Глава 14

В свой первый выходной с Катей я самым бессовестным образом и в очередной раз забил на институт. Ну, как забил. Был там только на первой паре. А потом минут 30–40 провёл в деканате. Затем поговорил с ректором. Само собой, провёл небольшую автограф-сессию, сфотографировался, пообщался с фанатами.

Пересёкся, кстати, в институте с братьями Савичевыми. Они учились на курс старше. И у Коли с Юрой были точно такие же, как и у меня, проблемы. А именно — вместо нормального отдыха нам нужно было ещё каким-то образом изображать учёбу. При том Савичевым приходилось ещё тяжелее, чем мне, потому что по какой-то причине они учились куда серьёзнее. Я же, честно сказать, отбывал номер. Скорее всего, это неправильно. И не дай бог случится, что я останусь с голой жопой. Но что есть, то есть.

Ну а потом я, закончив эти формальности, поехал в институт к Кате. Она меня ждала уже на улице, так что времени мы зря не теряли. И поехали развлекаться. Кино, мороженое, прогулки с поцелуями. В общем, всё классически, всё очень приятно и очень мило.

А закончить вечер мы решили в Парке Горького. Потому что у меня и у Кати были роликовые коньки, которые я привёз из Италии. Мы подумали, что вечером будет куда удобнее начать Кате постигать эту науку, катание на роликовых коньках. Всё-таки я особо не заметил в Москве большого количества любителей этого буржуазного развлечения и чтобы не привлекать лишнее внимание зевак, мы как раз и выбрали вечер, чтобы спокойненько покататься на полупустых аллеях главного советского парка и затем отправиться к Кате домой.

* * *

Катя снимала ролики, сидя на скамейке у фонтана, и я не мог на неё налюбоваться. Так долго не виделись — столько всего хотелось рассказать, но сначала решил просто поснимать. Она была такая счастливая после катания, волосы растрепались, щёки раскраснелись.

— Слава, не фотографируй меня! — смеялась она, прикрываясь рукой. — Я вся растрёпаная!

— Я фотографирую будущую чемпионку по роликам, — ответил я, наводя на резкость.

Pentax K1000, который привёз из Португалии, работал как часы. В видоискателе Катя выглядела ещё красивее.

Щёлкнул затвором. Катя засмеялась и попыталась спрятаться за спинку скамейки. Я делал кадр за кадром — не хотелось упускать эти моменты.

— Ого, какая техничка! — услышал я за спиной.

Обернулся. К нам подходили четверо пацанов, лет по семнадцать-восемнадцать. Ветровки, короткие стрижки — весь их вид кричал, что они не местные. Вид у них был голодный, как у стаи, почуявшей добычу.

— Мотальщики! — испуганно прошептала Катя. — Мамочки!

Мотальщики? Это ещё что за хрень с бугра? Оглянулся по сторонам. Этих козлов было везде. И уже подошли к нам вплотную.

— «Зенит»? «Зоркий»? — спросил тот, что повыше, рассматривая мой фотоаппарат.

— Pentax, — ответил я, инстинктивно поднося его ближе к груди.

На долю секунды меня охватил дежавю. Такая же ситуация… Только тогда был Милан, Яна, и наглый фанат «Милана» с пистолетом. А теперь — Москва, Катя, и эти типы. Странно. Как будто история повторяется. Но там всё закончилось выстрелами. Здесь пистолетов нет.

Катя замерла, ролик застрял на полпути. Она поняла раньше меня, что происходит.

— Дай глянуть, — это уже не была просьба.

Остальные расступились полукругом. Классическая схема — блокировать пути отхода.

— Слава, — Катя тихо позвала меня, пытаясь быстрее снять второй ролик.

— А ролики-то какие! — заметил ещё один. — Тоже зарубежные?

Вот тут я понял, что мы вляпались. Ролики лежали рядом с Катей, а та всё ещё не могла освободиться от второго. В Московском парке, среди людей, нас окружили. Совсем как тогда в Милане. Только без пистолета.

— Пацаны, мы просто покатались и уходим, — попытался разрядить обстановку.

— А мы просто хотим посмотреть, — ухмыльнулся главный. — Или ты нас не уважаешь?

Ситуация накалялась. Катя наконец освободилась от ролика, но теперь надо было обуться в обычную обувь.

— Покажи фотик, не жадничай, — уже более жёстко потребовал тот, что стоял справа.

В голове всплыли воспоминания о Милане. «А ну выворачивай карманы!» — кричал тот урод. Что-то мне не нравится это дежавю. И хуже всего то, что этих уродов с десяток, а я один. Катя не в счёт.

— Ладно, — сказал я. — Бери. Только мы после этого идём.

Главный усмехнулся: — Вот и умница. А то…

Но тут один из его пацанов, тощий парень с прыщавым лицом, не выдержал. Возможно, решил, что разговор затягивается. Или просто хотел выпендриться перед старшими.

— Слава, сзади! — вскрикнула Катя.

Я резко обернулся, но было поздно. Тощий уже замахивался. Удар пришёлся мне в область почек — мощный, болезненный. Я споткнулся, но не упал.

— Ты чё, больной⁈ — завопил главарь на своего подчинённого. — Кто тебе разрешил⁈

Но дело было сделано. Тощий, видя, что попал в переделку, решил довести начатое до конца: — Не хрен с нами разговаривать!

И полез снова. Теперь — с кулаками.

Я увернулся от удара в лицо, схватил его за руку. Рефлексы сработали автоматически — годы тренировок не прошли даром.

— Держи его! — заорал главарь. — Всё, теперь получишь!

Остальные кинулись на меня. Выбора больше не было. Я оттолкнул тощего от себя и приготовился драться.

Первый удар принял на руку. Второй — по рёбрам. Отвечал, как мог. По лицу, в живот, коленом в пах. Слышал крики Кати, но уже не мог разобрать слов.

Один против четверых — плохой расклад. Но я был крупнее, тяжелее. И злее. Вспомнился тот итальянский мудак, из-за которого я здесь. Злость придавала сил.

Сбил с ног главаря, но тут же получил удар в спину от третьего. Оступился. Катя кричала что-то про милицию, но её голос терялся в шуме драки.

Звук приближающихся шагов заставил нападавших оглянуться. Я тоже повернул голову, плюясь кровью.

По центральной аллее уверенно шли человек двадцать в клетчатых штанах. Короткие стрижки, накачанные фигуры, тяжёлая поступь. Настоящие качки — каждый под центнер весом. Даже на расстоянии чувствовалось, что это серьёзные ребята.

Ведущий, здоровяк с лицом боксёра и свежим шрамом через всю правую щёку, быстро оценил ситуацию одним взглядом. Четверо парней бьют одного москвича, рядом плачет девушка, вокруг разбросаны дорогие ролики и фотоаппарат.

Секундная пауза. Качки переглянулись. Никто ничего не сказал.

И они полетели на моих обидчиков.

Первый удар пришёлся главарю точно в переносицу. Хрустнуло так, что у меня заломило зубы. Кровь хлынула фонтаном. Рыжий великан под два метра ростом в тот же момент въехал кулаком размером с молоток в солнечное сплетение рябому. Тот сложился пополам и рухнул, хватая воздух.

Третий парень в лёгкой куртке бросился на ближайшего качка. Зря. Тот просто развернулся и ударил локтем в гортань. Потом схватил за голову и с размаха приложил лбом о дерево. Раз. Два. Три. На четвёртый удар нападавший обвис и медленно сполз по стволу.

Четвёртый пятился, орал что-то нечленораздельное. Из его рта вылетали булькающие звуки.

И тут началось настоящее побоище.

Из толпы зрителей, которые секунду назад просто смотрели на драку, к месту схватки ринулись ещё человек пятнадцать. Оказывается, парк был полон переодетых. Они орали, матерились отборной бранью.

Качки мгновенно оказались в окружении. Но растерялись только на секунду. Кто-то из них буркнул короткую команду.

Из-за фонтана к драке приближалась ещё одна группа мускулистых парней. За ними — ещё одна. Клетчатые штаны, могучие фигуры, злые лица. Они шли молча, как волчья стая.

Теперь дрались уже человек пятьдесят. И с каждой минутой становилось больше.

Парк наполнился звуками ломающихся костей, хрипом, мокрыми ударами кулаков о плоть. То тут, то там слышались отборные ругательства.

Я схватил Катю за руку и оттащил подальше, за массивный дуб: — Не высовывайся!

Драка разворачивалась в десяти метрах от нас. Я не мог отвести глаз — слишком жутко и завораживающе одновременно.

Качок в клетчатой рубашке, настоящий зверь весом килограммов под сто двадцать, схватил одного худого паренька за шею, другого за ногу. Держал их на весу и стукал друг о друга, как стиральные доски. Хруст, стоны, влажные звуки.

Три тощих пацана танцевали вокруг здоровенного белобрысого качка, тыкая в него велосипедными спицами. Тот медленно поворачивался, пытаясь дотянуться до хоть одного из них. Его лицо было красным от натуги. Вдруг он рывком схватил одного за рубашку, подтянул к себе и врезал головой в лицо. Хруст носа. Паренёк свалился.

Кто-то завопил что-то про ножи. В руках худых парней замелькали лезвия — финки, самодельные заточки, кухонные ножи. Качки подхватили булыжники, бутылки, обломки кирпича.

Полетели камни. Разбитое стекло. Железные прутья от ограждений. Драка превратилась в мясорубку.

Главарь тех, кто на меня нападал, полез за пазуху. Выхватил самодельный пистолет. Железка кустарного производства, но рабочая.

Все замерли. На секунду наступила тишина, нарушаемая только хрипом раненых.

Качок со шрамом даже не остановился. Ринулся на стрелка. Выстрел. Пуля пролетела мимо, разбила стекло в павильоне. Качок добрался до противника, выбил пистолет ударом колена. Схватил за голову и начал методично долбить о асфальт. Раз. Два. Три. Четыре. С каждым ударом хруст становился всё мокрее.

Выстрел разнёсся по всему парку. Кто-то поджёг мусор у газетного киоска. Дым, вонь горящей бумаги и пластика. Искры разлетались, поджигая листву. Приятный вечер превратился в ад.

И те, и другие дрались отчаянно. Это была самая настоящая животная ярость. И этим она была для меня сюрреалистична. Как будто это не центр благополучного города, столицы великой державы, а захолустье на Диком Западе.

И несмотря на то, что те, кто на нас напал, дрались отчаянно, качки явно доминировали. Они были сильнее, опытнее, лучше организованы. Худые пацаны падали один за другим. Крови стало слишком много.

Некоторые уже не поднимались. Лужи крови расползались по асфальту. Раненых становилось всё больше, а драка не стихала. Наоборот — разгоралась.

Воздух стал красным от крови и заходящего солнца. По всему парку валялись окровавленные тела, обрывки одежды, сломанные палки.

Внезапно с края поляны донёсся отчаянный крик: — Менты! Милиция, шухер!

Все остановились. Даже те, кто был в самой гуще боя.

Со всех сторон приближались люди в милицейской форме. Человек шестьдесят, не меньше. В тёмно-синих летних мундирах, с дубинками наперевес. Шли строем, сужая кольцо.

Толпы дерущихся бросились врассыпную. Кто-то пытался прорваться через кусты, кто-то бежал к выходам. Но оцепление уже замкнулось.

А я почувствовал огромное облегчение. Наконец-то! Этот кошмар заканчивается.

* * *

Упаковали нас, не деля на правых и виноватых. И нападавшие на меня, и качки — все вместе оказались в одних и тех же милицейских машинах. Обычные служебные автомобили жёлто-синих цветов.

Катю тоже забрали. Никакие доводы на тему того, что мы жертвы, не помогли. Мой внешний вид говорил сам за себя — сбитые костяшки пальцев ясно показывали, что я участвовал в драке. А по Кате любой мог понять, что она тут на 100% жертва обстоятельств. Но доблестные стражи порядка никакой разницы не видели.

Как ни странно, меня никто не узнал. Хотя, может, я слишком много о себе мнения? И не такая уж я важная фигура в СССР 1985 года, и стражам порядка всё равно, кто перед ними — обычный москвич, гость столицы, футболист или простой работяга.

Но через пару минут узнавание всё-таки случилось. Сразу одновременно — у качков, ставших нашими товарищами по несчастью, и у милиционера-водителя.

— Рыжий, посмотри, это Сергеев! — сказал один из качков.

Он был яркий, как апельсиновый сок. Волосы даже не оранжевые, а какие-то жёлтые. Лицо полностью усыпано веснушками. Правда из-за крови их было не очень хорошо видно.

Его приятель поднял на меня глаза, и лицо тут же озарила улыбка узнавания: — Точно, это Сергеев из «Торпедо»! Слава, а ты как тут оказался?

Не скрою, это было приятно.

— Да вот, с девушкой гулял, на роликах катались. Вот эти ребятки… — я показал на сидевшего рядом типа. — К нам пристали. Очень им захотелось и ролики, и фотоаппарат.

— Слышь ты, мотальщик придурочный! — Рыжий тут же ударил ногой парня. — Ты хоть понимаешь, на кого вы нарыли? Это же Слава Сергеев, футболист, чемпион Европы! Главный советский спортсмен! Вы понимаете, уроды, что вы могли сделать?

Не выдержав, он плюнул в лицо казанскому хулигану.

— Что у вас там происходит? — раздался голос милиционера.

— Товарищ начальник, тут ошибочка вышла! — закричал Рыжий. — Вы вместе с этими казанскими беспредельщиками Славу Сергеева загребли! Из «Торпедо», футболиста! Он тут случайный. Мы его от казанских защищали, когда вы появились.

— Какой такой Сергеев?

— Ну, Слава Сергеев, нападающий «Торпедо» и сборной. Обладатель Золотого мяча! Ну вы что, футбол не смотрите?

Машина затормозила. Через пару секунд открылась задняя дверь. Там стояли сразу трое сотрудников.

— Неправда, — сказал один, — похож, да. Но они тут все избитые. По этому парню видно только то, что он москвич и мажор. Ты посмотри на его одежду. Да и девица тоже явно не из семьи пролетариев.

— Вообще-то, товарищ лейтенант, — молодец, Катя, правильно посчитала звёздочки, — у меня отец самый что ни на есть рабочий человек. Он на ЗИЛе инженером трудится, как и отец Славы, который не мажор никакой, как вы высказались, а действительно футболист московского «Торпедо» и сборной СССР. Так что на вашем месте я бы язык-то свой прикусила.

Вот это да! Всё-таки бойкая у меня дама сердца. Я рот не успел открыть, как она уже всё вывалила этому лейтенанту.

Третий участник этого импровизированного совета сотрудников министерства внутренних дел тут же меня узнал: — Да, точно, это Сергеев! Как вы там оказались-то?

— Ну как, обычно. Выходной, вечер, май. Вот мы и гуляли в парке. На роликах катались. А тут эти… — Я повторил свою историю.

— Так, понятно. Ошибочка вышла. А ну вылезайте оба! А вы сидеть! — обратился он к пацанам.

Само собой, что после того, как меня узнали, все наши проблемы исчезли. Не то чтобы как по мановению волшебной палочки, но достаточно быстро. В отделение милиции нам, правда, пришлось поехать, но уже в качестве свидетелей — написать объяснительную и дать показания. А после этого могли отправляться домой.

Доблестные советские милиционеры были столь любезны, что домой мы поехали не на своих двоих или на метро, а нас отвезли. Видимо, решили перестраховаться, чтобы по пути со мной точно ничего не случилось.

Перед тем как отправиться домой, я счёл своим долгом попрощаться с новыми знакомыми — рыжим и так и оставшимся безымянным его приятелем, который меня первый и узнал.

Ничего обещать им я не стал, потому что не знал, как в этой ситуации себя вести. Но спасибо сказал. Может быть, они такие же бандиты, хулиганы и преступники, как те, которые на нас напали. Та жестокость и готовность самым натуральным образом убивать говорила об этом. Но всё равно я им был благодарен, потому что неизвестно, что было бы, если бы не появились эти «любера», как мне объяснили в милиции.

Прощаясь с Рыжим, я сказал ему, чтобы когда у него будет возможность, он написал мне в «Торпедо». Можно будет встретиться в более спокойной обстановке и поговорить. Наверное, это не стоило делать, но я всё равно чувствовал себя обязанным.

Так завершился так хорошо начавшийся выходной. Но, в принципе, хорошо, что хорошо кончается. Да, фотоаппарат мне разбили, роликовые коньки — и мои, и Катины — тоже канули в Лету. Но мы живы, и ничего страшного не произошло.

Загрузка...