Думнония — самое цивилизованное королевство Британии, но на северо-востоке в январе оно выглядит не лучше дебрей Каледонии. Поля укрыты снегом, и только сухие верхушки бурьяна торчат над сугробами, а выцветшее небо, кажется, давит на плечи. Сначала идут наши поля, за рекой под названием Фромм стоит лес. Черные ветки и белый снег, перемешавшись, выглядят как свинцово-серое облако на горизонте, и так миля за милей — только тишина да изредка волчий вой. Летом в лес никто не ходит; у всех полно работы: надо за полями ухаживать, возить продукты на рынок, волы тянут плуги, лошади — телеги. А вот зимой — другое дело. Жизнь словно замирает, приходит время страшных историй о привидениях, над которыми летом человек разве что посмеется, а теперь… теперь всякое бывает в этом безоглядном заснеженном пространстве, где человек кажется таким маленьким и затерянным в этом океане холода.
Мы с моим двоюродным братом Горонви не любили январский лес. Но дрова кончились, делать нечего. Значит, надо запрягать волов в телегу и отправляться за реку, рубить дрова; и работа эта на полдня. Зато навалили телегу с верхом. Переправились обратно на свой берег и остановились напоить волов. Горонви вертел в руках кнут и нетерпеливо поглядывал на спины неторопливых животных, хотя спешить нам было совершенно некуда.
Я смотрел на реку. Вода была темной, зимней. Послеполуденное негреющее солнце мягко освещало заснеженные берега. Единственным звуком в мире остался шелест воды и хлюпанье волов. До дома, до теплого коровника, до очага и людских голосов около трех миль. Стоило подумать о доме, и меня тут же потянуло добраться туда как можно скорее. Но я смирил желание и позволил глазам медленно скользить по реке и деревьям на том берегу. Поэтому я и увидел всадника раньше, чем он заметил меня. Сначала я уловил яркий цветной проблеск меж ветвей, а потом уже из-под свода леса на берег выехал воин.
Человек кутался в красный плащ, поводья держал одной рукой, и я сразу приметил на ней золотой браслет, а потом уже дорогую золотую застежку плаща, край щита, перекинутого за спину, и дротики, притороченные к седлу. Конечно, в первую очередь мое внимание привлекло оружие, но потом я увидел и коня. О! Что это был за конь! Огромный, белый-белый, а сбруя так и сияет! Всадник остановился на берегу, и мне показалось, что я вижу героя из песни или видение, как бывает во сне. Но тут всадник заметил нас. Я мгновенно пришел в себя и схватил кузена за руку.
— Горонви!
— Чего? — он оторвался от рассматривания волов, проследил за моим взглядом и замер.
Всадник повернул коня и направился к нам по противоположному берегу. Жеребец шагал осторожно, легкой кошачьей походкой.
— Э-э-э-э! — Горонви ткнул волов кнутом и выпрыгнул из телеги. Звери зафыркали и попятились, шумно выдыхая пар.
— Как думаешь, сможем мы его обогнать? — спросил я.
Горонви пытался удержать наши дрова на телеге. От толчков они грозили попадать на землю.
— Ты что? — возмутился он. — Волы против такого коня?
— Ну, он же еще на том берегу!
— Вот мы всё смеялись над сказками о народе холмов! — Голос Горонви сел. В нем отчетливо слышался страх. — Я смеялся. Дома. Иисус сладчайший, смилуйся над нами!
— Да ладно тебе! Наверное, это простой путник. Лишь бы не бандит. Ну, спросит дорогу. А даже если и бандит, нас же двое. Чего нам бояться? Кроме смерти… — неожиданно для себя добавил я.
— Ну, знаешь, хватит и этого! — Волы, наконец, отошли от воды и выбрались на тропу. Горонви запрыгнул обратно в телегу. — Кому придет в голову отправляться в дорогу зимой? Да и дорог-то здесь никаких нет.
Меж тем всадник достиг брода и послал коня вперед. Ручей у нас не глубокий, вода не поднималась выше колен животного, но благородному зверю явно не нравилось то, что она такая холодная. Горонви зашипел сквозь зубы. Раз всадник переходит реку, значит, это не дух. А даже если и дух, убежать-то мы все равно не сможем.
В тот момент, когда они с конем выбрались на наш берег, солнце опустилось за лес и нас накрыли перепутанные тени деревьев. Свет померк, и я с разочарованием увидел на груди коня длинную грубую рану. Да и сам конь был покрыт грязью до плеч. Одежда всадника тоже не впечатляла: некогда роскошный красный плащ изодран и грязен, рука на поводьях покраснела от холода. Черные волосы и борода всадника пребывали в полном беспорядке, и еще… похоже, он долго не мылся. Может, давно блуждает в чаще…
Я встретился с незнакомцем взглядом и чуть не ахнул. Глаза цветом напоминали темное море в полночь, и что-то в них таилось такое, отчего короткие волоски у меня на шее встали дыбом. Я перекрестился, гадая, прав ли Горонви. Мой отец всегда говорил, что сказки о жителях холмов — вранье, но мне никогда не приходилось видеть на человеческом лице такого выражения.
Всадник улыбнулся, заметив мой жест, и слегка наклонился с коня, явно намереваясь заговорить с нами. Из ножен он медленно извлек меч и положил себе на колени, чтобы мы могли как следует разглядеть оружие. Надо сказать, прекрасный у него меч!
— Приветствую вас, — хриплым шепотом сказал всадник. — В какие края меня занесло?
Рука Горонви, сжимавшая кнут, расслабилась. Он тоже перекрестился, прежде чем ответить:
— Вы в Думнонии, высокий лорд. Рядом с Мор Хафреном. А вы что, дорогу потеряли? — По голосу было понятно, что больше всего на свете Горонви хочет подсказать всаднику дорогу, чтобы тот убрался поскорее и подальше.
Незнакомец ничего не ответил на вопрос, только посмотрел на поля за нами.
— Думнония... — задумчиво произнес он. — А что это за река?
— Фромм. В двух милях отсюда сливается с Мор Хафреном. Господин, примерно в двенадцати милях к востоку отсюда есть римская дорога...
— Я не знаю здешних земель. Далеко до жилья?
— Нет, совсем недалеко. — Горонви сделал паузу. — Баддон почти рядом. А там, между прочим, сильный лорд с большим отрядом…
Всадник горько улыбнулся.
— Я же не разбойник, зачем стращать меня королями и отрядами. — Он смотрел на нас, задумавшись. — Как тебя зовут, парень?
Горонви потер запястье, посмотрел на волов, снова опасливо взглянул на меч.
— Горонви ап Кинидд, — наконец признался он.
— Хорошо. А ты? — незнакомец посмотрел на меня.
— Рис ап Сион, — ответил я. Наверное, мы зря назвали свои имена, но как тут соврешь? Я снова встретился глазами с мужчиной, и снова мне стало холодно. Как бы нам не повредить своим душам, разговаривая с незнакомцем. У меня до сих пор оставались сомнения насчет природы этого встречного.
— Ну что же, Горонви, сын Кинидда, и Рис, сын Сиона, раз уж мы встретились, попрошу у вас помощи. Мне и моему коню нужен ночлег. Далеко ли до вашего дома?
— Милорд, у нас же бедное хозяйство… — начал Горонви, но вранье давалось ему нелегко. Все-таки наш клан — один из самых богатых в Мор Хафрене.
— Я могу заплатить за постой. — Видно было, что всадник очень устал. — Так далеко ли до дома?
— Три мили, — тихо сказал я. Горонви так и впился в меня взглядом. — И не настолько мы бедные, господин, чтобы забыть долг гостеприимства. — Горонви наступил мне на ногу, но я и без его подсказок принял решение. Мы развернули волов, а незнакомец неторопливо поехал за нами. Меч он так и не убрал в ножны. Рукоять сверкала золотом, а в навершии красновато тлел драгоценный камень.
Я смотрел на этот драгоценный камень и гадал, что будет дальше. Возможно, он все-таки разбойник, вот только не бывает у разбойников такого оружия и таких коней. Скорее, он — воин из какого-то отряда, может быть, даже служит нашему королю Констанцию Думнонскому, или еще какому-нибудь королю Британии. Если он человек Констанция, то, наверное, и вправду заплатит за постой, ну а если нет… тогда это хуже, чем разбойник. Он, вероятно, оставил бы нас в покое и, возможно, даже заплатил бы нам, но если бы он служил кому-то другому, он был бы хуже, чем бандит. Он сказал: «Я могу заплатить», но заплатит ли на самом деле, неизвестно. Впрочем, в клане хватает крепких мужчин, чтобы справиться с одним воином, пусть даже вооруженным. Это если он все же человек… Да нет, человек, конечно. Он же не пытался убить нас и отнять нашу телегу с волами. Ему действительно просто нужен отдых. Может, это гонец, выполняет какое-нибудь важное поручение своего клана, да вот сбился с дороги… Правда, могло статься и так, что мы встретили какого-нибудь знатного воина, объявленного вне закона. Или не воина?.. Ладно. Захочет, сам скажет. Мною овладело детское любопытство. А я-то думал, что уже перерос это вполне естественное чувство. Но уж больно здорово выглядел его меч, и золото блестело так заманчиво…
— Господин, а какая дорога тебе завтра понадобится? — Другого способа выяснить его намерения мне не пришло в голову.
Я без страха выдержал его внимательный взгляд. Путник махнул рукой.
— Это неважно, — устало проговорил он.
— Как же «неважно», господин? Мы тут все дороги в окрестностях знаем. Ты, главное, скажи, куда тебе надо. — Горонви опять пнул меня ногой. Вслух он не стал ничего говорить, но всем своим видом показывал, что ему не нравится моя болтовня.
— Дороги для меня не имеют значения.
— Для тебя, может, и нет, а вот для твоей лошади это наверняка важно. — Я злился на Горонви за то, что он меня без конца пинает. — Я же помочь хочу. Лошади же удобнее идти по дороге…
Он холодно посмотрел на меня, затем перевел взгляд на изогнутую белую шею своего жеребца, похлопал зверя по шее, а тот в ответ дернул ушами.
— Моей лошади хватит сил для боя, — многозначительно произнес всадник и посмотрел на меня испытующе.
Я-то был уверен, что о лошади он заботится чуть ли не больше, чем о себе.
— Ладно, Рис ап Сион, раз ты так беспокоишься о моей лошади, подскажи, какая дорога придется ей по вкусу.
— Есть римская дорога, та, что из Баддона в Инис-Витрин, мимо Камланна, — подумав для приличия, сказал я, — и еще одна, к западным саксам. Там, подальше, она соединяется с дорогой на юг. А к какому лорду ты едешь?
Он снова улыбнулся своей горьковатой улыбкой.
— Мой лорд — Пендрагон.
Горонви аж задохнулся от такого ответа. Пендрагон у нас Артур ап Утер, «Император Британии», как раньше говорили. У него лучшее войско во всех западных землях. И двух лет не прошло, как Пендрагон остановил саксонские орды, а потом разбил их в великой битве при Баддоне. С того времени некоторые члены его знаменитого Братства вернулись в свои земли, некоторых король отрядил для борьбы с бандитами, которых немерено развелось на западе, а некоторые отправились в Галлию помогать тамошним союзникам Артура. Однако довольно их осталось и в Камланне с Императором. Все воины Братства славились высоким происхождением, так что свободно говорили с любыми королями Острова, следили за выплатой дани Артуру, как Верховному Королю. Некоторые из них и сами правили своими королевствами. Вот уж никак не ожидал, что встречу одного из них на нашей земле, да еще в середине зимы. Ведь первое, что мне пришло в голову, когда я его увидел, — вот герой из баллады. А если он и впрямь из Братства Артура, то так оно и есть.
— Тогда тебе великий почет, господин, — сказал я. — Не сочти за дерзость мои расспросы…
— Значит, ты не винишь Пендрагона за то, что он поднял налоги? — Всадник пристально посмотрел на меня.
— Конечно, нет, милорд! — воскликнул я. — Как можно? Ведь Император избавил нас от саксов!
Вот теперь он улыбался уже повеселее.
— Если ты действительно человек Пендрагона, что тебе понадобилось в наших краях? — Горонви от волнения говорил требовательным тоном, то и дело поглядывая на меня, словно в поисках поддержки.
— А вот это тебя не касается, парень. — Воин снова стал холодным и гордым. — Занимайся своим волами. — Всадник отвернулся и всматривался в дорогу впереди.
Про себя я подосадовал на Горонви и с удовольствием пнул его в ответ. Он опять насторожил воина в тот момент, когда тот уже немного расслабился. Про волов он сказал только для Горонви. Вот так-то лучше. В конце концов, ведь это мой отец — глава клана, а не отец Горонви. А мой отец поддерживал Императора, пусть и не во всем одобрял его указы. Мы обязательно должны принять воина потеплее, может, тогда он разговорится, а мне страсть как хотелось послушать его. Как любому мальчишке, мне было интересно все, что касалось Братства Артура, его сражений, его борьбы с варварской тьмой. Конечно, я пока не понимал разницы между балладами и настоящей жизнью, которую ведут суровые мужчины, которых так ценят короли. Понятно, что я — фермер, член фермерского клана, и мне не по чину интересоваться делами, которые меня не касаются. Но интересно же! Одно время я даже хотел стать воином. Но воины обучаются своему ремеслу с детства, а в четырнадцать многие из них уже сражаются наравне со старшими. Правда, и живут они недолго. Двадцатилетний воин — уже редкость. Но, может, жизнь, проведенная в сражениях и подвигах, стоит ранней смерти? Нет, наверное, пусть лучше ничего не рассказывает. У меня и так хватает проблем с моими желаниями. Незачем будить старых демонов. Все-таки мне уже двадцать один год, старость еще далеко, но в моем возрасте уже не до детских фантазий.
Три мили до дома мы проехали молча. Солнце зашло в облаках, на небе проглянули первые звезды. Холодный ветер дул в лицо, выбивая слезы из-под век. Воин плотнее закутался в плащ и, наконец, вложил меч в ножны. Я заметил, что он пользуется только одной рукой. Когда мы добрались до первых построек, зубы у меня выстукивали мелкую дробь. Но до тепла и еды оставалось совсем немного. Я выпрыгнул из телеги возле дома моей семьи и велел Горонви подождать. Он, конечно, согласился, но ворчал при этом и с недоверием поглядывал на нашего спутника. Незнакомец просто остановил коня и стал смотреть на дверь дома.
Мама и старшая из сестер хлопотали возле огня, что-то готовили. Младший брат Дэфидд играл с собакой, а дед что-то выговаривал ему. Все посмотрели на дверь, когда я вошел.
Мать улыбнулась.
— О, Рис, а мы уж думали, ты в лесу заплутал. Как раз к ужину поспел. Дрова привезли?
— Да, мама, все в порядке. Мы не только дрова привезли. А где отец?
— В конюшне. А что вы там такое еще привезли?
— Скоро узнаете. Оставайтесь дома. — Наверное, зря я это сказал, потому что братишка тут же пристал с расспросами, откуда-то из темного угла выскочили два кузена, намереваясь посмотреть, о чем это я говорю. Не сказав больше ни слова, я повернулся и выскочил на улицу.
В конюшне отец чистил нашу маленькую гнедую кобылку, ту, что летом запрягают в телегу. Он тихо напевал что-то, а руки так и мелькали. Я остановился на пороге, положив руку на косяк, глядя на его коренастую фигуру и пытаясь отгадать, как он отнесется к новостям. Отец — глава нашего клана, всех потомков Хув ап Селина до четвертого колена, а это ни много, ни мало, тридцать семь человек. Наш клан не высокороден, но хозяйство у нас зажиточное, и нас уважают в Думнонии на землях к югу от Мор Хафрена. К словам отца прислушиваются люди из других кланов, советуются насчет урожая, налогов и того, как мирно жить с соседями. Отец всегда поддерживал Пендрагона, и всякий раз, когда другие ворчали на повышенную дань, говорил, что Артур защищает Империю. Но одно дело — политика, другое — отношение к нежданным гостям, хотя бы и от самого Пендрагона. Конечно, у нас хватит сил, чтобы справиться с одним-единственным всадником, но мы все-таки христиане, и в пределах разумного никогда не откажем путнику. Я прикрыл дверь и подошел к отцу по глинобитному полу.
— А-а, Рис! Ну что, разгрузил уже дрова? — не оборачиваясь, спросил отец.
— Да Бог с ними, с дровами, отец. Тут такое дело… Мы с Горонви встретили всадника. Он говорит, что служит Артуру, и просится на ночлег. Он сам и его конь...
Отец отложил пучок соломы, которой чистил лошадку, и неторопливо повернулся.
— И где вы его встретили?
— Возле брода. Мы только что переправились, а тут и он из леса выехал.
— Из леса, говоришь? Один?
— Да. Но вооружен он не как бандит.
— Вооружен, говоришь? — Отец насторожился.
— Хорошо вооружен. А конь у него! Я таких не видал никогда.
— И где он?
— Стоит перед домом. И Горонви там, с телегой.
Отец взял фонарь и вышел из сарая. Я последовал за ним.
Воин так и сидел на своем жеребце, и Горонви выглядел все так же обеспокоенно. Когда мы подошли, я заметил, что дверь приоткрыта. Семья наблюдала.
Отец высоко поднял фонарь, чтобы лучше разглядеть лицо воина на коне. Я видел, что отец настороже, но по его спокойному лицу никто бы этого не сказал. Свет лампы освещал его рыжие волосы, уже побитые сединой, а глаза оставались в тени. Он совсем не выглядел старым, скорее, наоборот, уверенным и властным.
Воин смотрел на отца из-под спутанных черных волос. Потом он неторопливо спешился и оперся одной рукой на холку лошади.
— Привет тебе, Сион ап Рис, — хрипло проговорил он.
— И тебе привет, Гавейн ап Лот, — ответил отец потеплевшим голосом. — Вот уж не думал, что ты вспомнишь свое обещание.
— Я же сказал, что навещу тебя. Стало быть, это и есть твое хозяйство?
— Да, я здесь заправляю. — Отец подошел к воину. — Лорд Гавейн, можешь свободно пользоваться всем моим достоянием. Прими почтение от всей моей семьи! — Отец повернулся ко мне и приказал: — Рис! Разгрузите с Горонви дрова и загоните волов. Лорд Гавейн, — повернулся он к воину, — входи в мой дом и отдохни.
— Нет, сначала конь, — отозвался воин. — Надо о нем позаботиться.
— Рис все сделает.
— Нет. Я сам за ним ухаживаю.
— Как скажешь. Вот конюшня, господин. Рис, скажи маме, чтобы приготовила на ужин что-нибудь особенное. Что у нее там есть… ветчина, яйца, да побольше яиц, яблоки… ну, она сама сообразит. И обязательно горячей воды. И побольше. Иди. — Отец повернулся и пошел впереди гостя. Лорд Гавейн двинулся за ним, ведя коня в поводу. Я заметил, что он немного прихрамывает.
В том, чтобы передавать отцовский наказ, не было никакой необходимости, все всё слышали, так что я запрыгнул на телегу и поторопил Горонви.
— Ничего не понимаю, — пожаловался тот. — Дядя Сион его знает?
Я и сам был изрядно удивлен. Отец много говорил о Пендрагоне, его отряде и его политике, но однажды он рассказывал, как вез пшеницу в Камланн на продажу, и встретил молодого человека. А потом узнал, что это был Гавейн, сын короля Лота, правителя островов к северу от Каледонии. По дороге они разговорились. Потом отец заплатил за своего попутчика в монастыре, потому что у того не было при себе денег, но тогда он еще не знал, кого встретил на дороге. Некоторое время спустя выяснилось, что Гавейн ап Лот бежал из плена у саксов, и направлялся в Камланн, намереваясь присоединиться к Артурову Братству. «Я знал, что он будет великим воином, — говорил отец, рассказывая эту историю. — А тогда я попросил его вспомнить меня. Уж очень мне хотелось, чтобы когда-нибудь меня узнал такой знаменитый человек. Правда, тогда он был просто хорошим парнем. Тихий, вежливый, щедрый, может, странный немножко… И все эти годы я думал, вспомнит ли он обо мне. И сомневался…»
Впервые отец рассказал эту историю девять лет назад. Он тогда только вернулся из поездки, а Гавейна ап Лота вообще мало кто знал. Но уже к концу того лета слава о нем разнеслась по всей Британии. Чего только о нем не говорили! Например, рассказывали, что ему удалось приручить коня Светлого Народа, бессмертное животное, быстрое, как ветер, и скакать на нем мог только он. Еще рассказывали, что он владел зачарованным мечом, который утраивал его силу в битве. Он мог одним ударом сразить троих. Никто не мог устоять перед ним. Учтивость и красноречие сделали его лучшим посланником Императора. Ну, и еще всякие небылицы: дескать, пчелы сами носили ему мед, а воду он мог добыть даже из камня. Как бы там ни было, со временем он стал одним из лучших воинов Британии, хотя все соглашались, что в его облике есть что-то жутковатое. Но восхищались им повсеместно, от Каледонии до Галлии. И вот вам, пожалуйста: он, оказывается, помнит моего отца. И он будет жить у нас в доме! Вот это гость!
— Ты же слышал, как отец рассказывал эту историю, — сказал я Горонви. — Наш всадник — это лорд Гавейн ап Лот!
Горонви с недоверием взглянул на меня и что-то пробормотал. Я не стал переспрашивать. И раньше он считал меня немного сумасшедшим, может быть, даже справедливо, но теперь я был слишком взволнован, чтобы придавать значение его бурчанию. Вряд ли кто-нибудь когда-нибудь разгружал телегу с дровами так быстро, как я управился в этот раз. Когда последнее полено полетело в дровяной угол, я бросил телегу и волов на попечение Горонви и убежал. В конце концов, это волы его отца, а не мои, вот и пусть возится с ними. Оказалось, что отец и лорд Гавейн все еще в конюшне. Конечно, я отправился туда, чтобы посмотреть, не нужна ли там моя помощь.
Нашу кобылку бесцеремонно выдворили из стойла. Ее место занял расседланный белый конь. Мой отец насыпал ему овса и конь спокойно похрупывал им, пока хозяин соломой протирал ему спину и бока. Делал он это довольно медленно, и сразу стало понятно, насколько он устал. Когда я вошел, он опустил руку с соломой и тихо спросил меня, не смогу ли я принести из дома немного горячей воды.
— Не стоит после дороги купать зверя, — покачал головой отец.
— Он ранен, — коротко ответил лорд Гавейн. — Нужно промыть рану. Тихо, тихо, Цинкалед, — успокоил он коня, по-моему, по-ирландски. Я вспомнил, что люди на Оркады прибыли из Ирландии пару поколений назад.
Я сбегал в дом и принес горячей воды. Воин аккуратно промыл рану на груди коня, продолжая говорить с ним по-ирландски. Интересно, неужели это действительно конь из Страны Блаженных? Он и правда выглядел огромным, сильным и очень быстрым.
— Рана недавняя, — заметил отец.
— Нам пришлось сражаться вчера днем, — ответил лорд Гавейн. Закончив обрабатывать рану, он занялся ногами животного и вычистил коню копыта.
Отец как-то неуверенно переминался с ноги на ногу.
— Помнится, когда мы встретились, у тебя не было коня, — сказал он.
Воин посмотрел на отца и неожиданно улыбнулся.
— Я забыл тебе рассказать, что отпустил его незадолго до нашей встречи. После того, как мы ушли от саксов. Да, так вот, я его отпустил, а он, дурачина, опять пришел ко мне уже в Камланне.
— Ну, почему же «дурачина», — удивился отец.
— Видишь ли, этому коню не место на нашей земле. Он дурачина, потому что остался здесь и теперь подставляет грудь под копья, которые предназначались мне. — Он поднял заднюю ногу жеребца и нахмурился, проверяя подкову. Даже я видел, что металл сильно изношен. Конь поднял голову, посмотрел на нас и опять уткнулся в кормушку. Лорд Гавейн вздохнул, отпустил копыто и встал. — Он очень устал, — словно оправдываясь, произнес воин и хлопнул жеребца по крупу. — Наверное, мне лучше бы побыть с ним сегодня вечером.
Отец аж вскинулся.
— Да как же так! — воскликнул он. — Я распорядился приготовить для тебя торжественный ужин! Ты же у меня в гостях! С конем все будет в порядке. Посмотри на себя, лорд Гавейн! Ты измучен ничуть не меньше, чем твой конь! — Воин задумчиво поглядел на отца. — Всеми святыми клянусь, неужто гордость не позволяет тебе принять мое гостеприимство?
— Наверное, ты прав, Сион ап Рис, — лорд Гавейн покачал головой. — Ладно. Раз ты говоришь, что с конем все будет в порядке… — он замолчал. — Хорошо. Благодарю тебя за гостеприимство. — Он с нежностью провел рукой по шее коня, что-то сказал по-ирландски, взял седельные сумки, и мы, все втроем, направились к дому.
Еда у мамы была почти готова. Свежий хлеб, масло, яблоки, сыр и крепкий темный эль уже ждали на столе. На огне доходило тушеное мясо с ветчиной и ячменем, а в воздухе витал соблазнительный запах медовых лепешек. Домашние собрались возле очага: моя тетя с тремя детьми (ее муж умер около шести лет назад); две мои сестры, брат, дед и мама. Остальным членам клана в двух других домах нашего хозяйства придется обойтись без тушеного мяса и ячменя. Они увидят гостя только утром.
Мой отец назвал всех, и лорд Гавейн вежливо поклонился. На некоторое время возникла пауза, которую мама прервала вопросом, не хочет ли благородный лорд снять плащ или умыться перед обедом. Она сказала, что мясу надо еще немножко потомиться, а потом можно и на стол подавать. Лорд Гавейн немного помолчал, словно раздумывая, и моя сестра Морфуд тут же подала эль, и проводила рыцаря к месту возле очага. Отец тем временем стащил со стола кусок хлеба, быстро намазал его маслом и немедленно съел.
— Тепло… хорошо, — с трудом проговорил лорд Гавейн и привалился к балке, поддерживающей крышу. Спустя минуту он расстегнул брошь, державшую плащ. До него дошло тепло очага. Вот уж, действительно, прав был отец, когда сказал, что всадник измучен больше коня. Я боялся, что воин сейчас упадет.
— Вчера днем пришлось сражаться, — с трудом произнес лорд Гавейн, — а погода стояла совсем не для битвы.
Интересно, с кем ему пришлось драться? На северо-западе полно бандитов. Даже летом я бы не рискнул прогуляться по северной дороге без копья. Конечно, если идти не близко.
Тушеное мясо, наконец, признали готовым, отец прочитал молитву, все перекрестились и принялись за еду. Мясо получилось отменным, медовые лепешки по вкусу не уступали своему запаху, и все, кроме гостя, ели с аппетитом. Лорд Гавейн хотя и похвалил старания матери, и даже задал пару вопросов о нашем хозяйстве, но ел мало и совсем медленно.
Когда с едой покончили и со стола убрали, мама посмотрела на гостя и покачала головой.
— Милорд, давайте сюда ваш плащ, — потребовала она. — На него же без слез смотреть нельзя. Я его починю. — Гость начал было отказываться, но мама стояла на своем. — Да и остальное нужно бы постирать и починить. Рис, приготовь гостю другую одежду, пока я не разберусь с этим… — она наморщила нос и кивнула на плащ. Надо сказать, выглядел он действительно довольно жалко.
Меня немного удивила настойчивость матери, но тут лорд Гавейн негромко сказал:
— Вещи не успеют высохнуть. Завтра утром мне надо ехать.
— Завтра так завтра, — кивнула мама. — Постираем, повесим у огня, прекрасно все высохнет. Подождёте немного. Только вот вам мое слово: не стоит вам ехать, тем более, утром. Вы не в том состоянии, чтобы путешествовать по такой погоде.
— Ничего, — ответил гость, — здоровья мне хватит. Так что с утра и поеду. Просто покажите мне, где можно лечь поспать.
— Воля ваша, милорд. Но дыру на плаще все равно лучше залатать. Через нее ветер вас достанет, и снег вымочит. А мне много времени на это не нужно.
Лорд Гавейн опять начал было проявлять вежливость и отказываться, и тогда мама, не слушая его возражений, попросту отобрала у него плащ. Воин покачнулся и сделал безуспешную попытку придержать плащ. Под плащом на блестящей кольчуге он носил шерстяную верхнюю тунику, и теперь все заметили, что туника рассечена, и края ее окрасились в темно-красный цвет.
— Ого! — удивленно воскликнул отец. — Похоже, не только твоему коню досталось!
Лорд Гавейн снова привалился к балке и потащил из ножен свой меч. Клинок светился неестественно ярко в полутемной комнате.
Лицо отца потемнело от гнева. Мама непонимающе смотрела на него, все еще сжимая в руках плащ воина. Я озирался в поисках оружия.
— Напрасно ты хватаешься за меч. — Отец говорил ровным голосом, и этот его тон я прекрасно помнил. В детстве он предшествовал моей порке.
Лорд Гавейн не ответил. Его глаза метались по комнате, словно ища что-то.
— Оставь меч в покое, — продолжал отец. — Я знал тебя всего два дня, и было это девять лет назад, но я помню, как ты освятил свой меч в Инис Витрин. И что, теперь ты собрался проливать кровь освященным оружием? Кровь хозяев, давших тебе приют?
Лорд Гавейн тоже покраснел и долго смотрел на отца. Затем он резким движением вложил меч в ножны. Его рука бессильно повисла вдоль тела.
Отец подался к нему.
— Дай-ка я осмотрю твою рану.
Я видел, что воина раздирают противоречивые желания. Потом он как-то беспомощно махнул рукой и начал расстегивать тунику. Моя мать, неодобрительно поджав губы, налила воды и поставила на огонь.
Да, рана оказалась серьезной. Удар копья пришелся по ребрам, оставив глубокий след. Лорд Гавейн осторожно отлепил от раны тунику. Его туловище украшало множество старых шрамов, даже непонятно, как можно было получить столько ранений. Больше пострадала правая сторона тела. Мама покачала головой, взяла чистую ткань и начала обрабатывать рану. Когда она прервалась ненадолго, воин бессильно опустился на табурет у огня. Он оказался худым, если не сказать истощенным, и время от времени нервно вздрагивал. Смотреть на него было больно: столько усталости и отчаяния выражало его лицо.
— Ну и зачем ты скрывал, что ранен? — сердито спросил отец. — Куда тебе с этим садиться на коня? Придется тебе погостить у меня подольше.
Лорд Гавейн пожал плечами и тут же поморщился от этого движения.
— Ничего. Я с этой раной уже проделал немалый путь. Ты же понимаешь… Фермеры здесь не очень жалуют Пендрагона. А сколько из них попробовали бы убить воина Артура, если бы узнали, что он ранен?
— Я бы не стал убивать гостя, будь он даже моим злейшим врагом, а уж раненого — тем более! — Лицо отца снова потемнело от гнева. — Я не люблю убивать людей, которых считаю друзьями, и плевать мне, какому господину они служат! К тому же я на стороне Императора.
Лорд Гавейн всмотрелся в лицо отца и смущенно улыбнулся.
— Прости меня. Что-то у меня с головой… Это же ты… Хотя встречались мы давно…
— Какая разница, сколько времени прошло? — ворчливо ответил отец.
— Я тогда даже не был воином. И столько всего случилось с тех пор! О Боже, Сион, как я устал.
— Оставайся, пока не отдохнешь.
— Ну, на этот раз я расплачусь сам!
— Да о чем ты говоришь! Иисус милосердный! Когда мой гость станет мне платить, я засею свои поля солью! Да ради всех святых и ангелов!
Лорд Гавейн снова улыбнулся, и в его темных глазах, казалось, разгорелся свет.
— Я забыл, что бывают такие люди, как ты, — сказал он очень мягко, скорее себе, чем нам. — И я не заслуживаю твоей доброты. А Иисус действительно милосерден.
Я во все глаза таращился на них, слушал их разговор, мало что понимая, и смотрел, как мама перевязывает рану. Наверное, я ждал чего-то другого от такого прославленного воина. Теперь я видел, что наш гость ненамного старше меня. Его лицо под грязью и спутанными волосами оказалось молодым и очень красивым. Но печать боли и разочарования искажала удивительно правильные черты. Видимо, поэтому он показался мне сначала старше. А если добавить сюда его подозрительность… Понятно, почему он вел себя так сдержанно. Я смотрел на свою семью, на тесный круг близких людей в полумраке теплой комнаты, и думал, что я могу позволить себе быть молодым. У меня есть дом, прекрасное место, которое есть за что любить.
И все же… все же сердце мое трепыхалось, как у залетевшего в дом воробья, который мечется под потолком в поисках чистого неба и ветра.