Летающая В Темных Покоях, Приходящая В Ночи

Жили-были в Яворицах Аврум-Гирш и Лея-Двойра.

Оба молоды, красивы и, как водится, — бедны.

Не смогли устроить свадьбу накануне Симхэс-Тойра,

Отложить ее решили на полгода — до весны.

Почему — никто не знает, — но понадобилось Богу,

Чтоб ушел зимою Хаим на турецкую войну…

Постаревший, похудевший, он пришел к ее порогу

В бескозырке и шинели — лишь в десятую весну.

И сказал он: «Я вернулся», — протянул невесте руки,

И качнуло Лею-Двойру будто огненной волной.

Показалась горькой встреча после долгой той разлуки,

Но они сыграли свадьбу, стали мужем и женой.

Год прошел, и вот однажды он с работы воротился,

Подошел к окну и молча обратил лицо к луне.

О заботах и печалях говорить не торопился —

Лишь когда пробило полночь, Хаим-Лейб сказал жене:

«Я в Болгарии далекой быть солдатом научился.

И ружье казалось легким для привычных к бою рук,

И на Шипке, и под Плевной я в сраженьях отличился,

Но меня однажды метко подстрелил башибузук,

И сочли меня убитым. Было то в ночном дозоре.

И земле решили тело, как положено, предать.

Но, очнувшись, я увидел, что с тревогою во взоре

Надо мной склонилась дева, красоты — не описать…

Было странным то жилище, и сверкали златом стены.

И красавицу спросил я: «Кто же мне благоволит?

Кто избавил — то ль от смерти, то ль от тягостного плена?»

«Я, — она сказала просто. — А зовут меня — Лилит».

Я, услышав, ужаснулся, а она сказала: «Милый,

Я спасла тебя, и значит, ты отныне — только мой.

Видишь след на перевале? Это — тень твоей могилы.

Жив останешься, покуда буду я твоей женой!»

Жил я с нею, как с женою, но тоска меня терзала

По невесте и по дому… И надумал я бежать.

Дьяволица догадалась и однажды мне сказала:

«Отпущу тебя, но знай же — ты обязан это знать:

Ты мечтаешь Лею-Двойру объявить своей женою…

Не держу тебя, но все же возвращайся поскорей.

Мы с тобой делили ложе, десять лет ты жил со мною.

Больше года ты не сможешь жить, как прежде, средь людей…»»

И сказал он: «На рассвете от тебя уйду навеки.

Так прощай же…» И застыла Лея-Двойра, чуть дыша…

И тотчас открылась рана, и тотчас сомкнулись веки.

И в небесную обитель унеслась его душа…

…Прозвучал над телом кадиш, и притихла вся округа,

И закат сверкал, как будто чистым золотом залит.

Две вдовы стояли рядом, но не видели друг друга

Горемыка Лея-Двойра и надменная Лилит.