Ловцы снов

Глава 5

В квартире было светло. Просторно. Широкая прихожая, зеркальный шкаф-купе стального цвета, полочка для обуви, оборудованная небольшой лавочкой. Светлый паркет.

– Располагайся, – кивнул Виктор в сторону серой двери, повесил мою куртку на плечики и отправился мыть руки.

Я послушно последовала в гостиную.

Комната в пастельных тонах. Угловой диван и прильнувший к нему фикус. Окно в пол – Виктор испытывал слабость к большим окнам, – полностью лишенное занавесок. Широкий телевизор на стеклянной тумбе. Натяжной потолок с круглым светильником посредине. Барная стойка, отделяющая окно от комнаты, за ней – стулья на высоких ножках. Полупустая бутылка бренди.

Я откупорила ее, плеснула в стакан. Тепло окутало после первого же глотка, просочилось из горла в грудь. Приятно, черт возьми. Немного поразмыслив, я наполнила стакан до половины и присела на диван.

Странно, что я не знала о существовании этой квартиры. Странно и… тревожно? Пожалуй. Слегка.

– Ты как? – Виктор, наконец, появился в комнате, расстегнул пуговицы на манжетах, закатил рукава. Последовав моему примеру, налил в стакан бренди и присел рядом.

– Странно. Сложно объяснить. Бесит, что ничего не могу изменить, ни на что повлиять, а это… – я развела руки в стороны, давая Виктору возможность получше рассмотреть, во что меня превратили. – Это убожество – теперь я?

– Ты прекрасно знаешь, как из убожества сделать бриллиант, – ответил он спокойно. – Главное – ты жива. Знала бы, как я рад.

– Ты прав, хуже было бы, если бы меня действительно похоронили. Эта квартира – твоя?

Кивок. Ни капли сожаления от того, что я узнала об этом только сейчас.

– Зачем она тебе?

– Иногда хочется отвлечься, побыть там, где никто не станет искать.

– Женщины?

Он пожал плечами. Что ж… Не такой уж большой порок, у меня тоже были любовники. И Виктор о них знал. А я вот не знала…

– Зачем? Я была уверена, что ты любишь жену.

– Странный вопрос, если учесть, что задаешь его ты.

Его глаза улыбались, в уголках их собрались мелкие морщинки – единственное, что могло каким-то образом указать на возраст. В целом для своих пятидесяти двух Виктор отлично сохранился. Спортзал, правильное питание, режим, а также умение не нервничать по пустякам делали его значительно моложе своих лет.

– Помнится, у тебя было много других способов поддерживать баланс.

– Любые способы хороши, – отмахнулся он, будто известие о его любовных похождениях было настолько несущественным фактом, что не стоило на нем зацикливаться ни на секунду. – Позволишь проверить твой фон? Очень интересный случай, никогда не слышал о таком.

– Ты с ними спал? – спросила я строго и отодвинулась. – С донорами своими? С Алисой ведь не…

Замолчала. И наткнулась на холодный, недружелюбный взгляд.

– Яна… – На лице Виктора на мгновение появилось раздражение. Ушло. Все же он всегда умел себя контролировать, во многом именно благодаря этому и дожил до своих лет. – Ты мне доверяешь?

Я кивнула. Вдохнула поглубже и закрыла глаза. Если я кому и доверяла, то только ему. Он дважды спас меня, ни разу не дав понять, что я его должница. После смерти Светы буквально вытащил из задницы, поручился перед советом и помог выбраться из депрессии. За убийство со стриксами в совете особо не церемонились – выпивали досуха и до свидания. Торкнуло меня тогда неслабо, некоторые вещи до сих пор не могу вспоминать без содрогания. Спаслась я буквально чудом, и именно Виктор мне это чудо подарил.

Первый случай вспоминать больше не хотелось. Хватило одной фразы, чтобы почувствовать себя снова растерянной и слабой. Слабостей мне сейчас и так хватает с лихвой, а тот раз… Пережила. Не сломалась. Все, что не убивает, делает сильнее.

Вдох. Выдох. Закрытые глаза. Темнота, которой я позволяю захватить себя. Теплые руки Виктора, сжимающие мои ладони. Пульс, выбивающий ритм в висках. Дышу глубоко, и он замедляется, я проваливаюсь куда-то вглубь себя, раскрываю нутро на вход. Непривычное ощущение, тревожное, но тревогу я гоню – она сейчас не лучший помощник.

Покалывание в ладонях постепенно уходит, меня заполняет неистовое, воодушевляющее блаженство от слабости, охватившей тело. Наваливается сонливость, и я прихожу в себя на диване, разморенная, словно от вина…

…Каберне Совиньон пятьдесят четвертого. Большие бокалы, балкон, широкий диван, плед, в который меня заботливо кутают. Прикосновение губ к виску, тихий стон…

Воспоминание-молния, вот сердце уже бьется быстрее, и в груди давит, а я не хочу… не могу позволить себе слабость. Не сейчас…

Никогда!

К счастью, Виктор не заметил ни моего минутного замешательства, ни вспыхнувших щек, ни слез, отчего-то выступивших, но быстро подавленных. Он выглядел задумчивым, погруженным в себя. Стоял у барной стойки и обновлял наши напитки, а когда протянул мне стакан, я успела прийти в себя. Собраться.

– Хм, – только и сказал он, даже на меня не взглянув. – Любопытно.

– Видишь, что со мной стало…

Голос все-таки предал. Сорвался на хрип, и Виктор поднял на меня удивленный взгляд. Он снова взял меня за руку, и мне отчего-то стало не по себе. Раковина захлопнулась, захотелось забиться куда-то под кровать и никогда не вылезать. Эмоции Алисы – и никуда от них теперь не деться. Здравый смысл убеждал, что лучше так, чем закончить все нервным срывом. Доноры рождены отдавать, так пусть лучше Виктор возьмет, чем какая-нибудь дикая вроде этой Ольги.

– Мы со всем справимся.

Теплый взгляд, полный участия. Именно участия – не жалости, и я поняла, что он до сих пор относится ко мне как к равной. Не отшвырнет в сторону, не отвернется, поможет. Глазам снова стало горячо, и я остервенело потерла их кулаками.

– Извини. Она будто все еще там, внутри, фонтанирует экспрессивными реакциями. А я не могу их сдержать. Что мне делать?

– Учиться их контролировать. Ты же сильная девочка. Я бы сказал, сильнее многих, а, поверь, встречал я немало достойных людей. – Виктор вздохнул. Откинулся на спинку дивана, отхлебнул из своего стакана и усмехнулся. – Всегда мечтал о такой дочери. А достался мямля-сын.

– Он еще возмужает, – постаралась поддержать я, но вышло неубедительно.

Гоша рос слабым, болезненным и совершенно не приспособленным ко взрослой жизни. Он заикался до шести лет, неважно учился в школе, отставал в каждой спортивной секции, куда отдавал его отец. Единственное, что роднило их с Виктором – они оба были стриксами. На этом схожесть заканчивалась.

Но Гошу любила Альбина, и Виктор во всем поддерживал жену. Наверное, это сложно – разочаровываться в собственных детях. Уж точно не проще, чем в родителях. Мне ли не знать… Стало совестно, что я в чем-то его подозревала.

– Извини, – раскаялась я. – Егор наговорил всякого, и я… Не поверила, конечно. Но эта квартира и женщины… Почему ты не сказал мне?

– Говорю же, ты мне как дочь, – усмехнулся он. – Стыдно в таком дочери признаваться.

– У дочери тоже были любовники, – напомнила я. – И любовницы.

– Блажь. Твой способ брать энергию, только и всего. Ты не актриса, не танцовщица, не психолог. Ты была красивой… – Он запнулся, отвел взгляд. Но я не обижалась на правду. Была и была. Сейчас уже не настолько, но все поправимо.

– Ты красива, – исправился он и снова на меня посмотрел. – Или скоро станешь такой снова. Это рождает определенные эмоции. У меня же было много способов. Клиенты, сотрудники, стриксы, предлагающие своих доноров за услугу. Секс необязателен, но…

Сладок. Похоть – одна из сладчайших эмоций, мне сегодня показательно напомнила Ольга. А ведь правду сказала, чертовка.

– У меня действительно был роман с Бородиной. Но мы расстались спустя полгода, она сказала, что уезжает и нашла другого стрикса. Я не возражал, неволить – не в моих привычках.

– Ты знал, что она погибла?

– Узнал от Довлатова прошлым летом. Следить за ее судьбой не было необходимости, к тому же, на тот момент мне хватало подпитки и без донора.

– Алиса была донором Егора. Именно он обнаружил, что… В общем, он нашел меня. И старался настроить против тебя. Виктор… – Я поставила стакан на широкий подлокотник дивана, сложила руки на груди в нелепой попытке отгородиться. Нужно было сохранить зону комфорта, нечто свое, непоколебимое. Например, способность здраво мыслить. Мне действительно нужно учиться заново контролировать себя. – Ты знаешь, я тебе не враг. И с диким помогу, только… Мне нужна правда. Сейчас самое время раскрыть карты, и, если ты спал с этой Алисой, я должна знать.

– Я с ней не спал. – Быстрый ответ. Чересчур быстрый, что может значить только две вещи: либо он не врет, либо ни за что не признается. Второй факт удручал. И сомнения проснулись снова.

– Я звонила тебе сегодня. С телефона некого Андрея, организатора сборища сновидцев. Трубку взяла Альбина, и не могу сказать, что она рада была меня слышать. Послала резко, даже слишком. Зная твою жену…

– Ты решила, что Алиса – моя любовница, – подытожил Виктор.

– А что я могла подумать? Ты приходил туда, общался с ней излишне вольно, как утверждает подруга рыжей. За руки хватал, выговаривал за что-то. Леся говорила, вы поссорились как раз перед тем, как я…

– Она ссорилась. Не я, – поправил меня Виктор. – Удивительно склочная девица.

– Из-за предложения? Ты сегодня упомянул о каком-то предложении, когда увидел меня. И что я отказалась. Ты предлагал ей стать твоим донором?

– Я предлагал им деньги на развитие клуба. Совет интересует изучение осознанных сновидений. За последние полгода было несколько успешных попыток подпитаться от спящего без особого вреда для человека. Можешь представить, какие возможности это открывает для стриксов? Насколько снизится смертность, если каждый из нас научится сновидеть?

– Ты говорил, это опасно, – возразила я. – И что есть шанс не вернуться. Потеряться в чужом разуме. Помнишь?

– Это было до того, как группа стриксов из Амстердама доказала, что в тандеме сновидеть намного проще. И безопаснее. Пока один выходит в сон, второй страхует его в реальности. Исследование подтверждено документально. Десять удачных случаев из десяти. У меня был разговор с Андреем Морозко насчет финансирования их клуба, но потом вмешалась эта… Алиса, наорала на меня и буквально выставила вон.

– То есть она была инициатором ссоры? И выставила тебя?

– Буквально. Без объяснения причин. Собственно, клуб Морозко не единственный в городе, потому у меня есть варианты.

– Возможно, это связано с тем, что клуб Морозко посещают дикие. Если Алиса была донором Егора, возможно, у нее сложилось нелестное мнение о совете. А сегодня я напоролась на одну весьма наглую особу. Дикая, зовут Ольга. К слову, по слухам твой Гоша за ней ухлестывает и уже давно.

– Жорж? – удивился Виктор. – Уверена?

– Он ходит туда по четвергам. Ты не знал?

– Я не… Зачем?!

Действительно, зачем? Уверена, для Гоши была подготовлена не самая важная роль в нашем содружестве, но вряд ли отец оставил бы его за бортом. Какая-нибудь не особо ответственная, но полезная должность была ему обеспечена. Например, работа в бухгалтерии. Или в архиве. Окладом тоже, думаю, не обделили бы. Конечно, никогда не стоит сбрасывать со счетов банальное влечение неудовлетворенного самца к красивой самочке, но… дикая? Серьезно? Не мог найти себе кого-нибудь более подходящего?

– Думаю, тебе нужно спросить у него. Возможно, он искал себе донора. Или его тоже посещала мысль о подпитке во сне. В любом случае, интерес к этой девице несколько…

– Странный, – кивнул он. – И компрометирует нас. Я поговорю с ним.

– Отлично! Что делать мне? Со всей этой алисостью, диким и вообще?

– Думаю, стоит подождать. Однажды человек, сотворивший это, себя проявит. Мы возьмем его, обещаю.

– Однажды, серьезно?! Меня всунули в нее, как в мешок, и мешок этот жмет!

– Яна…

– Как ты не понимаешь, нет больше Яны! Была и сплыла. Меня закопали там, на кладбище. Сунули в коробку и… Черт, Виктор! Посмотри на меня. Я выгляжу как… как… А ты предлагаешь ждать?!

Он вздохнул. Допил содержимое стакана одним большим глотком. Встал. Подошел к окну и повернулся ко мне спиной. Отчего-то наблюдать его спину было сродни приговору. Сейчас я была обузой, ненужной проблемой, чертовым «висяком» в веренице открытых дел против диких. Никто и никогда не слышал о переселении душ, тем более, переселении стрикса в донора. Было бы лучше, если бы я заткнулась и притворилась Алисой. Продала свои услуги кому-нибудь из стриксов и жила себе спокойно, но… Я не сдамся. И Виктор об этом знает.

– Дай мне неделю. – Он, наконец, повернулся, и вид у него был не то, чтобы довольный. Непроницаемое лицо. Серые глаза, и в них – ни одной эмоции. И если раньше мне хватило бы намека, отголоска его фона, то сейчас… Сейчас я могла положиться только на интуицию. – Я разберусь. А пока… можешь пожить здесь. Об этой квартире не знает никто, следовательно, и тебя никто не найдет.

Прозвучало зловеще. Нет, я доверяла Виктору, но… у него были от меня секреты. Квартира. Женщины. История с голландцами и клубом Андрея. А ведь раньше он делился со мной всем. Или я ошибалась и была для него… Кем? Дочерью, которую он так хотел вместо несуразного сына? Или же инструментом, винтиком в системе, который в любой момент можно заменить на другой, более новый?

Мог ли он скрывать от меня нечто более важное? Связанное со мной, например? Случай со Светой… Того, кто ее убил, так и не нашли. Дело закрыли, отправили в архив, а я… смирилась. Потому что нужно идти дальше. Пережить. Справиться с болью достойно. Виктор убедил меня, что не стоит копать глубже, что так я сделаю только хуже. И память о ней оскверню. Потому заставил от памяти этой избавиться.

У меня осталось несколько фото, кулон в виде прозрачной капли из лунного камня и пара стоптанных пуантов, которые я так и не смогла выбросить. Она тренировалась в них в вечер перед гибелью. Тогда мы не смогли встретиться. А потом я ее потеряла.

– Знаешь, мне кажется, я узнаю гораздо больше, если останусь там, где была, – ответила я и встала. – Останусь… Алисой. Ненадолго. Если буду сидеть здесь, тот гад, что сделал это со мной, не проявится.

– Станешь наживкой?

Виктор выглядел недовольным. Хмурился. Большой палец его скользил по ободку стакана, и я все старалась понять, о чем же он думает. И как это отразится на мне, ведь сейчас, в данный конкретный момент моя судьба находится в его руках. И от моего поведения, от слов, которые я скажу, возможно, зависит жизнь. Блефовать, строя из себя припевочку – плохая идея, слишком хорошо Виктор меня изучил.

– Ты меня знаешь, я не смогу сидеть сложа руки. Я зла, Виктор! Я готова рвать тех, кто к этому причастен. Нет, я не буду наживкой, я буду действовать. И, конечно, с радостью приму любую твою помощь. Но ждать – это не мое, извини.

– Будь осторожнее с Довлатовым. – Он снова отвернулся к окну, и его спина на фоне ночного города смотрелась эффектно. И моя несуразность в этом теле ощущалась еще сильнее. Да уж, было отчего разозлиться. – У меня пока ничего на него нет, за последние полгода наблюдений – ни одного прокола. Ольгу твою пробью, отсыплю ей проблем по максимуму.

– Егор может быть причастен. Разве нельзя его тоже привлечь? Мне было бы гораздо проще разбираться со всем, если бы он не доставал.

– У нас нет никаких причин привлекать его. Пока. Но я найду их, обещаю.

– Хорошо…

Было бы прекрасно, если бы Виктор навсегда остался моим Виктором. И не оказался тем, кто ударит в спину. Особенно сейчас, когда моя спина наиболее уязвима.

– Яна, все наладится. Вот увидишь. Мы выясним, что случилось.

Хорошо бы. Уверенность в этом как-то пошатнулась. Но я заставила себя поднять подбородок. И улыбка вышла почти искренней. Черта с два я сдамся! Докопаюсь до правды, и ублюдок, ломающий чужие судьбы, свое получит. Надеюсь, это все же не Виктор, но даже если он… Переживу. Справлюсь с болью достойно. И уж точно не дам себя в обиду.

Дикий… Он может пригодиться, так что даже к лучшему, что у Виктора на него ничего нет. Мне нужен баланс, а Егор поможет взглянуть на ситуацию беспристрастно.

– Если хочешь, могу помочь с твоей… проблемой, – предложил Виктор внезапно, почти у порога.

Ночь. И никто не знает, что я здесь. Откажу, он может взять силой, как Ольга накануне, и никто никогда не узнает. Не найдет меня. Впрочем, есть еще Егор, судя по всему, он только и ждет, что Виктор споткнется. Немного опоздали мы с определениями, судя по всему, я уже – наживка.

Улыбка. Протянутая рука, и я радуюсь, что она не дрожит. Объятия – лишнее, и к моей радости мы избегаем их. Шум в ушах, эйфория, смазанная полоска страха, которая тает подобно следу от самолета на голубом полотне неба. Уходит все ненужное, и становится легко. Спокойно. И плечи расправляются, а в груди находится место для воздуха.

– Спасибо.

Благодарность почти искренняя, и улыбка Виктора – тоже. Во всяком случае, я на это надеюсь.

– Подвезти тебя?

– Пожалуй.

Светлый подъезд, чистый двор, и я почти жалею, что отказалась остаться. Но у меня есть собственное жилье, куча барахла, от которого стоит избавиться. Вещи, которые нужно купить. Телефон с миллионом пропущенных, и нужно придумать правильные слова. Играть. Притворяться тоже устаешь, а я уже не помнила, когда в последний раз была собой. Подобное возможно лишь с людьми, которым доверяешь.

Плохо, что у меня таких не осталось, но остальным необязательно об этом знать.

Виктор всегда умел красиво парковаться. И меня учил, потому что «инструкторы в автошколе только деньги дерут». По-настоящему опыт приходит лишь в боевых условиях. И мы катали с ним по городу, пока у меня не уставала спина. Разворот в три приема, заезд в карман, лавирование в насыщенном траффике. Кажется, это было так давно. В прошлой жизни.

Сейчас я снова пассажир. Причем, не только в его машине. Везде.

Бесит.

– Могу быть твоим донором, – предложила я и, поймав удивленный взгляд Виктора, пожала плечами. – Ты ведь ждал, что предложу, не так ли? Кому я еще могу отдать лишнее, если не тебе…

– Я буду рад, если ты хочешь.

Полуулыбка. Взгляд на часы, который намекает, что он спешит. Дела. Альбина, небось, заждалась. Надумает еще всякого. Кстати…

– Почему жена тебя ревнует? Она знает о твоих…

– Она многое знает, Яна. Но Альбина умна и умеет держать марку, тебе не следует переживать на ее счет.

– Мне-то что? Я за тебя волнуюсь. Ладно, забей. Звони, если узнаешь что.

Я открыла дверцу машины, и в лицо пахнуло апрельской прохладой. Отрезвило. И, показалось, запахло свободой. Насколько я могу судить, я тоже не глупа. Сама выясню, что произошло. А виновный… с ним пусть совет разбирается. Все же Виктор – не единственный, кто принимает решения.

Я подарила ему последнюю на сегодня, слегка усталую улыбку.

– Знаешь что… Не списывай со счетов клуб Морозко, договорились? Сдается мне, он связан с этим делом. Пусть думают, что ты все еще в них заинтересован.

Виктор молчал и, лишь когда я собралась выходить, окликнул меня:

– Яна! – Я обернулась, поймала его взгляд. Руки, сжимающие руль, были напряжены. На запястье ускоренно пульсировала жилка. – Будь осторожна.

Это была забота? Или предупреждение?

Я захлопнула дверцу, и он уехал.

Ну, по крайней мере, я жива. А это уже что-то.

Она сидела на лавочке и, казалось, дремала. Во всяком случае, глаза были закрыты, шарф размотался, а пестрая сумка свалилась под ноги. Синие волосы растрепались и походили на иглы дикобраза. Смотрелось это чудо настолько умилительно, что хотелось тут же подобрать, обогреть, накормить и сдать в зоопарк. Ну или подарить тому, кто всю жизнь мечтал об экзотической зверушке.

Зверушка будто почувствовала мое приближение, распахнула глаза и вскочила.

– Охренела! – заявила мне, уперев руки в бока. Полосатый шарф трепало ветром, и он так и норовил залезть Мыши в рот. Она смешно отплевывалась и усердно сопела. Видать, тренировала сердитость. Выходило мимимишно, особенно в сочетании с торчащей челкой попугая.

– Давай приведем тебя в порядок, – предложила я, от всей души, между прочим, на что в меня метнули разъяренный взгляд и рявкнули:

– Мозги в порядок приведи сначала! Где тебя носит? Мы с Егором все морги обзвонили.

Уверена, Егор был бы счастлив, если бы они меня нашли в каком-то из них.

– Давай не сегодня. Я устала.

– Можно подумать, я на курортах расслаблялась, – уже не зло проворчала Мышь и уселась обратно на лавку. Подцепила сумку, бросила рядом с собой, сложила руки на груди и уставилась на меня обвиняюще. – Новеньких успокоить – раз, Андрею вставить за эту прости… господи – два, шалаве наглой высказать – три! А она, между прочим, скалилась мне прямо в лицо. Ни капли сожалений!

Кто бы сомневался…

– Что у вас там случилось-то, а? Может, объяснишь?

– Может, – кивнула я. – Только давай внутри. Дел еще миллион, а я с ног валюсь. И замерзла. Чаю бы…

– Идем, чудо ты мое рыжее, – снисходительно согласилась Мышь, встала и обняла меня за плечи.

Не стоило, потому что… Не люблю обниматься. А если и было когда, то… давно. И вспоминать об этом не следует. Следует думать о деле. И о том, что я могу изменить.

Впрочем…

– Ты же понимаешь в компьютерах? – спросила Лесю, закрывая дверь в квартиру. Поймала ее почти возмущенный взгляд – мол, как я могу такое спрашивать, если точно знаю, – и добавила: – В смысле, очень хорошо понимаешь? Во всех этих хакерских штучках ну или типа того?

– Ну я не то, чтобы эксперт… – Кажется, она смутилась. Даже щеки зарозовели от удовольствия обсудить любимую тему. – Но кое-что могу. А что?

– Почту взломать сможешь?

– Тааак… – Мышь размотала километровый шарф и запихала его в сумочку. Как только поместился. – Что ты задумала?

– Хочу пробить кое-кого. Тайно. Собрать информацию, просмотреть переписку. Такое осуществимо?

– В теории. Я пока не умею, но знаю ребят, которые… Погоди, а кого пробивать собираешься? Егорку, что ли?

Я усмехнулась. И отправилась на кухню ставить чайник. Пожалуй, пора продумать план действий на ближайшие несколько дней. В этой истории много темных пятен, пора пролить на них свет. Грех не воспользоваться шансом, когда судьба тебе его буквально на блюдечке преподносит.

Все-таки и от нелепых друзей бывает польза, никогда не стоит недооценивать людей. Особенно умных.