Лед Апокалипсиса 3

Глава 25 Черное, белое и соль

Возможно всё.

Всё, что угодно.

Всё только зависит от цены,

которую ты готов за это заплатить.

Но это, как правило, не деньги.

Сергей Бодров

Звук колёс резко изменился. Край мутного льда треснул под весом вездехода, передние, а за ними и задние колёса зашуршали по округлым камушкам, я сбросил скорость, немного довернул вездеход и проехал так ещё полсотни метров прежде, чем остановился.

Я выключил двигатель и на меня навалилась тишина.

По необъяснимой причине всю дорогу, пока я рулил, был пристёгнут ремнём. Сейчас в тишине, которая, казалось, тоже звучала каким-то вакуумным звуком, втягиванием моего мозга через трубочку, я щёлкнул фиксатором ремня безопасности, и он с шуршанием втянулся, убираясь.

Во всё той же тишине я коснулся кнопки открывания двери, она распахнулась, впуская воздух из-за пределов салона вездехода.

И я услышал один из звуков прошлого. Я услышал звуки волн. Волны шуршали, играя с камушками.

Я прыгнул на насыпь, чтобы поскорее оказаться там, внизу, на гальке, чтобы камни отозвались на мои шаги своим шуршанием. И камни меня не подвели.

Пляж был огромен, от горизонта и до горизонта и, в то же время, невероятно странным. Незамерзающая полоса шириной метров пятнадцать заполнена светлыми вперемешку с чёрными камнями, как острыми, битыми, вывороченными из плотной породы как куски тарелок, так и вперемежку с ними обточенными, круглыми, а ближе к воде вообще был рыжий песок.

Временами срывался снег, ветер был порывистым, но слабым, не таким злым, как сотню километров назад.

Я расстегнул комбинезон, освобождаясь от нагрудника. Привычки остались при мне, поэтому даже тут, на пустом пляже, я не забыл перекинуть в карман свой Вальтер. Нагрудник закинул обратно в салон.

Мне хотелось дышать полной грудью. Только сейчас я понял, что нагрудник давит на грудную клетку, вызывая тяжесть и немного боль.

За моей спиной был лёд, а впереди море. Климентий сказал, что это не совсем Азовское, что когда-то в будущем люди назовут его иначе, быть может это мы его переназовём.

Всё дело в том, что с точки зрения карты, старой спутниковой карты, мы были на семьдесят семь километров южнее Бердянска, а это само по себе как середина моря. Произошли какие-то значительные тектонические процессы и часть морского дна поднялась или же замёрзла в толстенный панцирь, а часть, напротив, опустилась так, что не замёрзла, несмотря на морозы. Точные координаты неизвестны, в этом месте Климентий не мог гарантировать точность данных геопозиционирования, но в целом — середина моря, камни, песок и морозы.

Ну, как морозы, тут по ощущениям было довольно тепло. Ощущения, само собой ложные, приборы показывали минус тринадцать, но после минус сорока — настоящие тропики. Каждая клеточка кожи радовалась морскому ветру и даже, кажется, я услышал на пределе звука крик чайки. Хотя… трудно сказать, может быть показалось.

В любом случае мы достигли берега моря и как я предполагаю, многие участники экспедиции решат, что это и есть наша точка назначения.

Впрочем, их ещё предстоит подождать.

Зимник, то есть замёрзшая поверхность реки, оставался таковым почти до самой границы с морем. Полоска гальки, которая не замёрзла и оттого казалось нахально-голой, шириной всего метров пятнадцать-двадцать. Сюда, на эту полоску, один за другим прибыли номера два, три и четыре.

Было забавно наблюдать как один за одним наши полярные водители останавливались и выбирались из кабин. Есть своего рода плюс ехать первым. Юра так расчувствовался, что дошёл до берега и потрогал морские волны, которые не преминули намочить ему руку.

…

— Но нам не сюда? — полуутвердительно сказал Кипп, когда дошёл до меня. Он вообще демонстрировал наименьшую эмоциональности, вроде «ну море и море», что же тут такого?

— Нет, — это слово, вопреки здравому смыслу, означало согласие с его словами. — Мы определённо не будем селиться на краю временного берега. К тому же тут что? Камни, песок, лёд. Порядочному человеку не за что зацепиться.

Наш разговор, а точнее сама эта идея, споры о конце странствия разгорелись не на шутку, когда прибыла основная колонна.

Автобусы остались на зимнике, все попрыгали и пошли на берег. Люди радовались. Ещё бы, мы готовились к этой поездке почти два месяца. Иваныч и все техники колонии готовили машины, грузовики, автобусы, трактора. Мы выгребли кучу топлива, я и Кипп нашли и оборудовали промежуточный лагерь.

А доехали до берега моря за шесть переходов.

Киплинг осветил в своём стихотворении «Мы идём по Африке», послужившим некой основой для песни, такой сюжет — семь, двенадцать, двадцать две, восемнадцать лиг вчера, приводя очень конкретные цифры. В его случае это было сколько миль протопала по Африке охреневшая от марша английская пехота в ходе очередной колониальной войны.

Наши цифры были, конечно же, больше. Мы же на машинах, да и на жару не жаловались: 141−41–194–212−23–160.

И всё. Шесть, мать его, дней. На пятый проход был минимальным, мы весь день вгрызались в наносы.

А сейчас народ стоял на пляже и галдел, в том числе откровенно рассуждая о том, где они разобьют лагерь.

— Нигде, — перекрикивая «говорунов», выдал я.

— Что? Почему? Кто это сказал?

— Это Странник.

Народ был явно возмущён.

— Странник, ты опять за своё?

Я не отвечал на выкрики, а обходил толпу, ища Иваныча.

…

— Я, как посмотрю на карту, так это меня пугает. Мы посреди Азовского моря, — комендант смотрел на планшет.

Рядом бегал его сынишка Ростислав. Пацан радовался морю, как может радоваться только ребёнок. Ему было плевать на дорожные трудности, на опасности и умные разговоры взрослых.

Пацан просто кидал в море камушки, а море лениво шуршало волнами.

— Не хочу жаловаться, но народ там планы готовит далеко идущие, строить лагерь хотят и всё такое.

— Не хочешь, но жалуешься. Странник, твою грандиозную чуйку никто не оспаривает. Понятно же, что строить город посреди Азовского моря было бы грандиозной тупизной. Ты куда предлагаешь?

— Туда, где горы.

— Новороссийск? Там наверняка свои выжившие, там нас никто с распростёртыми объятиями не ждёт.

— Нет, в другую сторону, не Кавказ, а Крым.

— Почему? Предпочитаешь Судак вместо Туапсе?

— В Крыму море будет со всех сторон, эффект ЮБК. Понятно, что теперь-то мы не знаем, что там и в каком состоянии. Если Азовское море так перекрутило, там тоже могли произойти тектонические изменения.

— Давай устроим совещание в стиле «мы посоветовались, и я решил», — после длинной паузы выдал Иваныч.

Совещание произошло не сразу, не вдруг. Сначала Иваныч стал командовать расставить машины в круг на льду небольшого озера странного мутного цвета. Впрочем, тут всё было странным, как на другой планете.

Мы стали на возвышенности. Я притащил с собой Киппа, Дениса и Кабыра, Иваныч стянул дюжину сталкеров и водителей.

— Итак… — сказал Иваныч и на какое-то время замолчал. — Тут лагерем стать нельзя.

Тут же раздались возмущённые и несогласные голоса, но Иваныч только приподнял руку:

— Где вы тут собрались лагерь строить? Голой жопой в солоноватом льду? Вы посмотрели на море? Ну, молодцы. Не сильно очаровывайтесь, чтобы потом не разочаровываться. Саныч… Есть данные авиаразведки?

Он мог бы спросить об этом Климентия, который был буквально в каждом телефоне у присутствующих. Что интересно, Климентий уже умел чувствовать контекст социального взаимодействия (хотя это по-прежнему было для него трудно) и пока его не дёрнут, в разговор не вступал.

— Есть путь на запад, не совсем по берегу, но достаточно близко.

— Погодите! — вперёд шагнул один из водил, старый и опытный, я мало его знал, но про него говорили, что до Катаклизма он был дальнобоем, а в этой поездке он был очень ценен своим непростым и местами криминальным жизненным опытом. Звали его Витя Шифер.

— Говори.

— Мы катили сюда по зимнику. Докатили шустро, спору нет. Но зимник, то бишь, река, она текла к морю. И вот мы у моря, и вы со Странником теперь говорите, что надо ехать дальше? Куда? Ну чёрт с ним с «куда». Как? Зимник кончился, бляха-голяха⁈

— Резонно, — совершенно спокойно ответил Иваныч. — Но это не отменяет того факта, что тут мы жить не останемся. Это до Катаклизма было буквально дном моря.

— Мы уже все поняли! Азовское море мелкое, просто испарилось, замерзло.

— Зашибись. Поняли они. Пониматели юные. Витя, очнись, а что ты будешь делать, когда придёт Весна и всё начнёт таять? Жабры себе отрастишь?

Дальнобой стушевался.

— Так вот, что там авиаразведка?

— Есть путь на запад. Влияние моря таково, что оно топило лёд и снег, формируя плотный ледовый панцирь. Он неравномерный, так что быстрый путь как сюда, я не обещаю. И мне бы не помешали советы Виктора.

Дальнобой пару раз моргнул.

— А что, если нужна помощь, то я могу помочь. Мой автобус поведёт сменщик. Когда выдвигаемся?

— Завтра, — весомо сказал Иваныч. — На сегодня отбой. Купаемся, загораем, отдыхаем. А Виктор и Странник проработают маршрут, хотя бы начало пути.

…

Есть такой принцип, того кто эффективен против себя, брать в союзники, подчинять единой цели. Не ломать, не спорить, не воевать. Виктор был упрям как чёрт, вредный и за время пути стал пользоваться авторитетом среди других водителей. Сейчас мы пересматривали данные схемки с коптера на моём ноутбуке и прикидывали маршрут.

— А можно его ещё раз поднять? — сопел Виктор.

— Он на зарядке, но через полчаса пустим. А что?

— Тут надо сильно правее взять. Видно, что наросла какая-то идиотская сопка, но, если заложить крюк, пройдём по ровному. Один плюс — снегоочиститель теперь не больно-то нужен.

— А минус? — спросил я.

— Ну, ты же видишь, Странник, там поверхность льда такая, что чёрт ногу сломит. Это ты на вездеходе пролетишь не глядя, а автобусам будет тяжело.

…

Иванычу потребовался весь его авторитет и некоторое количество мата, чтобы донести до выживших о том, что утром мы поедем дальше и что сейчас мы не в конце пути.

Были возмущённые голоса, кто-то принялся откровенно роптать, но Иваныч сказал, что он тут не Моисей, а они не еврейский народ. Кому не нравится, может остаться тут, на пляже вместе со своим спальным боксом и порцией зерна. Возможно, у такого желающего будет предварительно слегка набито лицо. От поведения зависит.

Желающих почему-то не нашлось.

А насчёт того, что об этом не предупреждали… Как-то удалось донести, что разведка была до моря, но без деталей. Так сказать, не на всю глубину глубин.

Утром мы тронулись в путь, и Виктор поехал со мной. Поскольку за рулём был я, он взялся сидеть на рации и полностью заполнил собой эфир информацией про путь, где разгоняться, где тормозить, где наклон и так далее.

В первый день мы шли, не отрываясь далеко от колонны, а снегоочиститель, грейдер и Кипп с мрачной рожей следовали за мной.

Потянулись трудные дни. Победа и результат — это плод усилий, работы, большого количества действий. Трижды пришлось поднимать упавшие на бок автобусы. Четыре раза они улетали в условный кювет, а дважды то же самое проделывали грузовики. Каждый километр давался с трудом и всё же трудолюбивые колеса, изобретение, которому уже пять тысяч лет (и до сих пор не утратило актуальности) катили и катили, пожирая километр за километром.

На третий день, если считать второй старт от Длинного пляжа, а условно мы назвали его так. Мы добрались, если верить карте, до Арабатской стрелки. А вот тут приходилось верить, потому что за ней следовала большая плоскость незамёрзшей воды — Сиваш. И нам пришлось катиться на юго-восток ещё пятнадцать километров к участку, где уровень Сиваша был настолько мелок, что вода оттуда испарилась и мы проехали буквально по слою высохшей грязи и соли.

Ехали быстро, потому что как сказал Виктор (и Климентий не стал это оспаривать), что высокая концентрация соли способна убить нам покрышки.

И это было бы проблемой, потому что шиномонтажа в окрестностях не водилось. Так что мы разогнались и прошли участок в три километра за пару минут.

Потом снова поползли, потому что снег, лёд и мучительное формирование маршрута.

Ещё два дня ушло у нас на то, чтобы добраться до гор. Был вечер, мы стали лагерем.

Горы были укрыты плотными снежными шапками и в свете вечернего солнца я достал планшет, чтобы показать их Климентию.

— Сможешь провести маршрут, пока Виктор ушёл добывать себе ужин?

— Доставай коптер. А вообще, как насчёт того, что его мнение бесценно?

— Его мнение иногда сидит у меня в печёнках, хотя оно и правда представляет большую ценность. Он ведь единственный настоящий дальнобой среди нас.

Я достал из салона заряженный во время пути коптер и выпустил. Повинуясь командам Климентия, беспилотник взмыл в небо, а я получил картинку прямо на свой планшет.

— Что скажешь, Клим?

— Скажу, что горы, согласно моим архивам, выглядят иначе.

— То есть?

— Землетрясения, которые произошли в момент активной фазы Катаклизма, подняли их, они стали выше. Хорошая новость в том, что они стали стеной в километр.

— А плохая? Всегда есть плохая?

— Старые дороги, даже если их не занесло снегом, разрушены. Проход затруднён или невозможен.

— Зашибись. Ну, ты там смотри. Тебе сверху видно всё…

Он показывал, я смотрел. Забрался в салон, поел сухпайка, выпил горячего чая.

Обычно Климентий глазастый и видит больше всех.

Я ткнул пальцем в одну из частей экрана.

— Подлети туда поближе, Клим.

Горы всегда неравномерны, всегда есть долины, проходы между горами, так что и тут они тоже были. Климентий её заметил и исследовал на предмет, насколько туда может проехать техника.

— Найди маршрут длиннее, в объезд. Пусть это будет не четыре километра до берега, а сорок. Но сначала сними мне этот участок.

— Зачем? — не понял Климентий.

— Надо. Только совсем близко не подлетай. И не спрашивай почему.

Искусственный интеллект задумался.

— Я тебя понял, Антоний. Там чужаки.

— Да. И основная группа туда не поедет. Умный гору обойдёт. А дурак, наверняка туда и двинет.

Виктор вернулся, я оставил его наедине с Климентием в ноутбуке, вылез из салона и зашагал к дальней части лагеря, где стояла техника Кабыра и Дениса. По дороге перехватил Киппа и собрал четверых своих ближайших соратников.

— Дорогие камрады, докладываю, что всё херово.

— Что нового случилось у нас?

— Новое, старое… Смотрите, — я продемонстрировал снимки с коптера.

— Это где? — Денис взял у меня планшет и покрутил. Климентий услужливо показал ему карту и точкой место расположения объектов на снимке.

— Это, — пояснил я, — проход между горами. И он даже подходит для проезда. Может быть, автобусам было бы трудно там… В любом случае, там мы видим нечто вроде мотоциклов, там нет стационарных объектов, а только костры.

— Мотоциклы, — протянул Кабыр. — Считаешь, что это связано с теми следами? Мы отъехали от них на уже несколько сотен километров.

— Да, отъехали. И мне не хотелось бы верить, что это странствующая банда.

— Да ну, — саркастически прокомментировал Кипп, — а стали они в узком месте, внутри перевала, чтобы встретить нас хлебом и солью.

— У меня план такой… План-капкан… Мы с Киппом подбираемся к ним поближе. А ты, Денис Михалыч вместе с Кабыром Онааковичем занимаете снайперскую позицию над их лагерем.

— Допустим, — кивнул Денис. — И?

— Мы попробуем поговорить.

— Для «поговорить» есть рация. Есть телефоны.

— Климентий не обнаружил у них раций.

— Сильно сомневаюсь. Скорее они их держат выключенными, врубают по ситуации. Короче, на крайняк я дам тебе матюгальник. Будешь как Глеб Жеглов орать. Это я, Антон Александрович, к тому, чтобы ты не тащил свою жопу в эпицентр потенциальной перестрелки.

Кипп стрелял глазками то на меня, то на парней.

— Когда? — лаконично спросил Кабыр, что сразу отвечало на вопрос о его согласии с этой авантюрой. Ведь даже на снимках видно и Климентий это вывел в отдельную надпись, что объектов на снимках двадцать два. А это означает столько же наездников.

— Варианты — под утро, прямо сейчас или завтра днём. Мне больше нравится сейчас чуть прийти в себя, и выдвинуться так, чтобы поприветствовать байкеров на рассвете или около того.

— Ну, вообще-то это не байкеры, — негромко прокомментировал Кипп. — Это спидвеисты, только машины оборудованы увеличенными камерами вместо колёс. Скорее всего многослойными, на низком давлении, я примерно представляю, как это сделать.

— Спидхеристы, — буркнул Денис. — Ты скажи лучше, милый друг, ты согласен с нами идти? Прикроешь задницу Странника? А то он тут склонен ко всяким глупостям.

— Расскажете, почему? — прищурился Кипп.

Денис вздохнул, а ответил за него я.

— Мы всё ещё не добрались до места назначения.