Квартирник

Глава 20 Не пей из лужицы…

Мне нужны были деньги. Совсем скоро события помчаться вскачь, цены рванут вверх, и откроются новые возможности, горизонты которых никому даже не могут прийти в голову. Комсомольцы — новаторы были одной из немногих возможностей для улучшения моего платежного баланса, но трогать их сейчас, когда у меня ничего не готово, было очень опасно. Отойти в сторону сейчас тоже было нельзя. Этот неизвестный, взявший трубку и принявший информацию от Нины, меня очень …озаботил. Уводить у «кошельков на ножках» деньги сейчас было чревато внезапной встречей с гораздо более многочисленными конкурентами, а вариант — пустить все на самотек — мог вызвать громадный скандал и мое разоблачение. Глуповатая и жадная Нина никогда не поверит, если деньги, которые она уже считала частично своими, присвоит кто-то, а не я, ведь она считает, что сделала все необходимое. Худосочная «блонда» потребует свою долю, а если ее не дать, то я даже не мог предсказать возможные последствия. Она могла и к моим начальникам побежать, жаловаться на меня, что я ворованным с ней не делюсь и ее законную долю зажимаю. А раз безобразие нельзя возглавить, надо его предотвратить.

Личный состав экспедиции я встретил в фойе первого этажа, когда они, веселые, в предвкушении интересного путешествия, спускались по лестнице.

Чтобы совместить приятное с полезным, Привалов кроме двух сумок с деньгами, которые тащили за ним его замы, взял с собой приятную во всех смыслах спутницу — главного бухгалтера Елену Алексеевну, с которой они, весело смеясь, шли под ручку. Оба высокие, красивые, модно и дорого одетые, они шли уверенно глядя в завтрашний день, как и положено молодым строителям …пока не встретили меня.

Здравствуйте … товарищ младший лейтенант — Привалов скривился, глядя на мою одинокую звездочку на новеньком погоне: — Что-то вы к нам зачастили. Что-то еще хотели узнать.

— Да, мне отдел кадров должен был в вашей приемной список сотрудников оставить, сказали, что и в субботу у вас кабинете кто ни будь есть.

— Да, там есть люди, а список в папке «исходящие» на моем столе — комсомольский бог попытался обойти меня, но я откровенно заступил ему дорогу.

— Что-то еще?

— Да. Вы конечно могли заявить, что деньги нашлись, но я вам почему-то не верю. И уверен на сто процентов, что в сумках у вас опять деньги, которые вы, без надлежащей охраны везете, и точно, что не в банк сдавать.

— А может быть в банк? Он через дорогу.

— Вы сами сказали, что сегодня суббота, банк закрыт. А у дверей стоит «девятка» редкого цвета «рубин», оформленная на ваш центр. Значить вы опять куда то повезете деньги, в нарушение всех правил. Где инкассаторы или вневедомственная охрана?

— Ребята, позвольте нам поговорить — Привалов махнул соратникам и греющему уши билетеру видеозала, и подхватив меня под рукав форменного пальто, потащил меня в уголок.

— Слушай, мамлей, что ты хочешь? — от злобно скривившегося лица пахло хорошим парфюмом, минимум «Дзинтарс»: — Ты прямо скажи, что тебе надо и все. Я тебе дам, если ты уйдешь так далеко, чтобы мы больше никогда не встретились.

— Миллион.

— Что?

— Мне надо миллион.

— Ладно, смешно. Давай реально, сколько ты хочешь — двести рублей хватит?

— Вот видишь, я тебе сказал, сколько мне надо, а ты какие-то копейки предлагаешь. Поэтому мне надо, чтобы ты просто соблюдал правила перевозок наличных денежных средств. Или работай как все, через банк, пиши платежные требования. Ну это же тебе не интересно, правда?

— Слушай, микромайор, а ты не много на себя берешь?

— Я? Нет. У меня это во всех должностных инструкциях записано. Поэтому я официально требую от вас, товарищ Привалов, осуществлять перевозку наличности в соответствии с правилами. Несите деньги обратно.

— Ну и что ты сделаешь, если я сейчас выйду и уеду.

— С пробитым колесом ты не уедешь, а новая покрышка даже для тебя — ь дефицит.

— Да знаешь, что я с тобой за «тачку» сделаю?

— Ударишь милиционера в форме? При свидетелях? А уверен, что никто из твоих замов не метит на твое место?

— Хорошо, я тебя понял, никуда деньги я не повезу. Отнесу сейчас из в кассу и сдам под сигнализацию. Все успокоился?

— Нет. И если ты думаешь, что я сейчас уйду, а ты через пять минут подхватишь под ручку свою мадам и деньги и уедешь, то ты ошибаешься. Там на улице за твоей тачкой следит человек. Если ты на мое предупреждение забьешь, то мне сразу позвонят. А я позвоню куда надо.

— Ты совсем с ума сошел? Еще и за центром комсомольского творчества слежку установил? И куда ты интересно звонить собрался?

— В райком комсомола, ты же ему подчиняешься?

— Сегодня суббота, райком закрыт.

— Привалов, ты меня совсем не уважаешь? Я звоню в службу «ноль девять» и прошу телефон дежурного по райкому, а ему оформляю телефонограмму, как положено, с регистрацией в журнале. А завтра весь райком будет знать, сколько ты денег выносишь отсюда в простой сумке и везешь неизвестно куда.

Комсомольский главарь выматерился и пошел вверх по лестнице, буркнув своим приспешникам, что сегодня ничего не будет, и деньги надо вернуть в кассу. Я постоял пару минут, раздумывая, есть ли смысл мне идти в кабинет Привалова за списком сотрудников, или тот с сейчас с удовольствием рвет в клочки предназначенную мне бумагу.

— Павел! — Елена Алексеевна, уже скинувшая шубку и оставшаяся в пушистом свитере, который очень ей шел, улыбаясь ровными зубами. Махала мне с лестницы: — Можно вас задержать на пару минут.

Я подошел к красавице.

— Чем могу вам помочь?

— Поднимайтесь ко мне в кабинет, а я вам вашу бумагу принесу. Привалов вам ее ни за что не отдаст.

— Спасибо, но вдруг у вас будут неприятности.

— Не бойтесь. Пока я ему не дала — женщина смущенно улыбнулась: — он мне ничего не сделает. Поднимайтесь.

Бумагу мне дали, налили кофе, угостили печенюшкой. После ничего не значащей светской беседы, Елена, как она разрешила ее называть, задала вопрос:

— Павел, а правда, что вы организовали слежку за нами. Привалов просто бесится.

Я молча смотрел мне в глаза.

— Да вы не думайте, я ему не скажу. Вы бы знали, как мне нравится, что он вас боится. Его здесь все боятся, а он боится вас. Он меня так достал, таскает во все командировки, все пытается в постель затащить, а у меня муж есть, который от всех этих поездок уже беситься и развестись собирается. Вы мой герой, понимаете.

Я кивнул, делая вид, что поверил:

— Пойдемте, покажу.

Женщина встала у окна, почти прижавшись ко мне.

— Вон видите, в здании Госбанка окошечко — я ткнул пальцем в мутное окно проходной денежного хранилища: — Там на сутках сидит человек, который по моей просьбе наблюдает за вашим входом, и он будет делать это до утра.

— Где? Не вижу — красивая головка приблизилась к моему лицу, нежная кожа коснулась моей щеки, оттопыренная попа мазнула мне по…

— Да вон окошко небольшое — мы стояли, соприкасаясь телами, и мой организм стал реагировать.

— Как все просто! — женщина выскользнула из моих почти объятий, лукаво скользнула взглядом по вздыбившимся форменным брюкам. — Спасибо, что доверились.

— Да не за что — я стал торопливо натягивать серое пальто: — надеюсь, что вам ничего не скажут, что вы меня кофе поили.

— Не волнуйтесь, со мной ничего не случится. Себя берегите — лживые глаза счетного работника ласково уставились в мои, а нежные руки поправили лацканы формы: — идите, еще увидимся.

Итак, сегодня никто никуда не поедет. Сейчас мои супротивники сгрудившись у окон в теплом кабинете, гурьбой обсуждают полученную от главного бухгалтера информацию, вглядываясь в маленькое окошко проходной темно-вишневого здания Госбанка, где якобы, глаз не сводит с них мой суперагент. У меня появилось немного форы, чтобы принять решение и подготовится. Я зашел за угол, завел, не успевший остыть «Запор», и поехал в отдел — повесить в кабинете форму, где она хранилась на всякий случай. Последние двести метров я ехал на автомате — перед глазами все плыло, меня бросало то в жар, то в холод, в затылке пекло. Бросив машину у крыльца, я на полусогнутых, чуть не сбив с ног обалдевшего помощника дежурного, побежал вниз, в подвал, где РОВД стыдливо прятал вонючие уборные. Я не добежал несколько шагов, первый раз меня вырвало у дверей Ленинской комнаты.

Минут через двадцать, полностью опорожнив желудок, выпив несколько литров воды, избавившись и от нее, я кое как оттер форму холодной водой, и, опираясь на стены руками, дошел до своего кабинета, где не раздеваясь, упал на диван. Я не помню, сколько я пролежал так, потом встал и приоткрыл окно, потому что, от страшной головной боли хотелось сунуть голову в сугроб. Несколько раз звонил телефон, кто-то тормошил меня, кто-то сунул в рот какую-то таблетку и стакан воды, от которой я вновь рванул в туалет. Я не помню никаких подробностей. Вечером мне стало чуть-чуть легче, я задремал, когда кто-то стал трясти меня и слабо бить по груди, прикрытой толстой тканью на ватине. От тряски голова взорвалась новой вспышкой боли, я не совладав с собой. Махнул рукой.

Кто-то вскрикнул, в воздухе мелькнули чьи-то ноги, и тело агрессора улетело за боковую спинку дивана, откуда, после грохота, раздалось тоненький скулеж.

— Кто это? — я не мог в темноте разглядеть, кто там скулит.

— Это я, Нина.

— А какого Гондураса ты здесь делаешь?

— Я тебе звонила целый день на все номера, что они завтра деньги повезут, а ты не отвечаешь. А теперь пьяны здесь валяешься. И меня ударил. И-и-и! — Нина, выдав мне необходимую информацию, продолжила ныть.

— Подожди. Не плачь. Извини. Я не пьяный, просто меня ваш главбух отравой какой-то угостила.

— Врешь ты все! Выпил и признаться не хочешь, как и все мужики. И-и-и.

— Я перед тобой оправдываться не собираюсь, мне реально что-то подсунули. Давай дальше. Откуда ты узнала, что они завтра деньги повезут.

— Меня на работу вызвали. Они телетайп запустить не могли, меня позвали. Сообщение было на какой-то химзавод, заместителю генерального директора, что они завтра вечером приедут на заводскую базу отдыха.

— Понятно. Давай, помоги мне подняться и дойти до машины.

— Ты же пьяный, как ты поедешь?

— Вот не поверишь, я последний раз пил неделю назад. Давай руку, помогай.

Добросив Нину до дома, я поехал к себе. Надо было подготовится к завтрашнему мероприятию и хоть немного отлежатся.

Утро было относительно теплым, «Запорожец» завелся сам, без утомительных танцев с паяльной лампой или иными волшебными палочками. Дорога до закрытого города «Томск — семь» была одна, поэтому мимо моей засады приметная «девятка» алого цвета незамеченной проскочить не могла. Около девяти часов утра, когда я в очередной раз протирал лобовое стекло «горбатого» водкой, чтобы хоть какое-то время оно не запотевало, на серой полоске асфальта мелькнуло красное пятно. Я вскочил в свою голубую «молнию» и пристроился сзади, держа приличное расстояние. По причине утра воскресенья зимнего дня, дорога была пустынной, мне приходилось держаться на грани видимости. Я, нежно касаясь педали газа, прошел очередной поворот и увидел на дороге столпотворение.

Красная «девятка» ткнулась мордой в колесо замершего поперек дороги потасканного «ГАЗ-пятьдесят два», с бежевой кабиной. Несколько человек стояло возле машин, о чем-то споря и размахивая руками.

Мне поздно было тормозить, поэтому я медленно проехал мимо места дорожно-транспортного происшествия, надеясь, что через замороженное стекло Привалов, стоящий перед двумя колхозного вида мужиками, в темных, латаных телогрейках, и что-то агрессивно им доказывающего, меня не узнает. Метров через триста на трассе был новый поворот, скрытый густым сосняком, а за поворотом у припаркованного на обочине белого «москвича» стоял человек, напряженно выглядывающий из-за деревьев. Он равнодушно мазнул по мне взглядом и снова высунулся, что-то высматривая там, откуда я только что приехал. Меня насторожила одинаковость мужиков. Этот, третий, был очень похож на тех двух в телогрейках, что разбирались с Приваловым. Я сбросил скорость, уставившись в зеркало заднего вида. Через двести метров я развернулся — за это время мужик в телогрейке, бросил свой пост, прыгнул в «Москвич» и умчался в сторону ДТП. На обочине, где топтался наблюдатель, лежало очень много окурков. Было ощущение, что человек курил здесь несколько часов. Я осторожно выглянул из-за деревьев и присвистнул — по заснеженному проселку, куда то, в сторону бесконечных холмов, двигалась коротенькая колонна. Впереди пробивал дорогу грузовик, за ним следовала новенькая, красная «Девятка», корму которой подпирал «москвичонок». Вот и конкуренты. Представить, что Привалов, имея мешок денег и красавицу — любовницу в салоне, добровольно поедет с незнакомыми мужчинами куда то в поля, я никак не мог. Сунув руку под сидение, я нащупал сверток — самодельный револьвер под «мелкашечный» патрон. Семь маленьких свинцовых пуль робко выглядывали из короткого барабана мягкими серыми головками, а на случай моего косоглазия, мне на заводе, по образцу, выточили еще один барабан. Получив бутылку водки и десять рублей, фрезеровщик, невинно хлопнув глазами, уточнил, правильно ли он понял, что это разбрызгиватель на дачный шланг, для хорошего полива. Я восхитился проницательностью пролетария, подтвердив, что, скорее всего, он прав, заказчик — бабуля, а она фанатичная дачница.

На перекрестке с проселком я затормозил и задумался, как рыцарь на распутье — ехать в бесконечную даль заснеженных полей, на древней машине, с ненадежным и насквозь криминальным оружием — можно потерять и оружие, и «коня», да и жизнь тоже. Трое, как минимум бойцов против меня, и красная «ксива» тут не спасет — прикопают в снегу радом с «комсомольцами» и не факт, что весной найдет какой ни будь тракторист. А даже если найдет, мне от этого легче не будет, а вторую жизнь ценишь гораздо больше, чем первую. Разум дал команду включать заднюю передачу и двигать в город, все равно, всех денег не заработаешь, но примятая колея почему-то двинулась навстречу лобовому стеклу и заслуженный «горбатый», против моей воли, стал усиленно загребать снег задними, косолапыми, колесиками и уверенно двинулся вперед.

Я смирился с самовольным поступком машины и стал плавно крутить «баранку», опасаясь слететь с проторенного грузовиком пути. Доезжая до склона очередного холма, я останавливал машину, бежал вперед и осторожно выглядывал, потом возвращался и ехал до очередной возвышенности, уверенный на сто процентов, что противник не оставлял ни арьергард, ни заслон на своем пути. Так мы ехали пять километров, наконец, на очередной холме я самоуверенно шагнул на вперед, чтобы тут же, в панике, рухнуть в холодный снег — в трехстах метрах от меня, сразу за холмом. Стояло небольшое здание, окруженное какими-то сооружениями и покосившимся забором. Радом с забором гуськом замерли три автомобиля, а на крыльце чернела фигура в фуфайке. Я осторожно приподнял голосу. Машины у дома тарахтели, их никто не глушил. Наверное, тракторный звук движка «москвича» заглушил тарахтение моего агрегата. Кроме мужика на крыльце, в пределах видимости никого живого видно не было. Я сунул в карман меховой куртки револьвер, во второй карман — запасной барабан и пошел вправо, в обход дома. Полз я около получаса. Где-то снег держал меня, а где-то проваливался, заполняя бодрящей ледяной влагой высокие ботинки. Я падал на живот и выползал из снежной ловушки, либо как цапля, до пояса задирал ноги, опасаясь оставить обувь в глубине снежного покрывала. Я смог незамеченным подобраться к глухой стороне домика. Это была старая метеостанция, во всяком случае какие-то пропеллеры и металлические ящики на высоких ножках, во дворе, присутствовали. Из дома раздавались протяжный стоны и веселые мужские голоса, а на крылечке, к часовому в черной фуфайке присоединился его брат близнец, с которым они смолили вонючие сигареты, типа «Памира».