поспешил скрыться за лошадью Дэвида, едва не напугав ее.

К Дэвиду подъехал Турлох.

– Отличный бросок, – сказал он, протягивая руку. А когда О’Флинн ответил пожатием, то шепотом добавил: – И спасибо, что спас моего глупого брата. Он юн, а все юнцы чрезмерно ретивы.

– Оно и к лучшему. Откуда еще взяться старческой мудрости, как не из опыта поспешных решений юности.

Турлох засмеялся.

Подъехавший О’Флаэрти разглядывал кабана.

– Почти такой же огромный, как тот, которого я заколол для пира.

– Сдается мне, что зверь будет увеличиваться с каждым новым рассказом об этом случае, – усмехнулся Дэвид.

Турлох вновь расхохотался, а О’Флаэрти хлопнул О’Флинна по спине.

– Таким же огромным, как коровы у датчан! – воскликнул хозяин владений.

– Умеете же вы находить союзничков, – сказал Дэвид, когда Турлох и О’Флаэрти повернули своих коней.

Оба вновь натянули поводья.

– О чем это ты?.. – спросил Турлох.

Дэвид огамами описал Татамая со свитой.

– Что это за вождь, если не удосужился прийти на помощь своему работнику?

– Тут ведь дело такое, – ответил О’Флаэрти, – вепри в их краях не водятся, вот его люди и не решились приблизиться.

– А к твоим врагам этот вождь тоже струхнет приближаться?

О’Флаэрти ничего не ответил, но пришпорил коня и поехал прочь. Турлох же помедлил, дожидаясь, пока его брат снова заберется в седло.

– Думаешь, они трусы? – спросил Турлох.

– Сдается мне, что они не те, кем пытаются казаться. Ты и правда веришь, что его король отправит своих рыцарей через весь Западный океан в то время, как Уильяму Маршалу достаточно пальцами щелкнуть, чтобы военные корабли норманнов пересекли Ирландское море?

Голтри

Пусть погибший загонщик и был простолюдином, но он верой и правдой служил своему клану много лет, и потому сам О’Флаэрти вознес ему последнюю хвалу и одарил вдову. Были приглашены даже плакальщицы, расположившиеся каонтичаном[109] вокруг тела, заливаясь слезами и воем поочередно, чтобы никто быстро не уставал. Их причитания по покойнику разносились в сгущающихся сумерках, отражаясь эхом от стен и проходов часовни и возвращаясь с неожиданных направлений.

Дэвид же зашел туда, чтобы помолиться о душе погибшего, и встал на плиты перед алтарем, думая, что может сказать такого, о чем бы Господь еще не знал. В конечном счете О’Флинн помолился не за усопшего, но за Коннахт, чтобы тот не был разрушен могущественными союзниками враждующих кланов. О’Коннеры сражались с О’Коннерами испокон веков. Это было в порядке вещей, так же как облака, бегущие в хрустальных сферах небес. Но теперь каждая из фракций собиралась привлечь на свою сторону железные рубашки, и это могло стать концом всему.

Погруженный в столь мрачные думы, Дэвид развернулся и увидел, как в часовню заходят сыновья Рори. Он молча отошел в сторону, чтобы пропустить их к алтарю. Но Маленький Хью остановился и сказал:

– Ты не спасал моей жизни.

– Я запомню, – кивнул Дэвид, – на будущее.

Это озадачило Хью, но тут на него оглянулся Турлох. В его глазах Дэвид увидел решение, что он не присоединится. А без О’Флинна не примкнет ни Макдэрмот, ни кланы Шлиав уа’Линна, а воины Маг Наи будут биться за Аэда, что предвещало западным краям невеселые деньки.

– Он погубит страну, – сказал Турлох, и Дэвид понял, что речь идет о короле.

– Только если будет драка, – заметил О'Флинн. – С другой стороны, зачем вообще звать чужаков?

– Так мне что, ждать, пока он умрет?

– Терпение – добродетель королей. Возможно, ждать придется не так уж и долго. Мужья вынуждены оберегать честь жен, а Аэд слишком многим успел наставить рога.

Турлох так закатил глаза, словно пытался посмотреть на раздирающие его внутренние противоречия. Затем он скривил губы.

– Ему наследует Фелим. Пусть Аэд глуп и слаб, но брат его совсем не таков. И если я могу подождать, пока одного из родственничков не станет, то на двух, боюсь, терпения у меня не хватит.

Маленький Хью приблизил свое лицо к лицу Дэвида, хоть для этого коротышке и пришлось встать на цыпочки.

– Выступишь против нас – и мы тебя уничтожим. Теперь краснокожие чужаки на нашей стороне.

Дэвид посмотрел поверх головы юноши в глаза Турлоха.

– Мне жаль Фелима, ведь на нем может сказаться глупость его брата.

Турлох понял намек и опустил ладонь на плечо Маленького Хью.

– Идем, мы пришли помолиться за душу славного парня, а не пререкаться со стариком. – Он покосился на уже обмытое и завернутое в саван тело на носилках у алтаря. – Этот малый хотя бы никак не был причастен к спорам королей.

Выйдя из часовни, Дэвид увидел, как Гиллападриг заново обвязывает ремешком рукоять своего вложенного в ножны меча.

– Думал, они нападут на меня в священном месте, – усмехнулся О’Флинн, – да еще и когда я под защитой О’Флаэрти?

– Мне просто понадобилось наточить клинок, вот и все, – проворчал Гиллападриг.

– Забавно, если бы они осмелились на такой шаг, – весело продолжил Дэвид. – Я вполне мог достаточно раззадорить Маленького Хью. И тогда О’Флаэрти пришлось бы прикончить обоих братьев, чтобы сохранить свою честь. Но не слишком ли высокая цена за спокойствие в Коннахте?

– Не слишком, если быть уверенным, что и правда сумеешь ухватить столь редкую удачу за хвост.

Дэвид рассмеялся:

– Кстати, а чем занят тот работник возле конюшен?

– Тот? Перевязывает свой головной платок.

О’Флинн похлопал собеседника по плечу.

– Идем. Глядишь, он поведает нам историю столь же мудреную, как и его головной убор.

– Но мы же не говорим на языке О'Гонклинов.

– Как и он сам.

Мужчина заметил их и оценивающе оглядел. Ему где-то удалось раздобыть нитку с иголкой, чтобы привести свой длинный шарф в порядок. Чужеземец внимательно посмотрел на Дэвида, вздохнул и откусил нить зубами.

– Терпеть не могу, когда передо мной кто-то пресмыкается. – сказал Гиллападриг. – Скверная это жизнь, когда тебя заставляют благодарить за то, что ее не отнимают.

– Иной жизни у него не было. – Дэвид подошел к питьевой бочке, которой пользовались конюшие, зачерпнул воды и предложил ее слуге краснокожих.

– Аква? – произнес О’Флинн, используя слово, запомнившееся ему из языка О’Гонклинов.

Коренастый мужчина посмотрел на кружку, а затем перевел взгляд на лицо Дэвида.

– Ока, – достаточно жестко произнес он и принял предложенную воду.

– Хорошо, что хоть это он прояснил, – заметил Гиллападриг.

– Он говорит на ином языке, нежели остальные краснокожие чужаки. – Дэвид присел на корточки и спросил на ломаном датском: – Кто ты?

Краснокожий вздрогнул от изумления, но затем его лицо вновь стало невозмутимым.

– Воин, – ответил он, и теперь настал черед удивляться Дэвиду.

– Воин и слуга?

Взаимонепонимание было очевидно.

– Он лишь немного понимает язык Ледяной земли, а я плохо знаю голуэйский, – сказал Дэвид Гиллападригу. – Так что пообщаться у нас с ним особо не выйдет. Но мне надо сообразить, что говорить Кормаку. Подозреваю, что О’Флаэрти известно не так много, как ему кажется, а Татамай вряд ли ему все добровольно расскажет.

Дэвид посмотрел на слугу и ткнул себя в грудь:

– Дэвид Макнил О’Флинн.

Затем он показал пальцем на слугу.

Тот помедлил, прежде чем хлопнуть себя по груди и ответить:

– Мускл О’Туббах. – Он отложил свое шитье в сторону и извлек из-под накидки небольшую трубку из вереска, вырезанную в форме вздыбившейся лошади. Но таких Дэвид никогда не видел: с непривычно широкой и короткой мордой, вся покрытая шерстью наподобие собачьей. У трубки был длинный, изящно изогнутый чубук.

В трубку работник насыпал какой-то порошок или перемолотые листья из холщового мешочка, завязывающегося на тесемку. О’Туббах с тоской посмотрел на этот мешочек.

– Тзибатлъ, – произнес он. – Тзибатлъ эйрвоах ачукма. Очень хорошо.

Он пару раз подкинул остатки травы в руке, словно пытаясь определить ее вес, а затем убрал мешочек в один из многочисленных карманов на своей одежде. Потом он поджег соломинку от жаровни и раскурил листья в трубке.

Теперь Дэвид уже точно знал, что это именно трубка, поскольку О’Туббах втягивал едкий дым листьев через чубук. Затем он передал приспособление О’Флинну, и тот, подражая действиям владельца, сделал затяжку.

И зашелся кашлем, когда дым опалил его легкие. Чужеземец лишь слегка улыбнулся, но смеяться не стал. Он издал несколько пыхтящих звуков, а затем пересек себе горло ладонью, изображая попытку глубокого вдоха. Дэвид понял его и набрал дым исключительно в рот, подержал там и выпустил. После нескольких затяжек О’Флинн вдруг ощутил, как обострились его чувства. Теперь он слышал арфу, играющую в главном зале, и высокий голос, напевающий «Плач О’Флаэрти».

И все же это было враньем. Они испугались и бежали на запад, прочь от чужаков, к бесплодным землям. В куда более зеленых краях клана Мурхада теперь правили О’Коннеры, сумевшие собрать тех людей, кто остался после отбытия чужаков.

О’Туббах, склонив голову, тоже прислушивался к музыке, и, хотя он не понимал слов, лицо его вдруг исказила печаль, он уловил в песне мотив преследований и потерь.

– Гиллападриг, – внезапно спросил Дэвид, – помнишь как Маккостелло захватил пленника из Нил Ог тем летом?

– И в обмен требует нашу скотину. А что?

– Я вот просто все думал, как воин мог стать слугой.

О'Туббах вновь протянул трубку, и Дэвид не стал отказываться.

– Кури, друже добрый, – произнес, запинаясь, чужак на устаревшем датском.

– Полагаю, – вздохнул О'Флинн, – я могу воспринимать эти слова как захочу. – Он вновь показал на себя, а затем на Гиллападрига и проговорил на датском: – Оба мы – кельты. – Затем он указал на О’Туббаха. – А ты О’Гонклин?

Мужчина взглянул на него озадаченно, затем ошарашенно, злобно и, наконец, высокомерно. Он пошевелил пальцами перед губами, а затем сплюнул на землю.

– И что это было? – спросил Гиллападриг.

– Он невысокого мнения о своих хозяевах, – ответил Дэвид.

– Неудивительно. Они ведь даже не попытались спасти его сегодня.

О’Флинн задумался.

– Вот бы знать, насколько можно верить тем двум датчанам. Смуглому, подозреваю, вообще нельзя, учитывая, что он из викингов О’Гонклинов и предан им. Тому, что из Голуэя?.. Сомневаюсь. Он вне закона, но мало ли почему. Возможно, он сам жалеет, что ввязался в эту авантюру. Все северяне себе на уме, и дай бог норманны займутся ими, когда придет время. Пусть они уже и забыли, что когда-то были викингами. А нам следует поспешить. Вряд ли вождь О’Гонклинов обрадуется, увидев, как мы обмениваемся тут дымом с его слугой.

Дэвид привлек внимание О’Таббаха к работнику О’Флаэрти, задававшему корм свиньям неподалеку от крепости и конюшен, где все трое курили.

– Работник, – произнес О’Флинн. – Слуга О’Флаэрти. А ты? Ты слуга Татамая?

Чужак рассмеялся и нацепил тюрбан на голову, а потом схватил себя за пах, вновь помотал рукой перед губами и плюнул в сторону крепости.

– Хочет сказать, что Татамай оскопил его? – ужаснулся Гиллападриг.

– Нет. Он имеет в виду, что у ОТонклинов нет яиц. – Дэвид палочкой начертил на земле кружок. – Земля Эйре[110], – сказал он и потыкал рядом. Потом нарисовал еще один кружок неподалеку. – Ледяная земля.

Затем на импровизированной карте появились Зеленая и Новонайденная земли. Под последней был изображен круг побольше.

– Земля ОТонклинов. – Дэвид протянул палочку О’Туббаху и, показав на рисунок, спросил: – Твоя. Земля. Где?

О’Туббах довольно долго смотрел на карту, и Дэвид повторил названия кружков, решив, что тот не понял.

Мужчина неторопливо закивал, затем наклонился, зачерпнул горсть земли и посыпал ею большой круг, который Дэвид назвал землей ОТонклинов. О’Флинн ошарашенно посмотрел на землю, а затем на свирепо ухмыляющегося чужака. Но не успел Дэвид задать следующий вопрос, как из крепости донесся женский голос, зовущий Мускла О’Туббаха. Ухмылка с лица последнего тут же исчезла, сменившись каменным выражением. Работник выбил пепел из трубки и, шустро ополоснув ее в воде, вновь спрятал в карман. А затем поднялся и встряхнул свою одежду, прогоняя запах дыма.

– Подозреваю, он не понимает, что такое карта, – сказал Гиллападриг, когда чужак удалился.

– О нет. Прекрасно он все понимает. – Дэвид проводил слугу взглядом и увидел, как тот в свете факелов предстает перед женщиной из рода ОТонклинов и как та смотрит на него. Запутанность отношений между новыми чужаками начала проясняться.

– Тогда почему он посыпал ее землей? – заинтересованно спросил Гиллападриг.

Дэвид еще раз взглянул на рисунок, прежде чем затереть его ногой.

Олаф, сын Густава, был так мрачен, будто обдумывал самоубийство. Впрочем, это настроение вполне подходило к создавшемуся положению.

– Я окончу свои дни в безымянной могиле, – признался он Дэвиду тем же вечером, глядя с крепостной стены на залитое лунным светом озеро. – Такова участь всех преступников.

Дэвид принес ему здоровенную кружку эля, ведь слова подобны рыбам – куда лучше чувствуют себя в жидком.

– Я был богатым купцом в Голуэе, – продолжал датчанин. – Возил олово и древесину из Корнуэла в Бордо и Геную в землях басков. А обратно тащил вино из Ла-Рошели, соль из Бурнёфа и шерсть из Испании. И вот за мою голову назначена цена, хоть я и не прикасался к жене того бедолаги. Я бы понял, если бы меня хотели выпотрошить за то, что мы с ней переспали, да только даже речи о том еще не было. А муженек ее думал иначе и из-за своей ошибки помер. Ерунда же какая-то. – Олаф вздохнул. – И все-таки на меня объявлена охота. А ведь я прежде не боялся ни бретонских, ни баскских пиратов и даже вместе с ганзейцами сражался против диких пруссаков.

Дэвид указал на судно, болтающееся на воде с западной стороны острова, почти незаметное в свете факелов.

– Это лодка ОТонклинов?

– Корабль, – ответил северянин. – Не лодка. Да, это он. Выглядит почти как когг, но ходить на таком?.. Плоское дно, киля нет. Капитану пришлось идти исключительно по ветру вплоть до Лох-Корриб. Представь, они в гавань ползли на веслах. У них даже гички нет. И никаких надстроек на носу или корме, чтобы дать стрелкам преимущество перед пиратами.

– Возможно, в их краях нет пиратов?

– Или же пираты победили, – развел руками Олаф. – Зато на их корабле позади основной мачты есть еще одна. Полагаю, она позволяет быстрее ловить ветер, чем привычная нам конструкция. Так что на широких просторах эта посудина может бегать довольно шустро. Обшито внакрой… ну, понимаешь. Вот только сверху вниз, как на старых кноррах, а не снизу вверх, как на современных кораблях. Осмелюсь предположить… у тебя там не осталось еще эля О’Флаэрти? О, спасибо! Так вот, осмелюсь предположить, что у ОТонклинов никогда не было морского флота. Только прибрежный. Этот корабль скопирован с кнорров времен Эрика Рыжего. А вот та вторая мачта… нечто новенькое. И идея неплохая. – Датчанин отхлебнул из кружки. – Хотелось бы вновь поднять паруса. Впрочем, не на такой штуковине. Не рискну сунуться к гасконскому берегу без надежного киля. И все же я мечтаю о добротном корабле, чтобы покинуть Землю Эйре, где все только и мечтают меня прирезать.

– Я не из таких.

– Это хорошо, но говорит только о том, что тебе пока не сообщили цену за мою голову.

Дэвид снова посмотрел на корабль. О'Флинн прежде не видел коггов, ничего похожего на них, а потому объяснения Олафа были для него столь же непонятными, как и язык ОТонклинов. Удивляло уже одно то, что такая громадная посудина вообще способна держаться на воде.

– Сомневаюсь, что подобные корабли смогут переправить армию через океан.

– Пусть тебя не смущают габариты, – сказал северянин. – Внутри места предостаточно.

– Я не о размерах сейчас говорю. Ты сам заявил, что и к гасконскому берегу на таком бы не сунулся. А как насчет океана?

Олаф задумался, прежде чем ответить.

– Если бы мне дышала в спину семейка Хенгиста, я бы и на коракле в океан отправился. Раз уж ложиться в безымянную могилу, так лучше в водную. Но… поход на восток должен быть достаточно простым. Запасись парусиной, лови ветер, и вот ты уже на месте. Что касается возвращения на запад… Что же, у этого корабля есть весла…

– Но если его снесет в сторону…

– Мы называем это отклонением от курса. В том-то и закавыка. Никогда не знаешь, когда потом найдешь землю. Если бы краснокожие чужаки умели строить корабли с килями, чтобы менять направление, они бы уже давно были здесь.

– Паруса из соломы не сплетешь, – согласился Дэвид.

– А без своих лохматых лошадей они бы бродили пешком, и какого размера было бы тогда их царство? С ноготь, не больше. Никаких великих городов, о которых рассказывал Торфин: Манахеттана и Личаувекинга. Этот их Татамай, когда мы проезжали мимо Голуэя и его величественных стен, скривился и расхохотался. Я бы пришел в ярость, если бы жители того города не собирались меня прикончить. Каждый народ велик ровно настолько, насколько позволяют имеющиеся у него инструменты. – Олаф заметил мужчину, поднимавшегося по лестнице, и окликнул на стародатском: – Приветствую, Торфин, сын Равна! Как жизнь?

Смуглый датчанин молча взял кружку с элем из рук Олафа и отхлебнул, после чего утер губы тыльной стороной ладони. Затем он бросил на Дэвида ничего не выражающий взгляд, а выпивку так и не вернул.

Олаф ухмыльнулся и обратился к О’Флинну на кельтском, чтобы Торфин ничего не понял:

– В Голуэе он бы уже через неделю хоть капельку, да улыбаться начал.

– Они напуганы. Все, кроме того слуги.

– Тогда им бы стоило держаться не так чванливо.

Дэвид уставился в ночь, за Лох-Корриб, Коннемару и океан.

– Порой приходится через силу идти вперед, чтобы тебя не догнала смерть.

Дэвид вышел прогуляться поутру в одиночестве, чтобы полюбоваться восходом солнца над Кил Клунах на восточном берегу озера. Ветер приносил с собой запах рыбы и сырости, раздувая подол одежды так, что его приходилось придерживать рукой. На горизонте показалась группа всадников, но затем приостановилась и вновь скрылась из виду за дальними холмами. Норманны… скорее всего, люди Маккостелло. Дэвид сплюнул через стену в воду, плескавшуюся у подножия крепости.

А может, это был отряд короля Аэда или даже люди Лейни, отправленные на юг Коннером год О’Хара? Дозорные? Распространители слухов?

Внизу по двору с двумя помойными ведрами в руках к навозной куче брел О'Туббах. Дэвид свистнул, и тот оглянулся. Их взгляды пересеклись, чужак опустил ведра на землю и по приставной лестнице забрался на парапет. Дэвид изобразил, как втягивает в себя дым, но когда его собеседник достал трубку, то сделал отрицательный жест, поводив рукой у себя перед губами. Потом он указал на лошадь и произнес на датском:

– Сага, лошадь, петь.

Тем вечером Торфин с помощью Олафа поведал, что краснокожие чужаки ставят своих коней превыше всех прочих животных. А О’Туббах, судя по его кривоногости, большую часть жизни провел в седле.

Чужак задумчиво пошевелил губами, точно пытаясь перевести слова на родной язык. Потом пожал плечами и завел напевный монолог. Дэвид медленно побрел вдоль парапета, и краснокожий последовал за ним, продолжая петь высоким хрипловатым голосом. О'Флинн не понимал ни слова, но и не это было ему нужно.

На очередном куплете песни О'Туббах заскрипел зубами и потер свой живот, указывая пальцем на изображение лошади. Затем он помахал руками перед ртом, из чего Дэвид заключил, что когда-то краснокожие ели конское мясо, но теперь перестали. У норманнов существовало схожее табу, что и не удивительно. Если все съешь, так на чем будешь ездить? Всадник верхом на корове будет являть собой куда менее пугающее зрелище. Судя по жестам, которыми О'Туббах сопровождал свое пение, он рассказывал историю о том, как ловят и обуздывают лошадей, но при этом его воображаемый конь обладал куда более ретивым норовом, нежели послушные кобылки норманнов. А еще краснокожий показывал стрельбу из лука и удары копьем.

В этот момент они повернули за угол и лицом к лицу столкнулись с Татамаем и его женщиной, совершавшими утреннюю прогулку по стене. Вождь чужаков остановился и бросил взгляд своих агатовых глаз на Дэвида и О'Туббаха. Работник, едва не выронивший невидимую стрелу, усмехнулся и выпустил ее точно в грудь вождя.

Татамай было потянулся к рукояти меча, но тут О'Туббах заговорил:

– Хахкало иссюбах, сашим. Са талоа химонаси.

И отвесил поклон, в котором просто читалась дерзость. Потом О’Туббах усмехнулся и продолжил изображать езду на коне и то, как опять теряет стрелу. О'Гонклин сделал вид, что не смотрит, но его женщина наблюдала за движениями бедер слуги, прикусив нижнюю губу.

Татамай убрал руку от меча… и Дэвид услышал тихий шорох, с которым за его спиной другие клинки возвращались в ножны. Гиллападриг, как всегда, следовал за ним тенью.

Татамай вдруг взмахнул рукой и выхватил из рук О'Туббаха курительную трубку. Тот закричал, но Татамай нанес резкий удар, от которого у работника голова откачнулась назад. Затем вождь краснокожих чужаков заговорил злым тоном. Дэвид сумел разобрать только слово «тзибатль», но возникло ощущение, что оно было столь же неродным для него, как и для его слуги. Возможно, оно принадлежало к языку народа эйр воах, растившего эти листья. О'Туббах осклабился и выдал реплику, которую не составило труда понять как знак неповиновения, а после ударил себя в грудь и произнес:

– Минго-ли биллия!

Вождь О'Гонклинов вновь вцепился в рукоять меча и на сей раз мог бы даже его и выхватить, но женщина опустила ладонь на запястье спутника и сказала что-то мягким тоном. Татамай не глядя сбросил ее руку, но все-таки не стал доставать оружие.

– Тзибатль, – снова произнес он и протянул руку.

Двое его охранников встали позади и сверлили слугу полными гнева взглядами. Дэвид скрестил руки и прислонился спиной к парапету, дожидаясь развязки.

Напряжение нарастало.

Но затем О’Туббах вздохнул и извлек из кармана мешочек с курительной смесью. Немного подержал в руках – Дэвиду даже показалось, что в знак непокорства зелье полетит через крепостную стену, – но затем протянул его вождю, проворчав что-то, что определенно должно было означать «чтоб ты подавился».

Дэвид не мог не заметить, что у обоих мужчин при передаче мешочка тряслись руки. По всей видимости, этот белый дым был им столь же необходим, как виски – записным пьяницам. Не сходя с места, Татамай поспешил набить трубку и погнал охранника за угольком, чтобы разжечь ее.

– Они не подрались, – сказал Гиллападриг, провожая взглядом удаляющегося Татамая. – Мне казалось, ты думал, будто они сцепятся.

– Время еще не пришло, – ответил О’Флинн и повернулся к О’Туббаху. – Минголей. Вождь?

– Минго, вождь Миске О’Геох, – ответил тот. – Сашим. вождь аль-Гонкуин.

Дэвид повторил имя для верности:

– Аль-Гонкуин? Стало быть, они сарацины?

Последнее слово ничего не значило для краснокожего, так что Дэвид не стал заострять внимание. Его сейчас волновало не столько то, откуда эти чужаки прибыли, сколько то, куда они направляются.

Вернувшись на парапет, выходивший на озеро, О’Флинн обнаружил Доннхада О’Малмоя и датчанина Олафа, ожидавших его там, как и было договорено.

– Сколько? – спросил Дэвид у Доннхада, указывая на когг, стоящий у пристани под ними.

– Трое да еще двадцать, – отозвался разведчик. – Но сосчитать было трудно, они же все на одно лицо. Примерно половина носит железные рубашки. Остальные лазают по веревкам. Эти, видимо, простые матросы. Пара человек всегда стоит в карауле, но охранники из них скверные.

– Они полагают, что находятся среди друзей, – сказал Дэвид.

– Более чем среди друзей. Несколько служанок О’Флаэрти отправились на борт под тем или иным предлогом, если ты понимаешь, о чем я. И, похоже, у них там есть женщина из пиктов, захваченная в бою с О’Мэлли.

Дэвид обратился к датчанину:

– Олаф, у тебя еще остались друзья в Голуэе?

– Разве у преступника могут быть друзья? – пожал плечами северянин. – Думаю, я сейчас могу назвать так любого, кто не пытается перерезать мне глотку.

– А что если ты пообещаешь им корабль, быстрее которого они еще не видели?

– Тогда… – Олаф покосился на иноземную посудину. – Ей бы еще киль приделать. Но я знаю корабела из Бордо, который за это возьмется. – Он оглядел мачты. – Дюжину парусов, думаю, хотя с такелажем придется повозиться… и еще надо будет… – Он помолчал, а потом кивнул: – Ja. Мне доводилось строить корабли. Это возможно.

– Отлично. Составь список людей и передай его О’Малмою. Доннхад, ты отправишься в Голуэй, потому что знаешь город. Найдешь тех, кого укажет Олаф, и тайком приведешь их сюда. По пути вы можете столкнуться с О’Дэлли, но между нами нет вражды. Только берегись, чтобы не встретиться с де’Бурго. Будь осторожен.

– Один О’Малмой стоит десятка его кретинов, – улыбнулся Доннхад.

– И прихвати с собой Кевина. Боюсь, их будет более десятка.

Доннхад удалился. Олаф помедлил еще немного, разглядывая когг и потирая руки, а потом тоже ушел.

Дэвид немного выждал и сказал:

– Татамай плыть домой, воинов везти. Тебя берет?

О’Туббах горько рассмеялся.

– Вождь аль-Гонкуин. Больше нет., – Он ударил себя в грудь. – Миске ОТеох всего вождь теперь. Город, крепость… как сказать? – Слуга изобразил, как высекает с помощью кремня огонь.

– Сгорели, – произнес Дэвид.

– Да. Город. Крепость аль-Гонкуина сгорели. Женщины… – Краснокожий дернул бедрами.

– И книги?

О’Туббах посмотрел озадаченно, и тогда Дэвид изобразил, будто читает.

– Пф-ф-ф… – тот пожал плечами и показал пальцами дымок.

– Прискорбно. Уж очень легко они сгорают, – произнес Дэвид, задумавшись о том, есть ли монахи в этой их Новонайденной земле. Успели ли они хоть что-то сохранить в своих записях, прежде чем знания утекли как песок сквозь пальцы. Он вспомнил святых Земли Эйре, черкавших своими перьями в далекие времена, пока за их окнами орали разъяренные викинги. Написанное там стало искрами, от которых при дворе Шарлеманя загорелся совсем другой огонь. Впрочем, теперь и Шарлемань остался лишь в легендах да сказках о столь же далеких временах, как падение Рима.

О'Туббах произнес на ломаном датском:

– Корабль забрать желтые волосы.

Дэвид предпочел промолчать, и тогда слуга добавил:

– Идти. Дом увидеть ачеба. Трава… трава.

О’Флинн отцепил с пояса ножны с кинжалом и протянул их пленному Миске о’Геоху, поскольку окончательно убедился в том, кто этот человек: один из сотен бедолаг гибнущей империи, угодивший в плен к бегущей банде аль-Гонкуинов. Возможно, даже в тот момент, когда корабль с беженцами готовился отплыть от берега. Багровые, до сих пор не отмытые пятна на палубе говорили об отчаянной схватке. О'Туббах помедлил, а затем извлек кинжал из ножен и надежно спрятал в складках своего тюрбана, возвратив пустой чехол обратно Дэвиду.

– Мы два курить ачеба.

– И мы еще покурим, – соврал Дэвид.

Сам О'Флаэрти лично проводил Дэвида до края Кил Клунах и гарцевал рядом на коне, пока горцы высаживались из лодок и готовились к долгому переходу обратно в Шлиав уа’Линн.

– Ты расскажешь Кормаку? – спросил О’Флаэрти.

– Я передам Макдэрмоту все, что увидел.

Король Яр Коннахта вздохнул, услышав столь осторожно подобранные слова, а затем посмотрел на запад мимо своего замка на озере.

– Не понимаю я твоей верности такому ничтожеству, как Аэд.

– Да, он ничтожество и тупица, – признал Дэвид, – но если мы начнем требовать, чтобы наши короли становились великими, прежде чем выказывать им подобающие почести, то воцарится смута. Короли приходят и уходят. Важен белый жезл, а не тот болван, что его держит.

О’Флаэрти взвесил слова Дэвида.

– Понятно, – произнес король. – Ты верен Фелиму. И всегда был его человеком.

– Было бы не очень красиво, – объяснил О’Флинн, – если бы он убил собственного брата. Этим займется Турлох… если рогоносцы не успеют раньше.

О’Флаэрти невесело улыбнулся.

– А затем псы Фелима устранят Турлоха под прикрытием железных рубашек? Печальная выйдет история, учитывая, что его планам помешают краснокожие чужаки.

– Жизнь – штука непредсказуемая, – пожал плечами Дэвид. – Кстати, у меня пропал нож.

– Серьезно?

– Полагаю, его мог украсть тот работник краснокожих. Подозреваю, что он хочет убить Татамая.

– Из-за женщины? У нее, конечно, ни рожи, ни кожи, но вряд ли он собирается ею любоваться.

– Может, и из-за женщины. Или из-за курительной смеси. Не важно. Предупреди Татамая.

Король Яр Коннахта поморщился, заподозрив какую-то хитрую уловку.

– Тебе же, как и Фелиму, и Кормаку, только на пользу будет, если Татамая убьют.

Дэвид благочестиво перекрестился.

– Господь завещал нам поступать милостиво даже с врагами.

Дэвид вновь остановил свой отряд на склоне холма, развернув лошадь, чтобы еще раз взглянуть на Лох-Корриб и крепость О’Флаэрти, пока дозорные проверяли, нет ли впереди засады. Гиллападриг подъехал и встал рядом.

– И в конце концов все опять свелось к женщине, – сказал он. – Что удалось разузнать?

– Они не придут, – ответил Дэвид. – Никогда. Ни на помощь Турлоху, ни ради чего-либо еще.

– С чего ты так уверен? Норманнам-то эта затея вполне приглянулась…

Дэвид потянул себя за усы, посмотрел на солнце и задумался, успеет ли до сумерек добраться до монастыря в Туаме.

– Ирландское море куда проще пересечь, нежели океан. Но дело даже не в этом. Империя аль-Гонкуинов погибла. Клан Миске О’Геох разжигает костры из книг. Татамай отчаянно пытается найти новое пристанище и хватается за любую соломинку. Он сейчас пообещает О’Флаэрти все что угодно. Может, и появится у наших берегов еще пара таких же кораблей в поисках легендарных земель, о которых краснокожим напели датчане… и на этом все.

– Так а что насчет Миске О’Геох? Этот клан же победил? Не могут ли к нам заявиться они?

– О’Флаэрти рехнулся. Мало того что к нам заявились красные римляне… Звать еще и красных варваров – чистое безумие. Но они наездники, не моряки, а в развалинах их погибшей империи богатств куда больше, чем на этих скудных берегах. Впрочем, народ они лихой, и их манит горизонт. Если бы О’Туббах сбежал и рассказал им о нас…

– Шансы малы.

– Насколько малых будет достаточно? Это отважный и достаточно смышленый человек, раз прожил столько времени в плену у врагов. Когда Олаф украдет корабль, разве не попытается О'Туббах проникнуть на борт? Могу ли я рисковать тем, что он сбежит? Увы, друг, но мы живем в жестокий и подлый век, когда каждый борется за то, чтобы его жизнь продлилась подольше. Не сожги они свои книги, я бы, может быть, и помедлил… – Дэвид помолчал и почесал подбородок. – Возможно, мы еще с теплотой вспомним этот день.

– О чем это ты? – спросил Гиллападриг.

– Тебе не показалось, что корона у Татамая из чистого золота?

– Похоже на то.

– Отважный человек, хорошо владеющий мечом, может создать в тех краях новое королевство, куда более сильное, нежели это возможно на окружающих нас бесплодных холмах.

У Гиллападрига от такого заявления едва не отвалилась челюсть. Когда он совладал со своим голосом, то поинтересовался:

– И ты поведешь уи’Линнов в те чужие земли?

– Я? Нет. Но жажда золота и прочей наживы – серьезное искушение. – Дэвид повернулся и увидел, что дозорные сигнализируют об отсутствии опасностей на пути. Тогда он пришпорил свою лошадку, и отряд горцев вновь неторопливо двинулся к дому. – Так что, возможно, этим заинтересуются норманны.