Леди Аделина из Лесной Долины (СИ)

Глава 17

С того момента, как новость о беременности подтвердилась, я превратилась в самую охраняемую реликвию дома Адарских. Несмотря на мощный защитный амулет на моей шее — изящную серебряную нить с каплей застывшего солнечного света, присланную лично императором, — моя свекровь словно не доверяла никому и ничему.

Ее опека была тихой, но настойчивой. Если я засиживалась за книгой по истории магических династий, она неизменно появлялась в дверях моей гостиной с легким шумом шелковых юбок.

— Аделина, дорогая, — ее голос звучал мягко, но в нем слышалась сталь. — Уроки уроками. Занятия тоже важны, конечно. Но не по несколько часов подряд. Ты должна думать о малыше, а не о том, в каком году был подписан Эльданирийский пакт.

И прежде чем я успевала возразить, книга мягко закрывалась, а рука свекрови уже лежала на моей.

— Пойдем, дитя. Пройдемся по зимнему саду. Воздух там полезный.

И мы шли. Под ее неторопливые рассказы о том, каким Витор был в детстве — упрямым, любознательным, вечно царапавшим коленки в тех же самых аллеях, — мои тревоги таяли. Она не читала нотаций, а просто была рядом, превращаясь из формальной свекрови в близкого человека. В ее обществе я училась самому главному — искусству быть матерью и хранительницей очага.

Но настоящая магия происходила по вечерам, когда за мной приходил Витор. Его подход к моей «хрустальности» был иным — не столько опекающим, сколько романтичным. Он не отменял наши прогулки, а превращал их в нечто волшебное.

Теперь мы реже пользовались порталами. Вместо этого он закутывал меня в теплый, невесомый плащ с подогревом, и мы просто гуляли по вечерней столице. Он водил меня не по бойким улицам, а по тихим мостовым, освещенным лишь светом фонарей и окон. Иногда мы заходили в маленькую кондитерскую, где подавали шоколадный напиток с добавлением волшебных специй, от которого по телу разливалось приятное тепло и щеки розовели.

Однажды Витор привел меня в сад под звездным небом и, не говоря ни слова, просто обнял сзади, положив ладони на мой живот.

— Он будет сильным, как ты, — тихо произнес он, его губы почти касались моего уха.

— И умным, как его отец, — парировала я, чувствуя, как от его прикосновения по спине бегут мурашки.

Витор стал внимательнее к мелочам. То принесет странный фрукт с другого конца империи, чтобы я попробовала, то прочтет вслух отрывок из новой книги, которую считал слишком скучной для меня в моем «деликатном положении», но не мог удержаться, чтобы не поделиться. В его взгляде, когда он смотрел на меня, исчезла последняя тень былой надменности, уступив место нежности, трепету и глубокой, безмолвной благодарности.

И в этих простых моментах — в ворчании свекрови, в тихих вечерних прогулках, в тепле руки Витора на моей — я понимала, что становлюсь частью этой семьи не по долгу или магии, а по праву любви.

Оставшиеся месяцы беременности пронеслись в странном ритме — смеси безмятежного покоя и приглушенного ожидания. Моя жизнь превратилась в тщательно выверенный ритуал заботы. Уроки официально были отменены указом свекрови, замененные чтением вслух легких романов и вышиванием крошечных одеялец. Даже мои прогулки с Витором стали еще более неспешными; теперь он не просто держал меня под руку, а как бы ограждал всем своим телом от малейшего дуновения ветра.

Император прислал не только амулеты, но и целый штат придворных, включая личного диетолога и массажистку. Воздух в моих покоях всегда был напоен ароматами успокаивающих трав, а в пищу добавляли особые магические специи, укрепляющие здоровье матери и ребенка. Несмотря на всю эту суету, я чувствовала себя удивительно спокойно. Ребенок рос, и с каждым днем я все сильнее ощущала его присутствие — не просто как физическую тяжесть, а как тихую, пульсирующую искру могущественной магии, дремлющей внутри.

Витор проводил со мной каждую свободную минуту. По вечерам он читал нам вслух — сначала исторические хроники, потом, заметив, что от них клонит в сон, перешел на эпические поэмы о драконах и героях. Его рука почти всегда лежала на моем животе, и он мог часам говорить с нашим еще не рожденным сыном, рассказывая ему о своих владениях, о звездах, о том, каким он хочет его видеть. В эти моменты его гордое, часто непроницаемое лицо становилось на удивление мягким и уязвимым.

Роды начались глубокой ночью, с тихого, но настойчивого сигнала защитного амулета, который вспыхнул мягким золотым светом. Дом мгновенно проснулся, но не от суеты, а от слаженных, отработанных действий.

Повитуха, присланная императором, появилась в моих покоях так же бесшумно, как тень. Ее звали матрона Лиорель, и в ее облике было странное сочетание материнской мягкости и несгибаемой воли. Ее седые волосы были убраны в строгий узел, а глаза, цвета старого серебра, видели насквозь. Она не суетилась, ее движения были точными и экономными.

— Все в порядке, ваша светлость, — ее голос был низким и удивительно успокаивающим. — Сила течет через вас обоих. Позвольте ей идти. Не сопротивляйтесь.

Роды были не быстрыми и не легкими. Волны боли накатывали и отступали, и сквозь них я видела настоящую тревогу в глазах Витора, которому, против всех традиций, матрона Лиорель позволила остаться рядом со мной. Он стоял на коленях у изголовья, сжимая мою руку, и его лицо было белее моего.

Но матрона Лиорель руководила процессом с невозмутимым спокойствием мага, управляющего стихией. Ее руки, когда она касалась моего живота, светились нежным, целительным сиянием, сглаживая самые острые углы боли. Она что-то напевала на древнем языке, и звуки ее голоса, казалось, упорядочивали сам хаос рождения.

И вот, в предрассветный час, когда первые лучи солнца только начали золотить горизонт, раздался первый крик. Он был не просто детским плачем. В нем слышалось чистое, звонкое эхо магии, от которого в воздухе задрожали и на мгновение вспыхнули ярче все магические светильники в комнате.

Матрона Лиорель, с торжествующим блеском в глазах, подняла завернутого в шелк младенца.

— Поздравляю ваши светлости. У вас сын.

Она положила его мне на грудь. Он был крошечным, с моими светлыми волосами и серьезными серыми глазами Витора. И когда его крошечная ручка сжала мой палец, я почувствовала не просто прикосновение, а легкий, теплый разряд чистой, необузданной силы.

Витор, не в силах сдержать эмоций, прильнул к нам обоим, заслоняя нас от всего мира. Его плечи слегка вздрагивали.

— Сын, — прошептал он, и в этом слове было все — облегчение, гордость, бесконечная любовь и обещание.

Дверь тихо отворилась, и на пороге застыли свекор и свекровь, а за их спинами — посланник императора. В тишине, нарушаемой лишь ровным дыханием новорожденного мага, не нужны были слова.

Будущее дома Адарских и самой Империи, только что сделав свой первый вдох, лежало у меня на руках.

И это будущее было прекрасным.