Лицо под маской

Глава 16

Алекс спустился вниз с полотенцем, обернутым вокруг талии, его волосы были взъерошены.

— Кто звонил?

— Энни.

— Что случилось? Она в порядке?

— Ничего страшного, она просто захотела поболтать.

— Правда? Это странно. Как часто она звонит так поздно? Ее голос звучал нормально, ты не обратил внимание?

Джейк сел.

— Думаю, да. Что ты имеешь в виду, Алекс?

Он пожал плечами.

— Ничего, я не знаю. Возможно, я веду себя глупо, но это просто кажется странным. Она через многое прошла в последнее время, и мы оба знаем, как тяжело дается появление ребенка. А Уилл дома? Он так много работает. Может ей не помешает перерыв?

— Черт возьми, Алекс, зачем ты это сказал? Теперь я волнуюсь и не могу поехать туда, потому что выпил бутылку вина.

Покачав головой, Джейк взял телефон и набрал номер Энни.

— Ты в порядке? Серьезно, скажи мне, если что-то не так, потому что чертова наседка Алекс вбил себе в голову, что у тебя проблемы.

Обычно Энни бы рассмеялась и посоветовала отвалить, но она не стала этого делать и через пару секунд ответила.

— Все в порядке. Скажи ему спасибо за заботу, но у меня все хорошо.

— Точно? Потому что могу подъехать и встретиться с тобой, только придется попросить кого-нибудь отвезти меня, ведь я уже выпил бутылку вина.

— Не будь болваном, Джейк. Я просто хотела поболтать с тобой. Уилла нет дома, а одной здесь может быть немного одиноко.

— У вас с золотым мальчиком все нормально? Вы поссорились?

Энни знала, если ответит «да», Джейк начнет ее защищать и позвонит Уиллу, чтобы выяснить с ним отношения. Она посмотрела на кучу битого стекла и покачала головой. Она просто хотела, чтобы Уилл вернулся домой. Он никогда раньше так не реагировал и так сильно не злился.

— Правда, Джейк, перестань волноваться. Мне скучно. Я люблю вас всех и пойду спать. Спокойной ночи.

— Если ты уверена… Мы любим тебя, Энни. Спокойной ночи.

Она почувствовала, как горячие слезы катятся из ее глаз, и закончила разговор, прежде чем разразиться рыданиями. Что, черт возьми, с ней происходит? Когда-то давно Майк разорвал бы ее в клочья, бил бы до посинения, а потом оставил на несколько часов, уйдя в паб. А теперь она в таком состоянии, потому что Уилл лишь накричал на нее и уехал. «Серьезно, Энни, тебе нужно взять себя в руки. Это ненормально».

Она села на один из табуретов и изучила мониторы, чтобы убедиться, что снаружи дома никто не крадется. На улице гулял ветер. Погода изменилась, и этим вечером резко похолодало. Вглядываясь в каждый монитор, Энни не заметила ничего необычного. Ее глаза начали закрываться, а голова клониться вниз.

Очнувшись, Энни встала и сделала себе кружку крепкого кофе. Возможно, она слишком остро реагирует на происходящее, но Энни не могла избавиться от ощущения, что что-то не так. Она не могла успокоиться, пока Уилл не вернется домой, и она не извинится перед ним. Энни лишь надеялась, что это произойдет в скором времени, потому что устала и не знала, как долго сможет сохранять бдительность.

Уилл отправился в долгий путь вокруг Уиндермира, чтобы добраться до дома своего отца на противоположном берегу озера. Он собирался заехать туда на пару часов, чтобы остыть. Он уже почти доехал до поворота на дорогу, когда понял, каким полным идиотом был, и остановился на обочине, включив аварийные огни.

Почему он так разозлился на Энни? Она плохо спала, и у нее появились черные круги под глазами. Что бы ни беспокоило Энни, это должно быть очень серьезно, раз она даже не сказала ему об этом, особенно зная, что он чувствует. И что он сделал? Повел себя как полный мудак, вот что. Уилл знал, почему он так поступил, но от этого не легче. Он хотел хорошей, нормальной жизни, как у большинства других пар. Он готов принять любую скуку вместо того, что им приходилось терпеть до сих пор. Уилл не помнил ни одной другой супружеской пары, которая прошла бы через такое, как они. Боль, страдания, душевные терзания и переживания за Энни не шли ни в какое сравнение с тем, что он когда-либо знал.

Он развернулся и направился обратно в сторону Хоксхеда, к своей жене и их ребенку, к своей идеальной семье. Он слишком остро отреагировал, и теперь Энни больше никогда ничего ему не расскажет. Он хлопнул рукой по рулю. Уилл сильно злился на себя. Нажав на педаль газа, он поехал по извилистым дорожкам так быстро, как только мог, чтобы вернуться домой и сказать жене, что ему очень жаль.

Когда он наконец свернул на дорогу, то сразу же выскочил из машины и побежал к входной двери. Достав из кармана ключ, он вставил его в замок — тот не повернулся. Должно быть, Энни заперла ее изнутри. Он постучал в дверь, но ответа не последовало. С бешено колотящимся сердцем он оббежал дом со стороны кухни, где все еще горел свет, и прижался лицом к стеклу.

Увидев ее, сидящую на барном стуле и положившую голову на скрещенные руки на островке перед мониторами видеонаблюдения, он почувствовал себя полным ублюдком. Энни крепко спала. Альфи посапывал в коляске рядом с ней. Уилл постучал в окно, заставив Энни вздрогнуть. Она выглядела растерянной, затем повернулась, чтобы посмотреть на окно, когда он снова постучал. Он помахал ей рукой, но из-за света на кухне она не смогла разглядеть его лица.

Уилл знал, что, пока жив, никогда не забудет выражение страха на лице своей жены. Она встала, потянулась в коляску за Альфи и одной рукой прижала его к груди. Потом начала отступать, взяв в другую руку самый большой нож, которым они владели. Уилл ужаснулся. Все оказалось гораздо хуже, чем он мог себе представить.

Достав свой телефон, он позвонил, и Энни подпрыгнула, когда ее телефон завибрировал на приставном столике. Подбежав к нему, она вздохнула с облегчением, услышав голос Уилла.

— Энни, открой дверь. Здесь холодно. Прости меня.

— Где ты?

— Смотрю на тебя с улицы через кухонное окно.

— Как я узнаю, что это ты? Я не могу тебя видеть.

— Энни, посмотри в монитор. Это я. Пожалуйста, впусти меня.

Она посмотрела на монитор и увидела, что Уилл машет ей рукой. Положив нож, подошла к задней двери и открыла ее достаточно широко, чтобы он смог пройти, а затем закрыла и снова заперла. Он промолчал, притянув ее к себе и крепко поцеловав. Они поговорят, но это подождет до утра. Он никогда не видел, чтобы она вела себя так. Даже когда Генри Смит сбежал из охраняемой психиатрической больницы и находился в бегах. Энни выглядела сильно измученной.

— Прости меня. Не следовало так срываться. Все, чего я хочу, это чтобы у нас была счастливая жизнь. Мы заслужили ее после последних нескольких лет. Давай уложим вас обоих в постель и поговорим утром.

Она кивнула и отстранилась, передав Уиллу Альфи.

— Мне нужно быстро принять душ. — Энни пошла наверх, явно радуясь, что он дома.

Уилл перезапустил сигнализацию, а затем отнес сына наверх, где положил его обратно в кроватку со стороны Энни. Он разделся и скользнул под одеяло, испытывая облегчение от того, что наконец-то может расслабиться. Энни вышла из ванной, ее черные волосы были влажными и вились кольцами. На ней была пижама, которую он купил ей на день рождения, и от нее пахло «Шанель № 5».

Она закрыла дверь спальни и быстро пересекла комнату, забравшись рядом с ним. Только когда Уилл протянул руку, чтобы прижать ее к себе, он понял, что жена дрожит. Он обхватил ее руками, пытаясь согреть и заставить снова почувствовать себя в безопасности. Он любил ее больше всего на свете и ненавидел себя, когда злился на нее. Энни не заслуживала этого — не после всего, через что ей пришлось пройти.

— Уилл, прости меня.

— За что?

— Я — дура, вот за что. Я знаю, это нелегко — быть женатым на мне. Я тоже устала от этого, ты знаешь, но ничего не могу с этим поделать. У меня такое чувство, будто я на американских горках, и тормоза вот-вот откажут.

— Тебе не нужно извиняться. Ты ни в чем не виновата. Я просто повел себя как полный мудак. У меня стресс из-за работы, и мне нравится быть женатым на тебе, так что никогда не забывай об этом. Мы поговорим утром и посмотрим, что можно сделать. Постарайся немного поспать.

Он поцеловал ее влажные, пахнущие кокосом волосы, и она прижалась к его груди.

Энни закрыла глаза, надеясь, что усталость не даст снам прийти и что она не проснется оттого, что видит мир глазами убийцы. А еще хотелось верить, что Альфи проспит еще пару часов, потому что она внимательно посмотрела на себя в зеркало и поняла, что сейчас ей как никогда нужен сон.

Прошло три недели, прежде чем Колину разрешили выйти на центральную арену для выступления. Горди усердно занимался с ним, и Колин делал все, что от него требовалось, и даже больше. Другие клоуны помогали, а остальные артисты наблюдали, как нескладный подросток превращается в настоящего артиста. Он держался естественно и умел сделать так, чтобы самый маленький трюк выглядел легко. Горди остался доволен и немного волновался, что Колин отнимет у остальных внимание.

Сегодня цирк проехал парадом по городу, в котором они находились, и дети стекались к Колину — к его удивлению и раздражению Горди. Он немного сомневался, что его протеже справится с этим выступлением. После парада Колин так радовался, что Горди почувствовал себя виноватым. Он лишил парня матери, хотя тот еще не знал об этом, и — пока все в порядке — полиция его не искала.

Но оставалась одна проблема. У него снова появился зуд, и он напоминал жжение внутри кожи. Ему хотелось расчесывать кожу до крови, но он знал, что это ничего не изменит. Единственный способ удовлетворить этот зуд — убить кого-нибудь. Неважно, кто это будет — мужчина, женщина или ребенок. Если бы представилась возможность, он бы ею воспользовался. Одна мысль об этом приводила Горди в безумие. Ему пришлось пойти прогуляться, чтобы успокоиться.

Оставив Колина репетировать на арене, Горди прошел по периметру цирка, затем проскользнул через щель в заборе, чтобы попасть в парк. Вдалеке виднелась игровая площадка, и он отправился туда. Подойдя ближе, он увидел одинокую девочку, качающуюся на качелях. Оглядевшись вокруг, Горди не заметил ни ее родителей, никого-либо еще. Она раскачивалась вперед и назад, используя свое тело, чтобы заставить деревянное сиденье двигаться.

Он прошел через детскую площадку в ее сторону. Когда девочка заметила его, Горди кувыркнулся, подскочил и поклонился ей. Склонившись, он вытащил из рукава букет цветов и протянул его девочке. Ее угрюмое лицо расплылось в улыбке, и она начала смеяться. Он улыбнулся ей, а затем сел на качели рядом. И принялся подражать ей, раскачиваясь вперед-назад, пока не оказался на одном с ней уровне. Она огляделась вокруг, затем повернулась к нему.

— Что ты делаешь?

— Качаюсь. А ты что делаешь?

— Качаюсь.

Он засмеялся.

— Так нас двое. Почему ты здесь одна?

— А почему ты один?

Горди наклонил голову, обдумывая свой ответ.

— Я здесь, потому что мне захотелось тишины и покоя. А там очень шумно. — Он указал в направлении цирка.

— Я тоже. У меня закончилась воскресная школа. Я устала слушать, как они говорят об Иисусе.

— Ты думаешь, это разумно? Разве о тебе не будут беспокоиться?

Она покачала головой.

— Кто, монахини? Они не заботятся ни о чем, кроме Бога. Они захотят ударить меня линейкой или тапочком, когда я вернусь. Это же так больно. Думается, Бог не хочет, чтобы они обижали детей, но они это делают.

Горди впитывал информацию, которой только что поделилась с ним девочка. Она либо сирота, либо училась в интернате. Формально у нее нет никого, кто бы скучал по ней. Очень хороший знак.

— Не хочешь пойти и осмотреть цирк?

Она спрыгнула с качелей.

— Правда, прямо сейчас?

— Да, прямо сейчас. Ну, точнее через минуту. Видишь вон то поле? Сначала мне нужно пойти и собрать еще немного цветов. Ты можешь пойти и помочь мне, а потом мы отправимся в цирк, и я покажу тебе львов и слонов. Скоро время кормления. Ты сможешь посмотреть. Если ты будешь хорошо себя вести, я даже принесу тебе попкорн. Что думаешь?

Она замешкалась на мгновение, размышляя, стоит ли ей идти с клоуном. Она его не знала. Горди улыбнулся ей и протянул руку. Она оглянулась через плечо на цирк, раскинувшийся неподалеку, потом посмотрела на него и протянула ладонь, чтобы взять его за руку. Он улыбнулся про себя, ведя ее через игровую площадку к пустому полю вдалеке.

Когда солнце село и прохладный ветерок начал трепать деревья и цветы, зашевелился и материал некогда белого, а теперь кроваво-красного платья девочки. Несколько полицейских вместе с горсткой добровольцев прочесывали парк и окрестные поля в поисках маленькой Эстер Уайт, которая сегодня утром убежала с урока Библии, и с тех пор ее никто не видел. Люди очень серьезно подошли к заданию, и не раздавалось ни звука, когда они били деревянными палками по длинной траве и кустарникам. Сестре Саре в приюте оставалось только заламывать руки, пока мужчины занимались поисками.

— Кровавый ад, я ее нашел. Боже правый, во всяком случае, мне кажется, что это она. Офицеры, сюда.

Сержант Янг дунул в свисток, чтобы предупредить своих коллег, и побежал к парковому сторожу, который теперь согнулся вдвое и лежал на траве. На бегу Янг увидел две белые ноги, торчащие из-под куста на обочине зарослей. Одна нога в ботинке, другого нигде не видно.

Не желая идти дальше, он перекрестился, потому что, если пойдет, значит, это будет правдой. Он не мог придумать ничего хуже, чем смотреть на мертвое тело ребенка. Понимая, что у него нет выбора, Янг заставил себя двинуться с места. Звук, вырвавшийся из его уст, выражал полный ужас. Лицо девочки, с которой ему неоднократно приходилось разговаривать из-за ее дерзкого поведения, потеряло всякую узнаваемость, и он почувствовал, как подкосились ноги, когда упал на землю.

Кто мог сделать такое? Где-то здесь появилось чудовище; их городок не так уж велик. Худшие случаи насилия, которые у них случались, происходили за закрытыми дверями после того, как мужья возвращались из паба после слишком большого количества пива. Он никогда не видел ничего подобного и молил Бога, чтобы больше никогда не увидеть. Питерс подбежал к нему сзади, запыхавшись. Не смотря перед собой, он озаботился вопросом, почему его сержант лежит на земле. Янг указал перед собой, и услышал резкий вздох Питерса при жалком виде девочки.

— Что случилось? Она… вы знаете?

Сержант Янг заставил себя встать.

— Да, Питерс, она мертва. У нее все лицо истерзано.

— Как? Может быть, животное из цирка сбежало и убило ее?

Янг всем сердцем желал, чтобы все обстояло так просто. Намного легче принять и поверить, что лев или медведь совершил это ужасное деяние. Только Эстер не выглядела так, как будто ее загрызли. По всему ее телу и лицу отчетливо виднелись ножевые раны. Он сильно сомневался, что дикое животное попыталось бы спрятать тело под кустом.

— Правда? Ты думаешь, цирк не уведомил бы нас, если бы лев сбежал? Думаешь, может, он убил ее и вернулся к вечернему представлению, чтобы не попасть в беду?

— Ну, теперь, когда вы так говорите, нет.

— Нет, ты прав. С ней это сделало животное, но не четвероногое, а двуногое чудовище, и ставлю свою месячную зарплату на то, что он работает в этом цирке. А теперь возвращайтесь в участок. Мне нужен врач и больше офицеров. Я хочу, чтобы это поле отгородили от посторонних глаз, пока мы не перевезем ее в больницу.

Питерс кивнул, затем повернулся и зашагал обратно к машине. Янг заставил себя повернуться лицом к девочке и прошептал:

— Мне очень жаль, Эстер Уайт. Мне жаль, что тебе пришлось умереть вот так. Я обещаю найти его, и когда найду, он будет повешен за свои преступления. Я даю тебе слово, милая. — Смахнув рукавом катившиеся слезы, он закашлялся, представив, что вместо Эстер там лежит его собственная дочь.

Пока Колин и Горди исполняли свой последний номер на арене цирка, они совершенно не подозревали о том, что скоро начнется хаос. Толпе все нравилось. Они хлопали и пели вместе с ними, смеялись над их выходками. Колин держался так естественно, что даже Горди впечатлился тем, как легко парень справился со своей ролью.

Когда Горди повернулся, чтобы убежать от Колина, он обратил внимание на двух громил-полицейских, которые стояли в стороне и шептались с рингмейстером. Его сердце учащенно забилось, и он понял, что они нашли девчонку. Ему следовало спрятать ее получше. Он знал, что рискованно оставлять ее спрятанной лишь частично, но услышал вдалеке лай собаки и смех детей. Горди запаниковал, и теперь все кончено.

Он мог бы сбежать, развернуться и убраться отсюда подальше. Выскользнуть через один из пожарных выходов; но что потом? Его жизнь принадлежала цирку. Без него он все равно умрет, и, кроме того, они могли прийти не за ним. Он повернулся и помахал рукой толпе, затем направился к тому месту, где они стояли.

Колин задавался вопросом, что ему делать. Такого не было в программе. Тафти не должен просто уходить с ринга и оставлять его одного. Он начал паниковать, недоумевая, что происходит. Свет померк, сигнализируя о том, что артистка на трапеции вот-вот начнет свое выступление, и Колин последовал за Горди, который сейчас разговаривал с рингмейстером и полицейскими.

Колин запаниковал, когда они переглянулись. Что, если они пришли забрать его домой? Наверное, его маме надоело ходить в магазин за пивом и сигаретами, и она послала их за ним. Ну, он не собирался возвращаться. Ему все равно. Она ему не нравилась, и он ей не нравился, и вообще она не очень-то любила своего собственного ребенка.

Он повернулся и побежал в противоположном направлении. Горди бросился за ним в погоню вместе с двумя полицейскими, но Колин ни за что не собирался возвращаться в тот дом. Он побежал через кулисы. Горди уже почти догнал его, когда раздался громкий крик: люди, поднимавшие один из тяжелых столбов на веревке и колесе для замены сломанного за пределами шатра, услышали суматоху, поднятую полицией, рингмейстером, Колином и Горди. На мгновение их внимание рассеялось, и столб, слишком тяжелый для веревки, дернулся, когда веревка оборвалась. Столб рухнул на землю, упал на двух клоунов и пригвоздил их обоих намертво.

Он очнулся в больнице, не зная, сколько времени там пролежал. Слегка повернув голову, посмотрел в сторону и увидел, что его друга на кровати рядом с ним осматривает врач. На голове и шее его товарища красовалась повязка. Он держал глаза открытыми, но не двигался. Он закричал, и к нему подбежали врач и медсестра.

— Все в порядке, ты в порядке. У тебя просто сильный удар по голове, в отличие от твоего друга, который принял на себя основную тяжесть падения и получил разрыв гортани. Он не может говорить. Так что это очень важно: ты можешь сказать мне свое имя, сынок?

Он задумался. Как его звали? Началась паника. Он не мог вспомнить, но потом в памяти всплыло имя.

— Колин… Я Колин, а это Горди. С ним все будет в порядке?

Доктор взглянул на медсестру, которая смотрела на двух полицейских, стоявших у его кровати.

— Колин, этот человек — Горди Маршалл?

Колин кивнул, затем поморщился от боли, пронзившей его голову.

— Да, это Горди. А что?

Доктор повернулся к полицейским и кивнул.

— Нам просто нужно знать, чтобы мы могли с ним все уладить.

— Понятно. Почему полицейские здесь? Они преследовали нас. Я не сделал ничего плохого и не собираюсь идти домой. Я достаточно взрослый, чтобы остаться в цирке, если захочу.

— Конечно, да. Тебе не нужно идти домой. Я думаю, эти полицейские захотят потолковать с тобой. Ты чувствуешь себя достаточно хорошо, чтобы поговорить с ними?

Он кивнул.

— Хорошо, вот молодец.

Самый крупный из двух мужчин подошел к его кровати.

— Колин, почему ты побежал, когда нас увидел?

— Я не хочу возвращаться домой. Мне здесь нравится. Я испугался, что вы заставите меня вернуться к маме.

— Ты был днем с Горди?

— Нет, он пошел гулять один.

— Ты знаешь куда он пошел?

Колин помедлил. Он не хотел, чтобы у его друга возникли неприятности — и что такое разрыв гортани?

— Все в порядке, сынок; мне просто нужно знать, видел ли ты, куда он пошел.

— Он пошел в парк. Я подумал, Горди разозлился на меня, и пошел за ним, чтобы извиниться, но он заговорил с какой-то девочкой на детской площадке, и я решил вернуться в фургон.

Сержант Янг понимающе кивал, пытаясь записать все, что рассказывал ему парень. Он не ошибся. У них появился свой монстр, и он вырядился клоуном. Сплошные грязные, гнилые трюки. Все знали, что дети любят цирковых клоунов и не думают, что за улыбающимся лицом прячется зло. Они поняли, что это клоун, потому что, когда переносили тело Эстер, под ней оказался раздавленный букет шелковых цветов — таких, какие клоуны вытаскивают из рукавов.

У Янга имелось все что нужно. Ублюдок на койке напротив не мог ни пошевелить головой, ни говорить из-за травмы, но это неважно. Он оставит с ним одного из своих парней до тех пор, пока тот не будет достаточно здоров, чтобы перевести его в тюрьму. Этот больной ублюдок больше не причинит вреда детям, потому что, как только он поправится, его повесят. По мнению Янга, больница напрасно тратила свои время и ресурсы на убийцу.