Посмотри на свою жизнь.
В который раз мы говорим тебе об этом.
Если ты чувствуешь себя так,
будто ты не человек, а груша для битья
в перерывах между сном
и приёмом пищи,
то пора что-то менять.
Тур Хейердал
Мой транспорт, мой вездеход — это лучшая техника для тех условий мира и природы, в которых я оказался, вообще лучшая техника, которую я встречал.
Мой вездеход стоял около выхода из ангара, в немом ожидании, пока я слонялся по центру цеха номер два, сердцу нашей колонии. Мой вездеход терпеливо ждал меня и ему было плевать на канун Нового года.
Сегодня был выходной, вечер перед Новым годом. Тот самый «канун».
Мы, то есть выжившие, старались забыть обычное летоисчисление, поэтому сейчас для нас наступал Второй год Новой эпохи.
Катаклизм случился в августе. И первый свой среди льдов и смерти Новый год мы встречали сумбурно, с лёгкой паникой и надеждой в глазах. Этот год, который был после того Нового года, стал Первым годом Новой эпохи. Сейчас быт наладился, хотя смерть и не отступила, подготовка к празднованию велась с куда большим размахом и осознанностью.
Ну и представление о том, что наступает Второй год, тоже постепенно приходило.
Переход на новую систему исчисления сделала не только наша колония, а большинство с которыми я имел дело. Новый отсчёт как надежда на то, что завтра у нас есть.
…
В какой-то момент Иваныч поманил меня рукой. Он стоял рядом со столом, уставленном какими-то коробками у дальней стены цеха.
— Шампанское называется «Арктика», — он извлёк из ближайшего коробка две бутылки из-под шампанского, одну вручил мне, а вторую откупорил. — Сейчас будем пробовать.
Взяв увесистую бутылку, я с удивлением посмотрел на этикетку, напечатанную на принтере. Там так и было написано «Шампанское 'Арктика». Другое дело… Этикетка из-под принтера? Кустарщина?
— А ты думаешь, я только виски делаю? — усмехнулся комендант. — Нет, как видишь, запилили большую партию игристого.
— А сырьё? Ну то есть, виноград же нужен. Ты виски делаешь за счёт того, что есть и разнообразное зерно, и сахар.
— Кабыр нашёл грузовик с несколькими сотнями ящиков изюма «красная цена» в мелкой фасовке. Мы по малюсенькой порции детям даём, всё же витамины. Ну и я немножко пустил в шампанское. Вообще, это шампанское всё больше простая сахарная брага, но по дюжине виноградин на бутылку пришлось. Экспериментировал с рецептурой, добился углекислого газа и сладости.
Он откупорил бутылку, из неё пошла пена, расставил десяток бокалов и налил понемногу.
Любопытные колонисты, которые бродили неподалёку, расхватали почти все бокалы, но мы с ним отстояли парочку.
— Пробуем, — Иваныч чокнулся со мной, и я чуточку пригубил.
Ну что, вкусно. Виноградные нотки почти не чувствуются, однако я и в прошлой жизни не был особенным фанатом игристого, чтобы придираться. Шипит, газики пускает, градус небольшой, но ощущается. В желудке разлилось тепло.
— Вот этим и будем чокаться. Ты помнишь, с тебя объявление в форме тоста, чтобы совместить? — в очередной раз напомнил Иваныч.
— А какая вообще программа вечера?
— Культурная, вот какая, — он махнул рукой на самый большой телевизионный экран, где сейчас шла «Ирония судьбы».
По фильмам понятно. Как это ни странно, обилие кино не давало сойти с ума.
— Потом будет «Бриллиантовая рука», — Иваныч стал загибать пальцы, — «Белое солнце пустыни», «Карнавальная ночь», «Иван Васильевич»… Короче, классика. Для тех, кто досидит до четырёх утра, включат «Старые песни о главном», там тоже до полудня первого января. А, да! Мы нашли поздравление Путина на две тысячи девятнадцатый год и аккурат в полночь будет всё как мы привыкли, прервётся фильм, будет Верховный с бокалом, потом куранты. Короче, полное погружение.
— Круто.
— А после полуночи небольшой фуршет, небольшие порции салатиков из чего придётся, шампанское. Первый тост говорю я… Хотя, чтоб ты знал, я это дело не люблю. А через минуту говоришь ты. У нас даже микрофон есть.
— Не надо микрофон.
— Ага, я тоже без него, — кивнул Иваныч, допивая шампанское. — Но у нас есть тамада, который будет развлекать народ. Короче, ты понял, с тебя объявление!
— Дорогие… — я запнулся.
На меня смотрели сотни глаз, в том числе поставленный на паузу Шурик на экране.
По наставлению Иваныча речь я отрепетировал, примерно, не дословно. И обращение «выжившие» казалось мне слегка печальным. Сограждане? Термин привязан к гражданству, к стране, которая сейчас разбилась на сотни тысяч осколков. Колонисты? Мы называли свою базу колонией, хотя слово неправильное. Колония — это когда ты чего-то там заселяешь, колонизируешь, а когда просто стараешься не сдохнуть, было бы более уместным «убежище». Но и беженцами большинство людей вокруг меня не было, они если и бежали, то недалеко от своих домов.
— Дорогие товарищи! — выдохнул я. — Этот год мы пережили и поэтому молодцы.
Несколько человек удовлетворённо кивнули, соглашаясь.
— Даже уже больше года. А раз так, то всё ближе Весна. Весна — это наша новая религия, то, чего мы все ждём.
С этим согласилось ещё больше народа.
— В наступающем новом году, — я сделал паузу. Люди ждали, что сейчас услышат слова про «счастья, здоровья, крепости духа» и прочие стандартные пожелания. — Я предложу вам, некоторым из вас… совершить переселение.
— Что? — недоумённым басом протянул кто-то из работяг с задних рядов.
— Начну с начала. Мы нашли путь к морю. Замёрзшая река без имени, двигаясь по которой можно добраться до Чёрного моря и того, что осталось от Азовского.
— Саныч, — отреагировал один из бойцов, бывший студент, по-моему, его звали Николай, — ты сдурел, какие моря? Отпуск? Туризм?
— Нет, не туризм и нет, не сдурел. Собственно, я предлагаю именно переселение и не всем, а только желающим. Смысл в том, что, когда настанет Весна, мир станет таять и никто никуда больше не поедет.
— Это будет и не нужно, — уверенно дёрнул головой Николай.
— Субъективно. Так-то где жить — это выбор каждого. Я могу сказать за себя, что намерен в феврале сесть на вездеход и в компании тех, кто захочет, прихватив припасы, технику и топливо, перебраться на берег моря.
— Ишь ты, нормально он придумал, — неприятным фальцетом воскликнула щекастая тётка, — Наши припасы, технику и топливо он решил взять.
— Ты, Светка, язык-то свой поганый прикуси, — осадил её Иваныч. — Припасы у нас есть, потому что Странник их нашёл. И топливо он. И технику добыл. Ты вообще жива, потому что он заборол Орду. И если ты ещё будешь пасть свою гнилозубую разевать, то перестанешь быть живой, потому что я, лично я тебя выгоню нахер из колонии на мороз. Понятны мои слова?
По лицам некоторых присутствующих было видно, что им есть что возразить, но они боятся коменданта и его расправы, всё же его наказания были не абстракцией и дисциплина в колонии держалась не на добром слове и гражданской сознательности, а на некотором страхе.
На короткое время воцарилась тишина.
— Короче, — вздохнул я. — Никого не агитирую. Но сообщаю о такой возможности и предлагаю всем желающим. По сути, речь пойдёт о разделении колонии. Мы двинем на юг и никаких гарантий, что всё пройдёт легко и непринуждённо. И что там, на месте, будет хорошо и здорово.
— А какой тогда смысл этим желающим двигать с тобой? — раздался аккуратный выкрик.
— Там море и там теплее.
— А можно практический вопрос? — поднял руки молодой гундосый боец, тоже из студентов. — Сколько займёт дорога и есть ли там, на месте, база?
— Базы там нет, едем в неизвестность. А дорога… Мы считали, что путь займёт порядка двух недель. Предположительно. Опять-таки в пути никаких гарантий нет. Каждый выход — это риск… Тем более такой выход. Нам известно о десятках попыток откочевать на юг и не известно, у кого получилось.
По толпе прошёлся ропот.
— Ладно, — поднял руку Иваныч. — Новый год всё-таки. Давайте базар-вокзал сворачивать. Все услышали Странника? Ну и хорошо. Вы подумайте, а если надумаете, то обращайтесь ко мне или Хану. А теперь, Саныч, давай поздравление.
— Всех поздравляю, — с готовностью отреагировал я. — Всем желаю здоровья крепкого и отсутствия неудач, проблем и болезней. Да и чтобы все были живы!
Я поднял бокал повыше, народ стал чокаться между собой и ближайшие со мной.
Когда народ стал пить, я отступил назад.
— Ты как, Саныч? — чуть оттянул меня в сторону Иваныч. — Держишься?
— Держусь, Иваныч.
— Ты не наломаешь дров? Не угробишь себя?
— Как это ни странно, я крепко цепляюсь за жизнь.
— Ладно, твоя поездка на море имеет много причин, — многозначительно сказал Иваныч, — дай народу всё переварить, а через неделю-другую проявятся первые желающие. На днях будут первые списки. Потом кто-то откажется или решится. Короче, видно будет.
— А лично ты?
— Моя семья на море едет. Быть может, это будет самая трудная поездка к морю, но я в деле.
Он хлопнул меня по плечу.
С бутылкой в рюкзаке я проскользнул в Зал Искателя и переоделся в комбез для рейда.
Взял всё необходимое и уверенно прошёл шлюз, буркнув дежурному, которому в порядке исключения позволили на рабочем месте выпить двести грамм самогона, что пошёл проверять свой вездеход.
Чтобы доехать до Дома Сектантов мне потребовалось пять с половиной часов, то есть очень мало. Правда и двигал я туда напрямую. Там теперь был Кипп, который в праздновании Нового года участия не принимал. Когда я вызвал его по рации, он ответил недовольным голосом, что собирался спать.
…
На месте раскопа, то есть места, откуда можно попасть вниз, было сооружено нагромождение листов металла, криво-косо покрашенного в белый цвет, стянутых саморезами и снабжённых пластиковой балконной дверью.
— Открывай, сова, медведь пришёл! — я постучался в двери и Кипп действительно открыл.
— Давай выпьем за Новый год!
— Я не особенный любитель алкоголя, — неопределённо ответил он.
Кипп был одет в белый балахон с нарисованным на всю грудь Иисусом, который возносился к небесам в ядовито-оранжевых лучах солнца. Ежу понятно, это местный трофей.
— Ладно, отставим пока шампанское, только его надо положить в сухое прохладное место.
— Сейчас любое место сухое и прохладное.
— Надо, чтобы не минус, а то замёрзнет, лопнет.
— Тогда на кухню.
Это была всё та же кухня, где я когда-то спал, пока болел и приходил в себя после бешеных скачек. Но Кипп всё менял под себя. Тут была современная встроенная кухня, которой раньше не было, собранная его руками — столешница, раковина, плита, объединённая с печкой.
Утеплитель не виден, но помещение тёплое. Есть вытяжка, бойлер и душевая кабинка в углу. Широкий диван, стол, два телевизора и висящее на стене радио. Все максимально удобно, красиво и при этом аскетично.
— Ты задался целью выживать в комфорте? — спросил я в некотором удивлении.
— У меня была возможность сделать всё хорошо, так, как я считаю нужным. Инструменты, материалы. Мне будет жаль превратить это всё в общежитие, даже на пару дней.
— Ты не гони лошадей, может и не придётся. Дом Сектантов не на берегу реки. В идеале выставить технику на готовность, погрузить людьми и тронутся и всё в одном месте.
— Проложить дорогу к реке?
— Не то. Давай попьём чай или шампанское и поищем место, более подводящее под стартовый лагерь.
— Я только «за».
— Поэтому тебя и хочу задействовать. А ещё, потому что ты ранним утром первого января трезвый и ничем не занят.
— Первое января просто цифра, отметка полёта планеты вокруг своей орбиты.
— Ой, не нуди, Кипп. Даже я такой херни не несу.
— Странник, ты и сам трезвый и грустный.
— Я не грустный, а серьёзный. Так что, будет чай?
— Кофе. У меня много кофе в зёрнах. Сейчас сварю.
Он включил на одном из телевизоров ролик Бэдкамедиана, где тот матерился по поводу фильма «Полицейский с Рублёвки». Это было по-своему мило, что люди переживали из-за подобной херни.
Видимо, что есть, то Кипп и смотрит.
— А Проводник к тебе наведывался? Это границы его ореола обитания?
— Нет, вероятно, мы с моими дохлыми сектантами севернее. А что?
— Думаю, встретим мы его или нет. Ладно, давай пить кофе. А потом поищем.
— Другое место под базу? Я поддерживаю.
— Это радует, — я развернул планшет с навигатором. — Вот наша безымянная река. И вот этот сектор в десяти километрах отсюда лучший с точки зрения логистики для оборудования стартового лагеря. Надо прошерстить этот бережочек.
— Сейчас, первого января?
— Нет, блин, завтра.
— Странный ты, Странник.
— Это не ответ.
Он достал механическую кофемолку, с неторопливостью буддистского монаха насыпал зёрна из жестяного коробка, перемолол, достал турку, насыпал туда тёмно-бурый порошок, поставил на металлическую поверхность каменной печи.
— Нет проблем, давай покатаемся.
— Вот и ладненько.
Достаточно бодро испив этот самый кофе, причём я пил, а всё больше Кипп одевался, мы вышли на поверхность и полезли в мой вездеход.
Своим прошлым хозяевам он счастья не принёс. А вот меня радовал. Сейчас мы топили, прямо-таки на крейсерской скорости, к зоне поиска.
Для начала мы достаточно быстро доехали до извилистой белой поверхности реки, откуда ветер на некоторых участках сдул снег и обнажил тёмный лёд.
На сам лёд не выезжали, потому что это участок низменный, обзор оттуда минимальный, катились по берегу.
— А чего там искать? — Кипп через пятнадцать минут путешествия ткнул пальцем в горизонт впереди. — Вот оно.
— Быстро ты делаешь выводы, что другое место лучше Дома Сектантов. Просто по силуэту.
Кипп не стал это комментировать, а мы просто катились вперёд вдоль реки к очертаниям торчащей из снега серой кирпичной пятиэтажки. Ну, то есть это я предполагал, что она — пятиэтажка, визуально из снега торчало только два с половиной этажа.
Других построек видно не было, хотя рядом была ещё и торчащее в небо кирпичная труба.
Ну да, формально — до реки метров двести, правда между ними изломанные деревья вперемежку со льдом, остатки лесопосадки. Но между ними можно прочистить проход.
И всё же пятиэтажку надо ещё исследовать.
Дул небольшой ветер, и я объехал здание и поставил транспорт в ветровой тени. Когда мы вышли, запер вездеход, но ключ держал наготове. Мало ли кто в теремочке живёт. Вдруг они как выпрыгнут, что захочется уехать?
Кипп держал в руках автомат, я свой пока что закинул на плечо, но проверил Вальтер в нагруднике.
Некоторые окна в здании были разбиты, так что мы прошли в одно из таких безбожно заснеженных и вымороженных помещений.
Это была двухкомнатная квартира, оклеенная ядрёными красными обоями, сильно пострадавшая от действия стихии.
— Ну что, — я прошёл к входной двери и повернул ручку замка на открывание, чуть толкнул дверь, удостоверился что она не примёрзла, а такое часто бывает, щёлкнул фонариком и приготовился войти в подъезд. — Ты готов?
— Как пионер.
Я открыл и для начала чуть подался в сторону. Ну это скорее привычка, мало ли что оттуда попрёт.
Никто навстречу нам не выскочил, однако в ноздри ударил неприятный запах, пахло мышами, смрадом и аммиаком.
— Раз воняет, значит что-то там есть или было и издохло. Погнали.
В подъезде валялись мышиные какашки и какой-то мусор. Если бы это был обычный сталкерский рейд, то мы бы прошлись по подъезду и вычислили самые богатые двери, чтобы их вскрыть. Сейчас, раз уж у нас поиск места под базу нас интересовал, для начала самый важный вопрос: «Кто в теремочке живёт?».
Я шёл первым, но так, чтобы в случае опасности отскочить в сторону, дав возможность Киппу вести огонь.
Лестница вела нас вниз, к первому этажу и мышиные какашки попадались всё чаще.
— Проверим квартиры на первом? — предложил Кипп.
— Нет, есть дверь в подвал, и она не заперта.
Нижняя часть дешёвой двери в подвал была не то, что прогрызана, а просто-таки обглодана сантиметров на сорок.
Я потянул её за ручку, поскольку лезть в эту нишу желания не было и не удивился, когда дверь оказалась не заперта.
В американских фильмах на пистолеты и автоматы, дробовики, словом — стрелковое оружие цепляются тактические фонарики. Чтобы ты видел куда стрелять и представлял куда целишься, однако мне такие штуки не попадались. Так что фонарик со шлема освещал сухой и сравнительно тёплый ход, лестницу в подвал. А пистолет просто в руках, без всякой иллюминации.
Топор я убрал, зацепил за спиной, взялся за Вальтер. Топором в замкнутом пространстве не махнёшь. Стараясь шагать насколько это возможно тихо.
За моей спиной пыхтел Кипп. Он, конечно, старался не шуметь, но пока что ему это не удавалось.
В нижней части лестницы двери не было, но висела какая-то тряпица, перекрывающая вход. Я ожидал, что на неё нацеплены банки и на них — ложки, чтобы гремело, но это была просто скучная тряпка, причем тоже погрызенная.
Я отодвинул её и шагнул во тьму подвала. А ещё я понимал, что тряпку кто-то подвесил и это были явно не мыши с крысами.
Стандартный низенький вонючий подвал по всему профилю здания и там тоже было холодно. Не так холодно, как на поверхности, даже скорее плюс. По центру подвала протоптана тропа, которая петляла мимо громадного количества мусора, бытовых вещей, пришедших в негодность, что внешне напоминало ситуацию, когда в квартире живёт бабка или дед, который тащит из мусорки всякий хлам.
Но в подвал обычно никто ничего не тащит. Ну, раньше так было, сейчас-то мало ли кто выжил и обитает тут.
Или не обитает? Бывает. А если бывает, то, где он или они тогда живут?
В любом случае я прошёл по «тропе», а Кипп двигался следом, не оспаривая мой опыт, а может, потому что тот, кто двигается первым, имеет больше шанса попасть в ловушку или словить пулю.
Тропа заканчивалась среди переплетения труб.
Трубы коммуникаций здания, пыльные, грязные, уходили куда-то к внешней стене подвала, в некий низенький проход.
Скорее всего там был туннель в направлении коллектора или что-то в этом духе.
И всё бы ничего, но из этого весьма узкого прохода, из темноты между трубами, такой плотной что казалось, она поглощала свет, на меня смотрели глаза, яркие, жёлтые, близко посаженные.
Смущало, что глаза были на высоте чуть выше метра. И то, что они ощутимо светились. А ведь человеческие глаза так не умеют.
Только сейчас я понял, что не могу сглотнуть ком в горле, такой здоровенный, как сказочный колобок.