Леди Аделина из Лесной Долины (СИ)

Глава 15

После пышного обеда император жестом пригласил нас последовать за ним. Мы покинули шумный зал и прошли в его малую гостиную — ту самую, где когда-то состоялся наш первый разговор. Воздух здесь был другим — спокойным, пропитанным ароматом старых книг и дорогого табака. Слуги бесшумно расставили на низком столике чайный сервиз и удалились.

Император разлил чай по тонким фарфоровым чашкам. Его движения были медленными, задумчивыми.

— Ну что, племянница? — начал он, откидываясь на спинку кресла. Его взгляд изучал мое уставшее, но одухотворенное лицо. — Первый выход в свет в новом статусе. Каковы впечатления?

— Это было ошеломляюще, ваше величество, — честно призналась я, согревая ладони о горячую чашку. — Все эти взгляды, поклоны. Я чувствовала себя немного актрисой, играющей чужую роль.

— Но роль эта теперь — ваша, по праву крови, — мягко, но твердо возразил он. — И вы справились превосходно. Держались с достоинством, без тени подобострастия. — Он перевел взгляд на Витора. — И ваш супруг, я заметил, был неизменно внимателен. Это радует.

Витор, сидевший рядом со мной, слегка наклонил голову.

— Я лишь исполняю свой долг, ваше величество. И сопровождаю свою жену.

В его голосе не было прежней холодности. Было признание. Признание моего нового статуса, но и нечто большее — признание меня как партнера.

Мы провели за беседой еще около часа, обсуждая нейтральные темы — планы по благоустройству столицы, новые книги в дворцовой библиотеке. Император был внимателен и добр, но я все еще чувствовала невидимую стену, не позволявшую мне называть его дядей. Он был монархом прежде всего.

Вернулись домой мы усталые, но пребывающие в странном, спокойном согласии. День, полный напряжения и церемоний, остался позади, и теперь нас объединяла общая усталость и тихое удовлетворение от того, что все прошло хорошо.

Той ночью мне приснилась Аделина.

Я увидела ее стоящей перед моей кофемашиной — самым простым устройством, которое она, судя по всему, считала капризным и опасным духом огня. Она осторожно тыкала в кнопки, пока из аппарата не полился черный эликсир, от которого она в ужасе отпрянула. Но потом, собрав волю в кулак, попробовала его... и ее лицо озарила улыбка.

Я видела, как она бродит по супермаркету, с изумлением разглядывая ряды с йогуртами, как ребенок в сказочной стране. Она пыталась завести светскую беседу с кассиром, используя обороты из своего мира, и тот смотрел на нее с недоумением, но без злобы.

А потом я увидела ее на свидании. С кем-то из моих бывших коллег. Она сидела в кафе, сжимая в руках вилку, как оружие, и с серьезным видом рассказывала бедняге о принципах севооборота в поместье «Лесная Долина». А он, вместо того чтобы сбежать, смотрел на нее с необыкновенным интересом, как на диковинную бабочку.

И самое главное — на ее лице, когда она смотрела на вечерний город, на его огни и суету, не было ни тоски, ни страха. Была растерянность, да. Но сквозь нее пробивалось любопытство, азарт и удовольствие. Она училась. Она жила. И, похоже, ей начинала нравиться ее новая, лишенная магии, но полная иных чудес жизнь на Земле.

Проснулась я с легкой улыбкой. Казалось, где-то там, в другой реальности, на меня смотрело мое собственное отражение, и мы обе, каждая в своем мире, наконец-то нашли свое место.

Следующие несколько дней лишь подтвердили мои догадки — жизнь провинциальной невесты, томящейся в четырех стенах, осталась в безвозвратном прошлом. Теперь я была занята так, как не была занята никогда, даже в самой безумной проектной работе на Земле. Мой день был расписан с императорской точностью.

Утро начиналось с визита портнихи, найры Солейрон, присланной лично императором. Мои покои превратились в филиал ателье, заваленный рулонами шелка, бархата и парчи. Она не просто снимала мерки — она изучала меня, как холст, бормоча себе под нос о «соответствии статусу» и «подчеркивании крови». Платья, которые она создавала, были не просто одеждой — они были доспехами и манифестами одновременно.

Следом наступал черед учителей. Сухопарый старик с орлиным профилем, мэтр горт Ланжерон, обучал меня тонкостям придворного этикета: как изящно сплетничать, не называя имен, как одним наклоном веера дать отказ надоедливому кавалеру, и как отличить герцога от барона по пуговицам на камзоле. Другая, найра Элоиз, с руками, похожими на порхающих бабочек, учила меня игре на фортепиано. Мои пальцы, привыкшие к клавиатуре компьютера, с трудом находили нужные аккорды, но упрямство заставляло их подчиняться.

День часто принадлежал свекрови. Наши чаепития с ее подругами из высшего света превратились в мои первые дипломатические миссии. Я училась парировать колкости изящными комплиментами, направлять разговор в нужное русло и чувствовать подводные течения в, казалось бы, невинных беседах о погоде или новых нарядах. Графиня все так же смотрела на меня с теплой надеждой, и я ловила себя на мысли, что мне начинает нравиться ее общество.

Но самым ярким моментом дня неизменно становились наши с Витором прогулки. Иногда мы просто бродили по столице, и он, к моему удивлению, оказался превосходным гидом. Он показывал мне не парадные фасады, а потаенные уголки: скрипучую винтовую лестницу на колокольню древнего храма, откуда открывался вид на весь город, или лавку старого алхимика, пахнущую серой и сушеными травами.

А иногда он просто брал меня за руку и щелкал пальцами. Мы переносились порталом в самые невероятные места: на вершину скалы, с которой можно было наблюдать, как стаи сияющих птиц-фениксов кружат над огненным озером; или на песчаный пляж, где волны бились о берег, состоящий из измельченных жемчужин. В эти моменты исчезали все титулы, весь этикет. Оставались только мы двое, ветер в волосах и безмолвное согласие, которое становилось все прочнее с каждой такой вылазкой.

Вечером, за семейным ужином, я уже не чувствовала себя чужой. Я была своей. Я могла поддержать разговор о политике со свекром, обсудить с Витором магические свойства жемчужного песка и поделиться со свекровью впечатлениями от новой пьесы в театре.

Перед сном, глядя на звезды в небе, так непохожем на земное, я думала о той, другой Аделине. И мне почему-то казалось, что и она в этот момент, глядя на небо мегаполиса, полное спутников и огней реклам, учится быть счастливой по-своему. Две жизни, два мира. И в обоих — свои трудности и свои, такие разные, чудеса.