Лавка колониальных товаров

Можно сказать, начало

Ставить ловушку вдвоем была еще та работа. Как Вовану удалось сложить ее в плотный кокон в одиночку оставалось для Боброва тайной. Поставить ловушку решили, отойдя немного вглубь Стрелецкой бухты, чтобы места постановки не было видно из города. И не только из города. Постарались сделать так, чтобы и с верхней усадьбы тоже ничего не видели. Зачем вводить людей в искушение, хоть они и древние греки.

Но вот заявление Вована, что надо просто дернуть за веревочку и ловушка раскроется, оказалось блефом. Они дергали за все, за что только можно. В результате сеть пришлось распутывать почти час. И когда они, наконец, управились, оба были мокрые от макушки и до пяток. После этого Серега сел на весла и неторопливо погреб в сторону города. Бобров традиционно развалился на корме, приняв ту же позу, в которой ранее восседало чучело.

— Шеф, ты так героически выглядел с ножом, — сказал Серега, лениво шевеля веслами. — Что я чуть набедренную повязку не обмочил.

— Да ладно тебе, — смущенно ответил Бобров.

— Неужели зарезал бы? — продолжал приставать Серега.

— Ты знаешь, на тот момент наверно да. У меня ж такие планы на этот портал были. А тут ты тащишь какого-то неучтенного грека…

— А предварительно поговорить? Может это был крайне нужный грек.

— Мне в тот момент было абсолютно наплевать на степень нужности или ненужности. Он был просто лишним. Это сейчас я начинаю видеть варианты. Кстати, ты чем все это время занимался?

— Да практически ничем. От Агафона прятался. Он меня еще тем вечером доставать начал: «Где, да где твой начальник?» Я ему говорю: «В гостях, мол, остался». только тогда, гад, и отстал. А на следующий день я на площади время провел. Денег-то, по местным понятиям, у меня, как у дурака махорки, ну и ходил, типа, мошной тряс.

— Что, все потратил? — ужаснулся Бобров.

— Чего это все? — удивился Серега. — Я только приценивался и торговался. А потом зацепился с тем торговцем, помнишь, мы у него еще хитоны брали. Так вот, очень интересный мужик оказался, если меня не подвел мой греческий.

— И чем же он интересен? — недоверчиво спросил Бобров.

— А тем, что недоволен своим нынешним положением. Ему, если считать по нашим меркам, даюттовары на реализацию, и он с продаж имеет сущие оболы. Ну, то есть, купец дает товар по такой цене, что наш торговец вынужден его продавать с минимальной наценкой, чтобы продать. Будет держать свою наценку — никто не купит.

— Это понятно, — нетерпеливо сказал Бобров. — Что дальше?

— А дальше, он хотел бы найти такого купца, который давал бы ему товар по более низкой цене.

— Ну и что? Его поиски не увенчались успехом? Или он нашел-таки, но в лице тебя?

Серега приосанился. Видно было, что Бобров попал в точку.

— Ну да, — сказал он. — А что. Между прочим, он гораздо лучше Агафона, который мне вот категорически не нравится. А ты что привез? Это ж вроде как самое главное.

— Ну что, — сказал Бобров. — Как и собирались, ткань я привез всякую разную. Брал кусками по десять метров. Там тебе и бязь, и сатин, и сукно. Разноцветное не брал. Ну его. Брал однотонное: белое, синее, зеленое. Вобщем всего восемьдесят метров. На больше просто денег не хватило. Я и так всю свою казну выгреб.

— А как же наши монеты?

— Ха! Монеты Юрка толкнул за пятьсот баксов. Потеха, ему теперь там лучше не появляться. Вобщем наш бизнес на монетах принес свои плоды и тут же кончился. Следующий, типа, транш пойдет как раз на эти деньги. Ну и на рыбные.

— Жаль, — сказал Серега. — Бизнеса жаль. Сколько лохов вокруг, — он даже зажмурился.

— Греби давай, бизнесмен, — подбодрил его Бобров. — Ты там со своим хо-рошим человеком насчет жилья не говорил?

— Ах да, — Серега опять перестал грести, хотя они были уже на подходе к порту и навстречу разворачивался пузатый купеческий корабль, очень похожий на большую лодку. — Конечно, говорил. Только не насчет жилья, а насчет лавки. Ну у них тут, понимаешь, жилье и лавка едины.

— И каков же результат?

— Ну, цена вопроса двести драхм. Причем он знает, где продают и готов посодействовать как посредник.

— Ну, двести драхм — это не деньги. Даже если домик совсем уж на окраине, мы запросто сможем эту окраину сделать торговым центром. Знаешь что, давай-ка сходим к нему прямо сейчас. Я надеюсь, что он уже за прилавком. Заодно можем оставить у него часть барахла. Главное, сейчас Агафона не встретить.

— А мы все это унесем? — засомневался Серега.

— Тебе, при твоих габаритах, должно быть стыдно, — укоризненно сказал Бобров. — Спрашивать такие вещи. Не унесем, наймем какого-нибудь оборванца за обол.

Через полчаса тяжело нагруженная процессия из двух человек двигалась переулками к центральной площади. Носильщика Серега брать категорически отказался, сказав, что, если сэкономил, значит, заработал и поволок все сам. Бобров, похохатывая, шел сзади с гораздо меньшей ношей. Агафона счастливо избежали.

Вообще-то центральная площадь должна была быть совсем рядом, если судить по масштабам века двадцатого. Однако, пока дошли, Серега раз двадцать проклял свою ношу и свою бережливость. Хорошо, что он проклинал все это по-русски и его никто не понял. Ну, кроме Боброва. Тот на последней трети пути сжалился и предложил забрать часть поклажи, и Серега с радостью согласился. На площади Серега сразу пошел в нужном направлении из чего Бобров сделал вывод, что он тут не первый раз. И не ошибся, Серега был здесь в третий раз.

Площадь, несмотря на столь ранний час, уже была заполнена народом. Херсонес действительно оказался торговым городом, и жители его пользова-лись предоставленными им возможностями на полную катушку. Серега, не отвлекаясь, целеустремленно протопал мимо торговцев горшками, обувью и тканями и оказался перед знакомым прилавком. Стоящий за ним кудрявый бородатый парень встретил его веселым возгласом.

— Уф! — сказал Серега, сбрасывая с плеч тючок и отирая трудовой пот.

Бобров тоже опустил свою ношу на землю, однако пакет с ножами продолжал держать в руках.

— Йа, Никитос! — поприветствовал Серега торговца, и хотя на этом, видно, его словарный запас не закончился, он перешел на язык жестов.

Более продвинутый Бобров решил вмешаться.

— Пос та пас ме то магаси?[10] — спросил он и замер, так как сам не ожидал от себя такой прыти.

Поименованный Никитосом сморщился, будто у него разболелся зуб, но ответил вполне связно:

— Ола та кола. Диакосис драхмес.[11]

Теперь настал черед морщиться Боброву. «Драхмесы» он вполне понял, а вот с «диакосисом» были проблемы. Но тут вмешался Серега, который как раз в прошлый визит слово «диакосис» и усвоил.

— Двести, — подсказал он Боброву.

Бобров думал недолго.

— Годится, — сказал он.

Серега повеселел и показал Никитосу на пальцах, что его предложение принимается. Тот тоже вроде обрадовался и пригласил его и Боброва в закуток за прилавком, отгороженный от базарного шума какими-то тряпками. Бобров с сомнением осмотрел хлипкое сооружение, но возражать не стал. Задернув за собой что-то типа занавески, Никитос повернулся к товарищам и извлек из под какого-то ящика маленький кувшин, набулькал в три плошки красного вина и сделал попытку разбавить его водой.

— Не-не, сказал Бобров, прикрыв свою плошку ладонью.

Серега поступил аналогично. Торговец посмотрел на них недоуменно, но долил воду только в свою плошку. После этого он еще слил несколько капель на землю. А вот тут Бобров решил последовать его примеру. К чужим богам надо относиться с уважением, если ты хочешь, чтобы тебя уважали их последователи.

Они медленно выцедили содержимое плошек. Вино оказалось терпкова-тым, но вполне приличным, хотя, если честно, Бобров не был большим знатоком, как, впрочем, и Серега. Жизнь не способствовала. Никитос посмотрел на них с интересом, ожидая верно неадекватной реакции, но на путешественников полстакана слабенького винца совершенно не подействовали.

— Я узнал то, что просил Серегос, — сказал торговец, стараясь выговаривать слова медленно и подкрепляя свою речь жестами.

— Охи, — подбодрил его Бобров.

Мол, мы практически во все въезжаем, поэтому можно особо не стесняться. Ну, Никитос его так и понял.

— Я здесь буду стоять примерно до полудня, а потом придет сын, и я могу вам показать лавку и познакомить с хозяином.

Бобров понял его с пятого на десятое, но суть все-таки уловил. И мешая греческие слова с русскими, отчаянно жестикулируя, с помощью Сереги спросил о возможности оставить у него часть товара.

— А что за товар? — поинтересовался Никитос.

— Покажи, — кивнул Бобров Сереге.

Серега развернул перед Никитосом один из привезенных Бобровым тюков. Там были собраны куски материи, которые Бобров хотел использовать в качестве образцов. Он покупал метров по десять самых дешевых тканей, но, по крайней мере, пяти разных расцветок. Никитос как увидел это многоцветье, так сразу практически потерял дар речи.

— Откуда? — спросил он, едва придя в себя. — Это же целое состояние, такую широкую ткань очень трудно сделать и стоит она очень дорого.

Никитосу можно было верить, он хотя и торговал якобы готовой одеждой, но она здесь представляла собой просто грубо раскроенные куски тканей. Как тот же хитон или, к примеру, гиматий. Поэтому он поневоле был специалистом.

— А если мы тебе их оставим, сможешь продать? — осторожно поинтересовался Бобров, предпочтя не отвечать на вопрос.

Никитос даже не раздумывал. Он, видимо, тоже считал, что удача приходит редко и упускать ее нельзя ни в коем случае.

— Конечно, — сказал он решительно, и сразу стало ясно — этот продаст.

— У нас вообще-то еще кое-что есть, — небрежно заявил Серега на смешан-ном русско-греческом диалекте.

— Покажете? — с надеждой спросил Никитос.

Серега переглянулся с Бобровым и тот вытащил из своего пакета складной нож китайского производства. Хорошо, что Никитос не знал что это такое «китайское производство». Торговец с интересом покрутил в руках штуку непонятного назначения и вопросительно посмотрел на Боброва. Тот взял нож, поудобнее перехватил его и незаметно нажал на кнопку. Раздался громкий щелчок. Никитос даже подскочил на месте. Из кулака Боброва высовывалось блестящее лезвие.

— Но как? Как? — на лице Никитоса любопытство было написано огроменными буквами.

— Элементарно, Ватсон, — сказал Бобров, пожимая плечами, и Никитос его понял. — Показываю еще раз.

Он демонстративно сложил нож и на глазах Никитоса нажал кнопку. Опять со щелчком выскочило лезвие, заставив темпераментного торговца едва не запрыгать на месте. Он протянул руку:

— А можно мне?

— Да пожалуйста, — Бобров сложил нож и протянул его Никитосу.

Тот взял его осторожно, держа подальше от себя, и опасливо нажал на кнопку.

— Сильнее, — скомандовал Серега.

Никитос нажал сильнее и лезвие, опять щелкнув, выскочило. Г рек повер-нул к Боброву обалдевшее лицо. Чувствовалось, что слов у него много и он просто не знает с какого начать. Бобров ему помог.

— Понравилось? — спросил он.

Никитос, наконец, нашел нужное.

— Очень, — ответил он. — И вы решили это продать?

— Да как не фиг делать, — сказал Бобров, присел и вывалил на землю содержимое своего пакета. Всё.

Никитос разинул рот и забыл его закрыть, когда на землю вывалилось полтора десятка разных ножей. Видно было по его лицу, что он лихорадочно прикидывает стоимость этого необычно товара, его происхождение, возможности тех, кто ему такой товар предлагают, и никак не может придти к однозначным выводам. Бобров решил помочь человеку, тем более, что если судить по внешним данным, он совершенно не походил на Агафона. Жулик конечно, но жулик контролируемый и даже заинтересованный.

— Мы подбираем себе партнера, — сказал он, как и Серега, мешая греческие слова с русскими и скупо жестикулируя. — Не хотел бы ты стать им? Часть наших возможностей ты уже видел. А нам хотелось бы иметь честного человека, желательно местного гражданина, знакомого с реалиями жизни.

Никитос тут же горячо уверил их, что он и есть тот самый искомый человек и они очень не пожалеют, если свяжут свою судьбу именно с ним. Бобров с Серегой выслушали, обменялись репликами на предмет, правильно ли они поняли эту исполненную эмоций речь и когда пришли к общему знаменателю, Бобров важно кивнул.

Через пятнадцать минут на прилавке Никитоса среди хитонов и гиматиев с туниками были ненавязчиво выложено пара кусков ткани синего и красного колеров, а путешественники, взвалив на плечи несколько уменьшившуюся поклажу, пошли утолить голод в ближайшую забегаловку. Как пройти до забегаловки им популярно объяснил Никитос, который считал себя уже чем-то вроде компаньона.

Забегаловка оказалась довольно приличным заведением, в отдельной комнате которого даже наличествовали обеденные ложа. Но Бобров с Серегой посчитали себя к такому приему пищи неготовыми и предпочли усесться за обычный стол. С греческими наименованиями блюд они уже были хорошо знакомы, поэтому заказали хлеб, оливки, традиционную жареную рыбу и вино. Воду Серега проигнорировал, а Бобров как-то вообще не обратил внимания на ее отсутствие. Трактирщик, или как там его называли, удивился, клиенты не очень походили на скифов, но вида не подал. Заказанное вынесли почти сразу.

— Нашим ресторанам бы так, — мечтательно сказал Серега.

— Умгм, — ответил Бобров, который не ел со вчерашнего вечера и теперь спешил наверстать упущенное.

Рыба, поджаренная на оливковом масле, да к тому же не ведавшая моро-зильника, была не просто хороша, а очень хороша и Бобров даже слегка урчал от удовольствия. Вино, конечно, показалось кисловатым, но тоже не задержалось. Несколько окружающих, правда, посматривали вроде бы с осуждением, но и Боброву и Сереге было как-то все равно. Вина было не больше литра, и они его даже не ощутили. Весь процесс поглощения пищи не занял и получаса. До полудня времени было еще полно и Бобров решил все-таки сходить в, типа, отель повидаться с Агафоном. Серега принялся его отговаривать, но потом все-таки согласился.

Нагруженные узлами и свертком они как можно медленней пошли к порту. Но как они не тормозили, дошли за каких-то пятнадцать минут. Бобров по часам проверил. Взял он с собой на этот раз электронные часики, протащив их через портал в полиэтилене, а на запястье носил, обмотав тряпицей. В хитоне-то карманов не было. Хотя Серега и грозился ввести в обычай нашивать на хитоны карманы.

Агафон встретил их приветливо, но в то же время с подозрением косился на Боброва, видимо, желая о чем-то расспросить, но не решаясь. А если уж такой человек как Агафон не решался, значит, авторитет среди него Бобров заслужил. Ну а Бобров не стал корчить из себя крутого купца и спросил Агафона по-свойски:

— Ну что, Агафон, как тут наши дела?

И все это исключительно по-гречески, хотя конечно с акцентом. Серега даже обзавидовался, — он-то почти на сутки дольше находился в языковой среде, а говорить так же здорово у него не получалось. А Агафон сразу понял, что расспрашивать теперь уже можно и заторопился. Сперва он, естественно, поинтересовался, где же Бобров гостил, но тот с великолепной небрежностью ответил, что, мол, где надо там и гостил о чем никому отчитываться не обязан. И добавил, усмехаясь, что ежели только архонтам.

А вот тут Агафон загрустил. Наверно все-таки упоминание архонтов имело для него какое-то неприятное значение, а еще он, скорее всего, прикинул возможности Боброва, который запросто вхож к архонтам. Но Бобров выглядел так простецки, что Агафон на какое-то время успокоился. Пока он гонял домашних рабов, Серега повел Боброва в комнату. Там они устроились на ложах. После столь плотного завтрака, совмещенного то ли с ланчем, то ли уже с обедом, захотелось немного отдохнуть. Но наверно еще сверху наложилось напряжение, в котором они с утра пребывали, потому что, когда Бобров проснулся, по его часам было уже 13–10.

— Серега, вставай! Проспим все на свете! — толкнул он сладко сопящего напарника.

Серега подскочил как очумелый, недоуменно таращась по сторонам, однако, Бобров быстро привел его в чувство, и наскоро одернув хитоны, они подхватили свою поклажу и помчались на площадь, предварительно убедившись, что Агафон занят где-то на кухне.

Они успели вовремя. Никитос как раз давал последние наставления пацану лет двенадцати. Он явно обрадовался появлению Боброва и Сереги и тут же доложил, что продал один кусок синей ткани полностью за тридцать драхм. Причем покупатель интересовался, нельзя ли будет прикупить еще такой же ткани.

— Вот я бестолочь, — признался Бобров Сереге. — Надо было артикулы записывать. Как теперь спрос изучать?

— Да ладно, — сказал Серега, но заметно было, что он мнение Боброва о себе самом целиком поддерживает.

— И нож один, — добавил Никитос. — Но его за двадцать пять драхм.

И он вопросительно посмотрел на Боброва.

— Ну что, — сказал тот. — Прекрасно сработано, Никитос. Всего пятьдесят пять драхм. Твоя десятина, то есть пять с половиной.

Грек обомлел. Вот так просто за полдня заработать такую кучу денег. Да у него сегодня будет праздник. Это вам не на три обола в день существовать. Он тут же подумал, как будет рада жена и девочки. И только потом, что такие купцы на дороге не валяются, и он был трижды прав, когда согласился принять их предложение. Никитос не знал, как услужить столь щедрым хозяевам. Он сразу же предложил Сереге облегчить его ношу и тот с радостью согласился. Оставшийся за прилавком мальчишка, сын Никитоса, смотрел вслед удаляющейся процессии, разинув рот. Часто подменяя отца, он прекрасно знал цену деньгам, знал, что семья хоть и живет относительно неплохо, но никогда не сможет выбиться в зажиточные, как бы мать не ужималась с тратами. И вдругтакое счастье привалило.

Никитос спешил впереди, часто оглядываясь, словно торопя неспешно идущих следом Боброва и Серегу. Он вышел на центральную улицу, прошел по ней налево один квартал, потом повернул направо.

— Смотри, шеф, — вполголоса сказал Серега. — Опять в сторону порта, только с другой стороны от Агафона. Вот смеху-то будет, когда он узнает, а ведь он узнает непременно.

— Ну и хрен с ним, — мрачно ответил Бобров. — Мне сейчас до Агафона нет никакого дела. Меня больше лавка интересует.

— Дык, и меня интересует. А Агафона я так упомянул. По ассоциации.

Они так увлеклись разговором, что почти натолкнулись на стоящего Никитоса.

— Все, — сказал он. — Пришли.

Бобров оглядел капитальную стену, до края которой можно было дотянуться только подпрыгнув.

— Ну, — спросил он. — И где же здесь лавка?

— А вот здесь, — ответил Никитос и постучал в небольшую калитку в стене.

В калитке традиционно открылось окошко, Никитоса обозрели и, видно, признали, потому что калитка, скрипнув, открылась. Никитос пропустил вперед Боброва с Серегой и вошел следом. А навстречу уже спешил очень худой грек. Бобров подумал, что таких тощих лавочников быть просто не должно, они не выдержат конкурентной борьбы и разорятся, потому что ни один покупатель не станет у них ничего брать. И оказался прав, это был не купец, а его доверенное лицо. Сам купец, насколько они поняли из рассказа, давно пребывал в Гераклее, которая в Малой Азии, и теперь просто распродавал имущество, потому что держать лавку в Херсонесе оказалось для него разорительно.

— Странно, — сказал Бобров Сереге. — В Херсонесе и разорительно. Может мы их неправильно понимаем? Что же он продавал такое в своей лавке?

Серега выразительно пожал плечами.

А тем временем доверенное лицо попросил потенциальных покупателей пройти в дом и осмотреть его на предмет составления впечатления.

— Ну мы вообще-то не совсем покупатели, — мягко сказал Бобров.

— А кто же вы? — непонимающе вытаращился лицо.

— Ну мы, как это будет по-гречески, во — арендаторы. А вот товарищ Никитос у нас самый что ни на есть покупатель, — и Бобров показал на обалдевшего торговца.

Никитос, похоже, не ожидал такого, потому что глаза имел вытаращенные, а челюсть отвисшей.

Серега легонько ткнул его в бок и сказал шепотом:

— Соберись, Никитос. Так надо. Я тебе потом все объясню.

Торговец встряхнулся и принял уверенный вид, но все равно ничего не понимал. Однако сказал:

— Да, уважаемый Герасимос, я действительно покупаю ваш дом вместе с лавкой.

Худой грек, которого назвали Герасимосом, посмотрел на него с сомнением, но перечить не стал. Если человек хочет у вас что-то купить, зачем вам интересоваться называется он покупателем или вовсе нет. Главное, чтобы у него были деньги. Герасимос, видимо, подходил именно с этих позиций. Он молча, жестом пригласил следовать за собой.

Сразу за калиткой был недлинный коридор шириной примерно метра полтора. С обеих сторон коридора были легкие двери, открывающиеся одна непосредственно в лавку, а другая, направо в помещение, которое Герасимос назвал адроном. Боброва заинтересовала именно лавка и он попросил показать ее. Герасимос охотно провел гостей в дверь. Лавка представляла из себя совершенно пустую комнату прямоугольную в плане, без потолка, сверху была только слегка скошенная крыша, и с глинобитным полом. В правой от входа стене находилась еще одна дверь. Площадь комнаты составляла метров двадцать.

— Да, — сказал Серега. — Здесь не разбежишься.

— Для начала вполне, — не согласился Бобров. — Тем более, что у нас и товаров-то пока не густо.

Из лавки они вышли обратно в коридор и по нему дошли до выхода во дворик, который их экскурсовод назвал перистилем. В центре этого самого перистиля находился махонький бассейн немногим больше чем полметра на полметра. Бобров огляделся. Дворик окружали стены с прорезанными в них неширокими окнами. Противоположная от входа во дворик стена была двух-этажной. Герасимос не стал их водить по всем помещениям. Он просто показал со двора, мол, вон там гинекей, там таблинум, там триклиний, а там вовсе кладовые и кухня. Бобров кивал на каждое его предложение.

— Ты чего? — спросил его Серега. — Неужели все понимаешь?

— Я, блин, всю ночь нужную книжку читал, — отозвался Бобров. — Поэтому в названиях кое-что соображаю.

Дом конечно был совсем не новый. И штукатурка кое-где облупилась, демонстрируя камень с глиняными швами, и черепица местами была побита, а следовательно крыша втом месте явно подтекала. Вобщем Бобров приготовился строение хаять, надеясь сбить цену. Однако, Герасимос его удивил, назвав для начала триста драхм. Вот тут, приготовившийся плясать от двухсот, Бобров слегка обалдел. Но вдело вступил уже считавший лавку своей Никитос.

— Позволь, уважаемый, но ведь ранее речь шла о двухстах драхмах.

Между ним и Герасимосом завязался оживленный спор, в котором ни Бобров ни Серега не могли принять участие в силу плохого владения языком, но отдельные моменты они все-таки улавливали. Так Герасимос упирал на какие-то неведомые обстоятельства, в силу которых он вынужден продавать дом дороже, а Никитос указывал на то, что еще вчера дом стоил совсем другую сумму. Причем Никитос горячился и взывал к богам, а Герасимос наоборот гнул свою линию спокойно, упорно и Бобров понял, что рано или поздно он победит. И он решительно вмешался.

— Послушайте, мужики!

Бобров не знал как по-гречески будет «мужики» и сказал это по-русски. Но его поняли и оба спорщика повернулись в его сторону.

— Пусть будет триста, — сказал Бобров. — Но через два дня. Годится?

Это уже был вопрос Герасимосу. Тот, слегка обалдев от Бобровского греческого, согласно кивнул. Сбитый на взлете Никитос еще по инерции что-то пытался доказать, но его уже никто не слушал. А Бобров продолжал распоряжаться:

— Так. Ты, Никитос, проверь здесь все помещения, чтобы потом претензий не было. Особенно целостность запоров, ставен, где они есть, дверей и ворот. И чтобы через два дня здесь никого не было, — это уже к Герасимосу.

Оба грека только успевали кивать.

А Бобров подхватил свои узлы, Серегу, и потянул его в сторону постоялого двора.

— Так, Лысый, у тебя хоть какие-то деньги остались, или ты умудрился просадить все?

— Ну, шеф, за кого ты меня держишь? — обиделся Серега.

— Тогда давай прикинем наши возможности, потому что завтра утром у нас встреча с Вованом и Юркой. А нам до послезавтра надо наскрести триста драхм.

— Да как не фиг делать, — нагло заявил Серега.

Они зашли в свою комнату, приперли дверь, так сказать, во избежание, и выложили на низкий столик всю наличность. Всей наличности вместе с заработанным сегодня оказалось сто тридцать шесть драхм и три обола.

— Не густо, — сказал Бобров. — Не хватает всего сто шестьдесят четыре драхмы. Теперь давай глянем товар.

Серега распотрошил тюки.

— Так. У нас осталось шесть кусков тканей по десять метров, у нас осталось двенадцать ножей и небольшая куча хлама, которую я брал в расчете на папуасов. Там несколько стеклянных бус, десяток зеркалец разного вида и четыре набора пряностей.

— А что за пряности? — заинтересовался Серега.

— Да я в них не разбираюсь, — отмахнулся Бобров. — Только и могу, что красный перец от черного отличить. По цвету, как ты понимаешь. Атак, ящичек такой деревянный и в нем восемь отделений, заполненных разной фигней. С надписями конечно. То есть, что там, понять можно. И таких ящичков целых четыре. Чего я их купил — уже не помню.

— Не забудь еще один кусок ткани и два ножа у Никитоса, — сказал Серега.

— Это пусть пока у него и побудут, — ответил Бобров. — Ладно, зови Агафона. Попробуем ему все это всучить.

Серега кивнул и вышел, а Бобров стал быстро собирать все, сворачивать и складывать в аккуратные стопки и кучки.

Серега с Агафоном явились вскорости. Было ощущение, что Агафон дожидался, пока его позовут буквально за углом. Он вошел следом за Серегой не сказать чтобы робко, но и не нагло, а как человек, знающий себе цену. Бобров не стал произносить речей, он просто развернул перед Агафоном кусок ткани и сказал:

— Двадцать драхм.

Агафон в лице совершенно не переменился, но Бобров на лицо и не смот-рел, он смотрел на руки. Вобщем через пятнадцать минут Агафон умчался за деньгами (Бобров проверил по часам), а Серега стал сворачивать ткани.

— Сто тридцать пять, — сказал он. — Не хватает всего каких-то двадцати девяти. Доставай зеркала и бусы, будем из Агафона папуаса делать.

Бобров ухмыльнулся, представив толстого трактирщика в юбке из тростника и с кольцом в носу.

Когда Агафон вернулся с деньгами, первое, что он увидел, был Серега, который, стоя у окна, норовил разместить солнечного зайчика на носу у Боброва. Тот конечно отмахивался со словами: «Оставь свое баловство». Поверх хитонов у обоих висели длинные стеклянные бусы. У Сереги бусы висели в два ряда.

Агафон передал мешочек с драхмами Боброву и тот небрежно сунул его себе за спину.

— А что это? — спросил Агафон, имея в виду Серегину забаву.

— Да зеркало, — небрежно ответил Бобров, поправляя свои бусы и тем самым акцентируя на них внимание Агафона.

Однако Агафон на бусы не повелся. Вернее, он их оставил на потом. Просто типичный папуас. Он подошел к Сереге и тот показал ему на ладони маленькое зеркальце, которое женщины обычно носят в своих сумочках. Блестящий стеклянный прямоугольник подействовал на прожженного трактирщика как золотое ситечко на Эллочку. Но Агафон «Двенадцать стульев» явно не читал, поэтому свою реакцию на блестящую безделушку не соизмерял. Он как-то робко протянул руку и Серега, улыбаясь краем губ, вложил в нее зеркальце. Когда Агафон увидел в нем часть своей физиономии (чтобы влезла вся, ему необходимо было трюмо), восторгу его не было предела.

— Сколько? — спросил он и голос предательски дрогнул.

Но Бобров не собирался пользоваться слабостью клиента. Он собирался пользоваться его расположением. Поэтому он вывалил перед Агафоном все наличные зеркала и заявил:

— Тридцать пять за все.

Агафон отреагировал практически мгновенно.

— Беру! — чуть ли не закричал он, видимо, боясь, что Бобров вдруг передумает, с большим сожалением отдал зеркальце Сереге и рысью убежал за деньгами.

Серега подождал, пока его шаги стихнут в конце коридора и сказал:

— Ну вот, можно сказать, дом у нас в кармане, — подумал и добавил. — И лавка тоже. Жаль, что мы не хозяева.

— Жаль, — согласился Бобров. — Ну, надеюсь, Никитос нас кидать не наме-рен. Но договор аренды или как там у них называется составить все-таки надо. И еще. Очень хорошо, что Агафон не поинтересовался происхождением тканей. Забыл от жадности наверно. Запомни, если пристанет, то наш корабль затонул недалеко от берега, и мы имеем возможность оттуда потихоньку товар доставать. Где затонул корабль мы, естественно, не скажем. Ну если только под пыткой. А вот то, что ткани сухие — наш прокол. Надеюсь, он не обратит на это внимания.

— Я понял, — сказал Серега. — Шеф, а ведь у нас еще куча ножей осталась, и бусы, и эти, как их — пряности. Да мы же богатые люди.

— Богатые мы по меркам местного охлоса, — сказал Бобров. — А вот по меркам местного же олигархата, мы нищеброды и голь перекатная.

— Я не совсем усек, охлос это, простите, кто?

— Ну, бедняки, если по-нашему. Надеюсь, ты не будешь интересоваться, что такое олигархат?

Серега помотал головой и сказал просительно:

— Шеф, мы сегодня только завтракали, а уже скоро солнце сядет…

— Действительно, — спохватился Бобров. — А я думаю, что так есть охота. А оно вона что. Пойдем, конечно.

Утром Бобров подскочил по мелодичному сигналу будильника, вмонтированного в часы.

— Серега! — крикнул он. — Вставай! У нас сегодня много дел!

Серега оторвал взлохмаченную голову от валика, который здесь был вместо подушки.

— Ни сна, ни отдыха, — проворчал он.

— Вставай, вставай! — поторопил его Бобров. — Ловушку пойдем проверять. Ты еще не забыл, что у нас сегодня рандеву?

Серега вскочил как уколотый в задницу. Хорошо, что одевать кроме хитона было нечего. Они по очереди умылись, поливая друг другу из кувшина.

— Блин, опять грести, — с тоской сказал Серега.

— Лодку приличную надо, — вздохнул Бобров. — На нашу пирогу парус не поставить. Ты пока запиши наши пожелания. Только не проси слишком много, денег не хватит.

Серега схватился за карандаш.

Сборы заняли от силы пятнадцать минут. Прихватив с собой свернутую сетку для рыбы и завернутое в полиэтилен послание к «потомкам», Бобров с Серегой выскочили на улицу и, шлепая сандалиями, поспешили в порт. Там они получили у смотрителя свои весла, причем, наученный опытом прошлых рейсов, Серега прихватил еще и рулевое весло, которое торжественно вручил Боброву. Вытащенный на берег челн никуда не делся, и буквально через минуту плавсредство уже двигалось в нужном направлении.

Несмотря на раннее время порт уже проснулся. Или может он и вовсе не засыпал. Стучали сходни, по которым сбегали шустрые грузчики кто с амфорами, кто с тюками. Запакованные по самые пятки купцы внимательно наблюдали за процессом или, сойдясь в группы, о чем-то вальяжно переговаривались. Один из кораблей, вразнобой шлепая веслами, шел на выход из бухты. Бобров, пошевелив рулевым веслом, пристроился ему в кильватер. Однако, долго пользоваться халявой ему не пришлось, за мысом корабль отвалил вправо и поднял прямой парус.

— На Керкинитиду пошел, — со знанием дела сказал Серега, подумал и добавил. — Или на Калос-Лимен.

— Греби, знаток, — одернул его Бобров.

Серега вздохнул и снова взялся за весла.

Приближаясь к Стрелецкой бухте, Бобров обратил внимание на стену, которая возвышалась на мысу, немного отступя от обрывистого берега. За стеной виднелись красные крыши.

— Надо наводить справки, — подумал он. — Для нас бы было идеальным прикрытием, если бы мы стали владельцем этой хоры.

Серега, заметив взгляд Боброва, тоже повернулся.

— Ты тоже обратил внимание? — полувопросительно-полуутвердительно сказал он. — Шесть тысяч.

— Что шесть тысяч? — не понял Бобров.

— Вилла стоит шесть тысяч драхм. И владелец готов ее продать. Но торговаться не будет.

— А ты-то откуда знаешь? — поразился Бобров.

— Э-э, — самодовольно сказал Серега. — Я этим делом сразу же поинтересовался. Видишь, как полезно держать руку на пульсе.

— М-да, — сказал Бобров задумчиво. — Шесть тысяч это деньги. И где их взять, я пока не представляю.

— Где взять, где взять, — пробубнил Серега, работая веслами. — МММ организовать. Ну или продать что-нибудь ненужное.

— МММ предполагает последующее бегство, — задумчиво сказал Бобров. — А вот продать что-нибудь ненужное… Ладно, подумаем. Передай-ка сюда список, — и Бобров внес в него еще одну позицию.

— Чего ты там дописал? — поинтересовался Серега.

— Свечи, — ответил Бобров. — Ты греби, не отвлекайся.

Серега навалился на весла, и пирога вошла в бухту. Бобров повернул к левому берегу.

— Здесь вроде, — сказал он.

Когда друзья подтянули лодку к окончанию ловушки, называемому некрасиво мотней, они были не то, что поражены, они были просто шокированы.

— Ну и как мы ее в лодку втаскивать будем? — поинтересовался Серега, ожесточенно скребя затылок.

— Как, как? — ответил Бобров. — Подтаскиваем поближе и будем выбирать прямо руками. Потом остатки затащим.

Часть рыбы все-таки пришлось выпустить — в лодку она не влезала.

— Прямо Дискавери какой-то, — бормотал Серега. — Поймали, посмотрели и выпустили.

— Да, — сказал Бобров, весь перемазанный в слизи и чешуе. — Обидно, понимаешь.

Сетчатый мешок, прихваченный специально для рыбы был наполнен под завязку. Серега затянул горловину и привязал веревку. Потом потихоньку подгреб к месту расположения портала. Мешок с рыбой бодро пошел ко дну. следом, прихватив пакет с письмом, бултыхнулся Серега.

Бобров осторожно пересел за весла и стал ждать.