Летнее королевство

Глава третья

На следующий день отец снова отправил меня за реку, на этот раз добыть плашек для починки коровника. По мне, так не особо он нуждался в ремонте, но меня не спрашивали. Отправились мы с моим братом Дэфиддом. Я весь день думал о нашем госте, вспоминал его историю и почти не обращал внимания на окружающее. Я все представлял, как вот сейчас из леса выедет эта Элидан, вся в синем шелке, словно королева Дивного Народа из песен. Правда, потом я вспомнил, что рыцарь описывал ее худой и некрасивой, но тут я ему просто не верил. Это лорду Гавейну могло так показаться.

Отец не раз говорил, что если можно что-то исправить, надо просто брать и делать, а если исправить ничего нельзя, надо положиться на Бога. По мне, так лорд Гавейн был слишком жесток с этой дамой. Правда, воины обычно и бывают жестокими. Все, что о них рассказывали, все, что пели в песнях, сводилось к насилию, жестокости и распутству, поэтому мне казалось, что угрызения совести нашего гостя слегка преувеличены. Для воина, привыкшего к грабежам и убийствам, беспокоиться о чести какой-то девицы неестественно. Ко времени возвращения домой я уже полностью отошел от впечатления, вызванного историей рыцаря, да к тому же промерз насквозь и устал.

Я зашел в конюшню, чтобы пристроить волов, и застал там лорда Гавейна. К моему удивлению, он чистил нашу кобылу. Я так и замер и стоял, пока он не обернулся ко мне и не улыбнулся. Вернув на место собственную отвисшую челюсть, я с трудом вымолвил:

— Ну, зачем вы так, милорд? Не пристало вам это занятие…

— Напрасно ты так думаешь, — ответил он. — Мне же постоянно приходится ухаживать за лошадьми. А тут у вас такая замечательная маленькая кобылка...

— Да я не про то! Вы, ну, вы ранены, и вы же гость!

— Э-э, оставь. Дело нехитрое. Вот за волами я ухаживать совсем не умею. Вообще, довольно мало знаю о скоте. Разве что с овцами бы справился. — Он снова вернулся к своему занятию, что-то тихонько напевая себе под нос. Наша гнедая потерлась об него головой и закрыла глаза, блаженствуя. Наверное, это пришлось не по нраву его жеребцу. Он вскинул голову и заржал. Лорд Гавейн рассмеялся и заговорил с ним по-ирландски. Я еще с минуту наблюдал за этой сценой, потом взял вилы и пошел к волам. Слова рыцаря словно бы все поставили на место.

После ужина я разомлел. Мама посоветовала мне отправляться спать, но я не настолько устал сегодня, чтобы пропустить следующую часть рассказа. Я устроился справа от очага и поиграл с нашей гончей. Ей очень нравилось, когда за ушами чешут. Стоило мне отвести руку, как она тут же начинала неистово меня вылизывать.

— Я думал о том, что ты рассказывал вчера вечером, — сказал отец лорду Гавейну, — и пока не понимаю, почему сначала ты не хотел ничего говорить, а потом все-таки рассказал… Так ты и в самом деле убил Брана?

— Да. Убил, хотя мог бы пощадить его. — Гость говорил совершенно спокойно.

— Это случилось в бою? — спросил отец, и тоже совершенно спокойно.

— Да, но я все равно мог бы пощадить его.

— Мне рассказывали, что в бою ты становишься страшен…

Лорд Гавейн помолчал, обдумывая ответ.

— Да, бывает. Но только не в тот раз. Не было никакого боевого безумия. Хорошо. Я расскажу все, как было. Я должен это сделать.

Бран выступил в сентябре. До этого у нас были тяжелые дни. Никаких больших сражений, сплошные набеги. Для лошадей обременительно. Мы же должны перемещаться быстрее врагов. Впрочем, война — тяжелое дело для всех. Мне просто некогда было думать о том, что случилось в Эбрауке. Я вообще ни о чем не думал, кроме как о том, когда, наконец, удастся отдохнуть.

Но в сентябре милорд удостоил меня приватным разговором. Мы остановились на землях клана Гогирфана, отца королевы Гвинвифар. Это был дружественный клан. Мы устроили там госпиталь, где во время всей северной кампании лечили раненых. Леди Гвинвифар ухаживала за ними лучше, чем лекари. Артур женился на ней еще до того, как закончилась кампания, но все его внимания занимала война.

Итак, милорд вызвал меня для разговора. Мы сели за стол, Артур достал карту и стал изучать дороги. Я никогда не понимал, где он берет силы для всего, в то время как у меня их оставалось все меньше.

— Бран выступил из Эбраука, — сказал Артур, — или вот-вот выступит.

Я рухнул в кресло напротив него, и с тоской подумал, что это я не смог предотвратить бедствие. Милорд оторвался от карты и сказал: «Не стоит себя корить. Это не твоя вина. Сейчас важно, как остановить Брана, пока саксы не проведали, что он выступил против нас. До Каэр-Эбраука не меньше сотни миль; но по южной дороге мы могли бы там оказаться дня за четыре, а то и за три, если очень поторопимся. Да, можно и за три, но тогда у нас не останется сил, чтобы сражаться. Бран собирает войска. Как я понимаю, он рассчитывает застать нас врасплох, начав кампанию во время сбора урожая, но это задержит и его. А если война затянется, его армия и вовсе разбредется. В любом случае, все свои силы он собрать не сможет, поэтому я думаю, что надо рискнуть и сразиться с ним именно сейчас.

Я беспокойно зашевелился в кресле, и Артур это заметил.

— Мы отправимся в Эбраук завтра, сразимся с Бранном и вернемся на север через две недели. Саксы не успеют перехватить нас там. А чтобы занять их чем-нибудь полезным, я прошу короля Уриена предпринять несколько набегов. Это собьет саксов с толку. Но если силы у Брана значительны, а он ведь готовился к сражению, считай, все лето… — Артур нахмурился, изучая карту. Потом поднял глаза на меня и стал спрашивать, кто из соседей Брана, по моему мнению, поддержит его, а кто предпочтет воздержаться. Все-таки я провел там довольно времени, чтобы изучить обстановку. Я сказал, что мне представляется маловероятным, что соседи Брана готовы рискнуть короной ради неопределенных перспектив. А вот если Бран сможет добиться хотя бы временного успеха, тогда ситуация переменится. Конечно, были и другие недовольные короли, тот же Мэлгун Гвинедский, которые спят и видят, как бы выступить против Артура, но они далеко от Эбраука и, если мы поспешим, едва ли от них будет исходить угроза.

— Тогда так и сделаем, — заключил Артур. — Но, дьявол побери этого Брана! Для нас он выбрал очень неудобное время. Элдвульф готов к сражению, и если разбить его, а мы сможем это сделать, то с ним будет покончено. Бран наверняка учел это и думает, что я не стану прекращать почти выигранную кампанию.

Король вздохнул и снова уткнулся в карту. Я ждал.

— Я хочу, чтобы ты отправился прямо сегодня, — сказал он наконец. — Братство будет готово не раньше завтрашнего полудня, а ты поскачешь сейчас. Передашь Брану мои условия. Пусть он думает, что мы все еще находимся к северу от Вала и будем дожидаться его ответа. Постарайся внушить ему, что Братство сможет собраться не раньше, чем через неделю. Не думаю, что тебе удастся уговорить его не выступать, но попробовать стоит. Бран — благородный человек, и не станет причинять вред королевскому герольду, если только… ходили слухи, что между тобой и его сестрой завязались некие отношения… Это правда?

Я старался не смотреть на короля. Разглядывал стол, покрытый глубокими порезами, и свои руки, поверх стола. Морфрана и второго нашего товарища я просил молчать о нашей связи с Элидан, но все оказалось напрасным. Король каким-то образом прознал об этом. Он уже и раньше обращался к этой теме, но в шутливой форме, словно речь шла об арфисте, сочинявшем новую песню. Однако теперь было не до шуток. Королю я врать не мог.

— Так что, правда ли это? — требовательно спросил Артур.

Я молчал. Но долго так продолжаться не могло. Пришлось посмотреть ему прямо в глаза. Стыд ранил меня больнее, чем острие копья. Он отправил меня в Эбраук с определенной миссией, а я предал его доверие.

— Правда, милорд, — собравшись с духом, произнес я.

— Почему ты сразу мне не сказал?

Я пожал плечами, не зная, что ответить.

— Дела навалились — пробормотал я. — Некогда было. Но раз надо, я готов отправиться к Брану прямо сейчас.

— Мне вовсе не нужно, чтобы тебя там убили, — отрезал Артур. — Пошлю Руауна.

— В этом нет необходимости. Когда мы покидали Эбраук, Бран понятия не имел о наших отношениях. Думаю, и сейчас не имеет. Девушка не настолько глупа, чтобы рассказать ему об этом.

Артур отрешенно изучал мое лицо. Я не раз видел у него подобное выражение, когда ему после битвы докладывали, кто из его людей пал в бою. От смущения я сделал вид, что разглядываю карту. Ясно же, что король разочарован мной.

— Она красива? — неожиданно задал он вопрос. Взгляд его смягчился.

Я уже открыл рот, чтобы сказать «нет», но вместо этого произнес:

— Как молодая береза при западном ветре; как песня жаворонка. — Как только я это проговорил, мне тут же нестерпимо захотелось увидеть ее. Господи! Чего бы я не отдал за такую возможность! Хотя сделка, наверное, была бы неравной.

Артур улыбнулся. Кажется, в этот момент он подумал о Гвинвифар.

— Хорошо. Если ты уверен, что Бран не посвящен в ваши дела, можешь ехать.

— Милорд, я уверен, что он не догадывается! — вскричал я. — Откуда бы Брану прослышать об этом? — Мне очень хотелось вернуть расположение моего господина.

Артур подробно объяснил мне мою задачу и условия, при которых Бран может рассчитывать на мирный исход. Я вышел из комнаты, оседлал Цинкаледа и поскакал на юг. И думал при этом только об Элидан.

Я прибыл в Каэр-Эбраук и долго торчал у ворот, ожидая, когда Бран спустится из дворца. Мы так и говорили перед воротами. Он выслушал предложения Артура с холодным безразличием, а когда я замолчал, сказал только:

— Вас изгнали из этой страны. Я мог бы убить тебя за то, что ты вернулся. — Я положил руку на рукоять меча, но он не обратил на это внимания. — Ты быстро проделал путь с севера. Посмотрим, сможешь ли ты так же быстро вернуться и передать этому ублюдку, Артуру ап Утеру, вздумавшему претендовать на трон императора Британии, что в Эбрауке есть свой король, что Бран, сын Кау, имеет побольше прав, чем у него, на титул Пендрагона, и что мы не собираемся ему кланяться! Иди и скажи ему! — закричал он с каким-то диким восторгом и, вытащив меч, плашмя шлепнул моего коня по крупу. Цинкалед встал на дыбы, но я усмирил его, обнажил свой меч и отсалютовал Брану. Свет, живущий в моем клинке, вспыхнул, подобно молнии, — у меня не обычный меч, — и люди Брана шарахнулись в стороны.

— Я в точности передам твой ответ милорду Верховному Королю, — сказал я. — Только имей в виду, это будет конец Ллис Эбраук и твоего королевства. — Я развернул коня, и мы помчались по дороге быстрее птицы. Конечно, я был зол на весь свет, но все равно думал только об Элидан. Я ехал на север, пока не встретил Братство, и сказал Артуру, что Бран завернул меня от городских ворот с оскорблениями. Милорд не удивился, только вздохнул, покачал головой и показал мне место рядом с собой. Мы ехали молча. Никому не нравилось прерывать северную кампанию ради одного мятежного короля. Летние бои достаточно утомили нас, и лишнее сражение никого не радовало.

Но, так или иначе, мы оказались в Каэр-Эбрауке через три дня после того, как я покинул его. Брана предупредили о нашем приближении всего за пару часов, но в городе были собраны достаточные силы, а на то, чтобы запереть ворота и поставить часовых на стены много времени не нужно. Мы разбили лагерь неподалеку от стен и стали думать, что делать дальше. Мы не могли позволить себе длительную осаду, в этом случае северную кампанию можно было считать проигранной. Но как взять город? Это римляне знали, как штурмовать укрепленные города. Теперь так никто не воюет.

Утром на заре Артур вышел из своего шатра и обошел стены, внимательно изучая кладку. Он вернулся к концу завтрака и приказал отряду выдвинуться и начать грабить западный Эбраук. Ячмень и пшеница на полях как раз поспели, можно было убирать, но убирать было некому, поскольку весь народ укрылся за стенами в городе. Никто нам не мешал.

Уже через два дня Бран вышел из-за стен с тремястами всадниками и двумя сотнями пехотинцев. Считая ополчение, под его командой собралось до полутора тысяч человек. Король не мог позволить себе потерять урожай. В Братстве к этому моменту оставалось не более шестисот воинов. Часть не смогла пойти с нами, поскольку отправилась в набег куда-то далеко, часть залечивала раны, полученные во время летней кампании. Зато конница наша насчитывала почти триста всадников. А это неплохие шансы при таком раскладе. Но сначала Артур предпочел провести переговоры.

Место для них выбрали посреди сожженного поля, на границе с еще нетронутыми пастбищами. Это должно было напомнить Брану о цене затеянной им войны. Мы оставались в седлах, а Бран с тоской озирался по сторонам и, кажется, не особо вслушивался в то, что говорил ему Артур. А зря. Верховный Король предложил щедрые условия мира: вернуть награбленное, предоставить телеги для переброски зерна из тех областей Эбраука, до которых мы еще не добрались, сюда, на пепелище. За это от короля Брана требовалось только присягнуть Верховному Королю и согласиться выплачивать дань. Но Бран даже не дослушал его.

— Ты обещаешь вернуть мое собственное достояние, разграбленное твоими бандитами? Очень щедро! А как ты вернешь мне мою сестру, а?

Артур даже не взглянул на меня и потребовал, чтобы король выражался яснее.

— Я говорю о моей сестре Элидан, — со сдерживаемым бешенством прорычал король. — Она была самой чистой женщиной во всей Британии, пока твой блудливый колдун не развратил ее. Сможешь исправить это зло, ты, император Британии? Я приму твои условия, если ты выдашь мне человека, которого посылал на переговоры…

— Молчать! — приказал Артур. — Сначала ты заставляешь своих людей ссориться с моими, потом хватаешься за частную обиду, как за предлог выступить против меня, а теперь еще чего-то требуешь?

— Ты называешь это частной обидой? — заорал король. — Твой посланец делает из моей сестры шлюху, и ты считаешь это частным делом? Не верю я тебе, да и никому из вас! Я намерен защищать своих женщин, даже если ради этого придется воевать с тобой!

— Хватит, — снова остановил его Артур, и, как ни странно, король Бран послушался. — А теперь выслушай меня. Ты замышлял смуту с тех пор, как пришел к власти. Когда неделю назад ты с оскорблениями прогнал моего посланника, ты не высказывал подобных претензий!

— Да знай я тогда об этом, — воскликнул Бран, — живым бы он от меня не ушел! — Он с бешенством взглянул на меня. — Ты! Проклятый колдун! Не дожить тебе до конца этого дня! Я найду тебя в сражении!

Раз он теперь прямо обращался ко мне, я мог ответить. Но не стал, а лишь спросил:

— Где твоя сестра?

Он ожег меня очередным бешеным взглядом.

— Я заточил ее! Тебе до нее не добраться! А сегодня ты умрешь от моего меча! Моей руке хватит силы оборвать твою проклятую жизнь!

— Сила живет не только в твоих руках, — ответил я. Сохранять полное спокойствие мне помогала уверенность в том, что я точно убью его сегодня. Я всматривался в лицо короля Эбраука: густые каштановые волосы, борода, рассеченная старым шрамом, глаза такого же цвета, как у Элидан, серый жеребец, плащ с пурпурной каймой… Достаточно для того, чтобы узнать его во время боя. Мысль о том, что придется его убить, казалась мне очевидной. И вовсе не потому, что он оскорблял меня. Нет, он был братом Элидан и посмел встать между мной и тем, что мне принадлежало.

С тем мы и вернулись на свои позиции, заранее намеченные Артуром. Он отослал Бедивера, по обычаю командовавшего конницей, а потом придержал за узду Цинкаледа и тихо произнес:

— Постарайся не убивать Брана сегодня.

Я не ответил. Артур наклонился в седле и заставил меня посмотреть ему в лицо. Затем он отпустил моего коня, и зычным голосом призвал наших людей достойно сражаться во славу Британии.

Это битва ничем особым не отличалась от множества других. Артур выбрал холмистую местность, которая поневоле рассеивает ряды атакующих и сокращает численный перевес противника. Наши основные силы оказались нацелены на центр Брана, где стояла его пехота. По флангам он расставил ополчение, укрепленное на правом фланге конницей. Мы атаковали еще до того, как Бран привел в готовность все свои силы, и заставили его центр отступать. В рядах противника сразу возникло замешательство. Люди Брана попытались нас окружить, но остальные, опасаясь попасть под удар нашей конницы, отступили. Отряд Брана попытался прекратить отступление, чем еще больше сбил войска с толку. В прорыв пошла наша конница и пробилась на правое крыло войск Брана.

Я уже говорил, что в сражении на меня нисходит воинское вдохновение. Это не то же самое, что безумие берсерков. Всё становится ясным, как родниковая вода, а все вокруг начинают двигаться очень медленно, словно в воде. Ран я не чувствую, да и вообще ничего не чувствую, кроме радости битвы. В этом странном ослеплении я не помню, кого и скольких я убил. Хотя, наверное, должен был бы помнить… Но сам бой я вспоминаю отрывками. Так вот, начало нашей атаки я помню, примерно с того момента, как я метнул первый дротик. А дальше… дальше всё, как во сне.

Но кое-что все же застревает в памяти. Я помню, как воин на сером коне, с густыми каштановыми волосами пробивался ко мне, но для того состояния, в котором я находился, это ровным счетом ничего не значило. В какой-то момент мы с ним оказались лицом к лицу, и я будто бы вспомнил что-то. Я нанес удар с плеча, попал, как и ожидал, по руке, сжимавшей меч. Меч выпал. Всадник вскрикнул от боли, развернул коня и погнал его галопом, прижимая руку к груди.

Я все еще не понимал, что делаю. Я погнался за ним. Кто-то мне пытался помешать, но все они пали от моей руки. Сейчас-то я понимаю, что искал Брана, а тогда во мне оставался лишь азарт битвы.

День перевалил за середину. Наши всадники разметали конницу Брана, а потом и весь его отряд. Он сдался после того, как их король бежал с поля боя. Вдали я заметил мелькнувший плащ с пурпурной каймой. Он уходил. Меня охватило нестерпимое желание увидеть врага в луже крови. Он значительно опередил меня, но для Цинкаледа это не имело значения. Так что мы быстро его догнали.

Солнце стояло еще высоко. Красивый свет лежал на осенней листве. Шум битвы остался далеко позади, а теперь, за холмом, и вовсе перестал быть слышен. Самым громким звуком остался топот копыт, звяканье сбруи и трудное дыхание. У короля Эбраука оказалась неплохая лошадь. Другие кони давно пали бы, а она продолжала нестись галопом. Но вот споткнулась раз, другой, и Брану пришлось остановить ее. Он спрыгнул на землю, прикрылся щитом и выставил вперед копье. На лице короля застыла бешеная улыбка, больше похожая на оскал. Из-под грязи, пота и крови сверкнули зубы.

— Ну, колдун, — крикнул он, — я смотрю, твой меч не светится больше? Неужто мужество посильнее магии?

Я не понял ни слова. Осадил Цинкаледа и соскользнул на землю с мечом в руке. Я был в бешенстве, хотел убить его, и мое боевое безумие здесь ни причем. Скорее, наоборот, потому что не было никакой привычной ясности, глаза мои словно застлал красный туман, а во рту стоял соленый привкус. Я завыл как-то по-звериному и бросился на него.

Первый мой удар он отразил щитом, но при этом неловко повернулся, подставив правую часть тела с раненой рукой. Я нанес еще пару ударов, и понял, что его защита преодолима. Но враг еще стоял на ногах. Клянусь Небесами, он храбро сражался и на лице его так и застыла эта дикая ухмылка. «Я… не боюсь… твоей магии, — прохрипел он. — Я — король, король, дьявол тебя забери!» — Видно, слишком много сил потребовали от него эти слова, потому что щит его немного опустился и предоставил мне шанс. Я поднырнул под копье и вонзил меч прямо в сердце врага. Он рухнул на меня и умер еще до того, как тело достигло земли. Я отступил и позволил ему упасть на траву. Плащ Брана потемнел от крови, и пурпурная кайма больше не бросалась в глаза. Я дважды пнул тело ногой, бросил его на прокорм воронам и вернулся к Артуру. Да, я убил короля Брана.

Лорд Гавейн надолго замолчал. В его глазах стояла старая боль, о которой мне не хотелось думать. Он наклонился к огню и потер правую руку большим пальцем левой. Я заметил, что так и сжимаю загривок нашей гончей. Собака жалобно скулила и пыталась вырваться.

— Ни один человек в Братстве не упрекнул меня, — медленно проговорил наш гость. — Лишь Артур спросил меня, где Бран, и я сказал, что король Эбраука мертв. Он промолчал и только как-то странно взглянул на меня. Не гневно, нет, только… не знаю. Нельзя сказать, что с этих пор он стал меньше доверять мне. Народом своим клянусь, он — величайший из всех лордов на земле, и я не заслуживаю чести считаться его воином.

На следующий день после битвы мы подъехали к воротам Каэр-Эбраука, и люди открыли нам. Сводный брат Брана, Эргириад ап Кау, был избран главой королевского клана. Бран хотел, чтобы после него правил его родной брат Хуэйл, но тот оказался таким же задиристым, а Эбраук, похоже, больше не хотел воевать с Артуром. Эргириад и не чаял стать королем, так что теперь готов был на что угодно, лишь бы удержать неожиданно свалившуюся на него власть. Он немедленно принес клятву верности Артуру. Верховный Король без выкупа освободил пленников, которых нам все равно некуда было девать, вернул добычу и действительно помог доставить в разоренные нами земли провизию из нетронутых войной мест. На том Эбраук и примирился с нами. Так закончился бунт короля Брана. Милорд планировал отправиться на север на следующий же день, а по пути совершить набег на южную Дейру. Я пошел искать Элидан.

Бран сказал, что заточил ее, но я знал, что она где-то в городе. Я немного побродил по замку, хватая попадавшихся под руку слуг и требуя от них, сказать, где сестра короля. Наконец, одна старуха указала мне дорогу. Я поспешил в указанном направлении, но от нетерпения дважды сбивался и забредал не туда. С тех пор, как я убил Брана, мне казалось, что весь мир умер, что в нем совсем не осталось живой крови. Усталость одолевала меня. А думал я только об Элидан.

Оказалось, Бран запер ее в маленькой комнатке над дворцовой конюшней. Она ничего не знала о битве, пока не увидела меня. Старуха, та самая, что указала мне дорогу, раз в день приносила ей еду, а больше она не видела никого.

Мечом я сбил засов и ворвался в комнату, даже не подумав постучать сначала. Она стояла в углу, прижавшись к стене, готовая драться, пока не увидела и не узнала меня. Лицо ее озарилось, словно на него упал солнечный луч. И вообще, в комнате, по-моему, стало намного светлее.

— Гавейн! — вскрикнула она, подбежала ко мне и упала в мои объятия. Я схватил ее, наверное, сильнее, чем нужно, без конца целовал волосы, шею любимой, и на душе у меня понемногу светлело.

Прошло немало времени, прежде чем она отстранилась, жадно осмотрела меня и, положив руки мне на плечи, начала задавать вопросы.

— Как ты здесь оказался? — первым делом спросила она и, не выслушав ответ, стала задавать следующие вопросы: — А что мой брат? Было сражение? Он принес присягу? Где Император?

Что я мог ей ответить? Я попытался снова обнять ее, но она упиралась руками в мои плечи, смотрела на меня сияющими глазами и продолжала спрашивать:

— Когда было сражение? — А потом сразу без перерыва: — Брат узнал обо всем. Он очень разъярился! Вот, заточил меня здесь. Я чуть в обморок не упала, когда услышала, что он прогнал вас из города! Ну, скажи же! Он в безопасности?

— Это так важно? — глупо спросил я.

— Мой брат, и не важно? — Она нахмурилась. — Как это может быть? Так что с ним? — Внезапно ее глаза расширились. — Говори! Что с ним? Он ранен?..

— Он мертв, — сказал я, отводя глаза.

— Нет, о нет! Ты же обещал! Ты поклялся!

Только тут я вспомнил, что и вправду обещал ей, что не причиню вреда ее брату. Вспомнил и ужаснулся. Я нарушил клятву, но до сих пор ухитрился даже не вспомнить об этом. И тогда меня охватил гнев. Я пришел в ярость из-за того, что она связала меня этой дурацкой клятвой!

— Да, обещал. Но смысла в таких обещаниях нет ни на грош. Это сражение! Твой брат напал на меня, он хотел меня убить! И что я должен был делать? Предложить ему для этого свой меч?

— Гавейн, — произнесла она таким тоном, что я в удивлении воззрился на нее. Глаза ее потемнели, а лицо побледнело. Что-то во мне извивалось и отчаянно хваталось за край внутренней бездны. — Гавейн, ты убил его?

Я долго не находил ответа, а потом воскликнул в отчаянии:

— Да, убил! Он заслужил каждый дюйм стали, поразившей его! Он предатель и мятежник, зверь, который запер тебя здесь, разлучил нас и оскорбил меня! Да, я убил его!

— Ты нарушил клятву, ты — убийца, — голос ее был ровным и холодным. — Наверное, ты и впрямь колдун. Так назвал тебя Бран. О, мой брат, о, бедный Бран! — Она отвернулась от меня, подошла к стене и прислонилась к ней головой, прижав одну руку к губам. Ее плечи под тонким платьем содрогались. В конюшне под нами лошади беспокоились в стойлах, в соломе на крыше ворковали голуби.

Я тупо стоял посреди комнаты и ничего не видел. Глаза заволокло черным светом.

— Элидан, — позвал я. Она не двинулась с места. — Я прошу тебя, выходи за меня замуж. — До этого момента я как-то не удосужился попросить ее об этом. Но как только я произнес эти слова, неожиданные для меня самого, я понял, что хочу этого больше всего на свете.

Она повернулась ко мне, ее лицо исказилось, но глаза смотрели горько и холодно, как у Брана.

— Замуж? — мертвым голосом повторила она. — Замуж за тебя? За человека, убийцу моего брата, чья кровь еще не остыла на твоих руках? Замуж за клятвопреступника? Жаль, что я не умерла в тот день, когда впервые увидела тебя! Оставь меня!

В два шага я пересек комнату и схватил ее за плечи.

— Нет, не прогоняй меня! Все, что угодно, только не прогоняй! Народом своим клянусь, я все сделаю…

— Уходи! Дай мне скорбеть о погибшем. Я больше не хочу видеть тебя живым. Вы, воины, все одинаковы, не думаете ни о чем, кроме своей славы. Тебе плевать, что ты причиняешь боль, лишь бы получить свое и попасть в песню. Тебе не понять меня. Ты умеешь убивать, ты благородной крови, ты красив, ну так пойди, найди себе какую-нибудь шлюху, которая клюнет на все это! Я достаточно побыла шлюхой, больше не хочу.

— Зачем ты так говоришь?!

— Уходи! — закричала она и ударила меня по щеке, а потом еще раз. Я отпустил ее плечи. — Если ты еще хоть раз приблизишься ко мне, клянусь, я убью себя. И будь уверен, своей клятвы я не нарушу.

Я отступил и смотрел на нее, а она стояла неподвижно, прямая и гордая, ее губы приоткрылись, глаза слишком яркие, лицо мокрое от слез. Я чувствовал, что если я оторву от нее взгляд, моя душа тоже расстанется со мной. Но что, скажите на милость, я мог сделать еще? Так я совершил самый трудный поступок в жизни: повернулся и вышел, очень тихо прикрыв за собой дверь. Уже выходя из конюшни, я услышал ее плач по мертвому брату и прибавил шагу. С тех пор мы больше не виделись.

Лорд Гавейн замолчал. Я перестал почесывать собаку, и она заскулила и толкнула меня головой с надеждой. Пришлось стукнуть ее, чтобы отстала. Гость внезапно позвал ее, и она подошла, вежливо понюхала руку, затем устроилась у его ног, а он, как и я недавно, начал почесывать ее за ушами. Отец нахмурился.

— И ты ничего больше не сделал для этой женщины?

Воин пожал плечами.

— Я разыскал старика, Хиуэла, и отдал ему все деньги, которые были при мне, и еще занял у других воинов Братства. Я наказал старику, чтобы леди Элидан ни в чем не знала отказа. Вряд ли он сказал ей, откуда у него деньги, иначе она бы не приняла этой помощи, но я уверен, что деньги дошли по назначению. Я пошел к ее сводному брату Эргириаду, новому королю, и просил его позволить ей делать все, что заблагорассудится. Пришлось и ему сделать подарки. Деньги на этот раз я одолжил у самого Артура. Похоже, она уехала из города в тот же день. Она взяла свою коричневую кобылу, Хиуэла, еще одного слугу и мула, нагруженного каким-то добром. Никто не знает, куда она отправилась. Известно лишь, что они повернули на юг. Денег я ей оставил достаточно. Могла прикупить себе земли и нанять батраков для ее обработки. Почти уверен, что ни к какому другому королю она не пошла. Еще раньше она говорила, что не любит двор с его вечными интригами.

— Ну и зачем ты ее ищешь? — спросил отец. — Сам же говоришь, что, судя по всему, она сумела устроиться где-нибудь и не бедствует.

— Я должен испросить ее прощения. Я даже не сказал, что виноват.

— И для этого ты отправился в путь в середине зимы? — Отец скептически посмотрел на него. — Знаешь, милорд, это, конечно, все очень благородно. Наверное, для такого человека, как ты, это даже необходимо, но можно же было подождать до лета?

Лорд Гавейн улыбнулся и снова занялся собакой.

— Понимаешь, все как-то времени не было. До Баддона война не прекращалась, а потом… потом я хотел, но мой господин сначала послал меня в Дейру, затем в Гвинед, а потом и в Каледон. Я как раз возвращался из поездки к Энгусу Макерку из Далриады, и пришлось остановиться на ночь в Каэр-Эбрауке.

Ухаживая за лошадью, я разговорился с одним из слуг при дворе. Он сказал, что, по его мнению, она уехала в восточный Гвинед, в горы Арфон. Я подумал и решил, что у меня будет время ее поискать. Я написал милорду письмо и отправил его в Камланн с человеком, который меня сопровождал, а сам отправился в Гвинед с тем самым человеком, который рассказал мне о ней.

— Подожди, я слыхал, что король Мэлгун Гвинедский — враг Артура, — заметил отец.

— Верно. Гвинед не друг Пендрагону. Но я не собирался навещать короля Мэлгуна, мне просто надо было найти Элидан. Однако слуга из Каэр-Эбраука ошибся: ее там не оказалось.

Отец задумчиво хмыкнул.

— Похоже, этому человеку просто понадобился провожатый. Он же сам из Гвинеда?

— Может, ты и прав. Он действительно оттуда. Была какая-то давняя история… Кажется, он убил родича и сбежал. Однако его клан принял его, когда мы приехали. Но он же сказал, что Элидан собиралась в Гвинед. Я выяснил, что она и в самом деле проезжала через Каэр-Легион, ее там запомнили. Но в Арфоне следы терялись. Я обшарил всё, от Кастель-Деганнви до истоков Сэферна. Никто ничего не видел и не слышал. Пришлось возвращаться в Каэр-Легион и думать, куда еще она могла направиться… Вот с тех пор я так и ищу ее.

— Да, Господи, зачем вы ее ищите? Не понимаю! — воскликнула Морфуд. На протяжении всего рассказа она становилась все беспокойней, и теперь смотрела на лорда Гавейна одновременно и вопрошающе, и игриво. — Ну, обиделась на вас женщина, за то, что вы ее обесчестили. И что? Чего за ней бегать-то? Или вы по-прежнему намерены жениться на ней?

Лорд Гавейн даже не взглянул на мою сестру. Он думал.

— Да, — произнес он, наконец. — Я бы женился на ней. Только она-то этого не захочет. Она гордая женщина, ради любви она готова на все, но и ради ненависти тоже. Нет, все действительно ужасно! Хуже некуда.

— Да что же тут ужасного? — не унималась Морфад, поправляя волосы. — Вы же влюбились. Да, я бы, наверное, тоже сильно огорчилась, убей кто-нибудь Риса или даже Дафидда, но вы же убили этого Брана в бою, он был мятежником и пытался убить вас. Если бы Рис кого-то убил, а потом запер бы меня в хлеву на неделю, я бы его простила.

— Экая ты добрая, — проворчал я. — Хорошо бы ты там в этом хлеву и осталась.

Лорд Гавейн даже не улыбнулся.

— Все намного сложнее, — сказал он, покачав головой. — Меня же послали с определенной миссией. Бран дал мне кров, я был его гостем. И я предал и того, кто пустил меня в дом, и своего господина. Я опозорил сестру короля, нарушил слово и убил ее брата. Я ослушался своего господина. Солнцем и ветром клянусь, смерть — самое малое, что я заслужил. Рука воина неожиданно сжала рукоять меча так, что побелели костяшки пальцев. — Я лишился чести, и теперь я должен найти Элидан и признать это.

Я плохо поработал для Света, но я должен, по крайней мере, не способствовать Тьме, иначе мне никогда от нее не освободиться. Элидан гневается на меня, и правильно! Я заслужил.

— Ты не слишком строго себя судишь? — спросил отец. Их взгляды встретились. Собака поняла, что здесь ей больше ничего не перепадет, и подалась к отцу. — Излишняя жестокость к себе — тоже гордыня. Человеку свойственно грешить, и только по милости Божьей кто-либо получает прощение. — Он перекрестился и продолжил: — Ты убил в бою человека, которого не должен был убивать, но это не было коварным убийством: ты не подкрался к нему со спины, а убил в честном бою, да еще ослепленный страстью. Думаешь, кто-нибудь поступил бы иначе? Нет. Они сделали бы то же самое, а потом спокойно жили бы себе дальше.

— Это не значит, что они были бы правы.

— Судя по тому, что ты сказал, твой господин не винит тебя…

— Мой господин милостив. Это его милосердие.

— Как мне приходилось слышать, милость нашего Верховного Короля простирается ровно настолько, насколько это безопасно для Британии. Вряд ли он бы так быстро простил тебя, если бы считал твой проступок действительно серьезным, или, по крайней мере, настолько серьезным, каким считаешь его ты. Интересно, что он имел в виду, когда просил тебя не убивать Брана ап Кау? Ты сказал, что заслуживаешь смерти за то, что сделал… А ты, случаем, не подумал, как бы твои дела оценило королевское правосудие?

Лорд Гавейн покраснел и с улыбкой поднял руки, признавая правоту отца.

— Ты проницательный человек, Сион ап Рис. После того, как она отослала меня прочь, я всю ночь ходил по стенам города, думал только о том, что не хочу видеть наступление утра. Но жизнь моя принадлежит не мне, а моему господину на Небесах, и моему лорду на земле. И если я еще могу пригодиться им обоим, не мне обрывать собственную жизнь. Добавлять к своим грехам еще и позорное бегство я не намерен.

— Ну, вот видишь! А теперь осталось лишь подумать так же о своей вине. Сделай все, что в твоих силах, чтобы исправить содеянное, проси у женщины прощения, но не следует надоедать ей ненавистью к себе и бродить по лесам зимой. Ничего хорошего в этом нет ни для тебя, ни для нее, ни для твоих повелителей.

Лорд Гавейн грустно улыбнулся, снова потирая ладонь.

— Может, ты и прав. — Он поднял глаза, морщинки усталости, боли и напряжения на мгновение разгладились. — Может быть. Я бы отдал свой меч, лишь бы еще раз увидеть ее, Сион. Я так часто думал о ней после победы в Баддоне.

— И вы совсем не догадываетесь, где она может быть теперь? — спросил я.

Он покачал головой.

— Есть несколько дорог, по которым стоило бы пройтись. Просто для уверенности, что ее нет и там. — Он помолчал немного, а затем мягко сказал: — Думаю, сейчас мне лучше вернуться в Камланн. Мой лорд Верховный Король не получал от меня известий с ноября, возможно, я нужен ему. Теперь я уверился, что в этот раз не найду ее. Ладно. Попытаюсь в следующий раз. Завтра поеду в Камланн.

— Подумай, неделя ничего не решит. А тебе хорошо бы подлечиться еще, — сказал отец. — Побудь у нас еще немного.

Лорд Гавейн снова покачал головой.

— Я уже вполне способен ехать. Камланн не так далеко…

Отец попытался уговорить его, но лорд Гавейн в изысканных выражениях поблагодарил его и всех нас и решительно отказался оставаться. Когда я смотрел на воина, мне внезапно пришла в голову мысль, что я вполне мог бы стать его слугой. Помнится, в молодости только эта мысль о необходимости служения и удерживала меня дома. А так я всегда мечтал присоединиться к какому-нибудь отряду. Ну не для меня эта фермерская жизнь!

Однако лорд Гавейн ни словом, ни жестом не выражал презрения к фермерскому уделу. И я подумал: а почему бы и нет? Меня обдало каким-то внутренним холодом. Может, ему и не нужен слуга, но попросить-то можно? Достаточно сказать ему наедине несколько слов, и я смогу оставить все это! А я хочу? Все-таки я уже не мальчишка, чтобы мечтать о дальних странах. Да и примет ли меня лорд в услужение? Даже если откажет, вдруг он знает кого-нибудь в Камланне, кому нужен слуга, ну, такой, как я?

Несмотря на усталость, эту ночь я провел без сна.