Лавка колониальных товаров

Лодка

Бобров и Злата двигались не спеша и имели для этого все причины. Прошка сначала описывал вокруг них круги, а потом махнул рукой и помчался вперед. Пока парочка добралась до порта, он уже нашел отца, и они вдвоем ожидали Боброва недалеко от верфи. Мастер встретил новоявленного судовладельца с опаской. Он хорошо помнил общение со спокойным с виду купцом и страхолюдного громилу за его плечом. Но сегодня Бобров бы сама любезность. Он осмотрел представленную работу и остался доволен, а чего же быть недовольным, если работа выполнена, можно сказать, на отлично.

Мастер с удовольствием выслушал похвалу, но еще большее удовольствие доставил ему кошель с деньгами, а когда он узнал, что ему полагается еще и премия за качество, мастер просто растерялся, потому что про премию ничего не слышал и не знал что это такое. Но Бобров его успокоил, сказав, что это простая доплата, что и произвел тут же.

Провожаемый пожеланиями заходить еще, после спуска лодки на воду, Бобров неожиданно обернулся и спросил:

— Судно сможешь раздобыть? Можно старое.

Мастер, который обрадовался, было, что красиво разошелся с опасным клиентом, сначала приуныл, а потом задумался.

— Пока не знаю, — сказал он. — Надо поспрашивать.

— Поспрашивай, — покладисто сказал Бобров и отправился к лодке, у которой уже ждали Прошка с отцом и Злата.

Лодка явно была не чета прежнему челну, хотя и того рано было сбрасывать со счетов. Это была настоящая морская лодка: широкая, высокобортная, вельботноготипа, рассчитанная на две пары весел. Кстати, весла на верфи изготовили тоже. В сделанный мастером колодец Бобров предполагал установить тяжелый вращающийся шверт, заказав его Смелкову. По его, Боброва, разумению вырезать из листа десятки по размерам нужную фигуру, отшлифовать кромки, и просверлить пару дырок, должно было обойтись в сущие копейки. Кстати, в следующую передачу шверт уже должны будут отгрузить. Парус дожидался дома, в усадьбе. Но его и рангоут еще необходимо было подогнать. Все это Бобров успел подумать пока шел. Потом они столкнули лодку на воду, расселись по банкам, причем Бобров сел загребным, а Прошка с рулевым веслом. Злата разместилась на короткой носовой палубе с лючком форпика, а Андрей — отец Прошки на носовой гребной банке. Вообще-то лодка была довольно широкой, и каждая банка предназначалась для двух гребцов, и длины рук Боброва едва хватало, чтобы работать сразу двумя веслами. Андрею было немного проще — его банка была четверть метра уже.

Когда вышли за мыс, в правую скулу ударила волна, взметнув веер брызг. Радостно взвизгнула Злата. Однако, в лодку вода не попала и Бобров положительно оценил развал бортов. Потом они повернули, подставив волне борт и Боброву понравилась плавность качки. Вобщем мастера, изготовившие суденышко, дело знали на отлично, и Бобров с удовольствием заказал бы им что-нибудь посущественнее. Жаль, что имя мастера определить было невозможно. Да и времени прошло уже довольно много.

В саму Стрелецкую бухту они не пошли по причине неготовности пристани, а пришвартовали лодку сразу за стенкой хоры, там, где сейчас пляж Нахимовского училища. Злата тут же выпрыгнула на гальку и помчалась к дому, Прошка дунул за ней в попытке догнать, да куда там. Бобров убрал весла и обратился к Прошкиному отцу.

— Видишь, Андрей, вдвоем на веслах очень тяжело. Втроем тоже. Завтра с вами сходит Сергей четвертым, все покажет и расскажет, а потом, скорее всего, тебе придется искать четвертого человека. Но это на твое разуменье. Сможете втроем лодку водить — ваше дело. Поставим парус — будет намного легче, но ветер, он же не всегда бывает.

Андрей, кряжистый мужик с суровым обветренным лицом, степенно кив-нул.

— Тогда сегодня жду вас, когда солнце будет вон там, — Бобров указал на юго-восток.

Быстренько похватав, кое-что с обеденного стола, как Злата не уговаривала, Бобров с Серегой вытащили из укромного места сложенные паруса, мешок со снастями и блоками, мачту с гиком и потащили все это к лодке. Прошка, естественно, увязался следом.

Перед тем как ставить мачту, пришлось подработать степс и выборку под наметку. Как-то не совпадало изделие местных столяров с изысками местных же судостроителей. Однако Бобров не винил никого кроме себя, размеров-то местных он не знал. Вот и приходилось показывать размеры на пальцах. Соответственно, и получилось плюс-минус полсапога.

На мачту прицепили оковку гика и оковку топа, ввернули обухи под ванты и оттяжку гика. Так как на мачте ликпаз отсутствовал как класс, пришлось с грота срезать ползуны, от души примотанные к люверсам, а через люверсы продергивать слаблинь. Бобров и Серега хотели сделать все работы по такелажу, пока мачта лежала на берегу, потому что лезть на нее потом, когда она уже встанет на место, ни у кого охоты не было. Хотя Бобров иногда задумчиво посматривал на Прошку.

Провозившись примерно час, мачту все-таки водрузили на место. Серега налег на нее всем своим немаленьким весом, загоняя шпор в степс. Прихваченная наметкой к банке, мачта уже уверенно держалась в корпусе. Вант-путенсы прихватили снаружи к корпусу по месту, применив мощные шурупы. Увидев в руках Сереги здоровую крестовую отвертку, Прошка стал приставать, чтобы ему тоже дали покрутить. Ну Серега и дал. Прошка попыхтел и отступился, но дядю Серегоса стал уважать еще больше. Ванты, наплевав на все, набили винтовыми талрепами, ахтерштаг тоже. Форштаг просто обтянули через прикрепленный к носовой оковке коуш и закрепили маркой.

— Ну что, попробуем? — спросил Серега и в голосе его явственно проскользнул опасный азарт.

— Шверта еще нет, — ответил более осторожный Бобров, хотя ему тоже хотелось опробовать почти совсем новую лодку, да еще и в таких условиях.

Ведь впервые, можно сказать, в этом мире применялся косой парус в таком интересном сочетании.

— Да пошли, — сказал Серега более настойчиво. — Дадим круг по Песочной бухте. Тут и ветра-то почти что нет.

— А, ладно! — махнул рукой Бобров. — Уломал. Где у нас руль? А, вот он. Прошка, ты идешь?

Бобров мог бы и не спрашивать. Пацан заскочил в лодку даже впереди Сереги. Серега столкнул лодку на воду, прыгнул на нее и разобрал весла.

— Правее отойди! — скомандовал Бобров, берясь за фал.

Легкий ветерок дул прямо в бухту. То есть, даже если сильно захочешь, в море не унесет.

— Суши весла — сказал Бобров и потянул фал.

В это время на берег выбежала запыхавшаяся Злата. Бобров хотел было вернуться, но передумал, потому что ветерок сдул на сторону висящий пустым мешком парус и тот едва не попал в воду. Пришлось срочно тянуть фал, поднимая парус. Его угол взлетел к топу мачты, и парус расправился и дважды хлопнул, словно в ладоши. Бобров схватился за румпель, а Серега потравил гика-шкот. Парус стал твердым как доска, и лодку понесло к противоположному берегу. Радостно заорал Прошка.

— К повороту оверштаг приготовиться! — пожалуй, не тише чем Прошка, крикнул Бобров. — Поворот!

И тут же пожил руль влево. Парус заполоскал, пока Серега выбирал шкот и переводил гик на другой борт. Лодка опасно накренилась и все полезли на правый планширь. Волна хлестнула в борт, обдав всех брызгами, и добавила веселья. Лодка помчалась обратно, пока не вошла в ветровую тень от мыса. Парус сразу скис, лодка выпрямилась и Бобров, действуя рулем, вывел ее прямо на старое место. Инерция лодки иссякла в нескольких метрах от берега, и Сереге пришлось опять садиться за весла. Злата подошла, когда нос лодки вылез на гальку.

— Чего же меня не подождали? — спросила она и в голосе прозвучала нешуточная обида.

Бобров спрыгнул на берег и обнял ее.

— Вот мы полностью все доделаем и тогда обязательно вместе с тобой выйдем в море. А это, — он кивнул в сторону лодки, — пока так, баловство.

Прошка восторженно прыгал вокруг, пока Серега сворачивал парус и снимал гик. Слов Боброва про баловство он не слышал.

Из-за угла городской стены показались трое мужиков, держа путь вокруг бухты. Прошка, радостно взвизгнув, умчался навстречу.

— Андрей со своими идет, — сказал Серега. — Пойду, оденусь соответствен-но. А то в этом хитоне, — он презрительно подергал себя за полу, — чувствую себя как пидор какой-то.

— Ну ты преувеличиваешь, — сказал Бобров, а сам подумал, что именно такие ассоциации хитон в нем и вызывает.

Просто он стеснялся в этом самому себе признаться.

— Пойдем, — сказал он Злате и та тут же пристроилась слева, прижавшись к его боку и ухватив его двумя руками за левую руку.

А Бобров, идя к дому, подумал, что все-таки их с Серегой положение иноземных купцов дает им немалые преимущества. На их манеру говорить, одеваться, пользоваться разными диковинными предметами смотрят несколько осуждающе, но, в основном, снисходительно. Мол, чего с варваров взять. У них же все манеры варварские. И вообще, они никому не мешают, а если и нарушают общепринятую мораль, то не из врожденного сволочизма, а исключительно по незнанию. А вот Злата, Бобров покосился на идущую рядом девчонку, лицо которой уже стало утрачивать жесткие черты вечной готовности к самому плохому. Оно значительно помягчело и приобрело налет некоей мечтательности, свойственной, как помнил Бобров, молодым девчонкам его времени. Похоже, что девочка нашла, как она считает, надежную опору и теперь просто радуется жизни. Ну и ладно пока.

Дом порадовал несуетливой рабочей атмосферой. Снаружи-то суеты было гораздо больше, если считать бригаду плотников, стучащую своим инструментом за стеной и несколько меньшую по численности бригаду столяров, обосновавшуюся буквально под стенами дома. Ну, этих понять можно — они постоянно бегают в комнаты и что-то там сличают. А вот внутри дома начинало как-то все устаканиваться.

Бобров и предположить не мог, что основная заслуга в этом принадлежит той самой, пожилой, по местным меркам, тетке, только вчера купленной на рабском рынке. Если бы не Злата, он бы узнал все это намного позже, да и то, скорее всего, случайно. Златка, хоть и считалась официальной хозяйкой, но, имея легкий и общительный характер, очень быстро сходилась с людьми. А так как она до сих пор не делала особой разницы между свободным и рабом, то и с вновь купленной рабыней сошлась очень быстро. Женщина, правда, греческим владела примерно, как заметил Бобров, в пределах начальных классов. Но это ей нисколько не мешало. Да и училась она быстро. Вопрос, почему она не училась этому раньше, никто ей задавать не стал.

Так вот, Элина, когда отбирала и распределяла женщин по должностям, определила ей место кухарки, потому что готовила она, ну, не сказать, как в ресторане, но очень прилично. Особенно ей удавалась рыба. Но она оказалась не просто кухаркой, она оказалась хозяйкой кухни. А кухня, если ее, конечно, правильно поставить, это, можно сказать, центр дома, вокруг которого крутится вся его жизнь (ну, кроме интеллектуальной, конечно). Вот Ефимия, как звали новую повариху, и занималась сейчас правильной постановкой кухни.

Бобров, услышав от Златки такую занятную историю, сперва было решил указать бабе на ее место (ни в коем случае не думая о ней как о рабыне), а потом подумал — а и ладно. Правда строго указал Златке, чтобы она постаралась все-таки не попасть под влияние, помня свой статус. Златка сказала:

— Слушаюсь, мой господин.

И Боброву очень хотелось бы, чтобы она это сказала в шутку.

Серега вернулся примерно через час. Он ввалился в таблинум весь про-пахший рыбой и даже ко всему привыкший Бобров слегка перекосился.

— Серж, — сказал он. — Вы бы хоть хитон сменили.

Серега жизнерадостно заржал. Но все-таки пошел менять хитон и умываться. А через полчаса пришел опять уже с набитым ртом.

— Слушай, там, на кухне такая классная тетка. Ты где ее нашел?

— Ну, на рабском рынке, — ответил Бобров. — Ефимией кличут. Тыс ней поосторожней. Учти, что у нас она не рабыня, а вовсе даже приличная женщина. Ее в кухарки сама Элина рекомендовала.

— Да я что? — Серега совершенно не расстроился. — Ефимия так Ефимия.

Дальше Серега начал распространяться о том, как он вынимал с рыбаками ловушку и как они впечатлились, когда эту ловушку увидели, и как впечатлились еще больше, когда добрались до мотни. Серега, который им все рассказал и показал, моментально стал для них полубогом, этаким сыном Посейдона и смертной женщины. Но это еще было ничего. После того как ловушку переставили в другое место и мужики освоили навыки съема и установки, Серега повел их ставить сеть. Извлечение сети из места хранения было сопряжено с некоторым ритуалом, который Серега придумал на ходу, не рассчитывая, что это произведет такое впечатление на простодушных детей моря. Однако, произвело, и Серега в их глазах вырос еще больше. Сеть выставили у противоположного мыса, там, где в нашем времени стоял здоровенный ставной невод.

Бобров кивнул, помню, мол.

— Ну вот, Посейдону, что надо, отгрузили, кухня тоже затарилась, а остатки мужики потащили к себе. Причем прямо в лодке.

Бобров взглянул недоуменно.

— Все будет нормально, шеф. Андрей к вечеру пригонит наш челн, а лодку они приведут завтра. Надо же будет сеть смотреть. А мы как раз шверт поставим и пару уроков дадим. Ну, этой, ходьбы под парусом.

— Плавания, — поправил его Бобров, но как-то вяло.

Поздно вечером рыбаки пригнали челн и тут же заспешили обратно, чтобы успеть до закрытия ворот. Бобров предлагал им остаться заночевать, но мужики отказались, сославшись на домашние дела.

— Да, — сказал Серега, когда вывел челн к порталу. — Теперь-то грести не в пример меньше.

А вот товару оказалось не в пример больше. Юрка наконец нашел место, где можно было купить чугунное литье и купил его сразу для двух печек. Бобров оценил и сходу заказал еще для двух, имея в виду отопление дома и усадьбы. Их и полученный шверт не стали упаковывать, а просто смазали машинным маслом. Ну и насчет товара он не поскупился в преддверии того, что Бобров обещал со следующего раза удвоить поставки оливкового масла в связи с приобретением лодки. К тому же выставленная вечером сеть обещала поставки камбалы. А какая в этом мире камбала Бобров уже видел на местном рынке и рассказ об этом и Юрку и Вована очень порадовал. Бобров также пообещал обрадовавшимся приятелям, что, как только достроят пристань с трапом наверх, они смогут быть гостями в усадьбе. Вобщем, мужики отплыли воодушевленные, а Серега подметил, что Вован сменил свои вечные лохмотья, в которых он любил обниматься с дизелем, на нечто вполне приличное, а рубка у бота покрыта свежей краской.

Разгружались на своем пляже уже почти в сумерках. Серега предложил оставить все в челне, мол, все равно утром в город везти, но Бобров настоял на переноске всего хотя бы за стены, а половины чугунного литья и товара вообще в дом. Серега попыхтел, но согласился. А вот здесь неоценимую помощь оказали Злата и Прошка, которые встречали челн, оба, правда, по разным причинам. Они подхватили самый большой тюк с товаром и, скособочившись, потащили его к воротам. Серега, крякнув, взвалил на себя чугунное литье, а Бобров удовольствовался сорокакилограммовым швертом.

После позднего ужина Серега сразу выпал в осадок, и храп его раздавался по всему этажу, а Бобров, вытянув фитиль из светильника повыше, хотя это на освещенности сказывалось совсем немного, изучал книгу по типам печей и их кладке. Книга была занятная и Бобров увлекся. Злата, ожидавшая его на ложе, уже начала придремывать и вдруг встрепенулась, решительно отбросила легкое покрывало, встала нагая и прекрасная с длинными до пояса распущенными волосами, решительно отобрала у Боброва книгу и увлекла за собой. А он даже и сопротивляться забыл.

— Чего она у тебя так вопит? — спросил утром Серега. — Истязаешь небось? Садист?

— Не надо завидовать, — ответил Бобров, однако смутившись.

Но они недолго пикировались. Дел было полно, и сразу после завтрака пришлось впрягаться. Первым делом оттащили обратно на берег тяжелый шверт. Серега не преминул заметить, что он был все-таки прав, когда предлагал не тащить железяку в усадьбу. Бобров многозначительно промолчал. А тут как раз и лодка из-за города показалась.

— Ну все, — сказал Серега. — Наконец-то у нас будет хоть какой-то полно-ценный транспорт.

— И не один, — поддержал его Бобров, а когда Серега уставился непони-мающе, добавил. — Андрей, который управляющий, сегодня вместе с Прошкой идут покупать сразу двух мулов и повозку.

Серега помолчал, переваривая сообщение, а потом сказал:

— Непорядок получается. Два Андрея у нас, а это перебор. Надо одному имя менять, а то запутаемся. Давай старшину рыбаков звать Дюхой.

— Да ну, — возразил Бобров. — Обидится, небось. Взрослого человека — Дюхой. Давай лучше кликать его на французский манер — Андрэ.

— Давай, Андрэ, — согласился Серега. — По мне так все равно, лишь бы разница была. А ты еще какие-нибудь поручения Андрею давал?

— А как же. Еще они подойдут к гончару и попробуют заказать ему нор-мальных кирпичей пару сотен, а то местная плинфа мне активно не нравится.

— Печки собираешься делать? — догадался Серега. — Вот это правильно. А то вечно из-за этого очага еда дымом пахнет. Давайте, мужики! — неожиданно крикнул он. — А то мы здесь уже заждались.

Шверт поставили быстро. Рыбаки, хоть и не понимали для чего все это, но помогали, как могли. Да и чего там было ставить: ось продеть и законтрить, да тали из двух мелких блоков закрепить. После этого Серега быстро прицепил на форштаг ракс-карабины стакселя. Лодку столкнули на воду, и фаловый и шкотовый углы он цеплял уже на ходу.

А потом Бобров с Серегой дали мастер-класс по бухте, то выбираясь в открытое море, то почти прижимаясь к берегу. Рыбаки, сидя на днище и изображая балласт, только ахали восхищенно. А ведь и ветерок дул всего-то балла в два. А потом пошли выбирать сеть. Не зря Бобров в свое время говорил, что ячея маловата будет. И ведь прав оказался. Трудно сказать, сколько крупных экземпляров, постояв недоуменно у сетки, поворачивали восвояси. Однако, и того, кто застрял, хватило с лихвой. В немаленькой лодке рыба заняла целый отсек. Местные товарищи смотрели на нее чуть ли не мистическим ужасом.

— Мужчины, — сказал Бобров. — Очнитесь, хватит таращиться. Сегодня Посейдону дани нет, так что сейчас отгружаем несколько штук в усадьбу, штуки три отнесете Никитосу, а остальное ваше. Не надо благодарности, это теперь ваша работа. А теперь, давайте ставить сетку на старое место.

Сетка была длиной всего-то сто метров, и поставили ее на удивление быстро. Даже быстрее чем, в свое время, с бота. Потом Бобров посадил Андрея, ставшего теперь Андрэ за руль, а остальных поставил управлять шкотами грота и стакселя. И, развалясь вместе с Серегой на свободном от рыбы днище, отправились в порт, иногда поправляя неуклюжих моряков.

Когда возбужденные рыбаки управились с доставшейся на их долю рыбой и отправились домой, Бобров и Серега вытащили из лодки тюки с товаром, распределили между собой чугунное литье и отправились к Никитосу.

Никитос с написанным на лице блаженством торчал по пояс в окне лавки. Перед окном никого не было.

— Перерыв?! — крикнул Бобров. — Или товар кончился?!

Никитос оживился и высунулся из окна.

— Почти кончился. А это что? Новый принесли? — он вылез на улицу прямо через прилавок и закрыл ставень. — Все. Сегодня больше не торгую. Сумасшествие какое-то. Идут и идут, — Никитос махнул рукой. — А что принесли?

— Вот это, — Серега брякнул чугуном. — Печку тебе будем делать. На кухне. А ближе к зиме и в доме сложим. Дровами можешь уже сейчас запасаться. А что в тюках еще и сами толком не знаем. Что привезли — то привезли. Куда складывать-то.

Искар, открыв дверь, очень удивился тому, что с улицы вошел хозяин.

— Здорово, — следом Серега втащил громоздкий тюк и мешок, в котором что-то лязгнуло. — Чего встал? Помоги. Видишь, надрываюсь.

Однако, следом Бобров внес тоже немаленький тюк и такой же мешок, и Искар бросился помогать ему.

— Ну вот, — горько сказал Серега. — Я знал, что он меня не любит. Теперь бы еще причину определить.

Но его уже никто не слушал. Бобров, освободившись от своей ноши, ухватил Серегин мешок и вместе со своим понес его на кухню. Навстречу ему попалась Дригиса, радостно его поприветствовала и умчалась дальше, скорее всего к Сереге.

— Привет. Где у тебя угол посвободнее? — обратился Бобров к хозяйничающей на кухне Зиаис.

— Здравствуй, господин, — та поклонилась и споро убрала из дальнего угла какую-то посуду.

— Да брось ты со своим господином, — Бобров сложил лязгнувшие мешки и, отвечая на немой вопрос, сказал: — Печку тебе будем делать, когда кирпичи получим. А очаг сломаем или в музей сдадим. Херсонеса.

Идея Боброву понравилась, и он ушел в прекрасном расположении духа.

В лавке стоял полумрак. Никитосу было не до светильника, а Дригиса висела на шее у Сереги, и им тоже было не до него. Никитос упоенно терзал принесенные тюки и квохтал над каждой извлекаемой товарной единицей.

— Серега, — строго сказал Бобров, входя. — Хватит лобзаться. Сто лет, будто, не виделись. Вот переведем Дригису в усадьбу — намилуетесь.

Девчонка, услышав такое, оставила Серегу, бросилась на шею уже Боброву и звонко чмокнула его в нос. Бобров, шутя, шлепнул ее по попе и девчонка, делано взвизгнув, умчалась.

— Где у нас список? — спросил Бобров. — Я ведь так и не удосужился гля-нуть. Наверно это склероз или еще что похуже. Так, что тут. Опять сахар, ткани, ого, шелк, сукно, даже лен есть. Смотрю, поставщики разошлись. А это у нас что? Посуда. Стекло, фаянс… Ну ни х… чего себе. Что, керамики мало?

— Это дорогая посуда, — сказал Серега немного обиженно, потому что посуду заказывал именно он.

— Ты бы еще стакан граненый за дорогую посуду выдал, — продолжал бурчать Бобров. — Кстати, Никитос, когда у вас тут народные собрания на агоре. Хотелось бы поприсутствовать.

Никитос оторвался на секунду от товара и удивленно посмотрел на Боброва.

— Послезавтра, — сообщил он. — А ты чего вдруг?

— Хочу поучаствовать в общественной жизни полиса, — то ли в шутку, то ли всерьез заявил Бобров. — И еще, хочу забрать у тебя Дригису. С равноценной заменой конечно. Не возражаешь?

Никитос пожал плечами.

— Ну и ладно, тогда. С ее родителями и с Элиной я вопрос утряс. Серега, ты слышал? Обеспечишь замену.

— Угу, — сказал Серега, демонстрируя абсолютную незаинтересованность.

Отобедали у Никитоса. Дригиса с подносом так и порхала вокруг стола. Видно Серега с ней уже поделился новостью. Он же оделил всех присутствующих красивыми стеклянными стаканами. И теперь вино казалось даже вкуснее. Никитос долгого обеда не выдержал — убежал в лавку. А вот Бобров немного растянул удовольствие, все-таки кухня у Элины была побогаче. Но пришла пора собираться, и он без сожаления покинул гостеприимный дом.

У лодки в порту стояла толпа. Соответственно, и гомон был неимоверный. Даже Серега протолкался с трудом. Бобров, протолкавшись следом, заметил, что обсуждают не лодку, а вооружение. Конечно, уходя, они паруса свернули, но знающему человеку, чтобы рассмотреть, что к чему много и не надо. А знатоков тут было полпорта. Собственно, Бобров с Серегой пришли уже, когда толпа выработала общее мнение, традиционно изложенное самыми горластыми, которые мнили себя самыми что ни на есть знатоками. И общая точка зрения несколько не совпадала с реальностью.

Бобров не стал уверять собравшихся в обратном. Он просто залез в лодку и сел за руль. Серега лодку оттолкнул и парой взмахов весел вывел ее на чистую воду. Толпа на берегу замерла, изредка перешептываясь. Несильный ветер дул из-за мыса и для любого судна являлся встречным.

— Вот, небось, злорадствуют, — насмешливо подумал Бобров.

А Серега, между тем, поднял тут же заполоскавшие паруса и рывком вы-брал шкоты. Бобров повернул руль, и лодку немного боком понесло к другому берегу бухты.

— Шверт опусти, мать твою! — рявкнул Бобров.

— Ё-о! — отозвался Серега и, дотянувшись, распустил конец талей.

Лодка словно наткнулась на что-то, боковой дрейф сразу прекратился и Бобров, дожав румпель, заставил ее идти, наконец, нужным курсом. Добрав-шись почти до противоположного берега, он переложил руль. Серега еле успел увернуться от гика, и лодка пошла на выход из бухты. С берега едва слышно донесся то ли стон, то ли вопль. А Бобров, пройдя впритирку к мысу, чуть-чуть увалился и направил суденышко прямо к своему пляжу.

Атам уже околачивался вездесущий Прошка, который помогая вытащить лодку на гальку, тут же доложил, что их с управляющим поход завершился полным успехом и обратно они уже не пришли, а приехали. А для второго мула даже седло приобрели.

— Ишь ты, — сказал Бобров. — И кто же у нас теперь всадником будет?

Сам он никакой склонности к верховой езде не испытывал и совершенно справедливо подозревал, что выглядеть будет на том муле еще хуже, чем собака на заборе.

— Как кто? — удивился Прошка. — Ну, сам Андрей и будет. У нас же вон территория какая.

Бобров порадовался, что Прошка, сам того не замечая, назвал усадьбу нашей территорией. Значит пацан уже связывает свою жизнь с усадьбой и, косвенно, с ее обитателями. Это радовало. А еще радовало осознание того, что усадьба действительно занимает очень большое пространство. Бобров прикинул, что она распространяется примерно до нынешнего спуска к ОВРу от конечной троллейбуса шестерки. А это я вам скажу… Что сказать, Бобров придумать не успел. Они как раз поднялись наверх, и он увидел, что над берегом метрах в двухстах уже возвышается решетчатая башня спуска к пристани.

— Серега, — сказал он. — А давай-ка сложим все здесь и сходим, посмотрим.

Серега посмотрел в указанном направлении и согласился.

Вблизи спуск выглядел еще грандиознее. Ну, для местных реалий грандиознее. Прямо из воды поднимались шесть мощных бревен, соединенных толстыми брусьями раскосов. Внутри, приметно на половине высоты берега располагалась промежуточная легкая площадка, а внизу, на полметра от уровня воды в обе стороны простирался широкий решетчатый настил из брусьев — та самая пристань. Настил соединялся с промежуточной площадкой наклонным трапом, а она, в свою очередь, таким же трапом с верхней площадкой, находящейся уже на уровне берега. Вся башня крепилась толстыми брусьями к вкопанным в землю бревнам. Плотники, когда узнали про вкопанные бревна, поначалу вроде как заартачились, мол, мы не землекопы, а вовсе даже плотники. Но, когда Бобров пообещал двойную плату, тут же умолкли и даже ломы где-то раздобыли совершенно самостоятельно. А Бобров лишний раз убедился, что и здесь деньги решают все.

Сейчас бригада наносила последние штрихи и старший в предвкушении оплаты весело орал на древнегреческом. Увидев заказчика, он поспешил на-встречу с целью лишний раз обратить его внимание на качество и скорость исполнения. Бобров от похвалы не удержался и успел заметить, как радостно вспыхнули глаза бригадира.

— Не миновать, пару лишних драхм платить, — покорно подумал Бобров, что внешне, однако, никак на его лице не отразилось.

Сереге пристань тоже сильно понравилась. Он даже захотел тут же пере-вести на нее лодку.

— Не торопись, — сказал Бобров. — Еще трапы недоделаны. Может быть завтра.

— Завтра точно, — вмешался бригадир.

На следующий день Бобров решил встать попозже, прикинув, что почти все основные дела сделаны, и он имеет полное право немного поваляться. И хотя древнегреческая постель не особенно располагала к приятному безделью, или, может быть, просто люди за два с половиной тысячелетия отвыкли от спартанской простоты предков, Бобров все равно слегка потянулся и, немного изменив позу, опять закрыл глаза. Но заснуть снова ему не дали.

Дверь спальни распахнулась настежь, и вместе с потоком света в нее во-рвалось светловолосое чудо. С победным воплем чудо с разбега плюхнулось на ложе. Бобров едва успел, выпростав руки из-под покрывала, смягчить удар. Пойманная Златка забарахталась, радостно визжа, обцеловала Боброва, вскочила с ложа и была такова. А Бобров остался, улыбаясь по-идиотски, и, спрашивая себя — что это было. Но сна уже не стало, и вновь призывать его было бы бессмысленно. Пришлось вставать.

Бобров, поселившись в усадьбе, решительно отверг почти все древнегреческие элементы одежды, поэтому натянул поверх трусов свободные полотняные штаны, хрен знает чьего производства, и, взяв полотенце (настоящее, махровое), отправился на личный пляж. Идти на пляж было ближе, чем до пристани, хотя пристань, по части купаться, была, безусловно, удобней. Но сегодня Боброву было лень. Пока он разминал члены, мимо прокатилась повозка, на передке которой восседал серьезный Прошка, а остальное место занимал разлегшийся Серега. Они обменялись приветственными жестами, и повозка покатила к городу — Серега поехал покупать замену Дригисе. Ну и за самой Дригисой. Бобров подумал, как уживутся две совершенно разные девчонки на одной территории и вздохнул. Проблемы, однако, следовало решать по мере их возникновения, и Бобров, погрузившись в лазурные воды по подбородок, не спеша поплыл на другой берег.

Когда он вернулся назад, рядом с его брошенными на гальку штанами и полотенцем восседала Злата в одних трусиках. Трусики Бобров ее носить приучил, это было несложно, а вот бюстгальтер она отвергла категорически. И теперь, при виде ее обнаженной груди, Боброва, несмотря на теплейшую воду, продрал озноб. Зрелище было феерическое.

Бобров уже и раньше заметил, что Злата пропорциями своего тела отличается от эллинских канонов, а уж лицом тем более. А с другой стороны, она отличалась и от навязываемых ныне стандартов типа 90-60-90. У нее и грудь была больше чем 90, и бедра, а талия, наоборот, меньше 60. Вобщем она была уникальной девушкой и Бобров испытывал законную гордость обладателя, сопряженную, правда, со страхом того, что девушка может не испытывать того же по отношению к нему. Но, как говорится, насильно мил не будешь и Бобров делал все, чтобы быть милым не насильно. Кажется, ему это удавалось. Во всяком случае, эта взбалмошная девчонка, очень явно выделяла его среди окружающих. И это заключалось вовсе не в том, что она делила с ним ложе, но и в тех многочисленных, мелких, на первый взгляд, поступках, взглядах, словах, обращенных в его сторону.

— Иди сюда, — позвал Бобров, стоя по грудь в воде и не рискуя выходить как раз по причине Златкиной обнаженности.

Девчонка встала и быстрым движением сбросила трусики. Бобров едва не погрузился, потому что ноги его держать как-то сразу отказались, и он только чудовищным усилием воли выпрямился и даже изобразил на лице какую-то приличествующую случаю гримасу. А Златка, грациозно балансируя на гальке и тихонько повизгивая, направилась к Боброву. Плавать она совершенно не умела, но шла смело, твердо зная, что ее Саша не позволит, чтобы с ней что-нибудь случилось. Немного не дойдя, она бросилась вперед, прямо Боброву на шею, обняла и прижалась грудью и животом.

Какое тут купанье и плаванье. Бобров подхватил ее под коленки и поднял легкое в воде тело. Златка смотрела весело, доверчиво, и, наверно, немного лукаво. И такая она была красивая, такая вся солнечная со своей роскошной льняной гривой, наполовину потемневшей от воды, что Бобров не выдержал.

— Люблю тебя, — сказал он, совершенно не погрешив против истины. — Вот люблю и все тут.

Девушка как-то сразу перестала улыбаться, но не нахмурилась, просто стала серьезной. Она потянулась к нему и после нежного поцелуя сказала, чуть задыхаясь:

— Я все равно люблю тебя больше, — и опять улыбнулась.

Когда Серега где-то через час ехал обратно в обнимку сразу с двумя амфорами, и Прошка точно так же с сознанием собственного достоинства восседал на передке, а в повозке кроме них находилась еще и весело болтающая Дригиса, они обратили внимание на странную картину. На пляжике, на большом камне восседал Бобров, на коленях которого пристроилась Златка. Вся эта композиция была замотана в большое полотенце, из которого торчали только головы. Головы, кстати, не обратили никакого внимания на проезжающую повозку, потому что были заняты. И когда Дригиса попыталась что-то крикнуть в их сторону, Серега, на мгновение выпустив амфору, прежде чем она покачнулась, успел прижать пальцы к Дригисиным губам. Девчонка глянула недоуменно, но что-то, видимо, заметив в его глазах, понятливо кивнула.

После обеда ветер немного усилился, хотя направления не поменял.

— Ну, — спросил Серега, допив последнее вино из килика. — Кто там хотел на лодке покататься?

За столом на миг воцарилось молчание. Сидящая рядом с Серегой и ужасно этого стесняющаяся Дригиса глянула на него недоуменно. Зато Злата едва не подскочила.

— Я! Я! — воскликнула она и вопросительно посмотрела на молчащего Боброва.

— Только накинь что-нибудь, — сказал ей Бобров. — Ветер, как-никак.

Прошка, посмотрев умоляюще, тоже был включен в состав. А вот управ-ляющий Андрей отказался, сказав, что любит море только с берега.

Гомонящая в два девичьих голоса толпа отправилась к берегу. Инициатор Серега, кряхтя, тащил мачту со свернутым парусом. А вот Прошка гордо нес гик и не жаловался.

Из бухты выходили против ветра. Хорошо, что места для маневра было много. Прямо от пляжа ушли в сторону самой крайней из оборонительных башен, с которой за лодкой под странными парусами наблюдали двое обалдевших гоплитов. Потом, развернувшись, пошли гораздо круче к ветру к мысу с будущим парком Победы. Скорость сразу упала, зато волна, подросшая вблизи берега, начала довольно сильно подбрасывать нос лодки, иногда даже обдавая пассажиров брызгами. Боброву на корме было хорошо, но Прошка, которому доверили ответственное дело управления шкотами стакселя, несколько вымок. Девчонки повизгивали, но не от страха, а, скорее, от остроты ощущений.

Тогда Бобров сменил галс и лодка, подставив волнам левый борт, помчалась в сторону Херсонеса. Над высоким берегом, частично прикрытые ранее городскими стенами и башнями, встали белые портики и красные крыши домов. На улицах замельтешили, маленькие с такого расстояния, человечки в цветных одеждах. Однако, девчонки не радовались открывшейся красоте. У них она не сочеталась ни с чем, кроме рабства.

Глядя на поскучневшую Злату, примолкла и Дригиса. Заметив изменив-шееся настроение подруги, Бобров крикнул Сереге:

— Давай через фордевинд и домой!

— А что… — начал было Серега, но глянул на девчонок и потянул за шкот.

Лодка развернулась почти на пятке, опять ложась на курс галфвинд, но уже правого борта. Волна шла немного с кормы, и Бобров впервые ощутил насколько в этом плане вельботная корма хуже транцевой. Но тут приблизился вход в Стрелецкую бухту.

— Мы куда? — поинтересовался Серега. — Неужели к пристани?

— К ней, — согласился Бобров.

Серега ухмыльнулся и вдруг запел вполголоса:

— Чего это ты? — спросил его Бобров.

— «Путь к причалу» вдруг вспомнился