Леди Аделина из Лесной Долины (СИ)

Глава 7

Я проснулась от того, что в глаза ударил яркий солнечный свет, пробивавшийся сквозь щели в тяжелых шторах. Рядом на подушке лежала вмятина, но место было пусто. Витора в комнате не было. Сознание прояснилось мгновенно, вместе с ним вернулось и смутное воспоминание о моем фиаско. Чертовски неловко, но что поделаешь — нервы.

Жгучее любопытство пересилило смущение. Мне не терпелось обследовать свое новое «владение». Накинув первый попавшийся под руку шелковый халат, я выскользнула из спальни.

Дом был огромным и молчаливым лабиринтом. Я бродила по бесконечным коридорам, заглядывая в полутемные гостиные с зачехленной мебелью, в библиотеку с полками до потолка и в какой-то зал для портретов, где со стен сурово взирали предки Витора. Именно там, в этом музее его рода, я и наткнулась на него.

Он стоял у камина, спиной ко мне, рассматривая портрет сурового мужчины в доспехах. Казалось, он был сделан из того же мрамора, что и камин.

— Не находишь, что прогулка по чужому дому в одном халате несколько… бесцеремонна? — его голос прозвучал ровно, но я почувствовала подспудное раздражение, витавшее в воздухе.

— Прошу прощения, милорд, — парировала я с самой невинной улыбкой. — Я просто знакомилась со своим новым домом. Разве хозяйке не положено знать свои владения?

Он медленно повернулся. Его взгляд был холодным.

— Владениями можно будет интересоваться после того, как ты усвоишь свои обязанности. А пока… Пройдемся.

Это прозвучало как приказ. Не дожидаясь моего согласия, он развернулся и направился к стеклянной двери, ведущей в сад. Мне ничего не оставалось, как последовать за ним.

Утренний воздух был прохладен и свеж. Сад перед домом был столь же безупречным и бездушным, как и интерьеры: идеально подстриженные кусты, геометрически правильные клумбы, прямые, как стрела, дорожки, посыпанные белым гравием.

Мы прошли несколько шагов в напряженном молчании, прежде чем он заговорил, глядя прямо перед собой.

— Я понимаю, случившееся могло вызвать у тебя смятение. Но пора определить правила. Твоя роль, Аделина, — быть образцовой супругой. Это подразумевает безупречные манеры, поддержание репутации дома Адарских и, разумеется, исполнение супружеского долга, — он произнес эти слова с таким ледяным спокойствием, будто диктовал деловое соглашение. — Твои капризы и непредсказуемость мне не нужны. Твое дело — угождать.

Я слушала это, и во рту появлялся все более горький привкус. Угождать. Какое прекрасное, старомодное слово.

— Понятно, — сказала я, останавливаясь и поворачиваясь к нему. На моих губах играла та же насмешливая улыбка, которая, как я знала, выводила его из себя. — То есть, если я правильно понимаю, моя главная задача — быть тихой, удобной и всегда доступной? Почти как хорошо отлаженный механизм. А скажите, милорд, в этот список обязанностей входит, например, самостоятельное мышление? Или это уже считается капризом?

Он резко остановился и повернулся ко мне. В его серых глазах, наконец, вспыхнул настоящий, живой гнев. Холодная маска треснула.

— Твое мышление меня не интересует! — его голос прозвучал резко, нарушая утреннюю тишину сада. — Интересует только послушание. И я настоятельно рекомендую тебе научиться ему в кратчайшие сроки. Пока я говорю с тобой сдержанно.

— О, я вижу, вы уже почти вышли из себя, — парировала я, поднимая бровь. — И мы женаты всего один день. Поздравляю нас с таким бурным началом.

Он сделал шаг ко мне, и в его взгляде было нечто такое, от чего по спине пробежал холодок. Но я не отступила. Я выдержала его взгляд, чувствуя, как адреналин снова заставляет кровь бежать быстрее.

Витор, разъяренный моим дерзким ответом, сделал резкое движение — его рука протянулась, чтобы схватить меня за запястье. Но едва его пальцы коснулись моей кожи, случилось нечто невозможное.

Он не просто отдернул руку. Он резко рванул ее назад, словно от прикосновения к раскаленному железу, с коротким, сдавленным криком, больше похожим на рык боли и изумления. Я сама отпрянула, увидев, как на его ладони, там, где он коснулся меня, выступил красный, воспаленный ожог.

И прежде чем я успела что-либо понять, пространство вокруг меня вспыхнуло. Воздух замерцал, сгустился, образовав сияющую, полупрозрачную сферу красно-золотых оттенков. Она пульсировала теплом и едва слышным гулом, как раскаленный добела щит. Я замерла, ошеломленно глядя на это сияние.

Сфера исчезла так же внезапно, как и появилась. Витор прижимал свою обожженную руку к груди, а его взгляд, прикованный ко мне, был полон шока и ярости.

— Императорская кровь… — пробормотал он изумленно он. — Да кто же ты такая?!

Не ожидая ответа, он резко развернулся и большими шагами направился к дому, оставив меня одну в саду.

Я осталась стоять, чувствуя дрожь возбуждения. Я подняла собственную руку и разглядывала ее. Никаких ожогов, никакого тепла. Что это было?

Пребывать в неведении в саду показалось неразумным. Я медленно пошла обратно к дому, гадая, что же произошло и куда сбежал мой супруг — то ли за лечением, то ли за ответами в собственное книгохранилище.

«Что ж, Витор, — подумала я, — похоже, твои лекции о послушании придется отложить. У нас появилась куда более интересная тема для обсуждения».

Я шла неспешно, стараясь унять дрожь в коленях и наслаждаясь прохладой утра, словно ничего не произошло. Мысли о странной сфере и обожженной руке Витора я решительно отгоняла — разбираться с этим предстояло, но не сейчас, когда в голове был полный хаос.

Однако, подойдя к дому, я поняла, что хаос был не только в моей голове. Здесь он воплотился в самом что ни на есть буквальном смысле. Как любила говаривать моя покойная бабушка, «все стоит коромыслом».

Тишина и чопорность, царившие здесь всего час назад, сменились откровенной переполохом. Двери в главном холле были распахнуты настежь, откуда доносились торопливые шаги и взволнованные голоса. Слуги, обычно невидимые и бесшумные, сновали повсюду: кто-то с размаху чистил уже и без того сияющий паркет, кто-то на ходу поправлял портьеры, а двое крепких мужчин в ливреях с гербом Адарских с озадаченными лицами пытались сдвинуть с места огромную вазу, явно подбирая для нее более «подходящее» место.

Витора и его родителей видно не было. Никого, кто мог бы внятно объяснить, что, черт возьми, тут творится. В общем, как это часто бывает, было ясно, что ничего не ясно.

— Эй, что происходит? — остановила я за руку молодую служанку, которая пробегала мимо с охапкой свежих полотенец, от которых пахло лавандой. Ее глаза были круглыми от испуга.

— Император, госпожа! — выпалила она, почти не глядя на меня, и вырвала свою руку. — К нам скоро прибудет сам император! С курьером известие пришло!

И, не дав мне опомниться, она пулей умчалась дальше, по-видимому, чтобы успеть разложить эти полотенца до прибытия высочайшей особы.