Одно моё воспоминание из детства относится к той категории историй, которые не хочется вспоминать, но такие моменты выплывают в памяти вне зависимости от желания их снова переосмыслить.
Я вырос в деревеньке Неськино, которой сейчас уже нет на карте, последние жители выехали оттуда в конце 90-х. Картина была обычная для тех времен: разорившийся, некогда преуспевающий колхоз, заброшенные ряды коровников и свинарен, откуда во времена так называемого расцвета «демократии» вывезли и продали весь скот, ржавеющие остовы тракторов и комбайнов на тракторном отряде, обшарпанный клуб, в котором работала только библиотека. В школу и то ходили в соседнюю деревню. Впрочем, всё растащили и распродали сами местные, надо быть справедливым. Ведь в Неськино лучше всех жили бывшие председатель, главбух и парторг, которые отлично вписались в систему «рыночек порешает».
Хотя я отвлёкся, хотел рассказать совсем о другом. Про запретную поляну, которая находится глубоко в лесу — упорно подступающего к Неськино с западной стороны массива деревьев.
Как ни вырубали мужики молодые деревца и прочую поросль, лес всё больше с каждым годом давил на тщательно возделываемые огороды жителей деревни. Как будто лес силы все сосредоточил на выдавливании людей из этих мест. Ценной древесины там почти не было, а потому и вырубка в промышленном масштабе не велась. Вот и сокращались огороды, с каждым годом на несколько метров? или вовсе переносились в другие места. Про лес упоминание важное, потому как местные лес у нас не любили и всячески избегали.
Полезного человеку крупного зверья там не было, грибы только ядовитые, из ягод только волчьи и шиповник, которого и без леса полно, а деревья все кривые, наклонённые, неправильной формы, будто и расти-то не хотят, а их словно заставляет кто-то. Просочиться в глубину леса было непросто даже деревенской ребятне, которая во время отсутствия интернета и компьютерных игр лезла во все запретные места.
В лес нас, мелкоту лет до 14, не пускали родители. Особо бдили за этим бабушки с дедушками, а мамы с папами запрет объявляли просто без комментариев. Дел находилось много и без леса.
Я жил во втором доме от края деревни, с родителями и дедом, угрюмым стариком на вид лет восьмидесяти, хотя по паспорту ему было на двадцать лет меньше. Дед у меня сидел по молодости, как я подслушал у родителей, «за неоказание помощи пострадавшему», или что-то похожее, не помню точно формулировку. Вот он-то, дед, как раз и зеленел от злости, стоило мне, беззаботному юнцу, только заикнуться про лесные походы или даже посмотреть в сторону леса. Было у него с этим связано что-то личное.
Однажды он выловил меня вместе с озорной подругой Люськой, бывшей меня старше на год, и несмотря на то, что у меня завтра должен был быть двенадцатый день рождения, я был приведён к нашему дому вместе с подружкой и отруган прилюдно, по полной программе. Даже с крепким словцом.
— Ну ладно, чёрт с вами, всё равно же полезете, — вдруг поменял дед злой тон на просто грустный. — Только прошу — ни в коем случае не лезьте на рыжую поляну, иначе всё будет плохо.
Заметив наши заинтересованные мордочки, он уселся на лавку под яблоней, растущей под окнами моего дома, достал пакет с самосадом из кармана, помял в руках и спрятал обратно.
— Садитесь, расскажу, бестолку без знания стращать вас, не совсем уже дети, поймёте, надеюсь. Ну а не поймете, как это по телеку говорят — значит, естественный отбор, — начал он.
Мы, конечно, навострили уши и уселись рядом с дедом: я слева, Люська справа. Здесь, в тени под яблоней, дарящей нам год из года крупные плоды, было не слишком жарко, на углу дома то и дело срывался лёгкий сквозняк, и, если бы не обожжённые крапивой икры, мне было бы совсем комфортно.
Дед начал рассказывать:
— Я тогда после армии только пришёл, молодой, азартный. С матерью жил, папанька в войну пропал. В нашей деревеньке, а она и тогда была небольшой, в два десятка дворов, оставаться не хотел. Матери твердил, что в город уеду и буду оттуда ей помогать, чем смогу. Гулял я тогда с Манькой Трофимовой, как сейчас помню — девка была красоты неписанной, вот мы с ней обжимались по всем углам, да в лесу возле деревни, подальше от людских глаз. Вместе собирались в город уехать.
В лес уже тогда не ходили у нас. Старики, а в послевоенные годы у нас в Неськино их много было, говорили нам, что в лесу в годы первой революции, ещё до японской войны, мужики, подзуживаемые местным попом-расстригой, сумели прикончить лешего. Им, девятерым охотникам, по десять рублей золотом заплатили, неслыханные для крестьян деньги в ту пору.
Да, леший — это дух и в основном тела не имеет, да, он могуч, может повелевать зверьми и хитёр как бес. Но тот поп приезжий тоже странной особой был, от него урядник в уезде, как чёрт от ладана, шарахался. Поп этих девятерых по всему уезду собирал, еле нашёл охотников даже за такую немалую цену. Увещевал их тем, что всё устроил, в живое тело облёк лесного хозяина здешних мест, ослабил как мог, и делов-то — поднять тушку на вилы и рогатины. При этом добавлял, что огнестрел бесполезен. В общем, отправил он их в поход в лес, и в версте от Неськино отловили мужики лесного владыку.
Ослабить-то он ослабил, но из схватки только двое живыми вышли и вернулись к семьям глубокими стариками, еле признали их дома. Рассказали они, что убили лесного духа, похожего на медведя. Однако, как только леший упал бездыханным и рассыпался кучками насекомых и червей, как вдруг то место, в радиусе полутора десятков сажен, поблекло, потеряло цвета, а потом окрасилось в цвет ржавого железа. Те, что с краю были, успели схватиться и драпануть, но и их слегка задело. А те, что в центре кошмарного круга были, вмиг состарились, стянуло их словно мумий, и тут же истлели они в прах.
Дурные слухи быстро летят. Лес с тех пор никчемным стал, то рос как ненормальный в одну сторону, то высыхал и осыпался с другой. Кабаны, лоси и даже волки с лисами исчезли. Можно, конечно, было списать и на жару, и на другие ненастья, но в наш лес предпочитали без особой нужды не соваться. А если уж сунулись и увидели, что в каком-то месте деревья, кусты и трава рыжеть начали, отличаясь от остальной природы, то бежать надо оттуда немедленно и шагу на рыжьё не ступать, коли жизнь дорога. Ведь хуже того, что гиблое место было, — смертельная поляна перемещаться стала по лесу. Могла и нагнать.
— В общем, такие слухи ходили, — дед наконец затянулся самосадом, и глаза его заблестели. Он ненадолго замолк, явно вспоминая что-то из прошлого, потом сказал:
— А меня Манька уговорила в лес на рыжую поляну сходить. Поискать. Мы же с тобой комсомольцы, говорила. Не бывает никакой нечисти и гиблых мест, кроме природных, ну вроде болот там, вулканов, термальных озёр и зыбучих песков. У нас-то в лесу они откуда.
Дед снова ненадолго прервался, смахнул набегавшие слёзы в морщинистых уголках глаз, глубоко вздохнул и продолжил. Было видно, что каждая фраза даётся ему с большим трудом, что он переживает каждое сказанное слово.
— Нашли мы её почти сразу. Будто не мы её искали, а она нас. Только в чащу на сотню метров углубились, и деревья рыжеть начали. Манька вперёд пёрла как танк, а я, идя чуть позади, увидел, как лесная мышь вслед за ней шмыгнула, но вмиг скукожилась и иссохла. Забренчала у меня тревога в голове, схватил я девушку за руку и потянул назад, на зелёное.
Так вот, ребятки, тащил красивую молоденькую девчонку девятнадцати лет, а притянул к себе сморщенную седую старуху. Подхватил я на руки её, почти невесомую, чувствую, как слабею сам, да и понёсся обратно к деревне. Ворвался в дом к матушке, положил Маньку на кровать и помчался за фельдшером.
Только, когда я его привёл, несчастная Манька уже не дышала. Испустила дух. А себя я едва в зеркале признал, в отражении вместо молодого парня зрелым сорокалетним мужиком выглядел.
Фельдшер выдал, что-то вроде «сами виноваты», записал что-то себе в блокнот, велел тело не трогать до приезда милиции и ушёл, оставив нас с матерью в шоке и с трупом на кровати. Не знаю, чего он там в отчётах писал, но Маньку действительно забрали на следующий день на полуторке, а через пару часов после того — и меня на «воронке». Ну и впаяли три года за то, что не оказал помощь пострадавшей.
Ох я злой тогда был, ведь молодильные яблоки в кармане не ношу. А уж они точно есть, если такое вот бывает. Судью обматерил в сердцах, когда приговор оглашали — добавили к сроку полгода. Замолчал. Поумнел.
— В общем, не ходите, детвора, в наш лес. Не надо. И без него лесов вокруг полно, вон возле Дарьевки какие рощи дубовые, живые, красивые. На велосипедах вам полчаса ходу туда, — закончил дед свой монолог и уставился на нас, пытаясь понять, дошло ли до нас то, что он рассказывал.
— М-да, деда, не знаю, что и сказать, — выдал я, действительно пребывая в некотором замешательстве. Люська же только хохотнула, встала с лавки и засеменила в сторону своего дома.
— Смотри, внук, это не байка-пугайка, я двадцать лет жизни потерял, — поднялся и дед.
— Да понял я, понял. Не дурак, — ответил я ему вслед.
Сам же в то время думал, как я буду оправдывать перед подругой странности своего деда. Очень уж не хотелось, чтобы она решила, что раз дед немного не в себе, то и я, поверив в его историю, тоже такой. Яблоко от яблони, как говорится.
Прошёл целый год после рассказа деда. К тому времени я закончил девятый класс, и родители определили меня в колледж, в класс с физико-математическим уклоном. После него я должен был поступать в университет.
И вот, не отучившись в колледже и месяца, я узнал, что Люська отправилась в лес с подружкой, и обе пропали. Искали их все, кто мог: и милиция, и волонтёры, и родные с местными жителями. Безрезультатно. Ни девчонок, ни каких-либо следов.
Я давно уже вырос, завёл семью, и мои дети учатся в институте. Размышляя над тем случаем, я знаю, что может быть много причин — девушки ушли из дому, могли напасть преступники, нападение диких зверей и прочие земные неприятные вещи. Но я почему-то уверен, что они забрели на ту самую проклятую поляну, где когда-то крестьяне прикончили лешего. И то, что даже десятки людей, участвующих в поисках, так и не попали в гиблое место, нисколько не колеблет моей уверенности в этом. Ведь смертоносная поляна хитра, мстительна и живёт своей жизнью, показываясь одним и избегая других.
Ещё я думаю, что такая опасная поляна не одна, и в других лесах, а может и полях, может встретиться что-то подобное. Поэтому я прошу вас, заклинаю — если наткнулись в лесу или в степи на выгоревший или выгнивший круг, сильно отличающийся от остальной территории, то лучше обойдите это место стороной. Целее будете…