Лед Апокалипсиса 3

Глава 26 Мужчины не склонны прощать

Война — это травматическая эпидемия.

Н. Пирогов

Но спор в Кейптауне решает Браунинг.

П. Гандельман

Поздним вечером я побеспокоил Иваныча, сообщив об обнаружении чужаков, а также поставив перед фактом, что наша четвёрка двигается к ним.

— Я не могу тебя отговорить? — скорее утвердительно сказал комендант.

— Нет. Наша группа самая эффективная. К тому же так меньше риска. Климентий построил обходной маршрут для колонны. Запасной вариант. Мы выдвинемся ночью, так, чтобы на рассвете или около того, быть на месте. Если не отрапортуем об успехе, поезжайте кружным путём в другое место, в другую долину.

— Оставайся целым, Саныч, — он обнял меня и поспешил отвернулся.

Ночью мы думали, на чём ехать. Климентий сказал, что вездеход, как ни странно, самый тихий. Однако брать одну единицу было бы слишком легкомысленно. Мало ли что случится? Решали про вторую, чей драндулет брать вторым бортом.

Ночь, как гласит реклама — пожиратель рекламы. В нашем случае ночь — это время не только темноты, а натянуло столько облаков, что темно было хоть глаз выколи, а конкретно этой ночью ещё и поднялся завывающий ветер.

— С одной стороны жутко, а с другой — можно на пять шагов подойти к часовому, никто не увидит, — философски изрёк Кабыр.

На том и порешили. Каждый поехал на своём, но с постоянно включённой связью. Это, кстати, помогло, потому что через час езды Климентий Соколиный глаз засёк развёрнутый окуляр — оптику.

Мы ехали по ПНВ. Мой ПНВ — прибор ночного виденья был зацеплен прямо на шлем, так что ехал я, как долбаный Дон Кихот, в шлеме. Но такой Дон Кихот, механизированный.

Я как обычно пёр впереди всех.

Путь был труден, но пригоден для проезда. Это просто низина, где приходилось петлять мимо крупных камней, некоторые размером с дом, постепенно забираясь всё выше и дальше. Для автобусов такой путь подходил с трудом. Если мы проживём эти сутки и нам понравится долина между гор, то этот путь станет нашей дорогой в остальной мир, разве что его придётся долго и нудно расчищать.

Когда Климентий виновато сообщил, что его камеры засекли на одном из горных уступов оптику, я немедленно остановился и искренне надеялся, что мои спутники сделают то же самое, а не въедут моему вездеходу в задницу.

— Нас засекли?

— Не похоже, оптика ориентирована чуть правее и не движется. Однако окуляр чист, значит установлен недавно. Скорее всего, функционален.

Климентий вывел на экран ноутбука увеличенное и очищенное изображение. Собственно, какую-то окружность среди непроглядной темноты. Однако его алгоритмы оценки изображений были весьма крутыми, раз он вычислил чужое наблюдение.

— Нельзя быть уверенным, — вещал Климентий, — но более вероятно, что для оптики слишком темно, хотя нельзя исключать, что оптика работает в таком спектре, что ведёт наблюдение и ночью.

— Гм. Клим Ворошилов, давай предположим, что оптику развернули спидвеисты. Ну, не со времён до Катаклизма она там стоит, верно? И зачем? Ну, то есть ежу понятно, они следят за нашим приближением. Караулят. Но как? Там между камушком притаился оператор? Как он сообщит остальным? Ты же говорил, что средств связи у них нет?

— Я попросил наших бойцов остановиться и проведу сейчас дополнительные тесты….

Мне показалось что в его безэмоциональном голосе промелькнули виноватые нотки.

Я молчал, только убедился в зеркала заднего вида, что никто не едет за мной следом. Через долгие четыре минуты Климентий заговорил.

— Они применили нестандартные частоты и протоколы трансляции. Это видеосистема, интегрированная с широкополосной оптикой, она может нас видеть и ночью, — экран ноутбука мигнул и там появилось изображение долины, статичных камней, склонов и так далее. На экране мелькали частички снега, носимого ветром.

— Что-то из военных разработок?

— Охранная система.

— Что предлагаешь?

— Связь обратная, я перехвачу сигнал и подавлю работу видеосистемы. Мы можем её забрать, она почти что на пути.

— Ты говоришь «мы», когда тебе что-то от меня нужно. Опять тебе нужны дополнительные расчётные мощности?

— Система может представлять ценность в дальнейшем, — уклончиво ответил искусственный интеллект.

— Ладно, давай, гаси, поджигай… Ты будешь транслировать статичную картинку неизвестному получателю вместо той оптики?

— Да. Могу сказать, что исходя из протокола применяемых частот, оператор находится не более чем в двух километрах.

— Гм. А сколько до предполагаемого лагеря?

— Один и два десятых.

— Значит, никакого оператора в кустах нет. Спасибо хотя бы на этом.

Климентий был настолько любезен, что придумал, как добраться до места организации засады.

Вообще-то Кабыр и Денис ни разу не альпинисты, особенно если речь идёт о карабканье по хаосу из камней, льда и снега.

Но он придумал убойную позицию и как туда попасть, а мы с Киппом им помогли туда добраться.

А спидвеисты были настолько самоуверенны, что до места их основного лагеря не было «укрепа» таившего бы в себе парочку бойцов, которые раньше всех заметили бы приближение колонны или авангард колонны. Только хитровыдуманная оптика.

Мы доехали, остановились, вышли, послушали. Видимость почти нулевая.

Машины припрятали за камушками. Вообще, если это засада, а мы этого не могли знать, то попадём в неё пешими, что не сильно упрощает ситуацию.

Нам пришлось разделиться. Я пошёл к камню, где неприметно стоял развернутый окуляр, провода от которого вели к металлическому кейсу. Прежде чем трогать провод и кейс, я врубил телефон с освещением.

— Скажи мне, железный мозг, а нет ли тут гранатки какой под ящиком? Минирования?

— Изучаю, — пропищал телефон, пока я водил камерой по переплетению проводов, прижатых парой камней, — Да, есть явно инородный предмет, возможно заряд, возможно, управляется дистанционно. Я его заблокировал, можешь без страха брать.

— Ага, мля, ты такой отважный, что писец. Не я ставил, не мне и снимать. Как она активируется?

— Радиосигнал. Контейнер — это специализированный чехол для окуляра и ноутбука. Минирование от провода выхода динамика. Подаётся звук…

Вообще-то большой риск связываться с непонятном оборудованием.

Кейс не был закрыт, а только прикрыт, я чуть приоткрыл и извлёк штекер из гнезда аудиовыхода. Потом положил окуляр, а выглядел он как короткая подзорная труба на маленькой треноге, на бок. Теперь он смотрит на обычный камушек.

После этого просто отошёл от всей этой конструкции и позволил себе выдохнуть.

— Клим, мы заберём эту балалайку на обратному пути. А сейчас достаточно того, что если они перестанут получать твой ложный сигнал, то ничего не увидят.

Искусственный интеллект промолчал.

Куда сложнее было помочь нашей снайперской двойке.

Мы поднимались по скалам, делая существенный крюк, на скалу. Место, где мы засекли спидвеистов, было как раз за ней, а проход туда был предельно узким, зажатым между двух высоких скал, неравномерно покрытых льдом. Кажется, что горная порода поднялась и в этом месте треснула, проход был на месте раскола.

— Странник, тебе не кажется, что Климентий просто садист, который хочет, чтобы мы не просто померли, но и перед этим страдали? — во время восхождения спросил меня Денис и как это часто бывает, не было понятно шутит он или нет.

Переть в почти полной темноте пришлось примерно двадцать минут, карабкаясь и рискуя убиться нахрен, а потом с ещё большим трудом спускаться назад.

— Клим, — спросил я уже на ровном участке, — а наши потенциальны недруги так и не проявили приборы связи, рации и так далее?

— Нет, — пискнул телефон. — Я предполагаю, что у них есть принимающий планшет видеосистемы, но там нет инструментов проверки обратной связи.

— То есть, мы даже этого не знаем наверняка?

— Не знаем.

— Зашибись картоха с салом.

В темноте, под вой ветра мы с Киппом прошли пешком до места, где дорога становилась совсем узкой. Эдакий узкий коридор с вертикальными стенами.

То, что не было для Климентия очевидным, пока он осуществлял облёт, по горам можно провести маршрут к ближайшей долине, даже несколько маршрутов. Но именно в этом месте он становился настолько узким, как бутылочное горлышко, что подходил для засады идеально. И такое место не обойти, не объехать… Такое в горах запросто.

Чужаки были за узким как коридор проходом.

Климентий не соотносил это с человеческой тактикой засад и блокирования дорог, а вот моя паранойя это заметила при первом же облёте.

До моря было недалеко, даже ночью чувствовалось его тёплое дыхание.

Присев за камнем, то есть так, чтобы из «коридора» нас не было видно, мы с Киппом какое-то время прикидывали, сможем ли мы пройти между двумя отвесными скалами до их «лагеря». Участок всего метров пятьдесят, после него расширение и начинается достаточно длинный спуск в долину, раскинутую в сторону моря.

И, в конечном итоге, мы решили, что риск слишком велик, потому что там, может быть второй окуляр и тогда уже мы окажемся в этом самом бутылочном горлышке.

Поэтому мы присели под прикрытием плоского камня и стали ждать, пока рассветёт.

— Денис, нас видно? — спросил я рацию.

— Да, а что?

— Я вас не вижу.

— Это нормально, Антон, мы такие, скрытные пацанчики. Мутные, — пошутил он. — Отсюда даже сам проход простреливается.

— Ладно.

…

В семь утра я размял затёкшее тело, достал из рюкзака маленький дрон-квадрокоптер и прицепил к нему обычную носимую рацию, включённую на режим приёма.

Мне даже не пришлось доставать пульт управление дроном, Клим сам его запустил (отчего могло показаться, что дрон — живое существо с собственной волей), поднял повыше и увёл, ушуршал вперёд по «коридору».

Я достал и включил планшет. Без всяких просьб Климентий транслировал туда картинку с квадрокоптера. Тот влетел в лагерь и оставил там рацию, после чего поднялся повыше, чтобы показать общую картину.

— Включи в рацию какую-то песенку, музыку, — попросил я Климентия.

— Какую?

— Ну что-то про доброе утро, про пробуждение ото сна.

Климентий замешкался всего на пару секунд, и я услышал в рации отголоски:

— От улыбки хмурый день светлей,

От улыбки в небе радуга проснётся…

Поделись улыбкою своей

И она к тебе не раз ещё вернётся.

Я пожал плечами. А вот Кипп, всегда невозмутимый, на пару секунд выпучил глаза и закашлялся. По-моему, он так подавил пытавшийся вырваться смех.

Лагерь спидвеистов уже особо и не спал. И появление квадрокоптера они заметили. В течение пары секунд четверо мужиков ощетинись автоматами и выцеливали дрон. А когда включилась песня, то один из них даже пальнул в небо. К счастью, не попал.

На этом моменте я испугался, что они просто расстреляют рацию и всё, никакой связи, останется только план «Б», орать при помощи матюгальника.

Но нет. Климентий вырубил песенку Крошки Енота, кто-то из бойцов осторожно и почему-то бочком, по-крабьи подошёл к рации, взял её.

Я смотрел на эту пантомиму через планшет и терпеливо ждал.

— Ну привет, — сказал я в рацию. — Мне бы с вашим старшим поговорить. Приём.

Боец долго крутил рацию и у меня даже возникло ощущение, что он как шимпанзе, не знает, что это за шайтан-штука с голосом внутри, а переговоры будут сорваны ввиду технологического отставания собеседника.

Но мои опасения оказались напрасны. Похоже он проверял, нет ли в рации или на ней бомбы.

Через какое-то время он ушел и унёс рацию в одну из палаток.

— С кем я говорю? — раздался неприятный резкий голос из рации.

— Это командир экипажа Скат-2, меня зовут Фуртес, — когда меня просили назваться незнакомые люди я как правило, врал, причем импровизировал. Подчас неожиданно для самого себя.

Голос в рации рассмеялся.

— Нет, приятель, в прошлый раз тебя звали Язон Динальтов. А это Легат и группа Чёрные всадники. Все, кто остался.

— Чёрные всадники? Студенты из Африки, что ли? — я по привычке шутил, одновременно лихорадочно соображая. Кажется, это остатки долбаной Орды. — Ты меня с кем-то спутал, друг.

— Ничуть. За все твои злодеяния мы пришли убить тебя и всех, кто со мной, то есть, брэ-кхе, оговорился. Всех, кто с тобой.

Я посмотрел на Киппа и прошептал одними губами:

— Это они про тебя, голубчик.

На лице у Киппа застыло недоумение, мол, как я могу шутить в такой обстановке?

— Мы долго искали тебя, ублюдок, — продолжила рация всё тем же голосом. — Много народу полегло, пока мы не поняли опасность всех приборов связи, сотовых, планшетов и так далее. Пришлось отказаться от них. Но ничего. Однажды наш парень увидел вашу колонну. Он сфотографировал тебя, как ты ходишь и вынюхиваешь. А Банзай, он видел тебя тогда в коридоре, смог опознать. Вот паззл и сложился.

Я вспомнил, что когда моя интуиция разбудила меня среди ночи в пути по зимнику, то действительно выходил и бродил вокруг вездехода.

— А дальше дело техники… Мы шли за вами, но не нападали. Честно говоря, в первый момент я думал, что вы идёте к своей основной базе, а оказалось, вы просто драпаете к морю, это у вас что-то вроде библейского Исхода.

— Мы в магазин гоняли за шашлыком и пивком. И твою историю про Банзая и то, что ты меня узнал якобы, так и не понял. Я известный человек, до Катаклизма выступал в клубах типа «Открытый микрофон». Известен как Гарик Мукачёв.

— Ты уже своё отшутил, Язон, или как там тебя?

Там, с его стороны, происходило какое-то шуршание, шум. Кипп не был так поглощён разговором, резко вскочил и навалился на тот здоровенный камень, за которым мы прятались, животом, занимая положение для стрельбы. Я успел только мельком глянуть в «коридор».

Там, один за одним неслись мотоциклы, осёдланные очень злыми мужиками. Двигатели ревели, звук резонировал от стен и, хотя их было всего четверо (ну да, я по привычке посчитал), ощущение, что их было штук восемьдесят.

Кипп не любовался на этот динамический перфоманс. Он принялся стрелять, причём его пули достигали цели, однако зверски рикошетили во все стороны огненными росчерками.

Это могло значить только одно — хорошая броня.

Я же полез в свой рюкзак, в самую его глубину.

Ну, никогда же не знаешь, что потребуется? Мы вообще-то пошли с неизвестными людьми вести сложные переговоры. Ну, кто знал, что тут остатки Орды окопались?

Хорошо, что я запасливый и иной раз таскаю на переговоры всякие тяжёлые аргументы в споре. Ну мало ли что пригодится? Шоколадка, бусы, иприт в бутылке. Сейчас меня интересовал, в частности, вот такой…

Я щёлкнул предохранителем и от всей души шарахнул в «коридор».

А мотоциклисты, точнее сказать, спидвеисты, они не пошутить ехали, они стреляли на ходу из каких-то обрезов.

Что такое красота? Красота бывает всякая. Красота — это дети взрослые и красивые, рядом с любимой женщиной. Красота — это погашенная ипотека, в мире, где всё можно решить кредитом и его погашением, а не ледорубом, топором и автоматом. Красота — это скупые цифры в результатах медицинских анализов, по которым онколог говорит: «Выскажу осторожный оптимизм, заболевание удалось купировать, операция прошла успешно, метастазы не выявлены». Так, а не могила со свертком вместо гроба в «ледяной постели».

Красота — это ситуация, когда душа пылает болью, но в момент, когда руки стреляют из гранатомёта, то эта боль на пару секунд отступает под действием взрывной волны.

В данном случае красота — это то, что первый же заряд лёг под ноги первого мотоциклиста, подбросив его. Второй заряд моего гранатомёта прошёлся правее и следующего мотоциклиста заставил просто притормозить. Однако его накрыла, попав куда-то в район шеи, пуля Киппа.

Третьего мотоциклиста накрыл тоже я, оба заряда попали в него так что, даже руки злодея полетели в стороны и сделали омерзительный «шмяк» о камень.

Однако, вот ведь штука какая. Их было четверо и четвёртый доехал, докатился.

Падла.