Лавка колониальных товаров

Контуры

На этот раз посылка, которую Серега с трудом вытащил из воды, едва не опрокинув утлое плавсредство, была намного объемистей.

— Шеф, — сказал Серега, отдуваясь. — В следующий раз надо вдвоем идти. Они же ботом пришли, а вовсе не ялом. И рыбу стрелой поднимали, и посылку нашу стрелой… А я, понимаешь, один, как человек-амфибия. Серега внезапно замолчал и, после секундной заминки, разразился:

— Ты уже пил вчера, — ехидно напомнил Бобров.

Серега смешался. Но быстро нашелся.

— Вино, — сказал он, — было отравлено. Иначе чего бы это двум здоровым мужикам сверзиться с одного литра.

— С трех, — поправил его Бобров.

— Чего с трех? — не понял Серега.

— С трех литров. И девчонка, на которую ты подумал, здесь совершенно не при чем.

— Опа, — удивился Серега. — А когда это мы успели? Нет, тебе-то я верю. Но… — он потер лоб. — Не помню, хоть ты тресни.

А между тем пирога, подгоняемая мерными ударами весел, была уже на полпути к порту.

Распаковывать посылку они стали только в таблинуме. Как они дотащили тюк от порта до своего дома — это отдельный рассказ. Но все-таки дотащили, и раздраженный Бобров, ответив на вопрос «Кто там?», открывшему калитку Петросу, что хозяев надо знать в лицо, задом, непрерывно оглядываясь, прошел прихожую и перистиль, и с облегчением свалил ношу у стены в таблинуме.

Пока он сидел прямо на полу и обмахивался подолом хитона, Серега сгонял на кухню и принес два килика вина, разбавленного по-гречески — водой. Бобров выдул половину единым махом, а потом стал пить маленькими глотками, продлевая удовольствие.

— Льда бы сюда, — сказал он мечтательно.

— Ага, — тут же добавил Серега. — И женщину с опахалом.

— Согласен на вентилятор, — быстро сказал Бобров.

Влил в себя одним глотком остатки вина и отставил посуду.

— Ну давай поглядим, что нам прислали. Я так понял, что рыбу они продали тут же и за хорошую цену?

— Да, да, — отозвался Серега. — Юрка рассказывал, что оптовик, когда увидел, что ему предлагают, был просто вне себя от счастья. Но цену, гад, поднял совсем ненамного. Количеством взяли. Вобщем сто десять долларов они поимели. Надо будет в следующий раз, а он у нас послезавтра, сетку у них забрать. Тут камбалы должно быть немеряно. Боюсь только, для местной камбалы наша ячея маловата будет.

— Заодно и проверим, — сказал Бобров. — Ладно, распаковывай.

Серега подтащил к себе тюк, и разрезал веревки его стягивающие. Первыми на свет, встреченные радостными возгласами обоих партнеров появились две фирменные алюминиевые кружки, потом большой и красивый заварочный чайник.

— Стой, Серега, погоди! — Бобров замахал рукой. — Прежде чем мы продолжим, сбегай, пожалуйста, на кухню и попроси вскипятить воду. Хоть чайку попьем.

— И то верно, — согласно кивнул Серега и умчался.

Бобров тем временем извлек из тюка большую жестяную банку с надписью English Breakfast.

— Ты глянь только, — сказал он вернувшемуся Сереге. — Какой чай нам прислали. Такой и в продажу можно будет пустить. И драть за него безбожно.

— Я в чаях особо не разбираюсь, — признался Серега. — По мне так лишь бы коричневый был. А вот идею насчет продажи горячо поддерживаю и обобряю. Только упаковка должна быть другая.

Следующей из тюка появилась банка «Нескафе» по прозвищу «классик», имевшая неповторимый вкус жженой резины и соответствующий аромат. Бобров заявил, что в нашем деле не до изысков и, что, разбогатеем — и не такое себе позволим. Серега согласно кивал. Ему вообще вино больше нравилось, а пристрастия шефа он считал блажью.

Потом из тюка стали появляться более серьезные вещи. Первыми Серега извлек четыре штуки ткани. Это не был веселый ситчик, или скромный сатин, или еще более скромная бязь. На свет появились отрезы добротного сукна синего, голубого, зеленого и фиолетового цветов. Серега отколол от одного куска записку и прочитал: синий и голубой — драп; зеленый и фиолетовый — драп-велюр, ширина кусков сто сорок сантиметров, длина — десять метров. Он посмотрел на Боброва, потом схватил фиолетовый кусок и выбежал из комнаты. Бобров прислонился спиной к стенке, взял в руки записку и принялся прикидывать, сколько же это может стоить.

Серега явился минут через десять.

— Никитос был вне себя, — сказал он. — Он несчастный кусок мял, нюхал и даже пытался укусить, но я не дал. Вобщем, единственное, что я от него добился, это примерная стоимость. Он сказал, при многочисленных оговорках, что может и ошибиться, но цена куска, вот конкретно этого, будет составлять около полутысячи драхм.

Бобров протяжно присвистнул.

— Не свисти, — автоматически сказал Серега. — Денег не будет, — но тут же понял, что противоречит сам себе и рассмеялся.

— Две тысячи драхм, — сказал Бобров, и повторил. — Две тысячи… Так, а что там у нас дальше.

Серега отложил в сторону к остальным кусок ткани и полез в недра тюка. Бобров с интересом ждал. Серега покопался в тюке и вместо ожидаемой ткани вдруг вытащил один за другим четыре целлофановых пакета с сахаром-песком, следом появились тоже четыре коробки с рафинадом.

— Ага, — сказал Бобров. — Чего-то такого я и ожидал. Но я просил всего один для себя.

— Будем внедрять, — сказал Серега. — Начнем с Никитосовой Элины и девчонок. Надо проверить реакцию.

— Да я бы и Агафона со счетов не сбрасывал, — пожал плечами Бобров.

Серега поморщился. Его нелюбовь к Агафону никуда не делась. Но он понимал, что Агафон, как владелец трактира, лучше всех сможет донести до широких народных масс преимущества нового продукта.

— Чего вдруг задумался? — спросил Бобров. — Поехали дальше.

Серега встряхнулся и опять обратил взор на содержимое тюка. А оттуда появилось на этот раз нечто нетривиальное.

— Шелк вискозный, — прочитал Серега на сопроводиловке и вопросительно посмотрел на Боброва.

— Чего вытаращился? — грубо спросил тот. — Ну шелк, ну вискозный. На натуральный, знаешь какие деньги нужны. Тем более местным по… — он подумал. — ну, по тимпану что ли.

— А-а, — глубокомысленно сказал Серега, ни капли не обидевшись, и отло-жив кусок шелка в сторону, опять полез в тюк.

Следующим сюрпризом оказался тяжелый пакетик, который будучи разорванным, явил собравшимся два десятка зеркал.

— А это для наших папуасов, — обрадовался Серега и полез дальше.

Дальше были две пачки бумаги, коробка стальных перьев и большая ко-робка, тесно уставленная бутылочками с чернилами. Женские мелочи венчали список. Серега посмотрел на ярмарку разложенных на полу товаров, на опустевший тюк и выдал:

— Если все это с толком продать, мы запросто можем купить ту усадьбу.

— Не горячись, — остановил его Бобров. — Нам еще масла надо купить, лодку, да и на дом денег не меряно уйдет. Купим мы твою усадьбу через недельку. Может быть. А пока посмотри, может кипяток уже готов. Куда побежал? Чайник с собой сразу возьми — заваришь там.

Как с Никитосом и договаривались, его жена, едва придя в себя после всего, что на бедную женщину свалилось, развила бурную деятельность и вообще оказалась хозяйкой очень энергичной. А свалилось на нее потенциальное богатство, и она временами замирала, уставив взор в пространство и чтобы вывести ее из этого состояния, надо было позвать по имени. Но, несмотря на временные недостатки, Элина тут же взяла под крыло залетных купцов. Она не собиралась отсиживаться в гинекее, тем более, что слуги в доме, конечно, предвиделись, но пока их не было. Девчонки, те вообще быстро освоились, и обращались к отцовским партнерам запросто: дядя Александрос и дядя Серегос. Про Петроса и говорить нечего.

Вот и сейчас вся семья вместе с Бобровым и Серегой собралась в трикли-нии на обед. Обед в связи с возросшей нагрузкой у Элины получился не слишком изысканный, но зато обильный. Принесенная «купцами» рыба тут же пошла в дело и уже наличествовала на столе. Кроме того, Серега «тайно» от Никитоса вручил Элине, так сказать, на хозяйство сто драхм. Все-таки у женщин психика гораздо гибче, чем у мужчин, Элина, раз удивившись до полного обалдения, просто поблагодарила Серегу, который удивился в свою очередь.

И теперь все это ощущалось на столе. Никитос и сам не подозревал за супругой таких талантов и только интенсивно хлопал глазами. Зато детишки бурно радовались. Правда, когда трапеза подходила к концу, хлопать глазами стали уже все присутствующие, ну за исключением Сереги конечно. Это произошло, когда Элина принесла с кухни Бобровский чайник, из носика которого шел пар с незнакомым запахом.

А потом началось то, что присутствующим показалось священнодействи-ем. Бобров извлек откуда-то из-под стола сосуд, названный им «кружкой», налил в него из чайника горячей, исходящей паром темно-коричневой жидкости, отхлебнул и причмокнул. А потом он вывалил из мешочка на стол много белых кубиков, взял один из них, отгрыз половину и запил из кружки. Глаза его прикрылись от удовольствия, и он опять громко причмокнул.

Первой не выдержала самая мелкая и непосредственная семилетняя Майя.

— Дядя Александрос, а что это у тебя?

Девчонка отчаянно шепелявила, и понять ее было трудно, но Бобров все-таки решил, что понял правильно.

— Это чай, — он показал на кружку, — а это сахар. Он сладкий. Бери, пробуй.

Майя с опаской взяла белый кубик и лизнула. Секунду она прислушива-лась к ощущениям, а потом мордашка ее расплылась в широкой улыбке, она хрупнула сразу половину кубика и усиленно захрустела. Остальные дети загалдели и тоже потянулись к сахару. Мать прикрикнула на них, но Бобров благодушно сказал:

— Да пусть их.

Весь сахар растащили в момент. И всем он понравился. Даже Элине и Никитосу. Последний правда поинтересовался, сколько это может стоить и, услышав, что десяток за драхму, чуть не подавился. А вот чай не понравился никому. Бобров не удивился, к чаю надо привыкать, и привыкать долго. Русь вон привыкала кабы не больше столетия.

Серега, хлебнув за обедом неразбавленного вина, явно лучшего чем у Агафона, значительно повеселел. Он как-то не обратил внимания, что домочадцы смотрели на него с жалостью. Бобров не стал указывать ему на это за столом, но наедине пообещал объяснить разницу. Но тут как раз раздался стук в калитку, и пришлось беседу отложить.

Петрос помчался открывать. Оказывается, явился столяр. Тот самый, который занимался отделкой лавки. Следом за ним помощники, или рабы, кто их там разберет, стали втаскивать длинные доски. Серега, в темпе выхлебав вино, побежал контролировать. А вот девчонки стали помогать матери убирать со стола. Бобров не спеша допил чай и спросил:

— Элина, тебе кухарка нужна?

Женщина остановилась и поставила обратно на стол большое блюдо из-под рыбы.

— Нужна, — ответила она, впрочем, без большого энтузиазма. = Хорошо бы еще женщину, чтобы убирала дом.

— Ну да, — добавил Бобров. — И привратника. Где же им жить-то? — потом добавил. — Ну, положим, для привратника место есть. А вот… а-а сделаем что-нибудь.

Женщина терпеливо ждала.

— Вот что, Элина, я в этих делах не очень разбираюсь. Придется тебе со мной сходить. Как там с вашими обычаями? Тебе можно?

Женщина махнула рукой и улыбнулась.

— Мне пока можно. Никто ведь не знает, что я теперь жена богатого человека. Меня все знают как почти нищенку.

— Ой, да ладно. Нищенка она, — беззаботно сказал Бобров, и они улыбну-лись друг другу.

Элина действительно за те несколько дней, что жила в новом доме значи-тельно переменилась в лучшую сторону. Стала словно выше, стройнее и даже лицо разгладилось. Теперь женщине нельзя было дать больше тридцати лет, как, собственно, и было.

— Пойдем-ка, — таинственно сказал Бобров. — Пусть мужики, там пока раз-бираются.

Заинтригованная женщина пошла за ним в таблинум. Она совершенно не боялась. Ну вот такой был Бобров — никто его не боялся.

А между тем, Бобров полез под прикрывающую кучу товара ткань и из-влек кусок шелка.

— Это тебе, — сказал он грубовато. — А то, небось, и выйти не в чем. Ах, да, еще вот, — он достал набор иголок и несколько катушек с нитками. — Это тоже.

— Ой! — сказала Элина совсем не по-древнегречески. — А если Никитос узнает?

— Я ему объясню, — пообещал Бобров.

Пока Бобров занимался охмурением хозяйки, столяр с помощниками развернули в лавке бурную деятельность. Сначала они как-то довольно быстро смонтировали прилавок. Серега даже не ожидал, что такими, в принципе, довольно примитивными инструментами можно что-то быстро сделать. Однако столяр это успешно опровергнул прямо на его глазах. С полками, правда, вышло несколько сложнее, и Серега понял, что дело это долгое. Никитос с этим вполне согласился и, оставив сына своим заместителем, пошел за каменщиком.

А тут появился довольный Бобров и сказал Сереге по-русски:

— Завтра мы с тобой, друг Серега, станем рабовладельцами.

— Да ладно, — не поверил Серега.

— А вот увидишь. Завтра мы идем с Элиной за кухаркой, горничной и привратником.

— А денег хватит? — засомневался Серега. — У нас вроде чуть больше чем двести драхм.

— Завтра мы раскрутим Агафона, — уверенно сказал Бобров. — У нас есть то, от чего он не сможет отказаться — сахар.

— Ты что? — испугался Серега. — Хочешь ему весь наш сахар сплавить?

— Что я, с телеги упал? — возмутился Бобров. — Конечно, нет. Я собираюсь ему втюхать только песок. Четыре килограмма потянут на цену двух рабов, как думаешь?

— Я уже ничего не понимаю, — признался Серега. — Какая-то наизнанку вывернутая получается у нас торговля.

— Привыкай, — немного покровительственно произнес Бобров, который еще сам полностью не въехал в тонкости, но старался этого не показывать.

Явившийся каменщик осмотрел поле деятельности, выслушал пожелания, уточнил размеры и отбыл. Второй раз он пришел через несколько часов, с натугой таща за собой небольшую тележку, на которой лежал длинный плоский камень. Сзади тележку подпирал мальчишка лет десяти. Немного отдохнув, каменщик взялся задело, и инструментом, похожим на длинное зубило стал выбивать в стене щель, очень похожую по конфигурации на привезенный камень.

В мягком известняке, из которого была сложена стена, щель была выбита довольно быстро. Пыли только вокруг было предостаточно. Каменщик, тот вообще походил на статую, которая при этом шевелится.

А вот вставлять камень на место пришлось всем мужчинам. Ну кроме Никитоса. Ему просто места не нашлось. Серега с Бобровым по краям и каменщик посередине по команде подняли камень и вдвинули его в выбитую щель. Камень вошел в нее словно нож в ножны.

Уже стало темнеть. Поэтому каменщик собрался, пообещав закончить завтра, и удалился со своей тележкой.

Ужин был, собственно, повторением обеда, только вместо рыбы наличествовала каша из непонятных злаков и что-то вроде салата с добавлением вездесущего оливкового масла. Правда, не сказать, что Боброву масло не нравилось. К его чаепитию народ уже отнесся как к делу привычному, а Никитос, как глава семьи, даже решился попробовать, и ожидаемо ему не понравилось, хотя конечно вида он не показал.

Ночевать Бобров с Серегой отправились к Агафону, потому что столяр по мебели пока не появлялся. Серега тащил с собой четыре килограмма сахара, которые Бобров рассчитывал впарить несчастному владельцу трактира. Владелец о намерении Боброва пока не подозревал и чувствовал себя прекрасно.

Утро началось просто великолепно. И встали вовремя, и голова не болела, и ничего не ломило. Даже как-то подозрительно выглядело. Но Бобров с Серегой намотали повязки, накинули хитоны, ругаясь каждый своими словами.

— Чего мы как придурки ходим в этих повязках, — выразил общую мысль Серега. — Предлагаю заказать Юрке наши трусы и провались оно все.

Хитоны такого сильного отторжения не вызывали. Как летняя одежда они были на уровне. Но вот ходить практически без штанов партнеры не желали. Видно не до конца еще прониклись принципами античности. И вообще, как выразился Бобров, им по части одежды гораздо лучше было бы у скифов.

Пока они одевались, отводя заодно душу, в дверь тихонько поскреблись.

— Не иначе Агафон, — сказал Бобров, застегивая фибулу на правом плече и размышляя на хрена он вообще ее расстегивал.

— Не заперто! — крикнул Серега, разглядывая сандалий и думая, что бы в нем такого модернизировать.

В дверь тихо просочился Агафон и замер на пороге в предчувствии.

— Ты смотри, и правда, — сказал Серега. — Тебе бы надо к этим, как их, букмекерам. Озолотились бы.

Агафон вслушивался в непонятные слова, чувствуя, что речь идет о нем, и глупо улыбался. Бобров, наконец, справился с фибулой и напрямик спросил:

— Ну что, Агафон, как у тебя сегодня с деньгами?

Агафон моментально сделал стойку. Он тут же понял, что вопрос задан не просто так. Мысли заметались в черепе с такой скоростью, что усиленная их работа отразилась на лице. Бобров смотрел на него даже с сочувствием, но помогать и не думал. Наконец Агафон пришел к нужному выводу.

— Не очень хорошо, господин.

— Ну и ладно, — благодушно сказал Бобров. — Тогда пойдем, поищем, у кого они есть.

Агафон понял, что сейчас упустит что-то важное, о чем потом будет долго жалеть. Он собрался с духом.

— Но я могу занять.

— Вот это разговор, — одобрил Бобров. — Тогда ладно. Смотри сюда.

Справившийся наконец с сандалией Серега не без усилия положил на стол приличных размеров мешок. Агафон вперил в него горящий любопытством и алчностью взор. Пока Серега развязывал мешок, Агафон практически незаметно подкрался поближе и к моменту, когда тот раздернул горловину, оказался совсем рядом со столом. Бобров очень поразился такому умению. А Агафон увидел в мешке мелкие белые крупинки и спросил:

— Это что такое?

— Сахар, — буднично ответил Серега, доставая выстроганное из щепочки подобие ложки и цепляя ею щепотку крупинок. — На-ка вот, попробуй.

Агафон высыпал в рот сахар и сперва задумался, а потом вдруг широко открыл глаза.

— Ну как? — спросил Серега. — Понравилось?

Агафон тут же по привычке сморщился, но совладать с собой не смог и щеки непроизвольно разъехались в стороны.

— Ага, — сказал Серега. — Вижу. А теперь подумай, Агафон, где можно это применить. Только хорошо подумай и не спеши. А мы пока соберемся и позавтракаем. То есть время у тебя есть. Ну а потом мы идем на базар и твое время, соответственно, заканчивается.

Агафон повесил голову и с думой тяжкой на челе удалился.

Это потом уже прокомментировал Бобров.

Однако после завтрака Агафон выловил их прямо на выходе из триклиния.

— Ваша цена, — сказал он по-деловому сухо.

Бобров и Серега переглянулись.

— Пятьсот, — сказал Серега и подмигнул Боброву.

— Триста, — озвучил свою цену Агафон.

— Не, ну это несерьезно. Пойдем, Александр.

— Триста пятьдесят, — быстро сказал Агафон.

— Четыреста пятьдесят.

Сошлись на триста девяносто. После этого все трое прошли в комнату и Серега вручил Агафону мешок с сахаром, получив взамен мешок с серебром.

— Будете пересчитывать? — поинтересовался Агафон.

— Будем, — упрямо мотнул головой Серега.

Однако, Агафон зря ехидничал, пересчет занял совсем немного времени, еще раз удивив хозяина. Заодно уж были отделены драхмы Херсонеса от афинских тетрадрахм. Расстались вроде довольные друг другом.

Серега традиционно сунул мешок с серебром под хитон и они пошли к своему дому. В переулке было полно пыли. Оказалось, что каменщик уже полчаса как ломает стенку, а Никитос стоит на страже. Поприветствовав и того и другого, партнеры вошли в калитку и застали в перистиле мающуюся с корзинкой в руках Элину со старшей девочкой, которую звали Гликос, что значит «сладкая». Элина обрадовалась входящим и Бобров тут же сказал:

— Я все помню, сейчас только поговорю с Никитосом, и пойдем.

Разговор занял буквально пять минут, и процессия во главе с Бобровым отправилась в сторону рабского рынка, который находился снаружи городских стен.

Ничего особенного собой рабский рынок не представлял. Бобров-то думал, что тут под палящим солнцем, на скрипучих помостах выставлены худущие изможденные люди все в лохмотьях и шрамах и жирные противные купцы заставляют открывать рот, осматривая зубы, с женщин сдирают последние лохмотья, заставляя демонстрировать фигуру, а мускулистые надсмотрщики с бичами непрерывно лупят несчастных. Надо признать, что он несколько заблуждался. Люди, конечно, были, но не изможденные и не в лохмотьях. Правда признать их упитанными тоже было нельзя, как и то, что одеты они были не по последней древней моде. Понятно, что люди, которым грозила смена привычного статуса, не радовались, но и сильно подавленными не выглядели.

Вдоль стены тянулся навес, под которым сидели или стояли те, кому не очень повезло в этой жизни. Бобров несколько растерялся. Ему как-то еще не доводилось покупать рабов. Серега ему в этом деле был не помощник. А Элине по местным понятиям было не положено соваться поперек мужчин, но она, держась вплотную к Боброву, давала очень дельные советы. Девчонка молча семенила рядом, не издавая ни звука.

Они медленно прошли вдоль навеса. Сегодня рабов на продажу было выставлено немного, да и количество покупателей не впечатляло. Бобров сразу углядел старавшихся держаться вместе мужчину, женщину и девчонку лет тринадцати при них. Он шепотом сообщил о них Элине. Та вгляделась внимательно, стараясь не привлекать внимания продавца.

— Фракийцы, — сообщила она, подумав. — Да, похоже, что фракийцы. И похоже семья. Интересно, сколько за них просят.

— Серега, — сказал Бобров уголком рта. — Подойди, узнай.

Серега с независимым видом, поигрывая концом пояса, ни дать ни взять Васька Буслаев, только в хитоне и без колпака, подошел к мужику, на должность которого указывала короткая палка, и заговорил с ним. Бобров с Элиной за это время прошли до конца навеса и уже возвращались обратно, когда Серега хлопнул мужика по плечу и догнал их.

— В общем так, — сказал он. — Семья фракийцев. Крестьяне. То есть посадить-посеять, сжать-обмолотить. И ничего больше не умеют. Их и продают-то как сельскохозяйственных рабочих. И я не знаю, чем они там работорговцу показались, но продает он их семьей. И просит за всех пятьсот драхм.

— Ага, — сказал Бобров. — Ну, привратником мужик потянет, девчонку по-дать-принести и убрать тоже обучить несложно. А вот сможет ли мадам кашеварить — это вопрос. Элина, ты как думаешь?

Гречанка интернациональным жестом пожала плечами. А между тем, рабы заметили интерес к себе и стали смотреть на них если не с надеждой, то хотя бы с ожиданием.

— Рискнуть что ли, — сказал Бобров. — Зато одним махом трех зайцев убьем.

Элина посмотрела на него вопросительно.

— Думаю вслух, — пояснил Бобров. — Наверно, будем брать. Серега, объясни товарищу расклад. Пусть пишет, что там у них положено.

Через пятнадцать минут Серега, как Бобров ему и обещал, стал рабовла-дельцем. Хозяин рабов символически передал ему конец веревки, наброшенной на шею мужчине, который шел первым в цепочке. Следом шла его жена и последней дочь. Серега передал Боброву свиток с купчей, легонько дернул за веревку и потянул за собой понурую цепочку. Бобров с Элиной шли замыкающими. Девчонка Гликос, все так же молча, топала рядом.

Пройдя через ворота, Серега остановил свою группу и подождал Боброва с Элиной.

— Так я с них это вервие снимаю? — полуутвердительно спросил он.

— Да, конечно, — ответил Бобров. — Если только не хочешь самоутвердиться за их счет.

— Да ну тебя, — якобы обиделся Серега, но веревку снял.

Развязанные рабы сгрудились посреди дороги, затравленно озираясь. Мимо шли люди пестро и разнообразно одетые и с интересом посматривали на стоящих. Бобров оценил это дело и сказал:

— Веди-ка ты, Серега, этих гавриков домой и обеспечь помывку. Ну хотя бы водой их окати что ли. Потом типа баньку соорудим. И пусть Никитос за одежонкой сгоняет. Он быстрее нашего сможет купить. А мы пока с Элиной за продуктами сходим. Как раз наверно к концу помывки и успеем.

Серега построил контингент по росту, причем женщина получилась пер-вой, сам встал сбоку и скомандовал: «Шагом марш!». Как ни странно, но рабы послушались и довольно бодро зашагали вперед, тем более, что идти было совсем рядом. А Боброве Элиной свернули на агору.

Овощно-фруктовые ряды были изобильны и многообразны. Бросалось в глаза отсутствие помидоров и картошки, и Бобров подумал, что эту диспропорцию надо устранять. Еще напрягали размеры вроде бы знакомых фруктов, которые были намного мельче аналогов в Бобровском мире. Но все равно краски базара радовали и впечатляли.

Элина, по годами выработанной привычке, направилась к месту, где продавались овощи подешевле, фрукты не первой свежести и уже несколько пожухшая зелень. Бобров, как-то упустивший этот момент, очнулся, когда она уже приценивалась. Он решительно прервал ее диалог с продавцом, взял женщину за руку, не обращая внимания на ее расширившиеся глаза, и отвел ее в ряды со свежими фруктами и овощами. Элина, осторожно высвободившись, стала было упрекать Боброва, но он сказал, чтобы женщина перестала ощущать себя бедной и наконец, поняла, что жизнь повернулась к ней совсем другой стороной.

— Соответствовать надо, Элина, — сказал Бобров. — Аты, ведешь себя словно не хозяйка большого дома, рабовладелица и купчиха, а бедная горожанка.

— Ой, я и не подумала, — смутилась женщина. — Действительно ведь.

Вобщем они заполнили корзинку отборным товаром, Бобров еще поговорил с виноторговцем и тот, получив залог, обещал завтра же доставить по нужному адресу две амфоры, вмещающие два метретеса отличного местного вина. Бобров прикинул про себя, что это будет примерно восемьдесят литров и Сереге на первое время хватит.

Когда скособоченный Бобров (корзинка все-таки была довольно тяжелой) и весело болтающая Элина с вечно молчащей дочерью подошли, наконец, к своему новому дому, картина, которая им предстала, конечно, не тянула на роль эпической, но все-таки настраивала на оптимистический лад.

Оказывается, пока они увлекались работорговлей и прочими, недостойными порядочных купцов вещами, каменщик закончил свою работу, вырубив в стене окно примерно метр на метр, столяр уже снял размеры ставня и сейчас лихорадочно его изготавливает, а новоиспеченный привратник уже вовсю работает метлой, собирая осколки камня. Все это Боброву поведал Серега, изображая из себя надсмотрщика.

— Ты подожди, я сейчас продукты занесу, и поговорим, — сказал Бобров, открывая калитку и пропуская вперед Элину с дочкой.

Непривычная к такому обращению гречанка замешкалась, с недоумением оглядываясь, но Бобров жестом однозначно дал понять, что она идет первая. Сгрузив на кухне корзинку, он хотел было уйти, но задержался посмотреть на новую кухарку. Зрелище было интересное, бедная женщина, уже умытая и переодетая в длинный хитон, с завязанными сзади влажными волосами стояла посреди помещения, со страхом оглядываясь по сторонам. Даже тот невеликий кухонный инвентарь, который Элина перенесла сюда из старого дома, вызывал у нее законную оторопь. А чудо инженерной мысли — очаг, тот просто пугал.

Бобров ухмыльнулся и сказал Элине:

— Вот тебе и кухарка. Покажи ей хоть как очаг растапливать, а то она на-верно ничего кроме костра не видела.

Женщина проводила Боброва растерянным взглядом, и повернулась к новоиспеченной рабыне. Ничего не поделаешь. Как там говорил Александрос, надо соответствовать.

На улице перед домом еще ничего не изменилось. Все так же шаркал метлой низкорослый, но широкоплечий новый раб, а Серега, прислонившись плечом к стене так, чтобы не запачкать хитон, лениво наблюдал за проходившей по улице женщиной, задрапированной от ушей до пяток.

— Вот как ей не жарко, — такими словами он встретил появившегося из ка-литки Боброва.

— Зато в ней есть тайна, иначе о чем бы ты говорил, — ответил тот. — А во-обще, это не наши проблемы. Лучше ознакомь меня вкратце с проделанной работой.

Серега отлип от стены.

— Ну, я привел народ, — начал он. — Каменщик тут долбил как дятел. Пылища стояла на всю улицу. Как еще народ не сбежался с ведрами и баграми. Никитос — голова, я бы вовек не додумался, он повесил с той стороны смоченное водой полотно и столяр мог спокойно работать. А камни, которые поцелее я во дворе сложил. Вот, значит. Народу я помывку обеспечил. Послушай, надо что-то с нашей ванной делать. Сток-то там приличный, но это единственное, что там приличное.

— Ты не отвлекайся, — посоветовал Бобров.

— Ага, так вот. Никитос из старых запасов взял три хитона и все наши, типа, рабы оказались одетыми. И вообще, он тут больший специалист и я ему доверяю. Должностные инструкции я до народа довел, они не возражали, то есть, конечно, не роптали.

— Еще бы им возражать, — хохотнул Бобров. — Как, вообще, ощутил себя рабовладельцем?

— Нет пока, — поморщился Серега. — Ну какой я на фиг рабовладелец. Я, максимум, работодатель. Вот товарища поставил и надзираю.

— А иначе бы сам подметал, — сказал Бобров серьезно.

Серега задумался.

— Ладно, еще чего-нибудь есть?

— А как же, обрадовался Серега. — Еще один столяр приходил. Тот что по мебели. Уточнял размеры и спрашивал, не надо ли еще чего. Я его озадачил полками и столиком на кухню. Нет, ну невозможно ведь. Голые стены и пол с очагом.

— Да все ты правильно сделал, — поморщился Бобров. — Но я думал ком-плексно заниматься. Понимаешь, кухня, ванная, комнаты, кабинет. Все по очереди. Впрочем, хрен с ним. Начали с кухни и ладно. Ты к завтрему список не писал?

— Когда? — Серега демонстративно показал на мужика с метлой.

Бобров тоже посмотрел в его сторону. Мужик это заметил и стал интенсивнее махать метлой.

— Старательный, — заметил Бобров. — Ладно, заканчивайте тут. После обеда за нами список и еще возьмем девчонку, как ее, кстати, зовут?

— Дригиса, — сказал Серега и чуть ли не облизнулся.

— Но-но, — предостерег Бобров. — А говорил, не рабовладелец. Возьмем с собой, чтобы привыкала, и пойдем на базар. Надо прикупить кувшинчик маслица Юрке для демонстрации и кувшинчик вина Вовану. А то он наверно там иссох.

Серега согласно кивнул и, крикнув мужику, чтобы он кончал с уборкой, пошел за Бобровым.

Обед был приготовлен уже новой кухаркой, которую звали Зиаис. Элина, конечно, приняла в этом деле живейшее участие, но уже в качестве шефа. Теперь же она сидела вместе с девчонками за столиком, ежась от взглядов мужа. Бобров сказал Никитосу, что по его обычаю мужчины и женщины столуются вместе, и его обычай самый верный, а если кому-то не нравится… Никитос все понял правильно, но временами так смотрел на жену, что ей становилось неуютно. Дочек он словно и не замечал, но они все равно предпочитали сидеть тихо-тихо.

Эта Зиаис очень прилично готовила. Понятно было, что в основном вкусовыми качествами пища была обязана Элине. Но саму кухарку тоже нельзя было сбрасывать со счетов. На вопрос Боброва о новом приобретении Элина ответила положительно и характеристику кухарке дала самую высокую.

Осталось еще приспособить к делу девчонку, которая и по местным меркам и по понятиям родителей, хотя их никто и не спрашивал, была уже совсем взрослой. А после того, как ее отмыли и соответствующим образом одели, стала не то чтобы куколкой, но очень симпатичной и смешливой девчонкой. И после обеда Бобров с Серегой, прихватив с собой это существо, именуемое Дригисой, отправились на площадь.

Девчонка была не назойливая, хотя и очень любопытная. Она так таращилась по сторонам, что Серега вынужден был взять ее за руку, чтобы не пришлось потом вытаскивать девчонку из какой-нибудь канавы. Греческим она владела еще хуже Сереги, но они как-то друг друга понимали. Занятная это была картина: здоровенный варвар (а Серега железно тянул на варвара и даже хитон не помогал) ростом выше ста девяносто и маленькая девчонка, не достающая макушкой ему даже до подмышки, неровно остриженная (Бобров заявил, что этими ножницами даже овцы стричься постесняются) и больших ей, шлепающих на ходу, сандалиях. Но Сереге все это было пополам, ну а Боброву тем более.

Обойдя весь базар и прикупив, что нужно, а заодно познакомив Дригису со всеми рыночными реалиями, они отправились обратно. Вот составление списка необходимых товаров заняло гораздо больше времени.

Ближе к вечеру объявился столяр с тележкой, груженной двумя ложами.

— Все! — сказал Бобров. — Хватит с нас Агафонова пристанища. Будем жить своим домом. Кстати, совсем забыл. Надо же запор для ставня заказать. Дай-ка я размеры зарисую.

— А что, у нас уже лавка готова? — спросил Серега, который за целый день умудрился ни разу в помещение не зайти.

— Какая там лавка, — отмахнулся Бобров. — Так, контуры.