Система вентиляции бывшего парижского метро, ныне превращенного в жилой район, как всегда барахлила, и подземные улицы густо заполняла какая-то вонь. Работа голографических проекторов также оставляла желать много лучшего. Парк, мимо которого Гомес шел к расположенному на третьем подземном уровне дому Лаймхауза, то и дело отключался. Царственные деревья – то ли сосны, то ли еще что-то там, Гомес в этом плохо разбирался – через нерегулярные промежутки времени бесследно исчезали. Вместо них появлялись голые металлические стены, испещренные яркими пятнами ржавчины и оспинами шелушащейся краски, а заодно – грязные пузырящиеся лужи.
Когда в симулированном парке отключилась трава, тело дохлой собаки, лежавшее рядом с пластиковой чашей фонтана, осталось. Закоченелое, оно раскинулось на ребристых металлических плитах, покрывающих здесь землю.
– Собачка-то настоящая, – глубокомысленно умозаключил Гомес. – Да и то. Даже здесь, внизу, вряд ли кто-нибудь сочтет собачий труп достойным декоративным элементом.
Изящная готическая церковь, стоящая справа, начала дрожать и переливаться. В отличие от травы, она не исчезла мгновенно, а словно медленно, постепенно таяла. Почти совсем исчезнув, когда сквозь нее были уже отчетливо видны пятнистые металлические стены, церковь неожиданно появилась снова.
– Аллилуйя, – благочестиво прокомментировал это событие Гомес.
– Мсье, вы могли бы мне помочь.
К нему приближался одноногий человек с грубо изготовленным деревянным костылем. Покачнувшись, калека прошел прямо сквозь стену вновь возникшей церкви.
– Каким образом? – настороженно спросил сыщик.
– Все, что мне нужно, – это авиабилет в Австралию. Работу я там подыскал, но вот с деньгами у меня сейчас малость напряженно.
– И очень напряженно?
– Не хватает всего семи сотен долларов, мсье.
Слегка улыбнувшись, Гомес протянул десятку.
– Ну что ж, пусть это будет моим взносом.
– Десятка? Да каким хреном я доберусь до Австралии за вшивую десятку?
– Как бы там ни было, начало у тебя положено.
Сочувственно пожав плечами, Гомес двинулся дальше.
– Господи, да ты хоть знаешь, что я – ветеран, – крикнул ему в спину попрошайка. – Я лишился своей долбаной ноги в Бразилии.
Гомес шел не оборачиваясь.
– Хочешь поразвлечься, кудрявый?
В подъезде дома сидела скрестив ноги худенькая девочка лет четырнадцати.
Гомес остановился.
– Чем бы ты ни занималась, главное – не рассказывай мне печальную историю своей жизни.
– А кто говорит о печальном? Три сотни долларов.
Девочка улыбнулась Гомесу. У нее сохранились еще почти все зубы.
– За что, chiquita?
– За ночь развлечений. Со мной.
– Сколько тебе лет?
– А сколько бы ты хотел?
Секунд десять Гомес глядел на темный, теряющийся в тени металлический потолок туннеля.
– Вдовы, сироты и заблудшие, – пробормотал он. – Я так и натыкаюсь на них, особенно под Рождество.
– Если быстро согласишься, кудрявый, я снижу цену до двух сотен. За те же деньги – хороший завтрак утром.
– Вот. – Гомес наклонился к девочке. – Вот пятьдесят долларов. Возьми их, иди домой и устрой себе вечер отдыха.
– Ты намерился меня перевоспитать?
– Что, гиблое дело?
Гомес вложил пятидесятидолларовую бумажку в тоненькую руку с выпирающими костями.
– Ну что ж, adios[27].
Ссутулившись, он пошел дальше.
– Жаль, кудрявый, – сказала девочка вслед ему. – Ты вроде как симпатичный.
– Вот тут она абсолютно права, – сказал себе Гомес, ускоряя шаг.
Лаймхауз ковырялся в маленьком садике, разбитом перед его домом. Он стоял на карачках между грядок с тюльпанами. Возраст этого длинного, тощего человека с трудом поддавался определению, может – тридцать, а может – и все пятьдесят. Левая его рука отливала сильно потускневшим серебром.
– Тебя-то, парень, мне и не хватало, – заявил он, увидев Гомеса, переступившего через низенький белый забор.
– Como esta?[28]
– Не жалуюсь, милок, не жалуюсь. Ты только погляди на эти долбаные тюльпаны!
– Momentito[29], – прервал его Гомес. – Мне отлично известно, что ты, Лаймхауз, был когда-то лондонцем и хранишь верность порядкам и обычаям Веселой Старой Англии дней давно минувших, но, por favor, избавь меня от этого своего жуткого акцента, не корчь из себя актеришку, играющего британца в хреновом театре.
– Что, начальник, малость перебираю?
– Si, малость.
– А вот туристам – нравится. Особенно тем, которые попадают сюда из Великобритании. Понимаешь, для них чем гуще, тем и лучше.
– Результаты есть?
Скрипнув то ли собственными суставами, то ли металлической рукой, Лаймхауз поднялся во весь рост среди своих тюльпанных грядок.
– Будь добр, брось пристальный, оценивающий взгляд настоящего знатока на эти вот тюльпаны. А затем скажи мне, – если ты сможешь сказать, – какие из них настоящие, а какие – просто проекция.
Гомес быстро оглядел шеренги ярких цветов.
– Красные – липа.
От огорчения Лаймхауз даже несколько поник.
– А каким хреном ты догадался?
– Твой проектор едва тянет. Цветы на дальнем конце грядок все время блекнут, чуть не становятся прозрачными.
Присев на корточки, подземный цветовод-любитель вгляделся в красные тюльпаны.
– Да, ни шиша не попишешь, ты абсолютно прав. Вот уж точно, глаза у меня совсем не такие острые, как полагалось бы мне по профессии.
– Не зайти ли нам в твою гостиную?[30]
– Само собой.
Киборг провел Гомеса в уютную гостиную, где в сложенном из грубого камня (искусственного) камине неярко горели дрова (тоже, конечно, проекция).
– Садись. Чай?
– Пока не надо.
Устроившись в глубоком кресле, Лаймхауз задумчиво потер металлическую руку пальцами живой.
– С того самого момента, как ты позвонил мне сегодня утром, я осторожно расспрашивал разных людей.
– И что выяснилось?
Засунув пару пальцев в карман своей куртки, киборг извлек оттуда маленькую видеокассету.
– Я сумел получить вот это, – сказал он, закладывая кассету в щель, раскрывшуюся в металлической руке. – Имей в виду, это – не полный материал, а только фрагмент, минуты на две. Однако интересен этот фрагмент тем, что он не вошел в официальную видеозапись вскрытия нашего покойного друга Джо Бушона.
– Крути.
Гомес подтащил свой стул поближе к хозяину дома.
Лаймхауз раскрыл металлическую ладонь; на ней оказался маленький телевизионный экран. Он крутанул большой палец, и на экране появилось изображение.
– Ох.
Гомеса передернуло.
На белом операционном столе лежали четыре части тела Бушона. Рядом со столом одетый в перемазанный кровью халат врач-андроид разговаривал с белым эмалированным роботом, держащим в руках поднос с какими-то пузырьками.
Лаймхауз повернул металлический указательный палец, и из расположенного под экраном крохотного динамика послышались голоса.
" – ...Нет алкоголя?
– Никаких следов, – ответил белый робот.
– А что же вы нашли?
– Он получил дозу вертиллиума, перорально. Приблизительно за полчаса до смерти.
– Хм-м.
Андроид задумался.
– А как насчет..."
На этом месте фильм кончился.
– Вертиллиум, – начал объяснять Лаймхауз, – это весьма сильный...
– Дезориентирующий наркотик. Si. Знакома мне эта отрава. Гомес отодвинул стул на пару футов.
– А ты знаешь, кто вырезал этот кусок из официальной версии вскрытия?
Информатор ткнул серебряным пальцем куда-то в потолок.
– Некто очень важный. Но кто – не знаю.
– Так узнай.
– Может дорого обойтись.
– У меня приличный бюджет на расходы по следствию.
– К тому же, Гомес, это может быть опасно. И для меня и для тебя.
– Как бы там ни было, я буду крайне благодарен, если ты сделаешь попытку – в своей всем известной осторожной и конфиденциальной манере. У тебя есть для меня еще что-нибудь?
Лаймхауз скромно кашлянул в свою живую ладонь.
– За то, что я предоставил тебе до настоящего момента, я хотел бы получить тысячу долларов.
– Нормальная цена.
– Есть еще кое-что.
Киборг заговорил тише.
– Но тут я не являюсь единственным владельцем. Если ты хочешь получить всю информацию, это обойдется тебе еще в полторы тысячи.
– Кто твой напарник?
– Только тыне кипятись, когда услышишь.
– Приложу все возможные старания.
– Это – Эдди Ангиль.
– Вот же мать твою.
– Прослышав, поисками чего я занимаюсь, Эдди сам пришел ко мне.
– Этот cabron. Если бы выдавали приз за свинство, Ангиль был бы первым кандидатом на постоянное им владение. Если бы провели опрос, кого на земле включить в десятку самых ненадежных и не заслуживающих доверия ублюдков, он бы занял все места с первого по пятое. А может – и шестое в придачу.
– Да я и сам не слишком люблю этого типа, – признал Лаймхауз. – Но у него есть это и – как знаешь. Цена полторы тысячи.
– Могу я сперва ознакомиться с образцом товара?
– Да, у меня есть кусочек аудиовизуального материала. Обрывок разговора о неком артефакте, – объяснил Лаймхауз. – Однако, Гомес, чтобы по-настоящему узнать, что все это значит, тебе придется сходить к Эдди.
– А в какой крысиной норе живет он теперь?
– Отель «Алжир».
Гомес понимающе кивнул.
– Да уж, первоклассная помойка. А этот образец – за него я должен платить?
Лаймхауз почти застенчиво потер свою ногу металлической рукой.
– Ты же понимаешь, если бы дело касалось меня, я бы показал тебе бесплатно. Но вот Эдди – он не признает бесплатных образцов.
– И сколько на ценнике?
– Две с половиной сотни.
– А когда я встречусь с ним – еще полторы тысячи?
– Боюсь, так оно и обстоит, Гомес.
– Обычно ты не занимаешься надувательством.
– Это не надувательство. Во всяком случае, как мне кажется.
Гомес встал со стула. На одной из стен гостиной висели портреты бывших королей и королев Англии, а также людей, рассчитывающих на этот высокий титул в будущем.
– Что-то королева Виктория выглядит здесь сексуальнее, чем в моем школьном учебнике.
– Думаю, художник позволил себе некоторые вольности. А как тебе нравится последний портрет, который я добавил?
– Это который?
– В конце нижнего ряда.
– Король Артур Второй? Это еще что за хрен?
– Возможно, однажды он станет королем Англии.
Лаймхауз встал, его узкое лицо зажглось воодушевлением.
– По праву он должен бы занимать английский трон уже сейчас.
– Английского трона нет, – напомнил Гомес. – Англия – демократическая страна, и уже шестьдесят лет, со времен той революции.
– Это было самое хреновое, что случилось с Великобританией за всю ее долгую историю. – Лаймхауз снова сел. – Изгнать монарха и выбрать президента. Да я ногой не ступлю на эту землю, пока...
– О'кей. В этом деле я соглашусь с тобой и с Эдди, – прервал его Гомес. – Вот две с половиной сотни. И что же я за них получу?
Лаймхауз показал.
Джейк сперва услышал драку, а лишь потом ее увидел.
В узком переулке, тянувшемся вдоль «Хот-Клаба», что-то происходило.
Кто-то завопил от боли. Затем раздался глухой звук тела, упавшего на землю. Пластиковая банка ударилась о мостовую, послышался звон рассыпанных монет.
– Не надо, пожалуйста.
Джейк бросился к месту драки.
У поворота в переулок в него чуть не врезался летящий по воздуху костыль. Едва увернувшись от несколько необычного метательного снаряда, Джейк повернул за угол.
На грязной, изрытой ухабами мостовой ободранный человек в военной куртке времен бразильских событий и штатских брюках с криками метался из стороны в сторону, в то время как двое здоровенных юнцов, одетых в плотно облегающие черные трико, лупцевали его ногами в корпус и в пах.
– Мы что сказали тебе, засранец?
– Сказали не... ой!
– Что, что? Говори же, ублюдок. Что мы тебе сказали?
– Сказали не... побираться здесь... ой, ой...
– Вот именно.
– Ребята, мне кажется, он вас уже понял. Можете кончать.
Голос Джейка звучал совершенно спокойно.
Самый крупный из юнцов перестал пинать скрючившегося попрошайку и сделал шаг в сторону Джейка.
– А не твое это дело, говнюк.
– Сматывай, – поддержал его второй. – А то тебе самому понадобятся костыль и банка.
– Кончайте, – негромко посоветовал Джейк.
– А долбал я тебя в рот и в ухо.
Первый юнец снова пнул попрошайку в ребра.
Джейк двигался очень быстро. Схватив громилу за левую руку, он заломил ее за спину. Затем, развернув вскрикнувшего от, боли противника, он сильно его толкнул. Тот перелетел узкий переулок и врезался лицом в закопченную каменную стену дома напротив.
Джейк кивнул второму бандиту.
– Пожалуй, тебе самое время уйти куда-нибудь.
– А вот же хрен тебе, ублюдок.
Бандит бросился на Джейка.
Сделав шаг в сторону, Джейк выкинул вперед ногу.
Тяжелый ботинок попал парню в коленную чашечку. Бандит коротко взвыл, выругался, покачнулся и упал на пытающегося подняться дружка.
Краем глаза наблюдая за ними, Джейк наклонился к нищему.
– Ты можешь встать?
Бразильский ветеран одарил Джейка ехидной тонкогубой улыбочкой.
– Само собой, Кардиган.
Он вскочил на ноги.
Двое бандитов уже добежали до выхода из переулка.
Сунув в руку Джейка какую-то бумажку, нищий ловко обогнул его и бросился прочь.
В записке – а это была записка – говорилось: «А ведь попрошайка мог быть и камикадзе. Езжай-ка ты домой, в БЛА».