Летнее королевство

Глава пятая

На римскую дорогу мы вышли к середине утра. Лорд Гавейн остановил коня и всматривался вдаль. Цинкалед потряхивал головой, и пар от его дыхания надолго повисал в воздухе. Я тоже остановил Ллуида и посмотрел на дорогу. Но я и раньше ее видел. Дорога шла здесь по прямой через холмы. Когда-то обочины расчистили, но теперь все опять заросло. В кустах и вокруг следов видно не было. Дорога и дорога. Однако лорд Гавейн продолжал изучать невесть что. Холодный ветер пробирал до костей, и я совершенно не понимал, зачем мы тут торчим.

— Это всего лишь дорога, господин, — осмелился я заметить.

— В самом деле, — он быстро взглянул на меня. — Как ты смотришь на то, чтобы еще один день посвятить путешествию на север? А потом уже повернем в Камланн. Я хочу проверить еще одну дорогу, по которой она могла пойти.

Я с некоторой тоской посмотрел на юг и потер руки. Понятно, почему зимой здесь никто не ездит.

— Как скажете, милорд.

— Эй, я не твой господин. Ты пока свободный человек. Но дорогу проверить стоит. — Он продолжал смотреть на север.

— Значит, идем на север, — кивнул я, все еще посматривая на юг.

Воин повернул коня на север и пустил рысью, а я потащился за ним без всякой охоты.

Мы проехали около пятнадцати миль, и не нашли ничего достойного упоминания. Разве что снег пошел. Ну, так для зимы это обычное дело. Плащ мне выдали хороший, теплый, но что толку? Уши, ноги и пальцы мерзли отчаянно. Ллуид, привыкший к лучшему обращению, упрямился и взбрыкивал, то и дело намекая, что пора уже домой, в теплую конюшню. Лорд Гавейн, казалось, не замечал холода и довольно бодро двигался вперед, несмотря на снегопад.

В Каэр-Кери мы прибыли ранним утром. В этом старом римском городе я бывал пару раз по делам хозяйства, когда из-за саксов закрывался рынок в Баддоне. Сегодня здесь было пустынно, а на рыночной площади расположилось стадо овец. Я надеялся, что мы остановимся и перекусим у какого-нибудь теплого очага. Последние пять миль я только об этом и думал, да еще о том, как сойти с лошади и не свалиться. Все-таки я не ездил верхом с осени. Так что было бы очень неплохо поесть чего-нибудь горячего и выпить подогретого эля. Но лорд Гавейн проехал через город, не останавливаясь, и повернул на западную дорогу, ведущую в Поуис. Когда городские стены остались позади, он снова пустил Цинкаледа рысью. Стало ясно, что рациональными соображениями рыцарь руководствоваться не собирается. Значит, придется обходиться холодной колбасой и овсяными лепешками, которые мама напекла нам в дорогу. Я достал пару, увидел, что они наполовину заморожены, и предложил одну лорду Гавейну. Он взглянул на меня с удивлением, но лепешку взял и довольно быстро сжевал ее всю.

Ллуид начинал уставать. Он ведь тоже давно не ездил так далеко. С одной стороны, он стал вести себя спокойнее, но с другой стороны, я стал больше беспокоиться за него. Если он вдруг захромает или совсем выбьется из сил, где я возьму другую лошадь?

— Господин, — окликнул я рыцаря, — куда мы должны дойти сегодня?

— Я направляюсь в Каэр-Глоу, над Сэферн Хафреном. Думаю, еще миль десять или около того.

Для короткого зимнего дня расстояние приличное. До города мы добрались уже в темноте. По моим подсчетам, за спиной осталось миль двадцать. Я вспомнил песни о военных походах Артура, из одного конца Британии в другой. «Лошадям тяжело приходится» — сказал тогда лорд Гавейн. «А уж каково воинам!» — подумал я.

— Господин, моя лошадь не привыкла ходить так далеко. Ее вообще этой зимой еще не выводили из стойла.

Рыцарь остановился, спешился и внимательно осмотрел мерина, особое внимание уделяя ногам и копытам. Выпрямился, потер руки.

— Ему нужно больше двигаться. Он просто застоялся, — прокомментировал он. — Не переживай. Он не захромает, даже если будет делать вид, что устал. У него же в роду были пони, верно?

Я кивнул. Воин легко вскочил в седло. Его Цинкалед выглядел отдохнувшим, точно таким же, как утром. Мы двинулись дальше, а я признал, что лорд Гавейн настолько же превосходит меня как наездник, насколько его конь превосходит моего мерина. А ведь я всегда считал, что хорошо управляюсь с лошадьми.

До Каэр-Глоу оказалось все двенадцать миль, а то и больше. Мы подъехали к городу на закате. Тусклый медный диск солнца, омраченный тучами, быстро опускался за горизонт. Снег все еще шел, то сильнее, то тише. Я замерз, все тело болело. Ллуид брел, опустив голову, совершенно не интересуясь тем, куда его занесло. Я мог думать только о горячем эле.

Каэр-Глоу оказался побольше Каэр-Кери, но столь же безлюден. И на рыночной площади обнаружилось стадо овец. Я даже подумал, не то же ли это стадо, которое мы видели в Каэр-Кери. Лорд Гавейн остановил коня на улице, прилегавшей к площади и замер, словно в ожидании. Я вжал голову в плечи, сгорбился и равнодушно сидел в седле. Злой и усталый, я совершенно не думал о том, зачем мы тут стоим и смотрим на пустую дорогу.

Так прошло несколько минут. Наконец, дверь одного из домов открылась, вышел человек с копьем, в наброшенном на плечи старом плаще. Встав на пороге, он довольно недружелюбно рассматривал нас. Лорд Гавейн, словно того и ждал, спешился и пошел к мужчине, подняв пустые руки к плечам. Остановившись в нескольких футах от местного жителя, он сказал удивительным голосом, вроде и тихим, но таким звучным, что его можно было слышать и на другой стороне площади.

— Мне и моему слуге нужно место для ночлега, а лошадям — теплое стойло.

Горожанин не отвечал, продолжая держать копье наготове. Глаза его шарили по нашим лошадям и поклаже.

— Это твой слуга? — с подозрением спросил он. Только тут я понял, что просить гостеприимства в незнакомом месте — задача слуги. Дурака свалял.

Лорд Гавейн меж тем продолжал:

— Это мой слуга. Это наши лошади. Нам нужен ночлег, а лошадям — корм. Я заплачу. — Мужчина плюнул в сторону, опустил копье, кивнул и поинтересовался:

— На одну ночь?

— Только на одну ночь.

Горожанин снова кивнул. Рыцарь вернулся к лошадям и взял Цинкаледа под уздцы. Неприветливый горожанин махнул рукой, приглашая за собой, и пошел обратно по улице, которой мы приехали. Мы дошли до переулка, свернули на улочку поменьше и подошли к дому. К тому же самому дому, только со стороны черного хода. Провожатый привел нас в конюшню, грязную и полуразвалившуюся. Из живности там пребывали низкорослый ослик, корова, свинья и куры с цыплятами. Лорд Гавейн осмотрелся и попросил хозяина вывести корову из стойла, чтобы освободить место для лошадей. Хозяин обворчался, но, в конце концов, просьбу выполнил. Воин молча и споро начал прибираться в стойле. Хозяин стоял и подозрительно смотрел на него. Я пришел в ярость. Любой порядочный человек первым делом проведет гостей к огню, подаст горячего эля, и ни за что не заставит убирать его грязную конюшню.

Нет, уж лучше я буду вести себя как слуга. Я слез с лошади. Именно слез. Ноги дрожали, и мне пришлось опереться на холку Ллуида, прежде чем отправиться в угол конюшни за свежей соломой и зерном. Хозяин выделил малую меру. Пришлось с ним слегка поспорить. Он тут же принялся орать, что мы грабители, и если бы не наше оружие, он бы и того не дал.

— У нас тут город! — с гордостью заявил он мне. — Есть начальники, как у римлян, они следят за тем, чтобы все исполняли закон. А закон не позволяет грабить мирных граждан!

Я высказал предположение, что все их начальники только тем и заняты, что вымогают у мирных путешественников деньги ни за что. Человек этот был мне отвратителен. Я подумал, а что было бы, приди я к нему не как слуга воина, а как простой фермер?

Наконец, мы разместили лошадей, задали им зерна и оставили кормиться. Мой Ллуид дома-то нечасто получал такую еду, но раз нам предстоит путешествовать, надо есть как следует.

Дом у нашего хозяина выглядел не намного лучше его конюшни. Кроме жены и многочисленных детей тут еще и куры жили. У нас ни один хозяин не допустил бы такой помойки у себя, но, видно, в городах другие порядки. Да и горожан оставалось все меньше. Чтобы жить в городе, человек должен считаться хотя бы состоятельным или заниматься каким-нибудь ремеслом; иначе не прокормиться. Дом нашего хозяина наполняла керамическая посуда и залежи сырой глины. Стало быть, приют нам предоставил гончар. Я взял одну из тарелок и внимательно осмотрел. Не очень-то он был искусным гончаром. На меня тут же зарычали, чтобы я не смел трогать ценные вещи. Что ж, может, для кого эта корявая посуда и представляла ценность. Обычно гончары неплохо зарабатывают.

Жена гончара, наверное, сразу начала варить кашу, как только ее муж определился с предоставлением ночлега, и теперь поставила это варево перед нами. Каша была сплошь из комков, ни яиц, ни мяса я там не заметил. Миску я отставил после первой же ложки. Не по мне такая еда!

— Раз уж мы платим за постой, может, мяса дадите? — тихо спросил я у хозяйки. Она так удивилась, что к ней обращаются, что начала растерянно озираться по сторонам. Наверное, обратись к ней кто-нибудь из кур, это поразило бы ее не меньше. — Ну, хотя бы яиц дайте, — добавил я.

Лорд Гавейн оторвался от каши и с удивлением посмотрел на меня. Похоже, он не возражал против кулинарных опытов хозяйки. Но у меня что-то не было настроения молча сносить гнусный обман и принимать за еду то, что нам подсунули.

— Принесите хлеб, масло, и сыр не забудьте! — распорядился я и для убедительности стукнул миской по столу. — Если есть ветчина, и ее тоже. И эль, конечно. Только подогрейте. Милорд и я весь день в седлах, и если вы думаете отделаться тем, что вы зовете кашей, вы сильно ошибаетесь.

Женщина растерянно взглянула на мужа. Один из детей засмеялся. Лорд Гавейн кашлянул, не глядя на меня, а лицо гончара пошло красными пятнами.

— Я не обязан принимать вас, как королей! — прорычал он. — Любой проходимец-воин с оружием думает, что правит всей землей. А ты и не воин вовсе, ты — слуга! Чтобы я еще со слугами разговаривал…

Я уже собрался объяснить грубияну, что мой господин отнюдь не проходимец, а лорд Гавейн, племянник Пендрагона, сын короля Оркад и так далее, но тут заметил встревоженный взгляд воина и вспомнил, что он вообще не называл никаких имен гончару. Наверное, он лучше знал, как обращаться с горожанами, а ляпни я все то, что собирался, не иначе попал бы впросак. И что? Поэтому я должен оставаться без эля и ветчины? Я подумал немного.

— Мой господин — прославленный воин, — сдержанно сказал я. — Надеюсь, ему не придется доказывать это в вашем доме.

Хозяин прекрасно расслышал угрозу, прозвучавшую в моем обманчиво спокойном голосе. — У нас здесь город! — неуверенно повторил он, изрядно побледнев. — У нас управители есть…

— Конечно. Мы заметили, что здесь живут цивилизованные люди. А любой цивилизованный человек посчитает за честь накормить воина цивилизованной едой.

Женщина не выдержала первой. Она резко повернулась, куда-то сбегала и вернулась с хорошим пшеничным хлебом, маслом, сыром и ветчиной. А потом поставила подогревать эль. Ее муж какое-то время вяло доказывал, что у них тут город, а не какие-нибудь дебри, но потом замолчал. Лорд Гавейн странно посмотрел на меня. Я не понял, с иронией, с раздражением или с одобрением? Но мы все-таки поели нормальной еды, она того стоила, и мне было наплевать, не обиделся ли кто-нибудь на мою грубость. Да и грубости-то никакой не было.

Покончив с трапезой, лорд Гавейн начал расспрашивать, давно ли гончар и его семья живут в Каэр-Глоу. Хозяин угрюмо кивнул: давно, дескать.

— И восемь лет назад тоже здесь жили? — продолжил расспросы рыцарь.

— Да я всю жизнь здесь живу! — воскликнул хозяин. — И что с того?

— Я ищу кое-кого, — объяснил лорд Гавейн. — Восемь лет назад, примерно в середине осени, через город могла проследовать женщина, худощавая, светловолосая, скорее всего, в синем плаще, скорее всего, на гнедой кобыле. При ней двое слуг, один из них старик с половиной уха.

Гончар внимательно выслушал, затем покачал головой.

— Никогда не видел такой женщины. Она что, шлюха, что путешествует одна по дорогам?

— Нет, она не шлюха, — голос рыцаря по-прежнему был тихим, но даже мне стало не по себе. Гончар взглянул на своего гостя и вдруг перекрестился. Темноволосый воин напротив него неожиданно показался ему смертельно опасным, хотя тихо сидел за столом, поставив на колено пустую тарелку. — Я говорю о даме из знатной семьи.

— Не, не, никогда такой не видел. — Торопливо замотал головой гончар. — И не слышал никогда, чтобы кто-нибудь о такой говорил.

— Ни здесь, в городе, ни по дороге на север, ни по берегам Сеферна?

— Нет, нигде не слышал.

Лорд Гавейн какое-то время пристально смотрел на него, затем вздохнул. Только теперь до меня дошел смысл крюка, который мы дали. Каэр-Глоу расположен как раз между Поуисом, Думнонией и южными дебрями Эльмета. Любой, кто путешествовал по этим землям, скорее всего, остановился бы на ночь в Каэр-Глоу, и женщину, путешествующую в одиночку, с несколькими слугами, наверняка запомнили бы. Наш хозяин, похоже, не лгал, так что Элидан не заезжала в Каэр-Глоу, и поутру можно было спокойно возвращаться в Камланн. Я вздохнул с облегчением, а рыцарь — разочарованно. Он отхлебнул еще эля и поставил кружку на стол.

— Весьма признателен тебе, — лорд Гавейн слегка кивнул хозяину. Я вытаращил на него глаза. Горшечник, кажется, тоже был поражен. Он смотрел на нас, словно увидел призраков. А рыцарь меж тем продолжал: — Мы с моим слугой будем спать в конюшне, при наших лошадях. У тебя найдутся лишние одеяла?

— Ложитесь здесь, у очага, — предложил хозяин. — Здесь тепло, и одеял не нужно.

Воин взглянул на дымный очаг и повторил:

— Мы будем спать в конюшне.

Я хотел было возразить. Только мы начали отогреваться в тепле, и опять идти в эту развалюху?! Честное слово, я бы прибил этого горшечника! Но вместо этого мы занялись поиском одеял. В конце концов, я заставил его выдать нам теплый плед, хотя хозяин долго не соглашался.

Когда лорд Гавейн сказал, что мы будем спать при наших лошадях, он именно это и имел в виду. Так что на ночь мы поселились в том же стойле, что и наши лошади, рядом с яслями. И да, здесь оказалось не очень холодно. Лорд Гавейн снял и пристроил меч так, чтобы легко достать его при необходимости.

— Почему мы не остались в доме? — поинтересовался я.

— Я им не доверяю, — коротко ответил рыцарь. Он нахмурился, ослабляя застежки кольчуги, но снимать ее не стал. — А здесь мы сможем защитить и себя и лошадей.

Пожалуй, это имело смысл, особенно если представить, как под покровом ночи горшечник прокрадывается в собственную конюшню и вонзает нож в своих гостей ради пары лошадей и одного дорогого меча. Ну и что? Не не стал бы он этого делать? Или стал бы? Например, если побоится, что мы улизнем, не заплатив? И то сказать, мы ему очень не понравились. Да что это я? Откуда во мне столько недоверия к первому встречному? А все-таки горшечник может… Я вдруг понял, что последние слова сказал вслух, уже в полусне.

Рыцарь рассмеялся.

— Это тебе виднее, — ответил он, натягивая на себя плащ и укрываясь добытым пледом. — Но ты молодец! В такую ночь эль был очень кстати. Спокойной ночи. — Солома зашуршала, когда он придвинул меч к себе поближе. В темноте над нами лошадь пару раз мотнула головой. Я был уверен, что рыцарь мгновенно проснется, если кто-нибудь войдет в конюшню. Да, здесь безопасно. Хотя и неудобно: пол твердый и холодный даже через ворох соломы. Наверное, подумал я, не засну… и в тот же миг заснул и проспал всю ночь. Слишком долгий путь в плохую погоду еще и не на то способен.

Когда я проснулся поутру, тусклый солнечный свет проникал сквозь щель в крыше, оставляя пятно на соломе возле моей головы. Некоторое время я лежал, пытаясь определить, что я делаю в сарае, затем вспомнил, и сел прямо. Тут же стукнулся головой о ясли, и обе лошади повернулись и недоуменно посмотрели на меня, а затем снова принялись за овес.

Я все-таки сел, теперь уже поосторожнее, и поправил плащ. Лорда Гавейна рядом не оказалось. Я начал складывать плед, чтобы вернуть хозяину. Тут появился и мой рыцарь.

— Доброе утро, — поприветствовал он меня с улыбкой. — Ты крепко спишь, Рис. Наша хозяйка приготовила завтрак, он на столе. Иди.

О! К завтраку я был готов. Все тело ломило от сырости и холода в конюшне и от вчерашней прогулки, так что горячая еда у очага казалась даром Небес.

— Уже бегу, — весело ответил я и перекинул плед на руку. Лорд Гавейн возился со своим плащом.

— Нет ли у тебя запасной застежки? — спросил он.

На дне моего мешка лежала простая бронзовая застежка. Я поискал и вытащил ее. Воин поблагодарил и тут же застегнул моей застежкой свой плащ. Я удивился. У него же была своя, красивая и дорогая, если я хоть что-то понимаю в дорогих вещах. Потерял он ее, что ли? Моя-то стоила недорого, хотя я все же хотел бы сохранить ее как память. А-а, ладно! Я напомнил себе, что рыцарь оказал мне большую услугу, взяв с собой в Камланн, и неужто я буду трястись над своим барахлом?

С утра у нашего гончара настроение оказалось получше, чем вчера. Он был почти любезен, а его жена уже выставила на стол хлеб, яйца и колбасу. Оказалось, что лорд Гавейн уже позавтракал и остался в конюшне, чтобы обиходить свою лошадь, так что я принялся за яйца один, но с энтузиазмом, которого хватило бы на двоих. Горшечник, привалившись к стене напротив, напевал что-то и вертел в руке какую-то блестящую вещь. Я почти закончил с едой, когда понял, что в руках у него застежка лорда Гавейна.

Понятно, что гончар не мог ее украсть. Значит, рыцарь расплатился своей дорогой застежкой за постой. Но он же переплатил, да еще как! Особенно, если вспомнить, как нас встретили вчера. Неудивительно, что у хозяина поправилось настроение. Ему подвернулось очень выгодное дельце! Но мне совсем не понравилась мысль о том, что какой-то никчемный горожанин собирается наживаться на непрактичности рыцаря. Я задумчиво доел яйца и отставил миску.

— Вижу, милорд отдал вам свою застежку...

Гончар ухмыльнулся.

— Сдачу можете отдать мне, — небрежно заметил я. Гончар сделал вид, что не понимает, о чем я толкую. — Вы же не думаете, что милорд просто решил подарить вам такую ценную вещь, добытую в боях с саксами?

— Да, он мне ее отдал. За постой расплатился. — В тоне гончара уже слышалось обиженное нытье. Видимо, он тоже сомневался, что лорд Гавейн просто так отдал ему такую дорогую вещь.

— Конечно, отдал, — кивнул я. — Рассчитывал, что разницу вы покроете тем, что нам понадобится в дороге. А если хотите, верните застежку, и я рассчитаюсь с вами за постой по совести. Я, правда, оценил бы ваши услуги не дороже дохлого цыпленка.

— Это же всего лишь маленькая застежка! — вскричал гончар. — Курицы уж точно не стоит!

Вот как! Не стоит курицы! Он что, в самом деле, держит меня за идиота?

— Проклятье! На это быка купить можно! Ирландская работа по золоту! Да еще гранаты, да еще галльская эмаль.

— Так я же задал коням корму. Этот боевой конь — сплошное разорение! Он же жрет в два горла! А зерно нынче дорого!

— Ну, не так уж и дорого. То, что ты нам дал для коней, как раз и стоит примерно как тощий петух.

— Это стоит примерно как свинья! — распалился гончар.

— Вот! А застежка стоит быка! Сам же признаешь, что есть разница! Ладно, раз ты не понимаешь в дорогих вещах, давай ее сюда.

В его выцветших глазках появилось лукавое выражение.

— А-а, надумал обокрасть своего господина?

Я попытался выглядеть равнодушным, хотя этот человек своими дикими догадками вызывал у меня изжогу.

— Давай я его позову, и ты ему расскажешь о своих подозрениях, — спокойно предложил я.

Блеск в его глазах погас. Он неохотно положил застежку на стол.

— И чем ты тогда расплатишься?

М-да, об этом я как-то не подумал. Однако отступать не собирался. Отстегнул свою бронзовую застежку и положил на стол рядом с блестящей застежкой рыцаря.

— Вот.

— Что? Вот это? Да я бы и дюжины яиц за такое не дал!

Мы всласть поторговались. Кончилось тем, что к гончару перешла моя застежка, бронзовая же булавка и бронзовое кольцо, а у меня оказалась застежка рыцаря и фляга эля. Я собрал свое добро и нацепил на плащ застежку лорда Гавейна.

— Что ж, желаю процветания тебе и твоему дому, — сказал я на прощание.

— Vale! — ответил он как настоящий горожанин, на латыни. Потом подумал и сказал неуверенно: — Ты же фермер, правда?

Я остановился возле двери.

— Был фермером.

— Я догадался. Кто, кроме фермеров, так умеет торговаться? Боже, избавь Британию от таких типов!

Я усмехнулся и пошел в конюшню. Горшечник знал, что не выгадал ничего.

Лорд Гавейн уже оседлал обеих лошадей и ждал меня. Мы быстро выехали из города. Солнце стояло еще низко. Свежий снег сверкал, словно усыпанный драгоценностями. На западе скапливались облака. Похоже, сегодня обойдется без снегопада. Каждый шаг моего Ллуида отдавался во всем теле тупой болью, однако, несмотря на это, чувствовал я себя довольно бодро. Я ждал, пока лорд Гавейн заметит результаты моей торговой сделки.

Заметил. И довольно скоро. Стоило нам оказаться на дороге в Каэр-Кери, сразу за стенами Каэр-Глоу, как он нахмурился и остановил коня. Смотрел он на свою застежку.

Я сохранял серьезность, но про себя усмехнулся.

— Хотите вернуть свою застежку, господин? Давайте меняться. Моя мне больше нравится.

— Где ты ее взял? Я же отдал ее горшечнику.

— Вот мне и интересно, зачем вы это сделали? Конечно, он мог бы на нее быка купить, но его драть надо, а не быков ему дарить.

Лорд Гавейн потер подбородок.

— Думаешь, быка? Вот уж не думал, что она так дорого стоит. Считаешь, я переплатил? Ну и что? Я служу Пендрагону. Для меня — честь не зависеть от золота и прочей мишуры. Все наше золото теперь на упряжи Цинкаледа, а мне без него легче.

— Стало быть, вы не знали, что это такая дорогая штука? Значит, не покупали. И как она вам досталась?

— Снял с сакса. Я его убил несколько лет назад. Так что наш горшечник убедился, что от воинов одни проблемы. Ты ведь сказал, что я его убью, если он не отдаст тебе застежку? Не стоило этого делать. Но за то, что сэкономил нам средства, я тебе признателен.

— Вы напрасно думаете, что я ему угрожал. С какой стати? Хотя, честно говоря, может, и стоило. Он того заслуживал. Только ничего подобного не было. Я расплатился с ним своей застежкой, и в придачу отдал брошь и кольцо. Зато теперь у нас есть фляга неплохого эля. А у него есть занятие: будет сидеть и думать, что воины — умные люди, и слуги у них умные.

— Так ты торговался с ним?

— А что, бывает по-другому? Конечно, торговался.

Лорд Гавейн посмотрел на меня. Я, впрочем, давно уже понял, что он-то торговаться не станет. С голоду помер бы, но не стал бы. А если что нужно, возьмет у своего господина, или отнимет у врага.

— Что ж, — ответил я со вздохом. — Люди разные. Если ты не воин, приходится торговаться. Иначе и не купишь ничего. Без торговли только дураки покупают. Я просто сказал нашему гончару, что возьму сдачу с того, что вы заплатили. Ну и еще вот это получил, — я помахал флягой с элем. Сами понимаете, моя-то застежка ничего не стоит. Вот он теперь сидит и проклинает фермеров, которые умеют торговаться. Что ж тут неправильного?

Лорд Гавейн покачал головой.

— Ты не стал угрожать ему, а он теперь все равно ругается?

— А как ему не ругаться? Ему же достался, в лучшем случае, щипаный гусь. Наша еда, корм для лошадей, ночлег — и все это за никчемную бронзовую застежку и бронзовое же кольцо!

Рыцарь окинул меня задумчивым взглядом, а затем внезапно расхохотался.

— Вот это ловко! И еще флягу эля прихватил? Чудо! Не понимаю, как ты это обтяпал, Рис, но сделано отлично!

Усмехнувшись в ответ, я подумал, что, в общем-то, тоже доволен.

— Так что вот вам ваша застежка, а мне можете вернуть мою.

Он покачал головой, вскинул узкую руку ладонью наружу.

— Нет, не пойдет. Ты провернул прекрасную сделку. Так что застежка твоя.

Застежка сверкала золотом и камнями на моем простом шерстяном плаще. Нет, пожалуй, бык — это маловато. Никогда я не носил на себе целое состояние, и дальше мне такое не по чину.

— Это неправильно, милорд. Вы сражались, а я просто поговорил с дураком. Возьмите.

Однако лорд Гавейн снова покачал головой.

— Нет. Она не очень идет к твоему плащу, ну так в Камланне я тебе другой подыщу. — Он тронул сапогами бока Цинкаледа, и конь легко перешел на плавную рысь. А мне пришлось довольно долго пинать Ллуида, чтобы он тоже пошел рысью. — Горожан не исправишь, — продолжал рыцарь. — Добром они ничего не отдадут. Дань с них приходится выбивать мечом. Обременительно, но не сложно. Вот приедем в Камланн, получишь кольцо взамен своего, и солнцем клянусь, оно будет не хуже.

Да на кой оно мне, это кольцо, подумал я. Да и застежка тоже. Что ж, при случае обменяю на что-нибудь не такое заметное. А если вдруг попадется кто-нибудь, кому можно доверять, и вовсе домой отправлю. Или даже… отец ведь иногда сам возит зерно в Камланн на продажу, вот я ему и отдам. А к тому времени, глядишь, и другим домашним подарки справлю. А что? Хорошая мысль.

В тот день мы проехали не меньше, чем накануне, добрались до самого монастыря в Мэлдифи. Думаю, лорд Гавейн так и скакал бы до самого Баддона, будь он один. А так, мой Ллуид устал и уже не мог угнаться за боевым конем рыцаря. Похолодало еще сильнее, около полудня пошел снег. Перекусили на ходу. Все тело у меня болело еще сильнее, чем вчера. Зато на сердце стало полегче. Теперь я уже не тащился бесполезным хвостом за рыцарем. Я уже считал его своим милордом, по крайней мере, до тех пор, пока не приедем в Камланн и я не подыщу себе нового хозяина. Я справился со скаредным горожанином, а милорд не справился. Я добыл нам на дорогу эля и колбасы — неплохое подспорье к ячменным лепешкам, которыми мы пообедали. Теперь в Камланне я уже мог кое-что рассказать о своих заслугах. Монахи в Мэлдифи, где мы заночевали, обычно предоставляли путешественникам еду и кров, хотя и весьма настойчиво намекали на «пожертвования». Им годилось все, что можно слупить с тех, кто неосмотрительно отправился в дорогу зимой. Вообще в Британии стало многовато монастырей. Говорят, в Ирландии монастыри другие. Так повелось с тех пор, как святой Патрик принес веру на тамошние берега. Я встречал пару ирландских монахов, добровольно отправившихся в Британию, словно в изгнание, которые ради любви к Христу оставили всё знакомое и безопасное. А вот британские монахи, похоже, решили посвятить свою жизнь процветанию своего монастыря, а про Бога как-то забыли. Отец обычно качал головой, когда при нем заходили разговоры об уединенной жизни, а сталкиваясь с монахами, старался переубедить их, как он говорил, для их же собственной пользы, призывал избавиться от лишнего имущества. Мне он объяснял, что не Церковь виновата, а тот, кто поставил во главу угла богатство монастыря. Кто бы не постучался в ворота монастыря, монахи слупят с него уж во всяком случае не меньше, чем горожане или иные фермеры. Люди, испытывающие трепет перед горящими свечами и песнопениями, так и так заплатят. Так что я проследил, чтобы в Мэлдифи с нас не содрали семь шкур, ну, для блага самих монахов, конечно. Отдал им свою запасную тунику, а взамен получил немного хлеба и сыра на ужин, а также ночлег и овес для лошадей. У лорда Гавейна лишней туники не нашлось (мама решила, что там и чинить-то нечего). Рыцарь смущенно пообещал, что когда мы доберемся до Камланна, он подыщет мне новую тунику, лучше старой.

Зимой в монастырь мало кто заходит. Монахи изнывали без новостей и отнеслись к нам куда гостеприимнее, чем гончар, но лорд Гавейн, похоже, доверял им не больше, чем горшечнику, и опять отправился спать к лошадям. Я вспомнил, что Пендрагона не очень жалуют в монастырях. Верховный Король требовал от церкви либо платить дань, либо наставлять саксов в вере. Последнее церковь посчитала довольно рискованным занятием, так что выбрали дань. Платили, но, конечно, ворчали изо всех сил. Я отметил, что лорд Гавейн и здесь не стал называть своего имени.

Рано утром мы покинули Мэлдифи и двинулись на юг, в сторону Баддона, расположенного примерно в восемнадцати милях от Мэлдифи. Земли моего клана лежат милях в пятнадцати к западу от дороги и примерно на таком же расстоянии к северу от Баддона. Я начал искать знакомый поворот на проселок, ведущий к дому. Странное оказалось чувство. Вроде бы мы давно уехали, а теперь возвращаемся по той же дороге, по которой уезжали. Но только я был уже не тот, кто несколько дней назад покинул родной кров. Так что у меня и мысли не возникло свернуть на знакомый проселок.

После Мэлдифи лорд Гавейн опять начал петь, и опять по-ирландски. Однако довольно скоро он резко осадил коня и заставил его идти рядом со мной. Я-то ни на что не обращал внимания, занятый своими мыслями, а вот рыцарь, оказывается, все это время был настороже. Он вдруг пришпорил коня и помчался по обочине дороги к лесу впереди. Я в изумлении остановил Ллуида и, разинув рот, смотрел, как мой лорд несется невесть куда. И только тут заметил стрелу, воткнувшуюся в снег совсем рядом. Я понятия не имел, откуда она взялась, потом подумал о бандитах и поискал глазами рыцаря. Он уже был почти на опушке. Конь его летел странным зигзагом, уклоняясь то вправо, то влево. Понятно. Это чтобы сбить прицел лучникам. Да кто же попадет в него на такой скорости! Цинкалед взмахнул гривой и исчез среди деревьев. Тут же кто-то заорал дурным голосом, а затем из-под деревьев вылетело тело с торчащим дротиком лорда Гавейна. Наверное, я тоже заорал. Двинул Ллуида по бокам и кинулся к лесу, совсем не понимая, что нужно делать. По-моему, мной двигало желание прекратить все это, как я обычно прекращал ссоры между моими кузенами. Из леса выскакивали люди в каких-то отребьях, но с копьями и луками. Вот один приостановился и метнул копье. Сверкнула вспышка, обломки копья полетели в разные стороны. Это лорд Гавейн обнажил свой удивительный сияющий меч. Крику было! Кое-кто из бандитов пытался бежать, но шансов у них не было ни единого. Некоторые пытались сражаться, но это было еще бесполезнее.

Ллуид барахтался в целине, делая вид, что спешит, как может, но, в конце концов, до опушки мы добрались. А вот зачем, спроси меня кто, не ответил бы. Повсюду снег испятнан кровью. Лежат убитые и умирающие. Неподвижными глазами смотрят прямо на утреннее солнце. Потом я выяснил, что в банде было только шесть бандитов, а тогда мне показалось, что их не меньше полусотни. А тут еще тени метались вокруг от пылающего меча! Как бы там ни было, к моему прибытию в живых оставался один противник. Человек прислонился к дереву, держа перед собой копье.

У меня было время рассмотреть его. Лицо злодея побледнело до синевы над неопрятной каштановой бородой, в глазах застыл ужас. Он неотрывно смотрел на меч рыцаря. Лорд Гавейн развернул коня, и ослепительно белый жеребец поднялся на дыбы, а потом бросился на разбойника.

— Не надо! — неожиданно для самого себя крикнул я. — Милорд, не убивайте его!

Наши лошади в этот момент оказались рядом, и я поймал на замахе руку рыцаря с мечом.

Когда я закричал, лорд Гавейн слегка повернул голову, а когда я коснулся его руки, наши взгляды встретились. Я испугался. Он же говорил, что иногда сходит с ума в битве! Правда, он оговорился, что происходит это вовсе не так, как у берсерков. О тех я слышал, что они прямо как собаки во время драки, ничего не соображают, от ярости у них на губах выступает пена… Нет, лорд Гавейн, конечно, не берсерк, да только кто его знает… Когда я вмешался в сражение, лицо рыцаря озарял какой-то внутренний свет, а на губах застыла улыбка, какой я ни у кого не видел. Мечу в поднятой руке, в общем-то, все равно, на чью голову падать. В этот миг он мог убить меня на месте и даже не заметить. Только испугался я не смерти, надо сказать, очень близкой, а именно выражения его лица. Единственное, что я мог о нем сказать: нездешнее выражение! Когда наши глаза встретились, я понял людей, говоривших, что страшнее ангелов никого не бывает.

— Милорд! — жалобно воззвал я. — Милорд, хватит. Вы уже всех поубивали. Оставьте этого.

При звуках моего голоса рыцарь, как мне показалось, начал приходить в себя. Во всяком случае, это страшное нездешнее выражение ушло из его глаз. Его рука с мечом не двигалась, но его губы приоткрылись, словно он собирался что-то сказать.

— Милорд, — повторил я.

Рыцарь с недоумением посмотрел на меня, но этот взгляд был уже вполне осмысленным. Пропала улыбка с лица. Меч больше не светился. Он снова стал обычным мечом, острым, холодным, блестевшем в лучах зимнего солнца. Ну, или притворился таким.

Лорд Гавейн опустил руку, и не глядя на меня, двинулся к последнему бандиту. Тот все еще держал перед собой копье, но мне показалось, что он больше держится за него, чем угрожает кому-то. По-моему, он тоже сообразил, что копье ему не поможет и резко отбросил его в сторону. Потом повалился лицом в снег и стал умолять о пощаде. Я огляделся. На снегу лежали пять неподвижных тел.

— Встань, — спокойно приказал милорд. Бандит пополз к его ногам. — Я сказал — встань.

Злодей поднялся на колени и уставился в землю. Посиневшие от холода губы дрожали.

— Почему вы хотели убить нас? Вы что, грабители? Как тебя зовут?

— Арглвид Маур, Великий Лорд, — пробормотал он. — Я безземельный…

— Из какого клана?

Аргвилд не ответил, только отрицательно помотал головой.

— Почему бы тебе не выбрать другое ремесло? — поинтересовался рыцарь. Он внимательно вгляделся в злодея. — Так. Твои родичи отреклись от тебя за то, что ты убил одного из них. А потом… потом кораблекрушение. — Лорд Гавейн не высказывал предположение, он утверждал. И то правда, большинство разбойников становятся такими как раз после кораблекрушений. Рыцарь вздохнул. — Назови хоть одну причину, по которой я не должен тебя убивать.

— Великий вождь, я жалкий беспомощный злодей, а ты, ты — лорд Гавейн! Все знают твоего коня, твой меч и то, как ты сражаешься. Нас дьявол попутал! Но ведь ястребы не убивают оводов?

— Почему же не убивают? Если оводы нападают, убивают, и еще как! Ладно. Поднимайся. Сейчас я тебя убивать не стану. Твои приятели мертвы. В вашей шайке есть еще кто-нибудь?

— Есть еще один, вождь. Он болеет.

— Вот что я тебе скажу. Забери у этих мертвецов все, что у них есть, купи пару волов. Здесь полно свободной земли. Попробуй завести хозяйство. А не хочешь работать на земле, попробуй со своим приятелем заняться торговлей. Саксов победили, и милорд Пендрагон уже посылает людей охотиться на таких волков, как ты. Ты меня понимаешь?

— Понимаю, Великий Лорд.

— Тогда благодари Бога за то, что жив, и постарайся больше не попадаться на глаза людям Пендрагона. Второй раз тебе не повезет, и на милосердие можешь не рассчитывать.

Лорд Гавейн повернул коня и пустил его с места галопом. Я молча последовал за ним в полном недоумении. Мне казалось, что я уже знаю господина. Он представлялся мне очень чувствительным человеком, храбрым, благородным, разумным сверх всякой меры. Я только забыл главное, что знал о нем: лорд Гавейн — самый смертоносный всадник во всей Британии, лучший меч Артура на бесчисленных полях сражений. Так что я ехал, глядя на красный плащ рыцаря, и думал, что его боевое искусство только придает силы его мягкости и самообладанию. Но мне было ох как не по себе. Сколько бы песен я не слышал, а пять трупов на снегу, увиденных собственными глазами — это пять трупов. Я никак не мог избавиться от этого воспоминания. Так мы ехали еще примерно полчаса, а затем лорд Гавейн придержал своего коня и подождал, пока я подъеду. Меч все еще был у него в руке, и на лезвии клинка все еще оставалась кровь.

— Слушай, Рис, у тебя нет чего-нибудь, чтобы протереть клинок?

Я остановил своего мерина, слез на землю, покопался в мешке и достал тряпку, которую мать сунула мне, чтобы чистить сапоги. Лорд Гавейн тоже спешился, протер меч снегом, а потом тщательно протер его моей тряпкой и вложил в ножны. Теперь золото рукояти и рубин в навершии опять ярко сверкали. На тряпке остались следы крови. Подумав, я свернул тряпку и сунул в мешок. Я собрался снова сесть в седло, и тут обратил внимание на то, что мой Ллуид нервничает и стрижет ушами. Лорд Гавейн все еще стоял рядом. Ллуид, фыркая, попятился от него. Не сразу, но я понял причину.

— Господин, у вас кровь на руке.

Лорд Гавейн взглянул на руку и отошел на несколько шагов. Он нагнулся, набрал снега и стал оттирать руку. Потом спросил, не глядя на меня:

— Твоя лошадь боится крови. Ты тоже?

Я не знал, что сказать. Лорд Гавейн вытер руки о плащ, затем крепко потер их друг о друга, разогревая после снега.

— Милорд, — я, наконец, собрался с духом. — Мне еще не приходилось видеть, как убивают людей. Вы только что уложили пятерых. Они, конечно, злодеи, потому что хотели убить нас, и я с самого начала знал, что вы многих поубивали, но тут меня пробрало! А вам хоть бы что. Главное — меч почистить.

Рыцарь с минуту задумчиво разглядывал меня, затем подошел к своему коню и легко взлетел в седло.

— Жалеешь этих бедняг, не так ли? — Он поправил свой плащ, прикрыв ножны с мечом, и взял в руки поводья. — Они голодали у себя на севере, вот и подались на юг. Здесь все-таки дорог побольше, и ездят по ним чаще. Мне они не враги, но и не люди, которым стоит жить на свете.

Я вспомнил рассказы о северянах, отправлявшихся зимой на такие заработки. Отец, если уж приходила нужда отправляться в путь зимой, обычно старался избегать больших дорог. Приходилось мне слышать и о путешественниках, убитых грабителями на южной дороге, даже о людях из знакомых кланов.

— Милорд, я понимаю… они ведь сами убивали невинных людей. Им же было все равно, что поступают они нечестно.

— А вот нам не должно быть все равно, — ответил лорд Гавейн. Он тронул бока Цинкаледа, и мы отправились дальше. — Если ты намерен сражаться за моего лорда Пендрагона, за Британию и Свет, придется привыкать. — Рыцарь искоса взглянул на меня, словно прикидывая, смогу ли я привыкнуть. — Совершенно ни к чему позволять им убивать людей, особенно если в моих силах это прекратить. Вот, сегодня я позволил жить этому злодею. А ты уверен, что он еще до конца дня не убьет кого-нибудь только потому, что он не умер сегодня утром?

Я вцепился в гриву Ллуида и сидел, не поднимая глаз. А вдруг этот бандит и вправду убьет кого-то сегодня днем? И кто будет виноват? Я, конечно. Ведь это я помешал рыцарю убить его. А что, если бы по дороге ехал кто-то из моих домашних? Но господин же ему сказал, что тот может купить пару волов и взять земли в обработку. На земле всегда нужны рабочие руки…

— Да не хочет он работать на земле, — милорд по-прежнему смотрел только на дорогу. — Однако пятерых его подельников я убил. Может, это его испугает. Да и что мне оставалось делать, кроме как уничтожить их? Это они на нас напали.

А что тут скажешь? Не сидеть же рыцарю на месте в ожидании, пока его убьют? Между прочим, с ним ведь был и я тоже.

— Да, я привык убивать, — продолжал лорд Гавейн. И меня не мучают тяжкие воспоминания. Разве что кто попросит вспомнить тот или иной эпизод сражения. А вот убийство Брана я помню. Только его я и убил ради своего собственного желания, всех остальных — потому что это был мой долг. Слуга Света вручил мне меч, а меч предназначен для убийства. Неужто Тьму можно победить мечом? Веришь ли, до сих пор не знаю. Просто другого выхода нет. Мое предназначение — сражаться, об остальном позаботятся Небеса.

Почему-то этот простенький разговор принес мне огромное облегчение. Я выпрямился в седле.

— Конечно, вы правы, милорд. Если я собрался сражаться за порядок и справедливость в Британии, надо привыкать.

Лорд Гавейн как-то странно посмотрел на меня и улыбнулся. Я улыбнулся в ответ. Мы ехали под высоким чистым небом. Солнце стояло уже высоко. Вокруг сверкал снег. Лорд Гавейн запел длинную, медленную, меланхоличную песню на ирландском языке; его голос замечательно звучал в этой снежной тишине. «Странный мир, — подумал я, — а самое странное в нем — люди. Сложный мир, в котором действие твое может оказаться ошибкой, но не действовать еще хуже. К этому нужно привыкнуть».