Квартирник

Глава 23 Жажда

— Здравствуйте! Районная больница? Областная молодежка беспокоит. Специальный корреспондент Митрофанов. Мне в облздраве сказали, что подробности можно у вас уточнить. Мы готовим серию статей о связи между пьянством и травматизмом. Вот у вас за прошлую неделю по цифрам облздрава поступило четверо с обморожениями разной степени тяжести. Подскажите, сколько из пострадавших было в состоянии опьянения? Все? Понятно. А характер травм и последствия можете подсказать? Даже ампутация. Понятно. А подскажите пожалуйста…

Прессу пока в нашей стране любили и с журналистами общались охотно. Поэтому через час я выяснил, что в медицинские учреждения трех районов области за интересующий меня период с обморожением ступни правой ноги поступил только один гражданин — житель села Отрадное Сизинского района. Как пояснил пострадавший при поступлении в больницу, во время зимней рыбалки на реке под ногами стал трещать лед. Рыбак подхватил имущество и побежал в сторону берега. Лет продолжал трещать, человек не заметил, как с правой ноги слетел и остался где-то в толще снега и валенок, а через несколько метров и портянка. Пять километров пострадавший бежал до своего дома, сутки лечился сам, но боль в ноге усиливалась, поэтому человек приехал в больницу. Гражданину был поставлен диагноз — вторая степень обморожения, а сегодня он выписывается. Из всех пострадавших за эти дни, поступивших с аналогичными диагнозами, лишь у этого человека травма не была связана с пьянством и алкоголизмом.

В паспортном столе Сизинского РОВД на мой запрос бросили лишь короткий взгляд и без волокиты сняли копии с карточки формы один на всех ранее судимых жителей села Отрадное. Я поблагодарил, спокойно сложил в папку пятнадцать копий бланков, отъехал сто метров от здания милиции, после чего не выдержал, и притерев машину у обочины, быстро достал из кипы нужную копию. Сомнений не было — с небольшой фотографии мне в глаза испуганно смотрел любитель оральных ласк — его своеобразное, узкое и вытянутое лицо трудно было спутать с другим. Гражданин Бобров Василий Семенович, ранее судимый за кражи государственного имущества (две ходки), был женат и работал скотником в совхозе «Путь коммунизма». Я посмотрел на время и понял, что успею заехать и в село Отрадное.

Село раскинулось на берегу реки, было большим и вполне процветающим. Возле ухоженных домов стояла техника, как совхозная, так и личная. Семья гражданина Боброва жила на улице Прибрежной, зады огородов выходили к небольшому сосняку, по которому мелькали цветастые шапочки детей, скользящих на лыжах, наверное, школьники откатывали задание на уроке физкультуры. Я медленно ехал по улице. У калитки дома Бобровых стояло две крепкие тетки в обязательных телогрейках и серых теплых платках, оживленно что-то обсуждая. Я проехал до конца улицы и вернулся на трассу по другой дороге — не хотелось, чтобы мой «пепелац» тут примелькался.

До места мы домчались за полчаса. Федор показывал дорогу и в предвкушении делился с нами, как он потратит тысячную премию, полученную за найденные гроши.

— Федя, уймись! — я не выдержал: — Почему ты думаешь, что деньги у этого кума Кири и почему их во время обыска не нашли?

— А ты в деревенском доме давно был? — лицо Федора стало очень язвительным: — там если спрячешь, то без хозяина хрен что найдешь. Мне парни, что на обыск ездили, рассказали, что там ни хрена не искали, надеялись этого кума, его кстати Кузьма зовут, расколоть, чтобы он им сам сказал, где деньги лежат. А там и подпол, и чердак, и сарайки, и свинарник с коровником, и на участке спрятать можно…

— А как мы войдем?

— Да ты не боись, скажем, что по старому постановлению можно дополнительно обыскивать. Вы будете в доме и где придется смотреть, а я за хозяйкой следить. Быть такого не может, чтобы она не знала, где деньги лежат. Сто процентов, она себя выдаст, если вы близко к деньгам будете, задергается.

Машина приткнулась к дому, вокруг которого теснились сарайки, пристройки, омшаники и прочая деревенская недвижимость. На двери белой краской была намалевана цифра «тридцать пять», а из трубы шел дымок.

— О, приехали, пошли пацаны — горячий, как уголек, Федор выскочил из салона и замолотил в крепкую дверь.

— Открывай хозяйка! Хозяйка!

Мы успели все собраться у входа в дом, когда за дверью раздались шаги и женский голос испуганно спросил:

— Кто это?

— Открывай, милиция! Уголовный розыск! Открывай.

Дверь распахнулась, Федор рванул вперед, но натолкнулся на перегородившую дорогу невысокую женщину с бледным, но решительным лицом.

— Какая милиция? Что случилось?

— А ты что, не знаешь, что случилось? — Федя все-таки оттеснил даму в сени, мы втроем втиснулись за ними и захлопнули за собой дверь.

— А что я должна знать? — женщина так натурально хлопала серыми глазами, что я чуть не зааплодировал.

— Ничего себе! У нее муж третьи сутки в камере чалится, а она не знает ни о чем. Отойди с дороги, мы у тебя обыск будем продолжать делать.

— Какой обыск?! У вас санкция есть?

— Какая тебе санкция? Тебе позавчера постановление о обыске показали, все чин по чину, оно еще действующее. Давай, отойди, не препятствуй законным действиям правоохранительных органов.

— Я граждане милиционеры не видела никакого постановления, и муж мой…

— Отойди с дороги, что встала. Все вы одинаковые, сначала натворите, а потом бегаете и орете, что ничего не знали. Что за дверью?

Мы уже прошли куда то в глубину дома, до горницы еще не дошли, а стояли все пятеро в каком-то пристрое, куда выходило несколько дверей, сколоченных из гавна и палок.

— Ничего! — баба встала в проеме, раскинув руки, высказывая явное намерение нас не пускать.

— Сказал тебе отойди — Федор схватил женщину за руку, но сдернуть с места упертую колхозницу не сумел. Я подскочил к ней и схватив за телогрейку, дернул на себя. Старая ветхая ткань затрещала, баба дернулась и у меня в руках остались клочки серой ткани и куски ваты, а под разорванной фуфайкой открылась старая, застиранная ночнушка. Женщина завизжала, как будто мы увидели не ночнушку, а все ее естество, выдернула у Федьки руку, как будто тот не держал ее двумя руками, и засадила мне правый боковой. Перед глазами вспыхнули дуги электросварки, меня развернуло — последнее, что я видел, это вырванная с мясом входная дверь и огромный мужик в вездесущей телогрейке, несущийся к нам с разъяренным лицом. Потом кто-то выключил лампочку.

— Молодой человек, это ваша собака? Почему она без поводка и намордника?

Я обернулся. За моей спиной стояли два патрульных, одетых в черные полушубки и валенки. Из-за голубых елей, высаженных в центре города, выбежал, с зажатой в зубах палкой, Демон и дружелюбно помахивая хвостом подбежал к нам — обнюхиваться и знакомится.

— Собаку уберите! — пепеэсники попятились от сующего им в руки палку пса.

— Парни, спокойно, я свой — я показал краешек удостоверения из кармана: — Дорожный РОВД, мероприятие по пресечению грабежей и разбоев.

— Так иди на свою сторону улицы и пресекай — из-за спины старшего сержанта высунулся младший сержант, мотнув головой в сторону проезжей части, служившей границей территорий двух районов.

— Я товарищ младший сержант — я голосом подчеркнул, что я не младший, и даже не сержант: — стою там, где мне определили по согласованной с городским управлением дислокацией. Потому как даже вам должно быть понятно, что с той стороны дороги я улицу контролировать не могу. А если вы чем-то недовольны, то прошу вас сообщить мне свою фамилию, я сейчас же сообща руководству, чтобы меня с поста снимали, так как с вами мероприятие не согласовали…

— Не за чем тебе моя фамилия… — молодежь попыталась что-то вякнуть, хотя старший уже тащил его за рукав в сторону Сердца Города.

— Не хотят с тобой дяди играть, да, Демон? — я повернулся к псу, все еще держащему в пасти палку, потянул ее из мгновенно сжатых зубов, и начал возится с обрадованным псом, чуть не упустив момент, когда из подъезда «Центра научно-технического творчества молодежи при Дорожном комитете ВЛКСМ» вышла и неторопливо пошла в сторону театра кукол главный бухгалтер Елена Алексеевна. Кроме меня к сутулившейся фигуре, одетой в светлую шубу, проявили интерес еще три человека: — выглянувший из видеосалона, знакомый мне билетер, явственно ткнул в спину главбуха пальцем, глядя на молодого человека, одетого в коричневую куртку серым цигейковым воротником, внимательно читающего расписание сеансов видеосалона на ближайшие два дня, а молодой человек обменялся взглядами с мужчиной в сером пальто, что пристально рассматривал таблицу чемпионата по хоккею в газете «Советский спорт», закрепленной в специальной стойке для свежей прессы. Мужчины отпустив объект наблюдения шагов на двадцать, дружно двинулись за ней, стараясь не сокращать дистанцию, каждый по своей стороне улицы. А тоже дал им отойти, после чего срезал дорогу через задворки «Универсама» — я знал, куда движется эта троица. Улица Основоположника была полна гуляющим народом, а двор дома, куда нетороплива направлялась главный бухгалтер, был темен и тих. Старый двух подъездный дом, тусклые лампочки у дверей, двадцать четвертая «Волга» тарахтит в холостую на параллельной улице, в десяти метрах от входа в подъезд, где прописана молодая женщина. Гражданка Климова Е.А. свернула во двор минут через тридцать, мы с Демоном успели пометить все углы в старом дворике и уже стали подмерзать. В руках у женщины появилась авоська с бутылкой молока, бутылкой шампанского и пара каких-то пакетов. Понятно, пока мы тут мерзнем, она по магазинам отоваривается. Парочка, серое пальто и коричневая куртка, уже не скрываясь, шли вместе, догоняя подопечную, когда мы с Демоном вышли из тени деревянной беседки, установленной посреди детской площадки.

— Лена, привет — я широко раскинул руки, как будто хотел заключить опешившую женщину в объятия, Демон, виляя хвостом, закрутился вокруг сумки с продуктами, видно в «Универсаме» выбросили какой-то вкусный дефицит: — Ты чего не позвонила, я бы тебя раньше встретил. Пока Елена Алексеевна хлопала глазами и открывала рот, чтобы отшить меня, я подхватил сумку с покупками, и приобняв, потащил ее в подъезд. Когда за нашими спинами хлопнула входная дверь, я пресек попытку говорит, прижимая палец к губам и делая «страшные» глаза. Напуганная моей пантомимой, женщина молча двинулась вверх, я, не затыкаясь ни на минуту, поплелся следом. Когда мы достигли третьего этажа, входная дверь тихонько скрипнула, внизу раздался тихий шорох. На четвертом этаже, открыв дверь своей квартиры, Елена Алексеевна попыталась захлопнуть перед нашим носом дверь, пришлось применить маленькое насилие, ввалившись в темную прихожую всей компанией.

— Вы что делаете?! Я не позволяла вам… — я прижал ладонь к ее губам и припал ухом к входной двери. Старая, рассохшаяся дверь пропускала шорох — я ясно слышал, что кто-то очень тихо поднимается снизу. Продолжая говорить о том, что я приготовил ужин и сейчас буду кормить мою красавицу, я включил свет на кухне, а хозяйку дома потащил к окну, выходящую на соседнюю улицу.

В это время Демон, уже успевший натоптать следы на пушистом ковре и блестящем паркете, закончил осмотр квартиры и вернулся в коридор. Длинный нос овчарки уткнулся в щель между створками двери, пес пару раз глубоко втянул воздух, а потом низко зарычал — ему не нравилось, что кто-то стоит под дверью его жилища.

— Видите вон ту «Волгу», а рядом мужчину с серым воротником?

— Вижу. Это ваши коллеги?

— Нет. Зачем моим коллегам следить за вами? Они вас завтра просто вызовут, и вы им сами все расскажите. Правда?

— Конечно расскажу. Чтобы снова не оказаться в камере, я все расскажу. Вы знаете, что со мной делали в изоляторе?

— Я догадываюсь. И знаю, что сделали в вашим директором.

— Я, когда его увидела…Это было страшно. У него вся рука была синяя и раздутая…

— Кстати, сейчас к этой «Волге» должен подойти мужчина в сером пальто. Он несколько минут стоял под вашей дверью и пытался подслушивать, о чем мы разговариваем. Но Демон его спугнул.

— Зачем вы меня запугиваете? У меня все равно ничего нет!

— Елена Алексеевна, я вас не запугиваю. Эти двое шли за вами от вашей работы. Когда вы вошли во двор, они перестали прятаться и стали вас догонять. Я не хотел доводить дело до свалки, поэтому выбежал вам навстречу, как ваш знакомый…

— Но вы же тоже за мной следили? Мне кажется, что вы меня пытаетесь запугать, как будто смерти Привалова недостаточно…Но я же вам объясняла— у меня ничего нет. Против меня завтра возбудят уголовное дело за халатность, сберкнижки уже арестованы. У меня двести рублей дома и все…

— Елена Алексеевна, престаньте причитать, просто послушайте меня. Это не милиция. Вас просто пытаются похитить и расспросить, куда вы дели деньги. Понимаете? И расспрашивать будут куда серьезнее, чем в камере следственного изолятора. Поэтому вам надо, чтобы милиция нашла деньги и поймала преступника.

— Я же говорю…

— Знаете, я устал и хочу домой. У меня был трудный день. К вам я не испытываю теплых чувств, потому что выпив вашего кофе я чуть не умер. Если вы без моего разрешения еще скажите хоть слово, я просто уйду. Эти ребята еще не уехали. Они просто выломают дверь вашей квартиры и увезут вас отсюда…

— Я все поняла, я буду молчать — женщина плюхнулась на диван и изобразила безмолвие.

— Так вот. Завтра, около одиннадцати часов утра вы звоните сотруднику областного управления, который оставил вам телефон… Вы же его не потеряли?

Главбух молча кивнула.

— Так вот, звоните и говорите, что вспомнили лицо человека, который вас бил, а потом убежал, и готовы его опознать. Вам предложат приехать в управление, но вы должны отказаться. Поясните, что это не ваш каприз, а следствие того, что сегодня вечером вас во дворе дома пытались схватить двое и затащить в машину «ГАЗ— двадцать четыре» и увести. Осторожно выгляните в окошко из=за шторы и запомните этих людей. Номер видите? Я тоже не вижу, снегом залеплен. Так вот, скажете, что вас пытались похитить и попросите, чтобы за вами приехали сотрудники. Оговорите кодовое слово, которое вам скажут, прежде чем вы откроете дверь.

В управлении вам снова дадут просматривать альбомы. Вы должны опознать вот этого человека. Видите, какое у него лицо особенное… — я протянул свернутую, чтобы не были видны паспортные данные, копию карточки с фотографией Боброва.

— Что с вами, вы его узнали?

— Кажется да, это он меня…бил.

— Хорошо. Так вот, вы его опознаете, а если среди фотографий его не будут, скажите, что готовы нарисовать его фоторобот. На лицо еще раз внимательно посмотрите. Вам все понятно?

Женщина подняла руку вверх, как старательная первоклассница.

— Да, можете спрашивать?

— У меня два вопроса. Первый — зачем эти игры и почему, если вы знаете, кто это сделал, почему не задержите его? И второй вопрос… ой, я забыла.

Я отвернул лицо от холодного стекла окошка — «волга», загрузив всю бригаду «топтунов» уехала.

— Я устраиваю эти игры, потому что в очень близком окружении этого человека — я потряс фотографией Боброва— у меня есть знакомая. И если кто-то узнает, что информация пошла от меня, этот человек до утра не доживет.

— Все? Вопросов нет?

— Я вспомнила! Я хотела спросить, если вы все знали, зачем все это? Зачем все эти убийства?

— Вы считаете, что все вертится вокруг вас, что ли? Я не знал ничего. Просто я не идиот, чтобы понять, что похищенные деньги находятся сразу после того, как вы узнали, что к вам придет БХСС, не просто так. Вы присосались к каким-то деньгам и стали их крутить. И я вас предупреждал, что не надо шутить с наличкой, потому что вокруг люди, которые все видят, и все хотят крутить большие дела и иметь огромные суммы. Когда я от вас потребовал вернуть деньги в кассу — что я в ответ получил? Вы с шефом отравили меня и поехали наследующий день. Вы же самые умные, да?

— Мы не травили вас…

— Да мне пофиг, я после вашего кофе обрыгал всю форму, до вечера без сознания лежал в кабинете, и только через сутки смог ходить. А потом, когда вы в изоляторе сидели, нас обязали проинформировать всех помощников об этом происшествии. Вот тогда мне человек сказал, кто участвовал в нападении на вас.

— А почему мне надо звонить после одиннадцати часов. Я же могу и в девять часов позвонить.

— Они утром очень заняты, им будет не до вам. Поэтому я боюсь, что на вас надавят, и вы сами попретесь в Управления, но не доедете. Поэтому делайте четко так, как я вам сейчас сказал.