Глава двенадцатая

Однако уйти оказалось не так-то просто. Если не считать леди Моргаузы, шестеро всадников Медро представляли реальную угрозу. Мы успели сделать лишь несколько шагов вниз по склону холма, как нас заметил Ронан. Он тут же начал отдавать приказы на ирландском и велел нам остановиться. Лорд Гавейн громко свистнул, и тут же, откуда ни возьмись, появился Цинкалед. Он мчался по склону холма, и никто даже не подумал заступить ему дорогу. Конечно, конь господина должен был пребывать где-то неподалеку. Люди Медро только садились на лошадей, а лорд Гавейн был уже в седле. Он атаковал не успевших подготовиться всадников. В ходе короткой ожесточенной схватки рыцарь пронзил Ронана копьем, а когда он обнажил меч и зарубил еще одного воина, остальные повернули лошадей и пустились наутек. Наверное, жертв могло быть и больше, но лорд Гавейн не стремился уничтожить всех. Для моей больной головы событий оказалось слишком много. Так что ни о чем таком особенном я не думал. Просто поймал коня Ронана, забрался в седло, и мы с хозяином отправились в путь. На востоке как раз разгорались первые звезды.

— Милорд, — позвал я через несколько минут. — Мы что, преследуем воинов королевы? Что вы собираетесь делать с ними?

Рыцарь покачал головой. Вид у него был не лучший. От усталости и напряжения лицо хозяина осунулось. Наверное, иначе и быть не могло после всего, что произошло в хижине.

— Нам нет до них дела. В Деганнви у них найдется подкрепление. Пусть себе едут в крепость. А нам надо найти ночлег, и лучше это сделать до наступления темноты.

— А что произошло в Деганнви, пока меня не было? — рискнул я задать вопрос.

Он досадливо отмахнулся и заметил кровь у себя на ладони.

— Давай не сейчас, — попросил он. — Слишком много вопросов, требующих ответа. Утро вечера мудренее.

За ночь мы прошли немного. В крепость соваться не стоило. Вряд ли нас ждал там добрый прием. Поэтому мы свернули, не доходя до старой римской дороги, нашли подходящее местечко в лесу, поставили полог и развели костер. Лошадей отпустили пастись.

Было довольно холодно, а в лесу воздух еще к тому же оказался влажным. Не самая лучшая ночевка, но у меня даже мысли не возникло поискать какое-нибудь фермерское хозяйство поблизости. Милорд выглядел настороженным, и его опасения передались мне. Я подумал, что в этом краю не стоит доверять даже ночной лесной тишине. Я вспомнил семью и внезапно почувствовал себя очень одиноким. Леди Моргаузу мы победили, хотя бы на время, милорд жив, а большего пока и желать не стоит. Магические поединки, интересы королей, все эти заговоры и предательства просто не помещались у меня в голове. Мне бы дом, хлев и засеянные поля, тепло очага, и лица моей семьи! Как же мне было плохо от того, что ничего этого я не увижу! Сидя в лесу, в Гвинеде, среди высоких гор, я думал о своем привычном и очень хотел вернуться домой.

Лорд Гавейн подошел к огню и сложил на землю седельные сумки. Камень в рукояти его меча на мгновение полыхнул алым светом, как будто готовясь к новым напастям. С чего бы, подумал я. Да и вообще, я-то тут причем? Вот господин. Сын короля Лота, племянник Императора, привыкший и к битвам, и к магическим схваткам. Это его мир. А я что тут делаю? Очень хочется домой… Проще говоря, я устал.

Лорд Гавейн прилег у костра.

— У меня тут хлеб и сыр, — негромко сказал он. — И немного эля. Помнится, он тебе понравился. — Он достал флягу и протянул мне.

Я смотрел на фляжку, и мне хотелось то ли плакать, то ли смеяться.

— Спасибо, милорд, — только и сказал я. Он улыбнулся и стал доставать хлеб и сыр.

Конечно, на пиршество наше застолье никак не походило. Сейчас бы хороший кусок мяса! Сыром его не заменишь. Но я представил, как лорд Гавейн беседует с Саиди ап Сугином на кухне в Деганнви, и поразился, как ему и это-то удалось добыть. Не иначе Саиди содрал с него три шкуры за лежалый сыр и краюху хлеба. Вот если бы я там был… Ладно, что говорить! Я — это я, а лорд Гавейн — это рыцарь Императора Артура. Так что я занялся едой. Любая еда тогда была вкусной.

Несмотря на дурные предчувствия, спал я крепко, хотя, проснувшись, обнаружил, что шея затекла, колени ноют от сырости, а голова все же побаливает. Но я знал способ справиться с этими недомоганиями. Двигаться надо! Вон лорд Гавейн уже коней седлает. Он с улыбкой пожелал мне доброго утра, и я как мог обходительно ответил ему. Солнце только взошло, холодный влажный туман стекал с гор. Ничего, когда поедем, станет теплее. Милорд протянул мне остатки хлеба и сыра, я отломил по куску и вернул ему оставшееся. Свою часть я съел даже с большим удовольствием, чем вчера. Есть-то хотелось. Хозяин, к моему удивлению, расправился со своей долей даже раньше меня.

Мы быстро добрались до перекрестка и остановились, наблюдая, как дорога впереди уходит в туман. Утреннее солнце ярким пятном проступало на востоке, и я подумал, что скоро развиднеется.

Хозяин вздохнул и перевел взгляд с дороги на меня.

— Рис!

— Да, мой господин?

— Ты сказал вчера, что нашел Элидан.

Оказывается, я успел забыть про вчерашние злоключения.

— Нашел, милорд. Она в аббатстве Св. Елены, в Опергелейском монастыре.

— В аббатстве? — лорд Гавейн заметно растерялся.

— Она принесла обеты, милорд. Я нашел ее случайно. Эйвлин достало проклятие королевы. Она потеряла сознание. Идти было некуда. По счастью, рядом оказалось аббатство Святой Елены. — Я внимательно следил за собой, чтобы ненароком не упомянуть Гвина.

— Эйвлин? Кто это?

Я сообразил, что милорд даже не подозревал о ее существовании. Мы свернули на западную дорогу. Я подумал, как объяснить милорду роль Эйвлин во всей этой истории, и решил попросту рассказать все с самого начала, с размолвки с Руауном и до того момента, когда Эйвлин потеряла сознание.

— И вот я посадил ее на пони, и мы ехали, пока не встретили человека из этой Святой Елены, — закончил я. — Он нам и показал дорогу к аббатству. Леди Элидан помогает людям в тамошнем лазарете вместе с еще одной сестрой. Эйвлин не приходила в себя, а тут явился Медро со своими людьми, он за мной пришел, ну, чтобы королеве вернуть. Я собирался отправить вам письмо, попросить вас приехать и посмотреть, нельзя ли что-нибудь сделать для девушки. У тамошних целителей ничего не получалось.

— Да, конечно, — как-то не очень понятно ответил милорд. — Так. — Он нетерпеливо посмотрел на дорогу. — Монастырь Опергелей недалеко от моря… Значит, говоришь, аббатство рядом? — Он тронул Цинкаледа и сразу пустил его галопом. — Элидан! Я увижу ее! Ты с ней говорил?

Мне пришлось уговаривать коня, чтобы не отставал. Вообще-то, я рассердился. Что он заладил: «Элидан, Элидан!». Дело же не в ней. Эйвлин страдает! Ведь это она рисковала жизнью!

— Эйвлин много сделала для нас всех. Я просил бы вас помочь ей. Сможете?

Рыцарь пожал плечами.

— Посмотрю. Похоже, это для тебя очень важно?

— Еще бы не важно! Она мне жизнь спасла. А, кроме того, я собираюсь на ней жениться.

Милорд широко улыбнулся.

— Ах, вот оно что! Ну что же, поздравляю тебя, братец! Рад за тебя. — Он снова посмотрел на дорогу. — Возможно, я действительно смогу помочь этой достойной девушке. Даже не столько я, сколько мы с моим мечом. Не знаю, что получится. Мне еще не приходилось лечить пораженных магическим недугом. Но, поверь, сделаю всё, что в моих силах. Но ты извини, меня сейчас больше занимает Элидан. Что она тебе сказала, Рис?

Рыцарь пообещал помочь Эйвлин. Это хорошо. Но я понимал, что все его мысли заняты леди Элидан. Сейчас он ни о чем другом думать не может. И что тут делать, ума не приложу. Я поерзал в седле и посмотрел на хозяина. Оказывается, он зорко, прямо как настоящий ястреб, наблюдал за мной. Лучше бы спокойно встретить его взгляд и сказать правду.

— Ну, она сначала рассердилась, потом испугалась, когда узнала, что я ваш слуга. То есть она понимала, что я тут ни причем… В общем, она вас не простила. За эти девять лет она только укрепилась в мнении, что вы во всем виноваты. Она очень переживает из-за своей чести, которую потеряла, как она считает, по вашей вине. Она заявила, что не простит вас, но увидеть согласилась.

— Вот так, значит… — рыцарь отвернулся. Наверное, понимал, что дело плохо. — Я буду просить ее простить меня. Просто очень хочется повидать ее снова. Она здорова? Счастлива? Как думаешь?

— Да все у нее нормально со здоровьем. Если я правильно понимаю, она вполне может стать следующей настоятельницей в аббатстве. Думаю, она довольна своей жизнью.

Эта мысль явно пришлась по сердцу лорду Гавейну.

— Хорошо. Я боялся, что ее будут попрекать всю жизнь. Понимаешь, для многих то, что сестра короля спала с человеком, убившим ее брата, совершенно ужасно. Я рад, что ты ее нашел. — Он замолчал, размышляя о моих словах.

Хм-м, «довольна жизнью», думал я, глядя на него. Я вспомнил улыбку леди Элидан, обращенную к сыну. Что ж, в каком-то смысле, наверное, и в самом деле, довольна. А чего? Жизнь в аббатстве устроенная, она любит сына… Тут, впору пожалеть рыцаря, его-то жизнь сложилась куда менее удачно после их встречи. Тут дело в том, что она же не себя винила, а его. Вот интересно, как милорд встретится с сыном? И как парень отнесется к своему отцу? Впрочем, тут у меня сомнений не было. С восторгом, конечно!

Возможно, леди Элидан передумает, когда снова увидит милорда. Когда-то она его сильно любила. Я взглянул на хозяина. Он потирал рукой бедро с мечом и, как мне показалось, заново пересматривал все, что он сделал, в свете моего рассказа. Полагаю, что встретившись и поговорив с леди Элидан, он придет к заключению, что был не прав. Боже, сохрани меня от таких мучений совести, которые он сейчас испытывает. Мне захотелось отвлечь его от тягостных раздумий.

— Милорд, а как вы оказались с леди Моргаузой, когда Медро притащил меня к ней? Вы нашли мое сообщение?

Он хотя и с трудом, но отвлекся от своих размышлений.

— Твое сообщение? Ах да, меч и брошь. Они здесь, со мной. — Он порылся под плащом и достал памятную заколку. Она так и была погнута. Я же сам ее и согнул. Я взял протянутую вещь и тут же скрепил свой плащ. Так намного удобнее, чем связывать концы.

— Значит, вы все поняли? А что тем временем происходило в Деганнви?

Он погладил коня по шее и задумался, прежде чем начать.

— Я забеспокоился тем вечером, когда ты исчез, — сказал он наконец. — Деганнви — плохое место, всякое могло случиться. Я спросил Руауна, не видал ли он тебя, и заметил, что он встревожен. Он пожаловался на то, что ты был непочтителен с ним и ему пришлось тебя ударить, и высказал предположение, что ты просто испугался и сбежал. И настаивал, что тебя нужно примерно наказать. — Лорд Гавейн грустно улыбнулся. — Ах, Руаун. Он хороший человек, храбрый, благородный и щедрый, но он слишком много перенял от своего клана. Он — настоящий воин, а это, видишь ли, иногда заставляет человека видеть все в несколько искаженном свете. Воины Мэлгуна рассказали, что Руаун сшиб тебя с ног в ссоре, а после этого никто тебя не видел. Я ни на минуту не поверил, что ты сбежал. Руауну я уже не доверял. Медро лгал ему, и я больше не мог полагаться на чувства и мысли Руауна. Медро лгал и тебе, но тебе я доверял больше. — Рыцарь заметил мой недоуменный взгляд и добавил: — Ну, ты же не будешь строить козни и верить всяким россказням, не соответствующим действительности. И маски ты не носишь. Видишь ли, когда тебя посылают к другому королю, волей-неволей приходится надевать какую-нибудь маску. И доверия нет ни к кому, даже к своему товарищу. Так что я не доверял Руауну. Ранним утром я выехал из крепости, надеясь, что ты сумел оставить мне сообщение. Так оно и оказалось. Я нашел меч и брошь. И сразу понял, что ты хотел сказать. Вот только над боярышником задумался. Сидел на дереве и гадал, что ты имел в виду. А потом я вспомнил боярышник в Баддоне, боевой клич и то, как удалось разрушить щиты саксов. Вот тогда я и догадался, что ты хотел обратить мое внимание на Руауна. — Рыцарь вопросительно посмотрел на меня. Я кивнул. Он продолжал: — Это меня сильно огорчило. Я знаю Руауна много лет, и он всегда нравился мне, по крайней мере, с тех пор, как я вошел в Братство. Я никак не мог предположить, что Медро настолько заморочит ему голову, что он возьмется помогать ему. А ведь они собирались убить или околдовывать тебя...

— Да ничего такого он не сделал. Я просто хотел, чтобы вы его опасались.

— Это ты мне сейчас говоришь. А тогда я решил, что он сам хочет разобраться с Медро и моей матерью. Я бросил боярышник, взял меч и заколку, и отправился обратно в Деганнви.

Сначала я пошел к Руауну; он был дома, сидел на постели и точил копье. Поздоровался он весело, но немного натянуто. Я прикрыл дверь и стал смотреть на него, пока он не занервничал и не спросил, в чем дело. Я показал ему меч и брошь и рассказал, как я их нашел. Он повертел меч в руках, глядя на брошь. Я сказал: «К мечу была привязана веточка боярышника, и я понял, что надо спросить тебя. Ты ничего не хочешь мне рассказать?» Он быстро ответил, что ничего не знает и спросил, где Медро. «Понятия не имею, — ответил я, — и честно говоря, знать не хочу. Меня больше заботит вопрос о том, где Рис». И вот тут-то он себя и выдал. Начал обвинять меня, что я не забочусь о собственном брате и о своем клане. В ответ я сказал, что мой собственный брат выстроил заговор против меня и привлек к заговору его, Руауна. Тем самым он, Руаун, предал и меня, и своего Императора. Наверное, не стоило говорить с ним так резко. Ладно, извинюсь потом. Но я тогда был очень зол. Он тоже рассердился, но больше испугался и даже попробовал оправдаться. Он сказал, что я сошел с ума.

— Ну да, как раз этот вариант и предлагал Медро, — Я не успел рассказать милорду подробностей нашей ссоры.

— Руаун начал убеждать меня в том, что, по словам Медро, я все выдумал насчет Тьмы, и это, дескать, продолжение моего боевого безумия. Он очень убежденно излагал мне эту версию. А когда увидел, что на меня его рассказы не действуют, просто отказался со мной разговаривать. Я спросил его, что он думает насчет боярышника. А он объявил все это сплошным вздором. Кто угодно мог украсть брошь и подбросить ее. Вряд ли он сам этому верил, но тут была затронута его честь. Ведь я обвинил его в предательстве. Наконец я сказал ему, что поищу Медро. Он рассердился по-настоящему и начал набиваться мне в провожатые.

Медро не возвращался. Думаю, мать лечила ему голову, а к ночи вернулась в крепость. Медро возвращался один. Я перехватил его возле конюшни. «Мне показалось, что это твой меч, — сказал я ему и протянул оружие. Он уставился на него, не понимая, потом забеспокоился. Однако совладал с собой, и со всей своей очаровательностью небрежно сказал, что потерял его вчера вечером. Искал, искал, да не нашел. Потом он подумал и спросил, где мне удалось найти меч. И еще спросил, не было ли там тебя. Он на ходу пытался сочинить правдоподобную историю. И тут же начал мне ее излагать. Дескать, ты хотел уйти из крепости, поссорился со стражниками, и они погнались за тобой. А он, Медро, хотел их остановить, но они подрались и его стукнули по голове. Так что он понятия не имеет, что с тобой случилось после этого. А меч… может, кто из стражников обронил его?

Руаун слушал и кивал головой. Он сразу поверил, что так оно все и было. Тогда я спросил, кто из людей Мэлгуна стоял на воротах. Он без колебаний назвал имена, но в глаза мне не смотрел. Я понимал, что это ложь, но я также понимал, что он вполне может заставить людей Мэлгуна подтвердить его слова. Я отдал ему меч, сказал, что не верю ни единому слову и оставил их с Руауном вдвоем. С этого момента оставаться в Деганнви для меня стало опасно. Надо было уходить. Проблема была только в том, как не обидеть своим уходом Мэлгуна. А ночью из Камланна прискакал Агравейн…

Я не смог скрыть удивленный возглас. Милорд устало кивнул.

— Да, он стал просить Артура отпустить его, как только узнал, что в Деганнви прибыли отец с матерью. Он хотел повидать отца. Артур согласился не сразу. Он же понимал, надави отец на Агравейна, и тому придется принимать нелегкий выбор между интересами клана и верностью Императору. Но, в конце концов, милорд уступил, и Агравейн отправился в Деганнви со всей возможной скоростью. Вот он и прибыл заполночь.

В тот вечер в пиршественном зале было шумно. Люди Мэлгуна нарывались на ссору с людьми отца, и никакого меда не хватило бы, чтобы их успокоить. И тут врывается Агравейн! Ну, это все равно, что молния в ночи сверкнула. Агравейна всегда любили в отряде Лота, так что встретили шумно. Он ни на кого не обращал внимания, бросился к отцу, и они обнялись, как старые друзья после битвы, когда каждый считал другого павшим, а оказалось, что оба живы. Лот и Агравейн всегда были близки: их воля казалась единой, их радовало одно и то же. Когда Артур потребовал, чтобы Агравейн стал заложником, для Лота это стало тяжким испытанием. — Лорд Гавейн помолчал, словно собираясь с мыслями, а потом продолжил: — Отец всегда хотел, чтобы Агравейн стал королем Островов после него, и королевский клан и отряд благоволили брату. Он стал таким воином, каким и должен был стать. Закончив обниматься с отцом, он нашел меня глазами, а потом с восторгом приветствовал знакомых воинов из отряда. Отец оживился, усадил его рядом с собой и приказал позвать арфиста. Я смотрел на него и радовался. На некоторое время он стал прежним королем Лотом, словно скинул десяток лет. Но первый его вопрос Агравейну был о Верховном Короле. Они заговорили о битвах, потом перешли на охоту. Много смеялись. Но Медро уехал почти сразу после прибытия Агравейна. Он поклонился Лоту и сказал, что у него болит голова и ему надо прилечь. Мне это не понравилось. Понятно, что он бросился докладывать матери о приезде Агравейна. Но, может, у него и правда болела голова. А мне не хотелось покидать пиршественный зал.

Отец и Агравейн ушли рано. Им хотелось поговорить спокойно. Они очень радовались встрече, и я с удовольствием смотрел на них. У меня-то никогда не получалось порадовать отца военными успехами, не то, что у Агравейна. Но я все равно улыбался, глядя им вслед. Это был последний раз, когда я видел отца живым.

Слова хозяина меня поразили. Я и представить не мог, что с ним случилось такое горе. А милорд смотрел на дорогу, постукивая пальцами сильной руки по колену.

— Милорд… — беспомощно произнес я.

— Нет, Рис, так лучше. — Он покачал головой. — Бог рассудил верно. Лот больше не мог выносить ту жизнь, которую устроила ему мать. Он был гордым, сильным человеком и знал, что лучше умереть сейчас, чем через годы; лучше умереть сейчас… Я не оправдал его надежд. Зато он увиделся с Агравейном.

А я сидел в седле и думал, что разницы нет: один сын, или другой. Смерть отца — это огромная потеря, просто крушение мира. Наверное, мы с милордом по-разному воспринимали такое горе, но будь это мой отец, я бы, наверное, чувствовал нечто похожее. Я думал, что милорд замолчит, но он продолжил.

— Когда это случилось, с ним был Агравейн. Он сказал, что Лот замолчал на полуслове, поднес руки к голове и упал. Агравейн попытался помочь ему, затем побежал обратно в пиршественный зал, позвал меня, но и я ничего не мог поделать. В комнате нечем было дышать, она вся пропиталась Тьмой настолько, что ничего кроме смерти здесь и не могло приключиться. Тьма леденила сердце. Отец почти сразу окоченел; лицо посерело, кожа выцвела. Я знал, почему он так быстро умер.

— Королева? — с замиранием спросил я. Он, не глядя на меня, кивнул. Его лицо ничего не выражало.

— Но почему?

— Я думаю, она боялась, что приезд Агравейна помешает ее связи с Мэлгуном. А потом, Мордред сильно проигрывал Агравейну по части популярности в отряде. А еще он должен был унаследовать корону на Оркадах. Причин может быть несколько, но в том, что это ее рук дело, я уверен так же, как в том, что солнце садится на западе. Мне бы подумать об этом раньше, когда Мордред ушел. И вот теперь отец был мертв. Мы положили его на носилки, чтобы оплакать, и большую часть ночи служили панихиду, как у нас принято, при свете факелов. Агравейн был в ярости: он ругался, не останавливаясь… В чем дело? — неожиданно спросил милорд, глядя на меня.

— Ничего, милорд, просто один сон вспомнил, — смутившись, ответил я. — Продолжайте, пожалуйста.

Он всмотрелся в мое лицо.

— Да, я помню, твоему отцу снились сны… Видимо, ты перенял это от него. Ну что же, буду признателен, если ты мне расскажешь, о чем был сон.

— Когда умер ваш отец, мне снилась королева. Она творила заклинания. Потом я видел похоронную процессию. Несли тело на носилках. Впереди шел Агравейн. Он плакал. Я решил тогда, что на носилках лежите вы… И очень обрадовался, когда понял, что ошибался. Но, прошу вас, продолжайте.

Он кивнул. Он совсем не волновался. Не то, что я.

— Агравейн дал клятву, что если он найдет виновного в смерти короля Лота, этот виновный умрет от его меча. Он без конца повторял, что король Лот — величайший король в Ирландии, во всей Британии и на всех островах.

— А как же король Артур? — удивился я.

— Артур не король; он — Верховный Король, — ответил милорд с легкой улыбкой, мелькнувшей на губах. — В ту ночь мы не спали. На рассвете Агравейн отвел меня в сторону. Как раз вчера утром. Мне казалось, что наступающий день сделан из прекрасного, но очень хрупкого стекла, что он может разбиться в любой момент. По глазам Агравейна я видел: он не ждет сегодня восхода, а если он и случится, то земля, наверное, разверзнется и поглотит его. «Это сделала мама, — сказал он. А когда я покачал головой, так и вскинулся. — Нечего мотать головой! И ты, и я знаем, чья рука свела отца в могилу. Это она убила его, она, и наш сводный братец, ублюдок паршивый!».

Я поразился.

— Выходит, Агравейн знал, что отцом Мордреда был не король Лот?

— Конечно, знал. — Лорд Гавейн с удивлением посмотрел на меня. — Да об этом все знали.

— Я не знал. — Его ответ совсем сбил меня с толку. — Откуда мне было знать?

— Это же просто. Медро родился в Британии. Мой отец в то время сражался на севере, а мать осталась при дворе своего отца, Пендрагона Утера. Отца не было с мая по декабрь, а в июне следующего года родился Медро. А кроме того… — Он вдруг замолчал.

— Но тогда вы знаете, кто на самом деле его отец? — Милорд не ответил. А мне стало жутко любопытно. — Так знаете?

— Да, знаю. Но тебе не скажу. Вовсе не потому, Рис, что не доверяю тебе. Но раскрывать этот секрет не имею права.

— Но отец-то Мордреда знает, что у него есть сын?

— Да, знает. Но что он может поделать? У матери всегда имелись планы в отношении Медро. Знает ли Медро, чей он сын, не ведаю. Лучше бы ему не знать.

Некоторое время мы ехали молча. Я попытался осознать тот факт, что все всегда знали о том, что Медро — ублюдок, а потом почему-то подумал об Императоре Артуре, его прямых светлых волосах и широко расставленных серых глазах. Да нет, ерунда! Ведь Артур — сводный брат Моргаузы! Невозможно.

— Слова Агравейна звучали дико, — продолжил лорд Гавейн. — Впору было опасаться за него. Мать его никогда не любила. Но он же не станет открыто бросать ей вызов. И в отряде это понимали. С отрядом вообще непонятно. Могу поклясться, Медро держит отряд в подчинении, командует, как хочет, но случись что, все без колебаний примут сторону Агравейна. Но мать не допустит. Ее в отряде точно не любят, но боятся. Они знают, сколько ее врагов сошли в могилу. Ее они не посмеют осушаться. Но для них она как была иностранкой и ведьмой, так и осталась. А Медро, на их взгляд, слишком уж близок к ней. С Агравейном многие воины сражались бок о бок годами. Они и хотели бы присягнуть ему, но если Моргауза будет против, они не осмелятся.

— Мэлгун Гвинедский тоже пришел посмотреть на труп отца, даже приказал оплакивать его в Деганнви, хотя любому было видно, что он доволен. Наверное, рассчитывал, что и отряд, и имущество отца перейдут к нему. Агравейн хотел убить его на месте. Хорошо, что Мэлгун не знает ирландского, иначе драки бы не избежать. Мне пришлось успокаивать Агравейна. Я пробыл с ним несколько часов. В конце концов, я пообещал, что пойду и поговорю с матерью, а с него взял слово, что он не станет ничего предпринимать до моего возвращения.

Я собирался повидаться с ней с тех пор, как впервые понял, что Медро и Руаун не скажут мне, что с тобой случилось, но я хотел застать ее где-нибудь на виду у всех. А теперь мне, наоборот, хотелось переговорить с ней с глазу на глаз. Медро исчез — полагаю, за тобой отправился. И что мне было делать?

Ближе к середине дня меня разыскал Руаун. К Агравейну идти не хотелось, и я решил поговорить с ним. Руаун довольно странно на меня посмотрел и начал разговор как-то непонятно. «Ты же беспокоишься о своих близких?» Я ответил, что забочусь обо всех по мере сил, но беда в том, что некоторые из «моих близких» — мне враги. Например, Медро ненавидит меня с тех пор, как я покинул острова, а нашего лорда, короля Артура — еще дольше. «И с какой стати ты стал считать его своим приятелем?» — спросил я. Он начал оправдываться. Дескать, Медро ему не враг. А сейчас он уехал из Деганнви как раз из-за смерти отца. Но прислал сообщение, что нашел моего слугу. Я тут же спросил: где? «Он в пастушьей хижине, в горах, и он ранен. Медро просит тебя прийти. Я покажу дорогу сегодня, ближе к вечеру».

И я согласился. Почти. Я устал, и после смерти отца мне захотелось посмотреть на Медро. Он ведь не врал, когда говорил тебе, что в детстве мы были близки. Наверное, поэтому он так сильно меня и ненавидит теперь. Он же искренне считает, что это я его предал. Вот и Руаун просит меня пойти с ним. Я все равно хотел повидаться с матерью, так неужто я испугаюсь одного Медро? Я уже собирался согласиться, но спохватился. Руаун молчал как-то подозрительно долго. И тут я вспомнил твое сообщение. Я взглянул на него. Такое впечатление, что сквозь знакомые черты проступило что-то иное. Знаешь, так бывает: смотришь на чистую воду, и вдруг сквозь нее проступает тинистое дно. Поэтому я просто кивнул и сказал: «Вечером поговорим». Руаун холодно посмотрел на меня и ушел, не сказав больше ни слова, а я вернулся к Агравейну. Ты же убеждал меня, что Руаун не виноват, что он не сам по себе, и я все еще сомневался, насколько он попал под влияние Медро. Накануне мы не очень хорошо поговорили, но я надеялся, что он зла не помнит. Он, в общем-то, не злопамятный человек.

— Он не хотел предавать вас, — вступился я за Руауна. — Он ведь знает вас давно, вы вместе сражались, а с Медро он познакомился только здесь, совсем недавно. Красноречие может ввести в заблуждение кого угодно. Но это еще не повод, чтобы обвинять в безумии старого друга.

Лорд Гавейн только головой покачал.

— Руаун — хороший человек… Во всяком случае, когда он ушел, я поразмыслил и решил, что хочу посмотреть своими глазами на то, что они там задумали. Ты же знаешь, я здесь все кругом изъездил, и все пастушьи хижины знаю. Они же мне сказали, что ты ушел из крепости, стало быть, ушел на север, к главной дороге. А там есть только одна хижина. Я подумал еще немного, рассказал Агравейну о своих планах и отправился в путь. Я угадал. Возле пастушьей хижины я увидел лошадь матери. Ну, остальное ты знаешь. А вот мой сводный братец… — Он внезапно остановил Цинкаледа и положил руку мне на плечо. Долго смотрел в глаза, а потом тихо произнес: — Я в большом долгу перед тобой, Рис. Тьма моей матери преследовала меня всю жизнь, а теперь я свободен. Но если бы ты не остановил меня, когда я хотел ее убить, Тьма взяла бы верх надо мной. Только за это я благодарен тебе на всю жизнь. Но это не все. Ты ввязался в борьбу, до которой тебе не было дела. И ты боролся, терпел, сохранил веру даже тогда…

— Милорд! Ради всего святого, хватит меня нахваливать. Вы-то спасали меня больше, чем я вас. И разве борьба Света и Тьмы — не моя борьба? Никто же не говорил, что в этой борьбе могут участвовать только рыцари. Богу могут служить все! Я сделал не больше, чем должен был. — Я смутился и принялся рассматривать пятно на коже седла. Будь я слугой Ронана, давно бы его отчистил.

Лорд Гавейн дружеским жестом сжал мне плечо, улыбнулся и тронул Цинкаледа. Конь милорда сразу пошел галопом. Я пнул своего норовистого коня и поскакал вослед.

— Далеко ли до Святой Елены? — спросил милорд, оглянувшись. — Конь Ронана неплох, но на долгий путь его не хватит.

Мы достигли аббатства Святой Елены вскоре после полудня. Я чуть не пропустил поворот, но вовремя вспомнил высокий ясень, и мы поехали по тропе, пробитой отцом Гиллом и его кобылой.

Нам пришлось довольно долго стучать в высокие ворота, прежде чем открылось маленькое окошко. Нас изучала кареглазая женщина с тонкими чертами лица.

— У нас нет места для путешественников, — закончив осмотр, сказала женщина.

— Мы не ищем гостеприимства, — сказал я. — Моя спутница Эйвлин больна, она здесь, в аббатстве. Я и сам был вашим гостем до вчерашнего дня.

— Святая Мария! Это же тебя вчера увезли эти ужасные воины! Как ты здесь оказался опять?

— Мой господин выручил меня. А еще он может помочь вылечить мою спутницу. Попроси подойти сестру Телери.

Окошечко закрылось. Мы так и стояли у ворот: лорд Гавейн сидел в седле, слегка наклонившись вперед и сложив руки на коленях. Окошко распахнулось. На нас смотрела сестра Телери.

— О, Рис! Это ты?

— Я. Как видишь, вернулся в целости и сохранности. И со мной мой господин.

Сестра Телери впервые отвлеклась от меня и внимательно осмотрела рыцаря. Лорд Гавейн спрыгнул с лошади, подошел и коротко поклонился. Ворота открылись.

— Заходи. — Сестра Телери смотрела на господина, но говорила по-прежнему только со мной. — Твоей Эйвлин не лучше, думаю, это интересует тебя прежде всего. Ох, парень, как же я рада, что тебе удалось вырваться от этих диких ирландских демонов. Ты действительно думаешь, что твой господин сможет помочь девушке?

Я пожал плечами. Лорд Гавейн, вошедший в ворота, огляделся и ответил вместо меня.

— Я постараюсь. Хотя уверенности нет. — Хозяин помолчал, все еще озираясь по сторонам, а потом сам спросил: — Рис сказал, что леди Элидан, дочь короля Кау, находится среди ваших сестер. Это верно?

— Да, — коротко ответила сестра Телери. — Так что, посмотрите нашу больную?

— Конечно. Где я могу оставить коня?

Цинкаледа и мою лошадь устроили в конюшне, и мы последовали за сестрой Телери в постройку с низкой крышей. На дворе уже собралось несколько монахинь. Они во все глаза рассматривали лорда Гавейна. Его красный плащ и боевой наряд просто не могли не привлечь их внимание. Господин вежливо кивнул в их сторону и отвернулся. Наверное, он привык к любопытным взглядам.

Эйвлин лежала на постели в одной из келий. Очень бледная, я бы даже сказал — безжизненная. Ее пышные волосы рассыпались по соломенному матрасу. На солнце они еще больше напоминали спелую пшеницу. Я резко замер на пороге и хозяин натолкнулся на меня. А я стоял и смотрел только на Эйвлин.

Стоявшая возле постели сестра Телери нетерпеливо обернулась.

— Хватит уже глазеть на нее, — прикрикнула она. — Входи. Пропусти господина. Он же должен осмотреть ее.

Я вздрогнул и отошел в сторонку. Лорд Гавейн подошел к постели. Он опустился на одно колено, взял безвольную руку Эйвлин, послушал пульс, а потом положил руку тыльной стороной ладони на лоб девушки. Некоторое время сидел без движения, уйдя в себя, потом встал и нахмурился.

— Лихорадки нет, — сказал он сестре Телери.

— Да? — язвительно спросила она, — а то я сразу не заметила! — Она уперла руки в бока. — У нее вообще нет никаких признаков болезни. Но чтобы мы не делали, просыпаться она не хочет. Не шевелится даже. Рис говорит, что крестил ее, так что и с этой стороны все должно быть в порядке. Только все без толку.

— Вы не пробовали давать ей горячий мед с мятой? — спросил лорд Гавейн.

Сестра Телери с уважением посмотрела на него.

— Пробовали. Я знаю, это прекрасное средство привести человека в чувство. Но ничего не вышло. Она не может глотать. Даже не шелохнулась.

— Сердце бьется совсем слабо.

— Она вообще слабеет. Похоже, вы разбираетесь в лекарском деле.

— Немного разбираюсь, — кивнул господин. — Приходилось ухаживать за ранеными. — Лорд Гавейн встал, внимательно разглядывая неподвижную Эйвлин. — Я помогал Грифидду ап Кинану после сражений. Да и сам я бывал ранен.

— Вот как! — теперь в голосе сестры Телери определенно звучало уважение. — Грифидд — известный целитель. Я много о нем слышала.

— Да, он очень опытен, — рассеянно ответил лорд Гавейн, осторожно убирая прядь волос со лба Эйвлин. Теперь он взялся за меч. Судя по лицу, он предельно сосредоточился на том, что собирался сделать.

Сестра Телери шагнула вперед и тоже опустилась на колени, поправляя темное платье.

— Ваш слуга Рис ап Сион считает, что сон — результат проклятия. Я почти ничего не знаю о проклятиях, не считаю их причинами болезней, но здесь, видно, особый случай. Не могу понять, почему она не приходит в себя.

— Так и есть. Это — проклятие. Первый удар прошел, теперь она просто спит. Но Тьма поразила ее очень глубоко, и хотя сила проклятия расточилась, жизнь ушла от нее очень далеко. И все-таки я попробую… — Он закусил нижнюю губу и неторопливо извлек меч из ножен.

Сестра Телери напряглась. Не знаю, чего она ждала, но, судя по ее позе, она готова была перехватить руку рыцаря с мечом. Лорд Гавейн виновато улыбнулся.

— Я хочу попробовать кое-что сделать. Не знаю, поможет ли. Мой меч — не обычное оружие, ты не беспокойся. — Сестра Телери расслабилась, но смотрела на милорда все еще с подозрением.

Лорд Гавейн приложил лезвие меча ко лбу Эйвлин. Она не шелохнулась. Тогда он дотронулся до ее лба рукоятью. Я подошел ближе, чтобы видеть бледное лицо девушки под холодной сталью. Лорд Гавейн склонил голову.

Медленно-медленно меч начал наливаться светом. Сестра Телери громко вздохнула. Но я смотрел только на Эйвлин. Колеблющийся неровный свет пробежал по клинку, вычертил извилистую линию в центре и собрался в пучок на рукояти, прибретая темно-розовый оттенок.

Лорд Гавейн сосредоточился еще сильнее, хотя он и без того весь ушел в происходящее. «Господи, помилуй!», — произнес он на латыни, а потом перешел на ирландский и сказал что-то, чего я не понял. Господин словно стал выше ростом, расправил плечи, и по мечу растеклось ровное белое свечение. «Господи! Молим Тебя, разгони Тьму во имя Твое!»

«Аминь», — отозвалась удивленная сестра Телери.

Я затаил дыхание. Эйвлин глубоко вздохнула. Я тоже опустился на колени и взял ее за руку. Пальцы девушки остались холодны, но так бывает в холодную сухую погоду. Лорд Гавейн взялся за меч двумя руками, по его лицу и бороде струился пот. Он запрокинул вверх невидящее лицо и начал нараспев что-то говорить по-ирландски. Грудь Эйвлин начала вздыматься, мне показалось, что щеки у нее чуть-чуть порозовели.

— Эйвлин! — позвал я.

Девушка открыла глаза, увидела перед собой меч, и две коленопреклоненные фигуры. А потом увидела меня.

— Рис! — она оттолкнула меч и попыталась сесть. Полыхнула еще одна вспышка. Лорд Гавейн уронил голову на грудь. Меч он по-прежнему держал обеими руками, но видно было, что это удается ему с трудом.

— Рис, — повторила Эйвлин и сползла с постели. — Что происходит? Где наш пони?

— Эйвлин, — только и мог прошептать я.

— Ну что «Эйвлин»? — с легким даже раздражением повторила она. — Что случилось? Где мы? Мне что, кошмар приснился? А потом вдруг стало так хорошо… А ты меня разбудил! Да, как твоя голова?

Сестра Телери звонко рассмеялась, и Эйвлин впервые посмотрела на нее, а затем перевела взгляд на милорда. Глаза ее расширились, стали очень синими, и она снова беспомощно посмотрела на меня.

— Значит, это не кошмар был? — потрясенно спросила она. Ее затрясло. Пришлось обнять ее покрепче. — О, Рис, моя госпожа прислала… но я жива! Мы живы, а его нет! Ты сотворил это христианское колдовство?

— Да, я крестил тебя. Помнишь?

Сестра Телери недоверчиво посмотрела на меня.

— Этот человек и правда окрестил тебя. Только чуть не утопил при этом! Я бы сказала: перестарался. Ты спала. Все два дня. А потом вот этот господин тебя разбудил.

Эйвлин посмотрела на милорда и покраснела.

— Благодарю вас, господин Гвальхмаи ап Лот, — пролепетала она.

Лорд Гавейн встал, медленно вкладывая меч в ножны.

— Что бы я ни сделал для тебя, это все равно мало по сравнению с твоими подвигами. Ты спасла и Риса, и меня, рискуя жизнью. Ты пошла против своей хозяйки, моей матери королевы.

— Я его для себя спасала, а не для вас, — смущенно проговорила она.

— Знаю я, — усмехнулся милорд. — Он даже поведал мне о своих планах жениться на тебе.

Эйвлин порывисто повернулась ко мне, и теперь покраснел уже я.

— Рис, в самом деле? Что-то я не припомню, чтобы ты спрашивал меня, согласна ли я за тебя выйти. Что это ты надумал, Рис ап Сион?

— Я ... ну, так вышло. Я говорил с милордом, и оно у меня вырвалось…

— «Вырвалось»! — передразнила она. — Ты же на мне собрался жениться, а не на своем господине! Спросил бы меня сначала.

— А ты… не согласна?

— Я что, сказала, что не согласна? — Она гордо скрестила руки на груди. — Просто надо же подумать немножко, когда на тебе собираются жениться!

— Ну, прости меня. Подумай, конечно. А это долго? — Я не рискнул спросить ее прямо, согласна ли она. Надо было как-то успокоить ее.

Она посмотрела на меня с некоторым даже испугом.

— Нет, совсем недолго! — Потом она порывисто обняла меня и сказала: — Ой, Рис, Рис mo chroidh ban, я жива!

[Эйвлин говорит по-ирландски: «сердце моё»]
— и заплакала.

Я гладил ее по волосам, стараясь не глядеть на сестру Телери и господина.

Сестра Телери покашляла.

— Девушке нужно поесть что-нибудь.

Эйвлин даже не шевельнулась. А уж как мне не хотелось, чтобы она шевелилась! Сестра Телери вздохнула.

— Ладно. Пойду, поищу Элидан. А потом мы что-нибудь принесем.

— Элидан? — вскинулся лорд Гавейн. Даже не глядя на него, я чувствовал, как загорелись его глаза.

— Да здесь ваша леди, здесь, — грустно улыбнулась сестра Телери, — можете с ней поговорить. Только вот не думаю, что разговор у вас затянется…

— Сколько бы наш разговор не продолжался, мне этого хватит, — твердо сказал милорд.

Легкие шаги сестры Телери прозвучали у двери и удалились по коридору. Я взглянул одним глазом через плечо Эйвлин. Лорд Гавейн подошел к двери и выглянул наружу, а я снова занялся Эйвлин. Она перестала плакать и теперь требовала от меня полного отчета: где мы, как сюда попали и что вообще происходит. Я как раз дошел в своем рассказе до появления в аббатстве Медро, но тут вернулась с едой сестра Телери, а позади нее как-то обреченно шла леди Элидан.

Еду поставили возле постели. Никто ей особенно не заинтересовался. Леди Элидан стояла спокойная, гордо выпрямив спину, и смотрела на лорда Гавейна.

Он сделал шаг вперед, опустился на колено и воскликнул:

— Моя леди!

Она коротко кивнула:

— Лорд Гавейн. — Помолчала несколько мгновений. — Я рада, что вам удалось вернуть эту девушку к жизни.

— Да, наверное, в этом есть повод для радости. Но, миледи, я искал вас по всей Британии. Позвольте мне сказать то, что я давно ношу в душе.

В лице леди Элидан ничто не дрогнуло.

— Ваш слуга говорил, что вы будто бы хотели попросить у меня прощения.

— Истинная правда. — Рука господина сжала рукоять меча.

Эйвлин дернула меня за рукав и удивленно раскрыла глаза. Я покачал головой. Сколько бы нас сейчас здесь не было, это двое оставались одни. Это хорошо чувствовали все.

— Леди, — начал лорд Гавейн, когда молчание в комнате стало невыносимым, — я знаю, что обидел вас. Я с небрежением отнесся к вашей бесценной любви и навлек на себя бесчестье в глазах твоего клана и твоего королевства. Я поклялся и нарушил клятву, когда убил твоего брата. Тем самым я нарушил не только свою клятву, но и приказ моего господина. Я глубоко в этом раскаиваюсь. Я сполна осознал, что натворил, и чувство вины мучает меня куда больнее, чем любая рана. Вы этого не знали, и мой долг был сказать вам это. Леди, я был не прав. Я глубоко раскаиваюсь. — Он замолчал.

— Именно это вы и хотели мне сказать?

— Не только. Я хотел сказать, что любил вас тогда, и люблю вас сейчас. Я взываю к вашему благородству и прошу простить мой проступок.

— Благородство здесь ни при чем, — ровным, но немного грубоватым от напряжения голосом сказала леди Элидан. — Не думала, что увижу вас еще когда-нибудь после вашего отъезда из Каэр-Эбраука. Я не верила, что вы сожалеете о своем… проступке. Однако вижу, что сожаление действительно живет в вашем сердце. И все же… — Она отвернулась к стене, как мне показалось, чтобы скрыть слезы. Теперь голос ее звучал глуховато. — Когда я узнала, что вы меня предали, я решила пойти к своему брату Хуэлю и просить его отомстить. Но я поняла, что моя просьба уничтожит его так же, так как жажда мести уничтожила Брана. Я не пошла. Вместо этого я приняла несправедливость, приняла бесчестье и, не помышляя о мести, покинула Каэр-Эбраук. Со временем я стала относиться к своему стыду, как к наказанию за то, что спала с убийцей моего брата. И я смирилась. Думаю. Что и вам надлежит смириться тоже.

— Моя леди… — попытался возразить рыцарь.

— Нет! Молчите! — она порывисто повернулась к нему, и на глазах у нее действительно виднелись слезы. — Однажды я поклялась, что скорее убью себя, чем позволю вам приблизиться ко мне. Я не нарушу клятвы. Я не ваша дама. Я — сестра Элидан из аббатства Святой Елены. А вы — путник, случайно оказавшийся в наших стенах. Не более.

Хозяин так смотрел на нее, что в лице леди Элидан, наконец, что-то дрогнуло. Она закусила губу, словно от боли, резко вскинула руки, как будто хотела закрыть лицо, но взяла себя в руки, и не сделала этого. — Нет, — снова повторила она на этот раз шепотом. — Я вижу вас. Для меня это мучительно. Вы заставляете меня вспоминать то, что я предпочла бы забыть навсегда: любовь, слишком много любви; и предательство, и убийство, и бесчестие. Уходите.

— Все, что вы говорите, так и есть, — тихо ответил лорд Гавейн. — Я уйду, если таково ваше желание. И все же не могу не спросить: неужели в вас нет ни капли милосердия?

— Не могу позволить себе слабость, — она покачала головой. — И не стану тебе верить. Потому что если поверю, то опять потянусь к тебе. Однажды я поверила, меня предали, и больше мне не хочется выглядеть глупой девицей. Всё — ложь. Мир — ложь, его красота — обман. Не верю. Здесь, в этих стенах я смогу сохранить остатки своей чести, и пусть весь мир погибнет! Понимаю, что звучит это ужасно и несправедливо. Но… Я — сестра короля, я — дочь королей, и я должна быть сильной. — Она не смогла подавить рыдания и только махнула рукой. — Уходите! Прошу!

Лорд Гавейн склонил голову.

— Будет так, как ты хочешь. — Он повернулся к двери и тихо сказал через плечо: — Рис, я буду ждать тебя у конюшни. Приходи, как будешь готов. Надеюсь, вы с Эйвлин решите ехать со мной. Вот и поедем. Элидан… — Он протянул руку в сторону леди и бессильно опустил ее. — Желаю тебе счастья. — Рыцарь коротко поклонился и вышел. Тишина в комнате была тяжелее надгробной плиты.

Леди Элидан села на постель, закрыла лицо руками и беззвучно зарыдала.

— Ну и дура, — деловито подвела итог сестра Телери. Леди Элидан только потрясла головой. — Ты же любишь его! И он любит тебя безумно. Почему бы тебе не простить его?

— Да, люблю, — приглушенно ответила леди Элидан. — Я думала, все в прошлом. Я думала, все умерло. А он… Боже, как можно доверять миру? Что бы сказал мой клан?

— Да плевать на твой клан! — с презрением бросила сестра Телери. — Он-то здесь причем?

Леди Элидан подняла голову. Ее глаза ничего не выражали. — Они были бы правы. В этом мире нельзя жить.

— Конечно! Если не прощать зло, то как жить-то?

— Я должна быть сильной, — леди Элидан говорила само с собой и не слушала сестру Телери. — И я буду сильной… Бог мне поможет. Мирское зло — это и есть правда мира. Не хочу его видеть! Пусть вернется во тьму, откуда пришел!

Ее слова внезапно напомнили мне другой, холодный, нечеловеческий голос, говорящий: «Все должно вернуться к Тьме... Свет — это иллюзия, Тьма истинна и сильна». Воспоминание заставило меня вздрогнуть.

— Леди, — медленно произнес я, — это не очень христианские слова.

Она стояла заплаканная и, кажется, не очень понимала, что ей говорят.

— Уж я как-нибудь без тебя справлюсь, — высокомерно, как и надлежит королевской дочери, выговорила она. — И вообще, оставьте меня в покое! — С этим словами она выскочила из комнаты, хлопнув дверью.

Сестра Телери устало посмотрела на закрытую дверь. Мне показалось, что за эти несколько минут она постарела.

— Вот интересно мне, — пробормотала она, — чего ты на самом деле так боишься, прикрываясь своей честью? Хочешь сделать вид, что ничего этого не было? Так не получится. Однажды оно снова из тебя вырвется… — Она покачала головой и повернулась в Эйвлин, на глазах обретая свою обычную бойкость.

— Давай, питайся! — распорядилась она. — Я принесла тебе овсяных лепешек с медом. Съешь все до крошки! А потом пить будешь. Много. Ты же не пила все это время. — Эйвлин все еще смотрела на закрытую дверь. — Вот тут молоко, — продолжала хлопотать сестра Телери. — А на дверь нечего смотреть. Да и говорить тут не о чем. Сами разберутся.

Эйвлин начала есть. Сначала неохотно. Но очень скоро обнаружила, что голодна, так что лепешки быстро кончились, молоко тоже. Сестра Телери перехватила мой взгляд, которым я смотрел на еду, вздохнула и принесла поесть и мне. «А вот это твоему господину», — сказала она, кладя передо мной сверток. Я поблагодарил ее, хотя сказать, как на самом деле благодарен, так и не сумел. Какие бы сильные чувства не владели человеком, о каких бы высоких материях речь не шла, а есть-то надо. А до обеда далеко. Да и будет ли он?

Эйвлин как раз подчищала с тарелки остатки меда остатком овсяной лепешки, когда я, наконец, решился спросить ее, пойдет ли она с нами или подождет в аббатстве?

— Конечно! — воскликнула она и отряхнула руки. — Прямо сейчас и пойдем.

— Что ты глупости городишь? — возмутилась сестра Телери. — Ты же при смерти была. И часу не прошло, как встала.

— Может, и была, — не моргнув глазом, согласилась Эйвлин. — Так это ж когда? А теперь ваш бог и господин Риса меня полечили. Так что я в порядке. Могу идти.

— Можешь, только как бы тебе в обморок на дороге не упасть, — проворчала сестра Телери.

— Авось не упаду. Я же поела, и не пешком пойду, а на лошади поеду. А раз с проклятием теперь разделались, так что со мной случится? Я давно себя так хорошо не чувствовала. А Рису надо прямо сейчас идти.

— Про «сейчас» я же ничего не сказал! — удивился я.

— А чего тянуть? Хочешь дождаться, когда хозяин за тобой придет? Ты же как теленок при корове, чего тебе здесь сидеть со мной и смотреть, как господин в одиночку уедет?

— Нет, нельзя ему в одиночку. Я за него беспокоюсь, — признался я. — Он — замечательный человек, нельзя его одного оставлять.

Эйвлин некоторое время смотрела на меня, размышляя, а потом энергично кивнула.

— И то верно. Видно же, что человек хороший.

Я закусил губу и встал.

— Эйвлин, подумай, я же ненадолго уеду. Может, лучше тебе все же здесь побыть? А через месяц или около того вернемся к моему клану, на ферму, там и поселимся. Там моя родня, крепость неподалеку, возле Мор Хафрена, и заживем.

Ох как загорелись ее глаза!

— Ух ты! — воскликнула она. — У меня будет свой клан! И никаких проклятий! Знаешь, как надоело везде чужой себя чувствовать! Но подожди, ты же мне так ничего и не рассказал. Как оно все сложилось? Ведь, ты говоришь, два дня прошло? Ну, понятно, что от Медро вы избавились. И миледи победили. Это само по себе великая победа. А куда мы теперь? Впрочем, мне без разницы! Куда ты, туда и я. Даже если придется лошадь украсть, я все равно за тобой поеду. Даже если вас понесет куда-нибудь во вражью страну, все равно с вами пойду! Солнцем и ветром… нет, Христом богом клянусь! Собирайся, идем!

Сестра Телери покачала головой.

— Не стоит вам никуда собираться. Рис, ты что, забыл, что у тебя с головой не все в порядке? Тебе покой нужен, да и ей тоже.

— Нет. А как же мой господин? Если я останусь, что я скажу леди Элидан?

Сестра Телери нахмурилась.

— Ну, так и скажешь.

— Не. Как я с ней говорить буду? Знаешь, я не думаю, что она умно поступила с лордом Гавейном.

— Да ладно тебе! Что ты понимаешь в высоких отношениях? — сестра Телери поджала губы. — Ты бы хоть о ней подумал! — она махнула рукой в сторону Эйвлин.

— А чего обо мне думать? Я с ним иду! От меня так легко не избавишься!

Сестра Телери сложила руки на груди и уставилась на Эйвлин с осуждающим видом. Эйвлин нагло посмотрела в ответ, тоже скрестила руки, и придала лицу точно такое же выражение. Губы сестры Телери дрогнули, еще несколько мгновений она боролась с собой, а потом все-таки рассмеялась. Села на постель рядом с Эйвлин и погладила ее по руке.

— Да, похоже, из всех здесь присутствующих ты — самая здоровая. Черт побери, я в твоем возрасте тоже своевольничала. Потом к сестрам прибилась, вся моя семья так и взвыла. Иногда своеволие не вредит. Ладно, иди. И подумай, насчет того, стоит ли тебе выходить замуж за этого парня. Оба ведь упрямые, как ослы. Вы и Северное море в феврале убедите стать похожим на озеро. Рис, иди и скажи своему лорду, что вы будете готовы, как только я подберу кое-что для Эйвлин в дорогу. — Она насмешливо посмотрела на меня и махнула рукой. — Иди уж!

Ну, я и пошел. Шел и думал: вот как это так? Посмотрел бы я на сестру Телери подобным образом, и что? Да ничего. А Эйвлин посмотрела — и всё, убедила. Надо же: Северное море в феврале!

Лорд Гавейн, как и обещал, ждал у коновязи. Он задумчиво поглаживал Цинкаледа по шее, а конь так же задумчиво пожевывал его волосы. Увидев меня, он хлопнул коня по холке и, прихрамывая, пошел мне навстречу.

— Сейчас поедем, — сказал я. — Сестра Телери собирает Эйвлин в дорогу.

— Господи! Она же чуть не умерла! Ты думаешь, она готова ехать?

— Говорит, что поедет, даже если придется для этого лошадь украсть! Она вроде в порядке. Она же слабая была от голода и от усталости, теперь уже лучше. И вот еще, сестра Телери передала это для вас. — Я протянул пакет.

Он рассеянно посмотрел на меня и даже не сделал движения, чтобы взять сверток.

— Лучше бы вам подождать здесь хотя бы несколько дней. Я вернусь в Деганнви, а ты приедешь потом.

— В Деганнви? — Я удивленно посмотрел на него. — Вы же решили, что это опасно.

— Было бы опасно, если бы я преследовал приятелей Ронана. Никто не будет поднимать шум из-за того, что отряд потерял пару человек. Об этом не беспокойся. У Мэлгуна нет причин желать моей смерти. Агравейн успокоит воинов. А мать… думаю, ей сейчас не до того. Агравейн знает, что меня не будет несколько дней, но не успокоится, пока я не вернусь. К тому же, опасаюсь, как бы он не повздорил с Мэлгуном.

Да, звучало разумно. Действительно, в Деганнви сейчас не опасно. Теоретически…

— Хорошо, едем в Деганнви, — как можно спокойнее сказал я.

Но милорд все еще сомневался.

— Милорд, это недалеко. Эйвлин может ехать со мной. Если твоего старшего брата есть кому поддержать, там нам будет спокойнее, чем здесь. Медро знает про это место. Если он еще жив, может снова выследить нас.

— Вряд ли, — лорд Гавейн покачал головой. — Не о том ему надо думать. Видишь ли, на его глазах рухнул образ его божества. Мать ведь для него божеством была.

— Ну и хорошо. Тогда едем. Эйвлин сейчас будет готова.

Лорд Гавейн устало покачал головой, хотел еще что-то возразить, но потом махнул рукой. Мне хотелось обнять его за плечи, поговорить по душам, как со своим братом или кузеном, помочь ему в словах излить накопившуюся боль. Только не получился бы у нас разговор. Милорд в лучшем случае выслушает меня, а в худшем просто отвернется и отойдет в сторону. Так что я уложил сверток с лепешками, переданный сестрой Телери, в седельную сумку коня Ронана.

Однако сестра Телери и Эйвлин не торопились. У меня возникло ощущение, что сестра Телери собирает Эйвлин в дальнюю дорогу, а Эйвлин все это деловито упаковывает. Может, оно и к лучшему. Мы же недолго пробудем в Деганнви, а в дороге все пригодится. Наконец, они вышли. С ними и в самом деле был большой мешок. Лорд Гавейн не без труда пристроил его на спину норовистому Цинкаледу так, чтобы не мешал выхватывать дротики.

Сестра Телери понаблюдала, как милорд достает и возвращает обратно дротики, щелкнула пальцами и повернулась ко мне.

— У нас до сих пор лежит та острая палка, которую ты притащил с собой. Тебе ее отдать?

Я недоуменно посмотрел на нее.

— Ну, тот дротик, что ты дал нести Гвину?

— Ах, это! Но это же его дротик. Он просто не хотел, чтобы кто-то видел его с оружием, поэтому сказал, что просто помог мне нести. Послушай, а ты не могла бы как-нибудь незаметно вернуть ему его имущество?

Сестра Телери поджала губы, но глаза озорно блеснули, и она кивнула. Я объяснил хозяину, с удивлением слушавшему наш разговор:

— Это мы о Гвине говорим, о том парнишке, который показал мне дорогу сюда. Один из детей, которых аббатство воспитывает из человеколюбия. Его прочат в священники, и естественно, не хотят, чтобы он играл с дротиками.

Лорд Гавейн кивнул и еще раз проверил, надежно ли закреплен мешок Эйвлин. Сестра Телери бросила на меня косой взгляд, но ничего не сказала. Она-то понимала, что я делаю и почему.

Когда все пожитки оказались упакованы, милорд повернулся к сестре Телери и поклонился.

— Сестра Телери, — с некоторой долей торжественности произнес он, — мы все трое многим вам обязаны.

Она фыркнула.

— Это за что же? За то, что вы вылечили эту девицу, а я перевязала голову ее ухажеру? А что еще, по-вашему, надо делать монахине, врачующей больных? Но, сдается мне, вы не это имели в виду.

— И все же я вам очень признателен. — Милорд улыбнулся. — На вашем месте многие записали бы нас во враги. Ну как же! Я заставил переживать вашу помощницу, причинил ей боль. А вы нам помогали. Вот за это я и выражаю вам свою благодарность. Мы у вас в долгу. Отплатить мне особо нечем, но все же… — с этими словами милорд содрал золотые наручи с локтей и протянул ей. — Прошу вас, примите это в знак моей признательности за вашу неоценимую помощь. Ваше согласие будет для меня честью.

Монахиня задрала брови, покрутила головой и стала рассматривать наручи. Сразу становилось понятно, что они тяжелые и очень дорогие. Некоторое время она колебалась, а потом протянула руку и взяла одно украшение.

— Ладно. Отдам в обитель. У аббатства много проблем. А эту оставь себе. Деньги лишними не бывают, а в дороге всякое может приключиться. Идите с миром. Благослови вас Бог! И доброго пути!

Лорд Гавейн надел оставшийся наручник, снова поклонился и сел. Я поблагодарил сестру Телери и поцеловал на прощание — она очень удивилась. Я сел на коня, помог Эйвлин устроиться в седле передо мной. Сестра Телери открыла ворота, и мы покинули стены аббатства Святой Елены.

Однако еще до главной дороги нас ждало очередное прощание. Из кустов выскочил Гвин с деревянным мечом в руках и радостно заорал: «Рис! Не бойся! Я тебя спасу!»

Лорд Гавейн остановил Цинкаледа.

— Это тот самый парень, который был вашим проводником? — спросил он меня.

— Да, милорд, — ответил я, молясь, чтобы Гвин не стал поминать свою маму.

— Тебе удалось бежать? Ты сражался с ними? — засыпал он меня вопросами.

Лорд Гавейн, высокий, я бы сказал, элегантный, сидел на своем великолепном коне, улыбаясь чумазому восторженному мальчишке.

— Небольшое сражение случилось, — сказал он. — Мы с Рисом победили. Думаю, тебя Гвин зовут?

Мальчик жадно осмотрел рыцаря с ног до головы. Его темные глаза распахнулись во всю ширь. Наверное, я понимал, что он сейчас чувствует. Перед ним на дороге стоял герой из песни. Парень низко и довольно неуклюже поклонился.

— Д-да, Великий Лорд. Ты господин Риса? Ты тот самый прославленный воин из Братства?

— Да, Гвин. Ты прав. Я — господин Риса, и зовут меня Гавейн ап Лот. Спасибо тебе за то, что проводил моего слугу в аббатство.

— Да это же пустяки, лорд Гавейн! — Лицо Гвина вспыхнуло, словно факел. — Рис, а почему ты мне не сказал, что служишь такому господину? — Гвин перевел взгляд на Эйвлин. — О! И твоей подруге тоже явно лучше! Это здорово! — Он взялся за мое стремя и улыбнулся мне во весь рот. — Теперь я понял: твой господин тебя спас, а потом поубивал тех злых воинов огненным мечом?

— Ну, так уж прямо и всех? Зачем? Только некоторых.

Он подпрыгнул от радости.

— Эх, хотел бы я там оказаться! Ты же знаешь, я могу метать дротики. Я бы сражался с ними, когда они пришли, только… — Его лицо увяло. Я вспомнил, как леди Элидан упала под ударом меча Медро.

— Может, тебе еще придется подраться, когда станешь постарше, — пытаясь его утешить и отвлечь, сказал я.

— Я бы и тогда с ними дрался… но мне не дали, — обиженно произнес Гвин. — Знаешь, прошлой ночью мне кошмар снился. Я видел, как они издевались над тобой и мамой!

— Ну, это же сон, — я очень хотел отвлечь его от мыслей о матери, но не знал, как.

— Да, сон! — Он улыбнулся. — Я знаешь как орал? Все перебудил. Мама дала мне теплого молока и пела, чтобы я уснул. Она давно так не делала, с самого моего детства.

Лорд Гавейн рассмеялся. Гвин вспомнил о нем и ему стало неловко.

— Я рад, что вы спасли его, лорд Гавейн, — пробормотал мальчишка.

— Знаешь, я тоже радовался, когда он спас меня, — серьезно ответил рыцарь. — Так почему бы и мне не спасти его? — Гвин ошеломленно посмотрел на меня, а милорд наклонился с седла, положив руку на колено. — Кажется, ты потерял свой дротик, когда помогал Рису?

Гвин сокрушенно кивнул.

— Да, хороший был дротик. Мне Хиуэл его дал. Я могу другой сделать, но вот как баланс подобрать…

— Не горюй. Вернешься домой, вдруг он отыщется? А пока… — рыцарь достал один из своих дротиков и протянул Гвину тупым концом вперед. — Вот, держи. У этого баланс отличный!

По-моему, Гвин даже дыхание затаил, когда протянул руку за подарком. Схватил. Крепко прижал к груди.

— Благодарю, лорд Гавейн! — произнес он, пунцовый от смущения, и опять попытался поклониться.

— Береги его, парень, — посоветовал я дрогнувшим голосом. — И тренируйся. Станешь хорошим воином, приезжай в Камланн. Между прочим, Императора Артура тоже считали ублюдком, и он тоже воспитывался в монастыре. Чего в жизни не бывает!

Хозяин посмотрел на меня с некоторым удивлением.

— Насчет тренировки, это Рис верно сказал. Занимайся побольше, — он ободряюще кивнул Гвину. — Однако я слышал, ты собираешься стать священником? Ну что же, это тоже благородное дело.

— Я хочу стать воином! — гордо заявил Гвин, погладив дротик. — Ты и вправду думаешь, что я смогу? — спросил он у меня.

— Да, — твердо ответил я, — если очень захочешь.

Лорд Гавейн подобрал поводья.

— Что ж, удачи тебе! Надеюсь когда-нибудь встретить тебя в Камланне. Еще раз спасибо. — Он тронул коня, и Цинкалед тут же пошел размашистой рысью. Я поспешил за ним. Гвин смотрел на нас с восторгом, сжимая в руках дротик. Отъехав на некоторое расстояние, мы услышали за спиной нечто подобное боевому кличу.

Лорд Гавейн все еще улыбался.

— Храбрый парень. А что, Рис, ты, в самом деле, думаешь, что он когда-нибудь попадет в Камланн?

— Может, и попадет. — Я не смотрел на милорда. — Парень мне нравится. А здесь, в Святой Елене, как бы он не пропал. Обидно будет.

Лорд Гавейн кивнул. Лицо его снова стало серьезным. Наверное, опять вспомнил о леди Элидан. Я с горечью думал: вот ведь судьба! Годами он нес это бремя, и все без толку! А теперь еще и Гвин… В мире столько всего намешано, и всегда что-то идет не так. И все-таки доля милорда лучше, чем то, что выбрала для себя леди Элидан. Конечно, ничего она не забудет. И отгородиться от мира не сможет. Такой гордый дух, как у нее, сродни жестокости. И разве в монастыре ей место? Не сможет она довольствоваться этими стенами.

Загрузка...