Новерган, архиепископство — самое крупное и самое богатое церковное землевладение на территории Лаоры. Южные границы Новергана проходят по левому берегу Тойль-Корры, на севере четкой границы нет в связи с тем, что после войны 1311 года часть земель графства Термбур на берегах Тойль-Санд перешла под юрисдикцию архиепископства. Ранее земли Новергана принадлежали куфийским графам Новерам, но согласно договору от 680 года Старой Империи перешли во владение церкви.
Архиепископ Новерганский является официальным приемником главы церкви, Магистром Ордена Возвышения Господнего, контролирует все приходы ближайших государств и имеет право голоса на Форуме Правителей.
Архиепископ Гумбольдт вошел в тесную низкую келью, осторожно опустился на колени и коснулся лбом холодного пола. Перед ним на пыльном возвышении покоился обломок пористого серого камня, с едва заметным отпечатком босой ступни. Стилизованное изображение ступни покрывали стены кельи, перемежаясь с грубо высеченными буквами из забытого алфавита. Архиепископ наскоро, глотая окончания, пробурчал молитву, тяжело поднялся, и дважды коснувшись кончиками пальцев переносицы, вышел во двор.
Наголо бритые послушники, кривя изможденные аскезой скуластые лица, махали тяжелыми метлами, скребли кожи, тащили на спинах мешки и корзины. Архиепископ, морща нос, поспешил со двора во внутренние покои. В кабинете его уже ждал пожилой монах-секретарь.
— Ваше Святейшество, глава Святого Ордена прибыл, и ожидает встречи с вами.
— Так скоро? Впрочем, не важно. Вряд ли наша беседа будет долгой, — Архиепископ расположился в своем кресле, сложил на груди короткие руки и холодно проговорил:
— Брат Питер, сообщи епископу Корраде, что я приму его немедленно.
Монах удалился. Гумбольдт задумчиво потер виски и придвинул к себе тяжелый ларец из черного полированного камня. Несколько мгновений он вглядывался в крышку, потом решительно накрыл руками свое неясное отражение и пробормотал:
— Ведущий рыб в бездонные пучины познает истину, но день его истек…
В коридоре послышались шаги. Архиепископ поспешно отодвинул ларец, и поднял на вошедшего маленькие злые глаза. Глава Святого Ордена Истребителей Зла епископ Алес Коррада был молод, строен и высок, и всем своим видом напоминал морского угря. На его худощавом бледном лице, украшенном великолепными закрученными усами, блестели огромные немигающие глаза. Его черный плащ был туго перетянут широким поясом, с которого свисал церемониальный меч Истребителя. На пороге кабинета Коррада небрежно коснулся пальцами переносицы и чуть склонил голову.
— Архиепископ Гумбольдт. Владыка Новергана… Мое почтение.
Гумбольдт ответил приветственным жестом и указал гостю на кресло.
— Епископ Коррада. Рад видеть вас в добром здравии…
Молодой епископ расстегнул перевязь, распахнул плащ, продемонстрировав перетянутый кожаными поясами металлический панцирь, и уселся в предложенное кресло, положив меч на колени. Гумбольдт внимательно следил за действиями главы Ордена. Коррада театральным жестом расправил усы и улыбнулся, при этом его худое длинное лицо приобрело какое-то отталкивающее выражение, словно из-за выпученных, немигающих глаз на старого архиепископа холодно посмотрела, таящаяся в неведомом, ужасная древняя тварь. Гумбольдту на миг показалось, что в кабинете запахло кровью.
Все также улыбаясь, Коррада обвел глазами комнату.
— Ваша скромность всегда служила украшением церкви, архиепископ. Скромность, добродетель, порядок. Все, как записано в первой главе Книги Возвышения. Скромность, в мыслях, суждениях, всеобщий порядок, незапятнанная добродетель. Здесь нет места злу, нет места ереси, нет ничего лишнего и суетного. Господь любит такие убежища веры, и посылает вам знаки, не правда ли?
Гумбольдт хмуро глянул на епископа и ответил:
— Не думаю, что обмен любезностями входит в часть ритуала, епископ. Давать толкование великим книгам вы можете у себя в пыточной. Думаю, что вашим приспешникам-палачам будет полезно послушать. А у меня нет на это времени. Заботы о пастве отбирают слишком много сил. Постарайтесь кратко изложить суть вашего визита и возвращайтесь в Дрир.
Коррада, продолжая улыбаться, закинул ногу за ногу, и расправил складки плаща.
— О, эта ваша трогательная забота о пастве. Прибыльное предприятие, не так ли? Впрочем, о чем это я… Ах да… Я собирался проконсультироваться у вас об особой природе зла, но вижу, что вы не готовы к таким наставлениям в данный момент, а потому просто еще раз изложу ту маленькую просьбу, на которую вы так и не соизволили ответить. Или, быть может, ваш ответ затерялся где-то на просторах Великой Империи? Ведь такое бывало, и не раз. — Коррада вопросительно поднял брови.
— В повторении нет нужды. Я не посылал ответа главе церкви, ибо считаю, что есть разумный предел нашей власти, переступить который означает обрушить на себя гнев Богов.
— Возможно, вы оговорились, архиепископ, и хотели сказать — гнев Императора? В этом случае, я бы вполне понял вашу позицию. Мы прогневаем Богов, если будем бездействовать, и благодаря нашему бездействию свершится это неслыханное богохульство. Напомню вам, Ваше Святейшество, что вопросы, связанные с престолонаследием по-прежнему являются частью церковной компетенции. А в данном и конкретном случае вердикт Отца-Настоятеля, главного хранителя традиций Империи, был однозначен. Этот брак не должен состояться. Аведжийские женщины — носители плохой крови. Этим миром должны править потомки Великих Правителей, чистокровные покорители нелюдей, победители зла. — Коррада закончил свистящим шепотом и не мигая уставился куда-то вдаль.
Глядя на Корраду архиепископ поморщился. Молодой Священник говорил как одержимый, казалось вот-вот и изо рта у него потечет желтая пена.
— Чистая кровь… Не тронутая злом… Нужно не листать родословные, епископ, выискивая древние пороки, а лечить разум и бессмертные души людей. Господом нашим Илларом нам дана эта власть, и воспользоваться ею в полную силу — вот наша прерогатива. Вести людей к свету, прочь от хаоса, ценить каждую душу, пусть и заблудшую — вот задача священнослужителей. Правитель Империи волен изъявлять любые желания, и мы не должны мешать ему.
— Вы слишком много времени провели в беседах с покойным канцлером, архиепископ. Я думаю, что это сказалось на вашем видении мира. Поэтому напомню… Мы — истинные правители этих земель. Мы даем и отбираем надежду. Это мы — страх и боль, которые Господь наш послал человечеству для очищения. Это мы — добро и благость, которые Господь наш послал для возвышения. — Коррада подался вперед, глаза его лихорадочно блестели. Когда он говорил, с тонких губ его слетали капельки слюны. — Империя и императоры ничто перед могуществом служителей Иллара. Вся суетная власть — порождения Хаоса, и только Святая Церковь в силах придать порядок этим рядам. Его Святейшество Архиепископ Вальтер попросил меня освежить в вашей памяти Второй Канон. Или в этом уже нет нужды? Возможно, что разум ваш уже опутали цепкие щупальца Хаоса, и тянут его в мрачную бездну, откуда нет возврата?
Гумбольдт сжал кулаки и прошипел:
— Мальчишка… Палач… Как смеешь ты, утопивший в крови невинных нашу веру, как смеешь ты говорить это мне? Это ты, со своим слабоумным покровителем дал огню пожрать все то чистое, что несли многие века святые братья. Это вы отвернули людей от церкви, это вы превратили нашу веру в карающий бич. Убирайся из этой обители, и не касайся святых стен грязными пальцами! — Гумбольдт вскочил и указал пальцем на дверь.
Епископ медленно поднялся с кресла, прикрыл глаза и произнес ровным безжизненным голосом:
— Ваша вера, Гумбольдт, растаяла как весенний снег. Вы не достойны носить священное звание. Я передам главе церкви, что вы отказались поддержать очистительную борьбу, пусть он решит вашу участь. Да позаботиться Иллар о вашей душе. — Он тихо закончил и неторопливым шагом покинул келью, демонстративно задевая ножнами деревянные панели. Дождавшись, пока стихнут шаги, Гумбольдт опустился в кресло. В проходе появился брат Питер и вопросительно глянул на архиепископа.
Гумбольдт с силой потер виски и пробормотал:
— Брат Питер, зажги пожалуй благовония, что-то кровью разит… — Гумбольдт посмотрел на кресло, в котором сидел Коррада, — это кресло сожгите, его кожа пропиталась нечистым духом. И позови ко мне брата Мартина.
Пожилой монах замер, держа на весу тонкую дымящуюся палочку, и посмотрел на Гумбольдта широко раскрытыми глазами.
— Так скоро, Ваше святейшество?
— Да, брат мой. Время пришло… — Гумбольдт тяжело вздохнул и придвинул к себе тяжелый ларец.
Согнар — огромное морское чудовище, распространенное во всех морях Лаоры. У согнара длинное вытянутое тело, восемь лап и хватательные щупальца на голове, которыми согнар способен схватить летящего кота, или стащить человека с палубы корабля.
Все приморские города похожи друг на друга, и какой бы пейзаж не тянулся вдоль побережья, будь то неприветливые серые скалы, душные желтые пески или мрачные сырые джунгли — везде вы найдете укрытую гавань, полную утлых лодочек, обросшие ракушками причалы и развешанные повсюду ветхие сети. Стразу же за второй защитной башней обязательно обнаружится торговая площадь, в любое время суток заставленная корзинами со всевозможными дарами моря, и несколько покосившихся длинных сараев, которые местные жители гордо именуют складами. Везде вас будет преследовать вонь гниющих водорослей, рыбья чешуя и осколки раковин, а если вам вздумается погулять вдоль берега, то сразу же за покосившимися кольями береговой защиты можно будет полюбоваться местной достопримечательностью — пожелтевшим от времени остовом громадного морского чудовища, необдуманно напавшего на город в одна тысяча затертом году от создания Новой Империи.
Городок Последний Приют Багутта, или просто — Багутта, имел все вышеперечисленное в полном объеме, и даже более — удачное расположение, прямо у подножия мыса Дай-Корр, способствовало процветанию города, поэтому складов здесь было больше, торговая площадь занимала почти всю набережную, а дом старосты, огромное кособокое сооружение из легкого пористого камня, возвышался даже над сторожевыми башнями. И сети, развешанные повсюду, были почти новыми, и даже скелетов было три. Один из них, костяк могучего восьмилапого согнара, украшал вход на причалы. Уступчатые скалы Дай-Корр надежно укрывали город от сезонных ураганов, а мелкие травянистые банки вдоль всего побережья всегда радовали рыбаков прекрасными уловами. Город исправно платил положенные подати, честно снабжал расположенный неподалеку гарнизон береговой охраны, и в конце каждой первой луны отправлял щедро груженую телегу в столицу провинции Керрим. Граф Керримский Адольф, был весьма доволен жителями Багутты, и даже жаловал старосте Бруму шубу из кошачьих шкурок, с собственного плеча. Старый и хитрый Лауни Брум, по прозвищу «Одноглазый хрен», шубу эту носить не стал, а прибил ее на стену в гостиной собственного дома, и каждый день заставлял свою младшую дочь выбирать из куцего меха жирных личинок болотной мухи.
Долгие годы тихий быт скромных жителей Багутты никем и ничем не нарушался. Мужчины вставали каждое утро засветло, уходили в море, возвращались к обеду с уловом и спешили на базар, где их уже ждали многочисленный купцы со всех городов провинции, а вечером все они спешили в единственный на этом побережье трактир, где их ждало крепкое соленое пиво и лютня слепого музыканта Крилла, и грустная баллада о рыбаке, которому пятнистый угорь откусил ноги. Женщины плели корзины, собирали съедобные водоросли, возились с чумазыми детьми и варили в огромных чанах жирную похлебку из рыбы и моллюсков. Старики и старухи собирались на общем рабочем дворе и под долгие неторопливые беседы, сушили губки, починяли сети или вырезали из красных мягких кораллов всевозможные безделушки. Иногда, не чаще чем раз в год, из моря выползало ошалевшее от голода чудовище. Тварь тыкалась в надежные острые колья береговой защиты, и вскоре убиралась обратно в пучины, осыпаемое с защитных башен камнями и стрелами. Очень редко, чудовище удавалось убить, и тогда староста устраивал всеобщее гуляние, голову поверженного монстра помещали в центр торговой площади, вокруг устанавливали бочки с соленым пивом, и весь город гулял по нескольку дней, пока не заканчивалась все пиво в округе.
Последняя война обошла Багутту стороной. Гарнизон береговой охраны спешно погрузился на галеру и отправился защищать Канцу. Несколько отчаянных молодых рыбаков, сопровождаемые неодобрительным ворчанием старших, отправились в Керрим, записываться в гвардию, и вероятно, сгинули в первой же битве, под стенами какого-нибудь данлонского замка, потому что никто ничего о них больше не слышал. По поводу войны, одноглазый староста Брум произнес перед горожанами небольшую речь, состоявшую более из междометий и различных вариаций на тему «Хрен вам всем…». Горожане согласно покивали головами и разошлись по своим делам.
Но вскоре из столицы провинции пришли неутешительные вести. Великий Герцог войну начисто проиграл. Северяне разбили казавшуюся непобедимой армию Фердинанда, и вошли в леса Вей-Кронга. Южные пираты захватили Урт и Канцу, а звероподобные горцы осадили столицу. Поборы в казну удвоились, далее ожидались еще более страшные события. Горожане в растерянности чесали затылки и подсчитывали предстоящие убытки.
Страшные события не заставили себя долго ждать. В одну из темных ночей город атаковала банда голодных дезертиров. Горожане, защищая нажитое, сражались яростно и молча, и город отделался всего лишь несколькими сожженными домами. Через несколько дней, по городу поползли слухи о страшном крылатом звере, кружившем над гаванью и высматривающем добычу. Очевидцы утверждали, что зверь этот не скальный дракон, столь обычный в этих местах, и не мантикора, а жуткое порождения Санд-Карина, и не человек, и не демон. Больше всех суетилась глухонемая толстая дочка мельника, но на нее мало кто обращал внимания, поскольку всем было известно, что в младенчестве мельник не раз ронял свою дочку головой на жернова.
А еще через несколько дней мальчишки нашли в развалинах старого монастыря полуживого монаха. Служитель Господа был страшно изувечен, исполосован острыми когтями. Эта находка напугала всех больше, чем ночное нападение грабителей. Монастырь обыскали, но не нашли ничего опасного, кроме выводка мелких серых гурпанов. Бедный монах, вероятно, один из тех вечных странников, что путешествуют бескрайними просторами Лаоры, неся слово Истины и живут подаянием, стал жертвой неведомого зверя. И этот зверь вовсе не стремился сожрать свою добычу, чтобы утолить голод.
Монаха доставили в город, перевязали, а мать старосты, древняя старуха Изольда, городская знахарка и повивальная бабка, влила ему несколько капель живительного настоя, привезенного еще дедом Брума из далекого Марцина. В тот день, когда монах пришел в себя, в гавань тихим ходом вошла многовесельная галера под черными парусами. С галеры сошел на причал лишь один человек — дородный темнолицый мужчина в богатом камзоле, знакомый всем купцам провинции бантуйский капитан Рамалл Мек. Поблескивая изумрудами в ушах, под настороженные взгляды горожан, Рамалл Мек неторопливо прошелся по набережной к дому старосты.
Они говорили долго за закрытыми дверями, и когда бантуйский капитан вышел на улицу, солнце опустилось за хребет Дай-Корр, а белое пятнышко Второй Луны уже выбралось из-за моря и поспешило навстречу первым звездам.
Староста Брум вышел на крыльцо и проводил взглядом спускающегося по набережной к причалам Рамалла. Когда бантуец перебрался на борт галеры, Брум сорвал с себя войлочную шапочку с пером морского ястреба, швырнул ее в пыль и принялся яростно топтать ногами.
Судьба Багутты было решена.
Коррада, Алес — епископ, последний Верховный Магистр Ордена Истребителей Зла. Биография епископа Коррады хорошо изучена, ее полное описание можно найти в монографии Тома Зелиуса Траффинского «Крах инквизиции. Кровавая осень Дрира». Мы остановимся лишь на самых основных этапах биографии.
Шестой сын священника из маленького шахтерского городка Обер, расположенного в Бадболе, Алес Коррада закончил семинарию в Виесте и был направлен капелланом в действующую армию. Он попал в имперский арион «Борхейских Рубак», затем был переведен в бригаду карателей в Эйфе. На службе Империи Коррада прославился своей жестокостью и ненавистью к еретикам и отступникам и конце концов был вызван в Дрир, где и получил направление в Духовную Академию Маэнны. После академии, Коррада получил титул магистра и возглавил один из отрядов Истребителей Зла в Данлоне, а потом и всю концессию Ордена в Норке. После таинственной смерти епископа Теодора Гайды, Коррада занял его место и возглавил весь Орден. Именно с приходом к власти Коррады начались массовые акции по выявлению еретиков, по всем городам Империи прошли погромы, на площадях перед храмами запылали Костры Веры. Людей сжигали целыми семьями — за нечаянно брошенное слово, за пропущенную службу и просто так, по навету соседей. Власти многих государств, обеспокоенные разгулом инквизиции, ввели ограничения на пребывания отрядов Истребителей Зла на своей территории. При всем при этом, Коррада всегда оставался в тени, прикрываясь именем главы церкви архиепископа Вальтера Дрирского. Многие считали, что в последнее десятилетие 18-го века именно Коррада правил Святой Церковью. В конце концов, император Конрад Четвертый обеспокоенный кровавым разгулом инквизиции, принял меры. Замок Дрир был осажден, а затем и взят штурмом. Отряды Ордена по всей Лаоре были уничтожены совсем, либо рассеяны. О смерти Коррады точных данных нет, возможно он был отравлен имперской разведкой. Тело последнего Магистра Истребителей Зла было сброшено в яму с известью, вместе с телами других защитников Дрира. Официального расследования деятельности епископа не проводилось.
Анджей Гларум, по прозвищу «Соленый Боб», семеня короткими ножками, быстро прошел по тропинке, ведущей вдоль дома в сад, и остановился возле искусственного озерца. От тенистой части сада его отделял ухоженный цветник. Анджей встал на цыпочки, потянулся и заглянул поверх пышных бордовых цветов в глубину сада. Хозяйка дома сидела лицом к нему, углубившись в чтение толстого фолианта. Чувствуя себя невидимкой, Анджей пристально всмотрелся в ее лицо, и улыбался при этом уголками губ.
Никто и никогда не назвал бы это лицо красивым. Увы… Ее пронзительные серые глаза были чуть меньше, а четко очерченный рот чуть больше нужного. Такой милый острый носик был слегка свернут в сторону, а крупный подбородок напрочь портил почти идеальный овал лица. Густые прямые волосы скрывали коротковатую шею, но тем не менее, со всем остальным у хозяйки дома был полный порядок. Анджей втянул носом воздух, насыщенный густым цветочным ароматом и зажмурился…
«Ну хватит, поспеши…»
— Соленый Боб? Все прячешься за кустами, старый развратник… Я уже давно поняла, что ты здесь!
Анджей вздрогнул, открыл глаза и виновато пожал плечами… Хозяйка, отложив книгу, посмотрела на него и мягко улыбаясь поманила пальцем:
— Иди сюда, старый мошенник.
Анджей обошел цветник, приблизился к столу и низко поклонился. А так как тяжелый недуг давно согнул его спину в дугу, поклон вышел почти до земли.
— Госпожа Виктория, мое почтение…
Госпожа Виктория указала на кресло.
— Здравствуй, Анджей. Что будешь пить?
— Немного данлонского, с вашего позволения. — Анджей присел на краешек специально приготовленного для него низкого кресла и привычным жестом погладил бороду.
Виктория внимательно посмотрела на него, затем подняла двумя пальцами колокольчик со стола, и заговорщицки подмигнув Анджею, дважды позвонила.
— Я была готова к твоему визиту, Соленый Боб, поэтому вина тебе долго ждать не придется. Что к вину? Печенье, холодное мясо, рыбу?
Андрей отрицательно завертел головой и поморщился. Откуда-то волной накатила боль. Начинался приступ.
— Ты же знаешь, госпожа, что нужно старику в первую очередь…
Виктория сочувственного посмотрела на него и положила на стол маленькую глиняную бутылочку. Увидев сосуд, Анджей странно побледнел и осторожно протянул руку. Виктория жестом остановила его.
— Не торопись, Гларум… Сейчас принесут вино.
Анджей не отрывая взгляда от бутылочки молча кивнул. Виктория откинула назад темные прямые волосы, и внимательно глядя горбуну в лицо, произнесла:
— Маркиз доволен?
— Да, госпожа.
— Ты принес плату?
— Да, госпожа.
— Ты не многословен… Наверное, тебе очень больно, Анджей… Пожалуй, я потороплю слугу. — Виктория позвонила еще раз.
Анджей посмотрел ей в глаза.
«Неужели, она специально заставляет меня страдать? Она прекрасно знает, как рассредоточить мое внимание, и играет на моих слабостях…»
Он вздохнул. Из-за цветника появился совсем молодой слуга, почти мальчик, с двумя кубками и запечатанным кувшином. Он быстро сорвал пробку, разлил вино и замер в напряженном ожидании.
Виктория щелкнула пальцами и внимательно посмотрела на слугу.
— Бибур, ты очень медлительный мальчик. В Керриме мальчики твоего возраста сражаются с морскими чудовищами, а в Мюксе — бьются насмерть за обладание женщиной. Пожалуй, мне стоит вернуть тебя господину Боргофу, и конечно же, я прикажу Т’руру предварительно всыпать тебе хороших плетей…
Мальчик стоял понурив голову. Анджей скрепя зубами от боли, протянул руку, плеснул себе в вино настоя из бутылочки и залпом выпил. Виктория посмотрела на него, покачала головой, а затем указала мальчику в сторону дома.
— Иди, Бибур, и подумай о моих словах, Ничего более в другой раз я тебе не скажу, а отправлю прямиком к Т’руру.
Мальчишка стремительно бросился по дорожке к дому.
— Шпионит за мною, засранец. Каждый вечер пытается удрать на доклад к этому старому идиоту, хранителю городских устоев. Может утопить его в реке? — Виктория вопросительно посмотрела на Анджея. Горбун распластался в кресле, словно придавленный невидимыми мешками с песком, лицо его непрерывно меняло цвет, от бледно-розового до синевато-зеленого, скрюченные пальцы мелко-мелко подрагивали. Наконец, лекарство подействовало, Анджей с трудом сел и проговорил:
— Спасибо тебе, госпожа, ты продлеваешь мне жизнь…
— Не без этого, Гларум. Надеюсь, ты будешь помнить об этой маленькой услуге, когда люди Селина потащат тебя на дыбу.
Анджей печально улыбнулся, словно невзначай коснулся ворота камзола и пробормотал:
— Сохрани нас, Иллар, укрой дланью своей…
Виктория улыбнулась в ответ. Он прекрасно знала, что за отворотом потертого платья горбун носит крошечный шарик с мгновенным ядом.
— Ну, если ты не возражаешь, Анджей, приступим к обсуждению вопросов насущных и неотложных…
Горбун поспешно вытер платочком пот с лица, понимающе кивнул и снял пояса увесистый кошель.
— Конечно, госпожа Виктория, конечно… Вот причитающаяся вам плата. Здесь немного более, маркиз, чье имущество, благодаря вашему ценному совету осталось в целости и сохранности, очень растрогался и выдал лишку… Еще тридцать монет… — Анджей положил кошель на стол и довольно улыбнулся. — Итого, сто тридцать…
Виктория отложила книгу, притянула мешочек к себе и вопросительно посмотрела на горбуна.
— Твоя доля?
Анджей развел руками и ответил:
— Как обычно, госпожа, как обычно… Пятая часть…
— Значит здесь сто четыре серебряных карата? Замечательно… Могу я полюбопытствовать, что же было в этом обозе? Признаться честно, я не рассчитывала на сумму более пятидесяти…
— О… Разная мелочь, моя госпожа. — Горбун хитро улыбнулся. — Будет вам известно, что Им-Радангу пришло в голову выдать своего старшего сына Улию за среднюю дочь барона Бурбу, одного из самых богатых и влиятельных людей в Термбуре… Однако, у барона были свои планы, и такой марьяж в эти планы совсем не вписывался. Но, маркиз прекрасно знал о некоторых… гм… слабостях барона… В обозе, который он отправил в качестве подарка в Термбур, было старинное оружие времен второй эпохи Старой Империи. Замечательная коллекция, просто замечательная… — Анджей отпил немного вина и причмокнул.
— Не понимаю, чем заключается выгода такого брака… И старинное оружие меня интересует очень мало. Впрочем, ты передал Ягру мои слова. Анджей?
Горбун потемнел лицом и замялся.
— Да, госпожа… Однако, если вас интересует мое мнение, то скорее всего он откажется. Это не тот человек… Сейчас у него достаточно заказов.
— Хорошо, я и не ожидала другого… Эта сделка и так принесла больший доход, чем я рассчитывала. Теперь я плачу… — Виктория высыпала монеты на стол и вопросительно посмотрела на горбуна. Анджей глянул на блестящие кольца, покусал губу и задумчиво погладил бороду.
— Расскажи мне о королеве…
— Королева… Это главная тайна двора, моя госпожа… Королева почти не общается с придворными, она отказалась от услуг фрейлин и держит при себе лишь мрачную хромую старуху-аведжийку… К своему ребенку она вообще никого не подпускает. Ее постоянно сопровождают один из амнистированных аведжийских генералов, некто Им-Роут, маркиз, командовавший осадой Барги, а также господин Долла, бывший посол. Королева принимает у себя только императора, по всей видимости, она действительно очаровала молодого Конрада, и уже ходят слухи, о том, что Шелона на сносях…
— Она времени не теряет…
— О да, госпожа. Те, кому довелось общаться с королевой говорят о ней странное… Королева необычайно умна, сказочно красива и довольно жестока. Одну из фрейлин, посмевших обронить колкость в адрес аведжийского двора королева прилюдно избила тяжелой тростью. Люди в замке боятся ее…
— Не удивительно, что церковь протестует против предстоящего брака. Это одно кольцо, Анджей. — Виктория аккуратно поставила монету на ребро и пустила ее по столу в сторону горбуна. — Что еще?
Анджей ловко подхватил монету и сунул в пояс.
— Имперцы распускают странные слухи о своих потерях в Аведжии. Насколько мне известно, обозы перевозившие добро, полученное по репарациям, растянулись по дорогам не на одну лигу, но тем не менее, имперские казначеи и ревизоры чуть ли не плачутся на каждом углу о том, что война снова обрушила экономику. Банкиры торжествуют, в ожидании новых займов и уже потирают руки, предчувствуя добычу. Среди арионов ходят странные слухи о возможном роспуске части армии из-за недостаточного финансирования. Но тем не менее, все положенные выплаты армии казна произвела, и семьи, в которых есть хотя бы один солдат, будь то латник, или простой лучник, теперь обеспечены на долгий срок.
— Странно, странно… Впрочем, мне кажется Империя давно точит зубы на банки, и все эти слухи могут быть частью особого плана. На этом можно сыграть. Еще кольцо…
— Спасибо, госпожа… Торговать слухами — это так прибыльно…
Виктория погрозила горбунбу пальцем.
— Если это все, что ты смог узнать… Негусто. Теперь о главном…
Анджей отрицательно покачал головой.
— Ничего нового, госпожа… Епископ направился в Новерган. С ним, как обычно — боевая сотня Истребителей Зла. Возможно, он попытается оказать давление на архиепископа Гумбольдта, в связи с предстоящей женитьбой императора нашего, Конрада… Дрир выступает категорически против этого брака.
— Это не главное, Анджей.
— Да, госпожа… Епископ не вступает в контакты со светскими лицами, если это не касается посещений пыточных… Он ест особую пищу, которую ему готовят специально обученные монахи. Эту пищу пробуют сразу несколько послушников. Его сон охраняют надежней, чем сон императора…
— Джайллар! Должны же у него быть какие-либо уязвимые места? Женщины, дети, родственники?
— Нет, госпожа, ничего такого. Насколько мне известно, он сирота и проповедует аскезу. Единственная его страсть — наблюдать за пытками. Его Святейшество проводит в пыточных большую часть своего времени.
Некоторое время Виктория отвлеченно рассматривала сад. Наконец она вздрогнула, словно уловив конец нити какой-то совершенно особой мысли, и произнесла:
— Ты не заработал сегодня более ничего, Анджей. — Она накрыла ладонями монеты и посмотрела горбуну в глаза. — Но, ты получишь все эти деньги, если найдешь мне человека… Особого человека.
Горбун задумчиво перевел взгляд с ее рук на свой пустой пояс, потом придвинул поближе бутылочку с лекарством и пробурчал:
— Что ты задумала на этот раз, моя госпожа?
Гномы (на общем языке, на метроис — теркхи (вторые) — раса, населявшая всю территорию Лаоры в доимперский период. Цивилизация гномов — одна из наиболее древних и высокоразвитых, существовавших в Лаоре. Гномы владели Древним Искусством, они были великими учеными, архитекторами и исследователями. Именно гномы проложили большинство дорог Лаоры, они построили огромные замки и сложные машины, управляющие пространством и добывающие энергию из недр. Гномы относились к крылатым расам, однако, в отличие от кобольдов и гремлинов, крылья гномов не позволяли им не только летать, но и даже планировать. Как и кобольды гномы имели две пары верхних конечностей, но в отличие от других Старых Рас, только у гномов сохранились две полноценных пары глаз, в то время как и у гремлинов и у кобольдов нижняя пара глаз к совершеннолетию зарастала кожной перепонкой.
Гномы были самой многочисленной из Старых Рас Лаоры, они заселяли и влажные леса юга и бескрайние холодные степи северной части. Рост взрослого гнома не превышал пять локтей. По меркам людей гномы были долгожителями, их средний возраст составлял полторы тысячи лет, но по сравнению с гремлинами, эльфами и троллями гномы жили недолго.
История последних веков пребывания гномов на землях Лаоры трагична. Потерпев несколько сокрушительных поражений от армии людей, гномы оставили свои города и перебрались сначала к Пределам, а затем и покинули Лаору. Небольшие общины остались лишь в самых труднодоступных землях, так например в докладе, представленном Императору Вильберту Третьему в 1465 году, некий Эндрю Пиколл сообщает о группе гномов, которых он увидел, путешествуя из Пинтейской Марки в Аведжию.
Он шел через ночной лес. Шел неспешно, утопая по колено в мягкой траве. Вокруг неясными пятнами светились шляпки странных грибов, порою что-то крылатое мелькало перед ним, тут же исчезая среди сплетения ветвей. Безмолвный лес поблескивал огоньками, и не смотря на то, что свет Лун не проникал сквозь густую крону, Мерриз отчетливо видел все вокруг.
Лес поражал своей необыкновенной чистотой, какой-то странной стерильностью. Ни опавшей листвы, ни молодой поросли, ни поваленных деревьев, ни торчащих корней… Ровная трава и гладкие, стального цвета стволы деревьев. Мерриз шел, вслушиваясь в тишину, пытаясь проникнуть внутренним взором как можно дальше, туда, к границе леса, но все время натыкался на какую-то мягкую стену, словно кто-то огородил его ментальное пространство, зажав в тесном коконе диаметром в двадцать шагов. Это было необычно, но почему-то не пугало. Мерриз перестал расходовать силы на мысленное прощупывание леса и сосредоточился на поиске воды. Вскоре он услышал журчание, и пройдя совсем немного, вышел на поляну, окруженную невысокими белоствольными деревьями с плоскими кронами, и остановился возле ручья. В темной быстрой воде отразились звезды. Мерриз встал на колени, умылся и наполнил флягу.
Первая Луна скрылась, над деревьями неспешно поднималась Вторая Луна. Серебристо-белый уступил багряному, и ночь тут же окрасилась множеством красных, желтых, лиловых огней.
Мерриз не торопясь прошелся вдоль ручья и ниже по течению наткнулся на широкую ухоженную дорогу, ведущую вглубь леса. Он перешел ручей вброд, остановился у дороги, и внимательно осмотрелся вокруг.
Дорогой пользовались часто, по ней проезжали повозки, а на берегу ручья кто-то заботливо сколотил аккуратные мостки. Чуть выше по дороге едва виднелся купол какого-то сооружения.
— Человек?
Мерриз вздрогнул, положил руки на рукояти мечей и вгляделся в полумрак. Где-то впереди завозились, зашуршали, послышался хриплый кашель, и через мгновенье прямо перед ним вспыхнул желтым фонарь. Мерриз сделал шаг назад и прикрыл глаза рукой.
— Действительно, человек… — хрипло проговорил тот, кто держал фонарь. — Ты понимаешь меня?
Мерриз утвердительно кивнул, пытаясь разглядеть говорившего.
— Н-да… А я все думаю, неужели твари холода научились сканировать. Постой-ка, а ведь люди этого тоже не умели? Или ты все-таки не человек?
— Я человек… Из Лаоры.
— Вот как… Настоящий человек с запада? Н-да… Человек, который умеет сканировать и понимает метроис… Что-то небывалое случилась в землях Лаоры, раз уж ты пересек Язык Смерти, человек. Ладно, пойдем в дом. — Фонарь качнулся, и двинулся вверх по дороге. Мерриз направился следом.
На пороге плоского купола Мерриз остановился, и осторожно просунул голову в узкую дверь. Внутри вспыхнул голубоватый свет.
— Заходи, заходи, человек. Ты, наверное, устал с дороги.
Протиснувшись в узкий проем, Мерриз оказался в низком зале, и чтобы двинуться дальше ему пришлось наклонить голову. По всему периметру зала горели странные светильники в форме грибов, освещая скромную обстановку. Хозяин, невысокий, по грудь Мерризу, пожилой гном в бесформенном то ли плаще, то ли халате, поставил фонарь на пол, и повернувшись к нему спиной, принялся разводить огонь в камине. Мерриз прошел вперед, с сомнением посмотрел на крошечный табурет и, вздохнув, уселся прямо на пол. Гном, бормоча себе под нос что-то непонятное, развел огонь, затем порылся в котлах, стоявших на столе у камина, выудил пару внушительных грибов с большой толстой шляпкой, и ловко нанизав их на шампуры, сунул прямо в огонь. По залу потянулся терпкий аромат.
Наконец, гном повернулся к нему, расправил нижней парой рук бороду, и уселся напротив.
— Впервые видишь гнома?
Мерриз молча кивнул, не в силах отвести взгляд от четырех немигающих ярко-желтых глаз. Гном улыбнулся маленьким ртом.
— Да уж. А еще у меня есть крылья. Правда не такие, как у гремлинов, и летать я тоже не умею, но крылья у меня есть. — Он тихо засмеялся и продолжил. — Я видел рисунки в ваших книгах. Гномы на них, как правило, изображались исключительно насаженные десятками на копья воинов. Некоторые рисунки были очень реалистичны, и я даже сохранил парочку на память. Художники людей славились своим необычным восприятием происходящего. Впрочем, я не представился… Меня зовут Фаттакх Гоатим Мерселай Умар Тримиусг Семер Себелкай. Можешь называть меня просто Фат. Как твое имя, странник?
— Мерриз…
— Просто Мерриз? И все?
— Да, у меня короткой имя.
Фат рассмеялся.
— Короткое имя, человек, это короткая история. Или у тебя отобрали другие имена? Может ты пария? Изгой?
Мерриз покачал головой. Гном задумчиво пригладил бороду.
— Ну, так зачем ты пришел в Самиарский Лес, человек-с-коротким-именем?
Мерриз вздохнул, подбирая в уме нужные слова, но гном его опередил:
— Хотя, я вполне могу предположить причину твоего появления здесь. Я знаю о том, что род людей наткнулся вдруг на странную преграду своей дальнейшей экспансии, на что-то, что может привести к расколу внутри самого человечества. Я знаю это по изменившемуся голосу ветра, по тому, как бегут облака. Я ведь прав?
Мерриз молча кивнул. Гном довольно прикрыл нижние веки и продолжил:
— Тебя послали правители искать мудрости у Изгнанных? Или ты сам великого рода, и не знаешь, как изменится твоя сущность, а потому пришел просить совета? Может ты из духовников, внезапно потерявший веру в своих Богов, и потому пришел искать новые пути просветления?
Мерриз устало кивнул и проговорил:
— Скорее третье… Но я хотел поговорить со старейшинами гномов, с хранителями древних секретов, с учеными…
— С учеными? — Гном встал, подошел к камину, что-то пробурчал на неизвестном языке, а потом тихо заговорил обращаясь к Мерризу, — Вынужден тебя разочаровать, странник. Нет в этих землях никого, кроме нескольких семей несчастных теркхи, попавших в рабство к зачарованному лесу. Нет ни старейшин, ни хранителей древностей, никого. Все покинули эти края много веков назад. И если бы не твоя способность сканировать, ты мог бы годами бродить в поисках по Серебряному лесу, пока не угодил бы в одну из ловушек тварей холода. Если у тебя есть вопросы — можешь задать их мне. Я не держу зла на людей, изгнавших нас в далекие земли. Самиарский Лес дал мне приют и покой, которого я не находил на землях Лаоры. Кстати, откуда у тебя эта способность к сканированию? Это не характерно для людей, скорее для тех, кого вы называете нелюдями.
Мерриз сглотнул и ответил:
— Эти способности я получил по наследству. Мои предки жили на пустошах севера, в постоянной нужде и опасности. Они называли это чутьем.
— Чутьем? Они сравнивали себя с животными? Чутье есть у зверя. Гурпан чувствует окружающее полосой щетинок вдоль тела, а шилохвост — отростками на челюсти. Алмазная змея чувствует пятнами на теле, а пещерный щукан — длинными усами. Ты тоже пользуешься усами?
Мерриз покачал головой.
— Это у меня здесь. — Он коснулся пальцем лба, и продолжил, — Я могу почувствовать угрозу, увидеть опасность, и только тогда узнать, от кого она исходит.
Фат вытащил из камина грибы, покрошил их в миски и залил чем-то остро пахнущим.
— Неудивительно, человек, что ты смог преодолеть Язык Смерти, с такими-то способностями. За свою долгую жизнь я повстречал всего пару кобольдов, способных отчетливо и задолго представить себе угрозу. Даже среди моего народа, не так много таких как ты. Пожалуй, я отвечу на твои вопросы, но для начала, хотел бы спросить: проходя по дну каньона не повстречал ли ты полупрозрачных скользких тварей, издающих в ночи крик, от которого останавливается кровь и застывают мышцы?
Мерриз призадумался, вспоминая свой поспешный рейд, и ответил:
— Нет, Фат, не встречал. Почему ты спросил меня об этих тварях?
Гном принес тарелки, сунул одну из них Мерризу в руки, и задумчиво пробормотал.
— Все ужасы Языка Смерти меркнут перед вестниками гибели, исконными жителями каньона. Они не прощают вторгшихся, они преследуют их повсюду. Это хорошо, что ты не слышал Крика Ужаса. Возможно, что на дне каньона за многие века что-то изменилось, и скользкие конгеры, Слуги Смерти, покинули эти места. Если же это не так — ты обречен, странник. Слуги Смерти будут преследовать тебя везде, пока не найдут и не растерзают. От них не спрячешься за толстыми стенами и не укроешься в неприступных подземельях. Когда-то очень давно каньон служил дорогой, по которой демоны Этру привозили из-за Пределов ценные металлы и другие сокровища. Многие мои соплеменники пытались отыскать эти пути, но все они стали жертвой конгеров, и ни мощное оружие, ни великое искусство не помогло им выжить.
Мерриз поежился под пристальным немигающим желтым взглядом. Есть ему расхотелось. Гном опустил нижнюю пару глаз и принялся за трапезу. Мерриз нахмурившись попытался представить себе крадущихся в ночи незримых и ужасных конгеров. Гном отложил ложку, вытер чистым полотенцем рот, и заговорил:
— Не надо этого делать, странник… Если они идут за тобою, то попытавшись обнаружить их внутренним зрением, ты только приблизишь неизбежное. А ведь тебе еще предстоит обратный, неблизкий путь…
— Ты читаешь мои мысли, Фат?
— Нет, я читаю твои чувства. Извини меня, странник, я не хотел тебя напугать, но посчитал своей обязанностью предупредить. К тому же…
Его слова прервал тоскливый приглушенный вой. Мерриз вздрогнул, озираясь по сторонам, и напрягся всем телом. Гном невесело улыбнулся.
— Вот и все… Хотя, они еще очень далеко. Мне жаль тебя, странник. Ты потревожил монстров, и теперь будь готов к неминуемой расплате.
— Когда они настигнут меня?
Гном развел руками.
— Это мне неведомо. Самиарский Лес приглушает силу мысли, храня свой покой. Если ты выйдешь за пределы леса — твои чувства помогут тебе узнать. Здесь ты беспомощен. Они уже идут по твоему следу. Ты можешь задавать мне вопросы, или не будешь тратить на это времени и попытаешься опередить собственную смерть?
Мерриз, блеснув изумрудными глазами, негромко рассмеялся.
— Опередить смерть… «Кровлею жесткою стянуто небо неверующего. Ржавым гвоздем прибита судьба его к камню, у которого начинается вечность. И не убежать ему, опередив неизбежную смерть…» Конечно, я задам тебе вопросы, мудрый Фат. И спасибо, за то, что предупредил.
Аведжия, Великое Герцогство — одно из первых государств Лаоры. История создания восходит к доимперскому периоду. Территориально располагается на южных землях Лаоры, северная граница проходит вдоль горного массива Наймер-Лу-Наратт, гор Хонзарра, далее вдоль Топей Кары, восточная — вдоль возвышенности Вей-Кронг. С юга омывается морем Хрустальных Медуз. На западе четкой границы не имеет — здесь начинается Предел Пустынь. Аведжия — одно из наиболее заселенных государств Лаоры, с развитым земледелием и скотоводством. Климат благоприятный, теплый и влажный — зимы мягкие, засуха очень редки. Всю северо-западную часть Аведжии покрывает лес Санд-Карин, иначе — Лес Ужаса. Практически непроходимый, населенный древними созданиями, давно исчезнувшими по всей Лаоре. Для людей, населяющих Аведжию характерны средний рост, смуглая или оливковая кожа, черные волосы. Аведжийский язык — ахедтжи, является уникальным и не имеет ничего общего с остальными человеческими языками Лаоры.
К тому моменту, когда с севера в Лаору стали прибывать племена Соларов, аведжийцы находились на низкой ступени развития, в отличие от Оммаи, Сваан и Лен-Гураи, которые приобщились к цивилизации гномов и эльфов, имели собственные города и достигли определенных высот в ремеслах. Вожди Аведжийских племен быстро нашли общий язык с северянами, и спустя некоторое время совместно с северными племенами начали успешную борьбу против нечеловеческих рас Лаоры. Эта война, получившая впоследствии название Истребительной, закончилась сражением при Долоссе, когда объединенные силы аведжийцев и войск Императора Юриха Второго обратили в бегство армию эльфов и гномов. Предводитель аведжийской армии Гельвинг Теодор Первый, по прозвищу «Страшный» получил титул Великого Герцога из рук Императора северян Юриха Второго «Завоевателя» и к титулу все земли гномов и огров к западу от Возвышенности Вей-Кронг. Так на 296 году официального существования Старой Империи, Аведжия обрела государственность. В 312 году Великий Герцог Адольф Первый «Сердитый» присоединил южные графства Керрим и Бор, почти полностью уничтожив населявших эти государства народ Оммаи. В 347 году сын Адольфа Сердитого, Александр Шестой «Глухой» выбил из предгорий остатки гремлинов и присоединил всю южную часть Наймер-Лу-Наратт. Также его армией в этих землях были полностью уничтожены Лен-Гураи, еще одно человеческое племя, ближайшие родственники аведжийцев по крови. На эти же годы приходятся первые случаи вторжения кочевых племен из Горенна, из-за Предела Пустынь. Согласно исследованиям маэннского историка Руфуса Сиора, именно в эти годы на территории Лаоры появились лошади. Дальнейшее быстрое развитие земледелия Аведжии обычно связывают именно с этим фактом.
К подписанию Маэннской Конвенции в 998 году (он же 1 год Новой Империи) Аведжия подошла, как одно из самых могущественных государств Лаоры. Род правителей не прерывался от самого Гельвинга Теодора Первого, все браки совершались внутри правящих династий — Лишанцев, Керимов, Боров и Баэр, и при этом аведжийские правители всегда держались особняком в делах ведения имперской политики. Это было связано в первую очередь с недоверием большинства северных правителей Великим Герцогам, а также с тем, что в период существования и Старой и Новой Империи аведжийцы не раз предпринимали попытки захвата соседних территорий, и перманентно находились в состоянии вражды почти со всеми Высшими Домами Лаоры. Каждый представитель Высоких Домов Аведжии имеет право голоса на Форуме Правителей, это единственное государство, чьи представители отдают на Форуме сразу четыре голоса.
Не дождавшись окончания службы император повернулся спиной к богато украшенному алтарю, и остановив жестом охрану, вышел из церемониального зала. Обдумывая слова священника, Конрад поднимался все выше и выше по огромным широким лестницам главного купола замка Вивлен. У входа в императорский зимний сад, он чуть задержался, рассеяно кивнул мрачным гвардейцам, охраняющим вход, и спросил:
— Королева в саду?
Один из рыцарей поспешно приклонил колено, коснулся пальцами переносицы и не поднимая головы четко ответил:
— Да Ваше Величество! Королева Шелона с младенцем Николаем пребывают здесь с самого утра. С ними служанка, а также господа Им-Роут и Долла.
Конрад молча кивнул, поправил волосы и неспешно двинулся вниз по узкой винтовой лестнице, касаясь рукой больших влажных листьев. Вскоре лестница вывела его на широкую огороженную площадку, оплетенную со всех сторон вьющимися побегами экзотических лиан с далекого Предела Болот. На площадке за большим столом темного дерева сидели друг напротив друга молодой генерал Им-Роут и бывший посол Долла. Они тихо беседовали. Перед ними стояли пустые кубки и нераспечатанная бутыль вина. Заметив императора, аведжийцы неспешно встали и синхронно преклонили колени в знак приветствия. Конрад остановился, жестом приказал подняться и негромко спросил:
— Как сегодня чувствует себя королева?
Долла мягко улыбнулся и ответил:
— Прекрасно, Ваше Величество! Ваши заботы о нашей госпоже выше всяких похвал. Ни в одном замке королева не чувствовала себя так уютно. Даже в Циче. — Долла обменялся с Им-Роутом понимающими взглядами и продолжил, — В родном замке аведжийских правителей вряд ли хоть кто-нибудь мог чувствовать себя по настоящему комфортно, если не считать, конечно же, брата нашей королевы. Знаете ли, Ваше Величество, все эти низкие залы, лестницы, ведущие в никуда, шепчущие стены, ужасные скульптуры и рисунки… Кто бы ни построил замок Циче, будь то гномы, или еще какие нелюди, эти существа понимали комфорт совершенно иначе. Здесь же, — Долла широко развел длинные руки, — здесь даже камни источают тепло и покой. В такой атмосфере хочется творить добро, нести справедливость в мир людей. Не в этом ли великий секрет владык Атегатта? Возможно, что многие века, проведенные в этих стенах, с самой выгодной стороны повлияли на поколения правителей Великой Империи.
Конрад улыбнулся в ответ на эту тираду и указал на стол.
— Присаживайтесь, господа. Господин Долла, я всегда поражался вашей замечательной манере вести беседу. Ваше непревзойденное красноречие может служить украшением любого двора. Я подумаю о том, что бы своей милостью пожаловать вам дворянский титул и лен, и уровнять вас таким образом со всеми этими косноязычными и недалекими дворянами, что окружают меня. Мне также симпатично многозначительное молчание вашего спутника, генерала Им-Роута, и несомненно острый ум, который он скрывает за суровым бесстрастием. Королева великолепно разбирается в людях, и сделала прекрасный выбор, пригласив вас в Вивлен, сопровождать ее. Всего доброго, господа, приятного отдыха…
Аведжийцы поклонились и Конрад продолжил спуск. В зимний сад, украшенный самыми чудесными растениями со всей Лаоры, был и другой путь, прямо из императорских покоев, но Конрад предпочитал этот длительный спуск вниз, из-под самого купола. Каждый раз, самого раннего детства, проходя узкой лестницей, он всматривался в настоящие буйные джунгли внизу и представлял себя покорителем далеких неведомых земель, куда не ступала нога человека. Где луны нависают так низко, что их можно достать рукой, воздух горячий и влажный, а враждебные заросли кишат отвратительными созданиями. Те далекие земли, куда согласно легендам, боялись заходить даже нелюди. Те удивительные и страшные страны, где сгинули армии Теодора Тринадцатого Воителя и Хосе Второго Непокорного.
Наконец, он добрался до самого дна этого огромного зала, и раздвинув перед собой заросли посмотрел вперед,
Королева, сложив руки на коленях, сидела на камне, на берегу искусственного озера и неподвижно смотрела в воду. На Шелоне было длинное простое белое платье, совсем без украшений, лишь на шее тускло мерцала звезда из темного металла, а ее длинные густые волосы цвета платины удерживал темный костяной гребень необычайно тонкой работы. Рядом с ней, на мягкой траве сидел заплаканный ребенок с серьезным, совсем не детским выражением лица. Периодически громко всхлипывая, Николай сосредоточенно собирал из разноцветных кубиков башню. На глазах у Конрада хлипкое сооружение зашаталось и рухнуло, мальчик что-то едва слышно пролепетал, придвинул кубики поближе и высунув язык от напряжения, снова взялся за работу. Королева оторвалась от созерцания воды, повернулась к сыну и улыбнулась.
Конрад вышел из зарослей на тропинку и медленно приблизился к озеру. Королева заметила его, чуть склонила голову в знак приветствия и снова посмотрела на ребенка. Конрад подошел к мальчику и присел рядом на траву. Он осмотрел сооружение и подложил пару кубиков с той стороны, которая грозила обрушению всей конструкции. Мальчик глянул на него большими темными глазами, шмыргнул носом и улыбнулся. Конрад улыбнулся в ответ, затем вытащил из нагрудного кармана большой леденец в форме рыбки, развернул тонкую вощеную бумагу и протянул ребенку. Мальчик осторожно взял сладость за палочку, пару раз лизнул и отложил в сторону.
Королева с легкой улыбкой смотрела на них.
— Вы балуете моего сына, Ваше Величество… Ребенок должен вырасти сильным и неизнеженным. Настоящим бойцом и правителем.
Конрад внимательно посмотрел на нее.
— Это сахар, королева. Настоящий сахар из страны Зошки… Пища великанов. — Он улыбнулся и погладил мальчика по голове. — Как вы провели эти дни, королева?
Шелона осторожно спустилась вниз и присела с ними рядом.
— Спасибо, Ваше Величество, за заботы. Вы очень любезны. Ваши придворные и слуги наконец-то перестали уделять мне ненужные заботы, столь раздражающие… Атегаттский двор, несомненно, самый пышный двор в Империи, но меня быстро утомляет вся эта суета. У себя в Циче, я всегда предпочитала уединения, равно как и в странах, где мне приходилось бывать. Во всяком случае, ваш родовой замок, Ваше Величество, превосходит Баргу, и уж тем более Даймон, здесь я чувствую себя почти уютно.
Конрад нахмурился. Ему было неприятно, когда Шелона говорила о своей прошлой жизни. Каждый раз он чувствовал, как острые иглы ревности вонзаются в его сердце. В такие минуты ему хотелось изменить себе, изменить своим принципам, побороть фамильную гордость Атегаттов и отправить Великого Герцога Фердинанда к самому искусному палачу.
«Он ее заставлял… Он чудовище, настоящее чудовище… Он пользовался ей, и теперь ты не можешь перешагнуть через этот страх… Будь ты проклят, Фердинанд!»
Он напрягся и сжал кулаки, и это не укрылось от королевы.
— Вы подумали о плохом, Ваше Величество?
Конрад постарался улыбнуться и ответил:
— Много забот, королева. Мне приходится нести это бремя, и не забывать о нем даже в такие минуты.
— Я знаю, что вы отказались от всех советников. Это правильный поступок правителя. Все мои предки рассчитывали только на свои силы, и пожинали плоды собственных побед, и несли ответственность за собственные ошибки. Каждый советник накладывает тень на принятое решение, даже если его выводов не послушались. Чем больше советников — тем больше ошибок, тем ближе крах власти. Даже самый быстрый ум не способен противостоять воле и натиску истинного правителя. Эти качества всегда перевешивают.
— Когда-то я так не думал, королева. Пока был жив старый канцлер.
— О… Марк Россенброк… Это был величайший человек, Ваше Величество. Даже мой брат, при всей своей ненависти к вашей стране, признавал это. Жаль, что мне так и не удалось побеседовать с этим человеком и почерпнуть хотя бы толику государственной мудрости. Его тончайшая интрига, которая стоила императорского трона моему брату — это верх политической игры, не говоря уже и о других событиях, к которым предложил руку старый канцлер. У вас был самый лучший учитель, Ваше Величество, гениальный политик и стратег, и другой такой появится на этих землях еще очень не скоро. Но он ушел от нас, и теперь вы сами определяете будущее Лаоры. Все в ваших руках.
Конрад смотрел в ее темные глаза, и чувствовал, как с каждым днем, его воля по отношению к этой женщине становиться все слабей и тоньше. Она была с ним всего одну ночь, необыкновенную, чудесную ночь, а все остальное время они проводили лишь в таких вот беседах, но тем не менее, Конрад сдавался. Решение, о котором уже говорила вся Империя, будущий брак, который представлял всего лишь выгодный политический шаг, с каждым днем становился для него чем-то иным. Он любил эту женщину. Несмотря на ее прошлое, не смотря на то, что он ее иногда просто не понимал, а иногда и боялся — он любил ее с каждым днем все больше и больше.
Видимо что-то отразилось в его лице, потому что королева протянула руку и нежно коснулась его плеча.
— Я утомляю вас своими беседами? Вы тратите на нас свое дорогое время. Ваше Величество. Боюсь, что мы отрываем вас от важных государственных забот…
Конрад накрыл ее ладонь своей.
— Вы и есть одна из моих главных государственных забот, королева. Боюсь, что все остальные уже не так и важны.
— Я слышала, что вас посетила миссия долгорских монахов? И легаты Его Святейшества Вальтера зачастили в Вивлен.
Конрад невесело улыбнулся и посмотрел вверх, туда, где за плотным сплетением лиан скрывались аведжийцы.
— Не зря вы оставили при себе господина Доллу, не зря…
Шелона проследила за его взглядом и улыбнулась.
— Я не могу совсем без общения, Ваше Величество. К тому же, я полноправная правительница половины земель Лаоры и даже находясь под вашим покровительством, должна чувствовать свою власть.
Конрад сжал ее ладонь, поднес к своей щеке и тихо проговорил:
— Церковь против нашего брака. Они не хотят идти на уступки, или же готовят что-то такое, чего я не понимаю…
— Говоря «Церковь», Ваше Величество, вы подразумеваете архиепископа Вальтера и его Истребителей Зла? А как же мнение архиепископа Новерганского, второго человека и наследника Святого Престола? А епископы Ганфа, Арикарра, Траффина?
— Епископы малых земель не имеют почти никакого голоса, а архиепископ Гумбольдт до сих пор не ответил на мое послание. Правители больших стран вряд ли станут на сторону инквизиции в этом вопросе, но давление, которое Дрир оказывает на севере, и особенно на востоке, может изменить их позицию. К тому же, нельзя забывать об амбициях. При достаточной поддержке и объединившись друг с другом герцоги могут стать силой, с которой придется считаться. Мне кажется, что в этом случае Обитель, чьи интересы никогда не пересекались с интересами Империи, преследует какие-то свои цели, и их союз с Истребителями Зла временный. Мы не знаем до конца всех секретов Долгора, но Селин считает, что в случае организованного мятежа Обитель может выставить несколько тысяч подготовленных бойцов, а если прибавить к этому рассеянные по всей Лаоре боевые сотни Истребителей Зла — картина получается жуткая.
— Поговаривают, Ваше Величество, что разум окончательно оставил старого архиепископа Дрира, и церковной властью заправляет магистр ордена Истребителей Зла…
— До меня тоже доходили подобные слухи, однако, для того чтобы официально сместить главу церкви прямого приказа Императора недостаточно. Необходимо собрать Форум Правителей в Маэнне, а на это может уйти слишком много времени. Ситуация в Лаоре нестабильна, и послевоенный кризис дает еще о себе знать. К тому же… — Конрад брезгливо поморщился, — Есть еще и Великая Забриния… Поглоти Джайллар этих мясников. И ваши, королева, южные родственники. Я не могу держать арионы в Аведжии до зимы… Возможно, генерал Им-Роут, вместо того, чтобы протирать штаны в Вивлене, отправится в Марцин, где расквартированы верные вам войска и разрешит вопрос с Негусом Бором? Я сомневаюсь, что им удастся освободить захваченные бантуйцами порты, но предотвратить раздел земель Аведжии — это вполне в их силах. Этот вопрос нужно решить в кратчайшие сроки, королева. Иначе, силы Империи придется растянуть на половину земель Лаоры…
Шелона задумалась глядя на сына, затем встала и щелкнула пальцами. Из зарослей тут же выскочила обернутая в яркие полотнища дородная носатая старуха. Шелона обратилась к ней и быстро заговорила по-аведжийски. Старуха, прихрамывая, подняла мальчика на руки, и грозно сверкнув напоследок глазами, скрылась. Шелона повернулась к императору и произнесла:
— Я обдумаю эти слова, Ваше Величество. — Она потеребила звезду на шее и коснувшись живота, продолжила, — Я уже чувствую в себе будущего наследника Изумрудного Трона, Ваше Величество. Я думаю, что сегодня мне стоит посетить вашу опочивальню и продолжить эту содержательную беседу. А вам, возможно, стоит поторопиться в решении проблем с церковью. Я хотела бы, чтобы церемония бракосочетания состоялась до того, как мой живот не позволит мне носить мои любимые платья…
Бадболь, герцогство — крупное государство на юго-востоке Лаоры, с многочисленным населением. Территориально Бадболь располагается вдоль перевалов Хоронга, до равнины ХемЛаор на юге. С севера граничит с Данлоном, с запада- с Прассией, с востока с Королевством. На территории Бадболя расположены крупнейшие в Лаоре горные разработки. Горы Хоронг исключительно богаты медью и железом, именно в Бадболе производится основная доля стали и бронзы в Империи.
Долгое время эти территории принадлежали князьям Атегатта и не имели четких границ, однако приблизительно в середине пятого века Старой Империи Густав Восьмой, один из представителей младшей армельтинской династии, за услуги, оказанные Империи, получил титул герцога и лен в горах Хоронга. Густав, предприимчивый и успешный делец, открыл первые шахты, построил целые города для рабочих, прибывающих со всех концов Империи, и со своей небольшой, но отважной дружиной захватил часть территорий, принадлежавших ранее Могемии и Прассии. Один из исследователей этого периода истории Мунций Хват полагает, что в этом Густаву помогли Атегаттские арионы.
За всю историю существования Бадболь пережил несколько крупных войн, оккупацию войсками аведжийского правителя Эрнста Второго Беспощадного в середине шестого века Новой Империи. К началу 19-го века Бадболь по-прежнему остается спорной территорией, притязания на эти земли периодически выдвигаются королями Могемии и Боравии, ландграфами Прассии и аведжийцами.
На Форуме Правителей в 902 году герцог Бадболя Манфред Восемнадцатый отказался от права голоса в пользу правящей династии Атегаттов. Некоторые из историков до сих пор считают это результатом интриг и шантажа со стороны правящего Императора. Впоследствии некоторые правители Бадболя безуспешно пытались вернуть себе право голоса.
Он так и поступил. В ближайшей деревне на последние деньги купил старую телегу и пару худющих волов, На одежду денег уже не хватило, поэтому пришлось оглушить подвыпившего караванщика из бирольского обоза и облачится в провонявшиеся блевотиной сырые тряпки. Весь свой скарб Аттон тщательно укрыл на дне телеги, навалил сверху гниющих недубленых шкур, вымазал лицо глиной и неспешно двинулся в путь.
Дороги переполняли отступающие в Данлон войска Императора и повсюду сновали шпики и патрули, выискивая дезертиров и предателей. Северный тракт оказался вовсе не таким уж и безопасным, как решил для себя Аттон. Несмотря на двигающиеся вокруг войска, на первой же стоянке его попытались ограбить трое холопов с неуклюжими тяжелыми алебардами, которые они с трудом волокли, и как подумалось ему, взяли более для устрашения, поскольку всерьез биться таким оружием ни один нормальный человек не стал. Он убил их быстро, оторвавшись от скудного ужина, и едва не попался на глаза военному патрулю, пока пытался оттащить тела в густой придорожный кустарник. На пути к развилке, ему еще дважды пришлось браться за оружие, но обошлось без драки. Опасность в виде слишком любопытного армейского патруля ему не грозила, усатые виллайярцы, основной контингент имперских дозорных, при виде его телеги брезгливо морщились, а распознать в Аттоне воина сейчас не смог бы и самый опытный соглядай. Больше хлопот доставляли местные грабители, следующие вдоль тракта за обозами и немедленно атакующие зазевавшихся. У одного из походных лагерей Аттону довелось наблюдать, как скачущая в плотном строю панта вдруг развернулась и гремя тяжелой броней устремилась в придорожную рощицу. Через некоторое время, за ними последовал отряд пехоты, а вскоре из леса уже выводили на веревках визжащих окровавленных разбойников. Их распяли вниз головами прямо здесь, на подходе к лагерю, и дальше, до самого поворота на Виест, Аттон ехал спокойно.
В первой же деревне, после поворота Аттон поменял телегу с волами на оленя и старое седло, и дальше двигался уже по знакомым местам. Армейские колонны остались позади, бадбольская же дружина не слишком свирепствовала, и до самого перевала его так ни разу и не остановили. За перевалом он продал оленя неразговорчивому пастуху, за десять медных колец и два круга сыра, переночевал на дереве и уже вечером следующего дня ступил на постоялый двор Воулы.
Иллар — Идущий Вперед, верховное божество в религии Исхода, Истина и единственно Сущий, вечно двигающийся по Спирали Бытия, создающий Миры. Знак Иллара — отпечаток ступни, именно такие отпечатки ведущие на юг увидели первосвященники Исхода, когда льды Хаоса уже поглотили почти весь Дерем. Первосвященники поняли это как знак, посланный Господом Илларом и двинулись за следами, и пересекли бурное море и прибыли на земли Лаоры.
В период становления империи людей различными учеными неоднократно предпринимались попытки исследования источников учения об Исходе и Следах Господних. Так, по некоторым данным, великий Теобальд Расс изучал культы сохранившиеся у северных народов — анбирцев, киров, фалдонцев, пытаясь отыскать в древних легендах и мифах исток религии Исхода. Однако все труды подобного толка считались еретическими, к тому же людей очень мало интересовала древняя история, поэтому к 17-му веку все подобные исследования сошли на нет, большинство книг по истории религии было уничтожено, единственное что, некоторые сведения можно почерпнуть в монографии Расса «Олень и Жаба. Метафизические символы и запретные апокрифы разных эпох».
«Итак, Ваше Святейшество, я вынужден вас просить о помощи. Я очень надеюсь, на вашу честность и справедливость. Ваша искренняя набожность, а также ваша лояльность Империи дает мне надежду, что мы сможем прийти к взаимовыгодному решению в сложившейся ситуации. К моему горькому сожалению, в последние годы официальная церковь не выполняет возложенный на нее Господом нашим Илларом святой обет. Паства брошена на съедение Хаосу, а святая инквизиция, превзошла в запугивании самого Джайллара. Народы Империи отвернулись от церкви, люди перестали чтить древние законы, и во многом это вина нынешнего главы церкви. Архиепископ Вальтер столь увлечен своими интригами, что и вовсе позабыл о служении Господу Нашему Иллару. Также могу отметить, что его нынешняя позиция вызывает сомнение в ясности его рассудка. Возможно, тому были какие-то особенные причины, о которых я не имею никакого представления, и вы, Ваше Святейшество поможете мне разобраться в том клубке интриг, которые плетутся церковью вокруг Изумрудного Трона».
За те несколько дней, что ему довелось провести в тяжких раздумьях, Гумбольдт выучил послание Императора наизусть. Конрад предлагал ни много, ни мало — реформацию. Была ли основная причина в том, что по каким-то своим соображениям Вальтер наложил запрет на готовящийся брак, или подобные мысли заложил в голову юному правителю сам Россенброк — уже было не важно.
Реформация.
Гумбольдт еще раз произнес про себя это слово. Да, церковь нуждалась в реформации. Да, инквизиция свела на нет все века тяжелого обращения людей в истинную веру. Да, Священная Обитель стала лишь школой убийц, а монахи древних монастырей выродились в дорожных грабителей и насильников.
Но цена…
Гумбольдт задумался на мгновенье о том, что предстоит сделать и ему стало нехорошо. Он покачнулся в седле и тяжелый боевой олень под ним, словно почуяв тревогу седока, сбился с плавной иноходи, и замотал тяжелой головой. Монахи, скачущие по бокам, тревожно переглянулись. Гумбольдт волевым усилием отогнал видение предстоящей резни и помахал рукой сопровождающим, давая знак, что с ним все в порядке.
Их маленькая группа уже давно свернула с оживленного Восточного тракта и двигалась теперь параллельно старой дороги из Куфии на Куэйт. Гумбольдт намеренно не повел свой отряд через многолюдный Вилайяр, а избрал эту старую дорогу, при этом он все равно избегал двигаться через населенные области. Они быстро продвигались через чистые кленовые рощи, миновали вброд мелкие реки, и как планировал архиепископ, к вечеру добрались до небольшого затерянного в предгорьях монастыря Броды.
Древний монастырь, перестроенный из старого форпоста нелюдей, ютился в глубине узкой долины, густо поросшей кизилом и грабом, у самого подножья перевала Иггорд. Вдали шумела полноводная бурная Тойль-Диа.
Смеркалось. Не доезжая до монастыря Гумбольдт жестом остановил свой кортеж, состоявший всего из трех монахов, и приказал спешиться. После последнего визита главы Истребителей Зла, Гумбольдт был склонен никому не доверять. Он насторожено осмотрел с пригорка мрачное здание монастыря, и наконец, приказал двигаться дальше. Ведя оленей на поводу они осторожно прошли в монастырский двор, и тут же Гумбольдт понял, что совершил ошибку и это ловушка. С вершины монастырской молельной башни свисало подвешенное за ногу изувеченное тело. Гумбольдт жестом остановил своих спутников, но сумерки уже вспыхнули огоньками факелов, и из темных проходов, окружая их, уже бежали, звеня оружием, плотные фигуры в черных балахонах.
Истребители Зла молча отогнали оленей прочь и обступили их со всех сторон, сжимая в руках широкие церемониальные мечи и коптящие факелы.
Гумбольдт тяжело вздохнул, пересчитал про себя нападавших, и несмотря на то, что сердце его было готово выпрыгнуть из груди, обратился к своим спутникам ровным голосом:
— Проявим смирение, братья мои. Вышло какое-то недоразумение… — После этих слов он повернулся к монахам и коснувшись пальцами переносицы, спросил:
— Возможно, кто-нибудь из присутствующих здесь братьев пояснит мне, к чему такое обращение? Я архиепископ Гумбольдт, владыка Новергана, наследник Божественного Церковного Престола.
Из-за стены монастыря вышел пожилой монах, скромно одетый в простенькую, местами разорванную серую рясу. Двигался он как-то нелепо, покачиваясь, то и дело резким движением выбрасывая вперед худые руки. Странно ковыляя он приблизился к ним, покачнулся и обращаясь к Истребителям Зла хрипло произнес:
— Смотрите братья мои! Вот пораженный Хаосом, вкусивший власти его нечестивец. Он пред вами стоит, глаза его больны, глаза его не видят блуждающего света Истины, их взор затмил Хаос.
Монах сверкнул из-под клобука сумасшедшими глазами и обратился к Гумбольдту:
— Ваше Ненавистное Святейшество… Вы предали веру, и поплатитесь за это… Вы думали, что вольны распоряжаться Истиной по-своему, и сможете обмануть верующего? Господь указал нам на ваш путь! Это Господь Наш, Великий Иллар, которого вы предали, указал нам на ваш обман! Как глупо, подозревать истинно верующего, в том, что он может купиться на такую ложь? Они мертвы, их души уже принадлежат Джайллару, и теперь ваша очередь. — Монах в рваной рясе конвульсивно задергался и захихикал по-девичьи.
Гумбольдт поморщился от отвращения. Он смотрел на фанатика и размышлял о том, как нелепо погибнуть именно тогда, когда он уже поборол все внутренние сомнения, и был согласен на предложение Императора. Еще немного, и им бы удалось изменить этот мир к лучшему, вернуть людям веру и отогнать страх. Его трюк с подменой не прошел, и Гумбольдту стало невыносимо жалко брата Мартина, кроткого и безобидного мужчину, которого он послал вместо себя, в надежде обмануть Истребителей Зла, и который уже, вне всякого сомнения лежит где-нибудь с разрубленной головой. Он оглянулся на своих спутников и уверенно улыбнулся им, стараясь поддержать в последние мгновенья жизни. Монахи грустно улыбнулись в ответ.
Сумасшедший пророк в хламиде, зло таращась на Гумбольдта, вскинул руку вверх и закричал:
— Прими это воздаяние, справедливый Господь Наш Иллар, и укрепи веру нашу кровью этих нечестивых!
Истребители Зла подняли мечи и шагнули вперед. Гумбольдт сложил руки на груди, прикрыл глаза и приготовился встретить смерть. И тут он услышал пронзительный тонкий свист. Все на мгновенье замерло, а затем воздух вокруг наполнился протяжным шипением. Гумбольдт открыл глаза и увидел, как ближайший к нему здоровенный монах в агонии бьется на земле, а из горла у него точит длинная стрела. Дальше все происходило как во сне — вокруг, размахивая сталью, замелькали странно одетые люди. Гумбольдт завертел головой, пытаясь уследить за происходящим. Вооруженные короткими мечами и кинжалами воины слаженно и четко атаковали оставшихся в живых монахов, умело прикрывая друг друга и давая возможность стрелять лучникам, и вскоре весь монастырский двор покрывали окровавленные тела в черных балахонах. Все стихло, лишь вяло шипели в лужах крови догорающие факелы, да издалека едва доносился рев могучей реки. Гумбольдт с трудом приходя в себя, посмотрел на сумасшедшего в рваной рясе. Тот сидел, привалившись к высоким ступеням, и смотрел на свои осклизлые внутренности, медленно выползающие из распоротого живота. В его глазах навсегда застыло удивление.
Гумбольдт пошатнулся как от удара.
«Вот и началось…»
Затем он повернулся и оглядел своих спасителей. Десяток воинов, в простых кожаных доспехах, молча вытирали оружие и поглядывали на него. Впереди стоял длинноволосый седой солдат, а рядом с ним, опираясь на мощный лук, возвышалась очень жилистая и худая, как жердь, женщина с неприятным лицом. Воин медленно приблизился к нему, преклонил колено и коснулся пальцами переносицы.
— Ваше Святейшество! Ваш дальнейший путь свободен. Можете отдохнуть, мы позаботимся об оленях и посторожим ваш сон.
Гумбольдт хмуро оглядел его с ног до головы и пробормотал:
— Встань, сын мой… Ты спас мне жизнь, и теперь, по Священному Закону, ты можешь стоять в моем присутствии с покрытой головой.
Воин встал и низко поклонился.
Гумбольдт посмотрел в лицо каждому спасителю, откладывая в памяти любую деталь и поинтересовался:
— Кому же я и мои братья обязаны своим спасением?
Длинноволосый опять поклонился и ответил:
— Меня зовут Альфи, а это. — Он указал на лучницу, — Мален. Мы командуем отрядами, посланными для Вашей охраны. К сожалению, своей попыткой подстраховаться вы ввели в заблуждение не столько Истребителей, сколько нас, и мы едва не опоздали.
— А как те, другие?
Альфи равнодушно пожал плечами.
— Все мертвы. Их изрубили мечами. Хвала Иллару, это наш Господь дал сил одному из них перед смертью, указать нам каким путем будете двигаться вы.
Гумбольдт еще раз оглядел монастырский двор и снова обратился к длинноволосому:
— Ты так и не сказал мне, сын мой, кто нанял вас охранять мою жизнь?
Альфи, словно размышляя, почесал седую щетину и наконец, глядя в землю, проговорил:
— Особа, что наняла нас, пожелала остаться неизвестной. Ей, очевидно, очень дорога ваша жизнь. А мы сами… Да чего там скрывать… Мы солдаты Тихого Дома Вивлена.
Монахи, сопровождающие Гумбольдта, удивленно переглянулись. Сам архиепископ хрипло рассмеялся и пробормотал:
— Будущие каторжники и висельники спасают мою жизнь… А собственные братья по вере так и мечтают меня ее лишить. Нет, прав Император, прав. В этой стране надо что-то менять.
Забриния, графство — государство, расположенное на северо-востоке Лаоры, основано в средние века Старой Империи правителями народа забринцев. Под словом «забринцы» понимается несколько совершенно разных по этнической принадлежности групп, прибывших на земли Лаоры одними из последних. В основном это были выходцы из самых южных областей земли Дерем, рыбаки, мореплаватели и пираты. Первоначально они расположились у берегов залива Трам-Им-Тарль, и попытались вернуться к своим прежним занятиям, но бурные воды и многочисленные чудовища населяющие Сельдяное Море свели на нет все их попытки вернуться к прежнему образу жизни. Тогда забринцы двинулись южнее и осели вдоль течения полноводной Тойль-Корры и у берегов озера Нгинааль. Среди этих народов следует выделить в первую очередь зарров и норгинов, как наиболее многочисленных, а также народы дельви, суэс и явилл. В 5–6 веках Старой Империи военачальники зарров огнем и мечом объединили разрозненные племена в некое подобие государства и даже присоединились к атегаттским войскам в войне против северных эльфов, но это объединение просуществовало недолго, и уже к концу 7 века государство зарров распалось.
Вновь объединить эти народы удалось лишь Уве Шестому Норгинскому в середине 4 века Новой Империи, когда на эти земли пришли войска штикларнского правителя Павла Шестого. В войне, длившейся больше 70 лет Забриния потеряла часть южных территорий, а население этих земель, преимущественно народы дельви и суэс, были почти полностью истреблены.
Дальнейшая история Забринии — это цепь непрекращающихся войн, бунтов и восстаний. К18-ому веку Новой Империи ни один из враждующих кланов так и не получил подавляющего преимущество, поэтому единая твердая государственная власть в этих землях отсутствовала как таковая. Линия графов Забринских от Уве Шестого «Освободителя» неоднократно прерывалась, в разное время к власти приходили правителя других кланов, в конце концов Забринская династия была вычеркнута из официального реестра Империи, и формально вся эта территория считалась подконтрольной имперскому наместнику, т. е. фактически представителю одного из младших Атегаттских родов. В действительности же вплоть до прихода к власти в 1781 г. графа Генриха Шестого Явилла (впоследствии ландграфа Забринского) в этих землях царила полная анархия. Генрих Шестой, правитель небольшой земли Явиллов, в короткое время создал довольно большой речной флот, поднялся выше по течению Тойль-Корры и напал на земли зарров, занятых войной с норгинскими баронами. В течение двух лун Генрих захватил все города зарров и тогда под его знамена встали войска других владык. Он объявил себя полновластным правителем Забринии и предложил штикларнскому герцогу Херберту Второму напасть на Бреммагну. Многие историки склоняются к тому, что в этой истории не обошлось без вмешательства Великого Герцога Аведжийского Фердинанда Восьмого, которому было необходимо оттянуть ударные силы рифдольцев от границ королевства. Возможно, что именно суммы, полученные от аведжийского правителя позволили Генриху Забринскому столь быстро привлечь на свою сторону ранее непримиримых врагов, объединить их в армию и совершить удачное вторжение не только в Бреммагну, но и в последствии в бывший ранее союзным Штикларн. И действительно, рифдольцы, связанные Неразрывным Договором с правителями Бреммагны двинули свои отряды на север, оставив Могемию и Боравию, что позволило войскам Фердинанда быстро продвинуться вглубь королевства, в то время как Генрих Забринский совместно с штикларнской армией напал на Бреммагну и захватил Форт-Фучер.
Здесь Генрих совершил интересный маневр. Вместо того, чтобы двинуться вглубь северных территорий он повернул свои войска назад и внезапно атаковал отступающую штикларнскую армию с тыла, вынудив их двигаться не вдоль реки, а непроходимыми восточными лесами. Передовую же часть своей армии Генрих отправил на кораблях на юг, и пока штикларнские военачальники выводили свою армию из лесов, захватил Бебер.
После столь удачных событий Генрих объявил о создании нового государства — королевства Великой Забринии, в рамках территорий Штикларна, Забринии и южных земель Бреммагны, а себя соответственно — королем Беригардом Первым Забринским. Однако на этом удачи Генриха закончились. Зимой этого же года восьмитысячная забринская армия потерпела сокрушительное поражение от трехтысячного латерратского корпуса в сражении у озера Нгинааль. Отряды рифдольцев штурмом взяли Форт-Фучер и освободили южные территории Бреммагны, а бежавший в Бриуль штикларнский правитель Херберт вновь собрал армию и выбил забринцев с со своих земель. Сам Беригард позорно бежал с небольшим отрядом после того, как корпуса латерратской пехоты осадили замок Кентра.
Аттон миновал черные от старости покосившиеся ворота, и обходя лужи блевотины, двинулся к входу в таверну. Со времени его прошлого визита здесь почти ничего не изменилось. Вдоль поросших синим мхом стен по прежнему стояли огромные пузатые бочки с ужасным пойлом, от одной кружки которого ноги сами приходят в пляс, от двух — руки сами лезут в драку, а если продолжать пить дальше, то через день в голове поселяется дивная тварь, при каждом движении вонзающая в мозги свои острые когти.
То там, то здесь во дворе прямо на черной истоптанной земле лежали неподвижные тела, то ли пьяных, то ли попросту мертвых. Запах стоял ужасающий.
Аттон толкнул тяжелую дверь, пропустил копанию упившихся солдат и прошел к стойке. Хозяин Воула сидел на массивном дубовом табурете и подперев могучую челюсть огромным волосатым кулаком смотрел с нескрываемым отвращением, как два еле стоящих на ногах краснорожих буяна пытаются бить друг другу морды. Получалось у них плохо. Рассевшаяся на лавках многочисленная разношерстная публика активно подбадривала бойцов криками.
Аттон грубо отпихнул подвернувшего под руку бродягу, и не давая поводов для последующей перепалки, демонстративно поправил за спиной меч. Бродяга сморщил испитое лицо, и грязно ругаясь, нырнул в толпу у стойки.
Аттон приблизился к хозяину, оперся о стойку и пробурчал.
— Меня что здесь никто не рад видеть?
Воула повернул к нему массивную бритую голову, странно подвигал нижней челюстью и просипел:
— Прости, Птица-Лезвие, старика… Задумался вот о смысле нашей никчемной жизни…
Аттон наклонился, пошарил под стойкой и выудил кувшин. Сорвав пробку зубами, он сделал несколько глотков и посмотрел на дерущихся.
— А ты не увлекайся, хозяин ночи. А то ведь можно и по миру пойти. Как представишь себе сколько дерьма вокруг — и захочется чего-то светлого, необычного. Что бы сердце затрепетало и рванулось из груди на волю. Так и представишься господу нашему Иллару, с пеной на губах и выражением невыносимой муки в глазах.
— Вот и я о том же… О цветах подумал, о юных девах… Мясо пойти порубить, что ли?
Старик расхохотался, слез с табурета и крепко обнял Аттона.
— Пойдем-ка, не могу это видеть уже.
Он швырнул мешок с мелкими монетами мордатому помощнику и увлекая Аттона за собой, стал подыматься по лестнице. В темном углу верхней пристройки двое полуголых молодчиков пьяно сопя и ухая пытались оприходовать дородную девку с распущенными волосами. Девка безразлично грызла яблоко. Аттон, прижимая к груди бутыль с пивом, проскользнул вслед за хозяином и прикрыл за собой дверь. Личные покои Воулы мало чем отличались от кабака, здесь было также грязно, жутко воняло и имелась барная стойка.
— Каждый твой приезд сюда, Птица-Лезвие, волнует меня больше и больше! Этакая радость на старость лет — следить за тем, кому еще ты перешел дорогу в этом неспокойном мире…
Аттон поперхнулся пивом.
— Что на это раз?
Воула зашел за стойку, плеснул себе в кружку какой-то темной остропахнущей бурды, хлебнул и невесело улыбнулся.
— Да вот, опять тебя разыскивают…
— Опять аведжийцы?
— Ну, аведжийцам сейчас, пожалуй, не до тебя. На этот раз твоей персоной интересовались имперцы, брат Птица-Лезвие… И ведь знают же, куда идти, паршивые дети самой мерзкой джайлларской свиньи.
Аттон поставил кувшин на стол и осторожно спросил:
— Ну, и кто это был? Кто-то из Тихих Домов? Или из Падрука? Я давно не был в больших городах Империи, хозяин ночи, а потому не представляю, кому я мог понадобиться.
— Да нет, Тихие Дома, по-моему, позабыли о тебе. Приходил по твою душу некий аристократ. Он так и не представился. Такой себе, щеголь из столицы — белый камзол чудесного покроя, дорогие духи, и все прочее, но безоружный. Его сопровождал бородатый варвар, в полном доспехе. Вот его-то, мои ребятки и узнали.
— Ну и кто же это?
— А некий забринец, по имени Патта, по прозвищу — Москит. Настоящий убийца. Не чета всем этим пустобрехам. Пожалуй, ровня тебе будет. Москит — сын того самого забринского Семерки, которого в свое время изрубил в капусту твой покойный папаша, Ардо…
Аттон отставил кувшин и задумался.
— Что они хотели?
— Ну как же… Конечно, твою коллекцию морских камушков. Я не знаю, кого ты убил на этот раз, но мне кажется все это очень серьезно. Я не боялся аведжийцев, не боюсь имперцев, не боюсь войн и чумы. Война не затронула мои интересы нисколечко, Птица-Лезвие, лишь немного пополнила мои скромные запасы. Но я не хочу связываться с наследниками Семерки. Это могущественные воины, Птица-Лезвие, а те, на кого они работают — имеют власть, подобной власти императора. Если бы ты не пришел сам, я бы отправил на твои поиски своих людей, потому что, те, кто искал тебя, явно угрожали мне, и я почему-то склонен им верить. Вот, они просил тебе это передать, — Воула полез за пазуху, вытащил замусоленный клочок пергамента и протянул Аттону.
Аттон пробежал глазами текст, свернул пергамент в трубочку и поднес к свече. Воула напряженно следил за его действиями. Когда послание догорело, Аттон смахнул пепел на пол и жестко усмехнулся:
— Они никогда не оставят меня в покое. Никогда и нигде. — Он повернулся к старику и взял его за руку. — Я ручаюсь тебе, хозяин ночи, что это дело никоим образом не коснется тебя. Мне лишь нужно кое-то.
— Что именно?
— Две подкованные лошади. Кое-что из вещей. Хороший, дорогой лук и стрелы.
Воула с облегчением вздохнул.
— Деньги-то у тебя есть?
Аттон улыбнулся и полез в мешок.
— Ах, да… Держи! — Он кинул старику тяжелый сверток. Воула поймал на лету, вскользь оглядел содержимое и небрежно кинул сверток под стойку.
— Не буду спрашивать откуда у тебя это. Можешь просить еще столько же…
— Может ты даже знаешь, что это?
Огромный старик обиженно засопел.
— Почему бы и нет? Аведжийская вещица, из ларца какого-нибудь высшего вельможи, великого рода. Возможно, что и самого герцога. Работа Сандро Камилла, или его сына Зуи. Стоит это намного больше, чем я смогу тебе дать, и намного больше того, что дадут за эту штуку мне. Теперь бери все что тебе нужно и проваливай. Надеюсь, когда ты появишься здесь в следующий раз — я уже буду пасти свиней под ногами у Джайллара. И… Удачи тебе, сынок — Старик улыбнулся, протянул руку и потрепал Аттона по щеке. — И помни, ты единственный воин в Лаоре, кому я наливал бесплатно!