Тот, кто проснулся, больше не боится ночного кошмара.
Будда
Некоторые кошмары пугают и наяву.
Лис Хусянь
После прощания с голодным духом Лис уединился в комнате Си и оглядел доставшуюся ему оболочку в небольшом зеркале. Лицо, довольно привлекательное, хранило следы многодневной бессонницы, руки едва сжимались в кулаки, в коленях ощущалась дрожь. Душа дао покинула это тело, но две другие оставались, тусклыми фонарями освещая бескрайнее море души.
Лис вздохнул и приступил к медитации, и сразу сквозь мрак проступила иная сила — древняя, могущественная, полная астральной мощи. Она пронизывала каждую клеточку, заставляя тело вибрировать в унисон с ритмом вселенной. Лис одновременно существовал во всех временах и ни в одном. Он видел галактики, рождающиеся и умирающие звезды, слышал шепот планет и чувствовал биение собственного сердца. Звездная мощь расширялась, заполняя собой все пространство. Лис обуздал поток, запечатав в глубинах сознания. Он напряг все силы, читая Небесную мантру, потом расслабился и позволил потоку нести себя, куда тот пожелает. И в этот момент сила успокоилась, перестала давить и начала поддерживать и питать истощенное тело.
Оно на глазах налилось мощью, изменились осанки и походка. Лис поднялся и заглянул в зеркальный круг. С измождённого лица исчезли следы усталости, и, хотя черты не изменились, новая мимика преобразила его: исчезло несчастное выражение, разгладилась горькая складка уныния на подбородке.
Проблема была в глазах. Лис, будучи существом совершенным, даже достигнув Небес, никогда не мог убрать из глаз природное свечение хитрости и осторожности, дерзости и ума, и сейчас глаза юнца тоже засветились гордо и нагло. По-лисьи. Изменилась и мимика: вместо робкой улыбки проступил лисий оскал.
— Что ж, возрадуйся, дом Сюань: к вам в гости пожаловала лисица… — саркастически усмехнулся Хусянь.
Сарказм Лиса имел основания: суеверный страх перед лисицами был распростран в Поднебесной с глубокой древности. Главная опасность оборотней-лисиц заключалась не столько в том, что они насылали безумие и болезни, иногда выступая в роли демона-мстителя, сколько в том, что чаще всего они пакостили людям исключительно из собственной, ничем не спровоцированной зловредности.
В трактате «Сюань чжун цзи» недаром говорилось: «Когда лисице исполнится пятьдесят лет, она может превратиться в женщину, когда исполнится сто, она становится красавицей или красавцем, совращающим людей блудной похотью. Лисы знают, что происходит за тысячу с лишним ли от них, могут колдовать и завладевать людьми или приводить их в замешательство, так что люди теряют память и разум. Лисица способна вызывать огонь, ударяя хвостом по земле, и наводить любую порчу. А когда лисице исполнялась тысяча лет, она поднималась на Небо и становилась Небесной лисицей».
Народная молва сохранила истории, изображающие лисицу обманщицей поистине чудовищной: она не стеснялась принимать облик святых и даже самих будд, чтобы проникнуть в такие внушающие благоговейный трепет места, как императорские дворцы!
Гуань Лу, великий маг и предсказатель, учил, что раскрыть коварство лисиц-оборотней и заставить их явить свой подлинный облик можно, напустив на них свору собак. Вернуть их в первоначальную форму можно и с помощью волшебных заклинаний, а если они принимают облик ученого или святого, их можно перехитрить или превзойти в споре. Дело это по плечу ученым-книжникам, священнослужителям и магам-провидцам.
Но вот беда: все эти меры были действенны только против обычных оборотней, но против Небесных лисиц все амулеты оказывались бессильны, ибо Небесная лиса постигла Дао и стала бессмертной. Положение людей, однако, облегчалось тем, что Небесная лиса никогда не убивала и не совершала низостей.
Небесный Лис Хусянь тоже никогда не убивал и не творил пакостей тем, кто соблюдал законы Неба. Но в этом семействе законы Неба не соблюдались, а это развязывало Хусяню его когтистые лапки.
Так что Лис был абсолютно прав: дому Сюань действительно не повезло.
С помощью рассказа покойника, Лис уже немного разобрался в семейной иерархии дома Сюань, включавшую родителей, старших братьев, сестёр, жён старших братьев по материнской линии, а также различных тётушек, дядюшек, двоюродных братьев и сестёр, бабушек, дедушек и родственников со стороны отца и матери. Система родственных связей определяла даже правовые кодексы императорских династий, так что грубое их нарушение могло повлечь за собой кару закона.
Выполнение родственных обязанностей составляло «праведность и приличие». Эти обязанности включали любовь и заботу, определённое уважение сородичей, взаимную поддержку и траур в случае смерти. Члены семьи ожидали, что им окажут уважение согласно месту в семейной иерархии, а когда воля одного члена семьи противоречила воле другого, ожидалось и даже предписывалось законом, что воля старшего члена семьи преобладала над волей младшего. Но, готовясь к семейному собранию, Лис не знал, где выделено место Сюань Си, однако, если его, старшего сына главы семейства, отселили на задворки поместья, то не исключено, что и на семейном собрании его место было как раз рядом с дверью. Он решил не торопиться и прийти в числе последних.
Однако зачем собрано общее собрание? Может быть, дело касалось насущных проблем, таких как упадок торговых связей или назревающий конфликт с соседним семейством Чэнь? Или же отец Си, Сюань Циньяо, по наущению мачехи решил официально объявить о лишении его наследства?
Лис вернулся к себе и задумался. Наслать чуму на дом Сюань он всегда успеет. Но ему торчать на земле три года, и он не хотел провести их в сырой норе. А значит, любое действие должно быть тщательно спланировано. Да, он отомстит за беднягу Сюаня. Но не кровавой расправой, а изощрённой, продуманной местью. Он заставит их пожалеть о каждой коварной мысли, но действовать начнет столь осторожно, что заподозрить его в чем-либо будет просто невозможно.
Подойдя в час Петуха к дверям главного зала, Лис услышал приглушенные голоса. Задержавшись на пороге, Лис Хусянь глубоко вздохнул, лишний раз напомнив себе, что его теперь зовут Сюань Си. Он должен сохранять спокойствие и достоинство, вне зависимости от того, что его ожидало. Нельзя убивать. Нельзя позволить гневу овладеть собой. Он — Небесный Лис высочайшего ранга. Кун-фу говорил: «Относись ко всем с добром и уважением, даже к тем, кто с тобой груб. Не потому, что они достойные люди, а потому, что ты — достойный человек». Лис не был человеком, но о достоинстве понятие имел. Он должен быть воплощением скромного достоинства.
Медленно открыв двери, Лис вошёл в зал.
В центре зала, восседая на своём обычном месте, возвышался его отец, глава семейства, с непроницаемым выражением на лице, словно древний дуб, выкорчеванный из родной почвы. Рядом с ним сидела его супруга Сун Циньин, после сытного ужина казавшаяся столь же изящной, как фарфоровый слон в лавке древностей. Лис подумал, что её округлые формы свидетельствуют о щедрости домашнего очага. Тетушки Циньян и Циньдянь, её сестры, походили на праздничные пампушки маньтоу, были одинаково круглы и одутловаты с лица.
Дядя Сюань Цинь смахивал на мясника, у которого, к счастью, хватало ума оставить тесак на кухне. Два его сынка были ему под стать, не давая никому возможности усомниться в отцовстве Циня и подтверждая нерушимость семейных ценностей.
Слева от госпожи Циньин стоял младший брат Сюаня, Сюань Ли, самодовольно улыбаясь. Назвать брата воплощением юношеской грации можно было с большой натяжкой, но если бы он сбросил треть даня[1] излишнего веса, выглядел бы неплохо. «Он что, как и его матушка, считает, что истинное величие измеряется объёмом?» — удивился Лис.
А вот сестра Сюань Си Цинмэй являла собой образец утончённости и аристократизма: была бледной худышкой, однако умело скрывала бледность румянами, а худобу — трехслойным халатом-юаньлиньпао, который, словно кокон, оберегал её нежную душу от сурового мира.
Рядом с ней стоял юнец, чертами не походивший на семейство Сюань: он был обладателем тонкого носа, напоминавшего вороний клюв, и настороженных глаз, за ним возвышался человек средних лет, тоже смахивавший на ворона. Перед ними на кресле сидела девица с тёмными жестокими глазами. Лис понял, что это — семейство местных богачей Гао, с которым у семьи Сюань была договорённость о браке: девица Шаньгуань должна была стать его женой, но отказалась, а её братец Шаньцы — был женихом сестрицы Цинмэй. Всё разумно. Деньги к деньгам.
Увидев свою невесту, Лис, который всё ещё слабо ассоциировал себе с Сюанем Си, всерьез обиделся. Кого ему подсовывают? Он, привыкший к небесным красавицам, ожидал увидеть юную луноликую фею, а вместо этого ему предлагают девицу с взглядом голодной крысы? Они что, не видят, кем она была в прошлой жизни? Издеваются, что ли? Но Лис тут же опомнился. Он же на Земле! Конечно, они ничего не видят.
Боковые ветви семьи сгрудились поодаль. Там Лис рассмотрел и тех двоих, кого накануне намочил в Лягушачьем пруду. А вот впереди, посредине правого ряда на почетном месте сидела старейшина рода — слепая старуха Сюань Инь, казавшаяся привядшей орхидеей под снегом. Она смотрела прямо перед собой, но разговаривала с Сюанем Юйлуном, ещё одним старейшиной рода, а так как была стара и глуховата, её голос слышался во всех уголках зала.
— Известно, что во втором году эры Чжэньмин[2] императору приснился сон, что под его кровать забралась лисица, а когда ее поймали, она стала невидимой. Император, полагая, что видение это предвещает великую беду, дабы предотвратить ее, построил в буддийском монастыре пагоду в семь этажей. Но ещё перед тем, как строительство закончилось, случился большой пожар, уничтоживший всё до самых камчей с такой быстротой, что великое множество людей погибло в пламени. Не помню, Юйлун, где я слышала об этом…
Старейшина не ответил, только пожал плечами. Старуха повторила вопрос.
— Кто-нибудь слышал об этом?
В воцарившемся молчании от дверей раздался тихий голос.
— Об этом говорится в «Истории южных династий», в хронике царствования Хоу Чжу из династии Чэнь, вайцзэн-цзуму[3], — вежливо откликнулся Лис.
— О, хоть один умный в доме нашёлся! Ты кто?
— Сюань Си, вайцзэн-цзуму.
— Сынок покойницы Фэйлянь? Ты должен быть красивым.
Взгляды всех присутствующих устремились на него. В зале зашептались. «Надо же, этот недотепа, оказывается, кое-что знает…», «Вот это память…», «Не зря, выходит, в академии штаны протирает…» Госпожа Циньин побагровела, но вынуждена была держать себя в руках перед старшей.
— Однако, госпожа основательница, почему вы это вспомнили? Про пагоду и императора? — постаралась она перевести разговор.
Старуха нахмурилась, блеснув слепыми бельмами на невестку.
— Почему? Ах да! — вспомнила старуха. — Сон я видела дурной. Словно под стул главы рода забралась лиса. И не просто лиса, а тварь с девятью хвостами. И ножки вмиг подгрызла, и перекусала весь дом…
Тишина, густая и давящая, повисла в воздухе, как предгрозовая туча. В памяти у всех всплывали древние легенды о духах-искусителях, предвестниках бед и разрушений. Все растерянно переглядывались. Лиса под родовым стулом — это знак грядущей беды! Кто-то суеверно забормотал молитву от бед, кто-то нервно сглотнул. Все знали, что сны основательницы рода — не пустые выдумки. Они всегда сбывались, предсказывая важные события и предостерегая от опасности, но образ девятихвостой лисы, грызущей ножки трона главы рода, был слишком зловещим.
Госпожа Циньин попыталась нарушить тишину, но слова её застряли в горле. Чувствуя, как холодеет всё внутри, она всё же пыталась сохранить самообладание, но настроение было безнадежно испорчено. Она собиралась сегодня окончательно свести счёты с проклятым пасынком Си: она не сомневалась, что ему не пройти турнира. Затем его ждало отчисление из академии Тайсюэ, окончательное расторжение помолвки и изгнание из дома. Его невеста становилась женой её старшего сына, который назначался официальным наследником. Разве не великолепный план? И тут этот старухин сон… Он, словно ядовитый корень, пустил свои отростки в её душу, отравляя радость предвкушения осуществления давно задуманного. Лиса символизировала предательство и двуличие, но девятихвостая лиса во сне — это кара Небес!
Госпожа Циньин попыталась отогнать мрачные мысли. Нельзя позволить какому-то сновидению разрушить тщательно выстроенную стратегию. Сюань Си должен быть уничтожен. Но тревога, словно назойливая муха, продолжала жужжать в её голове. Что, если сон — это послание свыше? Что, если судьба пытается её остановить? Госпожа Циньин обернулась к окну. Ветер трепал ветви деревьев, словно шептал предостережения. Она посмотрела на небо, затянутое серыми тучами, и почувствовала, как её охватывает леденящий страх. Впервые за долгое время она усомнилась в правильности своего решения. Но было уже слишком поздно отступать. Она пойдет до конца, чего бы ей это ни стоило.
Настроение главы рода тоже было испорчено. Сюань Циньяо считал, что его положение в доме незыблемо. Сон матери, словно зловещее предзнаменование, заронил зерно сомнения в его уверенность. Неужели кто-то из близких на самом деле вынашивает планы по свержению его с поста главы семьи? Мысль о предательстве обжигала, словно кипяток. Сюань Циньяо пристально оглядел каждого члена семьи. Легкая заминка в голосе, мимолетный взгляд, ускользнувший в сторону, — всё казалось теперь подтверждением надвигающейся опасности.
Взгляд Сюань Циньяо скользнул по лицам своих отпрысков. Он знал, что за маской почтения таится жажда власти и денег. По праву старшинства все принадлежало Сюаню Си, но Циньяо считал, что его старший ничтожный отпрыск просто непригоден к роли главы семьи. Его дочь Цинмэй не могла претендовать ни на что, кроме приданого. Сюань Ли? Толстый увалень, избалованный и ленивый? Его супруга настаивала на его назначении, и Циньяо почти согласился, но сейчас решил не торопиться.
Что если именно это решение будет началом разрушения его дома? Надо все обдумать и посоветоваться с матерью. Впрочем, выбирать было особо и не из кого. Был ещё младший сын супруги, Сюань Чан. Он сейчас в академии, но, как доносят ему слуги, он не вылезает из ивовых домов. А все остальные были из младшей ветви рода или детьми наложниц…
Тревога нарастала, однако глава дома сумел взять себя в руки и велел всем рассаживаться. Сюань Си молча прошел к единственному свободному месту у двери, стараясь не встречаться взглядом ни с кем из присутствующих, а глава семьи всё же решился усомниться в словах основательницы рода и спросил:
— Матушка, быть может, это всего лишь дурной сон? Переутомление?
Старуха лишь презрительно фыркнула в ответ.
— Какое переутомление, Циньяо? Я вижу сны уже девяносто лет! И ни один не обманул.
По комнате снова пробежал испуганный шепот.
Лис внимательно оглядел старуху. Что происходит? Безусловно, ему ничего не стоило наслать на человека любой сон, и пожелай он, старухе не то что девятихвостая лиса, а сам Яньван, Судья из Преисподней, привиделся бы! Но он не насылал на неё никаких зловещих видений, ибо Сюань Си ничего не говорил ему о прародительнице их рода. Она явно редко показывалась в доме и проводила время в Северном павильоне. Неужели она унюхала его присутствие в доме? Но как? Над головой старухи не заметно было ауры великой святости. Просто мудрая старая женщина и ничего больше. Впрочем, успокоил себя Лис, Небо посылает вещие сны не только праведникам: ведь император Хоу Чжу из династии Чэнь тоже получил предостережение во сне. Ну и чему это помогло?
Собрание началось. Светильники, мерцая, отбрасывали пляшущие тени на лица собравшихся. На низких столиках в чашках дымились изысканные сорта чая.
Сюань Циньяо снова заговорил.
— Я много лет управлял делами, заключал выгодные сделки, обеспечивал процветание семье. Используя свои связи при дворе, я обеспечил защиту рода от интриг соседей. Я предвидел риски и разрабатывал стратегии, которые принесли нам несметные богатства.
В зале воцарилась тишина, лишь прерываемая шелестом шелка и тихим потрескиванием углей в жаровне.
— Но я старею и потому в конце года назначу своего преемника, а пока вам надлежит доказать, на что вы способны. — Циньяо поймал взбешённый взгляд супруги, но только хмыкнул. Бесись-не бесись, женщина, а на кону стоит слишком много.
Затем он отдал распоряжения:
— Сюань Си и Сюань Ли должны вернуться в академию. По их возвращении, по итогам турнира и их достижениям, я решу вопрос с их браком и наследством. Это всё. Матушка, я провожу вас в ваши покои.
И Циньяо, не обращая внимания на исполненный ярости взгляд жены, подошёл к матери. Он явно хотел расспросить её о сне подробнее, и все, поняв намерение главы, поспешили разойтись.
Поговорив с матерью, Сюань Циньяо приказал усилить охрану своих покоев, ограничил доступ к себе даже самым доверенным лицам. Циньяо, прежде уверенный и спокойный, был теперь окружен тенями собственных страхов. Но самое страшное заключалось в том, что он не мог доверять даже себе. В его голове рождались все новые и новые возможности предательства, множились лица потенциальных врагов. Атмосфера в доме сгустилась, наполнившись подозрением и недоверием, хоть она и без того была довольно безрадостной.
_________________________________